Текст книги "Кто-то оттуда"

Борис замялся.

– Ну как вам сказать… Я ведь сейчас в отпуске, вместо меня передачу ведет другой человек, с ним надо будет как-нибудь договариваться. И потом, как я проведу вас в студию? Мне ведь придется испрашивать разрешения у непосредственного начальства, а оно, в свою очередь, можете в этом не сомневаться, обратится еще выше, и когда вопрос дойдет до самого верха, на передаче можно будет ставить крест. Вашей аудиторией станут исключительно товарищи в штатском.

– На этот счет можете не беспокоиться. Проникнуть в студию для нас не проблема. Следовательно, от вас потребуется только одно: договориться с вашими коллегами о том, что следующую передачу будете вести вы. Вы сделаете это, Квартальников?

Борис растерянно молчал. Он не знал, что и думать. Все эти события, произошедшие с ним за последнее время, были настолько ирреальны, настолько фантастичны, что порою ему казалось, что он просто спит и ему снится какой-то нескончаемо длинный сон.

Внезапно шум воды, доносившийся из ванной, прекратился. Это могло означать только одно: Даша закончила мыться и скоро появится в комнате. Времени для колебаний больше не оставалось, и тогда, собрав воедино всю свою решимость и мысленно сплюнув через левое плечо, Борис твердо отчеканил:

– Я согласен.

4

На следующий день вечером, подъезжая к зданию студи ЦТ, Борис еще издали заметил собравшуюся там толпу зевак. Люди вели себя очень возбужденно: они галдели, тыкали куда-то пальцами, напирали друг на друга, но при этом почему-то оставались на месте, словно некая невидимая сила сдерживала их натиск.

Борис глянул поверх голов и увидел то, что, собственно, и ожидал увидеть. Над приплюснутым зданием Останкинского телецентра, метрах в десяти над крышей, висел огромных размеров дискообразный объект, НЛО так сказать (хотя в данном случае объект был вполне опознан, во всяком случае самим Борисом). Подсвеченные багровым закатным солнцем облака создавали прекрасный фон, на котором величественный небесный гиппопотам выглядел очень впечатляюще.

– Вот это фигня, – только и смог выговорить совершенно съехавший с катушек шофер.

Борис не стал с ним спорить, тем более, что и сам испытывал внутренний трепет перед этим могучим исполином, словно пушинка зависшим над землей. Впрочем, трепет трепетом, но до начала передачи оставалось не так много времени. К тому же было неизвестно, дадут ли им сегодня эфир вообще. В любом случае, как бы дело не обернулось, появиться в студии стоило пораньше. Для подстраховки.

Борис достал из кармана бумажник, отсчитал причитающееся, засунул деньги за счетчик и обратился к зачарованному невиданным зрелищем водителю:

– Я на часик отлучусь, и очень просил бы вас не уезжать. Внакладе не останетесь. Как, договорились?

– Чего? – шофер отсутствующим взглядом посмотрел на Бориса, потом до него, видимо, дошло, он пробормотал: – А, ну да, договорились, давай, – и снова уставился в прежнем направлении.

Борис понимающе усмехнулся, открыл дверцу, выбрался из автомобиля и направился прямиком к скоплению людей. Протиснувшись сквозь толпу, он обнаружил, что телецентр оцеплен милицией. Стоявший в нескольких шагах молодой капитан через громкоговоритель настойчиво призывал граждан разойтись. Граждане, однако, расходиться упорно не желали. Один из них (граждан), худой, усатый мужчина в очках, требовал немедленно быть допущенным к объекту, ибо, по его утверждению, являлся главным экспертом по аномалиям. Служивый всеми силами старался игнорировать настырного эксперта, но наступательный порыв последнего от этого вовсе не уменьшался. Под впечатлением от увиденного у Бориса возникло было опасение, не тормознут ли и его самого, однако оно быстро развеялось, когда, предъявив пропуск, он без всяких проблем был пропущен внутрь оцепления, где сейчас же оказался в окружении своих коллег, вываливших наружу поглядеть на устрашающе-огромного пришельца, тускло мерцавшего в сгущавшихся сумерках. Какие-то шустрые ребята уже тащили переносные видеокамеры, дабы запечатлеть для потомства исторический момент встречи двух миров, как вдруг из покатого брюха небесного гостя на крышу телецентра упал отвесный столб света. Именно столб, другого слова и не подберешь. Он был фиолетового цвета и казался густым и осязаемым, вроде подсвеченного раствора марганцовки в стеклянном стакане.

Наступила оцепенелая тишина, через мгновение прервавшаяся истошными криками. Народ, находившийся вблизи здания, ломанул внутрь. Там что-то происходило. Толпа зевак тоже заволновалась, некоторым даже удалось прорвать оцепление, и за ними устремились разгоряченные милиционеры. Начался сущий кавардак, среди которого только Борис, один среди всех, сохранял полное (или, во всяком случае, видимое) спокойствие. Все происходящее нисколько его не удивляло. Пропустив оглашенных вперед себя, он затем неторопливой походкой направился вслед за ними, и вскоре, провожаемый завистливым взглядом главного эксперта, скрылся в стенах языческого храма, вместилища новоявленного всемирного божества, имя которому – телевидение.

Колесо завертелось.

Глава 4. Паника

1

Тревожные предчувствия мучили Дашу еще со вчерашнего вечера. Уже тогда, обнаружив Квартальникова спящим перед включенным телевизором, она безошибочным женским инстинктом почуяла неладное. И чем дальше, тем сильнее крепло в ней убеждение, что с ее парнем что-то не так. Да что говорить, его словно подменили! Что такое был Квартальников прежде? Прежде это был сексуально озабоченный тип, мечта любой нимфоманки. Мыслимое ли дело, чтобы он дал Даше возможность спокойно помыться? Еще пару дней назад на подобный вопрос она бы только расхохоталась, но вчера… Вчера ей было не до смеха. Ни капли интереса, ни капли чувств, весь в себе, будто сомнамбула какая-то – он был холоден вчера, «как айсберг в океане». Но боже праведный, какой же она вчера была идиоткой!! Даша вспоминала, как она злилась, как негодовала, как раздувала в себе дурацкие подозрения, устроив в конце концов омерзительную сцену ревности. И какую горечь раскаяния составляли теперь эти воспоминания! С другой стороны, если бы она знала, что таит он в своей душе, разве позволила бы она себе хоть одно неосторожное слово? И зачем он молчал?! Хотя понятно, боялся, что не поверит. Ну и правильно боялся, она и теперь не верит! Бессмысленно уставившись в говорящий сундук, мерцавший бледно-голубым пятном на фоне незаметно прокравшейся в квартиру ночной темноты, она пыталась выбросить из головы все только что услышанное и увиденное, не желая смириться с мыслью о неминуемости грядущего конца света. Она уже не думала о своем раскаянии, она уже не жалела Бориса, она жалела себя, своих не родившихся детей, всю свою прежнюю, такую чудесную и такую радостную жизнь.

Но что это еще там так несносно звенит?! Вынырнув из черного омута захлестнувших ее мыслей, Даша, словно подброшенная, вдруг сорвалась с места и устремилась открывать дверь. На пороге стоял Борис.

– Привет, – сказал он, улыбаясь, как ни в чем не бывало.

– Полчаса назад видела тебя по телевизору, – убито произнесла Даша и, не в силах более сдерживаться, разрыдалась. – Неужели мы все погибнем? – сквозь слезы проговорила она.

Борис притянул Дашу к себе и шепнул ей на ухо:

– Прикрути кран, дуреха.

Даша попыталась улыбнуться, но слезы с новой силой полились из ее глаз. Борис сделал вид, будто сердится.

– Ну это уже полная ерунда получается. Ты кем себя вообразила? Дождевальной машиной? Водонапорной башней? Сливным бачком? Хватит разводить сырость. И потом, не так уж все плохо, как тебе кажется. Ты ведь слышала, эти существа, они обещали нам помочь. Правильно? Так что прекращай огорчаться и пошли в комнату, не век же нам околачиваться у порога.

В гостиной Даша сразу опустилась в кресло, Борис же стал расхаживать по комнате, из угла в угол. Он имел вид человека, озабоченного какой-то невысказанной мыслью и пребывающего в сомнении, каким образом эту мысль сформулировать. Наконец он остановился, глянул на Дашу сверху вниз, потом опустил глаза и неуверенно проговорил:

– У меня тут есть к тебе одна просьба… Смотри, я вообще не настаиваю, но ты в принципе как, не возражаешь, если я сколько-то времени у тебя здесь поживу?

Даша все еще пребывала в состоянии сильного огорчения, но это не помешало ей совершенно искренне удивиться.

– А в чем, собственно, проблема, – в недоумении распахнув заплаканные глаза, поинтересовалась она, – раньше ты вроде никогда в специальном разрешении с моей стороны не нуждался.

– Сейчас другой случай, Дашенька. Я хочу лечь на дно, иначе меня растерзают на части.

– Кто?

– Да все. Начиная с журналистов и кончая компетентными товарищами.

– Ну от компетентных товарищей ты у меня не скроешься.

– Вот поэтому я и спрашиваю твоего разрешения. Я сейчас неудобный жилец, ты должна это понимать.

– Ну и глупый же ты, Квартальников, человек! – В Дашином голосе зазвучало неподдельное возмущение. – Ты что, думаешь, что я действительно могу так поступить: выставлю тебя за дверь, и выпутывайся дальше, как знаешь? Или, по твоему, мне будет легче, если с тобой, не дай бог, какая-нибудь каверза приключится, а я даже и знать ничего не буду?

Борис улыбнулся, с некоторым, пожалуй, даже облегчением.

– Ради бога, Даша, конечно нет. Но, согласись, это должно быть твое решение. Не спрашивать – значит лишать тебя права выбора.

Даша ничего не сказала в ответ. Немного помолчали. Потом Даша спросила:

– На чем это ты так быстро добрался?

– На такси. – Борис неожиданно рассмеялся. – Знаешь, я оттуда едва ноги унес. Они после передачи на меня подлинную облаву устроили.

– Кто «они»?

– Начальство, кто же еще. Они там на уши все повскакали, но мне, хвала всевышнему, удалось вовремя смыться. Выскочил с черного хода на улицу – ну, думаю, пронесло, глядь – а там, мама родная, машин всяких понаехало и, что характерно, машины были исключительно двух цветов: черного и болотно-зеленого. Кругом ответственные товарищи в лампасах и в штатском, стоят, пялятся на этот, на котором эти прилетели, как их там, ну в общем ты поняла, так вот, значит, пялятся – а что делать, не знают. Комедия. Но мне-то, сама понимаешь, не до смеха. Я сразу в тень, и бочком, бочком, к такси. Водитель, молодец, не подвел, дождался, так что я прямо с разбега нырнул в автомобиль – и вперед.

– А зачем тебе надо было от начальства прятаться? Они что же, не знали о твоем выходе в эфир?

– Да знать-то знали, не знали они другого, какую бомбу я приготовил, вот чего они не знали. Если бы я им все заранее рассказал, знаешь, в каком месте я сейчас выступал бы?

– Так может, это бы и к лучшему?

Вопрос был, что называется, не в бровь, а в глаз. Он прозвучал, как гром среди ясного неба. Борис помрачнел. Некоторое время он молчал, потом, после паузы, тихо ответил.

– Не знаю, может быть ты и права. Но что сделано, то сделано. Назад дороги нет.

2

Неделя пролетела, как один день. По крайней мере, для Бориса. Появляться на улице он все еще опасался, и потому за сменяющими друг друга с калейдоскопической быстротой событиями следил только по телевизионным сообщениям, просматривая еще дополнительно свежие газеты, которые Даша покупала в соседнем киоске.

Бориса не трогали. Похоже, в охватившем всех лихорадочном ажиотаже о нем просто забыли. Сунулись, может быть, пару раз в его квартиру, да и махнули рукой. Впрочем, телефон там, наверное, трезвонит, не замолкая.

В тот вечер Борис, как обычно, помогал Даше готовить на кухне ужин. В гостиной негромко бормотал телевизор.

Время приближалось к семи часам. В семь в выпуске экстренных новостей должен был пойти репортаж о всемирном конгрессе астрономов и астрофизиков в Маунт-Паломаре, которого Борис с нетерпением ожидал, надеясь, что может быть хоть ученые мужи скажут что-нибудь обнадеживающее.

И вот послышались знакомые позывные. Побросав все дела, они с Дашей устремились в гостиную и уселись перед телевизором. На экране возникло лицо непосредственного начальника Бориса – заведующего отделом информации.

– Здравствуйте, – прозвучал голос заведующего отделом информации, – в эфире экстренный выпуск новостей 1-го канала. Сегодня в нашей программе два горячих сюжета. Сперва, как мы и обещали, будет показано интервью с академиком Воронцовым, а потом вы сможете увидеть совершенно сенсационный репортаж, полученный нами буквально несколько минут назад. Итак, включаем нашего Вашингтонского корреспондента.

После этих слов картинка переменилась. Появились горы, какие-то куполообразные строения, и на их фоне – средних лет мужчина в очках и с залысинами на голове.

– Мы находимся, – начал Вашингтонский корреспондент, – на территории крупнейшей в США Маунт-Паломарской астрономической обсерватории. Наша съемочная группа приехала сюда не случайно. Многие из вас наверняка уже слышали, что здесь собрался представительный научный конгресс с целью обсудить проблему так называемой деструктуризации. Всего лишь неделю назад мы впервые услышали это страшное слово, но сколько необратимых изменений внесло оно в наше мироощущение. Впрочем, действительно ли необратимых? Действительно ли наши дела столь плохи? Этот вопрос я адресую одному из участников конгресса, академику Владимиру Мефодиевичу Воронцову. Итак, Владимир Мефодиевич, вам слово.

Камера сместилась чуть вправо, и на экране возник высокий сухопарый старик, с густой, на удивление, шевелюрой, большим носом и живыми, умными глазами. Сообразив, что его уже снимают, старик вынул руки из карманов, заложил их за спину и мрачно произнес:

– На ваш вопрос не сможет ответить и дюжина академиков Воронцовых. Пока что, во всяком случае.

– То есть, выходит, что современная земная наука в вашем лице расписывается в своем полном бессилии?

– Ну, не совсем так. Нам нужно время. Необходимо произвести тщательные исследования, проанализировать результаты. А без этого что я могу вам сказать? Единственно, я бы посоветовал не торопиться и воздержаться от непродуманных шагов. Но эти мои слова, к сожалению, не более, чем глас вопиющего в пустыне, ибо те, кому они адресованы, как раз именно к спешке и склонны более всего.

– Вы имеете в виду вчерашнее решение генеральной ассамблеи ООН?

– Именно это я и имею в виду.

– Но что плохого, если группа авторитетных экспертов посетит планету, которая, судя по всему, скоро станет второй Землей?

– Дело не в факте, дело в той тенденции, которая, как мне кажется, стоит за этим фактом. По-моему, наши политики уже выбрали тот путь, по которому нам всем предстоит идти, и меня это очень беспокоит. Конечно, их тоже можно понять, на них идет огромное давление. Миллионный митинг в Нью-Йорке, беспрецедентное московское шествие – все это, безусловно, создает неблагоприятный психологический фон, на котором принимать непопулярные для охваченных паникой масс решения весьма и весьма трудно. Но, честно говоря, я очень опасаюсь, что они там наверху и сами запаниковали. А еще больше я боюсь того, что, полностью доверившись гведам, они будут игнорировать наши исследования, даже если полученные нами результаты и окажутся в противоречии с тем, что утверждают их инопланетные друзья.

– Владимир Мефодьевич, смилуйтесь, откуда такое недоверие к нашим, как вы выразились, инопланетным друзьям?

– Вы не понимаете, дело вовсе не в какой-то недоверчивости или предубежденности. Я ученый, моя задача изучать и анализировать факты. Я просто не имею права, когда дело касается науки, верить кому бы то ни было на слово, пусть это будут хоть гведы, хоть даже сам господь Бог.

– Ну, насчет господа Бога – в этом я не сомневаюсь, вы ведь астроном, а следовательно закоренелый атеист. Верно?

– Отнюдь. Не судите каждого по собственной мерке, молодой человек. У меня, например, совсем другое воспитание. Я родился еще при старом режиме, а советскую школу стал посещать лишь незадолго до поступления в университет, имея к тому времени надежный иммунитет к атеистическим предрассудкам. Вера и наука в моем понимании никак друг другу не противоречат. Об этом, кстати, говорил еще мой отец. Удивительный был человек. Он пропал без вести в гражданскую войну, когда мне было девять лет от роду. Отец часто со мной беседовал. Я теперь уже почти ничего не помню из того, что он мне рассказывал, а никаких записей отец после себя не оставил, о чем я сейчас очень жалею. Мне почему-то кажется, что он вынашивал в уме что-то крайне важное, что-то такое…

На половине фразы, словно осекшись, старик вдруг замолчал, явно смутившись своего не к месту прорвавшегося энтузиазма.

– Впрочем, – сказал он после паузы извиняющимся тоном, – я, кажется, отклонился от темы.

– Вы совершенно правы, Владимир Мефодьевич, абсолютно правы, поэтому давайте вернемся к обсуждению круга проблем, связанных с процессом деструктуризации. В частности, многих, я знаю, интересует следующий вопрос: прослеживают ли астрономы проявления Процесса где-либо еще в космическом пространстве, кроме нашей планеты?

– На ваш вопрос могу ответить совершенно однозначно – не прослеживают. Нас тут, вы видели, много собралось, из разных стран люди, ученые с мировыми именами, в том числе и астрономы, и ни один из них, я повторяю, ни один не привел ни единого факта в подтверждение существования процесса деструктуризации за пределами Земли.

– А как это объясняют сами гведы? Вы тут в кулуарах или во время заседаний вообще имеете с ними хоть какой-нибудь контакт?

– Да, имеем, как раз сегодня один из них посетил утреннее заседание и отвечал на наши вопросы. Отсутствие в космосе видимых признаков Процесса они объясняют тем, что деструктуризация охватывает только холодные тела, такие как планеты. Но как раз их-то мы в свои телескопы разглядеть и не можем, разве только планеты Солнечной системы. Звезды же, по их словам, вообще деструктуризации не подлежат, потому что их плазменная материя представляет собой первичный энергетический бульон, из которого какие-либо устойчивые структуры могут появиться только в конце жизненного цикла светила. Вот, примерно так. Это все, что я смог уразуметь своими старческими мозгами. Впрочем, не думаю, чтобы на нашей планете нашелся хотя бы один человек, понимающий в этом деле сверх того, что я вам тут сейчас рассказал.

– Вы так думаете?

– Я в этом уверен.

– Ну, хорошо, тогда, Владимир Мефодьевич, ответьте напоследок еще на один, быть может, несколько провокационный, вопрос. Я, конечно, понимаю, вера – это не та категория, которой оперируют ученые, вы об этом очень убедительно говорили, и все же… Скажите честно, вы верите во все это?

– В смысле? Вы хотите спросить, верю ли я в деструктуризацию?

– Ну, допустим, так.

– Но что-то ведь на Земле происходит, верно? В Сибири, в Канаде, эти непонятные лужи, черные пятна. Что-то есть, и от этого никуда не денешься. Другое дело, верю ли я в то, как гведы объясняют все эти непонятные явления.

– Вот видите, вы прекрасно поняли смысл моего вопроса.

Академик Воронцов нахмурился. Вопрос был действительно провокационным. Ответить на него отрицательно – значит бросить вызов общественному мнению целой планеты, обуянной ужасом перед надвигающейся катастрофой и обожанием в отношении новоявленных избавителей. Впрочем, старик оказался твердым орешком. Он не стал юлить, не стал уходить от ответа, он безбоязненно глянул прямо в объектив телекамеры и подчеркнуто убежденно, как бы даже с вызовом, проговорил:

– Не верю.

– Большое спасибо, Владимир Мефодьевич, очень интересно было с вами побеседовать, надеюсь…

Договорить Вашингтонскому корреспонденту не дали. Внезапно картинка переменилась. На экране возник ведущий программы новостей, тот, который заведующий отделом информации. Он держал трубку внутренней селекторной связи и что-то с озабоченным видом выслушивал. Заметив, что он уже в кадре, ведущий положил телефонную трубку обратно на рожок, устремил моментально ставший непроницаемым взгляд на телезрителей и прежним бесстрастным голосом заговорил:

– Итак, мы познакомились с мнением академика Воронцова. Безусловно, многим оно покажется небесспорным, некоторых, возможно, даже возмутит, но в наш век, век всеобщего плюрализма, всякое мнение имеет право на существование. Кстати, в конце передачи мы еще вернемся к этой теме, чтобы дать слово оппонентам Владимира Мефодьевича. А сейчас вашему вниманию будет представлен репортаж, ставший на сегодняшний день сенсацией номер один. Нашей съемочной группе, после нелегких переговоров с представителями гведов, удалось проникнуть внутрь их корабля и снять там целый фильм. Более того, хозяева звездолета оказались настолько любезны, что даже согласились прокомментировать отснятый материал. Благодаря этому мы с вами получили замечательную возможность, сидя перед экранами наших телевизоров, не просто удивляться разным инопланетным чудесам, но одновременно постигать их суть и назначение. Так что, всем тем, кто не желает пропустить главную новость уходящего века, могу порекомендовать только одно: смотрите фильм.

Что касается Бориса, то в отношении него последняя фраза была явно излишней. Глядя в жерло телевизионного приемника, он пребывал в состоянии глубочайшей сосредоточенности, когда посторонние мысли отскакивают прочь сами собой, будто каучуковые шарики. Подобное состояние возникало у него и раньше, сообщая сознанию возможности, доступ к которым человеку, как правило, заказан. Последний раз это случилось с Борисом лет десять назад, на госэкзаменах, когда в результате секундного озарения он умудрился выбрать тот самый билет, который заранее себе загадал и который успел выучить едва ли не наизусть. Так было и теперь. Повинуясь настойчивому подсознательному позыву, Борис впился глазами в экран телевизора, словно губка впитывая каждое слово из тех комментариев, что выдавал из-за кадра невидимый гвед, продублированный переводчиком. Комментировал гвед очень толково, подробно и весьма доходчиво разъясняя назначение и способ применения всякого агрегата, изображение которого возникало перед многомиллионной аудиторией. Он уже заканчивал описание последнего, шлюзового отсека, когда неожиданно раздался телефонный звонок. Словно стоячая лужа от порыва ветра, сознание Бориса моментально подернулось рябью. Нехотя открываясь мыслям и побуждениям, Борис возвращался в реальный мир.

Телефон звонил, не переставая, настойчиво требуя быть выслушанным. Борис поднял трубку.

– Алло.

– Здравствуйте, Борис. Вы, верно, подумали, что мы о вас совсем забыли?

Борис почувствовал, как бешено заколотилось его сердце, будто выживший из ума паровой молот. Он уже хорошо знал этот специфический, вкрадчивый, даже несколько мяукающий голос, с одной стороны располагающий, а с другой внушающий какую-то подспудную тревогу.

– Скорее, не думал, а надеялся, – честно сказал Борис, задним умом сознавая сомнительную корректность подобного ответа.

– И совершенно напрасно надеялись. Мы ведь обещали устроить вашу карьеру. А обещания свои мы всегда выполняем. У нас к вам есть замечательное предложение, Борис. Мы хотим послать вас в командировку.

– Куда? На Тот Свет?

– Я не очень понимаю, что вы имеете в виду…

Борис рассмеялся.

– Это моя невеста, Даша, окрестила так ту планету, которую вы нам пытаетесь сосватать.

После какой-то непонятной паузы из трубки прозвучал вопрос:

– Что привело ее к подобному умозаключению?

– Да ничего не привело. Это шутка, понимаете? Просто шутка.

– Просто шутка? Это хорошо. Тем более хорошо, что, насколько можно понять из ваших слов, вы и ваша невеста уже информированы о решении Генеральной Ассамблеи ООН направить на предлагаемую нами планету представительную делегацию, составленную из авторитетных земных экспертов? Я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, все верно. Мы ведь телевизор в последние дни практически не выключаем, так что в курсе всех новостей.

– Прекрасно. Таким образом, вы должны знать, что состав экспедиции уже почти укомплектован. Там будут в основном ученые, несколько политических деятелей. Одно место зарезервировано за журналистом. Мы рекомендовали вас.

Борис немного помолчал, потом спросил:

– А лететь туда долго?

– Мы не летаем, Борис. Мы прокалываем пространство. Один прыжок – и вы уже в сотне световых лет от места старта.

– А сколько тогда длится этот ваш один прыжок?

– Сам по себе прыжок нисколько. Вы и глазом моргнуть не успеете.

– Поня-а-тно, – Борис почесал в затылке, что-то там прикинул в уме и сказал, – ну так я согласен. Как говорится, назвался груздем – полезай в короб.

– Хорошо. Завтра утром за вами заедут. До скорой встречи, Борис.

Борис встрепенулся.

– Эй, эй, подождите, у меня тут к вам еще вопросы имеются. Вы меня слышите?

Вместо ответа из телефона стали доноситься короткие гудки. Борис чертыхнулся, бросил трубку, но обижаться особенно не стал. Да и на кого обижаться-то? Инопланетяне, какой с них спрос…