Текст книги "Кто-то оттуда"

Глава 3. На тропе войны

1

– Жулк, остановите, быстро остановите катер. Вы слышите меня, Жулк? Притормозите и дайте задний ход.

С тех пор, как катер, свернув в узкую расщелину одного из боковых рукавов, покинул большой зал, это была первая реплика, адресованная Борисом своему молчаливому спутнику. Уже минут сорок блуждали они по подземному лабиринту и за всё это время не перекинулись даже парой слов, на что у каждого были свои отдельные причины. Жулк с головой ушёл в вычисление маршрута. Зелёная точка на экране прибора указывала лишь общее направление, однако куда повернуть в каждый конкретный момент решал сам пилот, и решение это при обилии различных вариантов всецело зависело от его умения в необходимый момент сконцентрировать весь свой ум и интуицию. Борис это понимал, и поэтому предпочитал помалкивать. К тому же, его собственное внимание оказалось полностью поглощено разглядыванием через лобовое стекло непрестанно сменявших друг друга фантастических картин подпланетного мира, выхватываемых светом нескольких мощных фар, установленных по периметру катера. За эти сорок незабываемых минут Борис насмотрелся такого, чего прежде даже и вообразить себе не мог, но то, что увидел он в последний момент, было, напротив, совершенно прозаично и узнаваемо. И поэтому абсолютно нереально…

– В чём дело, Борис? – Жулк резко притормозил и удивлённо посмотрел на своего беспокойного попутчика.

– Не знаю. Мне кажется, я что-то видел, но что именно – сказать с определенностью не могу. Давайте, подадим катер немного назад и проверим. Прошу вас, Жулк, это ведь совсем несложно, правда?

Жудк недоуменно пожал плечами, но просьбу тем не менее выполнил. Катер начал медленно пятиться, пока Борис не скомандовал: «Стоп».

– Посмотрите, – тихо проговорил он, указывая на участок стены, освещённый боковой фарой, – вы видите? Тут что-то странное. По-моему, это очень похоже на верёвочную лестницу.

Жулк подозрительно всматривался в непонятный объект, как бы взвешивая, стоило ли тратить на него время. Наконец, он сказал:

– Это надо рассмотреть поближе.

Первым из катера выбрался Борис. Вплотную приблизившись к тому, что Жулк обозначил словом «это», он окончательно утвердился в своем первоначальном предположении. Перед ними была действительно самая натуральная верёвочная лестница, только, правда, связанная не из верёвок, а из длинных, узких полос кожи. Свешивалась она из небольшого отверстия, расположенного метрах в пяти выше основания стены.

– Ну, что там? – крикнул из катера Жулк.

– Какая-то лестница. Очень странно.

Борис ухватился за одну из кожаных поперечин, подергал, проверяя на прочность, после чего, не раздумывая, полез наверх. Добравшись до отверстия, он опасливо заглянул внутрь, пошарил туда-сюда лучом фонарика, ничего толком не рассмотрел и решил пробираться вглубь, чтобы детально исследовать недра загадочной норы.

Первые пару метров ему пришлось ползти по узкому горлу, миновав которое он очутился на дне вырубленного в мягкой породе каменного мешка. Это была округлая, явно искусственного происхождения полость с низким, нависающим потолком, настолько низким, что разогнуться в полный рост там было задачей совершенно невыполнимой.

Борис принял вертикальное положение (настолько, насколько это было возможно) и сделал несколько шагов в сторону от лаза. Под ногами что-то захрустело. Он направил луч света вниз – и от удивления чуть было ни выронил фонарик из рук. Весь пол был сплошь усеян вперемежку человеческими костями, обрывками шкур, глиняными черепками и кусками обработанного камня, в которых без труда угадывались примитивные орудия труда. Борис был поражён. Он беспорядочно водил лучом карманного фонаря то в одну, то в другую сторону, пока совершенно случайно не выхватил из темноты нечто такое, при виде чего его мозги едва окончательно не съехали набекрень.

Фонарь освещал фуражку. Обыкновенную офицерскую фуражку времён первой мировой войны. Земной, естественно, войны. Найди Борис эту фуражку где-нибудь на поверхности собственной планеты, пусть даже в Африке, поводов для удивления у него не было бы никаких. Но здесь…

Борис нагнулся, поднял с земли столь поразивший его воображение головной убор и с удивлением для себя обнаружил под ним свернутый рулоном кусок выдубленной кожи. Борис взял свиток в руки, развернул – и лишь тихо присвистнул от удивления. Вся поверхность пергамента была испещрена мелкими, бисерообразными буковками, которые, слагаясь в слова и предложения, составляли собой изрядный по объему текст, написанный, кто бы мог подумать, – на русском языке!

Внезапно послышался какой-то шум. Борис обернулся и увидел Жулка, с трудом пропихивавшегося через узкое горло прохода.

– Вы только посмотрите на это! – в величайшем волнении воскликнул Борис, когда Жулк оказался внутри подземной камеры.

Жулк распрямился в поясе, оставаясь при этом стоять на коленях, осторожно принял протянутый ему Борисом свиток, но особенного интереса, как ни странно, не проявил. Бориса это очень удивило. Археолог ведь, как никак, раскопками занимается, а тут такая находка!

– Нам надо торопиться, – Жулк вернул свиток и добавил: – А это почитаем потом, на досуге, если он у нас будет.

Борис буравил Жулка пристальным взглядом. Потом как бы невпопад сказал:

– Вот странно, вы говорили, что занимаетесь наверху раскопками. А катер почему-то спрятали под землей. Ведь это же чрезвычайно неудобно! Вы не находите?

Жулк ухмыльнулся.

– Что вам сказать. У каждого, как говорится, свои причуды. Я вот, например, люблю заниматься скалолазанием. Поэтому и оставил катер внизу, чтобы был повод попрактиковаться. Вы ведь видели, я и веревку у края провала приладил. Так что все вполне объяснимо.

Борис смолчал, однако от своих смутных подозрений мало того, что не отказался, но наоборот, ещё более в них укрепился. Впрочем, в чём именно необходимо подозревать Жулка, Борис и сам не знал. Просто он ему не доверял – вот и всё.

2

Они стояли у самого выхода из подземелья, на краю огромного котлована. Вероятно, когда-то давно здесь велись интенсивные разработки открытым способом. Кто вырыл котлован и зачем – Борис не знал, а Жулк не рассказывал. Оба думали сейчас совсем о другом.

– По-моему, возле вашего корабля кто-то есть, – прошептал Борис и попятился назад, в безопасную тень.

Корабль Жулка стоял на противоположной стороне котлована, недалеко от обрыва. Внешне он практически ничем не отличался от корабля гведов, имел такую же дискообразную форму, те же четыре опоры и разве только размерами сильно ему уступал.

Жулк наблюдал за своим звездолётом в бинокль, но после слов Бориса тоже отступил от края обрыва, опасаясь, что линза оптического прибора может дать яркий отблеск и тем самым выдать их с головой.

– Там один катер, и в нём два гведа, – тихо сказал он, упрятывая бинокль обратно в футляр.

Борис посмотрел на Жулка и так же тихо спросил:

– Ну, что, будем взрывать?

– Будем взрывать.

Они вернулись к катеру. Жулк включил дистанционный пульт. Борис ждал, нервно теребя подбородок. Раздался сухой щелчок. Это Жулк решительным движением нажал на рубильник. Чуть погодя, где-то вдалеке ухнуло.

– Сработало, – прошептал Жулк. Его как-то сразу залихорадило. Он судорожно выхватил из футляра бинокль и опять приставил его к глазам.

– Ну как там? – с надеждой в голосе спросил Борис.

– Никак. Сидят на месте.

Стало тихо. Оба, не щадя глаз, высматривали малейшие признаки движения со стороны гведов. Увы, безрезультатно. Внезапно Борис тихо засмеялся. Он выхватил из рук Жулка бинокль, ткнул пальцем куда-то в небо и возбужденно зашептал:

– Не туда, вот куда смотреть надо. Видите два пятнышка над горизонтом?

Жулк глянул в указанном направлении и тут же радостно воскликнул:

– Вижу. Это поисковики, они возвращаются.

Он посмотрел на свой корабль, и на лице его отразилась некоторая досада.

– Жалко, конечно, что эти с места не снялись. Ну да ладно. По крайней мере, путь на базу нам теперь открыт.

Борис скептически покачал головой.

– Сомневаюсь. Мы тут как на ладошке. Те, что сидят около вашего звездолёта, сразу нас заметят, лишь только мы высунем нос наружу.

– А кто вам сказал, что мы именно здесь будем выбираться на поверхность? Вовсе нет. Зачем нам мозолить глаза гведам? Мы выберемся через тот провал, с которого начали наше путешествие. Так что, давайте-ка, Борис, упаковывайтесь в катер. Терять время нам нет никаких причин.

На огромной скорости они неслись по темным, извилистым коридорам подземного лабиринта. Катер шел на автопилоте. Маршрут был записан бортовым компьютером, поэтому времени на выбор пути они на этот раз теперь уже не тратили.

Скорость была сумасшедшая. В час, наверное, километров, сто, не меньше. От столь быстрой езды и обилия резких, неожиданных поворотов у Бориса перехватило дух, а сердце ушло куда-то в пятки, и оставалось там до тех самых пор, пока катер, вынырнув из колодца, не взмыл над поверхностью планеты, покинув, наконец, мрачные чертоги подземного царства.

Жулк отключил автопилот и взял курс на группу доломитовых скал. Скалы быстро приближались. Поравнявшись с ними, катер внезапно стал терять высоту. Борис посмотрел вниз. Внизу была какая-то поляна, нечто, вроде маленького оазиса в самом центре скального массива. Странные, скрюченные деревья (на равнине таких не было) во множестве росли в этой укромной обители. Между деревьями виднелись бордовые пятна лишайника, устилавшие всю поверхность поляны, включая и тот холм, рядом с которым Жулк посадил свою машину.

Холм оказался не простой – с секретом. Через некоторое время после того, как Жулк, соскочив на землю, оказался у его подножия, часть склона как бы отъехала в сторону, открыв потаённый ход во внутреннюю полость. Вернувшись на прежнее место за рычаг управления, Жулк аккуратно ввёл катер в просторное, ангарообразное помещение, занимавшее, за исключением толстого слоя покрытого лишайником дёрна, весь объём обманчиво неприметного холма, а потом опять куда-то исчез. Вскоре после того, как он скрылся в одном из дальних углов зала, куда свет снаружи почти не проникал, неожиданно по всему периметру ангара начали по очереди зажигаться узкие, длинные лампы, похожие на люминесцентные. Чуть погодя, задвинулась и створка выводного шлюза.

Борис огляделся. Внутри перевалочная космическая база времен Последней Всегалактической войны выглядела весьма впечатляюще. В первую очередь, за счёт эффектной снежно-белой обшивки, выполненной из материала, внешне напоминавшего глазурованную керамическую плитку. Одну из стен обширного зала занимала приборная панель, в центре которой помещалось нечто вроде пульта управления. В конце ангара, в торцевой его части Борис заметил нишу, являвшуюся началом коридора, под пологим углом спускавшегося куда-то вниз. Это наблюдение привело Бориса к мысли, что то помещение, в котором он очутился, является, по-видимому, лишь частью обширного комплекса, уходящего своими ответвлениями вглубь планеты.

Неожиданно послышались чьи-то шаги. Борис обернулся. Исчезнувший было Жулк деловитой походкой спешил по направлению к пульту управления приборной панелью. Борис выбрался из катера и двинулся наперерез. Жулк это заметил и деликатно замедлил шаг, облегчая Борису его задачу.

– Ну как вам все это? – спросил Жулк, обводя рукой зал, когда они поравнялись.

– Замечательно. Кстати, а как вам удалось отодвинуть наружную стену?

– Очень просто. Я ведь здесь уже довольно долго обретаюсь, и за это время успел подобрать код к магнитному замку, на который закрывается выводной шлюз.

Они подошли к пульту. Жулк уселся в операторское кресло. – И что вы теперь намереваетесь делать? – полюбопытствовал Борис.

– Я ведь уже говорил – пошлю информационную капсулу на какой-нибудь из пунктов межзвёздной связи, тех, что контролируются Большим Советом.

– А сколько времени эта ваша капсула будет идти к месту назначения.

– Нисколько. Межзвездная связь работает на том же принципе, что лежит в основе двигательной системы наших межзвёздных кораблей. Мы засылаем информационную капсулу в подпространство, и она выныривает на другом конце Галактики. Разница по сравнению с кораблем заключается в том, что капсула неизмеримо меньше звездолёта, и потому для погружения в подпространство её не требуется выводить за пределы планеты. Потом, капсула не автономна, то есть подпространственный генератор находится не внутри неё, а снаружи и является частью стационарного комплекса, такого вот, как, к примеру, этот, в котором мы с вами находимся. И, наконец, капсулу нельзя забросить куда угодно, в любую точку Вселенной – только на какой-нибудь, по вашему выбору, пункт межзвёздной связи, в зависимости от кода, который вы набираете. Принцип телепортации, понимаете?

Борис не понимал, но головой, тем не менее, кивнул. Казалось, он был чем-то озадачен. С некоторым недоумением глядя на своего собеседника, Борис спросил:

– Жулк, то, что я вас задерживаю всякими разговорами, вас это не смущает? Я смотрю, вы реагируете очень спокойно, подробно на всё отвечаете и, как кажется, никуда не торопитесь. Вы не боитесь, что гведы скоро могут вычислить, где мы скрываемся?

– Вы зря беспокоитесь, – невозмутимо ответил Жулк. – У них нет тяжелого вооружения, способного пробивать толстые стены, поэтому прорваться сюда они никак не смогут. Следовательно, временем мы не стеснены, но особенно медлить нам тоже нет резона, так что, с вашего позволения, я всё-таки займусь подготовкой системы к запуску информационной капсулы. Или, может быть, у вас есть ещё какие-нибудь вопросы?

– Нет-нет, никаких больше вопросов, работайте. Кстати, я собираюсь сейчас ознакомиться с найденной мною рукописью. Если вас это интересует, я могу читать вслух.

– Почему же нет – интересует. Даже очень интересует. Можете сесть прямо здесь, – Жулк указал на одно из сидений, что через равные промежутки были установлены вдоль всей приборной панели, составляя с ней единое целое. – Тут и читайте.

Устроившись в операторском кресле, Борис вынул из-за пазухи свиток, развернул и некоторое время молча его изучал. Буковки были мелкие, но вполне разборчивые. Борис не знал, что было использовано в качестве чернил, но, в любом случае, сохранилось оно совсем неплохо.

Достаточно освоившись с текстом, Борис начал читать. Читал долго, один раз прервался, а до конца так и не дочитал. Почему это случилось, будет подробно изложено ниже. А пока…

Глава 4. Рукопись

1

– Я пишу эти строки под монотонный, непрекращающийся гул воды, – читал Борис. – Вода там, за стеной. Её очень много, и она все прибывает. Может быть, она достигнет уровня моего последнего в этой жизни пристанища, и тогда я неминуемо захлебнусь. Может быть, она перестанет прибывать, и тогда мне предстоит умереть медленной, голодной смертью. В любом случае, дни мои сочтены. Мне не выбраться из этой мышеловки.

Впрочем, я не жалуюсь. В меру сил я спокоен, ибо дух мой поддержан подсказкой, явившейся мне только что, во сне.

Это был странный сон. Мне снилось мое логовище. Меня нет, я давно уже умер. Вдруг какой-то звук, а вслед за ним – луч света. Чья-то фигура. Это человек. Он держит в руке фонарь. Поднимает что-то с земли. Я вижу, это – свиток. В свитке – рукопись. Почему-то я абсолютно уверен, что рукопись написана моей рукой.

Теперь я знаю, что должен делать, и это облегчает последние часы моей жизни. Напоследок мне дан шанс освободиться от тяжкого бремени невысказанных мыслей, а заодно рассказать историю нескольких сотен несчастных людей, не по своей воле очутившихся за миллиарды вёрст от родного очага.

Сперва коротко о себе. Зовут Мефодий, по отцу – Иванович, фамилия – Воронцов. Родился в Тамбове. В 1908 окончил Промышленную Академию, после чего был направлен в Новониколаевск, инженером-путейцем на Транссибирскую магистраль. Там обзавелся женой, а впоследствии и сыном, которого назвал Владимиром. Тому, кто обнаружит рукопись, сразу хочу передать свою последнюю волю: найдите сына и вручите рукопись лично ему. Конечно, я не знаю, через сколько лет вы явитесь, через тридцать, пятьдесят или, быть может, через все сто. Не исключено, что к тому времени мой сын уже умрёт от старости. Но всё равно, попробуйте его отыскать. В мае 1919 года, когда я в последний раз его видел, сыну было девять лет. Меня тогда мобилизовали в армию адмирала Колчака офицером инженерных войск. Двенадцатого мая пришло сообщение о повреждении железнодорожного полотна в районе станции Ельники. Штаб распорядился выслать к месту расстыковки рельсов бронепоезд с бригадой ремонтников. Начальником бригады был я.

Ехали мы в сопровождении нескольких офицеров и взвода солдат. Солдаты вместе с рабочими сидели в броневагоне, офицеры же собрались в боевой рубке командира. Позвали туда и меня. После бутылки сомнительного коньяка пошли обычные для этих осатаневших в адской братоубийственной рубке вояк разговоры. Досталось всем, а больше всего, как водится, покойному царю Николаю, за то, что бесхребетный очень был, ну и, конечно, комиссарам. Мне этот злой трёп категорически не нравился, но поначалу я молчал. Не выдержал, когда один горластый тип, из тех, что слишком близко к сердцу принимают свою принадлежность к аристократическому сословию, стал вдруг разглагольствовать о пришествии предсказанного некогда «грядущего хама», которого настало самое время железной рукой загнать обратно в стойло. Я тогда, помню, очень разволновался, и потому особенно себя не сдерживал, выложив всё, что думаю о нашем рассейском аристократе, пьянице и бабнике, вспомнившем о любви к Отечеству и своей исторической миссии только тогда, когда большевистский переворот лишил его возможности с прежней безмятежностью квасить французский коньяк и щупать заезжих шансонеток. Рыба гниёт с головы. Где были вы раньше, с пафосом вопрошал я у остолбеневших от такой неслыханной наглости офицеров, когда всё шло именно к тому результату, который мы имеем теперь? В кабаках да в борделях, вот где вы были. И ни о чём другом, кроме кабаков и борделей, даже и думать не желали. Вольно же вам теперь кулаками махать…

Так, примерно, я им говорил. А потом мы приехали на место, и нам уже было не до разговоров. Мы попали в засаду. Завязался бой. Партизаны ворвались в бронепоезд. Мне удалось вырваться наружу. Я отстреливался, был ранен, и все же сумел скрыться в тайге. Что было дальше – не помню. Я потерял сознание, а очнулся уже совсем в другом месте. Надо мной возвышался свод конусообразного, покрытого берестой жилища. Было тихо, рядом ни души, и лишь откуда-то снаружи доносились странные, протяжные голоса. Внезапно во входное отверстие просунулась чья-то плоская физиономия с узкими, словно щёлочки, глазами, и все вопросы разом отпали. Я понял, что очутился среди таёжных аборигенов.

Они выхаживали меня примерно месяц. Замечательные, открытые, простодушные люди – я проникся к ним огромной симпатией. Некоторые мужчины-охотники немного знали по-русски, и через них я осуществлял все свои контакты с представителями племени, попутно осваивая их собственный язык. Так я выяснил, что себя они называют сетами. Живут охотой, рыбной ловлей, сбором кедровых орешков. Промышляют ещё пушнину, выменивая её на ружья, ткани и всякую домашнюю утварь. Раньше они обитали много северней, на границе тайги и лесотундры, но после нескольких кряду суровых зим, когда много их народа погибло от голода, откочевали на юг. Тайга большая, говорили они, места на всех хватит.

Тут, правда, я с ними не мог согласиться. Бедняги ещё не были знакомы с неумолимой поступью современной машинной цивилизации, к рубежам которой они, сами того не ведая, вплотную подобрались (судя по разговорам, стойбище располагалось на расстоянии дневного перехода от транссибирской магистрали). Я настойчиво пытался убедить сетов перекочевать обратно вглубь тайги, куда-нибудь на северо-восток, но они никак не хотели взять в толк, зачем им нужно менять насиженное место, богатое дичью и находившееся невдалеке от пушной фактории. Все мои доводы они встречали вежливыми, участливыми улыбками, точно так, как если бы имели дело с умалишенным. В конце концов я понял, что вразумить этих наивных упрямцев – задача абсолютно невыполнимая, и оставил всякие попытки.

Тем временем, дела мои шли на поправку. Раны затягивались, я начал выходить из чума и даже совершать вылазки за пределы стойбища. Правда, я всё ещё был слаб, и поэтому не рисковал углубляться далеко в тайгу, тем более, что и нужды в этом не было никакой. Я просто прогуливался, дышал свежим воздухом и любовался красотой окрестной природы, попутно подбирая попадавшиеся на глаза грибы и ягоды, чтоб не быть уж полным иждивенцем на шее гостеприимных хозяев. Кроме того, иногда я собирал хворост для очагов, а когда возвращались охотники – помогал разделывать добычу. Постепенно ко мне привыкли, я стал почти своим, и, честно говоря, если бы не оставленная в Новониколаевске семья, я ещё крепко подумал бы, стоит ли покидать этот медвежий угол и возвращаться обратно, в адское пекло гражданской войны. Но бросить близких на произвол судьбы – об этом я не мог и помыслить, поэтому по мере выздоровления потихоньку готовился к переходу до ближайшей железнодорожной станции. Я очень скучал по жене и сыну и надеялся увидеть их как можно скорее. Однако, жизнь рассудила по-своему…

Это случилось перед самым закатом солнца. Был замечательный, тихий вечер. Лесной народ, заканчивая дневные труды, расползался по своим нехитрым жилищам, служившим им главным образом для ночлега. Постепенно стойбище опустело. Я остался один. Сидя у входа в чум и отмахиваясь от особенно настырных в это время суток комаров, я наблюдал за необычайно яркой звездой, уже седьмые сутки подряд всходившей на западе, чуть выше линии горизонта. Эта звезда приводила меня в полное замешательство. По всем законам астрономической науки её не существовало вовсе, однако глаза говорили совсем о другом.

Внезапно мне показалось, что звезда как будто сдвинулась с места. Я стал всматриваться ещё пристальнее. Яркая точка на вечернем небосводе явно приближалась. Одновременно возник какой-то странный, дребезжащий звук. Точка разрасталась стремительно. Прошло ещё немного времени, и ослепительно сияющая громадина нависла прямо над стойбищем, оглашая окрестности нестерпимым воем. Из чумов, с ужасом глядя на ревущее небесное чудище, стали появляться разбуженные сеты. Без колебаний опознав злого духа Куль-Отыра, они пали ниц, пытаясь, видимо, таким образом задобрить разгневанное божество. Что касается меня, то я совершенно растерялся и лишь оцепенело наблюдал за происходящим. Я сразу понял, что стал свидетелем визита космических пришельцев, и трудно потому сказать, чего в моей душе было в этот момент больше: ужаса или жгучего интереса.

Инопланетный космолёт был огромен, саженей, наверное, сто в диаметре, отчего я подумал, что если он вздумает сесть на землю, то неминуемо накроет своим гигантским телом весь поселок. И словно отвечая на мои мысли, корабль начал медленно снижаться. Сеты бросились врассыпную, но было поздно. Неожиданно днище корабля как бы раздвинулось, и через образовавшуюся узкую щель полез густой, белоснежный туман, в считанные минуты окутавший все окружающее пространство. Я почувствовал необычайную вялость, сознание стало меркнуть, и через некоторое время я отключился. Не зна…

Внезапно, прямо на середине слова, Борис замолчал. Он оторвал взгляд от рукописи и устремил его куда-то в угол зала. После некоторой паузы он спросил:

– Вы ничего не слышали?

Жулк перестал бегать пальцами по клавишам пульта управления и с удивлением воззрился на Бориса.

– А что я должен был услышать?

– Шорох. Вон оттуда, из того коридора. Нет?

– Нет.

– Странно. По-моему, там что-то прошелестело.

– Тут некому шелестеть. Все абсолютно герметично.

– Вы так думаете? Ну ладно, послышалось, наверное.

Борис для порядка ещё с минуту понаблюдал за тем местом, откуда, по его мнению, доносился подозрительный шорох, после чего опять склонился над рукописью и продолжил прерванное было чтение.

2

– …Не знаю, сколько времени мне пришлось провести в беспамятстве, но когда я очнулся, вокруг был чужой, совершенно незнакомый мне пейзаж. Рядом лежали сеты, одни неподвижно, а те, кто уже пришёл в себя – испуганно озирались по сторонам, не в силах уразуметь, куда подевалась милая их сердцу тайга, и почему вокруг эта странная, рыжая равнина, с одной стороны упиравшаяся в грязно-белые скалы, а с другой уходившая куда-то за горизонт. Бедняги, сколько я им потом ни объяснял про планеты и иные звездные системы, они так до конца и не сумели этого понять. И не поймут теперь уже никогда. Скоро они все погибнут, а вместе с ними погибну и я сам. Такова наша участь, которой, однако, вполне можно было избежать. Стоило только последовать за Эквой…

Он ушел от нас после стычки с вождем. Когда похолодало, а по небу бесконечной чередой поползли чёрные тучи, между Эквой и стариком зашёл спор, где укрыться от надвигающейся непогоды. Вождь настаивал на том, чтобы уйти под землю, в пещеры, тогда как молодой охотник предлагал идти к скалам. Оба упрямо стояли на своем, и никто не хотел уступать. В результате племя разделилось на две части: одни (как оказалось, наиболее прозорливые) пошли за Эквой, те же, что не пожелали к нему присоединиться, спустились вниз, в подземные лабиринты.

Сейчас, задним умом, я прекрасно понимаю, что, оставшись с вождем, мы совершили поистине роковую ошибку, но тогда… Тогда мы думали совсем иначе. Мы выдолбили себе несколько нор, специально на большой высоте, чтобы никакая ползучая тварь не смогла к нам забраться, и считали, что устроились вполне благополучно. И поначалу мы действительно имели все основания так думать. Во-первых, мы получили защиту от дождя и пронизывающего ветра. Обилие лишайника давало нам практически неисчерпаемые запасы топлива для костров. Недостатка в дичи мы так же не ощущали, тем более, что регулярно совершали вылазки на поверхность. Но призрачное это наше благополучие длилось очень недолго, до тех самых пор, пока не случилось непоправимое. Однажды ночью я проснулся от странного, монотонного гула, доносившегося откуда-то снаружи. Некоторое время я прислушивался, потом зажег факел и осторожно, стараясь не наступить на лежавших вповалку людей, стал пробираться к выходу. Кроме меня, все остальные крепко спали. Накануне было большое пиршество в честь удачной охоты, и теперь даже одновремённый залп из тысячи орудий вряд ли смог бы разбудить насытившихся сетов.

Протиснувшись сквозь узкий лаз, служивший нам чем-то вроде передней, я выглянул из норы – и взору моему открылась страшная картина разгула необузданной стихии. Внизу, там, где ещё недавно было дно пещеры, бурлили огромные массы воды, стремительными потоками разливавшиеся по бесчисленным рукавам подземного лабиринта. Сердце мое похолодело. Я понял, что это конец. Отрезанные от всего остального мира, мы оказались заживо погребенными в своими же руками выкопанной могиле.

Правда, поначалу я все-таки ещё надеялся, что вода скоро схлынет. Вернее – хотел надеяться. Но вот уж сколько мы здесь сидим, а она хоть и медленно, но тем не менее всё прибывает и прибывает. Вероятно, там, наверху начался сезон дождей. Эта мысль пришла мне в голову, когда один из сетов, доведенный приступом клаустрофобии до невменяемого состояния, решился на отчаянный поступок. Вырвавшись из рук пытавшихся его утихомирить соплеменников, он ящерицей прошмыгнул сквозь узкое горло и выпрыгнул из норы, прямо в бурлящий поток. Я был первым, кто кинулся вслед за ним, и благодаря этому сумел рассмотреть всё то, что произошло дальше.

Сперва ослабевший умом сет пытался плыть. Делал он это довольно неумело, но все же сумел отплыть на некоторое расстояние, когда вдруг вода вокруг него вскипела десятками костистых спин и через мгновение стала красной от крови. Замелькали длинные, клювообразные пасти с рядами острых зубов, безжалостно терзавшие тело несчастного безумца. Несмотря на сильное эмоциональное потрясение, вызванное зрелищем жестокой расправы, я тем не менее сразу узнал внешний облик тех чудищ, что совершили это жуткое нападение. То были странные, напоминавшие земных рептилий, создания, которых мы во множестве выкапывали из грунта и варили из них вполне сносную похлебку. Они являлись для нас самой легкой добычей, потому что не оказывали нам ни малейшего сопротивления и даже не пытались улизнуть. Тогда это обстоятельство меня чрезвычайно удивляло, но теперь я, кажется, понимаю, в чем тут дело. Я когда-то читал, что в Африке есть такие рыбы, которые в наиболее жаркую погоду, когда все речки и озерца пересыхают, зарываются глубоко в ил, и там, погрузившись в нечто вроде летаргического сна, переживают неблагоприятный период. Видимо, так же поступают и эти твари. Во время сезона дождей, когда пещеры наполняются водой, они активны и ведут полноценную жизнь свирепых и прожорливых хищников. Когда же дожди прекращаются, и вода уходит, они зарываются в норы и впадают в спячку, вплоть до наступления следующего цикла. Таким образом, логично предположить, что подобные потопы случаются здесь регулярно, и длятся, скорее всего, достаточно долго, так что мне и моим друзьям-сетам вряд ли приходится рассчитывать на спасение. Это тёмное, сырое подземелье наверняка станет нашей братской могилой.

Впрочем, довольно о мрачном. Страшно умирать в муках, но сама по себе смерть страшить не должна. По крайней мере, так я себя убеждаю, хотя и без особых успехов. Ведь кто подскажет, что ждет тебя там, за смертной чертой? Помню, когда я был маленький, меня этот вопрос тоже чрезвычайно занимал. Мой отец, врач-ветеринар по специальности, человек в высшей мере рассудочный и (как ему казалось) рациональный, неизменно мне отвечал, что умершего хоронят, и он, следовательно, уходит в землю. Сказать по правде, подобные объяснения никак меня не устраивали. Я рассуждал так: ну, хорошо, я умер, мое тело опустили в могилу, но куда при этом деваюсь Я САМ? В этом искреннем недоумении как раз и заключалась вся суть. Оно – недоумение – было результатом не работы ума, а непосредственного ощущения. Сейчас, в зрелости, все обстоит совершенно наоборот. Ощущениями я неотрывен от собственной физиологии, тогда как умом понимаю, что физиологией отнюдь не исчерпываюсь. Хотя, справедливости ради…

Внезапно Борис прервался. Он услышал какой-то невнятный возглас, донёсшийся оттуда, где должен был находиться его единственный слушатель. Борис поднял голову. Жулк стоял перед одним из блоков приборной панели. Лицо его выражало крайнюю растерянность. Борис понял – что-то стряслось. Присмотревшись, он заметил, что часть внешнего щита панели отодвинута в сторону, в глубине же, между двумя массивными металлическими тумбами, чернеют чьи-то обугленные останки.