Текст книги "Война и мода. От Петра I до Путина"

Великая княгиня Екатерина Алексеевна, подобно царице Елизавете, баловалась мужским стилем. В 1750-е годы она иногда выезжала на охоту, одетая «с головы до ног в мужское платье», но чаще появлялась в модном ладном амазонском костюме, куртке с отворотами, жилете и широкой юбке с длинным разрезом, в которой было удобнее сидеть верхом. Екатерина оставила описание одного из таких нарядов: «Так как я знала, что императрица (Елизавета Петровна. – О.Х.) не любит, чтобы я ездила верхом по-мужски, то я велела приготовить себе английское дамское седло и надела английскую амазонку из очень дорогой материи, голубой с серебром, отделанную хрустальными пуговицами, которые до неузнаваемости походили на брильянты, и черная шапочка моя была окружена шнурком из бриллиантов»[390]390
  Записки императрицы Екатерины II. – СПб.: Издание А. С. Суворина, 1907. – С. 303.


[Закрыть].

Великая княгиня Екатерина Алексеевна на коне

Фрагмент работы художника К. Головачевского по оригиналу Г. К. Гроота, 1758. Кадриоргский художественный музей (Эстония)

Великая княгиня Екатерина Алексеевна в охотничьем костюме

Фрагмент работы художника Г. X. Гроота, 1740-е годы. Государственный художественный музей (Нижний Новгород)

В похожем костюме великую княгиню изображал Георг Гроот. Неплохая копия одного из портретов, выполненная Кириллом Головачевским, хранится в художественном музее Кадриоргского дворца. Вполне подходящее для него место, ведь Екатерина Алексеевна охотилась и в лесах Екатериненталя.

У будущей царицы был крепкий мужской характер и выдержка. Она готова была заниматься верховой ездой во всякую погоду – и в дождь, и в солнце. Все ей было нипочем. А вот ее портной частенько нудил и робко осуждал такое безрассудство, имея в виду отнюдь не риск для здоровья, а костюмы, которые приходилось постоянно чинить и перешивать. «Помню, что однажды, – пишет императрица, – когда я возвращалась домой вся промокшая, я встретила своего портного, который мне сказал: “Как вы себя отделали; не удивляюсь, что едва поспеваю шить амазонки и что у меня постоянно требуют новых”. Я носила их только из шелкового камлота; от дождя они садились, от солнца выгорали, а следовательно, мне нужны были все новые»[391]391
  Записки императрицы Екатерины II. С. 306.


[Закрыть].

В гардеробе великой княгини хранились несколько комплектов мужских костюмов, предназначенных для придворных маскарадов и не только. Иногда Екатерина надевала их, «чтобы доставить себе минутку развлечения и веселья». Так было 17 декабря 1752 года. Вечером в ее покои проник любезный друг Лев Нарышкин, известный балагур и ничегонеделец. Томно расшаркался и промяучил, что так, мол, и так, его невестка Анна больна и что великой княгине следовало бы ее навестить. Екатерина, дружившая с Анной Румянцевой (урожденной Нарышкиной), конечно, не могла отказать, да к тому же во дворце было невыносимо скучно, словно в тюрьме. Но как обмануть бдительность приставленной гувернантки Владиславовой и как незамеченной улизнуть из дворца? Для таких случаев были припасены мужские платья – камзолы, кафтаны, шляпы, кюлоты. Екатерина вызвала своего куафера, молчаливого и преданного калмыка, который, не проронив ни слова, принес ей все, что требовалось. Великая княгиня быстро оделась, ловко привычным движением подобрала волосы, водрузила треуголку, выпорхнула из покоев молодцеватым «элегантеном» под ручку с проказником Нарышкиным, села в карету и была такова. «Вечер прошел в самом сумасшедшем веселье», – записала она.

Помимо письменных свидетельств монаршей травестии сохранились и визуальные, например забавная миниатюра из собрания Государственной Третьяковской галереи. Ее авторство приписывается Иоганну Штенглину[392]392
  Штенглин, Иоганн (1710 или 1715–1779) – немецкий художник и гравер. Долгое время работал и умер в России.


[Закрыть] и датируется 1762 годом. Но миниатюра могла быть выполнена и раньше – в первой половине или середине 1750-х годов, если принять во внимание костюм, в котором изображена великая княгиня Екатерина Алексеевна. На ней не амазонский кафтан, а настоящий мундир, переданный во всех подробностях, со всеми деталями отделки, в которых Штенглин явно знал толк. Синее сукно, лимонно-желтый прикладной цвет, серебряный прибор. Это мундир Голштинского пехотного полка герцогини, шефом которого Екатерина была с 1751 по 1762 год. Эта часть бывала в Ораниенбауме на летних лагерях в первой половине 1750-х годов. И возможно, миниатюра сделана в один из визитов, ведь встречать «свой» полк великая княгиня должна была в соответствующем мундире при ленте – на лифе отлично видны звезда и лента ордена Святой Екатерины. Кюлотам и ботфортам великая княгиня предпочла юбку из плотного серебристого шелка, возможно одну из тех, которую надевала с охотничьим амазонским кафтаном.

Великая княгиня Екатерина Алексеевна. Миниатюра. Фрагмент работы художника И. Штенглина (?). ГТГ

«Зрелище странное, привлекательное, пленительное», – историк Александр Брикнер захлебывался от восхищения. Он не был свидетелем государственного переворота 1762 года, не мог видеть дерзновенную государыню в мужском гвардейском мундире, в шляпе, с распущенными длинными волосами, верхом на игривом жеребце, мчащуюся в Петергоф со всей своей разнаряженной военной свитой. Впечатлительному знатоку русской истории было достаточно мемуарных свидетельств и сохранившихся портретов обмундированной Екатерины, чтобы представить во всех ярких подробностях произошедшее событие, во время которых она, в самом деле, выглядела странно и привлекательно.

Идею совершить переворот в мундире подсказали обстоятельства. В пору своего несчастного замужества Екатерина молча и, как казалось, покорно наблюдала за тем, как Петр III пытался реформировать государство. Он задумал перестроить армию на прусский манер и начал с того, что создал голштинские войска, одетые по образу и подобию рослых усачей Фридриха Великого. Император периодически устраивал парады, заставляя свою супругу, а также исконно русских аристократов, не любивших Пруссию, стоять и смотреть на это действо. Екатерине очень нравилась не мужнина армия, а реакция публики, откровенно негативная.

Мундир лейб-гвардии Семеновского полка Александра Талызина, в котором Екатерина II совершала государственный переворот. Отчетливо видны шнурки, прикрепленные императрицей к верхним петлям

Фотография начала XX века.

Императрица Екатерина II верхом. Изображена в мундире лейб-гвардии Семеновского полка, 1760-е годы. ГЭ

«Александр Шувалов[393]393
  Шувалов, Александр Иванович (1710–1771) – доверенное лицо Елизаветы Петровны и в особенности Петра III, камергер, начальник Канцелярии тайных разыскных дел, генерал-фельдмаршал.


[Закрыть] с обычным помаргиванием глаза смотрел, как этот отряд (голштинцев. – О.Х.) проходил мимо балкона в Ораниенбауме. В глубине души он не одобрял того, что он и его родня условились терпеть… Видя, как проходят голштинские войска, солдаты сказали: “Эти проклятые немцы все проданы прусскому королю; это все предателей приводят в Россию”. Общество было возмущено этим появлением, самые преданные пожимали плечами, самые умеренные находили это смешным и странным»[394]394
  Записки императрицы Екатерины II. – СПб.: Издание А. С. Суворина, 1907. – С. 373.


[Закрыть], – вспоминала императрица.

Она хорошо запомнила эти лица, вздохи, нервный тик притихшего Шувалова, недовольные возгласы из толпы, презрительные ухмылки и плевки солдат. Все это вскоре ей пригодилось.

У Екатерины был дар – она умела говорить без слов. Ее отлично понимали и безграмотные унтера, и первостепенные аристократы. Костюм был одним из беззвучных всем понятных языков, который императрица выучила в совершенстве. Вместо громких выступлений она, галантная изящная дама, просто надевала костюм, говоривший за нее.

Надев офицерский мундир елизаветинского времени, она объявила о начале государственного переворота и о конце эпохи голштинцев. Это был великолепный ход, отлично продуманный и, в общем, беспроигрышный. Рассчитан он был на тех, кто тихо и озлобленно наблюдал дефиле выпудренных пруссаков. Все они мечтали о возвращении благословенных времен «дщери Петровой», и Екатерина выступила против Петра III в мундире елизаветинского времени. Кажется, тогда, в июне 1762 года, ее поняли все.

Известно, кто одолжил ей этот наряд. Ранним утром 28 июня 1762 года Екатерина находилась в Летнем дворце и готовилась отправиться походом на Ораниенбаум, чтобы низложить Петра III. Для этого она решила непременно быть в мундире, который попросила у подпоручика лейб-гвардии Семеновского полка Александра Талызина. Это был кафтан образца 1756–1761 годов – однобортный, обшитый золотым галуном с зубчиками и полосками посередине (такой тип возник при Петре I), с отложным воротником, медными пуговицами по борту, обшлагами и карманными клапанами. Самый обычный мундир небогатого младшего офицера, не из лучшего сукна, без «тонностей» и гвардейского шика. Все по уставу.

Впрочем, Екатерина об уставе не думала. Она думала о том, какое впечатление произведет на петербургские войска, и еще о том, чтобы кафтан этот лучше сидел. Талызин был невысокого роста, худощав, и мундир, хоть и был Екатерине по размеру, не сходился на груди. Перевязываться на амазонский манер императрица не решилась и придумала другой способ: к верхним петлям прикрепила шнурки, которые пристегнула к пуговицам. Так, по крайней мере, грудь не вываливалась, и кафтан не расходился.

Свой бунтарский наряд она составила из всего, что было под рукой. Кюлоты, скорее всего, происходили из ее собственного «мужского» гардероба, так как миниатюрные талызинские явно были бы не впору. Шляпа (если верить портрету художника Эриксена[395]395
  Эриксен, Виргилиус (1722–1782) – датский живописец, придворный портретист, долгое время работал в России.


[Закрыть]) также не семеновская, так как отсутствуют характерные золотые кисточки по краям. Согласно легенде, к своей шпаге Екатерина прикрепила вахмистрский темляк, преподнесенный Григорием Потемкиным, служившим в лейб-гвардии Конном полку. Кстати, это отчасти объясняет любовь императрицы к конногвардейцам, полковником и шефом которых она стала. Платье по форме этой части она носила всегда с большим удовольствием.

Символом начала переворота, однако, были не кафтан и шпага, а лента ордена Святого Андрея Первозванного, Екатерина (по другой версии – Екатерина Дашкова[396]396
  Дашкова, Екатерина Романовна (1743 или 1744–1810) – княгиня, урожденная Воронцова, подруга и сподвижница Екатерины II, активная участница государственного переворота 1762 года. Одна из заметных личностей российского Просвещения, стоявшая у истоков Академии Российской. В ее мемуарах содержатся ценные сведения о времени правления Петра III и Екатерины II.


[Закрыть]) буквально вырвала ее из рук обомлевшего графа Панина и кое-как укрепила на кафтане. В шляпе, украшенной дубовыми ветвями, в мундире, ленте и ботфортах она была уже не молчаливой супругой Петра III, а карающей императрицей, «странной, привлекательной, пленительной», которой так восхищался историк Брикнер.

Екатерина решила надеть мундир не только потому, что хотела продемонстрировать всем свое негативное отношение к «прусским» реформам Петра III. Она стремилась во что бы то ни стало заручиться поддержкой гвардии, так как прекрасно знала: гвардейцы резко против голштинцев и других немецких нововведений. Красивые речи, обещание наград – все было хорошо. Но простой старый суконный елизаветинский мундир говорил и сулил гораздо больше. Гвардейцы переворот поддержали. Завидев императрицу, они мгновенно сорвали прусские кафтаны и надели елизаветинские, которые ожидали своего часа в полковых цейхгаузах.

Екатерина, как прирожденный политтехнолог, понимала, какой психологический эффект оказывала военная форма на окружающих. Мундир был силовой одеждой, сообщал о серьезных намерениях красноречивее парадного платья и горностаевой мантии. Он устрашал, демонстрировал власть и силу. Задачей новоявленной государыни было не только переманить на свою сторону противников Петра III, но и устрашить тех, кто его открыто поддерживал.

Еще одна причина, почему царица выбрала военную форму, заключалась в том, что Екатерина в дни переворота должна была с молниеносной быстротой реагировать на происходившие события и оказываться именно там, где нужно. Мчаться галопом в платье было неуместно и неудобно. Мужская военная форма, которую она полюбила еще в 1750-е годы, оказалась самой подходящей. Став важным соучастником переворота, обмундирование во многом обеспечило успех царице.

У кафтана лейб-гвардии Семеновского полка интересная судьба. В 1763 году его вернули прежнему владельцу, Александру Талызину, успевшему за год получить чин гвардии поручика и стать камер-юнкером, обласканным двором и властью. Екатерина никогда не забывала тех, кто ей помог взобраться на трон.

Затем исторический кафтан находился в семье Апраксиных, потомков Талызина, ревностно оберегавших мундир. Сохранялась даже забавная старинная записка, пристегнутая к его верхней петлице, гласившая о том, что он был «надеван» Екатериной, когда она «ехала на правительство». Ее видел в доме Апраксиных академик Пекарский[397]397
  Лекарский, Петр Петрович (1827–1872) – исследователь русской литературы и истории, библиограф, академик Петербургской Академии наук (1864).


[Закрыть] в 1862 году. Однако позже записка куда-то исчезла, а вместе с ней и Андреевская лента. В 1902 году последние представительницы рода, сестры Талызины, проживавшие в селе Денежникове, торжественно передали мундир своего славного предка с нашитой Андреевской звездой в музей лейб-гвардии Семеновского полка[398]398
  Из прошлого. Исторические материалы лейб-гвардии Семеновского полка. – СПб., 1911.-С. 171.


[Закрыть]. После октября 1917 года музей, а вместе с ним и кафтан были эвакуированы на юг России и перевезены за границу. Гораздо позже мундир обнаружили в Польше и передали в собрание Государственного исторического музея, где он хранится ныне.

Переворот свершился. Петр III с послушной внезапностью умер в Ропше. Екатерина стала официальной, всеми признанной императрицей, и даже в этом новом качестве не переставала любить маскарады и переодевания. В начале 1763 года она по-юношески резвилась в рождественских маскарадах, доставляя себе, как и прежде, «минутку развлечения и веселья». На один из них Екатерина решила отправиться в настоящем военном мундире, впрочем, какого именно полка, не сообщает. Несколько уже раздобревшей императрице сложно было выдавать себя за тоннягу-гвардейца, поэтому поверх военного кафтана надела домино[399]399
  Маскарадный костюм в виде плаща с рукавами и капюшоном.


[Закрыть], скрыв им женские округлости фигуры. Так и отправилась шалить и развлекаться.

Судя по сохранившейся записке, Екатерине Алексеевне вполне удалось это перевоплощение – никто, даже самые близкие придворные, не мог догадаться, кем был ловкий и дерзкий молодой человек в маске, домино и военном мундире. Вдохновленная своим костюмным успехом, императрица осмелилась на большее – закрутить интригу с одной из молодых особ. «Княжна (Анастасия Долгорукова. – О.Х), прошед мимо, оглянулась. Я встала и пошла за ней; и паки пришли к танцевальному месту… Она оглянулась и спросил: “Маска, танцуешь ли?” Я сказала, что танцую. Она подняла меня танцевать, и во время танца я подала ей руку, говоря: “Как я счастлив, что вы удостоили мне дать руку; я от удовольствия вне себя”. Я, оттанцевав, наклонилась так низко, что поцеловала у нее руку. Она покраснела и пошла от меня. Я опять обошла залу и встретилась с ней; она отвернулась, будто не видит. Я пошла за ней. Она, увидя меня, сказала: “Воля твоя, не знаю, кто ты таков”. На что я молвила: “Я ваш покорный слуга; употребите меня к чему хотите; вы сами увидите, как вы усердно услужены будете”. Усмехнувшись, она отвечала: “Ты весьма учтив и голос приятный имеешь”. Я сказала: “Все сие припишите своей красоте”. На сие она мне говорила: “Неужели что я для вас хороша?” “Беспримерна!” – вскричала я. “Пожалуй, скажи, кто ты таков?” – “Я ваш”. – “Да, это все хорошо; да кто ты таков?” – “Я вас люблю, обожаю; будьте ко мне склонны, я скажу, кто я таков”. – “О, много требуешь; я тебя, друг мой, не знаю”. Тут паки кончился наш разговор; я пошла в другие комнаты, а княжна пошла со своей компанией»[400]400
  Записки императрицы Екатерины II. – СПб.: Издание А. С. Суворина, 1907. – С. 590.


[Закрыть].

История в духе рококо, а потому не стоит воспринимать ее слишком серьезно и безжалостно резать на кусочки под хирургической лампой гендерологии. Екатерина II была плоть от плоти века осьмнадцатого, в котором неожиданно брошенная шутка значила больше увесистого теоретического трактата. Шутили все, и все умели шутку оценить. Все носили маски, имели самое галантное (согласно сценарию) обхождение и неплохо играли роли. Екатерина была актрисой самого сложного, политического, жанра, прекрасно разбиралась в театральном искусстве, обожала комедии и стала автором целого ряда пьес. Кому, как не ей, было разыгрывать собственных придворных, искусно водить дам за фарфоровые носики.

Судя по документам и мемуарным свидетельствам, императрица надевала мундир на маскарад всего несколько раз. Военный костюм должен был оставаться символом ее государственного служения, близости войскам, которых она, подобно Елизавете, баловала и которым щедро покровительствовала. Послушная и беззаветно преданная армия была одним из столпов императорского правления. Заслужить ее любовь можно было в том числе с помощью мундиров, роднивших правительницу с войсками, и потому превращать их в маскарадную шутку императрица справедливо сочла неправильным.

Она часто появлялась в форме во время полковых праздников, парадов, торжественных выходов и выездов, на богослужениях и учениях, в дни тезоименитств, коронования, орденских праздников. К примеру, в армейском кафтане, верхом на игривом жеребце, она отправлялась в военный лагерь и там «изволила смотреть до окончания военную экзерцицию, а после – атаки». В мундире пехотной гвардии «изволила подняться до рекогносцирования лагеря и пробыть при воинских онаго действия до десятого часа». В платье по форме артиллерии «смотреть изволила в подзорную трубу обоих корпусов примерную баталию», расположившись на занятых пехотой высотах. В дни флотских праздников, спуска на воду кораблей или во время посещения Адмиралтейства Екатерина Алексеевна носила «дамский кафтан морского флота».

В начале 1770-х, судя по камер-фурьерским журналам, императрица завела еще один мундирный обычай. 29 августа, в день Усекновения главы Иоанна Предтечи, в храмах по традиции проходили панихиды по убиенным воинам, на которых следовало присутствовать в траурных одеждах. Екатерина II, однако, предпочитала им военное платье и часто надевала «длинный гвардейский зеленый мундир» или «армейский зеленый дамский мундир».

Словом, в форме царица бывала практически ежедневно. Неудивительно, что в гардеробе хранились десятки разнообразных видов военной одежды, не только мужских мундиров, но и женских платьев, скроенных «по форме» полков и частей. В начале 1760-х императрица, скорее всего, носила оба типа, но в 1770-е годы, когда талия раздалась и фигура подурнела, мужские костюмы оказались не впору, да и не по возрасту. Она стала носить платья «по форме».

Первое было сшито еще в 1763 году по образцу лейб-гвардии Преображенского полка. Верхнее платье из зеленого шелка напоминает кафтан – распашное, с небольшим воротничком, есть даже обшлага, хотя и чересчур манерные, скроенные узкими и высокими, до локтя. Зеленый камзол аналогичен тем, что носили офицеры. Круглые медные пуговицы, широкий золотой галун по бортам, воротнику, обшлагам… В целом, это офранцуженная, будуарная и, тем не менее, весьма точная копия офицерского обмундирования лейб-гвардии Преображенского полка образца 1763 года.

Любопытно, что офицеры-преображенцы, семеновцы и измайловцы носили тогда одинаковую форму, но с одним важным отличием: золотые галуны первого полка нашивались непосредственно у борта кафтана и камзола. Семеновцев узнавали по галунам, пришитым к бортам половиной внутрь, на подкладку. Измайловцы имели такие же, но подшитые внутри между сукном кафтана и подкладкой. Поэтому отличить офицеров двух вторых полков было очень непросто даже самим гвардейцам.

В Эрмитаже хранится и другой мундирный комплект императрицы – по форме лейб-гвардии Конного полка. Верхнее платье относится к 1786 году, нижнее сшито, вероятно, чуть раньше. И цветом, и отделкой оно дословно повторяет форму этой части. Офицерам полагались красные камзолы и синие или васильковые кафтаны, обшитые серебряным позолоченным галуном. Эта форма со времен покойной «дщери Петра» до середины 1780-х годов почти не менялась.

Около 1770 года императрица стала часто появляться в своем новом политическом изобретении – Русском платье, и почти сразу же его важнейший элемент, верхний распашной «молдаван» с откидными рукавами и частично открытой проймой, появился в мундирных комплектах императрицы. В этом новом варианте Екатерина Алексеевна выглядела солиднее, монументальнее, величественнее, а главное, надевая военизированный «молдаван», становилась олицетворением всей нации, репрезентантом идеи патриотизма и панславизма, вокруг которой, как ей думалось, можно объединить народы. Мундирное платье с русскими элементами – настоящее политическое послание. Понимать его следовало так – единение славян под эгидой России возможно, но лишь военными усилиями, активность которых зависит лишь от нее самой, Екатерины Великой, главы государства, народа и армии. Все-таки императрица была талантливым политтехнологом.

Впрочем, громкие слова и титанические планы затмевают еще одну, чисто бытовую причину, почему Екатерина сделала свои мундирные платья немного «русскими». В этих широких распашных с откидными рукавами нарядах она чувствовала себя удобно, они скрывали недостатки фигуры, в них не нужно было слишком жестко затягиваться в корсет, и они были, бесспорно, ей клипу.

За делами государственными императрица никогда не забывала посмотреться в зеркало и оценить портновские достоинства костюма, а его политические достоинства предстояло оценивать окружающим, не только сподвижникам, но и противникам Екатерины.

Императрица ничего не надевала просто так. Давно уже прошли годы, когда она выбирала костюмы «баловства ради». Екатерина ощущала себя репрезентантом всея Руси, «Матерью Отечества». Когда она говорила, то говорила от имени государства, когда она объявляла войну или подписывала мирный трактат, то делала это от имени государства. Когда она не могла или не хотела произносить резкие слова в адрес лиц государственных, потенциальных противников России, за нее это делал костюм.

Так было и 19 июня 1783 года во время прохладной, сдержанной встречи императрицы с королем Густавом III. Шведский монарх мечтал отвоевать у России Финляндию и уже тогда подумывал о начале открытых военных действий. Екатерина II, прекрасно знавшая о желаниях своего венценосного соседа, конечно, противилась этому: давила на своих дипломатов, задействовала связи с дворами Европы, тайно финансировала прорусскую партию в самой Швеции. Словом, пыталась уйти от войны или, по крайней мере, отсрочить ее.

Король Густав III и императрица Екатерина II во Фридрихсгаме в 1783 году

Фрагмент работы художника К. Хёйера. Миниатюра, 1784. Национальный музей (Стокгольм)

Густав III превратил знаменательную встречу в демонстрацию военных возможностей своего государства. За несколько месяцев до свидания с Екатериной II он отправил шесть полков в Тавастгус, прямиком к русской границе, где они разбили лагерь. На эту дерзкую демонстрацию императрица приготовила гениальный костюмный ответ. 19 июня специально на встречу с воинственным королем она надела свое любимое платье по форме лейб-гвардии Преображенского полка. В нем она изображена на памятной миниатюре Корнелиуса Хёйера, хранящейся ныне в Национальном музее Стокгольма.

Это был отличный ход, по-женски осторожный, без агрессии и одновременно жесткий. Императрица будто бы говорила королю: «Против ваших шести полков я выставлю всю русскую гвардию, преданную мне, как и я ей». Густав III, прекрасно владевший эзоповым языком Просвещения, отлично понял намек.

В этом жесте Екатерины II крылась также издевка. Она проведала, что монарх не терпит вида военной формы и даже своим офицерам приказал являться ко двору не «иначе, как в черном и пунцовом платье». Она встретилась с ним, одевшись точно по гвардейской форме, ибо, как она писала позже Потемкину: «Нет платья почетнее и дороже мундира»[401]401
  Екатерина II Г. А. Потемкину, письмо от 29 июня 1783 года (№ 665). – В кн.: Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. – М., 1997. Электронная версия издания: http://az.lib.ru/e/ekaterina_w/text_0030.shtml


[Закрыть].

Обоюдными угрозами дело не кончилось. В 1788 году между Швецией и Россией вспыхнула настоящая война, в которой приняли участие гвардейские полки, среди них и лейб-гвардии Преображенский. Конфликт длился три года и не принес результатов: оба государства остались в пределах довоенных границ.