Текст книги "Сестра моя – смерть"

Валерий вдруг представил, что было бы, если бы не произошло обмена, если бы Люба Иконина осталась Аленой Озерской, дочерью Юлиана. Ведь тогда тайно жениться ему пришлось бы на ней. И вот эта убогая уродина ходит по его квартире, спит в его постели… Омерзительно! Да здравствует тот, кому пришла в голову гениальная идея обмена.

А вообще, то, что она такая убогая, ему на руку: справиться с такой не составит труда. Предложить денег и выслать куда подальше из города на пару месяцев, крупную по ее меркам сумму предложить. Десять штук баксами, например. Для нее это целое состояние, сможет осуществить все свои убогие мечты. Так и объяснить ей, что с ее… характером в такое дело лезть не стоит – затопчут, а тут наличные деньги и сразу – и ей хорошо, и все счастливы.

Хватит ли десяти? Может, не рисковать, предложить сразу пятнадцать? Или даже двадцать?

Ладно, начнем с десяти, а там как получится.

Что это она все руку к левому уху прикладывает и по волосам себя гладит? Думает, что это сексуально, заигрывает с ним? Надо бы и ему проявить к ней мужской интерес, комплимент сказать какой-нибудь или еще что. Любой комплимент будет звучать как насмешка, как издевательство: уродина, в чистом виде уродина!

Улыбнулась. Обезьяний оскал, а не улыбка! Но пора начинать разговор. Ладно, обойдется без комплимента – все равно ничего в голову не приходит. Деньги будут ей лучшим комплиментом. Начнем с десяти, учитывая повышенную ее убогость.

– Знаете, Люба, вы будете очень удивлены, когда узнаете, зачем я вас сюда пригласил, – начал Валерий.

Люба напряглась и стала выглядеть еще более отталкивающе.

Или все-таки не рисковать, предложить сразу пятнадцать?

– Дело в том, что я…

– Кто вы, я знаю, – перебила она его. – Вы – муж Алены.

Вот так сюрприз! Она, оказывается, знает. Но откуда? Даже если предположить, что аноним и ей написал письмо и посвятил в тайну, как о нем-то, о Валерии, она могла узнать, эта убогая? Ему и то выяснить определенные обстоятельства было совсем не просто. Неужели люди, которые стоят за всем этим, уже вышли на нее? Что же тогда делать? А если она уже и с Аленой встречалась?

– Откуда вы знаете, кто я?

– Да так. – Она жеманно повела плечами. – Знаю.

Десятью штуками, ясное дело, теперь не обойдешься, и даже пятнадцатью, и даже двадцатью.

– А что вы еще знаете? – Валерий решил ей подыграть, подстроиться под ее тон.

– Много чего.

– Например?

– Вас Алена не любит.

Убогая совсем не проста! Получается, она в курсе всего? И даже таких подробностей, как их отношения с Аленой? Да мало того что в курсе, нисколько этого не скрывает – что это может значить? Зачем так прямо, так откровенно высказывается? Может, у нее тоже… какие-нибудь свои планы?

– Вам Алена об этом сказала?

– Нет. – Люба отчего-то горестно вздохнула. – Алена обо мне не знает. И… никто не знает. – Она как-то многозначительно покивала.

Ну что ж, уже легче!

– А кто вам сказал?

– Не ваше собачье дело! – оскалилась вдруг она. Воспитанная девушка, ничего не скажешь.

– Не хотите говорить? – Валерий льстиво улыбнулся.

– Не хочу! – Она упрямо дернула головой и снова схватилась за ухо – дикий какой-то жест, ужасно раздражает! И сама она его ужасно раздражает. И кто бы мог подумать, что эта убогая… Да она явно умственно отсталая! И нате вам – в курсе всего, даже, может быть, побольше его в курсе. Знает ли она о главном? Если так, откупиться не удастся: сколько бы он ни предложил, поймет, даже если совсем идиотка, что ее надувают. Попробовать поговорить с ней откровенно и напугать?

– Ну хорошо, вам все известно, в таком случае нам будет проще понять друг друга. Поговорим напрямую.

– Нам не о чем говорить!

– Но… – Валерий даже опешил от такого резкого отпора. – Но вы же согласились зачем-то пойти со мной в кафе, понимали, значит, что я от вас чего-то хочу…

– Да просто поглядеть на тебя хотела! – с вызовом выкрикнула она.

Ну да, все правильно: он на нее хотел посмотреть, чтобы определить степень опасности, а она на него с той же целью.

– Теперь понимаю, почему тебя Алена не любит, мне ты тоже не нравишься. Самовлюбленный павлин! Гордый, самовлюбленный павлин!

– О чем вы, Люба? – Он снова льстиво улыбнулся, ссориться с ней было нельзя.

– Не нравишься! – Она топнула под столом ногой. – Ты злой и некрасивый, а воображаешь, что лучше всех!

– Давайте оставим в покое мои качества и поговорим как деловые люди. Я предлагаю вам двадцать тысяч долларов. Прямо сейчас, то есть завтра. Согласитесь, это очень неплохие деньги. Ну как, идет?

Люба смотрела на него насмешливо и ничего не отвечала. Цену набивает или все-таки понимает, что ее хотят объегорить?

– Я вам даю двадцать тысяч, но с тем условием, что вы сразу же уедете и не появитесь в нашем городе три месяца.

Оскалилась обезьяньей улыбкой и молчит. И опять что-то с ухом делает, всю руку под волосы запустила и возится, чешется, что ли?

– Я не хочу с тобой разговаривать, я тебя не слышу! – пронзительно громко вдруг прокричала она. – Не слышу! Не слышу!

За соседними столиками стали оборачиваться. Вот ведь идиотка ненормальная!

– Послушайте, Люба, давайте поговорим спокойно. Главное, не кричите. Если вы думаете, что в конце концов получите больше, так ведь это еще как сказать. Может, выйдет больше, а может, и… Я не советовал бы вам ввязываться в это дело, можно ведь и головой поплатиться. Нет, серьезно, я не шучу.

– Не слышу! Не слышу! Говори что хочешь, я тебя все равно не услышу!

– Да успокойтесь вы! Черт!

– Не слышу! Не слышу! Не слышу!

Она резко вскочила, чуть не перевернула на него стол с чашками и бросилась к выходу. Валерий так растерялся, что не успел ничего предпринять, а Люба уже выбежала из кафе.

Да и что тут можно было предпринять? Побежать за ней? Она, эта ненормальная, и так его опозорила на все кафе. Сцена вышла крайне неприличной и шумной. Не понял бы чего кто из посетителей. Вообще, вряд ли, что из ее истерических криков можно было понять? Он и сам не понял, чего она вдруг так взбеленилась, и это сразу после того, как он ей предложил денег. Неужели посчитала, что мало? Да она, судя по ее виду, вряд ли тысячу баксов в руках когда-нибудь держала, а тут он ей сразу предложил двадцать. Или над ней кто-то уже поработал, растолковал, что к чему?

Вот идиотка, черт! И что теперь делать? На новую встречу она теперь явно не согласится. И запугать такую трудно, она ведь ничего не слушает, никаких разумных доводов.

В любом случае как-то с ней надо решать: Люба не просто препятствие, а, как оказалось, очень трудное и опасное препятствие. Ну не может же он допустить, чтобы из-за какой-то идиотки загибло такое дело!

Устранить ее нужно.

Черт! Как ее устранишь, если от денег отказывается? Не убивать же ее! Хотя это было бы самым лучшим решением и самым надежным. Вот только одна неувязка получается: он, Валерий, не убийца. Несмотря на то что Алена его в таковые с легкостью записала. Что она там еще говорила по этому поводу?

Что он не убил потому, что это ему не понадобилось, а если бы возникла такая необходимость, спокойно убил бы. Ну, не своими руками, разумеется, нанял бы человека.

Черт! Положение у него сейчас действительно безвыходное. А если в самом деле?… Это надо обдумать.

Нельзя этого обдумывать! Что же тогда получится: Алена права, он убийца? Он не убийца!

Но положение безвыходное. Любу необходимо устранить… Вот ведь попал так попал! Никогда не думал, что ему придется… Чертова идиотка! Ну зачем ей столько денег? Она их и потратить-то толком не сумеет, куда ей? Тупая жадность идиотки. Ума все равно ни за какие деньги не купишь.

Но что же все-таки ему делать? Надо срочно придумать какой-то план – разумный и по возможности не кровожадный. Или кровожадный, но не очень. Или, на худой конец, очень кровожадный, но для него безопасный, без последствий. Иногородний киллер вполне подошел бы. Только где такого взять?

Можно подумать, он знает, где взять городского!

Валерий расплатился и вышел из кафе в глубокой задумчивости. А минут через пять…

В первый момент он даже не испугался, потому что подумал: Люба, выбежав из кафе, встретила на улице знакомых ребят – по фабрике, где она работала, или по ПТУ, где, вероятно, когда-то училась, – и попросила их разобраться с обидчиком, то есть с ним, Валерием. Их было двое – всего двое, – и выглядели они не так чтобы очень. В подростковом возрасте Валерий занимался классической борьбой, и весьма успешно (где-то в шкафу до сих пор пылились его грамоты). Справиться с такими, как эти, конечно, не составило бы труда. Да не то что с двумя – с тремя! И потому ситуация его нисколько не испугала, скорее развеселила. Ну, сейчас он им начистит рожи, подумал Валерий, и… сломался пополам от незаметного тычка в печень. Но еще не понял до конца, не успел испугаться, примериваясь, куда нанести удар, выбросил руку – и задохнулся от боли. Он чуть не потерял сознание, но все-таки и сейчас не оценил обстановку, понял только, что эти из ПТУ или с фабрики – весьма подготовленные ребята, выставил блок, сообразив, что третьего удара ему не перенести, что с наступлением пока нужно повременить до более благоприятного момента…

Очнулся Валерий во дворе какого-то полузаброшенного дома. На шею давило что-то холодное и твердое. Он скосил взгляд – пистолет. Понял, что бить его больше не будут, что его, собственно, и не били, а доводили тело до нужной кондиции – послушной бесчувственности. И еще он понял, что эти двое – никакие не фабрично-пэтэушные ребята, а самые что ни на есть профессиональные профессионалы, нанятые теми людьми, в чью игру он влез, которых самонадеянно решил переиграть. Кажется, его партия закончилась. Закончится через несколько минут, здесь, в этом грязном, загаженном голубями дворе. Как только он выдаст всю интересующую их информацию.

Интересовала их главным образом Люба: зачем он с ней встречался, о чем говорил, что она отвечала, какими вообще сведениями он располагает. Играть дурачка было бессмысленно, он прекрасно это знал. Убьют его, конечно, в любом случае, спастись не удастся, а мертвому никакие секреты не понадобятся. Надеяться на чудо вроде того, что какая-нибудь пенсионная бездельница, наблюдая сцену насилия из окна, вызовет милицию, тоже не приходилось: дом, судя по виду, необитаем. Оставалось только тянуть время, чтобы не сейчас, чтобы еще чуть-чуть, хоть на минуту удлинить жизнь. Он шел на различные ухищрения: растягивал слова, повторялся, и тогда пистолет сильнее давил на горло. Он пытался осознать, что вот это соприкосновение пистолета с его плотью – последнее живое ощущение, что пока давит, он еще живет. И свыкся, сроднился с этим давлением так, что оно его перестало пугать, он хотел теперь только одного: чтобы это давление продлилось подольше.

И жутко испугался, когда оно вдруг исчезло. Зажмурился в судорожном ожидании немедленной смерти: сейчас грянет выстрел, и его не станет. Но выстрела все не было и не было. Или он что-то пропустил, не услышал? Может быть, смерть – это просто отсутствие всего, всяческих ощущений, и если ты умираешь мгновенно, то и не успеваешь почувствовать боли? Но продолжаешь мыслить…

Валерий открыл глаза: он все в том же дворе, и не лежит, а стоит, прижавшись спиной к стене, тех двоих рядом нет, у подъезда дома – «скорая помощь». Вот, значит, в чем дело! «Скорая помощь»! «Скорая помощь» их испугала. Значит, чудо случилось, значит, не зря он тянул свой рассказ, выгадывая секунды, значит, он жив. «Скорая помощь»! Его душу спасла эта «скорая помощь», ангелом-хранителем вызванная, не иначе. Потому как кто может жить и болеть в этом заброшенном доме?

Из подъезда вынесли носилки и погрузили в машину. Валерий медленно пошел со двора, «скорая помощь» завелась и поехала. В голове мелькнула шальная мысль: остановить и попросить, чтобы его отсюда увезли, но он с собой справился и тормозить «скорую» не стал. Вышел на улицу, поймал такси и, сам не понимая почему, назвал Галинин адрес.

Все правильно, все логично: в таком состоянии приезжают либо к тем, кого больше всего любят, либо к тем, кого совершенно не стесняются. К Алене Валерий поехать не мог хотя бы потому, что ее не было в городе, и значит, поехал к Галине. Она поможет, она утешит, перед ней можно сколько угодно биться в истерике, стыдно не будет.

Он ей сразу, почти с порога, все рассказал. Ну, не все, а только то, что его чуть не убили, не объясняя почему. Наверное, она решила, что это кто-нибудь из конкурентов. Впрочем, не все ли равно, что она там решила? Главное, теперь можно хоть ненадолго расслабиться и переложить часть забот на нее. Прежде всего ему нужно снять квартиру – домой возвращаться нельзя, там его будут искать в первую очередь. И там, в той снятой квартире, нужно чем-то питаться, не выходя из дому. И потом, ему сейчас просто необходим человек, который бы не только о нем заботился, но любил бы его, не доставляя никаких хлопот и не требуя ответной любви – ни на какую любовь, ни на какую отдачу у него нет сил, – человек, который ходил бы за ним как за больным ребенком, баловал, терпел его капризы и хамские выходки, на которого можно было бы при случае накричать, которого в любой момент можно прогнать, который придет, прибежит, прилетит по первому же зову. Таким человеком и была Галина. Она выполнила все, чего он от нее ждал: внимательно выслушала, время от времени прерывая его рассказ восклицаниями, пожалела, напоила какой-то немецкой успокоительной микстурой, уложила спать, а когда он утром проснулся, сказала, что сняла квартиру, заехала в офис и сообщила всем, что Валерий срочно уехал в Египет в командировку. Потом они позавтракали, Галина вызвала такси и – по его просьбе, а по существу, приказу – первой спустилась вниз, чтобы разведать обстановку. Во дворе все было тихо (Валерий подглядывал в щелку задернутых штор): какой-то великовозрастный балбес раскачивался на детских качелях, старушка с палочкой прохаживалась по дорожке взад-вперед, собачник выгуливал своего спаниеля – и все, никаких подозрительных движений. Галина махнула рукой, и Валерий с большими предосторожностями вышел из квартиры.

Временное жилище, куда привезла его Галина, ему очень не понравилось, хотя это была вполне приличная квартира из двух комнат. Обрадовало его одно: наличие плотных штор на окнах. Он сразу же их и задернул, отгородился от опасного внешнего мира. Галина навела в квартире порядок, сходила в ближайший магазин, закупила продуктов, приобрела бутылку коньяка – для успокоения нервов, как она объяснила. Ее заботы Валерий воспринимал как должное, а вот за коньяк действительно был благодарен. Нашел в хозяйском шкафу рюмку – она стояла среди чашек, одинокая, потускневшая стеклянная рюмка, чужая и нелепая в этой чайной компании, – тут же наполнил коньяком и осушил одним глотком. И снова наполнил. Галине предложить не догадался и, кажется, этим ее обидел. Ну и ладно, ну и пусть, пообижается и перестанет, нет у него сил, чтобы соблюдать этикет. Посидев у него еще с полчаса, она уехала на фирму.

Приезжала к нему каждый день, вечером после работы, готовила еду, убиралась в квартире, рассказывала новости. Все сотрудники отнеслись к тому, что их боссу срочно понадобилось лететь в Египет, вполне нормально, никому и в голову не пришло усомниться. Знали бы они, где на самом деле он находится, как выглядит его «Египет», видели бы они сейчас своего босса, небритого, умирающего от страха, поглощающего литрами кофе, бутылками коньяк, утопающего в табачном дыму.

Все эти дни он жил ожиданием: ждал, что его найдут и убьют, ждал, что чудесным образом придет спасение. Ждал и дождался новой катастрофы: от него самого потребовали, чтобы он стал спасителем. Теперь он обязан был выбираться из своей норы на полную опасностей улицу и ехать к Алене. Наверное, эти люди добрались и до нее. Правда, она говорила совсем не об этом, о спасении вообще речи не шло, Алена просто попросила приехать, потому что, как ей показалось, в ее квартире кто-то живет. Чушь собачья, кто может жить в ее квартире? Скорее всего, новый каприз. А может, это просто хитрость: хочет наконец помириться, но прямо сказать гордость не позволяет? Хорошо, если так. Время не самое подходящее, и радости сейчас ему это не доставит, но, по крайней мере, не опасно. А вдруг это ловушка? Алену заставили позвонить и попросить приехать. Слышал он о таких вещах, кажется, вполне распространенный прием, чтобы выманить человека. Что тогда он станет делать? Вряд ли второй раз произойдет чудо и ему снова удастся избежать неминуемой смерти. И Алене ничем помочь не сможет, и сам погибнет.

Нельзя туда ехать. И не ехать нельзя. Пора отдавать долги. И… ее ведь могут и не убить, если он не приедет, она будет жить и считать, что он, Валерий, – последняя мразь, трус и подонок, и уж тогда точно никогда его не простит.

Господи, о чем он думает? Не все ли теперь равно, что будет считать Алена и простит его или не простит, когда жить-то осталось, может быть, от силы пару часов?

И все-таки не ехать нельзя, и все-таки он поедет. Потому что не мразь, не трус, не подонок. Потому что, несмотря на эти страшные три дня, он все-таки остался человеком. Потому что, что бы там ни говорила Алена, человек он порядочный, хороший человек.

Но осторожность соблюдать надо. Если что-то пойдет не так, он это поймет, и тогда… Может, он и в квартиру заходить не будет. По лицу Алены, когда она ему откроет, станет ясно, одна она или нет.

Валерий сварил себе кофе и стал собираться.

* * *

Он был совершенно уверен, что, стоит ему нажать на звонок, ему немедленно откроют. В любом случае здесь его ждут, и ждут с нетерпением. И потому был очень удивлен, когда даже после второго звонка не последовало никакой реакции.

Валерий осторожно приник к двери, прислушался – тишина. Это было так несправедливо и жестоко по отношению к нему, что от обиды на какой-то момент он даже забыл об осторожности, схватился за дверную ручку и в раздражении дернул. Дверь поддалась, приоткрылась узкая щель. Валерий замер, тупо уставившись в эту темную щель, не понимая, что это может значить. К незапертой двери он был не готов, он не так все себе представлял. Думал: позвонит, Алена откроет, по ее лицу он поймет, как дальше действовать. Но что ему делать сейчас, в такой ситуации? Войти или бежать без оглядки, пока не поздно?

Разумеется, это какая-то ловушка. Он войдет, а на него набросятся и убьют. На это и рассчитывали. Но ведь он может и не войти. Не могли же они не понимать, что он скорее всего не войдет? Только дурак может войти. А он не дурак. И совесть его будет чиста, если он повернется и уйдет. И Алена не сможет предъявить ему никаких претензий. В конце концов, он приехал, позвонил, она не открыла. Откуда ему было знать, что дверь не заперта? За ручку он дернул чисто случайно, мог и не дернуть.

Если это ловушка, то глупая и ненадежная, а значит, наверняка не ловушка. Что же тогда означает незапертая дверь?

Разное может означать. Например, то, что Алену убили. Кто-то вошел к ней в квартиру, убил и сбежал и, ясное дело, дверь оставил незапертой. В таком случае ему входить не опасно, но совершенно бессмысленно: Алене уже ничем не поможешь, а подозрения в ее убийстве падут на него. Но может быть, она только ранена и еще жива? Тогда он просто обязан войти и помочь. Если не подонок и не трус.

Валерий опустился на корточки, прислонился спиной к стене, закрыл глаза, замер. Он так измучился за эти дни, так устал. У него нет больше сил доказывать себе и Алене, что он нормальный, порядочный человек. Хочет считать его подлецом и трусом – пусть считает, ему все равно, он сейчас встанет и уйдет. Ловушка там или нет – в любом случае он в ловушке. И в эту ловушку заманила его Алена своей идиотской жертвой. Он обязан стать ее спасителем. Обязан заплатить по счету.

Валерий поднялся, придвинулся к щели, опять послушал – из квартиры не доносилось ни звука. Да может, там и нет никого? Напридумывал себе страхов, а Алена просто вышла на минутку и дверь оставила для него незапертой. Вот будет смеху, если она вернется и застанет его, дрожащего, умирающего от страха, у своей двери. Смеху и новой серии издевательств. Вот уж чего нельзя допустить!

Валерий набрал в грудь побольше воздуха, расправил плечи и с решительным видом широко распахнул дверь. Шагнул в квартиру, остановился, напряженно вслушиваясь в тишину, – ничего, можно двигаться дальше. Только в какую сторону двигаться? К кухне? К комнате? Проверить, нет ли чего подозрительного в ванной?

Дверь комнаты была открыта нараспашку, можно было даже не входить, просто заглянуть, прячась за косяк. Значит, безопаснее всего двигаться к комнате.

Валерий на цыпочках пересек прихожую. Остановился, немного постоял, изо всех сил прислушиваясь, копя силы на новый рывок. Что он сейчас увидит в комнате? Скорее всего, ничего. Ничего страшного с Аленой не произошло, она просто вышла из дому – и все. Скоро вернется. Вернется и застанет его в кресле с каким-нибудь журналом в руках: привет, Аленка, давно не виделись – все обыденно просто и совсем не страшно; она не узнает, что ему пришлось пережить здесь, в ее прихожей.

Перегнувшись через косяк (осторожность в любом случае не помешает), Валерий заглянул в комнату.

Длинное, длинное, словно человек на ходулях или воспаривший над полом человек – он не сразу понял, что человек этот повешенный. И не сразу узнал ее, эту странную девушку, Любу Иконину. И не сразу увидел Алену – высокая спинка кресла загораживала. А когда всех узнал и все осознал, что-то в мозгу его повернулось: он даже не попытался выяснить, жива Алена или нет, он даже в комнату не вошел, он просто повернулся, тихонько, стараясь не произвести ни единого звука, выкрался из квартиры. Прикрыл дверь, носовым платком протер ручку и спокойно спустился с лестницы. Все это были логичные, но не до конца осознанные действия, словно им кто-то руководил, какая-то сила извне. Он не подлец и не трус, просто с ним что-то случилось, вроде болезни. Он не подлец и не трус, просто того, что он там увидел, любой бы не выдержал. Он не подлец и не трус, он не сбежал, просто…

Сейчас главное – поскорее добраться до дому, до своего временного убежища. Алена, конечно, мертва, все равно бы он ей уже не помог. Не надо было вообще приезжать, глупостью было приезжать. Они до нее добрались. Они ее убили и Любу убили. И его бы убили, если бы он приехал раньше. Они, конечно, заставили Алену позвонить, чтобы его выманить. А потом всех убили. Их, наверное, опять что-то спугнуло, потому его не дождались.

Дурак он, дурак! За ним же наверняка следят. Сейчас, в этот момент, следят. Дома не нашли, на работе не нашли, у Алены их что-то спугнуло, и теперь следят. Он ведет их к своему убежищу. И выведет, если срочно не предпримет… Что предпринять? Обратиться в милицию, попросить помощи? Нельзя, нельзя! Придется тогда рассказать о том, что он только что увидел и… все рассказать. Нельзя в милицию. Вызвать свою охрану? Тоже нельзя, не охранит его никакая охрана, от этих не охранит. Спрятаться. В одиночку спрятаться, залечь в логово. След запутать и залечь. Больше подошла бы какая-нибудь необитаемая пещера или землянка в глухом лесу.

Валерий долго петлял по городу, пешком и на транспорте. В своей съемной квартире появился только под вечер. Открыл дверь – и столкнулся с Галиной. Жутко испугался в первое мгновение: не узнал ее, в упор не узнал. Она что-то быстро-быстро ему говорила и почему-то всхлипывала. Он не слышал что, не вслушивался в ее слова, не мог вслушиваться – не до нее ему было. Молча прошел на кухню, отодвинув ее в сторону, когда она стала хватать его за рукав. На столе стояла бутылка вина, лежало множество разнообразных пакетов с едой. Вино – это то, что ему сейчас нужно, вино спасет, вино притупит, вино вернет к жизни. Вино и одиночество: спастись можно только в одиночку, в одиночку можно придумать план, в одиночку вообще можно думать. А она все говорит и говорит, раздражает, совершенно не дает сосредоточиться.

Валерий достал из ящика в столе нож, сорвал фольгу, варварски раскупорил бутылку – пробка раскрошилась, – приник к горлышку. Он пил и пил, вливал в себя благотворную жидкость и никак не мог перестать. Галина все это время находилась рядом, как-то нелепо подпрыгивала, хватала его за руку и кричала, кричала, но уже возмущенно. Наверное, ей жалко вина, наверное, она хочет отнять у него бутылку. Он купит потом другую, но пусть она сейчас замолчит. Вино ему нужно, вино ему необходимо, у него нельзя сейчас отбирать вино.

Бутылка опустела. Валерий опустился на табуретку. Галина на минутку замолчала, потом опять принялась за свое: ухватила его за рукав и запричитала. Вино помогло – теперь он смог разобрать, о чем она говорит.

– Не молчи! Не молчи! Объясни хоть что-нибудь! Что случилось? Где ты был? Я с ума сходила, я не знала, что подумать. Пришла, а тебя нет. Где ты был? Зачем ты ушел? Да объясни же хоть что-нибудь!

Вино помогло, а Галина раздражала. Да она всегда его раздражала! Он никогда ее не любил. Безмозглая дура, как же она ему надоела!

– Ну что ты от меня хочешь? – Валерий брезгливо отбросил ее руку.

– Я должна знать! Ты обязан мне объяснить! Я имею право знать!

– Да ни на что ты не имеешь права! Оставь меня, я очень устал.

– Как?! – Галина даже задохнулась от возмущения. – Это я не имею права?… Как тебе не совестно такое говорить?

Как раздражает, как мучает! Нет у него сил на нее. Она завелась от безнадежности, он ее никогда не любил, а сейчас просто ненавидит. Глупая, ничтожная бабенка! Для ублажения тела – от безысходности. Сейчас ему нужно одиночество. Она мешает, ужасно мешает.

– Я за тобой хожу, как за малым ребенком, а ты вместо благодарности…

– Господи, как же ты мне надоела!

Галина дернулась, как будто ее ударили, замерла на секунду, а потом размахнулась и сама ударила его. Этого уже Валерий стерпеть не мог. Он вскочил, сгреб ее в охапку, протащил по коридору, открыл дверь и вышвырнул из квартиры. Кажется, она ударилась о перила, во всяком случае, по звуку было на то похоже. Он нисколько не пожалел, наоборот, испытал удовлетворение.

Заперев дверь на замок, пошел в спальню, бросился на кровать и почти тут же заснул.

* * *

Галина обиделась на него всерьез: не приезжала и не звонила. А вернее, не так: использовала обиду, чтобы бросить его на произвол судьбы. Он был ей нужен, пока преуспевал, дарил подарки, водил в дорогие рестораны, а как попал в беду – стал обузой, от которой нужно срочно избавляться. Она и избавилась.

Впрочем, ни в какие дорогие рестораны он ее не водил и подарками не особо баловал, ничем не скреплял их негласный союз. А она, вероятно, ждала. И может быть, теперь поспешила избавиться, потому что никогда не видела в нем большого проку.

Нет, прок все-таки был. Были совместные праздники. Была перспектива того, что однажды он не выдержит, разведется с Аленой и женится на ней. Да и так, пока не доставлял хлопот, иметь с ним дело было приятно: молодой, красивый, богатый. При другом раскладе Галине такой точно бы не обломился.

И все-таки зря он с ней так поступил: без Галины ему сейчас просто никак. Одиночество – вещь хорошая, но сигареты уже кончаются, вслед за ними подойдут к концу продукты, и как тогда быть?

Но с другой стороны, подло бросать его в таком положении. Ну, сорвался, с кем не бывает, могла бы понять и простить. Что ему теперь делать?

Валерий все-таки надеялся, что Галина забудет обиду и придет, он ждал. Лежал целыми днями на кровати в спальне и ждал. Периодически звонил мобильный – он хватал трубку, но высвечивался не Галинин номер, и он не отвечал. Чаще всего звонили с Алениного телефона. Первый раз Валерий чуть было не попался, хотел ответить, потому что обрадовался, что она жива, но вовремя одумался: нельзя ему себя обнаруживать, это, конечно, ловушка. Впрочем, до него они все равно доберутся, это вопрос времени.

Но пока он жив, ему нужны сигареты и пища, забота и утешение. Сволочь все-таки Галина! Не звонит и не звонит. Знает ведь прекрасно, что сам позвонить он не может.

Так прошло два дня, а на третий… На третий все кончилось. Валерий услышал, как щелкнул замок, и сразу все понял: это пришли они. Не Галина, не квартирная хозяйка, не вор-домушник, а именно они. Он столько раз за это время представлял, как это произойдет, что нисколько не усомнился: они. Нашли и пришли, сейчас откроют отмычкой дверь, войдут – и на этот раз спасения не будет. Валерий сел на кровати, сжал колени руками – в коридоре послышались шаги. Мелькнула мысль, что, если вскочить, схватить стул, швырнуть его в оконное стекло и выпрыгнуть вниз, возможно, надежда на спасение будет, несмотря на пятый этаж. Но не вскочил, даже не пошевелился: как сидел, так и продолжал сидеть, когда они вошли в комнату.

Это были старые знакомые, которые его чуть не убили в полузаброшенном дворе. А он-то думал, что пришлют других, раз эти не справились. Все произошло как тогда, только бить его не стали, сразу приставили к горлу пистолет. Один из них приставил, а другой сунул в руки мобильник.

– Вызови сюда жену. Лепи что хочешь, но только чтобы она ни о чем не догадалась.

Вот, значит, как: Алена жива! И теперь ему снова придется предавать ее. Наверное, ей удалось от них как-то сбежать, и теперь он должен заманить ее в ловушку. Он не сделает этого! Он никогда…

Пистолет с силой вдавился в горло. От боли и ужаса Валерий зажмурился. Перед глазами почему-то возникло хохочущее лицо адвоката Кручевского. Неделю назад, в той, счастливой жизни они с ним обсуждали…

– Ты будешь звонить?

– Буду!

Руки дрожали, но номер Валерий набрал самостоятельно. Может, есть еще надежда спастись? Если он выполнит все их требования, может, его не тронут? Он от всего откажется, от всего, от всего! Жизнь дороже…

Руки дрожали, с голосом он справился – Алена не заметила подвоха, Алена согласилась приехать – сразу согласилась. Вопрос еще – приедет ли? Если не приедет, если предаст, то его…

Пистолет отодвинулся, а потом и совсем исчез – как тогда, во дворе. Тогда, во дворе, он спасся, может, и сейчас…

– Поднимайся!

Не исчез пистолет, зря успокоился! Не исчез пистолет, просто переместился – теперь он упирался в спину. Куда его поведут? Зачем его куда-то вести?

До двери спальни он не дошел – мощный удар опрокинул на пол. Сразу, без всякого перерыва, последовал второй удар – по голове. Страшная боль расколола череп, хлынула кровь. Но умер он не сразу, с минуту, а то и больше жил, страдал, боялся смерти, надеялся спастись. Рядом с ним лежала бронзовая статуэтка. Валерий смотрел, как кровь, растекаясь, приближается к ней.