Текст книги "Кто-то оттуда"

Не дожидаясь ответа, Борис зажег фитиль керосиновой лампы, поставил лампу на табуретку и хотел было уже начать разговор, но Губбель его опередил:

– Я знаю, о чем ты хочешь спросить. Только учти – готовых ответов у меня нет. Могу лишь поделиться своими наблюдениями. Так вот, когда я только приехал, твари в среднем были в размер чайного блюдца и лишь самые крупные достигали величины десертной тарелки. Сейчас самые крупные уже размером с блюдо для выпечки, а таких мелких, каких раньше было большинство, теперь уже практически и не встретишь. Представляют ли они опасность для людей? Поначалу они были совершенно безобидны. Где-то с год назад, как раз, когда старик умер, на их поляне стали появляться мертвые животные. Связано ли это как-то с тем, что они подросли? Не знаю. Дорастут ли они до таких размеров, когда смогут убивать людей? Не знаю.

Вениамин замолчал, и Борис воспользовался подвернувшейся возможностью, чтобы вклиниться и задать только что возникший у него вопрос:

– Ты сказал, что трупы стали появляться как раз после того, как умер старик. Скажи, а как он сам относился к тварям? И что ты думаешь по поводу его смерти?

Вениамин кивнул головой.

– Резонный вопрос. Как он относился к тварям – я не знаю. Но он часто пропадал там у них на поляне. Насколько я сам видел – он просто сидел и чего-то ждал, иногда молился, бормотал что-то на своем языке. В избу возвращался нередко уже по темноте. А однажды он ушел туда и не вернулся.

У Бориса перехватило дыхание. Вероятно, он сильно изменился в лице, потому что Вениамин вдруг усмехнулся и поспешил добавить:

– Нет-нет, это наверняка не то, что ты думаешь. Едва ли они сумели бы затащить его силой, да и потом я-то ведь там тоже бывал часто и ничего, как видишь, живой. Я думаю, он сам принял это решение.

Заметив в глазах Бориса недопонимание, Вениамин пояснил: – Скорее всего, старик устал ждать и бросился в котел с кипящей смолой. Ты понимаешь, о чем я говорю? Это ведь, кажется, твое сравнение?

– Понимать-то понимаю, – задумчиво отозвался Борис, – но почему ты считаешь, что он покончил с собой? И даже если и покончил, почему именно так покончил?

– А как еще я должен думать? Он исчез. Совершенно бесследно исчез. Ушел в тайгу? Тогда он взял бы с собой ружье. К тому же, я ведь тебе говорю, он часто сидел на поляне и смотрел на эту плешь. Плешь будто гипнотизировала его. По моему, он воспринимал ее как ворота в тот мир, куда ушли его близкие. Повторю – он ведь никогда не говорил, что они погибли. В этом месте он меня всегда поправлял. Их взял злой дух – вот и весь сказ.

– И после того, как старик бросился в плешь, – неожиданно вставил Борис, – твари стали нападать. Ведь так?

Вениамин не ответил. В комнате повисла напряженная тишина. Борис ждал, и это ожидание натолкнуло его на размышления о той благоприятной и одновременно странной перемене, которая произошла с Венькой за считанные часы после возвращения из леса. Теперь, по крайней мере, с ним можно было общаться, как с нормальным человеком, а не как с клиентом психдиспансера.

– Боря, – Вениамин, наконец, прервал неестественно затянувшуюся паузу, – чего ты от меня хочешь? Да, так случилось, что оба эти события совпали по времени. Тебе от этого легче? В любом случае, если и не прямая, то потенциальная опасность, безусловно, существует. И не один только ты этим озабочен. И ты ошибаешься, если думаешь, что я тут за пять лет совсем одичал. Уже около года я живу с ощущением, что рано или поздно к великому моему сожалению мне придется покинуть эти места и рассказать всем о том, что здесь происходит. Меньше всего на свете мне хочется менять свой образ жизни, Боря. И, соответственно, отсюда уезжать. Я не буду тебе объяснять, почему именно здесь я нашел свое место, все равно ты этого никогда не поймешь. Главное, ты должен понять, что я человек хоть и странный по вашим меркам, но не одичалый, и мне отнюдь не безразлична судьба того мира, от которого я бежал. Даже если бы ты и не приехал, к осени я так или иначе планировал собрать журналистов и все им показать прямо на месте. И я бы это сделал, можешь мне поверить. Так что если ты возомнил, что вся тяжесть ответственности за судьбы человечества легла исключительно на твои героические плечи, можешь немного расслабиться. Этих плеч как минимум две пары.

Губбель замолчал и посмотрел на Бориса. Выражение его лица, еще секунду назад предельно серьезное, неожиданно переменилось.

– Ну и рожа у тебя, Шарапов, – сказал он с усмешкой.

– Какая? – осведомился Борис.

– Какая-какая… – Губбель перевернулся на бок и натянул на себя одеяло. – Отмороженная, вот какая. – Он протяжно зевнул и несколько сдавленным от зевоты голосом добавил: – Ладно, гаси лампу. Завтра выходим на рассвете, так что давай спать.

Борис не стал возражать. Он чувствовал себя уставшим и тоже хотел заснуть как можно быстрее. Но голова полнилась впечатлениями последних суток, вновь и вновь возбуждавшими в утомленном сознании образы прошедшего дня. Кроме того, за окном свистели загадочные твари, отнимая у Бориса последние надежды на скорый сон. Да и на не скорый тоже, ибо Борис прекрасно знал, что пока в ночной тишине раздается этот странный, потусторонний свист, сна ему не видать, как своих собственных ушей.

Глава 3. Лестное предложение

1

От Шереметьевского аэропорта Борис ехал на такси. Москва встретила прекрасной, солнечной погодой, но на душе от этого легче не стало. Еще в самолете Борис решил, что домой заходить не будет, а поедет сразу к Даше, и теперь с нетерпением ждал предстоящей встречи с подругой, надеясь в ее обществе хоть на время отвлечься от разъедавших мозги мыслей.

…С Дарьей Борис познакомился относительно недавно – месяцев пять назад. До этого он встречался с ее старшей сестрой – зеленоглазой, медноволосой красавицей Татьяной, легкомысленной покорительницей мужских сердец, с которой у Бориса, что называется, не сложилось. Они были слишком разные, и чем дальше, тем больше это осознавали. Борис, человек довольно замкнутый и очень разборчивый в своих знакомствах, к безумным Татьяниным тусовкам относился с крайним раздражением. Он не хотел иметь ничего общего с теми людьми, с которыми якшалась его удручающе беспутная подруга. Но даже если бы ее друзья были воплощением всех мыслимых добродетелей, и тогда едва ли Борис относился бы к ним иначе. В любом случае их было слишком много, и они слишком часто устраивали свои вечеринки.

В последние месяцы их роман продолжался уже скорее по инерции. Оба все больше разочаровывались друг в друге и встречались все реже. Конец их отношениям (по крайней мере сексуальным) положил случай, сведший Бориса с младшей сестрой Татьяны – Дашей.

Вообще, они могли бы познакомиться намного раньше, но Татьяна была с родителями на ножах и никогда прежде Бориса к себе домой не водила. Впрочем, не привела она его и в тот раз, Борис пришел сам.

Поводом послужила Татьянина необязательность. Когда Борис уезжал в очередную командировку, она попросила у него ключи от его квартиры, обещая к его приезду оставить их у соседей. Вернувшись, Борис с досадой обнаружил, что никто соседям ничего не передавал. Он не удивился, но, разумеется, и не обрадовался. Перспектива тащиться с дороги еще через полгорода к своей легкомысленной подруге и выцыганивать у нее обратно ключи от собственной квартиры ему совсем не улыбалась. Но деваться было некуда.

Двери открыла молодая, очень привлекательная девушка лет двадцати, не более. Самой Татьяны дома не было, и девушка, оказавшаяся ее младшей сестрой, предложила Борису остаться и обождать. Следующие два часа они провели в беседе, сперва вежливой, но чуть погодя уже и вполне дружеской. С этого все и началось.

Очень скоро Борис обнаружил, что определенно влюбился и явно не без взаимности. Едва теплившийся роман со старшей сестрицей ко взаимному облегчению был окончательно похоронен. Борис чувствовал, что его новая подруга – что-то особенное, и с течением времени лишь укреплялся в этом мнении.

Во-первых, Даша была красива. Она обладала очень характерной внешностью, вызывавшей у Бориса стойкие ассоциации с какой-нибудь красной девицей из русской народной сказки: нежный овал лица, румяные щеки, огромные ресницы, маленький, вздернутый нос. Глаза светло-серые, прозрачные, с голубыми прожилками. Над наружными уголками глаз легкие припухлости. Цвет волос неравномерный, прядями, от желтого до светло-коричневого. Сами волосы длинные, мягкие, обычно распущенные, иногда заплетенные в косу. Очень хорошая фигура…

Но главное Дашино чудо-характер. Она не искала, подобно Татьяне, бесконечных увеселений, но не от закомплексованности, а потому, что не находила в них особого для себя интереса. Это была очень правильная девушка, спокойная и доброжелательная. И с очень твердым характером, между прочим, что с особенной яркостью проявилось в эпопее, связанной с отъездом за границу ее родителей.

При старом режиме Дашин отец был средней руки провинциальным партийным начальником. Он очень удачно сумел вписаться в постперестроечный вираж, вовремя сдал партбилет и в результате оказался в Москве. Здесь его интенсивно тасовали, за несколько лет он сменил ряд ответственных постов, пока полгода назад не получил назначение послом в одну из благоустроенных европейских стран. Казалось бы, живи и радуйся, да вот беда – младшая дочь наотрез отказывается ехать вместе с семьей к новому месту работы своего высокопоставленного родителя.

Дашу тогда все ее московские друзья и знакомые буквально затерроризировали. О домашних уже и говорить не приходится. Каких только доводов они не приводили, склоняя ее изменить свое решение. И главное – никак не могли взять в толк, как это она добровольно лишает себя таких перспектив. У нас, говорили, бардак, черт его знает, что будет завтра, а там – спокойная, сытая жизнь без проблем. Даша невозмутимо все выслушивала, кивала головой, поддакивала, но на переезд ни в какую не соглашалась. Говорили – получишь европейское образование. Ну и что? Даша была уверена, что при желании и здесь получит образование не хуже, чем в какой-нибудь Сорбонне. Тем более, обучаясь на четвертом курсе МГУ, она специализировалась на древнем периоде истории России. А где же еще изучать древний период истории России, как не в самой России? Если ехать на Запад, специализацию, скорее всего, придется менять. А ради чего?

В конце концов Даша настояла-таки на своем и осталась в Москве. Некоторое время она жила вдвоем со старшей сестрой, но вскоре после отъезда отец нашел для Татьяны место в какой-то совместной фирме и вызвал ее к себе. Как раз незадолго перед этим Даша познакомилась с Борисом, что еще более укрепило ее в нежелании куда-либо уезжать. Наоборот, в ее распоряжении осталась большая квартира в центре Москвы, и грех было не воспользоваться столь щедрым подарком судьбы. У Бориса, конечно, тоже была отдельная двухкомнатная жилплощадь, но ни в какое сравнение с Дашиными апартаментами она идти не могла, да и расположена была далеко не в самом лучшем районе. Борис стал часто бывать у Даши, оставаясь иногда на несколько дней. У него даже завелись ключи от ее квартиры, которыми он, впрочем, почти никогда не пользовался. Но как раз теперь ключи пришлись более, чем кстати. Когда Борис звонил Даше из аэропорта, к телефону никто не подошел. Поэтому он решил ехать без предварительных предупреждений и дожидаться хозяйку в ее собственном доме.

…Таксист рулил молча. Он либо не узнал Бориса, либо узнал, но деликатничал, либо просто был не любопытен. В любом случае, Бориса это вполне устраивало. Он боялся узнававших его людей. Издержки узнавания, как правило, намного превышали радость, доставленную удовлетворенным самолюбием.

К месту назначения добрались на удивление быстро. По крайней мере, так показалось Борису, ушедшему в свои мысли и выведенному из задумчивости необходимостью платить за проезд. Только-только, вроде, отъехали от аэропорта, а тут уже, как говориться, вот эта улица, вот этот дом… Правда, барышни, как и следовало ожидать, на месте не оказалось. Борис убедился в этом сразу, лишь только провернул ключ в замке, потому что, если бы Даша была дома, дверной замок стоял бы на предохранителе. Учитывая, сколько сомнительных типов развелось в последнее время на улицах столицы, подобная предосторожность для молодой и одинокой пока еще женщины была отнюдь не излишней.

Первым делом Борис поспешил в ванную, смыть пятидневный слой грязи, скопившийся на теле за время поездки. После душа наспех вытерся, обмотал нижнюю половину тела Дашиным полотенцем (попутно подумал, что надо бы иметь здесь что-то из своих шмоток) и прошел на кухню. Покопавшись в холодильнике, извлек оттуда кусок колбасы, сыр, масло, кастрюлю с макаронами, поставил на плиту греться чайник и сковородку.

Ужинал в задумчивости. Собственно, задумчивость теперь была его перманентным состоянием, нарушаемым лишь изредка и по необходимости.

Задумчивость питал страх. Это чувство нахлынуло на Бориса еще утром в самолете и с тех пор держало в своих леденящих объятиях, направляя весь ход его мыслей.

Страх рождала неизвестность. Борис ощущал очень острое чувство незащищенности перед тем неведомым, что непостижимым образом забросило его к Губбелю на кулички. К тому же он был абсолютно уверен, что между увиденным на поляне и той анонимной силой, что побудила его к путешествию, существует какая-то таинственная связь. Если, конечно, не предположить, что позвонил ему все-таки Губбель. Но вертолет? Он ведь обошел его несколько раз, заглядывал в кабину. Там негде было спрятаться. Кроме того, вертолет стоял посреди открытого пространства, и подойти к нему незамеченным едва ли было возможно. Как он взлетел?

Были и другие вопросы, и главный из них – что делать? Борис ощущал на себе огромный груз ответственности после всего того, что узнал и пережил в тайге. Он чувствовал, что над человечеством нависла какая-то страшная опасность, и его обязанность состоит в том, чтобы предупредить пребывающих в неведении людей. Но как? Как сделать так, чтобы ему поверили? Как убедить в очевидном, но невероятном? Было над чем поломать голову.

После ужина Борис переместился в гостиную. Открыл окно, устроив себе приятный сквозняк. Затем, в надежде хоть немного отвлечься от переполнявших голову мыслей и треволнений, включил телевизор.

Перебрав последовательно все телевизионные каналы, остановил свой выбор на какой-то музыкальной передаче. Потом уселся в кресло и вынул из сумки вчерашние «Известия», купленные перед вылетом в аэропорту Красноярска. Но читать совсем не хотелось. Удобная поза, сытый желудок и накопившаяся за время поездки усталость сделали свое дело. Машинально пробежав глазами несколько абзацев, Борис отложил газету в сторону и откинулся на спинку кресла, с отрешенным видом уставившись в распахнутое настежь окно. Со двора доносился детский гомон и шелест листьев, где-то далеко звенел трамвай, но Борис, впавший в состояние полнейшей прострации, ничего этого уже не слышал. Его усталые мозги отключились от внешнего мира, обретя, наконец, долгожданный покой. Впрочем, надолго ли? Ведь в это самое время…

2

…в это самое время в квартире начали происходить престраннейшие вещи: телевизионный экран вдруг погас, звук тоже исчез, тогда как старый ламповый приемник, стоявший подле кресла, наоборот, невероятным образом сам собой включился. Специальная лампочка, вставленная внутрь, осветила шкалу, по которой плавно заскользил указатель настройки. Из приемника зазвучали разноязыкие голоса, музыка, какие-то шумы, щелчки, но что удивительно, даже на эту ужасную какофонию Борис никак не отозвался. Совершенно неподвижный, он лежал, словно изваяние, в своем кресле, устремив бессмысленный взгляд куда-то вдаль, туда, где, отражаясь в окнах соседних домов, багровело зловещее, сумеречное небо.

Внезапно указатель настройки прекратил продвижение по шкале, зафиксировавшись на определенной волне. Наступила тишина, через несколько секунд прерванная донесшимся из приемника голосом.

– Квартальников, – позвал голос.

– Я слушаю, – ответил Борис.

– Я буду с вами говорить, Квартальников, – опять произнес голос.

– Я слушаю, – ответил Борис.

– Я буду говорить об очень важных вещах. Вы готовы слушать, Квартальников?

– Я слушаю, – ответил Борис.

Голос выдержал паузу и через некоторое время зазвучал вновь.

– Итак, Квартальников, вы вернулись. Вернулись растерянным и подавленным. Вам много пришлось узнать, много пережить, но это только начало. То, свидетелем чему вы оказались – не более, чем верхушка айсберга. Вы лишь слегка приподняли краешек занавеса, скрывающего адскую бездну, имя которой – деструктуризация.

– Имя бездне – деструктуризация, – эхом отозвался Борис.

– Деструктуризация, – продолжал голос, – это неизбежный, все примиряющий процесс, исходящий из самого центра Вселенной и распространяющийся от него во все стороны, охватывая на своем пути все новые и новые миры. Сущность этого грандиозного процесса слишком сложна для постижения неподготовленным разумом, поэтому представить его можно только на примере, доступном человеческому уму. Возьмем личинку насекомого. Уязвимая, неуклюжая, плохо организованная – что может быть беспомощнее этого нелепого создания? Но вот наступает момент, и личинка волшебным образом преображается в суть насекомое – существо рациональное, приспособленное, сильное. То же происходит и с небесными телами, вот с вашей Землей, например. Вроде личинки – она сейчас представляет собой нечто аморфное: бессмысленное нагромождение минералов, воды, как слизью, покрыта спонтанно развивающейся жизнью. Все это хаотично и поэтому обречено, ибо самая суть бытия есть непрестанное продвижение к абсолютной гармонии. И вот теперь на смену относительному хаосу современного мироздания идет порядок, вечный, нерушимый порядок. Материя переходит к высшему этапу саморазвития.

– Так значит, Земля живая? – неожиданно спросил Борис. Он все так же лежал в кресле, только теперь глаза его были закрыты.

– Ерунда. Лишь глупец может полагать, что единственно живая материя способна к самоорганизации. Посмотрите, как посредством силовых полей неживая материя объединяется в атомы, планетные системы, галактики. Насыпьте на лист бумаги порошок из измельченного железа, поднесите магнит, и вы увидите, как под действием невидимых сил частички металла выстраиваются в определенном порядке. Самоорганизация и саморазвитие – свойство любой материи, живой и неживой. Главное различие – живая материя эволюционирует неизмеримо быстрее, не оказывая влияния на неживую, так как является лишь частным ее случаем. Эволюция же неживой материи – это бедствие для всего живого. Впрочем, не буду вас больше задерживать, Квартальников. На первый раз достаточно. Напоследок только запомните, что мы ждем вашего телефонного звонка.

– Я не понимаю, – пробормотал Борис, – какого звонка вы от меня ждете, куда я должен звонить, зачем?

– Эй, что это ты там лопочешь? – чей-то очень знакомый голос, прозвучавший где-то совсем рядом, вывел Бориса из состояния лунатической оцепенелости.

Он открыл глаза и увидел перед собой Дашу собственной персоной. На Даше была свободная черная майка навыпуск, длинные голубые шорты и белые гольфы, и выглядела она просто замечательно. Впрочем, как всегда.

3

– Привет, – сказал Борис.

– Привет, – ответила Даша. Она удивленно переводила взгляд с Бориса на телевизор и обратно. Потом она спросила:

– Боря, ты случайно не заболел? Что это ты перед телевизором засыпаешь?

Борис молчал. Он находился под впечатлением от своего сна, и Дашины слова с трудом доходили до его сознания.

– А это что еще такое? – Даша подняла с крышки приемника какую-то бумажку. – И приемник почему-то теплый, – пробормотала она. – Слушай, это тут у тебя что, чей-то телефон, да? Признавайся, негодяй, завел себе, небось, новую зазнобу?

– Тебя, например, – усмехнулся Борис. Он перехватил бумажку из Дашиных рук и стал ее изучать.

Действительно, там были какие-то цифры, судя по всему телефонный номер. Борис сразу вспомнил свои странные видения, и сердце его екнуло. Он вдруг с необычайной ясностью осознал, что это был вовсе не сон. Но что сказать Даше? Борис призадумался. В любом случае, правду открывать ей не имеет смысла. Мало того, что не поверит, так еще и примет за сумасшедшего. «Ладно, совру ей чего-нибудь», – решил наконец Борис и, как бы что-то вспомнив, хлопнул себя по лбу.

– Ну да, это же телефон этих, как их там… Короче, бухгалтерии. Кстати, – Борис поспешил перевести разговор на другую тему, – а ты откуда это так поздно?

Даша расхохоталась.

– От Марлона Брандо. Слыхал о таком?

Борис сделал вид, будто не понял шутки. Он придал своему лицу серьезное выражение и строгим голосом спросил:

– Ну и как, он тебя не слишком утомил, этот твой Марлон?

Даша снисходительно посмотрела на Бориса и, не желая больше засорять разговор банальностью дежурных острот, ответила просто и коротко:

– Не утомил.

Потом добавила:

– Я сейчас буду мыться и ужинать. А ты, – она выдержала паузу и, не сдержавшись, ехидно ухмыльнулась, – а ты, если хочешь, можешь еще поспать.

Оставшись наедине с собой, Борис как-то сразу помрачнел. Дашин намек был совершенно прозрачен, и в любой другой момент мужские рефлексы Бориса сработали бы незамедлительно. В любой другой, но только не теперь. Огромное нервное напряжение, помноженное на лихорадочную работу мысли, вымораживало все сексуальные позывы, превращая молодого, полного сил мужчину в бесчувственного истукана.

Некоторое время Борис неподвижно сидел в кресле, уставившись невидящим взором в заработавший опять как ни в чем не бывало телевизор. Потом, не прерывая раздумий, стал бессмысленно шарить глазами по сторонам, пока случайно не уперся взглядом в валявшуюся на полу газету. Поднял ее, машинально расправил и тут вдруг всю его оцепенелость будто ветром сдуло.

Одна из статей газеты была обведена. Чем обведена – непонятно. Чем-то красным и слегка флюоресцирующим, но явно не ручкой, не карандашом и, вероятно, не фломастером.

Борис был поражен. Он мог поклясться, что еще полчаса назад (или сколько он там находился в трансе) никаких обведенных красным флюоресцентом статей в газете не наблюдалось. Еще более озадаченный, чем прежде, он откинулся на спинку кресла, засветил торшер (в комнате было уже довольно темно) и принялся читать эту бог весть кем выделенную заметку, заголовок которой («Канадские фермеры озабочены») вряд ли мог бы быть отнесен к разряду интригующих.

Заметка гласила:

«В последнее время канадская общественность взбудоражена сообщениями, поступающими из двух восточных штатов страны – Саскачеван и Альберта. Первыми несколько месяцев назад тревогу забили фермеры, на полях которых стали появляться миниатюрные озерца, заполненные неизвестной, полупрозрачной субстанцией. С течением времени подобных сигналов становится все больше. Канадские земледельцы в шоке. Озабочены и местные власти. В настоящее время комиссия, составленная из экспертов федеральных служб, а также некоторых видных ученых занимается изучением удивительного феномена».

Едва закончив чтение, Борис услышал, как Даша протопала из кухни по коридору в ванную, откуда вскоре стал доноситься шум воды. Тогда он быстро встал, подошел к телефону, развернул загадочную бумажку и набрал указанный в ней номер. Трубку подняли практически сразу. И тут Борис растерялся. Он понятия не имел, о чем говорить, и чувствовал себя круглым идиотом.

– Рад вас приветствовать, Квартальников, – донесся вдруг из трубки знакомый голос. Борис вздрогнул от неожиданности, пошла какая-то цепная реакция, и в результате с его языка сорвался вертевшийся в голове вопрос:

– Кто вы такой.

– Не торопитесь, Квартальников, – невозмутимо парировал голос. – Всему свое время.

– Черт вас побери, – взорвался Борис, – что значит «всему свое время»? Вы за кого меня тут держите? Сперва заманили обманом в какую-то глухомань, потом вогнали в состояние какого-то дурацкого гипноза, а теперь еще имеете наглость заявлять: «не торопись, всему свое время». Да пошли вы все в одно место! Не желаю иметь с вами дело, кем бы вы там ни были. Сейчас вот брошу трубку, и адью…

– Тише, Квартальников, не шумите. Чем обвинять, лучше войдите в наше положение. Вы можете твердо поручиться, какой была бы ваша реакция, если бы мы попробовали вступить с вами в контакт, не прибегая к гипнозу? Ваше сознание необходимо было подготовить, чтобы исключить нежелательные психологические реакции, что мы и сделали. А в отношении того, что вас обманом завлекли к Губбелю… Тут я не совсем понимаю суть ваших претензий, Квартальников. Нет, с одной стороны, конечно, понятно, вы не хотите быть пешкой в чужой игре, это естественно, но с другой… Где ваше профессиональное любопытство, хочу я вас спросить? Где ваша репортерская хватка? Оказаться в центре невероятных событий, сулящих мировую сенсацию – это ли не мечта любого из ваших коллег? Ну же, Квартальников, почему вы молчите? Впрочем – ладно, можете не отвечать. Я и так знаю, что вы просто испугались. Хотя, уверяю вас, для страха нет никаких оснований. Мы ничем вам не угрожаем, как раз наоборот. Если не возражаете, я изложу вам суть наших предложений, и тогда вы поймете, насколько я прав. Вы готовы меня выслушать?

– Почему бы и нет. Валяйте, рассказывайте.

– Прекрасно. Итак, я надеюсь, предыдущая наша беседа должным образом утвердила вас в мысли, что гибель вашей планеты – дело лишь времени. Логично предположить, что и всем людям, населяющим Землю, грозит та же участь. Но не стоит торопиться с выводами. Наша цивилизация – цивилизация гведов – готова протянуть вам руку помощи. Мы нашли планету, по своим природным ресурсам гораздо более скудную, чем планета Земля, но вполне пригодную для жизни. Аборигенной цивилизации там нет. Процесс деструктуризации дойдет туда не менее, чем через тысячу лет, поэтому вы вполне могли бы заселить этот пустующий мир, превратив его в вашу вторую родину. Причем, заметьте, выбора у вас нет. Это ваш единственный шанс на спасение.

– Допустим, так оно и есть, – внешне без особых эмоций проговорил Борис, – но я-то тут при чем? Не лучше ли вам обратиться прямиком к товарищу Саксаульцину или к господину Блинтону?

– Ни в коем случае. Разве можно доверять вашим политикам? Такие важнейшие вопросы должна решать не кучка высокопоставленных особ, но непосредственно сами люди. Они должны узнать все из первых рук, т. е. от нас. Собственно, именно для этого вы нам и нужны, Квартальников.

– Но почему именно я?

– Потому, что у вас колоссальный рейтинг популярности и огромная аудитория зрителей. Люди вас любят и верят вам. Таким образом, у вас есть то, что нужно нам, а у нас есть то, что нужно вам.

– Мне? – Борис не сумел скрыть своего удивления.

– Вам, Квартальников, вам.

– Потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду?

– Все очень просто – мы хотим принять участие в вашей передаче. Если, конечно, вы не будете возражать. План наш таков: сперва вы рассказываете о том, что увидели сами и услышали от Губбеля, после чего мы даем необходимые пояснения, предъявляем подтверждающие видеоматериалы и делаем предложение о переброске населения Земли.

Некоторое время Борис молчал, переваривая, очевидно, услышанное. Затем с сильным волнением в голосе произнес:

– То, что вы предлагаете – это чудовищно. Вы не подумали, какая паника сразу поднимется?

– Мы обо всем подумали, Квартальников. Настоящая паника поднимется тогда, когда эти зловонные язвы, которые вы имели удовольствие наблюдать в Сибири, распространятся по всему лицу Земли, а люди, ничего не подозревая о грозящей им опасности, так и останутся жить на прежних местах. Поймите, Квартальников, сейчас нужно действовать с предельной оперативностью, и такое вот телевизионное выступление как раз и позволит сообщить событиям необходимой силы импульс. А возможная паника – ну что ж, отнесем это к разряду неизбежных издержек. Пускай уж лучше сейчас люди переболеют легкой формой этой заразной болезни, но зато получат реальное представление о том, что и как нужно делать, чем, пребывая в блаженной беспечности, в одно прекрасное утро обнаружат на своем обеденном столе какое-нибудь там черное пятно. К тому же, и сами-то вы, Квартальников, должны бы быть огромным образом заинтересованы в проведении подобной телепередачи. Ведь это тот самый шанс, что выпадает лишь раз в жизни. Получить мировую известность, стать суперзвездой международного масштаба – неужели вы способны отказаться от столь заманчивой перспективы?

– Да причем же здесь мой шанс, – возопил Борис, – когда вопрос стоит о гибели всей планеты!

– Вопрос о гибели планеты не стоит. Планета умрет – это однозначно. Если, конечно, считать переход на новую ступень эволюции гибелью. Но людям-то, если земляне примут наше предложение, вымирание вовсе не грозит. Подумайте, Квартальников, вы могли бы стать одним из столпов новой, теперь уже внеземельной, цивилизации, одним из главных ее авторитетов. Вы вошли бы во все будущие учебники истории как «человек, который распознал беду первым». Решайтесь же наконец!

Немного поразмыслив, Борис задумчиво произнес:

– Эта странная, дурно пахнущая лужа, которую мне показал Губбель, она как-то не очень вписывается в вашу теорию. Вы говорите, что деструктуризация привносит в мир абсолютный порядок. Но это вещество, или субстанция, или как там его еще назвать, оно ведь такое…

– Вы хотите сказать – такое аморфное, дезорганизованное, неструктурированное, правильно я уловил вашу мысль?

– Абсолютно.

– Уверяю вас, никакого противоречия здесь нет. Это, назовем его веществом, оно есть ничто иное, как разлагающаяся и теряющая свои свойства материя. Это та закваска, из которой вызревают новые, более совершенные структуры. Вы их пока еще не имеете возможности увидеть, но они уже на подходе. Пройдет время, и из этих белесых луж, количество которых будет непрестанно увеличиваться, появятся черные, прорастающие кристаллы. Посмотрите в окно, Квартальников, все эти улицы, все эти дома, деревья, холмы, рощи, этот горизонт – все это фикция, бутафория, этого, считайте, уже нет. Там, в недрах Земли, все давно переменилось. Вы помните тот ночной рокот, Квартальников? Это было не землетрясение. Это шел Процесс. Он там давно уже идет, в результате чего от прежней Земли сейчас осталась лишь тонкая наружная корочка. Но и она обречена, ибо Процесс неумолим. Пройдет каких-нибудь тридцать лет – и планета переродится окончательно, утвердившись на новой, более высокой ступени эволюции. Однако, вернемся все же к тому, с чего начали, ибо на тему деструктуризации можно говорить бесконечно. Итак, что вы решили, Квартальников?