Текст книги "Разбойник Чуркин. Том 3. Возвращение"

Глава 129.

Вскоре по совершении в гостинице кражи, возвратился в номер Гаврила Иваныч, спокойно снял он с себя шубу, повесил её на вешалку и стал раздеваться, чтобы дать себе отдых. На дворе уже было светло, так что все находящиеся в комнате предметы можно было разглядеть. Взоры купца упали на комод, и он, к удивлению своему, увидел лежавший на нем косарь, которым душегубы взломали замок у казнохранилища квартиранта. «Зачем это косарь-то сюда попал?» – подумал он и подошёл к комоду, ящики которого хотя и были задвинуты, но не плотно. «Уж целы ли мои денежки?» – сказал он сам себе и без помощи ключа выдвинул ящик, в котором они хранились. «Нет, в целости», – смотря на бумагу, в которой был завернут капитал, добавил он, но, развернув свёрток, и не найдя в нем радужных, он схватился за голову и закричал: «Карауль! Меня ограбили!» – выскочил в коридор и поднял тревогу. Сбежалась прислуга гостиницы и, не понимая в чем дело, спросила у постояльца:

– Гаврила Иваныч, кто и где вас ограбил?

– Здесь, у меня в номере ограбили! – вопил он, бледный как полотно.

– Да что у вас унесли? – допытывалась прислуга.

– Восемь тысяч денег из комода украли!

Прислуга пожала плечами, поглядела на постояльца и подумала, что он до «зеленого змия» допился и орёт незнамо что.

А с Гаврилы Иваныча от такой беды и хмель соскочил.

– Когда же это случилось? – спрашивали у него, заметив, что он в своём рассудке.

– Сегодня ночью, в моё отсутствие, – ответил он и залился слезами.

– Где у вас лежали деньги? – спрашивала перепуганная таким заявлением прислуга.

– В комоде, – ответил обворованный купец, входя в свой номер.

Приступили к осмотру и нашли, что замки у двух ящиков были сломаны валявшимся тут же косарём, и начала раздумывать, откуда могли пробраться воры.

– Замок у дверей в то время цел был, когда вы их отпирали?

– Да, цел.

«Да уж не из соседнего ли номера проникли сюда злоумышленники?» – подумали гостиничники и попробовали соединяющие номера двери.

– Нет, двери в целости находятся, – заявили они и послали за полицией.

Она не замедлила явиться и приступила к дознанию, Гаврила Иваныч передал ей своё горе и сказал:

– Что же мне теперь делать? Остаётся только руки на себя наложить! Я ограблен, разорён вконец.

– Да позвольте, деньги у вас в чем заключались?

– В сто рублёвых кредитных билетах, – отвечал постоялец.

– На кого же вы имеете подозрение в краже их?

– Я и сам не знаю.

– Скажите, пожалуйста, – обратились полицейские к заведующему гостиницей, – в соседнем номере жильцы имеются?

– Да, есть, какой-то купец с прислугой в нем остановился.

– Откуда он и как его зовут?

– Не знаем-с.

– Разве паспорт его не прописан?

– Нет, да и порядка у нас такого не заведено, чтобы с жильцов паспорты требовать.

– Узнайте, номер его отперт?

– Нет, заперт, – ответил коридорный. – Спят, должно быть, – прибавил он.

– Потрудитесь разбудить, – сделала своё распоряжение полиция.

Два коридорных начали стучаться в дверь квартиры, в которой жил разбойник с своим подручным, но ответа не было.

– Ну, что, откликаются? – выйдя в коридор, спросил один из полицейских.

– Нет, молчат.

– Стучите шибче.

Начали бить в двери, но всё было бесполезно.

– Следовательно их нет, ломайте дверь.

Коридорные не трогались с места.

– Чего же вы стоите? Что приказано, то и делайте! – зыкнул на них полицейский.

– Ваше благородие, зачем же ломать, когда можно отпереть, – у нас все замки одинаковые, – заметил приказчик гостиницы.

– Как одинаковые?

– Так, хозяин распорядился: один ключ если и затеряется, другим, мол, можно будет отпереть.

Полицейские переглянулись между собою, сделали гримасу и приказали принести ключ, которым и отперли двери номера.

Войдя в него, они, конечно, никого там не нашли; жильцы оставили на память о себе новенький небольшой чемодан, в котором кроме грязного белья ничего не оказалось. Осмотрели дверь соединяющего номера и нашли её запертой.

– Это их работа! – заявили полицейские.

– Как же они могли проникнуть из этого номера в соседний? – спросил приказчик гостиницы.

– Так же точно, как и мы вошли сюда, отперли ключом двери, взломали комод, взяли деньги, заперли двери и ушли, – ответили ему.

Приказчик пожал только плечами и не отвечал.

– Какие они из себя были?

– Один чёрный, высокий, с курчавой головой, одетый по-русски, а другой рыжий, страшный, в полушубке, – был ответ.

– Давно ли они из гостиницы вышли?

Приказчик поглядел на коридорных, как бы спрашивая ответа, но те молчали.

– У вас спрашивают, – обратился к ним полицейский.

– Мы не знаем, не слыхали, – сказали те.

– Ночью-то они здесь были?

– Так точно, мы их видели.

– Позовите сюда швейцара!

Вошёл швейцар и рассказал, что постояльцы оставили гостиницу на рассвете.

– Куда же они пошли?

– Я не видал, кажись, из дверей направо поворотили.

Сделано было распоряжение послать городовых в поиски за ворами; солдатикам были описаны приметы воров и приказано было им обойти все притоны тёмных личностей, и служивые рассыпались по городу.

Отпустив городовых, полицейские приступили к дознанию и начали составлять протокол; первым спросили Гаврилу Иваныча.

– Это для чего же вы, ваше благородие, допрос-то с меня снимаете? – полюбопытствовал он.

– Нельзя же, порядок у нас такой, дело до суда дойдёт, – пояснили ему.

– Значит, огласка будет, все узнают, что меня обокрали?

– Да, и в газетах напечатают.

– Мне бы этого не хотелось. знаете, наше дело коммерческое. Узнают, и мне кредита никакого не будет.

– Для нас всё единственно, мы обязаны исполнить это по закону.

– Нельзя ли, ваше благородие, оставить эту музыку? Пропали деньги, так у меня, а не у вас, значит, и хлопотать вам нечего.

– Мы знаем, что знаем; спрашиваем вас, так отвечайте.

– Что же мне отвечать.

– Сами кто будете?

– Временный Ирбитский купец Гаврила Иванович Пчёлкин.

– Чем торгуете?

– Кожами и другими товарами.

– Сколько у вас денег украдено?

– Красненькая одна пропала.

– Как же вы сказали, что восемь тысяч рублей у вас унесли?

– Так, я… того… обмолвился.

Писавший протокол опустил перо, поглядел на Пчёлкина, покачал головой, посоветовался со своим товарищем и прекратил писание.

– Шутить с этим, Гаврила Иваныч, нельзя: глядите, после не раскаивайтесь, поздно будет.

– В чем мне раскаиваться-то? Меня же обокрали, а я и виноватым остаюсь?

– Если мы отыщем ваши деньги, то вы их не получите.

– Почему же так?

– А потому, что вы заявляете о краже у вас только десяти рублей.

Купец задумался, но через минуту сказал:

– Эх, да где наша копейка не пропадала, а восьми тысяч у меня не было, одну красненькую унесли.

Полицейские поговорили с приказчиком гостиницы, посоветовали ему переменить у номеров замки и впредь требовать у постояльцев паспорта для прописки.

– Старики наши таких порядков не заводили, да и нам не велели, – отвечал тот.

– Смотрите, можете и поплатиться за таковые упущения.

– Платимся и теперь. Не угодно ли, господа, по чашечке чайку? Раненько вас сегодня подняли, небось, ещё и не кушали.

– Да, не успели.

– A y меня и самоварчик готовь.

– Пожалуй, от чая грех отказываться, – согласились они и пошли в комнату приказчика.

Гаврила Иваныч, чтобы не навернуться опять на глаза полицейских, поторопился убраться из гостиницы и переселился в домик своей возлюбленной Прасковьи Максимовны.

* * *

В это утро Калистратыч встал ещё засветло, напился со своим компаньоном чаю и порешил отправиться с ним на розыски своего недруга.

– Обойдём сначала все постоялые дворы, а потом понюхаем и по гостиницам и, вероятно, найдём его, – сказал он.

– Ещё бы не найти, ведь он не шило, а человек, небось и притом вдвоём с кучером путается, – ответил Сергеич.

– Топор-то всё-таки с собой захвати, запрячь его за кушак по полушубку, а сверху халат накинь, чтобы не видать топора-то было.

– Ладно, возьму. Раненько, небось, ещё выходить нам, пусть малость рассветёт.

– Вестимо, обождать надо. А ты кистень не забудь.

– Он на руке, без него нельзя.

Начало рассветать и они вышли на улицу, на которой никто ещё не показывался, только с некоторых постоялых дворов извозчики вели на водопой лошадей своих. Калистратыч, одетый в овчинный тулуп, крытый тёмно-синим сукном, шёл впереди, останавливался у ворот каждого постоялого двора и разговаривал с привратниками, расспрашивая у них о постояльцах. Впросонках иные отвечали ему ни то, ни сё, но Калистратыч всё-таки соображал из их ответов то, что ему было нужно. Один из привратников сказал ему:

– Да, у нас два купца остановились.

– Когда они приехали?

– Дня три или четыре уже живут.

– Откуда они, ты не знаешь?

– Кажись, Верхотурские будут.

– На своих лошадях или нет?

– Вот уж этого не знаю.

– Поди, голубчик, разузнай.

– Вам для чего это требуется?

– Своих знакомых мы отыскиваем, приехали они сюда и не знаем, где остановились, мы тебе на чаёк дадим.

Мужичок нехотя поднялся со скамеечки и побрёл на двор, а Калистратыч уселся на его место и сказал:

– Это непременно они будут, смотри, будь настороже, как бы они нам на встречу не вышли.

Сергеич стал в оборонительную позу и сказал:

– Неловко же здесь с ними расправляться, место не такое.

– Я знаю, но всё-таки на случай следует приготовиться, могут и они на нас накинуться.

Мужичок возвратился и объяснил, что у купцов лошадей не имеется, а они, «вишь ты, пешком пришли», – добавил он.

– Какие они из себя?

– Небольшого роста, русые, зайдите к ним, небось они встали.

– Нет, зачем же их беспокоить, – заметил Калистратыч и пошёл дальше.

Отойдя несколько шагов, он остановился и шепнул Сергеичу:

– Это не они.

– Что же делать? Надо искать.

Так обошли они все постоялые дворы, ничего не узнав, и затем отправились справляться по гостиницам, побывали в одной, в другой и, наконец подошли к подъезду той, в которой останавливался Чуркин, и едва лишь успели сказать швейцару слово, как из дверей подъезда показались полицейские.

– Вам что нужно? – обратился к Калистратычу один из них.

– Так, справиться о знакомых, – отвечал им Калистратыч.

– О каких это знакомых? – пристал к нему один из полицейских.

– Да о приезжих.

Полицейские оставили в покое Калистратыча и пошли своей дорогой.

– Вы кого спрашивали?

– Купца из Верхотурья, он сам-друг должен был приехать.

– Мало-ли их у нас останавливаются, надо знать фамилию.

– Да он без фамилии.

– А звать как?

– Иван Сидорыч.

– Нет, такие у нас не живут.

– Он не один, а должен быть с рыжим кучером.

– Вам-то они на что?

– Земляки будут, повидаться хотелось бы.

Швейцар оглядел обоих с ног до головы, почесал в затылке и подумал: «Вот штука-то, не из одной ли это шайки с ворами-то будут?»

– Земляки ваши – вот что! – проговорил швейцар.

– Да ты что ж, на нас так поглядываешь? – спросил у него Калистратыч.

– Так, ничего, хороши земляки! Сегодня ночью они у нас одного купца на восемь тысяч рублей обокрали.

– Как обокрали?

– Деньги у него из номера унесли; вот и вас нужно бы в полицию забрать.

– Ты, любезный, ошибаешься, мы не из таковских.

– А вот погодите маленько, я приказчику скажу, он, может, вам и разъяснит кое-что, брякнул швейцар и побежал наверх с докладом.

Калистратыч рассудил, что приказчика гостиницы ему дожидаться нечего, – пожалуй, ещё заберут, дёрнул Сергеича за рукав и быстрыми шагами удалился по направленно к Гостинному двору.

– Вот было влопались-то, как куры во щи попали, в чужом пиру похмелье пришлось бы нам расхлёбывать, – говорил он своему спутнику.

– Да, чуть-чуть не втесались, подожди минутку, – быть бы нам в полиции. Каков купец-то? Восемь тысяч загвоздил!

– Это он, непременно он, – ворчал Калистратыч.

– Должно быть не из простых, а из травлёных, – заметил Сергеич.

– По-видимому, так; волк матёрый, по делу он и не купец, а только этим званием прикрывается.

– Как бы нам узнать, кто он такой на самом деле?

– Не узнаешь, разве что погадать, да не к кому обратиться. А интересно, что скажут об нем.

– К цыганам полевым наведаться надо.

– Да разве они здесь имеются?

– Видел я на задворках, на речке, около постоялых дворов, целый табор их там раскинулся; сходим, если думаешь.

– Цыганки не то, вот колдуньи такие бывают, те на разных снадобьях раскидывают, те скорей узнают.

– Где их теперь разыщешь, в деревнях они ещё водятся, а в городах их сейчас на осину вздёрнут.

– Помню я, лет десяток тому назад, жила здесь одна такая старуха, был я у ней, по одному делу, ничего, сказала она мне тогда всё верно.

– Пожалуй, её теперь и не найдёшь, небось, под холстину давно пошла.

– Они бабки живучие, другие лет по сту и больше по свету путаются: пройдём к ней, она в дальней слободке живёт, только днём не принимает, а по ночам к ней ходят.

– Все равно, ночью отправимся, а днём недруга на улицах поглядим, может, и появится где, не кротом же он живёт, да и пристанища теперь не имеет, путается, небось, по городу из улицы в улицу.

– Не думаю, этот зверь теперь показываться не будет: его, небось, разыскивают полицейские-то власти, которые нам у гостиницы встретились, надо рассчитывать, не даром там были, ведь восемь тысяч стянул, денег много, без розысков такая кража не пройдёт.

– Куда же бы ему деваться? На постоялых дворах его нет, в гостиницах тоже.

– Есть здесь особые квартирки, наймёт где-нибудь комнатку, и там его никто не разыщет, заключил Калистратыч, входя в ряды Гостинного двора.

– Зачем сюда-то мы пришли?

– Да так, пошляемся, может, не встретим ли здесь и приятеля нашего, купца-то из Верхотурья.

Долго бродили они по Гостинному двору, вглядываясь в проходивших по рядам лавок, но понапрасну и затем решили отправиться на квартиру.

Проходя по линии постоялых дворов, Калистратыч вознамерился зайти в харчевню Гольчихи, где его сочли за купца и пригласили в особую залу, где не так давно пировал Чуркин с ограбленным им в это утро приятелем Прасковьи Максимовны Гаврилой Иванычем.

Глава 130.

Между тем розыски похитителей денег у Гаврилы Иваныча продолжались; несколько городовых и других полицейских деятелей обнюхали в городе все уголки и подполья, служащие притоном тёмных личностей, забрали несколько беспаспортных и подозрительных людей, наполнили ими все свободные при полиции места заключения, но тех, кого они искали, всё-таки между этим отребьем не было.

Сам начальник полиции был сильно возмущён кражей у Гаврилы Иваныча, хотя потерпевший и не хотел официально заявлять о ней. Начальство пожелало лично видеть обворованного купца и послало за ним офицера, который в гостинице его не нашёл.

– Куда же он девался? – допытывался посланный у гостиничных приказчиков.

– С утра ушёл и не возвращался, – отвечали ему.

Офицер доложил о результате своей командировки; начальник понюхал табачку, прикусил нижнюю губу и выпалил:

– Уж не повесился ли он с горя?

– Едва ли, ваше высокородие: примеров таких не было, чтобы купцы на себя руки накладывали: это не такой народец, – осмелился выразиться подчинённый.

– Он сам говорил это при дознании, – поправляя воротник мундира, пояснило начальство.

– Об нём горевать нечего, удавился, ну, и чёрту баран.

– Как чёрту баран? вы с ума спятили, пошли вон! – гаркнул на него начальник полиции.

Офицер кубарем выкатился из кабинета его высокородия в канцелярию.

– Что, или распек? – спросил у него письмоводитель.

– Не в духе; знать, сегодня левой ногой с постели встал, – проворчал тот.

Начальник полиции велел подать себе лошадь, поехал в гостиницу, в которой квартировал Гаврила Иваныч, и наделал в ней великий переполох.

– Где тот купец, которого сегодня ночью обокрали? – топая ногами, кричал неожиданный гость на приказчика ярмарочного отеля.

– Мы не знаем-с, – отвечали ему.

– Как не знаете, должны знать!

– Ушёл со двора и не возвращался.

– Сейчас осмотреть весь двор, не висит он где под сараями?

Оглядели и предполагаемого удавленника не нашли.

– Вы мне за него ответите, – волновался его высокородие и потребовал, чтобы показали ему тот номер, который занимал Гаврила Иваныч.

– Номер был заперт, а ключ от него взял постоялец.

– Взломать двери, не там ли он висит.

Начали уверять строгого майора, что постоялец действительно вышел из номера, и если уже он так необходима то дали ему слово разыскать его и доставить в полицию.

– Ну, хорошо, разыщите и привезите его ко мне мертвого или живого, – немного успокоившись, сказал его высокородие и уехал.

– Что это с ним, чисто бешеный какой-то сделался? – спрашивал приказчик гостиницы у оставшегося городового.

– Выпивши маленько, во хмелю он у нас всегда такой бывает, оборвёт, обидит ни за что, а потом сам же и тоскует об этом, – заявил солдатик.

* * *

Чуркин с Осипом продолжали беседовать в известном уже нам кабачке. Пробежавшие мимо того заведения городовые немного напугали разбойника: он понял, что погоня эта была послана за ним; соображение своё он скрыл даже от Осипа, так как объясниться с ним в присутствии виночерпия ему было невозможно. Чуркин решил как можно долее пробыть в кабачке и на предложение хозяина его не отказывался выпить водки, с целью затянуть беседу.

– Ну, вот, давно бы так, – раскупоривая бутылку, произнёс виночерпий и налил в рюмки сивухи.

Выпили они по одной, по другой, а там уже потребовалась и ещё бутылочка.

– Неловко нам здесь сидеть, нет ли у вас особой комнатки, а то народ будет смотреть, пожалуй, ещё и на угощение другой полезет, – заметил Чуркин, обращаясь к хозяину заведения.

– Что ж, можно, комнатка свободная имеется, только не взыщите, что она будет не так опрятна, в ней всё разбросано, – ответил содержатель кабачка и пошёл в комнату, чтобы мало-мальски привести её в порядок.

– Василий Васильевич, не пора ли нам отсюда убираться? Засиделись мы здесь, – тихонько проговорил каторжник.

– Нельзя уходить, нас сейчас по всему городу ищут, – ответил тот и встал из-за стола.

– Пожалуйте, дорогие гости, милости прошу к нашему шалашу, – шутливо обратился виночерпий к своим компаньонам, взял разбойника под руку и повёл его в каморку.

За ними последовал и Осип.

Комнатка эта представляла собой небольшой четырёхугольник, с маленьким оконцем на двор; небольшой столик, четыре простых стула составляли всю её меблировку. Там и сям валялись пустые бутылки из-под вина, в углу стоял небольшой порожний бочонок, а стены украшались несколькими лубочными картинками. На столе появилась выпивка и закуска, началось снова угощение, потребовалась уже четвертная бутылка.

В кабачке время от времени появлялись посетители, чающие выпивки; хозяин заведения удалялся для удовлетворения их и затем снова появлялся в комнатке. В его отсутствие гости успевали между собою перешёптываться; в этих разговорах Чуркин пояснил своему подручному ту опасность, которая висит над ними, если только они засветло появятся на улице. Каторжник и нос повесил.

– Да ты чего перепугался?

– Как же, атаман, что мы будем теперь делать и как вывернемся из этого города?

– А ты сиди, да молчи, это дело не твоё.

– Гости любезные, не прикажете ли яичницу состряпать? Хозяйка с квартиры пришла, она, пожалуй, сейчас её сготовит, – входя в комнатку, сказал виночерпий.

– Нет, благодарствуйте, селёдочка есть, и довольно, – протянул Чуркин.

– Рыбки какой не послать ли купить?

– Не надо; а вот немножко погодя не мешало бы похлебать щец, – проговорил Осип.

– За щами на квартиру милости просим, там и кашка найдётся.

– Успеем ещё, посидим и здесь маленько, ответил разбойник.

Сиделец вышел, сказал что-то своей жене, а та вздумала полюбопытствовать:

– Да с кем ты там бражничаешь?

– Молчи, дура, купцы богатые навернулись, может, и пожива какая от них будет, деньжищев у них бурун; ступай домой, да обедать приготовь, я с ними вместе приду.

Баба ушла. В кабачок ввалились два городовых и спросили себе по стакану водки.

– Вы что здесь, ребята, все путаетесь? – спросил у них виночерпий.

– Замучились мы, целое утро на ногах, из сил выбились.

– Да что такое случилось?

– Кража в гостинице сегодняшней ночью случилась, а нас послали воров разыскивать, – рапортовал солдатик.

– II большая, на сколько уволокли?

– Тысяч на двадцать, сказывают.

– Ловко помазали, кого же это?

– Купца одного, из комода вытащили деньги то, – отправляя в рот стакан водки, пояснил городовой.

– Кого же подозревают?

– Да мы и сами не знаем: нам сказали, ступайте и поглядите, не кутят ли где подозрительные люди, вот мы и бегаем, – выкидывая два пятака, сказал другой солдатик.

– Слышишь, что говорят? – прислушиваясь, шепнул Чуркин.

– Слышу, атаман, кто же это такое?

– Полицейские, кому же ещё быть.

Городовые ушли, и у разбойника отлегло на сердце.

Проводив полицию, виночерпий, явившись в комнатку, paссказал суть сообщения полицейских и снова приступил к выпивке.

– Значит, и у вас много всякого народа шалит? – завёл разговор разбойник.

– Нельзя же, дело, небось, ярмарочное, без греха не обходится.

– А по ночам на улицах не обирают?

– Попадётся кто под хмельком, вестимо, не спустят, – сказал виночерпий, поглядывая исподлобья то на того, то на другого гостя.

Эти подозрительные взгляды не ускользнули от Чуркина, доверие, которое он имел к содержателю кабачка, моментально у него исчезло, но понять этого виночерпий не мог: так разбойник умел скрыть от него свою мысль, не выдавая её ни взглядами, ни движениями, ни разговорами. «Ну, брат, постой, – думал он, – нас на кривой не объедешь; узнаем, что ты за гусь такой и чего ждёшь от нашего с тобой знакомства».

Время шло, а содержатель кабачка всё старался наливать рюмки полнее и угощать гостей, которые, однако, стали удерживаться от выпивки, ссылаясь на то, что много пить они не привыкли.

Начало смеркаться. В кабачок вошла жена хозяина, вызвала его из комнатки и сказала ему:

– Степан Лукич! обед готов: приглашай своих гостей-то!

– Ну, ладно, ступай, провожая её за двери, ответил виночерпий.

В эти минуты Чуркин успел заметить своему товарищу, что в кабачке их угощают не даром, – что-нибудь замышляют: им надо быть осторожными.

– Я и сам, атаман, это вижу: хотел тебе шепнуть об этом, да никак случай не подходил.

Разговор их прекратился при входе к ним в комнату хозяина заведения. Он стал упрашивать гостей отправиться к нему в дом пообедать; те начали отнекиваться от его приглашения, но в конце концов не могли отговориться и отправились.

– После обеда не хотите ли по городу прокатиться? У меня парочка лошадок имеется: огонь, а не лошади! чистокровные вятки, – говорил дорогою Степан Лукич.

– Что ж, можно; на хороших лошадках отчего не прокатиться.

– Саночки всякие есть и по городу полетать, и в уезд стегануть.

– Втроём, пожалуй, в городских и не усядемся.

– Можно и попростее заложить, ночью никто не увидит; все равно, в тех или в других поедем, говорил кабатчик, шагая под ручку с разбойником и как бы нарочно касаясь левого кармана его казакина.

Чуркин это чувствовал и понял, до чего добирается его новоиспечённый приятель. Осип шёл следом за ними и зорко наблюдал за всеми движениями виночерпия.

Домик, к которому они держали путь, находился на конце глухого переулка, имел три окна на улицу, с раскрашенными ставнями; на дворе его находились два-три покосившиеся сарайчика, покрытых толстым слоем снега. Войдя в комнаты, гости были встречены женою содержателя кабачка, дородной женщиной, лет тридцати.

– Ну, Татьяна Мироновна, обед готов? – спросил у ней муж.

– Садитесь. Степан Лукич, приглашай гостей-то, всё готово.

Чуркин с любопытством оглядел комнатки; они содержались довольно чистенько: в переднем угле небольшой залы стоял киот с иконами, а на стенах висели кое-какие картинки, содержание которых было заимствовано из военного быта и из жизни простолюдинов.

Усевшись за стол, хозяин домика снова начал потчевать гостей водкою, из желания напоить их до забывчивости, чего, однако, ему сделать не удалось: Чуркин был аккуратен, примеру его следовал и Осип.

После обеда хлебосольный хозяин стал укладывать разбойника с его товарищем отдохнуть, но те не согласились, говоря, что им нужно побывать у себя на квартире, куда должны придти некоторые купцы для переговоров по торговым делам.

– Дела не делай, а от дела не бегай, – сказал Чуркин, поднявшись из-за стола и похаживая по комнатке.

– Когда же мы кататься-то поедем? – обратился к нему хозяин.

– Через часок другой возвратимся, тогда хоть на всю ночь махнём, – отвечал Чуркин.

– Ну, ладно, я буду вас ждать. Хотите, моих лошадок посмотреть, какие они у меня есть? – предложил виночерпий, стараясь тем заинтересовать своих гостей.

– Татьяна Мироновна, приготовь-ка фонарик! – крикнул хозяин домика своей жене.

Лошадки показались Чуркину подходящими, и он, во что бы то ни стало, решился завладеть ими; разбойник осмотрел и саночки загородные и облюбовал их.

– Ну что, как вам кажутся мои кони? – спросил виночерпий.

– Ничего, хороши. Дорого ли они вам обошлись?

– Около трёхсот рублей с упряжью стоят.

Осип поглядел коням в зубы, потрепал ту и другую по гривам и сказал:

– Лошадки добрые, как идут только, не знаю.

– Ветер, а не лошади, пять радужных мне предлагали за них, а я и шести не возьму, заключил Степан Лукич, оставляя конюшню.

– Ну, так через часика два мы у вас будем, – пожимая ему руку, сказал Чуркин.

– Буду ждать, к тому времени и лошадок запрягу, – ответил тот и проводил их за ворота.

– Ну, атаман, из огня, да в полымя мы с тобой попали; целовальник-то, кажется, наверняка задумал уходить нас, а всё ты сам виноват: зачем было ему бумажник с деньгами показывать? – шагая по улице, сказал Осип.

– Небось, не сгорим, а его ещё проведём! Понимаю, чего ему хочется, парень-то он, я вижу, из «бывалых», да ошибётся, – не на таких простаков наехал, – ударив рукою по плечу своего товарища, – ответил разбойник.

– А ловко он к нам подъехал, так теперь и думает, что мы ему в руки отдались.

– Пусть думает, а лошадки-то будут наши, – поправляя на голове шапочку, проговорил разбойник.

– Купить, что ли, их думаешь?

– Ну, там как придётся, а к нам они попадут, на них мы и уедем отсюда.

– Это было бы хорошо, я понимаю, что ты задумал.

– Понимаешь и ладно. Сегодня-же нас здесь не будет.

– А как же быть с Калистратычем?

– Пусть его нас поищет, не он у нас в долгу, что нам за ним гоняться? Надо только узнать, в какую заставу на Тагильский завод выехать нужно, вот мы с тобой пройдёмся и допытаемся.

Ночь была тёмная и ветреная, шёл небольшой снежок, который разметал ветер; путники шли, оглядываясь по сторонам, как бы отыскивая кого по улицам.

– Спросить-то не у кого, ни души нигде не показывается, – заслоняя воротником тулупа лицо от ветра, шептал себе под нос разбойник.

Пройдя три переулка, им встретилась женщина. Чуркин остановил её и спросил:

– Тётенька, куда нам пройти к заставе на Тагильский завод?

– Ступайте, все прямо, потом повернёте в право и там вам скажут, – ответила она.

Друзья-душегубы пошли по её указанию и наконец достигли слободки, через которую тянулась отыскиваемая ими дорога. Пустынная улица спала крепким сном; в редком домике светился огонёк: собаки выскакивали из подворотен и бросались на проходивших.

– Василий Васильевич, за нами кто-то идёт, да, кажись, не один, а вдвоём, – подтолкнув своего атамана, сказал Осип.

Чуркин оглянулся и, действительно, увидал две двигавшиеся следом за ними фигуры.

– Мы сейчас от них спрячемся, кто знает, может быть и за нами подглядывают, – сказал он и нырнул с Осипом в первую же попавшуюся отворённую калитку ворот, из-за которой оба они и стали выглядывать на улицу.

Когда шедшие за ними следом люди поравнялись с калиткой, разбойнику показалось, что одним из них был Калистратыч. Пропустив их мимо себя, сказал Чуркин:

– Осип, знаешь ты, кто это прошел?

– Нет, не знаю.

– Показалось мне, – Калистратыч.

– Зачем он сюда попадет?

– А кто его знает, может, и нас ловит, пойдем-ка мы за ним и поглядим, чего он здесь вынюхивает.

Душегубы вышли из засады и пошли за удалившимися незнакомцами.