Текст книги "Война и мода. От Петра I до Путина"

Часть III
Дамы в мундирах, бабы в штанах

Война и женский костюм – тема увлекательная, сложная и приятно пикантная. Она не ограничивается банальными амазонками в ампирных мундирах и суровыми доброволицами Марии Бочкаревой[359]359
  Бочкарева, Мария Леонтьевна (1889–1920) – одна из первых русских женщин-офицеров (произведена во время революции 1917 года), поручик. Была расстреляна в Красноярске в 1920 году.


[Закрыть]. В русской моде военная тема звучала уже в правление Петра I, и государь лично этому способствовал. Дева-воительница Минерва, один из его любимых мифологических образов, стала олицетворением супруги Екатерины. Вслед за ней в минерв обратились Елизавета Петровна и Екатерина Великая. Они же без стеснения надевали мужские военные мундиры, смело гарцевали на конях перед полками и даже отваживались на неслыханную дерзость – наряжались юношами-офицерами и являлись в таком виде на маскарад. Своей любовью к мундирам и переодеваниям царицы спровоцировали пикантную тенденцию в моде восемнадцатого века – травестию. Барышни были мужчинами, а господа комично изображали женщин, в фижмах и платьях. Неудивительно, что именно тогда в России появилась рота амазонок.

Девятнадцатый век был необычайно скуп на галантные эксперименты, но его современницами были известные дамы-амазонки – Надежда Дурова[360]360
  Дурова, Надежда Андреевна (1783–1866) – русская кавалеристка, участница Отечественной войны 1812 года.


[Закрыть] одна из них. Императрицы, великие княгини и княжны шефствовали над полками и носили соответствующие «мундирные платья», головные уборы, знаки различия, холодное оружие.

Первая мировая и революция сделали возможным то, о чем ранее мечтали лишь отъявленные эмансипе, – в России появились женские военные формирования, в том числе Морская команда. Теперь дамы без страха и стыда носили военную форму, галифе, фуражки. Они почти не отличались от мужчин.

Гражданская война открыла женщинам путь в РККА. Некоторые даже оканчивали престижную Военную академию. Пока дамы укрепляли свои позиции в вооруженных силах, формировалась женская военная форма, которую отредактировала Великая Отечественная война и которая продолжает изменяться под влиянием новых военных, экономических и технических условий.

Глава 1
Мундиры, амазонки, травести

В ту эпоху переодевались без удержу – все больше дамы в мужчин, но случалось, что и наоборот. Конечно, играли… в стиле галантного и в меру либерального осьмнадцатого столетия. Но желание позабавиться, перенятое у европейских дворов, отнюдь не главная причина, почему травестия была так популярна в России и почему русские дамы, среди них царицы, с удовольствием переоблачались в форму, становились гвардейскими капитанами и полковниками. Виной всему реформы Петра I, благодаря которым женщины стали играть активную роль в государственной и светской жизни.

В бунташном и смутном XVII веке их уделом был терем. Во время торжественных выходов и приемов царицам позволяли осторожно, украдкой подглядывать за церемониями из потайного окошка. Россия тогда была еще весьма восточным государством. Лишь своевольная царевна Софья Алексеевна смело показалась во всей своей красе во время похорон своего брата, Федора.

Императрица Екатерина I. Фрагмент работы неизвестного художника по оригиналу Г. К. Гроота, середина XVIII века

Кадриоргский художественный музей (Эстония)

Царь Петр также не хотел повиноваться традициям. Он мыслил античными категориями, видел себя римским «augustos» и всеми силами приближал новый «золотой век», которому, как и в античное время, должна была покровительствовать богиня-девственница, воинственная, но справедливая Астрея. Царь не захотел прятать свою супругу в русском раззолоченном шатровом тереме. При нем дамы стали такими же активными персонажами светского общества, как и мужчины, почувствовали независимость, силу и быстро вошли во вкус. Князь Щербатов[361]361
  Щербатов, Михаил Михайлович (1733–1790) – русский историк, публицист, философ. Почетный член Санкт-Петербургской академии наук с 1776 года, член Российской академии (1783).


[Закрыть] по этому поводу замечал: «Приятно было женскому полу, бывшему почти до сего невольницами в домах своих, пользоваться всеми удовольствиями общества, украшать себя одеяниями и уборами»[362]362
  Щербатов М. М. Записки князя Щербатова М. М. О повреждении нравов в России // Русская старина. Т. 2., 1870. – С. 27.


[Закрыть].

Участие женщины в государственной и светской жизни стало обязательным. Во время коронации Петра его супруга Екатерина восседала рядом, на троне, продолжая, тем не менее, подчиняться воле мужа. Во время коронации она красиво преклонила колени и получила из рук Петра корону и державу, символы светской власти и супружней зависимости.

Петра I, желавшего быть похожим на римского кесаря, изображали в баснословных доспехах и накидках Цезаря. Царской супруге также следовало примерить антикизирующую маску и бутафорский костюм если и не Астреи, то равнозначной ей богини или царицы с ярко выраженными воинственными чертами характера. Пока правил Петр, происходили поиски этого образа. Вот почему во время коронационной проповеди Феофан Прокопович[363]363
  Архиепископ Феофан (в миру Елисей, по другим сведениям, Елеозар Прокопович) (1681–1736) – епископ Русской православной церкви, проповедник, государственный деятель, писатель, публицист, поэт, философ, сподвижник Петра I.


[Закрыть] сравнивал Екатерину сразу со многими героинями: «Вавилонской царицей Семирамидой, скифской Тамирой, амазонкой Пентесилеей, византийскими Еленой, Пульхерией и Евдоксией»[364]364
  Уортман P. С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. T. I. От Петра Великого до смерти Николая I. – М., 2002. – С. 110.


[Закрыть]. Он словно бы выбирал между ними и еще десятком мужественных дам и, кажется, не мог остановиться на ком-то конкретном. С истинно барочным изяществом он описал добродетели «сей великой Героини», царицы Екатерины, словесами, которыми петровские генералы описывали подвиги своих самопожертвенных офицеров: «Толь сильна в сем явилася, яко немногим и мужем сравнение с собою оставила, в походах безгодия, вар, зной, стужи, бури, малоудобные переправы, квартиры неспокойные и прочие здравию таковой плоти вредительные трудности»[365]365
  Там же.


[Закрыть].

Тем самым императрицу стали представлять не как фигуру подчиненную, а как сильного соправителя, верного императору и наделенного некоторыми абсолютно мужскими чертами. Этому способствовали и некоторые личные особенности Екатерины. К примеру, Фридрих фон Берхгольц отмечал, что она не только хорошо танцевала, но и была прекрасной наездницей, что в ее характере гармонично сочетались женственность и почти мужская отвага.

Уже после кончины Петра Великого неугомонный Феофан Прокопович продолжил расхваливать императрицу Екатерину, но теперь в панегирических речах называл ее наследницей короны, державы и престола[366]366
  Там же. С. 115.


[Закрыть], благодаря которой «дух Петров» будет жить.

В 1740-1750-е годы, и, вероятно, не безучастия Елизаветы Петровны, был, наконец, найден тот главный, наиболее подходящий русской императрице античный образ – победоносной воительницы, девы-защитницы, из зевесовой головы рожденной, мудрой Афины Паллады или Минервы, на римский манер. Именно с ней чаще всего сравнивали Елизавету Петровну, которая своими деяниями спровоцировала подобные ассоциации.

В 1742 году во время коронации она приняла корону из рук архиепископа и сама водрузила ее на себя, выказав независимость от сложившихся древних традиций и церковной власти. Этим жестом она также продемонстрировала свое ярко выраженное мужское начало, ведь являлась не просто императрицей, а «богопосланной спасительницей своего народа»[367]367
  Обстоятельное описание торжественных порядков благополучного вшествия в царствующий град Москву государыни Елизаветы Петровны. – СПб., 1744. – С. 93.


[Закрыть] и Минервой-воительницей. Не случайно, что статуя богини украсила Тверскую арку, через которую Елизавета проезжала во время коронационного шествия. Как бы поддерживая и усиливая эти ассоциации, архиепископ Амвросий произнес проповедь, в которой восславил героизм и мужество Елизаветы, забывшей ради отечества «деликатного своего полу», и воспел живущий в ней «дух Петра Великого, победами и торжествами весь свет удивившего»[368]368
  Обстоятельное описание торжественных порядков благополучного вшествия в царствующий град Москву государыни Елизаветы Петровны. – СПб., 1744. – С. 62–65.; Уортман Р. С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. T. I. От Петра Великого до смерти Николая I. – М., 2002. – С. 143.


[Закрыть].

Образ Минервы был заглавным и во время празднования именин «дщери Петровой» в 1747 году: «В фейерверке светилась Минерва в своем храме, “означающая великую мудрость Ее Величества”, а по сторонам были “символические представления войны и мира”»[369]369
  Уортман Р. С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. T. I. От Петра Великого до смерти Николая I. – М., 2002. – С. 152.


[Закрыть].

С Минервой Елизавету сравнивали многие поэты и писатели того времени. Михайло Ломоносов в 1747 году сочинил панегирик:

 
Ты миром и войной в подсолнечной сияешь,
И тем людей своих веселье умножаешь.
Тебе с усердием, Минерве мы своей,
Приносим радостных сияние огней.
 

В конце 1750-х годов он же стал автором другого наивного заискивающего стиха, вновь сравнив государыню с мудрой девой-воительницей: «Как на главе Твоей Минервин шлем сияет, / Ея щитом рука Науки покрывает».

Екатерине II, скинувшей с трона малосильного супруга, также пришелся впору образ Минервы. Он стал одним из ее главных alter ego. Сразу после коронации, в январе 1763 года, в Москве несколько дней проходил шумный пьяный маскарад «Торжествующая Минерва», сыгранный по сценарию Федора Волкова[370]370
  Волков, Федор Григорьевич (1729–1769) – русский актер и театральный деятель, который создал первый постоянный русский театр. Считается основателем русского театра.


[Закрыть] и Михаила Хераскова[371]371
  Херасков, Михаил Матвеевич (1733–1807) – русский поэт, драматург эпохи Просвещения.


[Закрыть] при участии и попечительстве Ивана Елагина[372]372
  Елагии, Иван Перфильевич (1725–1794) – русский государственный деятель, историк, поэт, великий мастер Провинциальной великой ложи в Санкт-Петербурге.


[Закрыть], поэта и угодливого екатерининского вельможи. Главной пропагандистской задачей действа стало «изъявить гнусность пороков и славу добродетели». Как раз для этого предназначались двести массивных платформ, придуманных итальянским театральным механиком Бригонцием, которые 30 января двигались по центральным улицам Первопрестольной.

Устроенные на них фигуры и замершие в барочных позах статисты несли народу сложносоставленное и не всем понятное послание от новой самодержицы. Первая его часть была осуждающего характера – платформы демонстрировали всяческие пороки. Вторая представляла собой бессовестный панегирик только что коронованной государыне. Показательно, что эту часть открывала платформа, где восседал Юпитер (не забываем, что это аллегория Петра Великого), за ним следовала в раззолоченной колеснице Астрея (не только мифологическая покровительница «золотого века», но и олицетворение сразу двух государынь – Екатерины I и Елизаветы Петровны). Наконец, кульминация – колесница Минервы Торжествующей, знаменовавшая собою начало царствования Екатерины Великой, второй премудрой правительницы после Петра I, Юпитера.

Екатерине нравилось, что ее сравнивают с Минервой, и она сама часто провоцировала подобные сравнения. К примеру, оставшись недовольной коронационной медалью, выпущенной впопыхах в 1762 году, она повелела изготовить другую. За работу взялся именитый мастер Иоганн-Георг Вехтер, получивший ряд ценных указаний относительно того, что государыня желает видеть на аверсе и реверсе, и с заданием справился успешно. В 1767 году была выпущена медаль: «В память восшествия на престол императрицы Екатерины II» (прошло как раз пять лет). На лицевой стороне – погрудный портрет государыни, обращенной вправо и одетой в соответствии с задумкой – в латы и шлем с плюмажем, то есть в стиле римской Минервы. Екатерина Алексеевна, понятно, осталась зело довольна.

И потом многие живописцы, скульпторы, графики и даже великие княгини (Мария Федоровна, к примеру) изображали государыню такой же – улыбчивой и строгой девой-воительницей в шлеме и античном панцире. Чуть позже эти портреты стали копировать европейские мастера, в том числе миниатюристы – в Париже, как говорят, можно было купить пуговицы для мужских аби с профилем Минервы-Екатерины.

Этот античный образ подходил Елизавете Петровне и Екатерине Алексеевне как никакой другой. Афина – не женщина и не мужчина, целомудренная дева с повадками грубого воина, покровительница наук и просвещения, миротворица, но вооруженная до зубов, несговорчивая и умеющая жестоко и красиво карать.

Медаль (аверс) «В память восшествия на престол императрицы Екатерины II»

Гравер И.-Г. Вехтер. 1767.

Екатерина II в образе Минервы

Цветная литография 1900-х годов по миниатюре Ш. Ришара, 1789.

Важно также и происхождение Афины-Минервы – из головы Зевса. Если богиня была аллегорией императриц, то Громовержец автоматически становился аллегорией самого Петра Великого, реформы которого ревностно продолжали обе государыни. Они всегда подчеркивали близкородственную связь с Петром-Зевсом. Елизавета называлась «дщерью Петровой». Екатерина Алексеевна на пьедестале «Медного всадника» поименована как «Catharina Secunda», а выше – покровитель ее величества – «Petro Primo», которому и был открыт сей памятник.

Статс-секретарь Адриан Грибовский вспоминал, что императрица повсюду возила с собой табакерку с миниатюрным портретом Петра и объясняла это так: «Для того, чтобы мне спрашивать себя каждую минуту: “Что бы он приказал, что бы запретил, что бы сделал, будучи на моем месте?”». Екатерина Алексеевна вообще всегда, при любом удобном случае, пыталась выказать свою близость Петру Великому, хотела быть на него похожей. Правительница, желающая копировать монарха-мужчину – не в этом ли заложена возможность политического маскарада и травестии?

Минерву изображали в женственном пеплосе, но непременно в шлеме и с копьем. Точно так же изображали Елизавету и особенно Екатерину Великую. В общественной и частной жизни обе правительницы тоже иногда рядились Минервами, только вместо пеплосов и шлемов надевали военные мундиры, шляпы и ботфорты. Добавлю к этому еще одно развлечение в стиле воинственной Минервы – битву за мужское внимание и сердца. На это могли быть способны только дамы новой, петровской, формации, уверенные в себе и своей красоте. Многие, кто баловался переодеваниями, к примеру императрицы Елизавета и Екатерина, были невероятно хороши в кафтанах и кюлотах.

Пока дамы становились более свободными и мужественными, их спутники вынуждены были подчиняться весьма женственной европейской моде, предполагавшей узкие изящные камзолы и кафтаны, парики, а главное – макияж. Начисто выбритые, напудренные и подрумяненные, русские вельможи действительно казались весьма женственными, а юношей неизменно принимали за барышень. Однако в этой трансформации и путанице не стоит винить только французские моды. Русские мужчины испытывали чисто женскую необоримую страсть к ювелирным украшениям. Михаил Пыляев отмечал: «Много драгоценных камней в то время в Европе можно было встретить только на женщинах. У нас же и мужчины в этом отношении соперничали с женщинами. Почти все вельможи были усыпаны бриллиантами: пуговицы, пряжки, рукояти саблей, эполеты и нередко шляпы были унизаны бриллиантами в несколько рядов»[373]373
  Пыляев М.И. Старый Петербург. – Л., 1990. – С. 194.


[Закрыть].

Образ Минервы и петровские реформы – не единственные причины появления светской травестии. В XVIII веке Россия все-таки была интегрирована в международные политические и культурные процессы. Европейки века осьмнадцатого активно проявляли себя на разных поприщах. Они держали салоны, занимались образованием и меценатством, некоторые, например мадам Помпадур, с гордостью носили титул «femme savante»[374]374
  Ученые женщины (фр.), использовано название одноименной комедии Ж.-Б. Мольера.


[Закрыть]. Многие из них легко переодевались мужчинами для маскарадных забав и для охоты. Их опыт был отлично знаком нашим государыням.

Есть и другая причина, почему травестия стала возможной в России именно XVIII века. Женщинам во все времена было свойственно легко менять маски и переоблачаться в соответствии с выбранным образом. Большую часть столетия в России правили представительницы прекрасного пола, и травестия стала практически государственно узаконенным действием. Императрицы, сами большие любительницы переодеваний, заставляли женщин рядиться мужчинами, мужчин – женщинами, устраивали придворные забавы и, в общем, способствовали тому, что к такого рода забавам стали привыкать, как привыкли к императрицам в мундирах. Возможно, если бы женское правление продолжилось в следующем веке, травести-балы оставались бы популярны в России. Но к власти пришли мужчины, генетические консерваторы, и гендерная вакханалия завершилась.

Верные букве петровских реформ правительницы, русские минервы, носили мундиры. Первой, кто их примерил, была супруга Петра I и его верная сподвижница Екатерина. Именно это сподвижничество, желание быть с императором даже в военных походах стали причиной необычайной и весьма смелой внешней трансформации, на которую она столь героически решилась.

Во время Персидского похода Екатерина находилась вместе с Петром. В Астрахани во время сильной жары она побрилась налысо и носила мужскую меховую шапку, чтобы не напечь головы[375]375
  Андреев В. В. Екатерина Первая // Осьмнадцатый век. Исторический сборник, издаваемый Петром Бартеневым. – Кн. 3. – М., 1869. – С. 12.


[Закрыть]. Жест сколь смелый, столь и военный: много позже так коротко стричься и бриться будут русские доброволицы, выдававшие себя за юношей и сражавшиеся на фронтах Первой мировой.

Биограф императрицы отмечал, что в 1726 году, когда к Ревелю подошли английский и датский флоты, Екатерина I «хотела сама принять начальство над русским флотом и вести его на неприятеля»[376]376
  Там же. С. 20.


[Закрыть]. Стоит только догадываться, каким мужским и военизированным мог быть ее костюм, если она действительно повела бы корабли в бой.

Есть свидетельства, что государыня надевала мужские мундиры, в том числе во время войсковых смотров, и, скорее всего, имела несколько полковых комплектов в своем гардеробе: «Незадолго до смерти, когда она в мундире полковника производила по обычаю смотр гвардейским полкам, при построении Семеновского полка в каре, пуля, пущенная неизвестной рукой, убила наповал русского купца, пролетев на самом незначительном расстоянии от нее»[377]377
  Там же. С. 20.


[Закрыть].

Значительно позже, в 1744 году, Георг Гроот[378]378
  Гроот, Георг Кристов (1716–1749) – один из двух братьев, немецких живописцев, трудившихся и умерших в России.


[Закрыть] создал посмертный портрет императрицы, изобразив ее на коне в мужском гвардейском мундире.

Анна Иоанновна также пестовала в себе Минерву и, как только заняла трон, стала полковником лейб-гвардии Преображенского полка, затем лейб-гвардии Измайловского, Конного, Кирасирского, а еще капитаном Кавалергардии и Преображенской Бомбардирской роты.

Но Елизавета Петровна явно перещеголяла своих предшественниц в любви к форме и травестии. Она, бесспорно, была человеком своего времени. В середине – второй половине XVIII века в мужчин переодевались многие европейские дамы. Пудра и маска были их кровью и плотью, а обман – образом жизни. В тот период легко меняли свой пол по причинам разным: например, выведать государственную тайну, избежать гильотины, влюбить в себя целую армию и вместе с ней совершить государственный переворот. Потому и стал возможен феномен шевалье д’Эона[379]379
  Шевалье д’Эои (1728–1810) – французский дворянин, тайный агент, принадлежавший к дипломатической сети «Королевского секрета», который первую половину жизни жил как мужчина, а вторую – как женщина (вопрос о его истинной половой принадлежности остается открытым). Несмотря на слабое телосложение, шевалье считался одним из лучших фехтовальщиков своего времени.


[Закрыть], выпудренного хищного андрогина, охотившегося за военными тайнами блистательных дворов Европы. Он побывал и в России, в Петербурге (в женском обличье) свел близкое знакомство с императрицей Елизаветой Петровной. Хохотушку Елисавет не слишком смущала эта чудная дама. Она и сама иногда превращалась в диковинного щеголя и гвардейского офицера.

Первый из двух образов императрицы – юноша-щеголь. В нем не было ничего от политики и расчета. Императрица, первая русская истинная «фэшиониста», ревностно следила за новостями большой французской моды и даже имела обыкновение отслеживать «прибытие французских кораблей в С.-Петербургский порт и приказывала немедленно покупать новинки, привозимые ими, прежде чем другие их увидели»[380]380
  Валишевский К. Елизавета I. Дочь Петра Великого. – СПб., 1911.-С. 81.


[Закрыть]. Царица лишь следовала европейским костюмным тенденциям, ведь мужские камзолы и кафтаны примеряли многие первостепенные щеголихи, среди которых была и мадам Помпадур, современница хохотушки Елисавет.

Царица отлично понимала, что неотразима в мужском кафтане и кюлотах. Потому иногда появлялась в них на маскараде, а придворная публика талантливо притворялась, что не узнает Ее величества. Великая княгиня Екатерина Алексеевна (будущая императрица) также была свидетелем этих перевоплощений. Тихо наблюдая за мужественной Елисавет, отмечала грациозность ее движений, легкость поступи, изящество и галантность, словом, все то, что составляло тогда облик истинного кавалера. В «Записках» она оставила описание маскарада 1744 года, на котором Елизавета явилась в мужском костюме и после виртуозно исполненного менуэта промаршировала к Екатерине. «Я позволила себе сказать ей, – вспоминала Екатерина II, – что счастье женщин, что она не мужчина, и что один ее портрет, написанный в таком виде, мог бы вскружить голову многим женщинам. Она очень хорошо приняла то, что я ей сказала от полноты чувств, и ответила мне в том же духе самым милостивым образом, сказав, что если бы она была мужчиной, то я была бы той, которой она дала бы яблоко»[381]381
  Записки императрицы Екатерины II. – СПб.: Издание А. С. Суворина, 1907. – С. 310.


[Закрыть]. Удивительное свойство людей XVIII века – повинуясь разуму, они умели расслышать шепот свирели Париса и верили в языческое происхождение олимпийской красоты.

Цесаревна Елизавета Петровна в мужском костюме

Фрагмент работы неизвестного художника по оригиналу Л. Каравака. ГТГ

Аналогичную сцену описывает Александр Корнилович[382]382
  Корнилович, Александр Осипович (1800–1834) – декабрист, штабс-капитан Гвардейского генерального штаба, писатель, историк. Вместе с В. Д. Сухоруковым издал альманах «Русская старина». Он состоял из пяти статей Корниловича под общим названием «Нравы русских при Петре Великом».


[Закрыть]: «Мужской наряд весьма шел к лицу императрицы Елисаветы Петровны. Однажды, помнится, 1 января 1752 года, на одном из таковых маскарадов великая княгиня Екатерина Алексеевна, справедливо удивленная красотою государыни, сказала ей: “Это большая удача для нас, женщин, мадам, что Вы выступаете в роли кавалера лишь в течение сегодняшнего вечера: иначе Вы были бы слишком опасны”. “В таком случае, – отвечала императрица, – вне всякого сомнения, именно Вам первой я стала бы поклоняться”»[383]383
  Корнилович А.О. О первых балах в России: http://az.lib.ru/k/korni-lowich_a_o/ text_0080.shtml


[Закрыть].

Вероятно, Екатерина Алексеевна видела императрицу в том самом платье, в котором ее запечатлел Луи Каравак[384]384
  Кapaвaк, Луи (1684–1754) – французский живописец, переселившийся в 1716 году в Россию и ставший придворным художником.


[Закрыть] в середине 1740-х годов. Это, безусловно, те маскарадные костюм и парик, которыми она столь легко вводила в заблуждение современников.

Елизавета была заядлой охотницей, хорошо держалась в седле, неплохо стреляла и в сороковые годы любила гоняться за дичью в мужском костюме: фигура это еще позволяла. В июле 1745 года, приехав в имение графа Разумовского[385]385
  Разумовский, Алексей Григорьевич (1709–1771) – граф, фаворит и тайный супруг императрицы Елизаветы Петровны.


[Закрыть], она отлично, сыто и пьяно провела вечер и выразила желание поохотиться. На следующее утро царица «изволила шествие иметь, верхом, в мужском полевом платье на охоту, в поле, с кавалерами»[386]386
  Церемониальные, банкетные и походные журналы 1745 года – СПб. – С. 170.


[Закрыть]. Все так. Но сухая придворная хроника умалчивает яркие подробности – хохот, заливистый лай гончих, пену кружева и пенное мыло жеребцов, пунцовые щеки Елизаветы и крепкие объятия требовательного графа.

Императрица Елизавета Петровна на коне с арапчонком

Фрагмент работы художника Г. X. Гроота, 1743. ГТГ

Елизавета Петровна не стеснялась присутствовать в камзоле и кюлотах даже на церковных службах: «В воскресенье, восьмого числа (8 мая 1743 года. – О.Х.), после послушания обедни и после кушанья, изволила, одевшись в мужское платье, ехать верхом в Царское Село, для последующего праздника святого Николая»[387]387
  Осьмнадцатый век. Исторический сборник, издаваемый Петром Бартеневым. – Кн. 3. – М., 1869. – С. 50.


[Закрыть].

Можно предположить, что мужские наряды строил для императрицы ее любимый придворный портной Иоганн Экк, которого она заваливала заказами, но мастер, приноровившийся к темпу и темпераменту правительницы, выполнял все в срок.

Если верить Казимиру Валишевскому[388]388
  Валишевский, Казимир Феликсович (1849–1935) – польский историк, писатель и публицист, известный сочинениями по истории России XVI-XVIII веков.


[Закрыть], в богатейшем гардеробе Елизаветы Петровны (около пятнадцати тысяч платьев!) были и стилизованные военные наряды: «Елизавета появлялась [в маскарадах] переодетой в мужские костюмы – то французским мушкетером, то казацким гетманом, то голландским матросом»[389]389
  Валишевский К. Елизавета I. Дочь Петра Великого. – СПб., 1911.-С. 81.


[Закрыть].

Но там были и настоящие военные мундиры. Елизавета особенно любила темно-зеленую штаб-офицерскую форму лейб-гвардии Преображенского полка, в которой ее запечатлел Георг Христоф Гроот в 1743 году. На портрете прекрасно видны все детали: шляпа с галуном и белым плюмажем, сапоги со штибель-манжетами, шарф с кистями, зеленые камзол и кюлоты, кафтан, украшенный двойным рядом золотого галуна, полагавшимся штаб-офицерам. Это очень точное изображение формы лейб-гвардии Преображенского полка образца 1742 года.

Портрет Гроота и сама форма – дань императрицы любезным ее сердцу лейб-кампанцам, рослым силачам-гренадерам, устроившим в 1741 году государственный переворот в пользу «дщери Петра». Царица не забывала оказанных услуг, лейб-кампанцы благоденствовали в ее правление, наслаждались монаршими щедротами, в итоге распустились до чрезвычайности, некоторые периодически попадали под арест «за продерзости».

Царица надевала мундиры во время полковых праздников и была хороша в расшитой галунами форме, ботфортах, верхом на статном жеребце. Офицеры и солдаты любовались своей императрицей, что было ей, безусловно, на руку. Мундиры, сшитые ладно, в строгом соответствии с уставом, укрепляли то важное, жизненно необходимое чувство гвардейской солидарности, которое роднило императрицу с войсками и, следовательно, гарантировало, что они не направят против нее оружия.

Табакерка в форме шапки-гренадерки, 1741–1742.

ГЭ

В мужских военных костюмах она гарцевала в сороковые годы, но в пятидесятые немного сдала, прибавила в весе, узкий лиф гвардейских кафтанов уже не сходился на раздавшейся талии, ноги часто опухали. Знаменитая гвардейская стать исчезала. В 1754 году царица приказала сшить ей «дамский униформ», то есть мундирное платье. В нем Елизавета чувствовала себя комфортнее, хоть и выглядела не столь эффектно.

От обширного военного гардероба императрицы мало что сохранилось. Одна из самых элегантных вещиц – гренадерка, лейб-кампанская шапка из черной кожи с позолоченными накладками в стиле кондитерского рококо. Ее создали в ноябре 1755 года специально для празднования восшествия на престол. Памятуя о том, кто ей помог, царица приглашала во дворец своих верных и сытых псов, лейб-кампанцев, и присутствовала на торжествах в Преображенской форме и этой милой «гренадерке». Ее непосредственной предшественницей была табакерка. Созданная в 1741–1742 годах, она в точности повторяла лейб-кампанскую шапку, включая материалы, из которых была сделана: кожа и позолоченное серебро.

Елизавета надевала мундир лейб-гвардии Преображенского полка, прежде всего, потому, чтобы выказать покровительство главному из петровских формирований, командиром которого была. Этим она обеспечивала себе поддержку военной элиты. Ее мундиры стали символом единения царицы и армии, служили своеобразными оберегами от возможных покушений, а также намекали на воинственный дух императрицы, которая одинаково хорошо владела языком дипломатов и языком пушек. Мундир тем самым был важной частью политического имиджа и гарантом стабильного правления.

Посыл Елизаветы прекрасно поняла великая княгиня Екатерина Алексеевна, тоже любившая военный стиль. Она научилась использовать форму в государственных целях и даже превзошла «дщерь Петра», сумев превратить мундиры и форменные платья в средства политической пропаганды.