Текст книги "Тяжкие Падения. Серия «Hide & Sin»"

– Но ведь одна из близняшек мертва!

Лиза, а выжила именно она, плакала над телом Линды.

– Не совсем так. Знаешь, почему он делал это сейчас, а не дождался ночи?

– Почему?

– Чтобы быстро выбросить их тела на солнце.

– То есть?..

– Да, теперь у Лизы будет вечно шестилетняя близняшка-вампир, – ухмыльнулся Виктор, – как говорится, то, что не убивает нас, делает нас сильнее. Впрочем, в данном случае, то что убивает – тоже делает нас сильнее.

– Прямо девиз семьи, – ухмыльнулся Майлз, – когда Линда оживет?

– В районе полуночи, по моим расчетам.

– Давайте, дождемся, пока стемнеет, чтобы не выносить тело на свет, а затем двинем домой.

– А если он вернется?

– Он, конечно, не умер от солнца, так как напился кровью Линды, но ожоги получил приличные, да и ногу ты ему знатно повредила. Вряд ли он явится в ближайшее время. Но вообще… Когда вернемся, нужно сказать отцу, чтобы звонил генералу Буллу. Для девочек здесь теперь небезопасно. И по его вине, вампир явно мстил ему.

– Ужас с Неба… Кто бы мог подумать. Серьезно поговорю с отцом насчет этого.

– Ага, я бы тоже послушал, что это за эксперимент такой он решил провести шесть лет назад.

Дождавшись темноты, они отнесли близняшек домой.

Генерал Билл З. Булл забрал своих дочерей в Америку, чтобы лично обеспечить их безопасность. Диана очень тосковала по подругам, но со временем свыклась с этим. Хотя стала, как и её брат, меньше любить людей и больше лес – они стали вместе бегать там. Майлз часто сопровождал их в этих прогулках, решив, что пора учить волчат уму-разуму.

Виктор стал меньше бояться людей, особенно девушек. Они с Кэролайн стали изучать некромантию вместе, теперь уже не только в его башне, но и разъезжая по кладбищам Британии. Её навыки дампира были весьма полезны в этом деле.

Дэмиан некоторое время страдал от того, что упустил возможность изучать собственных полудемонов, но скоро смирился с этим. Они с Августом продолжили играть в шахматы и размышлять над тем, какие бы ещё эксперименты им поставить.

Хозяин Гор и Лесов затаил злобу. Нога так и не зажила. Отложив на время месть Вельзевулу, что сразил его учителя (падший ангел все равно бессмертен, и с местью ему можно не спешить), он стал выжидать момента, чтобы отомстить той, из-за кого навсегда остался калекой. Тут имело смысл спешить, век дампиров недолог.

Все двигалось своим чередом. Так прошло двадцать лет.

Призраки Дикой Охоты

Я умирал раньше. Однажды в ноябре. В самом его начале. В те дни, когда грань между миром живых и миром мертвых становится настолько тонкой, что беспокойные духи с той стороны, измученные небытием, на время (а иногда и навсегда) прорываются на эту сторону. А временами бывает и иначе, когда не слишком осторожные путники нашего мира случайно (или по чьей-то злой воле) попадают в мир мертвых. И далеко не всегда они находят дорогу обратно.

Я лежал посреди кладбища. Череп мой был проломлен лопатой одного из моих же товарищей. Возможно, он просто пытался меня оглушить, просто ударил слишком сильно. Но теперь это не имеет значения. Я лежу, мои глаза смотрят на небо, кровь растекается по промерзшей земле, а мозги смешиваются с кладбищенской почвой.

Я умираю.

Вот только… Время мой убийца выбрал не самое удачное. И потому вместо погружения в вечный мрак я, хотя сердце моё уже давно и остановилось, смотрю в небо и разглядываю звезды.

Редкий случай чистого неба в начале ноября. Луна озаряет прекрасные склепы кладбища.

Мы были грабителями могил. В то время неплохо платили за свежих жмуриков. Ученым и докторам нужны были материалы для их странной работы. Мы эти материалы им поставляли за хорошую плату.

Друг мой оказался жаден… Да и прочие товарищи видимо решили, что плата на троих делится лучше, чем на четверых, судя по тому, что не остановили его.

А может, дело в том, что я переспал с его женой? Старая шлюха. Впрочем, теперь это не имеет значения.

– Как тебе небо?

– Красивое, жаль нельзя сменить ракурс.

– А ты попытайся. Знаешь, как иногда бывает. Лежишь, спишь, просыпаешься, глаза открыл, все понимаешь, а пошевелиться не можешь. Говорят, Мара приходит и садиться тебе на грудь. Удушье, паника… Но если напрячь все силы, весь разум направить на то, чтобы понять разницу между желанием движения и самим движением, и совершить уже его на самом деле, то ты преодолеваешь Мару, вновь можешь двигаться.

– Но я не сплю, я мертв. На груди у меня не Мара, а сам Танатос.

– Танатос – брат Гипноса. Но в эту ночь они оба бухают. Знаешь, погода в дни между октябрем и ноябрем такая мрачная, что даже темным богам не охота работать. Конечно, выйдя из запоя с отрезвляющими хлопьями первого снега, они, понимая, что Аид уже вдоволь насладился возвращением своей жены в подземное царство, и вновь потребует от них отчетности по проделанной работе, снова примутся за нас… Но ведь это же будет не сегодня, не так ли?

Я не видел лица незнакомца, но почувствовал, как он подмигнул. Или это была она? Голос был таким визгливым и скрипучим, что сказать однозначно было сложно.

Кажется, между началом моих попыток и их результатом прошла вечность. Но голос подбадривал меня всю эту вечность, иногда разбавляя подбадривание колючей иронией, которая, впрочем, тоже действовала ободряюще в этой ситуации. Наконец-то, я сумел оторвать свою проломленную башку от земли. Впрочем, проломленная моя голова все так же лежала на земле, над нею взмыл лишь мой дух. Но разве человек не есть мысль, а отнюдь не тело?

– Неплохо для первого раза, – мой собеседник (или, все же собеседница?) оказался полупрозрачным существом с белесыми развивающимися волосами, чье лицо напоминало нечто среднее между черепом и мордой летучей мыши.

– Кто ты?

– Имена в нашем состоянии не имеют уже никакого значения… Впрочем, ты мог в этом убедиться и сам, если попытался вспомнить свое имя, – с ужасом я осознал, что и правда не могу его вспомнить, да и вообще моя жизнь до смерти вспоминается всё хуже, лишь обстоятельства того, как я погиб, помнились мне относительно ярко, – а вообще я – баньши.

– Призрачная плакальщица?

– Ну, нас называют и так. Мертвая фея, что летает по миру, своим криком предвещая смерть.

– Что же ты не кричала, когда я умирал?

– Я кричала. Ты не слышал. Люди вообще прикладывают много усилий для того, чтобы не слышать то, чего слышать они не хотят. Видеть, впрочем, тоже.

– Зачем ты мне помогла?

– Чем ещё заняться в недолгую пору бытия, как не помощью ближнему своему, особенно если после истечения этой поры тебя ждет мучительное небытие, лишенное смысла и развлечений, и длящееся, кажется, целую вечность?

– Резонно.

– Желаешь отомстить своим убийцам?

– И провести с ними свою последнюю свою гулянку в этом мире? Нет уж, увольте. Нет, несомненно, имей я возможность сделать это в те дни, когда они сразу же падут в Преисподнюю, сделал бы это я неминуемо, но сейчас…

– Вообще, есть один неплохой способ.

– Какой?

– Ну, сразу тебя предупрежу, усилий он потребует много, а шансов у нас достичь успеха мало.

– Чем развлечь себя двум достойным мертвецам, как не сложным занятием с низкими шансами на успех?

– Резонно. Короче, дело такое. В эти жуткие ночи начинается Дикая Охота. Дикая Диана Девственница, безумная и ужасная Королева Неблагого Двора фей до самого мая будет ночами носиться по земле, похищая некрещенных младенцев и гоняя людей словно дичь. Охотно она набирает себе свиту гончих псов, особенно ценит она тех, кто уже мертв. Устроиться к ней в гончие непросто, но ежели доказать ей свою умелость, то дарит она тебе бытие на время охоты. А она, напомню, идет до самого мая. Весной ты умрешь, но если приводил ты ей достойную дичь, умело загонял ты её жертв, да усердно похищал для неё ты младенцев, то и в следующие ноябрьские ночи может она призвать тебя в свою свору.

– Хм, будучи гончей Неблагой Королевы, можно получить неплохое подспорье для мести, мести даже в чем-то худшей, чем смерть, – заметил я.

– Так а я о чем! Но устроиться туда не просто. Где проходит охота, я тебе покажу, как и все феи, я чувствую своих собратьев, пусть даже я и мертвая фея. Но там уже помочь не смогу, Диана куда сильнее меня. Три она тебе даст задания. Каждое следующее сложнее предыдущего. И каждое нужно выполнить до восхода солнца. Выполнишь третье – возьмет она тебя в свою свору, сможешь ты вдоволь отомстить своим убийцам. А если нет – затравят тебя её гончие, ждет тебя ужас худший, чем само небытие, будет этот ужас длиться до самого конца сезона Дикой Охоты, а после растворишься ты навсегда, и даже в ноябрьские дни не поднимешься ты из могилы.

– Ну, кто не рискует, тот не побеждает. Веди меня к ней!

Тысячи земель пролетели мы, прежде чем нашли Неблагую Диану, но для мертвых время течет иначе. К полуночи предстал я перед ликом Неблагой Королевы.

– Чего жаждешь ты, мертвый?

– Жажду служить тебе гончей твоей Дикой Охоты, о всеславная и всевеликая Королева!

– Многие жаждут вести меня по следу дичи и рвать её своими клыками по моему приказы, щедро я одариваю своих гончих, то знают все. Но заслуживаешь ли ты такой заслуги, мертвый?

– Есть лишь один способ это узнать, моя Королева. Слова есть ложь, даже слова мертвых, лишь делом можно доказать свое достоинство. Испытай меня, Дикая Диана Девственница!

– Что же, говоришь ты достойно, посмотрим, каков ты в деле. Вот тебе мое первое задание. Исполни его до восхода, иначе быть тебе игрушкой моих псов до самой весны, а после обратишься ты в небытие навечно, не поднимется твой беспокойный дух более из могилы! Итак, в востоку отсюда, за рекой, что течет по ту сторону леса, на поле, о котором не знают люди, собираются вороны и вороны во зову Короля-Ворона, своего господина. Делятся они всеми сплетнями, что видали в своих неисчислимых полетах по городам и лесам. Ту же птицу, что расскажет самую интересную сплетню, наградит Король-Ворон своим пером, что дарит невиданную мудрость. Принеси мне это перо, мертвый, такого мое тебе первое задание!

Отправился я в путь. По пути нагнала меня старая знакомая баньши.

– Слышала я твое первое задание. Хочешь, в нем я тебе помогу?

– Хочу. Но ты же говорила, что помочь мне не сможешь?

– Задание все равно тебе выполнять. Но я могу показать тебе, как обратиться в ворона так, что и сам Король-Ворон тебя не отличит. Но взамен потребую я от тебя одну клятву.

– Какую же?

– Среди твоих убийц был один, что сам не убивал, но пока вы могилы грабили, на шухере стоял. Видел он, как убийца занес нож, но закрыл свои он глаза, словно ничего не бывало. Слышал он, как ты кричал, да заткнул уши, словно ничего не бывало. Поклянись, что в качестве мести оставишь ты его в живых, но клювом вороньим выколешь те глаза, что не смотрели, как друг его убивал друга другого, пробьешь ты клювом вороньим перепонки ушей, что не слушали, как друг его убивал друга другого. Оставь его слепым и глухим, будет это для него участью хуже смерти!

– Странное это желание, но справедливое. Что же, клянусь я поступить именно так, коли выполню все задания Неблагой Королевы.

– Хорошо, смотри и учись.

Научила меня баньши, как обращаться в ворона, так, что и сам Король-Ворон не отличит. Обратился я в черную птицу и полетел на воронье поле.

Тысячи воронов и миллионы ворон собрались на том поле. Каркали они и галдели. В центре же поля на троне из черных пуха и перьев восседал величественный Король-Ворон, прекрасный в своей мрачной мудрости.

Рассказывали ему вороны и вороны сплетни, одна другой интереснее, а он все слушал, да кивал. Наконец-то, перед самым восходом, пришла и моя очередь.

– Скажу я тебе, Король-Ворон, сплетню не о людях, да не о зверях, а о тебе же самом!

– Кар, не бывало такого прежде, чтобы мне обо мне же сплетни рассказывали! А правдива ли сплетня, что ты скажешь?

– Правда или нет, а сам обманывать я не стану, за что купил, за то продаю. Сказывают, Король-Ворон, что не ворон ты вовсе, а человек!

– Кар! Как смеешь ты говорить такую гнусную ложь! Известно всем, что я ворон, на то я и Вороний Король!

– Известно то может и всем, да только не правда это. Глаза свои прячешь ты за маской, да глаза то голубые, не бывает таких ни у воронов, ни у ворон. Каркаешь голосом ты своим хриплым, да только человеческие ты им говоришь слова, не умеют того ни вороны, ни вороны. Перья и пух – твои одеяния, да только белая под ними кожа, человечья, нет такой ни у воронов, ни у ворон! Подменыш ты, похищенный феями, мудрости у них научился, от мудрости этой в ворона оборотился, но только человеческое нутро ты не скроешь, Вороний Король!

Зашумели вороны, загалдели вороны. Жестом одним утихомирил их Вороний Король.

– Чуя я по твоим словам, что и сам ты не ворон. Под маской моей голубые глаза, но не заглянуть под маску мою ни ворону, ни вороне. Между карканием своим вставляю я иногда человеческие слова, но не понял бы того ни ворон, ни ворона. Под одеянием у меня белая кожа, кожа человека, но и того бы не опознал ни ворон, ни ворона… Не человек ты живой, но мертвец холодный… Впрочем, сказал ты самую интересную сплетню, пусть и разнесут её теперь вороны и вороны по свету. Держи мое перо, но более мне на глаза ты не попадайся!

Быстрее молнии помчался я к Неблагой Королеве. Перед самым рассветом успел ей вручить я перо, с восходом же солнца уснул я в могиле.

Проснулся я на закате, и тут же отправился к Неблагой Королеве.

– Что же, славно ты выполнил прошлое мое задание, дам тебе сегодня второе, сложнее первого!

К северу отсюда, за горой, тянется лес, что темнее, чем все леса, в каких я охотилась. В самой же чаще того леса живет Волчий Пастырь. Повелевает он всеми волками этих земель, слушаются они его вернее, чем овцы своего пастуха. Волшебен волос его, коли положить хоть один волосок себе в рот, да прыгнуть назад через свою спину, обратишься ты в волка, пока не выплюнешь волосок изо рта. Знает то Волчий Пастырь, но считает волков-оборотней лихим племенем, племенем непослушным. А потому не дает людям он своих волос никогда. Принеси мне волос Волчьего Пастыря до восхода, такого мое второе задание!

Отправился я в путь. По пути вновь нагнала меня баньши.

– Что, и в этом можешь ты мне помочь?

– Не даст Волчий Пастырь волос свой ни волку, ни человеку, не важно, мертвый он или живой. Но даст тому, кто и так может превращаться и в волка, и в человека. Если тот, конечно, выдержит с ним бой, не падет от его когтей и клыков. Научу я тебя превращаться в волка, но лишь если принесешь ты мне клятву.

– Какую же клятву на этот раз?

– Среди твоих убийц был один, что сам не убивал, но силен он был руками, да быстр ногами. Мог он, когда тебя убивали, прибежать быстрыми своими ногами, да побороть убийцу могучими своими руками. Но не сделал он того, словно ничего не бывало. Поклянись, что в качестве мести оставишь ты его в живых, но пастью волчьей отгрызешь ноги, что другу на помощь не побежали, пастью волчьей отгрызешь руки, что друга от убийцы не защитили. Оставь его безногим, да безруким, будет это для него участью хуже смерти!

– Странное это желание, но справедливое. Что же, клянусь я поступить именно так, коли выполню все задания Неблагой Королевы.

– Хорошо, смотри и учись.

Научила меня баньши, как обращаться в волка. Обратился я в серого зверя и помчался к Волчьему Пастырю.

Хмур был могучий зверина. Не был это, подобно Королю-Ворону, человек-подменыш, нет, настоящий то был зверь, и чувствовалась в нем звериная мощь. Но владел тот зверь и мистическим могуществом, будучи колдуном-зверем, что овладел магией, будучи животным.

– Чего хочешь ты, мертвая плоть? – проревел Волчий Пастырь так, что задрожали деревья.

– Хочу я твой волос, что может обращать человека в волка.

– Зачем тебе он? Умеешь ты это и так!

– Не для себя я беру, такое задание дала мне Неблагая Диана.

– Что же, соври мне ты, загрыз бы тебя, но сказал ты мне правду, чую я это, так что тебя я испытаю. Сразись со мной в честном бою. Выстоишь – дам тебе волос. Падешь – не знаю к врагам милосердия, узнаешь ты, как страшен Пастырь Волков.

Схватился я с ним. Был он могуч, куда сильнее меня. Вот только был я мертв. Что мертвому духу клыки и когти? Поначалу ты чувствуешь боль, но лишь только вспомнив, что твое существо есть лишь мысль, и боль твоя иллюзорна, становишься ты свободен от боли. Нельзя победить того, кто помнит, что давно уже чужды ему чувства живых.

Продержался я в честном бою против Волчьего Пастыря. Не победил я его, могуч великий зверина, но и не уступил я ему, так как не знал усталости-боли. Признал меня равным Владыка Лесов. Дал мне он свой волос.

Помчался я к Неблагой Королеве. Перед самым рассветом вручил я ей волос. И с восходом уснул я в могиле.

Проснулся я на закате, и тут же отправился к Неблагой Королеве.

– Что же, славно ты выполнил прошлые мои задания, дам тебе сегодня последнее, третье, сложнее двух первых!

На западе, за морем, есть посреди океана остров. Остров, где нет живых, но и мертвые там не мертвы, а лишь спят. Вход на том острове в Подземное Царство, а перед ним пьют сейчас Гипнос с Танатосом, пока Аид наслаждается в постели с женой, давая ей зерна граната.

Спорят братья каждую ночь, да спор каждый раз разный. Каждого, кто к ним придет, берут в спор судьей. Коли рассудишь ты в пользу Танатоса, наградит тебя он куском ткани от своего плаща. Ткань та, если покрыть ею голову, обратит живого в мертвого, мертвого же, напротив, в живого. Но обозлится Гипнос, и заснешь ты навеки на том самом острове. Если же рассудишь ты в пользу Гипноса, то даст он тебе своего песка. Коли посыпать им глаза бодрствующего, тот уснет и увидит тот сон, что ты пожелаешь, если же посыпать глаза спящего, то войдешь ты в его сон, обретя над спящим великую силу. Но обозлится тогда на тебя Танатос, и низвергнет в царство мертвых навеки, не найдешь ты пути из небытия. Принеси мне и ткань Танатоса, и песок Гипноса. Такого мое последнее задание!

Отправился я в путь. И снова в пути нагнала меня баньши.

– Поможешь ли ты мне и в последнем задании?

– Если честно, не знаю я, как помочь тебе в этот раз. Нет магического знания, что поможет в этом деле, лишь твой разум и твоя смекалка помогут тебе… К сожалению…

– А какую ты бы взяла третью клятву, если бы могла мне помочь?

– Теперь это не важно…

– Скажи мне, кто ты.

Грустно на меня посмотрела белесая баньши. В глазах её, черных, как бездна, почудились мне слезы, хотя и не может плакать мертвое око.

– Неужели совсем меня ты не помнишь?

– Не может быть!

– Да. Я та неверная жена ревнивого мужа, с которой ты переспал, и за любовь к которой был ты убит. Вот только меня убил мой муж куда раньше, до того, как пошли вы на кладбище. И тогда тоже один друг закрыл глаза и уши, а другой не двинулся ни рукой, ни ногой. А потом пошли они с тобой на кладбище, уже задумав твое там убийство. Вот только была я феей, чего не знал мой муж. Благой феей, что скрывалась среди людей, да, используя фейские чары, обольщала их и зарабатывала тем самым себе на жизнь. А после смерти стала я баньши…

– Клянусь тебе, что отомщу твоему мужу так, как того ты пожелаешь.

– Что же, сначала надо пройти последнее испытание Неблагой Королевы.

На острове посреди океана у самых врат в Подземное Царство спорили, изрядно подвыпив, два брата, Танатотос и Гипнос. Ледяными были глаза Танатоса, бога смерти, все его тело было скрыто черной непроглядной тканью, даже руки были в перчатках. Лишь из-под капюшона выглядывали его немигающие ледяные глаза.

Гипнос же был обольстительным худым альбиносом, что сверкал красными своими глазами. Лунным светом светились его белоснежные крылья.

Из глубин же пещеры доносились жуткие звуки. То хтонический бог Подземного Царства, от которого исходила древность большая, чем от всего нашего мира, предавался страсти со своей несчастной женой, чей ум был помутнен гранатовыми зернами, что подарили Аиду Танатос и Гипнос за помощь в их страшных делах.

Но сейчас братья пили. И спорили, горячее, чем подчас спорят враги, хотя и были друзьями.

Едва завидев меня (баньши же, пользуясь своим колдовством, уменьшилась и скрылась в моем кармане), потребовали они, чтобы я их рассудил.

– Спор наш таков. Ваш людской Бог, – братья расхохотались, – пока что ваш людской Бог всемогущ. Ну, во всяком случае, допустим такое для нашего спора. Так вот, если попросить его сотворить неподъемный камень, сможет ли он его поднять? – братья вновь захохотали.

– Я, – сказал Танатос, – утверждаю, что если он всемогущ, то сможет поднять любой камень в мире!

– Я же, – подхватил пьяный Гипнос, – говорю, что если он всемогущ, то может создать и настолько неподъемный камень, что сам его не поднимет!

Я задумался. Мысль моя зацепилась за это «пока что». И «допустим для нашего спора». Боги явно не любили христианского Бога, что, в целом, было понятно.

– Я вот что думаю. С одной стороны, ежели Бог поднимет этот камень, то значит был он недостаточно всемогущ, чтобы создать действительно неподъемный камень. То есть, он в таком случае не всемогущ. С другой стороны, если он создаст такой камень, что и сам не поднимет, то значит, он снова-таки не всемогущ, так как не может поднять этот самый камень. Что это нам говорит?

– Что? – замерли братья.

– Что при любом раскладе Бог не может быть всемогущим!

Братья заржали, словно кони Апокалипсиса.

– Ха-ха-ха-ха, умный ты малый! Сумел-таки нам обоим задницу подлизнуть! Уважаю, держи-ка ткань с моего плаща!

– Да, мозг у тебя варит, а я такое уважаю, такие люди будут нам нужны, когда мы низвергнем вашего Бога! Держи-ка ты и мой песок!

Выпив с ними кружку-другую, полетел я обратно. Баньши выбралась из моего кармана и поцеловала меня, когда мы добрались до родных берегов.

После секса с ней прямо на пляже, еле-еле успел я вручить Неблагой Королеве отрывок ткани и песок перед самым восходом. Взяла она меня в свою стаю!

Всем троим виновникам нашей смерти мы отомстили.

Первому выколол я глаза и ушные перепонки, обратившись в ворона. Второму отгрыз я руки и ноги, превратившись в волка.

А самому же убийце… О, для него нашли мы самую страшную месть.

Пока не истек срок пьянства Танатоса и Гипноса, завели мы его страхами и соблазнами на тропы мертвых. Вечно теперь будет он живым бродить во мраке небытия, не зная выхода оттуда. Познает он, будучи живым, ужасы загробной жизни, не познав при этом покоя и могущества мертвых.

Много раз я после того умирал, чтобы затем вновь вернутся в мир живых в свите Неблагой Королевы. И на каждой охоте со мной была моя баньши. Ведь после смерти мы обрели нашу любовь. Вечную, как все, что находится по ту сторону жизни и смерти.