Текст книги "Письма. Том II (1933–1935)"

158
Н.К.Рерих – З.Г.Лихтман, Ф.Грант и М.Лихтману

30 ноября 1935 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

Дорогие наши, прилагаем сейчас полученную телеграмму за подписью «Хорш». Вы уже имеете наш телеграфный запрос, и Вы понимаете, как мы ждем совета юристов. Без сомнения, мы имеем дело с отъявленными негодяями. Все Вы знаете, что с 1923 года Хорш имел мою полную доверенность. Все таксы вносились им на основании этой доверенности. Каким же образом мог получиться такой проскок в два года, если за остальные годы таксы платились, я приезжал в Америку, и все было благополучно? Значит, мы имеем дело с какими-то подделками, подтасовками и подлогами. Вы знаете, что экспедиция была от Музея, о чем неоднократно сообщалось в прессе и в наших изданиях. За эти два года я мог бы платить за жалованье, но, как Вы знаете, я такого не получал; очевидно, в указанной сумме включены какие-то неведомые нам, подтасованные суммы. Ведь в злонамеренных руках решительно все возможно. Даже за 1934 год мы не знаем, из чего составилась сумма в 500 долл[аров], мы знаем, что каждые две недели я получал по 237 долларов. Относительно взносов Хисса за проданную ему одну картину я доподлинно не знаю, как и когда они делались. Кроме того, из этой суммы остались в Америке тысяча триста долларов, по настоянию г-на Хорша, на какие-то расходы по Учреждениям. Кроме того, отсюда же оплачивались расходы по Парижскому Центру и «Урусвати». Таким образом, совершенно невозможно представить, на основании чего выведена сумма в пятьсот долларов. Это обстоятельство опять-таки страшно затрудняет дело. Признав необоснованную для нас цифру в 500 долларов, мы как бы признаем вымышленные цифры Хорша. Если же мы покажем то, что мы в действительности знаем, то цифра получится меньше. Спрашивается, как же выйти из этой дилеммы? Также спрашивается, каким же образом в течение всех моих приездов в Америку г-н Хорш, имевший мою полную доверенность, не поставил меня в известность, если бы были какие-то недоумения? Каким же образом, находясь в далеких отсутствиях, из которых в одном Хотане мы были вне сообщения более пяти месяцев, а затем в Тибете от шестого окт[ября] 1927-го до 24 мая 1928 года мы были вообще отрезаны от мира. Кроме того, и в течение остальных передвижений сообщения были большею частью затруднены. Ведь платеж налога за 1927 год должен был быть сделан г-ном Хоршем как доверенным именно в то время, когда мы были абсолютно отрезаны от сообщений. Если бы за [19]26 и [19]27 год были какие-либо недоумения, то при приезде моем в 1929 году, конечно, я был бы поставлен в известность. Не мог же г-н Хорш скрыть, что он все время имел и посейчас имеет мою полную доверенность. И какие же такие суммы были им подтасованы на мой счет, чтобы он мог вывести такие огромные налоги? Все Вы знаете, что за 1926 и [19]27 год никаких таких цифр и не могло быть. Если бы и были за эти годы какие-то продажи картин, то по истечении каждого года г-н Хорш как доверенный и делал бы соответствующие взносы. Также все Вы знаете, с каким полнейшим доверием мы относились и к г-же Хорш. Все наши письма доказывают это. Ведь г-н Хорш должен отдавать себе отчет в том, что прежде всего [я] должен спросить с него, если бы где-то были недоразумения. Кроме того, насколько мне известно, при взносе налогов за каждый год предполагается вопрос о благополучности предшествующего взноса, и, таким образом, как же я мог въезжать после этого дважды в Америку? Для каждого юриста ясно мошенничество г-на Хорша и непонятное для нас желание причинять нам вред. Ясно, что теперь г-н Хорш в безумии своем причинить нам вред подводит и само правительство. Но ведь совершенно ясно, что все мои налоги с двадцать третьего года вносились Хоршем. Что в моей натуре я не допустил бы какой-либо обман. Г-н Хорш должен бы знать, что прежде всего я укажу на него как на лицо, имеющее мою полную доверенность и до сих пор производившее такие платежи в Америке и по налогам. Полагаю, что наши юристы ужаснутся, узнав такое злостное мошенничество со стороны г-на Хорша. Будем ждать Вашей ответной телеграммы. Ведь нужно знание местных законов, и только местный юрист может понять серьезность и как нужно отвечать в данном случае.

Хорошо, что Вы все знаете доподлинно, что от 23 года Хорш имел мою полную доверенность, находящуюся у него и посейчас. Хорошо также, что Вы все знаете, что Хорш пользовался этой доверенностью. Также Вы все знаете, что во время экспедиции мы находились в местах, действительно отрезанных от сообщения. Значит, и Вы, и юристы вполне почувствуете всю злонамеренность мошенничества Хорша, очевидно, давно задуманного, ведь это злостное злоупотребление доверием. Вероятно, законы Америки особенно строги к подобным злоупотреблениям доверием. Ведь лицо, по доверию давшее полную доверенность, находится в беззащитности и физически не может знать, как злоупотребляет доверенностью лицо, ее получившее. А ведь Хорш сам настаивал на этой доверенности. Ждем Ваш ответ.

Страницы из монографии К.П. Падманабхана Тампи, посвященной Н.К.Рериху (Тривандрам, 1935)

П.С.

Если для подготовки дела потребуются копии каких-то документов или минутсов, то нужно знать, какие именно нужны. Кроме того, ведь много из них находится и у Вас, а потому важно знать, какие именно минутсы, документы, бумаги находятся у вас и тем самым не должны быть копированы здесь.

Также помните на всякий случай, что у меня имеется от апреля [19]34 года бумага об уплате такс.

Если все время таксы шли через Хорша, то почему он упустил нечто, если это было нужно?

Вчера нами была заготовлена [бумага] о таксах 1934 года на бланках, Вами присланных. Посоветуйтесь с адвокатами, прежде чем представить ее. Ведь бумаги от Вас были получены раньше телеграммы Хорша.

159
Н.К.Рерих – З.Г.Лихтман, Ф.Грант и М.Лихтману

30 ноября 1935 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

Родные З[ина], Фр[ансис], М[орис], сегодня посылаем Вам еще телеграмму с вопросом, согласен ли Гартм[ан] быть моим поверенным? Конечно, сразу является вопрос о гонораре, и об этом, вероятно, будем иметь Вашу телеграмму. К нашей вчерашней телеграмме приходят многие очень важные соображения:

1. Всем известно, что 1926 и 1927 и часть 1928 года мы провели в дальней экспедиции, в местностях почти, а иногда и совсем недосягаемых для сообщений.

2. Также Вам всем известно, что г-н Хорш все время по моей полной доверенности заведовал делами налогов. Потому тем страннее, что в эти годы им будто бы ничего не было сделано по таксам. И в 1926 году, и в 1927-м Зин[а] и Мор[ис] выезжали за границу и виделись с нами. Значит, если бы являлись какие-то особые соображения, то, конечно, г-н Хорш поручил бы Вам со мною об этом снестись, но он Вам ничего не поручал.

3. По приезде моем в 1929 году в Америку никаких затруднений не было. Я спрашивал г-на Хорша, все ли в моих делах в порядке, и получал ответ – аллрайт[447]447
  All right (англ.) – все в порядке.


[Закрыть].

4. Оба указанных во вчерашней телеграмме года Святослав находился в Америке, и ему также ничего не было говорено по этим поводам. Больше того, уже после возвращения экспедиции в Дарджилинг г-н Хорш говорил ему, что для меня приготовлен прекрасный подарок. А ведь подарки не подлежали тогда таксам.

5. Каким же образом во время моего отсутствия я мог знать, что какие-либо суммы, находившиеся на моем счету, были не оплачены или оплачены налогами? Вполне естественно можно было предполагать, что какие-либо суммы уже представляли из себя чистую сумму за вычетом налогов.

6. Вы все знаете, насколько ревниво всегда относился г-н Хорш к своему заведованию всеми финансами, как Учреждения, так и моими. Происходящее теперь лишь доказывает и свидетельствует о всем бывшем. Так, например, уже в 1929-м либо в начале 1930-го во время моего пребывания в Нью-Йорке до меня случайно дошел пакет из банка, где сообщалось о трансакции каких-то бумаг, о которых я никогда не слыхал, и я удивился, как эти бумаги попали на мой счет? В это время вошел г-н Хорш, и я спросил его, в чем дело? Он быстро взял у меня этот пакет, сказав, что это банковская ошибка и все будет улажено. Такой эпизод наводит на мысли, что многие какие-то комбинации могли быть совершаемы без моего ведома. Если бы кто-то стал упрекать меня в чрезмерном добром желании (гудуилл[448]448
  Goodwill (англ.) – доброжелательность, благосклонность.


[Закрыть]), то я всегда скажу, что по законам культуры я всегда готов дать зе бенефит оф даут[449]449
  The benefit of doubt (англ.) – принять что-либо на веру ввиду доказательств обратного.


[Закрыть].

7. Во вчерашней телеграмме г-н Хорш указывает для 1934 года сумму моего налога в пятьсот долларов. Это обстоятельство заслуживает двоякого внимания. Во-первых, г-н Хорш еще в августе письменно, как известно, прервал со мною сношения, а между тем вчерашняя телеграмма доказывает, что он по примеру прошлых лет продолжал заниматься делом моих налогов. Во-вторых, нам непонятно, откуда произошла именно сумма в пятьсот долларов. Мы уже ранее выслали на имя З.Лихтман наши соображения к налогам 1934 года, при этом, насколько нам здесь известно, цифра налога должна бы быть значительно меньше, значит, в нее были включены еще какие-то суммы, для нас здесь оставшиеся неясными. Очень рад, что я уже просил З.Лихтман проверить на месте упоминаемые нами цифры, дабы избежать контроверзы. А еще, в-третьих, вчерашняя телеграмма ясно подтверждает, что все ее содержание произошло с ближайшего участия г-на Хорша. Таким образом, мой поверенный, имевший столько лет мою доверенность, сам же расписывается в том, что якобы им была допущена какая-то неправильность.

8. Напомню Вам о сроках моих приездов в Америку. После нашего отъезда в Индию в 1923 году я приехал в Америку в конце 1924 года уже по визе визиторс-виза[450]450
  Visitor’s visa (англ.) – гостевая виза.


[Закрыть], уже не резидентом. Уехал из Америки 10 декабря 1924 года, и затем началось время длительной, всем известной экспедиции, после которой я приехал в Нью-Йорк 17 июня 1929 года. Оставался в Нью-Йорке до апреля 1930 года. После этого я приезжал в марте 1934 года и уехал 22 апреля того же года. Если бы могли происходить где-то по вине моего доверенного какие-то неправильности, то, наверное, в течение двух моих последних приездов они так или иначе выявились бы. Но последняя бумага с таксами от 13 апреля 1934 года для посадки в Сиэтле была совершенно благополучна.

Итак, сопоставляя все эти соображения, еще раз можно уяснить себе, какое злонамеренное вредительство происходит. Преступное желание хоть как-нибудь очернить имя становится совершенно ясным, когда вы сопоставляете все факты. Так поступают с учредителем Культурных Учреждений, отдавшим свое творчество и труды свои на пользу Америки. Среди хранящихся у нас документов имеются отчеты Мастер-Института 1930 года, адресованные мне и Е.И. как президентам-основателям этого нашего первоначального Учреждения, которому теперь передано здание. Видим, как три согласившихся между собою злонамеренных человека пытаются выбросить и очернить всю первоначальную группу учредителей. Уверены мы, что юристы со свойственной им справедливостью поймут и оценят это непозволительное положение, и помогут восстановить справедливость. Нам нечего скрывать, ибо мы действовали во благо и в добром желании.

Шлем всем Вам наши сердечные мысли.

Р[ерих]

30 ноября 1935 г.

МЕМОРАНДУМ[451]451
  Текст меморандума на английском языке.


[Закрыть]

Среди доказательств моего официального постоянного участия в работе Мастер-Института Объединенных Искусств вспомните официальный ежегодный отчет Мастер-Института от 1 июля 1934 года по 30 июня 1935 года. Этот отчет был утвержден на заседании правления, и все его положения были приняты. Так среди руководителей Инстиута было указано имя Николая Рериха как президента-основателя. Следовательно, уже после всех реорганизаций в июне 1935 года мои полномочия в Мастер-Институте Объединенных Искусств были подтверждены. Тот же самый отчет был, конечно же, предоставлен на рассмотрение и в Олбани.

Р[ерих]

160
Н.К.Рерих – З.Г.Лихтман, Ф.Грант и М.Лихтману

1 декабря 1935 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

Дорогие Зин[а], Фран[сис] и Мор[ис],

Посылаем для Вас эти мои мысли, примите их к сердцу. И написаны они сердцем.

К сообщению моему от 29 ноября должен прибавить следующее. Прилагаю при сем копию телеграммы, только что полученной. Известили Вас следующей телеграммой, копия также прилагается. Обращаю внимание, что обе телеграммы за подписью «Хорш» были посланы в один день. С тою только разницею, что первая была послана Л.С.О. (скоро), а вторая, при сем приложенная, ДЛТ (медленно). Ожидаем, что посоветуют юристы по поводу первой телеграммы. Теперь же еще раз суммирую мою твердую убежденность по поводу происходящего.

1. Твердо знаю, что экспедиционные суммы не подлежат налогам. Так было не только во всех прошлых экспедициях, но вполне подтверждается и теперь от Департ[амента] Агрикультуры, указавшего нам, что налогу подлежит лишь жалованье, но не экспедиционные все суммы. Все эти указания, конечно, в письменном виде. Всем Вам известно, что наша экспедиция задумывалась нами очень давно, еще в бытность в России, чему свидетельствуют многие мои картины и темы писаний. Уже из Лондона в 1920 году мы предполагали осуществить эту экспедицию, но за отсутствием достаточных экспедиционных средств это было невозможно. Также всем Вам известно, что все средства, полученные от наших Учреждений, полностью были положены на осуществление экспедиции. Никакого жалованья я не получал, и средства шли исключительно на содержание свыше пятилетней экспедиции. Никто не может сказать, что я утаивал где-либо средства своекорыстно. Каждому, знакомому с бюджетами других, более коротких экспедиций, известны расходы, с ними неразрывно связанные.

2. По приезде в Дарджилинг в июне 1928 года мы узнали, что, как выражался сам Хорш, для нас приготовлен подарок. Из письма его видны не только его оценка, но и воодушевление граждан Америки моими трудами. Этот подарок, как называл г-н Хорш, был мною употреблен на продолжение и окончание экспедиции. Уже из него мы платили через полковника Бейли тибетскому правительству за предоставление каравана. Из него же был оплачен «Канжур» и «Танжур»[452]452
  Ганджур (Канчжур) – первая часть тибетского буддийского канона – собрания буддийских текстов, переведенных с санскрита, пракритов, китайского и других языков и восходящих к Будде Шакьямуни, его ученикам и комментаторской тради-


[Закрыть], отданный в Библиотеку Музея, из него же были произведены расчеты со служащими экспедиции с выдачей им на обратный путь и прочие неминуемые связанные расходы. Затем, согласно предложению Совета Трэстис Музея, были произведены все подготовительные работы по учреждению Института Научных[453]453
  ции. Данджур (Тенджур) – вторая часть канона, содержит комментарии к Ганджуру, поучения, философские сочинения, описывающие мироустройство, сочинения разных авторов по языкознанию, стихосложению, медицине, архитектуре, переведенные с санскрита. Насчитывают в полном варианте 254 тома, около 3500 текстов.


[Закрыть] Исследований[454]454
  ¹ Имеется в виду Гималайский институт научных исследований «Урусвати».


[Закрыть]¹. Эти подготовления вызывали значительные разъезды и ознакомления, которые приходилось оплачивать. Затем мною был пожертвован для Института один акр с двумя строениями. В это же время составлялись и научные труды по поводу экспедиции. Продолжительность экспедиции лишь доказывает, что и расходы по ней в течение целого ряда лет были немалые. При этом, находясь продолжительные промежутки времени в местностях диких, отрезанных от сообщений, мы были во власти местных условий и должны были подчиняться существующим обстоятельствам. Гибель всего каравана и пяти человек персонала на высотах Тибета были достаточно упомянуты в наших печатных трудах. Необходимость местных подарков также общеизвестна. Но, несмотря на все трудности и опасности, мы совершали полезную для Америки и науки работу.

3. Лишь какая-то необъяснимая злонамеренность может вводить правительство Ам[ерики] в заблуждение, представляя в ложном виде все наши труды. Думаю, что не было такого случая, чтобы человек, положивший все на пользу общественную, был бы преследуем за время нахождения в диких пустынях Тибета. После этого я дважды был в Америке в полном доверии, что Хорш, имевший мою полную доверенность, сделал все так, как следует по закону, представив правительству справедливые доводы, в чем из его слов я был вполне убежден. Иначе к чему же он имел полную доверенность и все время выполнял формальности внесения налогов? Значит, мы имеем дело не только со злоупотреблением доверия, но с чем-то давно задуманным. Свидетельством этого служат многочисленнейшие письма, рапорты самого г-на Хорша, где он в самых громких выражениях восхваляет мою самоотверженную общественную работу.

Отправляясь в многотрудную экспедицию, я полагал, что г-н Хорш, принявший на себя все финансовое заведование, в том числе и заведовавший справедливым внесением налогов, если таковые из чего-либо истекали, должен был добросовестно исполнить эту принятую на себя задачу. Я не гражданин Америки и даже не резидент ввиду моих отсутствий по научным и художественным работам. Полагаю, что гражданам Америки, принимающим на себя доверенность, следует знать законы страны. А теперь мы видим, что по прецеденту теперешней экспедиции экспедиционные расходы действительно, как я и знал ранее, не подлежат налогу. Налоговый департамент, даже не известив меня о размерах предполагаемых им сумм, накладывает лиин на мои картины в Америке. В истории Искусств этот эпизод остается показательным. Уже в 1906 году с аукциона было продано в Америке 800 русских картин за небольшой долг устроителя выставки таможне. Среди этих 800 распроданных картин было 75 моих, оценку которых можно найти в монографиях. Тогда я работал для России, теперь же я работал для Америки, и результаты этих художественных и научных работ широко известны миру. Итак, наложенный лиин, вероятно, является особым выражением признательности страны, которой я принес свой опыт, умение, способности. Из моих малых средств сколько мог я уделял во славу Америки, а качество моих картин, казалось бы, достаточно оценено. Итак, после пятнадцати лет моей самоотверженной и трудолюбивой работы на пользу Америки Америка хочет так своеобразно отпраздновать это пятнадцатилетие. Но все же верю в справедливость. Верю, что найдутся люди, которые, вникнув во все обстоятельства этого дела, во имя истины по достоинству Америки поступят справедливо.

4. Передо мною лежит письмо Хорша от июня 1928 года, в нем он посылает мне тысячу поцелуев. Неужели все это были Иудины поцелуи? В письмах от июня того года ничего не говорится о каких-либо налогах, и ничего по этому поводу не спрашивается. Между тем Вы знаете, что налоги вносятся ранней весною, поэтому, вполне естественно, я должен был предполагать, что этот вопрос вполне урегулирован. Он меня извещает о сумме денег, находящейся на моем счету. Разве не должен я предполагать, что эта сумма, уже вполне безусловная, очищенная от налогов, если таковые вообще предполагались? Передо мною лежит и официальная за подписью Хорша бумага, утверждающая, что экспедиция продолжалась до 1929 года, – значит, суммы 1928 года также были расходованы на нужды и на окончания экспедиции, как сказано в этом письме выше. Передо мною лежит множество писем Хорша с необычайнейшими восхвалениями трудов экспедиции, моих работ и заботами о здоровье Е.И. Имея такие документы, собственноручно им написанные, мог ли я предполагать, что после всех этих излияний дружбы и преданности Хорш сознательно будет пытаться подвести меня? Вы знаете, как заботливо отношусь я к исполнению законов, почему, не будучи осведомленным об американском законодательстве, я и дал полную доверенность Хоршу – америк[анскому] гражданину, в распоряжении которого всегда находились и адвокаты, и бухгалтеры. Совершаемое им сейчас злоупотребление доверенностью – моим глубоким доверием – есть великое человеконенавистничество. Печально убеждаться, что человек произносил столько высоких слов в то время, когда сердце его все же было закореневше в своекорыстии и предательстве. Нам доподлинно известно, что во время краха 1929–30 годов многие даже очень крупные деятели, потеряв средства, неожиданно не могли платить их деловой налог. Правительство приняло во внимание это положение и создало для них особые условия, придя широко навстречу сложившимся обстоятельствам. Это были просто деловые соображения. В нашем же случае дело имеется с культурными трудами, в которых для пользы Америки даже сама жизнь подвергалась опасности, и вдруг именно в этом случае Деп[артамент] налогов поступает так холодно, даже не спрашивая ни о каких привходящих обстоятельствах. История будет знать, как в то время, когда мы физически погибали на морозных высотах Тибета, – именно в то самое время, как теперь оказывается, мы совершали проступок против Америки. Это простое фактическое соображение настолько чудовищно, что даже не укладывается в мышлении. Хочется сказать себе: тут что-то не так, и, конечно, прежде всего налоговый департамент введен в заблуждение злоумышленниками, предателем, держащим мою доверенность с 1923 года. Не могу допустить, чтобы правительство, и в частности налоговый департамент, могли бы быть несправедливы и не принимать в соображение обстоятельств, которые, казалось бы, так ясны для каждого. Только подумать: ведь мы даже не знаем, из каких именно цифр складываются сорок восемь тысяч, помянутые в телеграмме. Значит, кто-то эти 48 тысяч какими-то махинациями сложил, умолчав, что эти деньги из себя в сущности представляли, на какие цели они были расходованы. Повторяю, экспедиции не платят налогов с экспедиционных денег. Разве Андрюс, когда он собрал сотни тысяч на экспедицию, разве он заплатил половину их как налоги? Ведь нигде же это не делается. Значит, в нашем случае злобная предательская воля пытается ввести налоговый департ[амент] в заблуждение. Юристам это положение вещей должно броситься в глаза и вызвать справедливый отпор. Да будет!

5. Посылаю Вам Знамя Мира – как видите, оно одно из тех, которые были получены мною еще в Нью-Йорке. Пусть оно висит в директорской комнате Школы. Я никак не мог предположить, что в Школе не было этого нашего Знака, но Фр[ансис] пишет, что она не могла достать Знамя от г-жи Хорш. Если мы хотим, чтобы во всех Школах был бы Знак, напоминающий о необходимости охранения культурных ценностей, то тем паче он должен находиться в пределах нашей Школы. Рад слышать из Ваших писем, что ученики Кеттнера сняли целый дом и преуспевают вместе с ним – со своим Учителем. Передайте им мой привет – ведь наша дружба не должна нарушаться. Рад слышать, что и у Греб[енщиковых] дела, по-видимому, налаживаются. Приветствую и их, ведь там Радонега и Часовня Священного Воеводы[455]455
  Часовня Св. Преподобного Сергия, сооруженная Сибирским отделом Общества друзей Музея Рериха в Радонеге (Чураевка, шт. Коннектикут), была открыта и освящена 14 сентября 1930 г.


[Закрыть]. Рад слышать и о преуспеянии Завадских, в свое время мы им чистосердечно помогали и всегда храним к ним доброе чувство. Приветствуйте их и Ниночку – она такая хорошая душа. Сердечно будем приветствовать всех на путях Культуры. Преоборем всякие предательства. Шлем Вам сердечные мысли – духом с Вами.

Р[ерих]

Очень просим подробно описать нам, как происходила формальность нашего условного, временного отказа от Трэстишипа. Думается, что лишь доверенный мог подписать наше согласие на такую временную замену. Если для меня мог это подписать Л.Х[орш], в силу полной моей доверенности, то спрашивается, кто же мог это сделать для Е.И.? Нужно возможно полнее восстановить в памяти все эти обстоятельства, ибо мы их не знаем, в минутсах они не описаны, и Вы являетесь единственными свидетелями происходившего. Так же точно Вы знаете и можете свидетельствовать, что средства я полагал на экспедицию, не считая их никогда личными. Из прилагаемой копии явствует, что экспедиция продолжалась до 1929 года, была от Музея на средства американские. Итак, правдиво и точно припоминайте все, что должно быть свидетельствовано во имя справедливости.

Письмо Хорш о Вейсе само по себе не вызывает никаких осложнений, но злая воля, конечно, решительно из всего может делать злоумышления. Если, как сообщает Фр[ансис], г-жа Хорш в Филад[ельфии] говорила о том, что я менял фамилию сотрудников и заставлял их переходить в другие вероисповедания, после такой наивно-наглой лжи, конечно, всюду можно ожидать всего. Если Давид просмотрел это письмо с чисто местной юридической стороны, то к нему нечего добавить, а впрочем, вероятно, оно уже давно послано, ибо обстоятельства не будут ждать шесть или семь недель. Ждем Вашей телеграммы об адвокатах, ибо совершенно ясно, что пришло время действовать исключительно адвокатским путем.

На днях посылаем по адресу Фосдика танку «КОЛЕСО ЖИЗНИ» для Меррита. Пусть Франсис передаст Мерриту ее от моего имени и пусть скажет, что этот сюжет очень трудно находим. Нам не нравится материя вокруг танки, но она тоже тибетской работы – если Меррит хочет, он может отрезать синюю материю и вставить в узенькую черную раму, как это делается, например, в Музее Гюмэ[456]456
  Музей Гиме – Национальный музей восточных искусств в Париже, основан в 1889 г. промышленником Эмилем Гиме.


[Закрыть] в Париже. Очень ценю дружбу Меррита и шлю ему мой сердечный привет.