Текст книги "Новая мировая религия. Опыт сравнительного размышления о планетаризме"

Одна из линий нравственного раскола проходит между точками зрения на границы допустимого в науке, которая обрела поистине колоссальные возможности. Насколько этически допустимо выращивать человека в пробирке или клонировать его? Насколько морально менять пол или усовершенствовать человека путем генной мутации или вживления чипов в его тело? Все эти и многие другие темы вновь и вновь подстегивают дискуссию между представителями различных вероучительных систем. Планетаризм, выдвигая собственные представления о том, что такое «хорошо», становится катализатором этих споров.

Руководствуясь утилитарной этикой и представлением о человечестве как популяции, а не общности уникальных индивидуумов, новая зеленая религия расшатывает фундаментальные основы традиционной морали. Например, воспринимая планету как источник истины и истинное первоначальное благо, придает морали узаконенную гибкость, которая может быть использована для достижения желаемых результатов.

* * *

В отличие от Бога, чья воля не поддается механическому изменению извне, любые природные явления описываются в формате физических или химических процессов, которые можно видоизменить или, как минимум, в них вмешаться.

Так как в понимании планетаристов источник и объект морали един, это планета, а моральной оценке поддается только результат действия, а не само действие, то мы можем рассматривать нравственность всего происходящего в зависимости от обстоятельств, намерений или результатов. Расшифровывая глубинные явления природы, мы познаем ее законы, но при этом получаем возможность механически вмешиваться в происходящие при этом процессы, подстраивая их под свои цели, но продолжая давать моральную оценку только результату, не обращая внимания на характеристики самого процесса его достижения. Все это предлагает новое прочтение еще одной древней дилеммы: соотношения интересов индивидуума и общества. А значит, вопросов свободы, выбора и определения.

Например, моральное поведение человека, как не раз высказывался об этом в своих лекциях и интервью Роберт Сапольски, теоретически можно предсказать, основываясь на структуре мозга или генетике. Может быть, мы не сможем предсказать его на 100 %, так как для этого нам потребуется учесть слишком много информации. Но если мы изучили лобную долю мозга и обнаружили ее повреждение, то

…на 90 % от человека можно ожидать чего-то социально неприемлемого, если общаться с ним более 10 минут[228]228
  Роберт Сапольски (р. 1957) – профессор биологии, неврологии и нейрохирургии в Стэнфордском университете (США), автор нескольких бестселлеров, таких как «Биология добра и зла», «Записки примата», «Кто мы такие?». Цитата приводится по его интервью YouTube-каналу Vert Dider (https://youtu.be/-9KHru0w8Ic).


[Закрыть].

Это значит, что, зная девяностопроцентную склонность человека к асоциальному или аморальному поведению, современная наука гипотетически может вмешаться и предотвратить неприятности, тем самым оградив многих людей от возможных страданий.

Да, сегодня мы способны хирургическим или медикаментозным способом корректировать поведение человека. Но имеем ли мы на это право? Даже если этот человек по природе своей потенциально агрессивен и склонен к жестокости? Можем ли мы быть уверены, что человек с определенными мозговыми характеристиками действительно совершит нехороший поступок в реальности и принесет им страдание окружающим? Ведь

…совершенно нельзя определить, будет ли это выражаться в том, что он серийный убийца, или просто громко разговаривает и слишком приближается к собеседнику, или слишком громко чавкает во время еды. Спектр социально неприемлемых поступков широк. Так что при повреждении регуляторных зон мозга нельзя сказать, кто станет преступником-социопатом, а кто будет громко рыгать за ужином, что неприлично…[229]229
  Цит. по интервью Роберта Сапольски YouTube-каналу Vert Dider (https://youtu.be/-9KHru0w8Ic).


[Закрыть]

Возникает вопрос: если человек выделяется своими качествами на фоне популяции, которая считает его реальное или потенциальное поведение неприемлемым, имеет ли право общество вмешиваться в эти внутренние процессы, чтобы поведение человека стало «обыкновенным»? Например, дав соответствующий медицинский препарат или сделав операцию?

С позиции традиционных религий это категорически недопустимо. Человеку дана Богом вся полнота свободного выбора. Да, он может выбрать абсолютно неприемлемое, с точки зрения общества, или греховное, с точки зрения Бога, поведение. Но он понесет за это наказание в этой жизни или в последующем. Общество, через справедливый суд, может наказывать, но вмешиваться в сам процесс выбора, предопределяя его медикаментозным или хирургическим вмешательством, аморально.

Однако с позиции планетаризма ответ на этот вопрос не столь однозначен.

Во‐первых, как мы уже видели, сама концепция воздаяния за преступление в утилитаризме ставится под сомнение, так как это ведет к приумножению страданий. А раз так – ветхозаветный принцип «зуб за зуб», от которого идет концепция равнозначного наказания, не может быть применен. Ведь даже самый аморальный человек заслуживает счастья…[230]230
  Надо сказать, что именно благодаря стараниям утилитаристов была значительно изменена система наказаний в европейских странах, а также отменена смертная казнь. «Может показаться парадоксальным, что насильнику и убийце дается право на жизнь, несмотря на то что жертвы их преступлений так жестоко пострадали. Тем не менее убийство, санкционированное государством (чем, в сущности, и является смертная казнь), никак не отстаивает прав жертвы. Убийство преступника – это еще одно преступление, которое никак не может исправить прошлого, какие бы страдания и боль ни испытала на себе его жертва. Оно не может воскресить жертву, но лишь расширяет круг насилия и жестокости», – сказано в статье на сайте Программного офиса Совета Европы в Москве, объясняющей причины запрета смертной казни в Европе (https://www.coe.int/ru/web/moscow/protiv-smertnoj-kazni).


[Закрыть]

Во‐вторых, с точки зрения идеалов планетаризма во вмешательстве общества в сам процесс морального выбора человека и предопределения (регулирования) его поступков нет ничего предосудительного:

Стоит ли представлять преступникам выбор между тюрьмой и, например, вживлением в мозг импланта, выделяющего препарат, который сделает их безопаснее для окружающих? Пожелают ли правительства обследовать население, чтобы обнаружить тех, кто больше других предрасположен к преступлениям? Что, если такой препарат станут предлагать людям,

находящимся в группе риска, а в случае отказа обяжут носить устройство, позволяющее отслеживать их местонахождение, чтобы они знали – если совершат преступление, то будут пойманы[231]231
  Эссе «Готовы ли мы к „моральной таблетке“?», П. Сингер в соавторстве с Агатой Саган, опубликованное в The New York Times в 2012 году. Здесь и далее цит. по: Сингер П. О вещах действительно важных. Моральные вызовы двадцать первого века. – С. 36–37.


[Закрыть], —

задается вопросом Питер Сингер, наверное, один из самых убежденных апологетов утилитарной этики.

Я напомню, что в этической системе планетаризма не существует неэтичных процессов или поступков, есть только результат, который или увеличивает удовольствие в мире и уменьшает страдания (моральный результат), или наоборот (аморальный результат).

В ситуации с потенциальным преступником, допуская выражение его свободной (но, вероятно, порочной) воли, велика вероятность появления в мире множества страданий, которые принесет людям его возможная будущая преступная деятельность. И если положить на одну чашу весов страдания потенциального преступника, вынужденного проходить медицинские или ограничительные процедуры, а на другую – потенциальные страдания людей, которые будут задеты в случае возможной реализации его преступного потенциала, то перевесит вторая чаша. А значит, вмешательство общества в предотвращение возможных (пусть даже еще и не задуманных) преступлений или неодобряемых поступков возможно? С утилитарной позиции планетаризма – да.

Когда мы говорим о наказании и изоляции человека, который уже стал преступником, то говорим о воздаянии, понятном и одобряемом последователями этических систем множества существующих вероучений. Но если мы говорим о воздействии на человека, который живет обычной жизнью, но, по результатам анализов или обследования, является потенциально аморальным типом или преступником? Только представьте, как при окончании школы или поступлении на работу вы проходите установленный рутинный процесс обследования ваших потенциальных склонностей к аморальным поступкам. Вы – обыкновенный человек, живущий обыкновенной жизнью. И вот по результатам обследования вас задерживают и предлагают или начать пить таблетки, или, в случае отказа, надеть браслет, который будет отслеживать ваше положение и поведение. Причина – выявленная потенциальная склонность к аморальному поведению.

Насколько будет этически оправданно вмешательство в вашу свободу? Сингер утверждает, что в этом нет ничего плохого:

…если химические процессы у нас в мозгу влияют на моральность или аморальность нашего поведения, вопрос в том, как поддерживать их в равновесии – естественным путем или с помощью медицины, – не имеет отношения к свободе наших действий. Если между нами уже сейчас есть биохимические различия, позволяющие предсказать этичность поведения, то либо эти различия совместимы со свободой воли, либо свидетельствуют, что по крайней мере в области этического выбора никакой свободы воли никогда ни у кого нет и не было. В любом случае, со свободной волей или без нее, уже совсем скоро мы можем столкнуться с необходимостью решать, каким из способов намерены менять человеческое поведение к лучшему[232]232
  Сингер П. О вещах действительно важных. Моральные вызовы двадцать первого века. – С. 36–37.


[Закрыть].

Проблема в том, что понятие «лучшего» поведения может быть совершенно разным у последователей множества религий, народов и культур. Даже на простом бытовом уровне. Например, в некоторых странах отрыжка считается комплиментом повару, но вряд ли этот жест оценят на приеме в Букингемском дворце или на званом обеде у президента России.

Описанное вмешательство в организм человека с целью изменить его поведение «к лучшему» может вовсе не совпадать с вашим или моим представлением о добре и зле, традициями, уважаемыми в другой стране или у другого народа, который будет расценивать такую корректировку как недопустимое посягательство на свои ценности.

Именно такое навязывание этических и ценностных представлений и является чаще всего моральной основой для конфликтов и войн, чему мы видим множество примеров в современном мире.

Право на образование для женщин и девочек, в понимании среднестатистического современного европейца, – это возможность ходить в университеты и оканчивать колледжи наравне с мальчиками и мужчинами. Однако в понимании не менее современного представителя движения «Талибан»[233]233
  Движения, запрещенного в России на момент написания этой книги.


[Закрыть], завоевавшего власть в Афганистане, право женщины на образование вовсе не является тождественным ее нахождению за одной партой с незнакомым представителем мужского пола.

Кто прав? Думаю, со своих моральных позиций каждый. Но если вы станете навязывать афганцу европейское представление о процессе образования, он возьмется за оружие, лишь бы защитить честь дочери и оградить ее от поругания. Именно это мы видим в выпусках новостей.

* * *

С таким же подходом к себе как части единой человеческой популяции оказались не готовы согласиться многие люди в самых разных странах, когда столкнулись с введением обязательной вакцинации во время эпидемии коронавируса. Манифестации и акции протеста, которые прошли после того, как под воздействием Всемирной организации здравоохранения страны начали вводить эту меру, являются иллюстрацией конфликта ценностей.

«Насколько моральным является отсутствие прививки? – обосновывали свою позицию сторонники обязательной вакцинации. – Абсолютно аморальным, ведь человек потенциально может заболеть, а значит, заразить других».

«Но насколько допустимым является игнорирование моих прав и желаний в отношении собственного организма? – спрашивали другие. – Я ведь здоров. И не факт, что вообще заболею! При этом каждый должен заботиться сам о своей безопасности. Если вы боитесь заболеть – вакцинируйтесь, но почему это должен делать я? Тем более что сам процесс вакцинации также связан с определенными рисками…»

Обратите внимание, что в большинстве стран процесс вакцинации был организован именно по тем утилитаристским принципам, которые описывал П. Сингер, говоря о возможности предотвращения аморального поведения. Так как все люди (кроме недавно переболевших) являются потенциально опасными для популяции, то их ставят перед выбором: или вы проходите определенную медицинскую процедуру, или остаетесь дома и государство будет контролировать, чтобы вы там и оставались, а не ходили по общественным местам, подвергая риску других.

Нравственность такой постановки вопроса с утилитаристской точки зрения планетаризма очевидна. Если человек заболеет и передаст свою болезнь нескольким другим, страдания в мире прибавится. Будет страдать не только первый заболевший, но и другие. Может быть, они, в свою очередь, понесут болезнь дальше или умрут, заставив страдать своих близких.

В этой связи, с точки зрения последователей новой зеленой религии, появляется моральное право пожертвовать свободой и комфортом одного человека и принести страдание ему одному. Объем его личных страданий будет меньше, чем объем страданий многих других представителей популяции, возможно заболевших по его вине. Но с точки зрения людей, в этических принципах которых доминирующее положение занимает индивидуальность, свобода выбора и личная ответственность за себя как на земле, так и на небе, именно такая постановка вопроса является аморальной.

Неудивительно, что между представителями этих двух подходов происходили стычки, свидетелями которых мир являлся на протяжении двух лет. При этом конфликты проходили отнюдь не только в социальных сетях. Десятки тысяч человек выходили на площади городов Европы и Северной Америки. Только в одной акции, начатой дальнобойщиками на границе Канады и США, приняли участие водители более 3000 грузовиков.

Насколько можно примирить этих людей, не прибегая к насилию? Насколько допустимо с моральной точки зрения принуждать людей действовать против своих убеждений? Это останется, вероятно, вечным вопросом, так как этические позиции, с которых мы смотрим на происходящее, обусловлены тем, во что мы верим. А различные религии предлагают нам различные иерархии ценностей.

Увы, свобода воли и свобода выбора – далеко не единственные в длинном перечне понятий, называя которые люди подразумевают абсолютно разные принципы и ценности, то, за что они готовы биться, не щадя живота своего.

Глава 14
Какова ценность человеческой жизни?

История сохранила для нас рассказы о множестве дичайших (в нашем представлении) практик детских жертвоприношений. Это и школьные рассказы о младенцах, которых скидывали с утеса спартанцы, из Библии мы узнаем о сожжении детей во имя Ваала, желающие могут прочитать, что для крепости стен города ряд европейских народов совершали так называемую строительную жертву[234]234
  Зеленин Д. К. Тотемы-деревья в сказаниях и обрядах европейских народов // Избранные труды. Статьи по духовной культуре 1934–1954. – М.: Индрик, 2004. – С. 145–175 (http://ec-dejavu.ru/b/ Bauopfer.html).


[Закрыть] – закапывали мальчика и девочку в основание главных ворот, а также о массовых детских жертвоприношениях в древнем Карфагене.

Религия Авраама должна была положить этому конец, раз и навсегда объявив о сверхценности любой человеческой жизни, данной Богом. Если Бог дал жизнь, только Он вправе забрать ее. И тем не менее даже в наше время еще встречаются ритуальные убийства новорожденных, например в некоторых племенах Африки и Австралии. Некоторые австралийские аборигены до сих пор утверждают, что «новорожденный – не человеческое существо, его душа еще не пришла в него». Но когда наступает тот момент, когда душа уже пришла?

Беззащитность, слабость, отсутствие способности к самостоятельному выживанию и при этом нуждаемость в постоянных усилиях окружающих – все это в различных исторических обществах делало ценность жизни новорожденных и маленьких детей достаточно дискуссионным вопросом.

В дохристианские времена на Ближнем Востоке существовало множество культов, предусматривающих детские жертвоприношения. В Античности искусственные выкидыши были нормой, а практика умерщвления незаконнорожденных или нежелательных младенцев зафиксирована во множестве источников и в христианские времена, хотя религия Иисуса Христа вынесла однозначный вердикт как детским жертвоприношениям, так и абортам, приравняв жизнь младенца (в том числе еще не рожденного) к жизни любого взрослого. Казалось бы, ценность детской жизни не может подвергаться сомнению в современном мире. И тем не менее появление новых этических вызовов, связанных с ослаблением традиционных религий и появлением новой мировой религии, вновь заставляет возвращаться к этому вопросу.

Прежде всего, необходимо сказать о тех детях, которые могли бы появиться на свет, но так и не были зачаты. Для традиционных религий многочадие – это безусловное достояние. Однако Томас Мальтус и его последователи, как мы помним, поколебали уверенность человечества в том, что много детей – хорошо. Благодаря Мальтусу стал возможен вопрос, на какую жизнь обрекается потенциальный ребенок и стоит ли его обрекать на такую жизнь. Стоит ли вообще его зачинать? Нужен ли он на этой Земле?

Принципиальные ценностные расхождения между планетаризмом и другими религиями – это отношение к росту численности людей в этом мире. Обратите внимание, что в тех вероучениях, где человек управляет природой (авраамические религии, в которых Господь передал человеку Землю в управление, марксизм, где человек – высший разум и высшая сила, преобразующая планету), увеличение численности приветствуется. Более того, в Советском Союзе стали поощрять многодетных матерей, присваивая им соответствующее звание героини и награждая медалями.

И хотя официальное отношение к абортам в СССР – запрещать их или разрешать – менялось, тем не менее в официальной пропаганде всегда присутствовала антиабортная и продетская тематика.

Планетаризм кардинально изменил этическое восприятие человеческой жизни. Большое количество людей – нагрузка на планету. Это зло, приближающее мир к апокалипсису. Много детей – признак низких уровней образованности и развития. Дети мешают родителям делать карьеру и приносить пользу глобальному обществу. Сегодня звучат рассуждения, которые шокируют одних и приводят в восторг других. Например, тот же Питер Сингер, который не раз объявлялся одним из самых влиятельных философов современности, всерьез рассуждал о возможности тотальной добровольной стерилизации человечества, связывая такую возможность с необходимостью сохранения климата:

Большинство мыслящих людей чрезвычайно озабочены изменением климата. Некоторые отказываются от мяса и прекращают летать в отпуск самолетом, чтобы уменьшить свой вклад в выбросы парниковых газов. Но те, кто сильнее всего пострадает от климатических изменений, еще не зачаты. Если бы не будущие поколения, чувство вины мучило бы нас гораздо меньше. Так почему же мы не стремимся стать последним поколением людей на планете? Добровольная стерилизация не потребовала бы никаких лишений: прежде чем исчезнуть с лица земли, мы бы до конца своих дней жили в полное удовольствие. Конечно, в реальном мире тотальная добровольная стерилизация невозможна, но представьте себе, что это осуществимо. Что плохого в таком сценарии?[235]235
  Сингер П. Почему мы не спешим стать последним поколением // The New York Times. – 2010. Цит. по: Сингер П. О вещах действительно важных. Моральные вызовы двадцать первого века. – С. 48.


[Закрыть]

С точки зрения этики новой зеленой религии это действительно вполне допустимый сценарий. С учетом того, что человечество – зло, разом покончить с ним и напоследок получить удовольствие – разве это не выход? Разве это не способ спасения планеты и одновременно соблюдение утилитарного этического принципа планетаризма?

С точки зрения других мировых вероучений это не только не выход. Такие предложения кощунственны. И с позиции божественной воли, и с позиции марксистского торжества человеческого разума и прогресса даже такие рассуждения – аморальны.

Позиции планетаристов обостряют полемику вокруг более приземленных тем, требующих не только философских дискуссий, но и законодательного регулирования. А именно – темы контрацепции, абортов, суррогатного материнства и выхаживания младенцев, появившихся значительно раньше положенного срока. Все это серьезнейшие этические вопросы.

В октябре 2020 года в Польше прошли массовые протесты против ужесточения законодательства об абортах. Десятки тысяч человек выступили с требованием не только не допустить ужесточения запрета, но и с требованием значительно расширить право женщин на аборты. Как утверждала пресса, только 28 октября в протестах приняли участие около 430 тысяч человек по всей стране. А всего волнения продлились порядка недели[236]236
  См. Gazeta Prawna от 29 октября 2020 года (https://www. gazetaprawna.pl/wiadomosci/artykuly/1494857,komendant-glowny-policji-o-protestach-zatrzymano-blisko-80-osob-prowadzonych-jest-ponad-100-postepowan-ws-dewastacji.html).


[Закрыть].

Так же как некоторые другие страны социалистического блока, Польша после официального отказа от марксистского вероучения попыталась вернуться к христианским корням, внедрив в свое законодательство целый ряд норм, которые отражали этические представления католической церкви. В том числе в отношении абортов.

В советское время в Польше аборты были разрешены, в том числе в связи с трудной жизненной ситуацией. Но в 1993 году были приняты нормы, согласно которым аборты стали допустимы только в трех случаях: при беременности в результате изнасилования, инцеста или другого уголовно-наказуемого деяния; в случае угрозы жизни матери и в случае наличия у плода тяжелого и необратимого дефекта или неизлечимой болезни, угрожающей его жизни.

Но в 2020 году Конституционный трибунал Польши признал недопустимым и противоречащим закону третий случай. Были приведены аргументы, которые полностью соответствуют христианской морали. Во‐первых, ребенок обретает жизнь, а значит, и право на нее с момента зачатия. Именно в этот момент происходит божественный акт зарождения жизни.

Во‐вторых, это воля Бога, какую именно жизнь давать человеку. Тем более медицинские знания, которые, согласно христианским воззрениям, так же как и любые другие знания, передаются человечеству также по воле или попущению Бога, дают нам возможность изменить свои представления о том, какие именно болезни младенца можно считать тяжелыми, неизлечимыми и угрожающими его жизни. В качестве примера сторонники ужесточения законодательства назвали синдром Дауна, с которым люди не просто живут, но и социализируются, творят и даже работают.

Однако, так же как и в других странах Европы, позиции христианства в Польше значительно пошатнулись, хотя и остаются достаточно сильными по сравнению, скажем, с Францией, Испанией или Германией, о чем я уже писал в начале книги. И тем не менее после вступления в Евросоюз в 2004 году в Польше уже выросло поколение, которое придерживается взглядов, далеких от христианских. Новая зеленая религия и ее идеи стали проникать в Польшу как благодаря сильнейшей интеграции внутри Евросоюза, формированию единой культурной среды, так и благодаря унификации многих правовых норм. В результате Польша оказалась на стыке (в том числе – географическом) ценностного конфликта. Старшее поколение, которое и в советские-то времена являлось марксистским лишь отчасти, в связи с политической реальностью осталось преданным христианской морали, а младшее выросло с принципиально иными этическими взглядами на жизнь, соответствующими новой европейской системе планетаристских ценностей.

С одной стороны, распространение нового вероучения не могло не вызвать оборонительную реакцию власти, работают в которой преимущественно представители старшего поколения. С другой – количество людей, отказавшихся от традиционных христианских взглядов, уже стало социально значимым. Согласно соцопросу, проведенному институтом IRBIS, Польша раскололась: 51 % высказался за сохранение ограничений, существующих с 1993 года, только 12,2 % – за усиление запретов, а 32,4 % – за либерализацию законодательства об абортах[237]237
  Данные взяты из публикации Би-би-си, посвященной протестам в Польше в 2020 году (https://www.bbc.com/russian/features-54650911).


[Закрыть].

Интересно, что все стороны конфликта признавали, что ситуация требует этического осмысления и битвы до победного конца. Ярослав Качиньский (1949 года рождения), вице-премьер Польши, в обращении к соратникам, опубликованном в СМИ, призвал:

Защитим Польшу, защитим патриотизм и выразим решительность и отвагу. Тогда можно выиграть развязанную нашими противниками войну[238]238
  Цит. по: Не только про аборты // Новая газета. – 2 ноября 2020. – № 121 (https://novayagazeta.ru/articles/2020/10/30/87775-ne-tolko-pro-aborty).


[Закрыть].

Напомню, что речь шла об ужесточении или либерализации законодательства об абортах, а не о пересечении границы вражескими танками и самолетами. И тем не менее в восприятии старшего поколения поляков это попытка «закончить историю того польского народа, который мы знали».

Добавлю, что ужесточающие изменения законодательства были приняты, что неудивительно, так как во главе страны пока находятся лидеры, являющиеся представителями старшего поколения и последователями католического мировоззрения.

Через год после изменений в Польше вновь прошли массовые акции протеста. Поводом для нового выхода на улицы десятков тысяч человек стала смерть 30‐летней Изабеллы, беременной женщины, с пороками развития плода[239]239
  Подробнее в публикации Deutsche Welle (Германия): https:// www.dw.com/ru/polsha-tysjachi-pochtili-pamjat-beremennoj-s-porokami-ploda/a-59744523


[Закрыть].

На 22‐й неделе беременности у нее отошли воды, но врачи не стали делать аборт, дожидаясь подтверждения смерти плода, чтобы не нести ответственности за возможные нарушения законодательства. В результате наступил септический шок, и женщина умерла, оставив мужа и дочь без жены и матери. Протестующие назвали ее первой жертвой ужесточенного законодательства, фактически запрещающего аборты.

И хотя после массовых протестов Минздрав Польши дал разъяснения, призывая врачей «не опасаться принимать очевидные решения», проблема этического конфликта внутри польского общества так и не разрешена до сих пор. Я уверен, что по мере взросления поляков – последователей идей планетаризма и неизбежного ухода старшего поколения она начнет решаться. Конечно, не в пользу традиционных ценностей.

Как мы уже видели в начале книги, ослабевающие позиции западного христианства, в своей существующей догматической форме неспособного дать людям весомые ответы на актуальные вопросы и вызовы нашего времени, приводят к тому, что молодые люди начинают искать новую духовную и нравственную опору и смысл человеческой жизни.

Сегодня для ищущих европейцев такой опорой стала новая зеленая религия – планетаризм. И у них совсем иные представления о ценности человеческой жизни.

Слабость антиабортной аргументации состоит в том, что из корректного научного тезиса о том, что плод – это живой индивид, представитель Homo Sapiens, безосновательно выводится этический постулат, согласно которому плод имеет то же право на жизнь, что и любой человек. Чтобы говорить о праве существа на жизнь, одной принадлежности к виду Homo Sapiens недостаточно. По таким критериям, как самосознание и разумность, плод вправе рассчитывать на охрану своей жизни не более, чем корова, – его умственные способности ниже, чем у нее. Но группы пролайферов, пикетирующие абортарии, редко можно встретить в пикетах у боен. Мы обоснованно утверждаем, что сознающих себя существ, которые хотят жить, нельзя убивать против их воли. В этом мы видим нарушение их автономии или насилие над их желаниями. Но почему нельзя прекращать жизнь живого существа еще до того, как его потенциальная способность к мышлению и самосознанию реализовалась? Мы не обязаны давать каждому потенциально разумному существу возможность реализовать этот потенциал[240]240
  Сингер П. Подлинная трагедия аборта // Project Syndicate. – 2012.


[Закрыть].

Это снова позиция Питера Сингера, на которую ориентируются сегодня многие последователи новой зеленой религии.

Кто прав в этом сложнейшем этическом споре? Не акцентируя внимание на собственном отношении к абортам, я понимаю, что ответ на этот вопрос будет не один. И все они будут искренними и правильными с точки зрения той или иной религии, устанавливающей для своих последователей определенную иерархию ценностей.

Христиане и мусульмане увидят в либерализации законодательства об абортах посягательство на волю Бога, напоминая про души невинно убиенных младенцев, с которыми встретится мать-детоубийца на том свете.

Марксисты останутся индифферентны, главное, чтобы мать могла дальше работать и строить светлое коммунистическое будущее. Конечно, чем больше людей – хозяев природы, строителей коммунизма, тем лучше. Но для этой великой цели нужны здоровые и дееспособные граждане, так что переживать о возможно больных не стоит, тем более что за гробом обиженные нерожденные младенцы никого не ждут.

А для планетаристов, наоборот, возмутительным будет ужесточение законодательства о прерывании беременности, так как чем меньше людей на планете, тем меньше на нее нагрузка и тем больше шансов достигнуть гармонии на Земле, нарушенной многочисленным человечеством. А что касается нравственной оценки сохранения (или несохранения) детей с отклонениями развития или генетическими заболеваниями, то на это можно посмотреть сугубо с утилитаристских этических позиций. Если такой ребенок уже родился, то необходимо заботиться о нем, чтобы хоть как-то сбалансировать страдания, которые он испытывает. Но если есть возможность не допустить этих страданий, то почему бы и нет? Именно так, как мы видели выше, предлагает рассматривать этот вопрос Сингер.

У меня нет задачи здесь описывать собственную точку зрения на вопрос, кто прав в споре об абортах. Но для меня важно показать, что при усилении позиций новой религии этот вопрос вновь становится предметом ожесточенных гражданских споров, способных, как мы видим на примере Польши, стать поводом для физического противостояния, выводящего на улицы десятки тысяч человек, не говоря уж о том, что конфликты могут вылиться за границу какого-либо одного государства[241]241
  Примером могут быть события, которые развернулись в июне 2022 года, когда Верховный суд США спустя 49 лет отменил конституционное право на аборт, передав решение вопроса о запрещении абортов на уровень штатов. Несколько штатов тут же ввели такой запрет, подчеркнув, что безусловное разрешение абортов в 1973 году привело к «гибели более 60 млн невинных людей». Противостояние республиканцев, поддерживающих запрет абортов, и демократов, которые выступают за сохранение этого права на федеральном уровне, и их сторонников среди населения вылилось не только во внутренний конфликт, разделивший население страны практически пополам, но и в международную перепалку. Президент Франции Макрон сразу же выступил с резкой критикой решения, принятого Верховным судом США, назвав право на аборт «фундаментальным для всех женщин». После чего прозвучало предложение закрепить право на аборт в конституции Франции. На момент написания этой книги события только начали развиваться.


[Закрыть].

* * *

Аборты – это, вероятно, наиболее яркий пример раскола в подходе к оценке человеческой жизни, который затрагивает огромное количество людей.

Однако существуют и другие, менее заметные темы, которые требуют своей этической оценки, которая в итоге будет определять подходы к решению социальных задач на уровнях общества и государства.