Текст книги "Новая мировая религия. Опыт сравнительного размышления о планетаризме"

Не меньшее влияние на мир может оказать и другая составляющая ESG-принципа. А именно – стандарты в области социальной политики, которые зачастую входят в жесткое противоречие с традиционными ценностями.

Основной акцент в социальной составляющей ESG-принципов делается на соблюдении прав человека и соблюдении принципов равенства (гендерного, расового и других). Как мы уже упоминали выше, понятие «права человека», хоть и не вызывало особых споров в 1948 году, когда Всеобщая декларация прав была принята ООН, впоследствии было до того расширено, что вступило в прямой конфликт с ценностями многих традиционных религий и базирующихся на них идеологиях. Достаточно упомянуть права сексуального и гендерного самоопределения, необходимость соблюдения которых заложена в концептуальных документах ООН и Европейского союза, посвященных правам человека.

В результате включение в стандарты ESG такого пункта, как «соблюдение прав человека», хотя и выглядит вполне логичным, на деле ведет к возможным ценностным конфликтам с принятыми национальными устоями, продиктованными доминирующей религией. Мы уже останавливались на этой теме, однако в политическом плане различия стран в понимании прав человека проявляются все чаще. Прежде всего при обсуждении различных документов международного сотрудничества и их исполнения на своей территории. Самюэль Хантингтон приводит в качестве примера историю подготовки Венской конференции ООН по правам человека 1993 года:

За два месяца до Венской конференции азиатские страны встретились в Бангкоке и приняли декларацию, в которой подчеркивалось, что права человека следует рассматривать «в контексте… национальных и региональных особенностей, а также различных исторических и культурных условий», что наблюдение в области прав человека является нарушением суверенитета страны и что избирательная экономическая помощь, поставленная в зависимость от соблюдения прав человека, нарушает право на развитие[316]316
  Хантингтон С. Права человека и демократия // Столкновение цивилизаций. – М.: АСТ, 2022. – С. 330.


[Закрыть].

Однако эта декларация была подписана задолго до того, как ESG-принципы были сформулированы на международном уровне. В настоящий момент никто уже не рассматривает оценку соответствия ESG-стандартам как нарушение суверенитета или вмешательство во внутренние дела страны, но это вовсе не означает, что люди в странах с традиционными взглядами стали разделять ценности новой зеленой религии и готовы поступиться своей верой ради соблюдения ESG-принципов.

Аналогичные противоречия возникают и при внедрении ESG-стандартов в части корпоративного управления. Например, эффективность управления в крупных китайских компаниях определяется в большей степени не рентабельностью, а выполнением стратегических планов, поставленных Коммунистической партией Китая. Даже если такие планы противоречат частным экономическим интересам[317]317
  Луконин С. А., Аносов Б. А. Китай: декарбонизация экономики и следование принципам ESG (http://dx.doi.org/10.21686/2073-1051-2021-3-192-205).


[Закрыть].

Еще один элемент принципов корпоративного управления ESG – это противодействие коррупции, но в Китае эту функцию выполняют сами китайские власти и локальные приписанные партийные ячейки в рамках антикоррупционной кампании, запущенной Си Цзиньпином в 2012 году.

Таких примеров можно привести множество, но все они свидетельствуют о том, что механическое навязывание моральных принципов ESG в виде набора ценностей, отвечающих идеям планетаризма, приводит к значительному повышению риска возникновения напряженности и даже столкновений как внутри стран, так и на международном уровне.

Часть 5
Хрупкий мировой баланс

Глава 19
Защитная реакция

Многие годы человечество училось жить, избегая откровенных религиозных противостояний. И если христианские конфессии, мусульмане и иудеи, буддисты и даже марксисты в кровавых войнах и конфликтах научились достигать хрупкого баланса, дающего возможность жить, не доводя мир до вселенской катастрофы, то планетаризм перечеркнул все мирные достижения столетий, меняя правила игры и жестко навязывая свои ценности населению национальных государств.

Ответ оказался ожидаем. Новые чужеродные ценности вызывают острую защитную реакцию, в своих радикальных проявлениях влекущую разрушения и человеческие жертвы. Подъем популярности неонационализма и национал-популизма, яркими представителями которых являются, например, Марин Ле Пен во Франции, Дональд Трамп в США, Реджеп Тайип Эрдоган в Турции, иллюстрирует резкое ценностное расслоение общества представляемых ими стран как реакцию на появление новой этики планетаризма во всех его проявлениях. Видится, что по мере дальнейшего усиления новой зеленой религии такое расслоение будет приводить к все более острым и жестоким гражданским конфликтам с неизбежным выходом на международный уровень.

Одним из самых ярких противостояний, спровоцированных планетаризмом, является конфликт с исламом.

Уникальная особенность ислама состоит в том, что он – не только вера, но и закон. Его обычаи, культура, институты, общественные и экономические отношения – часть религиозной веры, продиктованы ею и реализуются в соответствии с ней. Ислам сегодня – это, пожалуй, наиболее целостная система, гармонично обеспечивающая все стороны жизни верующего, если он находится на территории мусульманской страны. Любое вмешательство, любое навязывание чуждых исламу ценностей воспринимаются как внешняя угроза не только вере, но и закону, и государственности, и культуре, и экономике. Диктуя этику планетаризма мусульманскому миру, мировое сообщество посягает на ценности, заложенные в Коране.

Идея прав человека правоверным мусульманином воспринимается как неограниченная свобода в пределах, установленных Всевышним. Но в планетаризме Бога нет, а потому все ценности и свободы, которые предлагаются новой зеленой религией, например равенство многочисленных меньшинств, – это самоуправство человека, забывшего Всевышнего. По сути, это ничем не отличается от образа Иблиса (Сатаны), который возгордился и проигнорировал Создателя, за что и был низвергнут с небес.

Для мусульманина существуют четкие границы между территорией ислама (аль-ислам) и территорией неверия (аль-куфр), а потому глобализация как главная стратегия планетаризма становится призывом к упразднению этих границ, что является немыслимым.

Посягая на основы исламских взглядов[318]318
  Несмотря на жесткость и, казалось бы, незыблемость мусульманских традиций, планетаристы не оставляют попыток трансформировать ислам, подчинив его ценностям новой зеленой религии. Так же, как это некогда было с западным христианством. Берлинская мечеть Ибн Рушда и Гёте, основанная в 2017 году адвокатом и активисткой за права женщин Сейран Атеш, гражданкой Германии турецко-курдского происхождения, в июле 2022 года вывесила на своей стене радужный флаг, что вызвало взрыв негодования всего исламского мира. Подобная акция стала первой в мире. Посетителям раздавали значки с надписью «Любовь есть халяль». Постепенно на территории Европы, где за последние десятилетия поселилось большое количество мусульман-мигрантов, все чаще звучат призывы сближать ислам с европейской культурой и стереть границы между ними. Со своей стороны, поборники планетаризма в Европе и США активно поддерживает исламских лидеров новой волны, таких, например, как Тарик Рамадан (1962), швейцарского богослова египетского происхождения, которого журнал Time в 2000 году назвал одним из ста наиболее выдающихся новаторов XXI века.


[Закрыть], новая зеленая религия, на каждом шагу допускающая оскорбление Бога, не могла не вызвать резкой защитной реакции мусульманского мира, для которого принятие новых ценностей равносильно отказу от возможности вернуться в Рай, отказу от своей веры и Создателя. Именно поэтому наиболее радикально настроенные группы мусульман не раз объявляли священную войну (джихад) против Запада, которая, как мы помним, принимала формы, трагические для всего человечества, – войны и терроризм.

Территория ислама управляется собственными законами, здесь единство населения и государства очень крепко. А потому не только прямые нападки и военное вмешательство (как это было в Ираке или Афганистане), но и внедрение чуждых ценностей с помощью экономических, политических и гуманитарных механизмов воспринимаются населением мусульманских стран не только как посягательство на государство, но и как посягательство на веру. Это дает возможность отнести противостояние исламского мира и планетаристов западной цивилизации к разряду религиозных войн. Конечно, как и на любой войне, находятся те, кто видит в ней экономические возможности, но корень конфликта от этого не меняется.

Глава 20
Россия на перепутье

Россия сегодня находится в ситуации, которую можно сравнить разве что с дилеммой князя Владимира, выбиравшего единую веру для своей страны.

Мы находимся на вероучительном и, как следствие, идеологическом перепутье, мы уже не верим в прежние цели, но так и не обрели обновленное видение мироустройства в его надвременном и надпространственном понимании. По внешнему периметру нас окружают территории трех разных религиозных ценностных систем. На юго-востоке – марксизм с китайской спецификой, обусловленной многовековым конфуцианством, на юге – ислам в самых разных своих проявлениях, на западе – пока еще не осознанный как религиозный феномен, но укрепляющий свои позиции планетаризм, усиленный своими завоеваниями на международных площадках.

Со всеми этими территориями Россия поддерживает самые тесные экономические и культурные связи, которыми пользуются наши соседи, в том числе для осуществления своей миссионерской цели – поставки на нашу бескрайнюю территорию своих ценностей. Это происходит самыми разными способами: действием мягкой силы – через финансирование неправительственных и благотворительных организаций и публикацию различных статей и книг, продвижение произведений искусства и культурных достижений, равно как с помощью навязывания условий в рамках международных договоренностей, торговую экспансию или экономический шантаж.

Внутри страны еще более пестрая картина, чем по периметру.

Развал СССР и деградация его официального государственного вероучения не стали концом веры в догматы советского марксизма со стороны людей, чья карьера и общественное становление прошли в доперестроечные времена. Веру в ценности и идеалы, воспринятые еще в детстве, невозможно просто так «переключить». По сути, это все те люди, которые родились в Советском Союзе до 65–70‐х годов ХХ века.

В начале книги я приводил пример своего знакомого по имени Тарас, который обосновывал необходимость христианской веры положениями Морального кодекса строителя коммунизма. Правда в том, что таких тарасов в России множество. Многие из них достигли немалых карьерных успехов и участвуют в принятии решений, от которых зависят судьбы не только 140 миллионов жителей России, но и всего мира. Их ностальгия по советскому марксизму закономерна. Неумолимое время прибавляет возраст, забирает здоровье, но стирает плохие воспоминания о прошлом. Даже те сложности и неприятности, которые человек испытывал в юности, со временем превращаются в воспоминания в стиле «как молоды мы были…», расплываясь в возрастном ореоле романтики.

Личность, как известно, формируется с детства, и мало кто способен полностью изменить свои убеждения и парадигму мышления, сформированные в период становления. А потому, невзирая на появление частной собственности, предпринимательства и свободы совести, в стране по-прежнему множество решений принимается в парадигме советского марксизма. И многие из живущих здесь ныне не имеют психологической возможности оторваться от принятых еще в молодости ценностных ориентиров и поведенческих навыков, оставаясь в глубине души советскими людьми с верой в праведность усвоенных в молодости догматов.

Это видно по множеству признаков. Восстановление празднования советских праздников и советской символики, тоска по СССР, которая звучит с центральных каналов телевидения, в произведениях искусства, со сцены концертных площадок, в словах политиков, в выступлениях в парламенте и на улицах городов. Ностальгия по советским временам только растет.

Официально разочаровавшись в советском марксизме, Россия за последние тридцать лет так и не смогла обрести всеобщую веру в какую-либо единую систему ценностей, способную не только воодушевить и дать глобальное видение будущего всему народу, но и вызвать потребность нести Благую Весть людям всего мира. Наметившийся ренессанс православия так и не был реализован в масштабах всей страны. Да, этот процесс успел сделать православие формальным атрибутом национальной идентичности, но никак не религией большинства. Ренессанс ислама, в силу его стремления к закрытости и категоричности, продемонстрировал опасность для целостности самого многонационального государства. Верования представителей различных народов, населяющих территорию страны, – иудаизм, буддизм, шаманизм, различные языческие и неоязыческие течения, а также многочисленные гибридные верования – это реальность, с которой Россия вошла в XXI век.

Планетаризм как вероучение, несущее новую стройную систему ценностей, новую истину, стал реальной угрозой не только для российской системы общественного устройства и власти, но и для других традиционных государств.

Несмотря на закрытые пандемией границы, страны всего мира вынуждены были управлять своими подданными по системе, продиктованной на глобальном уровне. Несмотря на очевидные выгоды наличия нефти и газа, на колоссальные возможности, проистекающие из обладания другими природными ресурсами, богатые ими страны, включая Россию, должны были готовиться к отказу от собственных выгод ради устремлений, продиктованных новой зеленой религией. А введение углеродного налога и, по факту, обязательной сертификации соблюдения ESG-принципов показало, что для насаждения своих ценностей планетаристы готовы не только раздавать пряники, но и пользоваться кнутом.

Обнаружив вероучительный вакуум, идеи новой зеленой религии стали достаточно быстро распространяться среди молодого городского населения многих традиционных государств, вызывая отторжение и возмущение более старших поколений, включая тех, кто находится у власти.

Обретя догматическую основу и политическую интерпретацию, новая зеленая религия стала катализатором гражданских и международных ценностных конфликтов, в которых так или иначе приходится участвовать и России.

Что дальше? Для России выбор в такой ситуации невелик в части направлений и бесконечен в части выбора пути.

Уступить, поддаться на одно из предложений соседей и ради обретения единой веры принять ее со стороны? Принять европейский планетаризм, ислам или китайский вариант марксизма? Отбросить багаж истории и привести всех к единому знаменателю? Для людей, живущих в постсоветской парадигме ценностной эклектики, это невозможно, даже если существующее положение вещей их духовно не удовлетворяет. Да и много ли это изменит для текущей ситуации в России и позиции страны в мире? Как писал Бертран Рассел в 20‐х годах прошлого века, описывая перспективы коммунизма:

…взрослым особенно рассчитывать не на что… счастье может прийти только к тем, кто вырастет при новом режиме…[319]319
  Рассел Б. Практика и теория большевизма. – М.: Наука, 1991. – С. 11.


[Закрыть]

Эти слова актуальны не только для описания перспектив красной религии. История принятия сторонних вероучений Россией подсказывает нам, что требуется не одно поколение, чтобы выросло мало-мальски значимое количество искренних адептов новой веры, способных к самоотверженному строительству великого будущего. Конечно, при наличии воли к таким изменениям. Если же такой воли нет, это возможно лишь через долгий эволюционный путь, длящийся порой многие десятилетия. В любом случае, этот вариант настолько парадоксален или настолько долог, что делает его неактуальным для наших рассуждений.

Искать компромиссы? Как показывают годы балансирования России между всеми, если исходить из желания сохранить в неприкосновенности возможность существования собственной формы культурной и гражданской идентичности, это проигрышный вариант. Во‐первых, компромисс подразумевает частичное принятие иных ценностей. Готовы ли к этому люди? Хотят жители России духовных нововведений или будут до конца защищать свои воззрения на мир, какими бы они ни были? Во‐вторых, компромисс – это двустороннее движение, то есть другая сторона должна принять часть наших ценностей. С учетом догматического характера мировоззрения наших соседей на это надеяться не приходится. Религия – это жесткая конструкция.

Опыт взаимодействия со странами новой зеленой религии, который Россия приобрела в рамках поддержки инициатив ООН и международного сообщества, показывает, что никто в равной степени не готов принимать чуждые ценности. Во всяком случае, на этом историческом этапе.

Международное сотрудничество, осуществляемое ради развития, выявило системную неопределенность: с каких этических позиций необходимо определять, что есть «развитие»? Как и во многих других случаях, описанных в этой книге, ответ на него зависит исключительно от религиозных, ценностных представлений сторон. Если в центре стоит спасение многообразия жизни или снижение выбросов углерода к 2030 году – один ответ, если достижение 50 % роста экономики в столь же краткие сроки – другой, если преодоление демографического кризиса – третий, если сокращение населения – четвертый…

Все это является предметом большой политической и гражданской дискуссии. Одно можно сказать точно, что такая дискуссия должна быть, а значит, должна стать востребованной снизу и поддержанной сверху.

Вариант третий, который напрашивается сам собой, – сопротивляться изменениям извне. Или в стремлении сохранить все как есть, или с целью обретения по-настоящему всеобщей веры. Веры, которая не только удовлетворила бы современные духовные потребности жителей России, но также объединила бы их в единый народ с единым видением ценностных приоритетов и пути развития страны.

Однако, чтобы успешно сопротивляться влиянию извне, надо иметь как минимум равновесную духовную и идеологическую базу, соразмерный масштаб видения. Если ваш оппонент мыслит и действует для достижения прекрасного благого будущего в масштабе всей планеты или, еще шире, выходя за пределы времени и пространства, то противопоставить ему можно только альтернативное видение мироустройства не меньшего масштаба. История нашей страны помнит лишь два таких вероучения, сыгравших для нее определяющую роль: это вековой марксизм и тысячелетнее православие.

Мировое развитие планетаризма с его апокалиптическим взглядом на мир, подтверждаемым очевидными изменениями климата, ухудшением экологии, сокращением биоразнообразия и распространением бедности во многих уголках Земли, требует от иных мировых религий и крупнейших традиционных держав ревизии своей ценностной жизнеспособности и выработки собственной догматической позиции в отношении современных вызовов. Россия здесь не является исключением. Только таким образом можно противодействовать влиянию извне.

Любое противодействие потребует жертв и лишений. А для успеха необходимо достаточное количество преданных последователей, которые должны искренне верить в то, что их жертвы не напрасны, что они идут на них ради достижения действительно великой цели, устремленной в вечность. Но для этого такая цель должна быть как минимум сформулирована и принята.

Реальным конкурентом истинной религии может быть лишь другая религия, базирующаяся на другой великой истине.

Истину, как мы видели, невозможно выдумать или изобрести. Ее можно только найти, открыть и явить миру, приобщиться ей. Это большой исторический, философский и духовный процесс. А потому при отсутствии искренней веры всегда появляется искушение создать ее искусственно, ускорив ход истории. Это возможно только через формирование политических и гражданских религий, сакрализирующих власть, готовую предложить яркие, но временные решения, или обожествляющую национальное общество или иную политическую конструкцию[320]320
  Детально о феномене политических и гражданских религий пишет Эмилио Джентиле: Джентиле Э. Политические религии. Между демократией и тоталитаризмом. – СПб.: Владимир Даль, 2021. Не могу сказать, что я во всем согласен с автором, но, на мой взгляд, это один из наиболее полных трудов, посвященных этой теме.


[Закрыть].

В отличие от религии истинной (то есть основой которой является надвременная и надпространственная, вечная благая истина) политическая религия ограничена не только территорией, но и временем существования предмета своего поклонения. Она неизбежно фокусируется на культе превосходства и силы, который подтверждается прошлым, базируется на страхе своих последователей и привитой им вере, избегает полемики и не терпит возражений. Истинная религия не имеет ни физических, ни временных границ, фокусируется на будущем, уходящем в вечность, базируется на бесстрашии своих последователей и их искренней вере, полемизирует и тем самым несет истину вовне, обращая в свою веру ищущих и заблудших.

Поэтому пророк или вождь, мыслящий и действующий в масштабах вечности, всегда будет в преимущественном положении по сравнению с таким же пророком или вождем, действующим в пределах локальной территории. Для успеха надо выйти за эти границы.

Коренное отличие между истинной и политической религиями в отношении к будущему. К какому идеалу мы стремимся? В отличие от истинных религий в центре политических и гражданских религий находится культ власти или общественного устройства. Такое вероучение черпает вдохновение, получает духовную опору не в надежде на идеал всеобщего, благого и истинного будущего, а в наилучших моментах торжества конкретного общества, власти или политической сущности, такой как нация, раса, партия или государство.

Таким образом, в политической религии присутствует стремление к повторению торжества прошлого. Но такое торжество по определению локально, оно не абсолютно и временно. С одной стороны, оно ограничено памятью о прошлом. Так как за идеал берется конкретный исторический этап, то наличие и острота памяти о нем являются ключевым фактором. С другой стороны, оно ограничено географическим и социальным охватом. Ведь торжество одной нации, расы или государства всегда сопровождается проигрышем всех других.

Если в истинных религиях речь идет о спасении каждого и всего человечества, то в политических речь идет о спасении локальной группы в ущерб всем остальным. В первом случае – проигравших нет. Во втором – проигрывает большинство. Именно поэтому политическая религия всегда будет стратегически проигрывать истинной. Слишком ограничен максимально возможный круг ее потенциальных последователей.

Если в качестве примера взять националистическое движение, претендующее на формирование культа определенной нации, то ее могущество ограничивается количеством представителей этой нации. Другие народы можно, конечно, купить, завоевать или поработить, но это априори временное явление. У порабощенных нет интереса стремиться к будущему, в котором процветают их поработители. В качестве примера можно вспомнить Римскую империю, где власть императора официально объявлялась сакральной и всеобъемлющей, но интересной лишь гражданам Рима.

Иудеи и другие многочисленные народы, покоренные Римом, при любом удобном случае стремились избавиться от подчиненности. Такая же судьба постигла политические культы фашистских Испании и Италии.

Такая же судьба постепенно постигает США с их гражданской религией, интересной только гражданам этой страны. Судя по всему, нам предстоит еще не раз встретиться с подобным явлением, потому что всякая власть, не встречая достойного сопротивления, стремится к собственному обожествлению. Но это – тупик.