Текст книги "Тяжкие Падения. Серия «Hide & Sin»"

Кармилла

Я иду. Иду через мост. Вечерний бриз с реки обдувает мои рыжие волосы. Интересно, как выглядит моя огненная шевелюра в серебристом свете полной луны, что озаряет мир? Растворяется в этой холодной серебристо-черной гамме, которой окрашена ночь, или даже здесь горит красным огнем?

Я останавливаюсь ровно на середине моста. Смотрю вниз. В мыслях я воображаю, что смотрю на свое отражение, а мое отражение смотрит на меня, но на самом деле мост слишком высок, а темнота слишком черна, чтобы я видела, что показывает мне река.

Я думаю.

Я слышу его шаги. Испуганно смотрю. Мужчина. Лет сорок-пятьдесят на вид. Идет с той стороны, откуда вышла и я. Приближается ко мне. Его взгляд ласков, но в то же время в нем есть что-то хищное. Я смотрю на него. Он смотрит на меня.

Неожиданно, он открывает пасть, полную нечеловеческих клыков. Я бегу.

Странно, ещё минуту назад я хотела прыгнуть с моста, но стоило появиться угрозе, как стремление жить победило желание умереть. Страх – вот что сдерживает наше мортидо, а отнюдь не любовь. Любовь же куда чаще ведет нас именно к смерти, мне ли не знать…

Вот и этот мужчина… Почему он преследует меня? И почему я убегаю? Кто он вообще такой? Или среди лунной ночи на мосту я действительно встретила вампира?

Сейчас это не важно. Сейчас я бегу. А он бежит за мной. Нагоняет.

Он загнал меня в тупик. Я дрожу, свернувшись в комочек. Он хватает меня и поднимает на ноги. Берет рукой за подбородок и смотрит прямо в глаза. Хищное выражение его глаз странно меняется. Он кусает меня прямо в шею. Я чувствую, как умираю…

Я просыпаюсь. Всегда мечтала, чтобы все было так, как я вижу во снах. И, в этой реальности, в реальности, что я создала силой Короля в Желтом, все действительно так. Но… я ведь знают, что это не так? Что это вымысел, ложные воспоминания, придуманная реальность…

Мысли, что не дают мне покоя уже… а сколько вообще прошло лет? Время… время – это условность, мне ли не знать. И это сводит с ума. Впрочем, в той реальности я и была сумасшедшей, не так ли?

Он спит рядом. Я любуюсь его лицом. Идеальный муж. Такой, каким я всегда представляла своего отца, которого никогда не знала. Сильный, умный, надежный… Никогда не существовавший в прежней реальности.

Последний луч солнца скрывается за горизонтом. Он просыпается. Я беру подушку и начинаю его душить.

Казалось бы, разве можно убить истинного вампира подушкой? Но сегодня у твоей Госпожи, которую ты всегда считал лишь ученицей, плохое настроение. Слишком плохое, чтобы позволить тебе жить, мой милый.

Когда тело перестает трепыхаться, я убираю подушку и впиваюсь ему в горло. Я начинаю терзать и насиловать уже мертвое тело того, кто никогда и не был живым, если задуматься. Некрофилия в квадрате, если не в кубе. Я омерзительна. Я обожаю себя за это.

Мы смотрим на гниющее тело. Джокер улыбается своей полной гнилых зубов улыбкой. Странно, он может менять реальность, научился этому первым из нас, так как раньше других в Ленноксе повстречал Короля в Желтом, но не меняет своих ужасных зубов. И своего ужасного смеха. Говорит, это визитная карточка.

Рассмеявшись, он говорит:

– Недостаток либидо обостряет мортидо.

– А человеческим языком?

– Недотрах приводит к жмурикам.

– У меня все в порядке с личной жизнью.

– Ты сама-то в это веришь? Уже седьмой труп за это неделю. Каждую ночь по трупу. Реальность скоро начнет плакать от такого надругательства.

– Ради надругательство над реальностью не является нашей сутью?

Он снова смеется своим жутким смехом.

– Знаешь, недавно Говард сказал одну умную вещь, что случается с ним, надо отметить, не часто.

Есть люди света.

Они живут долго и зачастую счастливо, понимая, как устроен мир людей и как в нем жить, а умирают неохотно, так как зачастую скоро после смерти исчезают из памяти людей.

Есть люди мрака.

Они рано покидают наш мир, прожив в нем жизнь жука в муравейнике, непонятые и чужие, но лишь после смерти обретают то, для чего жили, долго оставаясь в памяти людей где-то в непостижимых высотах бытия.

А есть люди грани.

При жизни они маячат на самой границе жизни и смерти, вглядываясь в ту сторону, то ли защищая тех, кто еще здесь, то ли общаясь с теми, кто уже там. Их смерть мало что меняет, так как и после смерти они остаются у этой границы, то ли маня и утягивая на ту сторону, то ли пытаясь докричаться до тех, кто еще жив.

Люди света принадлежат миру живых, люди мрака – миру мертвых, и лишь люди грани не принадлежат никому, и в этом их вечное жуткое проклятье.

Герой станет драконом, так как на деле и герой, и дракон – лишь стражи границы, и не имеет значения, кто из них по какую сторону в данный момент.

– К чему ты это сейчас сказал?

– Ты не создание мрака. Ты существо грани. Слишком долго смотрела на границу, находясь по ту её сторону, и теперь не можешь от неё отойти, хотя давно уже перешла на эту. Впрочем, этим ты нам и полезна.

– Увы и ах, я не заперлась в Ленноксе, как Сеть, творя свои странные эксперименты.

– Он исполняет волю Короля в Желтом. Как и все мы, так или иначе. Что не отменяет того, что каждый выполняет её в соответствии со своим местом в мире. И я не завидую твоему месту.

Темный город. Вообще-то, я могу ходить при свете дня. Ведь на самом деле меня никто и никогда не убивал. Но не делаю этого. Образ – это важно. Когда убеждаешь всех в том, что ты мертв, сам начинаешь в это верить. Забавно, не правда ли?

Я вижу, как он идет мне навстречу. Останавливается по середине моста. Маленький миленький мальчик, лет 17—18. Сегодня я хочу побыть мамой.

У него очень вкусная кровь. Когда он пробудиться после смерти, заставлю его выпить моей. Из груди. Может, дочери пора стать мамой? Может тогда я перестану их убивать, пробуждаясь по вечерам?

У него такие милые голубые глаза… Такой милый… Исполнительно пьет мою кровь из груди, пока я глажу его по волосам. Такой милый…

Я сворачиваю ему шею и выхожу из своей крипты. Я неисправима. Джокер прав. Недостаток либидо приводит к мортидо. Но с моей ненасытностью, мне всегда будет не хватать этого самого либидо. Так что пусть умирают. Я же уже давно перестала отличать, кто из них вымышленный, а кто настоящий.

Хозяин Гор и Лесов

Вам, Дети с Юга Пришедших, это сказание скажу, но сказание это не сказка, а быль.

Было это давно, в те времена, что народ мой не вымер ещё, вами и Ужасом с Неба изгнанный с наших земель, а затем истребленный.

Племя мое жило у леса, что был рядом с горой. На вершине горы, как верили-знали все мои братья и сестры, жил тот, кому жертвы мы приносили. Бог, что жил на горе и властвовал над существами лесными, был древен, древнее, чем и лес, и гора, и весь этот мир, сотворенный не им, но тем богом, перед которым ваше племя ныне склонило колени.

Тяжкие времена наступили для нас, исконных хозяев этих земель. Предки вашего племени с юга пришли, нас вытесняли на север бесплодный они. Мы не сдавались, кровавой была та бойня-война. Вот только в помощь им прилетели Ужасы с Неба.

Трое их было, когда их узрел я впервые. Один был с глазами, что черны были, словно бездна, второй был бел кожей, как снег и словно кровь красен глазами, третий же был стариком с седыми усами, чьи глаза были стальными, словно тяжелое дождливое небо.

Нас истребляли они. Наследником-зятем вождя в ту пору я был, и едва пал вождь, подхватил я Зеленый Кинжал, что в древности был богом с горы нашему племени дан. Был тот кинжал не из нашего мира, но из того, что в древности канувшей в Лету сотворил бог с горы, но не было более мира того.

Ринулся я на Ужаса с Неба, чьи глаза были бездоннее бездны, в шею ему я вонзил Зеленый Кинжал. Ужаснулись Ужасы с Неба, редко умирал кто-либо из их бессмертного рода, впервые от смертной руки пал бессмертный.

Не дрогнул Ужас с Неба, чьи глаза были стальными, как тяжелое дождливое небо, мечом, что горел, словно пламя, меня он разрубил пополам. Но смерть была лишь началом.

Я очнулся в ночи. Лёд был вокруг, лёд и прах. В руке моей был зажат мертвой хваткой Зеленый Кинжал, надо мною же стоял бог с горы, впрочем, мы оба сейчас были в его обители горной.

Нельзя описать облик того, чей облик – не от этого мира. Да и не было во время то слов, которыми вы, Дети с Юга Пришедших, сейчас говорите. Мое племя не придумало слов, ему же слова были совсем не нужны. Без них мы понимали друг друга. Стал я его учеником в плату за то, что он меня оживил, удивленный тем, что Ужас с Неба бессмертный сумел я убить, будучи смертным.

Многим хитростям колдовским меня научил мой учитель. В ту пору не было ещё чародейства и волшебства, лишь искажая себя можно было исказить мир вокруг. Вся магия мира была колдовством. Ему меня он и учил.

Был он много сильнее, чем те древние боги, которых можно встретить теперь. Они в вашу пору – лишь тени прежних себя, банальностью серого мира древних богов извели. Но в ту пору, пору великих, мощен был древний тот бог, что колдовству меня обучил.

Надо многими лесами и горами властвовал он. Пусть бог этот мир сотворивший и победил в Древних войне, но не везде проникли в ту пору слуги его, что ужас с неба несли. В войне проигравшие старые боги во тьме прятались мироздания, и не всегда бои слуг победившего бога с ними кончались победой тех слуг. Многие люди, что нашего племени, что ваших предков, не богу-творцу поклонялись в ту пору, хотя он их создал.

Века с учителем прожили мы, не только учеником стал я ему, друзьями мы стали. Охотились вместе, вместе же воевали, мироздания тайны постигали вдвоем. Многие люди жертвы нам двоим приносили, хотя всегда я говорил, что он – мой учитель, а я – лишь его ученик.

Но, увы, с каждым годом, слабла мощь древнего бога. Тенью былого себя он становился, беспомощной тенью. Часто грустно смотрел он на звезды. Чужды ему были чувства людей, но чувствовал я, что если бы мог он, то плакал бы, видя, как прахом уходят силы его.

Все прервалось в той битве ужасной.

Город, что храмы нам возводил, был атакован. Армию вел Ужас с Неба, огнем пылала его шевелюра, льдом холодил его взгляд. Славен был тем он, что убил Мать Чудовищ, богиню, что много сильнее была, чем учитель мой и в лучшие годы.

Сразились они. Ранил Ужас с Неба бога с горы, едва я успел унести учителя тело с поля боя, схватились когда армии наших людей.

Был учитель мой жив, лишь ранил его Ужас с Неба, не убить бога с горы он хотел, что сложно весьма, а запечатать в вечной темнице.

Молил же учитель, что за века вместе со мной освоил язык Детей с Юга Пришедших.

– Убей меня, мой ученик. Мы проиграли. Не хочу я позорно быть загнан в тюрьму, не хочу так же видеть, как в мире сером я растворяюсь. Убей меня Кинжалом Зеленым, которым когда-то убил ты одного из бессмертных. Молю, скорее убей. Лишь в небытие стану собой я, останусь хоть в памяти вашей тем, кто я сейчас, а не тем, кем стану, последние осколки мощи я потеряв.

Плакал я, слушая друга приказ. Горькие слезы я лил, что солонее были морей-океанов, словно дождь проливной проливались слёзы мои.

Дрожали руки мои, но с духом собравшись, убил я того, что стал мне роднее отца.

С тех пор, нет в сердце моем жалости, Дети с Юга Пришедших.

О пощаде молить не надо меня. Умрите же вы, себе в жертву вас приношу я, свою жизнь ещё на ночь продлевая. Ведь каждую ночь я приближаюсь к тому, чтоб отомстить этому миру за свой народ и за друга, что был учителем мне.

Голоса, что зовут в Зиму

Источником вдохновения для этого рассказа послужила Nordic LARP-игра «Белая Смерть», созданная Nina Essendrop и Simon Hansen. Так же я благодарю Евгению Патаракину за московскую постановку этой игры, после участия в которой я и вдохновился написать этот рассказ.

Мы были в отчаянии.

Нет, все могло быть и хуже. Не окажись здесь этой пещеры, мы бы сейчас были там, снаружи, где завывала эта чертова метель, и тогда мы бы уже были мертвы. Замерзли бы насмерть, а спустя много дней в горах бы нашли наши заледеневшие тела… А может и не нашли бы.

Впрочем, наше нынешнее положение тоже нельзя назвать окончательным спасением. В целом, рациональное начало говорило мне, что это не спасение вовсе, а с высокой вероятностью лишь отсрочка неизбежного.

Будучи метеорологом по образованию, я понимал, что судя по мощи метели, она надолго. Если повезет – на день-два, но в этих местах она может провыть и неделю. Рация в такую погоду бесполезна, если она вообще не сломалась во время этой адской борьбы за выживание, когда мы почти вслепую карабкались по скалам, пытаясь найти хоть какое-нибудь спасение. Продуктов хватит дня на три-четыре. Если экономить.

То есть нет, брали-то мы с запасом… Жаль большую часть этого запаса мы потеряли в метели.

Я старался не подавать виду. Майк и Джордж, рыжеволосые близнецы восемнадцати лет от роду, самые младшие в нашей компании, весело разводили костер, не понимая, на сколько все плохо. Джоана отрешенно смотрела в даль. Она явно все понимала, но, как и я, не хотела сеять панику. Вот только сил делать вид, что все хорошо, у неё не было.

Мэри плакала. Питер… Он, собственно говоря, и сорвался со скалы, вместе с большей частью припасов. Он был таким сильным… Мне не верилось, что я больше не увижу его. Мэри же просто плакала. Говорят, Питер хотел сделать ей предложение на вершине…

Фред дрожал, то ли от холода, то ли от ужаса. Дженнифер пыталась привести его в чувство, но без особого успеха. Я подошел к ней.

Мы обнялись и я спросил:

– Что с аптечкой? – Дженнифер год назад прошла курсы медсестер, поэтому она отвечала в нашем походе за медицину.

– Кое-что осталось, но большая часть…

– Тсссс! Не сей панику, – я поцеловал любимую.

– Да чего там сеять… Кроме близнецов все всё понимают. А они слишком увлечены костром, чтобы услышать.

– Все равно…

– Питер?… – наконец-то, все ещё дрожа, подал голос Фред.

– Да, он…

Фред заплакал вместе с Мэри.

Вообще, идея похода принадлежала именно Питеру. Все мы понимали, что он просто хочет произвести впечатление на Мэри и эффектно сделать ей предложение, но сделали вид, что действительно хотим с ними в поход. Питер позвал Дженнифер, как единственного его знакомого с медицинскими навыками, она затащила меня. Фред был младший братом Питера, а так же моим бывшим одноклассником, через него мы и познакомились в свое время. Близнецы были младшими братьями Мэри, которых их общие родители поручили ей, сочтя, что поход в горы – это очень полезно для подростков. Впрочем, Мэри считала, что родители просто хотят отдохнуть от детей, устроив себе второй медовый месяц, пока мы все будем в походе. Джоан же была бывшей девушкой Фреда, они недавно расстались. Питер её позвал, потому что она, в отличие от нас всех, занималась альпинизмом почти профессионально, собственно, она и была нашим проводником.

Видя состояние Фреда, я на правах старшего мужчины начал делить оставшиеся припасы на порции, чтобы их хватило на больший срок. Дженнифер, убедившись, что никому не нужна медицинская помощь, помогла мне.

Джоан вышла из оцепенения и стала руководить близнецами в деле разжигания костра, исправляя их ошибки. Вдруг, один из близнецов, кажется Джордж, встрепенулся.

– Вы слышите?

– Такое напевание? На-на-на? – второй близнец, судя по всему тоже что-то расслышал.

– Забейте, это метель, – не отрываясь от костра ответила Джоан.

– Но я отчетливо слышал мелодичные голоса, что напевали это!

– Слушай, от стресса и недостатка кислорода здесь и не такое бывает! Забей, лучше помоги мне наломать хворост.

Подойдя к Джоан, я спросил:

– На сколько хватит хвороста?

– Ну, слава Богу, он был на близнецах, а не на Питере. Но, увы, они халявили, когда набирали его в долине…

– Три-четыре дня?

– Два от силы.

– Черт…

– Припасов, я так понимаю, на три-четыре дня?

– Если сильно экономить.

– Ну, шансы есть.

– Если повезет, метель закончится раньше, чем мы тут умрем от холода и голода. Но ведь потом нужно ещё добраться до долины.

– Об этой проблеме я предпочту думать, когда метель закончится. Ты же вроде метеоролог, да?

– Ну, я же тут без оборудования, – усмехнулся я, – но вообще… Такая метель может и неделю продержаться.

– Да, мой опыт говорит тоже самое… Н-да…

– Фреду и Мэри не говори, они и так…

– Я все понимаю. Фред, конечно, мой бывший, но совсем за монстра-то меня не держи.

Ночью я никак не мог уснуть. Казалось бы, продвижение через метель должно было измотать меня, да я и правда был очень уставшим, но совсем не насытившийся скудной порцией желудок усиленно урчал, не давая мне заснуть. Да и мысли о Питере…

Он не был мне другом, но, все же, живой человек… Брат моего друга…

Вслушиваясь в метель, я начал различать ту мелодию, о которой говорили близнецы.

«Видимо от голода глюки. Ну или просто послушав близнецов начал непроизвольно выделять из звуков метели именно эти, вот мне и чудится эта мелодия. На-на-на. На-на-на…»

Мысленно напевая эту мелодию, я и уснул.

Утром (если это было, конечно же, утро) я проснулся от женских криков. Дженнифер и Джоан пытались остановить абсолютно голую Мэри, которая с нечеловеческим упорством двигалась в сторону выхода из пещеры.

– Пустите, пустите меня, там Питер, Питер зовет меня!

Я был первым из мужчин, кто проснулся, и кинулся помочь девчонкам вывести её из этого психоза.

– На-на-на! На-на-на! Слышите, это он напевает и зовет меня!

Втроем мы сумели её повалить и связать веревками из альпинистского набора.

Она кричала, требуя отпустить её к Питеру, и Дженнифер заклеила ей рот пластырем из аптечки. Я накрыл её одеждой, так как она была абсолютно голой. И зачем она разделась? Хотя, понятно, что умом двинулась, а кто этих поехавших поймет…

Через какое-то время Мэри перестала вырываться и резко опав начала через пластырь напевать всё ту же самую мелодию. На-на-на. На-на-на.

– Что с ней? – спросил Фред, проснувшись и подойдя к костру.

– Говорила, что Питер зовет её. Пыталась уйти в метель. Голой.

– Н-да… Как думаешь, это пройдет? – спросил Фред Дженнифер.

– Я прошла курсы медсестер, а не психологов. Откуда мне знать? Думаю, пройдет. Это, скорее всего, просто шок…

– С едой и дровами все плохо или очень плохо?

– Не очень хорошо, – ответил я.

– Дела…

Мэри все ещё напевала мелодию, когда близнецы начали упрашивать нас развязать её, сказав, что проследят за своей старшей сестрой. Мы так и сделали. Мэри не пыталась выйти в метель, а лишь напевала эту чертову мелодию, покачиваясь из стороны в сторону. Близнецы одели её, без какого-либо участия или противодействия с её стороны.

Спать мы легли рано. Когда спишь, не так голодно.

– Твою мать! – заорал я, проснувшись.

Я увидел, как Мэри уже пересекала границу пещеры. Я кинулся за ней, но когда я подбежал, она уже скрылась в снегах.

– Вашу мать, вы же сказали, что будете за ней следить! – я пинками разбудил близнецов.

– А что… Черт, где она?!

– Ушла в метель!

– Нет, нет, нет!!! НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!!!!

На горе близнецы отреагировали по-разному. Майк (во всяком случае, Дженнифер, утверждала, что это Майк, она говорила, что у них чуть разная форма головы) ушел в себя и покачивался из стороны в сторону, сидя у костра. Он напевал всё эту же чертову мелодию. На-на-на, на-на-на…

Джордж же места себе не находил. Он то плакал, то орал, то крыл сам себя и Майка матом, то чуть ли не волосы на себе рвал. Фред попытался с ним поговорить, но тот чуть в драку не полез. Мы решили не трогать парней.

Джордж скоро выбился из сил, и пошел спать. Майк все так же сидел у костра, покачиваясь из стороны в сторону и что-то напевая. Джоан сказала, что последит за ним, и мы тоже пошли на боковую.

Как всегда, я проснулся первым. Я даже не удивился, увидев Джоан и Майка в одном спальнике. Надеюсь, Фред не психанет, но вроде бы они расстались нормально, без претензий друг к другу.

Фред, конечно, скорчил рожу, и судя по губам, пробормотал что-то, оканчивающееся на «люха», но психовать не стал, сев рядом со мной. Мы согрели на костре воду из снега и стали пить кипяток. Чайные пакетики мы тратить не стали, пусть девчонкам больше достанется.

Дженнифер села рядом со мной и обняла. Она была такой теплой.

– Фред, прости, что вчера налетел на тебя с кулаками, – проснулся Джордж.

– Да, я все понимаю.

– Это моя вина…

– Да не кори себя. Ну, не связывать же её было в спальнике?

– Да нет… Я когда спал, почувствовал, как она встает. Буквально видел, как она уходит в зиму, к голосам, которые её зовут… Я решил, что это сон, и не отреагировал.

– Это и был, скорее всего, сон, иначе бы ты ещё увидел матерящегося меня, что пытается её остановить, – я протянул подростку чай.

– Ну, может быть… Я вижу, мой брательник-то времени зря ночью не терял, – ухмыльнулся Джордж.

– Как бывший парень Джоаны могу тебе с уверенностью заявить, что это почти наверняка была её инициатива, – мы все рассмеялись.

– Что, сплетничаете? – потягиваясь, проснулась Джоана.

– Не без этого.

– Завидуйте молча, – отшутилась она.

Я хотел было ответить, что мне-то завидовать нечего, но Дженнифер была такой теплой и мягкой, что что-либо говорить было влом.

Майк вставать ко столу не стал. Но через какое-то время мы услышали, как он напевает прямо в спальнике. Угадайте, какую мелодию?

– Слушай, Кевин, – обратился ко мне Джордж, – а может Майка свяжем?

– Я думаю, это не мне, а Джоане предлагать надо, – пошутил я.

– Я серьезно. Я с ним сейчас поговорил… Он… странный.

– В смысле? – посерьезнел я, – тоскует по Мэри?

– Не совсем. Я никогда не видел его таким безмятежным. А я ведь не видел его в своей жизни лишь пять минут, которые разделяли наши рождения. Лежит, смотрит в потолок, напевает… Я хотел поговорить о Мэри, мол, мы не виноваты, а он такой «с ней все хорошо, она ушла в Зиму, там все будут счастливы»…

– Слушай, по сравнению с Мэри это не выглядит, как что-то странное. Поговори лучше с Джоаной, зная её, думаю сегодняшний дневной отбой она тоже проведет в его спальнике.

К моему удивлению, проснувшись я наткнулся на Джоану в её собственном спальнике. Лицо её было заплаканным, но будить её я не стал. Пойдя к спальнику Майка я с ужасом обнаружил, что спальник пуст.

– Черт, черт, это моя вина! – орала Джоана, когда я поднял всех на ноги, – надо было придать этому значение…

– Чему?

– Он странно себя вел… Я начала к нему приставать… А он словно и не замечал. Смотрел в потолок, напевал эту дурацкую мелодию, да что-то говорил про зиму… Я решила, что он меня так отшил и пошла к себе…

Фред приобнял бывшую, когда она зарыдала.

Джордж все это время подозрительно молчал. Смотрел в одну сторону и молчал. Вдруг, он набросился на меня.

– Это все ты сделал! Небось ты изнасиловал Мэри, а потом связал! А затем убил её и выкинул труп из пещеры! А затем и Майка пристукнул!

– Что за бред ты несешь?!

– Каждый раз ты обнаруживал пропажу! Так может из-за тебя они и пропадали!

Фред и девчонки пытались нас разнять. Неожиданно, в руке Джорджа мелькнуло что-то острое. Он сделал резкий рывок, вырвался из рук Фреда, но споткнулся и сам напоролся на собственный нож.

Джоана в истерике заорала, Дженнифер же, схватив аптечку, начала оказывать ему первую помощь.

– Он серьезно ранен?

– Так, царапина… Жить будет. Ну, во всяком случае, умрет не от этой раны, – Дженнифер заплакала.

– Не вешай нос. Мы прорвемся.

– Ты сам в это не веришь.

Я промолчал.

– Надо бы его связать, а то натворит глупостей…

– Фред уже это сделал, и лег рядом, чтобы, если что, успеть перехватить.

Мы занялись сексом прямо у костра.

– Кевин, Кевин! – меня дергал за плечо Фред, – Джоан пропала!

– Вашу мать, и она тоже?!

Пещеру огласил безумный смех Джорджа! Он заорал:

– Мы все уйдем в Зиму! Зимний Народ нас с собой заберет! В снегу и льду мы обретем сон и покой, а так же вечное счастье! На-на-на! На-на-на!

Дженнифер заклеила ему рот пластырем.

– Что будем делать?

– Ну, грешно так говорить, но на нас четверых запасов хватит на больший срок. Может даже на неделю.

– Дрова закончились.

– Значит, надо одеваться теплее. Как-нибудь согреемся…

– Что с Джорджем?

Джордж все ещё напевал ту самую мелодию. Снова и снова.

– Да заткнись ты, – неожиданно Фред набросился на связанного подростка и начал его избивать.

– Фред, твою мать, ты что творишь?! – я начал его оттаскивать, а Дженнифер бросилась к Джорджу с аптечкой.

– Он умер.

– Что? Я не мог избить его до смерти!

– Рана раскрылась, да и связали мы его не удачно…

Лицо Фред помертвело.

– Я убил человека…

– Фред, брось, ты же не знал.

– Я убил человека…

– Фред…

– На-на-на… На-на-на…

– Так, давай без этого, – я ударил его по щеке.

Он посмотрел на меня странным безмятежным взглядом, а потом резко бросился к выходу из пещеры, хохоча безумным смехом. Мы не успели его остановить…

Труп мы выбросили из пещеры. С одной стороны, чтобы не гнил, с другой, чтобы не иметь соблазна…

Дни и ночи окончательно слились в единую белую из-за метели мешанину. Еды теперь на нас двоих было более чем достаточно, но огонь… Мы грелись друг о друга. Почти все время, либо спали, либо трахались, либо ели… Как животные…

Мелодия капала нам обоим на мозг, буквально сводя с ума. Мы слышали её все время. Все более и более навязчиво она звала нас уйти за ней в Зиму…

В один прекрасный момент, Дженнифер не выдержала, и схватив нож начала кричать, что не дастся Зимнему Народу без боя, что лучше она покончит с собой, чем они получат её.

Я испугался, вырвал у неё нож и связал. Она стала хохотать безумным-безумным смехом и я заклеил ей рот. Затем я отрубился…

Когда я проснулся, она была мертва. Замерзла. Я не накрыл её одеждой, а сам уснул в куче спальников… Даже в них был адский дубак, а какого было ей…

Голоса звали меня все активнее. В их песне не было слов. Лишь мелодия. На-на-на. На-на-на. На-на-на. Вдруг, я отчетливо выделил из сонма голосов голос Дженнифер. Она напевала эту мелодию, зовя меня к себе. Остальные голоса приглушились, я слышал только её. Посмотрев на её тело, я с ужасов увидел, что её мертвые глаза смотрят прямо на меня. Пластырь двигался, словно заклеенные им мертвые губы что-то напевали. В ужасе я отклеил его… Показалась, она была мертва…

Я стал тащить её тело к выходу, чтобы не сойти с ума в одной пещере с ним. Когда я подошел к самому выходу, что-то ледяное коснулось моего плеча. В ужасе я обернулся.

Там стояла она. Обнаженная. Белокожая. Красивая. Совершенная. В её волосах искрились серебром снежинки. Она улыбалась и пела эту чарующую мелодию, зовя меня с собой. А за ней стояли все мои погибшие товарищи, такие же прекрасные и совершенные, как она сейчас. И множество прекрасных неземной красотой серебристо-белых существ, что пели в метели. На-на-на. На-на-на. На-на-на…

Я пошел в Зиму, где все мы обрели сон и покой, а так же вечное счастье.