Текст книги "Война и мода. От Петра I до Путина"

Когда женщины, наконец, покинули Морскую команду, состоялось заседание комитета: решали, что делать с оставшейся от женщин формой. Постановили: «Обмундирование женское было уже в употреблении, и его необходимо выписать в расход полностью»[508]508
  РГАВМФ. Ф. 620. On. 1. Д. 413. Л. 222.


[Закрыть]. Вероятно, эта же участь постигла и ленточки (35 раздали доброволицам, и на складе команды остались 15 штук). Возможно, некоторые дамы сохранили свои ленточки на память о том странном периоде странного 1917 года, когда их называли матросами и учили печатному шагу на плацу под неодобрительный гул бывалых «братишек».

Список матросов-доброволиц Морской женской команды на 15 августа 1917 года[509]509
  РГАВМФ. Ф. 417. On. 1. Д. 6571. Л. 28.


[Закрыть] (в скобках указано место новой службы после расформирования команды)[510]510
  В документах команды за конец августа – первую половину сентября 1917 года помимо перечисленных фигурируют также доброволицы Веселова и Шабинина, чьи имена и профессии установить не удалось.


[Закрыть]:

Михайлова Вера Терентьевна, санитарка, сестра милосердия (сестрой милосердия в лазарет на Кольскую/Иокангскую морскую базу)

Станкевич Александра Федоровна, конторщица, работает на пишущей машинке

Станкевич Мария Федоровна, окончила Покровскую гимназию, работает на пишущей машинке

Артемьева Надежда Васильевна, печатница в типографии

Петрова Евгения Феофилактовна, воспитательница детей в приюте, няня (на службу по Морскому ведомству)

Коровина Зоя Константиновна, телефонистка

Захарова Екатерина Николаевна, портниха мужская и дамская (в хозяйственную часть на Кольскую морскую базу)

Косик Пелагея Константиновна, сестра милосердия (сестрой милосердия в лазарет на Кольскую/Иокангскую морскую базу)

Коншина Вера Яковлевна, по хозяйству

Жирякова Ефросинья Осиповна, земледельческие работы (на службу по Морскому ведомству)

Пономарева Евдокия Тихоновна, сестра милосердия и работает по хозяйству (сестрой милосердия в лазарет на Кольскую/ Иокангскую морскую базу)

Бачище Анна Федоровна, чернорабочая (в хозяйственную часть на Кольскую морскую базу)

Захарина Татьяна Матвеевна, по сельскому хозяйству (в хозяйственную часть на Кольскую морскую базу)

Мамаева Феодора Николаевна, сельскохозяйственные работы (на службу по Морскому ведомству)

Челомова Евдокия Савватиевна, то же

Никифорова Ульяна Ивановна, то же (на службу по Морскому ведомству)

Осипова Анна Ивановна, конторщица

Иофа Мирка Менделеевна, немного может работать на машинке (в хозяйственную часть на Кольскую морскую базу)

Никитина Вера Федоровна, портниха-белошвейка (на службу по Морскому ведомству)

Макарова Мария Емельяновна, повариха

Антонова Антонина Ивановна, конторщица

Капитонова Марфа Капитоновна, служащая трактирного заведения (в хозяйственную часть на Кольскую морскую базу)

Реброва Мария Викторовна, машинистка, пишущая (на службу по Морскому ведомству)

Дихтярева Татьяна Афанасьевна, окончила 4-ю классическую гимназию, ремесла не знает

Лавренова Вера Васильевна, портниха (в хозяйственную часть на Кольскую морскую базу)

Клыкова Фекла Кузьминична, плавала на пароходе в качестве поварихи

Горячкова Лизавета Осиповна, белошвейка, в отпуску (на службу по Морскому ведомству)

Скворцова Евдокия Меркурьевна, учитель, педагог (выбыла в Иркутск)

Апфельбаум Ида Юрьевна, портниха и фальцовщица

Кислякова-Степанова Анастасия Харитоновна, домашнее хозяйство, сейчас в госпитале

Зимина Пелагея Андреевна, портниха-белошвейка (на службу по Морскому ведомству)

Богданова Екатерина Алексеевна, конторщица

Вау Ида Мартовна, то же (на службу по Морскому ведомству)

Большова Евдокия Павловна, работала в канцелярии

Кобякова Агриппина, повариха, прислуга (в санитарную часть по Морскому ведомству)

В то странное революционное время Морская женская команда казалась многим, особенно бывалым морским волкам, не более чем капризом взбалмошного Керенского. Теперь этот проект воспринимается по-другому. Морская женская команда – первая, пусть наивная, комичная, попытка женщин бороться за право служить на флоте. Это право было завоевано ими много позже. Морская женская команда подготовила настоящую половую революцию, ведь эти юные барышни-матроски в сумасшедшем 1917 году надели настоящие мужские брюки, на многие десятилетия опередив свое время.

«Баба в море – команде горе» – когда-то такими поговорками бывалые матросы дразнили доброволиц. Но теперь они почти не звучат, и причиной тому – эмансипация. Современные россиянки работают на руководящих постах, занимаются сложной «мужской» работой и служат в рядах вооруженных сил. По данным отдела информации и общественных связей ВМФ, в военно-морском флоте России в период с 2009 по 2010 год служили около 9,5 тысячи представительниц прекрасного пола, при этом 5 тысяч имели должности старшин и матросов, 4 тысячи были прапорщиками и мичманами, более 500 женщин имели офицерское звание. Эти цифры существенно выросли за пять лет. По данным Управления пресс-службы и информации МО РФ на этот год, в рядах вооруженных сил служат 35 тысяч женщин. Увеличилось и количество дам-офицеров – сейчас их 2,6 тысячи, из которых 900 – старшие. Командные должности занимают 72 женщины. В военных вузах учатся уже около 700 курсанток, и летом будут приняты еще 210 девушек, а в кадетские корпуса – около тысячи воспитанниц.

Впрочем, как в 1917 году, так и сейчас россиянки не служат на кораблях, а работают на береговых объектах в тыловых и военно-медицинских службах, в частях связи. В марте этого года СМИ, ссылаясь на представителя Министерства обороны, распространили сообщение о том, что к 2018 году женщинам наконец дадут возможность служить на кораблях, а в дальнейшем и на подводных лодках. Однако эту информацию вскоре официально опровергло само министерство, пояснив, что «корабли предназначены для морского боя» и что условий для комфортной службы женщин на них нет.

В современном ВМФ России служила лишь одна женщина-капитан – Вера Курочкина. 13 лет она «судоводила» гидрографическим катером БГК-28 и, в общем, напоминала своих самоотверженных предшественниц – матросок-доброволиц 1917 года. Служила она с большим удовольствием и «без замечаний», носила форму, погоны и брюки, но в сентябре 2013 года получила приказ об увольнении «в связи с изменением условий трудового договора». Теперь в ВМФ снова нет женщин-капитанов, а настоящих кадровых женщин-адмиралов в России отродясь не было – романтическая Ласкарина Бубулина, как известно, получила это звание в подарок от Александра I, и об этом стыдливо умалчивают уважаемые военные энциклопедии.

Глава 4
Красно-белые амазонки

После того как Россия вышла из Первой мировой войны, некоторые из мужественных, закаленных в боях фронтовичек не пожелали снимать форму, отпустить волосы и отправиться в тыл за робким женским счастьем. Они остались в строю и украсили свои выжженные на солнце, заплатанные гимнастерки пестрыми шевронами белогвардейских частей или красными суконными звездочками только что сформированной РККА. Военную «окраску» отредактировало новое время, но облик «русских гарсонов» остался прежним: почти мужские бронзовые лица, короткие стрижки, защитные рубахи, галифе, шинели, шлемы и фуражки, суровый взгляд и крепкое словцо, делавшее по-женски стройные фразы весомее, значительнее.

В какой-то степени эти огрубевшие жутковатые дамы (число которых, впрочем, было невелико) чувствовали себя гораздо свободнее тех, кто сидел в штабах за бумагами и телефонными аппаратами. «Комиссарши» оставались женщинами в силу специфики работы, во-первых, так было принято, во-вторых, им хотелось быть женственными. Лариса Рейснер[511]511
  Рейснер, Лариса Михайловна (1892–1926) – революционерка, участница Гражданской войны, журналистка, поэт, писательница.


[Закрыть], к примеру, не любила носить мужские галифе и френчи, выискивала любую возможность принарядиться и подкраситься.

Образ девушки-комсомолки в кожанке и красной косынке часто встречался в прессе

Обложка журнала «Смена», 1924. Коллекция О. А. Хорошиловой

Передовая – не штаб, это зона, почти независимая от морали и предрассудков. Здесь, вдали от штатских принципов, кодексов и этикета, можно было почти все, и потому доброволицы с успехом выдавали себя за мужчин, а женщины-командиры умело камуфлировали признаки пола, чтобы не провоцировать в подчиненных ненужные опасные мысли.

Тем самым в пору Гражданской войны существовало как бы два типа фронтового костюма – «комиссарский», весьма распространенный, с дамским тыловым шиком, с элементами мужской одежды, и сугубо военный, который предпочитали редкие женщины-командиры и переодетые в хлопцев доброволицы, грубоватые красные и белые амазонки.

Первый тип сформировался еще во время февральских и октябрьских событий 1917 года. Тогда среди сочувствующих революции нашлись весьма хваткие и голосистые молодые особы, одетые в простые платья, суконные тужурки и даже кожаные куртки, на головах многих алели ситцевые косынки. Барышни с легкостью подчиняли себе не только однопартийцев, но и солдат царской армии, используя «горячие большевистские слова», коих знали немало. Например, товарищ Лагутина, работница фабрики «Красная Звезда», влетела в казарму к нижним чинам и с высоты стальной койки потребовала от обомлевших солдат немедленно сдать винтовки и присоединиться к революции. Сдали и присоединились[512]512
  Смидович С. Работница и крестьянка в Октябрьской революции. – М., Л., 1927. – С. 15.


[Закрыть]. Товарищ Александра Яковлева с озорством отбирала оружие у стражников, околоточных и военных. Некоторые работницы, по воспоминаниям Паршиной, «с винтовкой в руках охраняли фабрики, четыре работницы были назначены патрулями в Смольный»[513]513
  Коммунистка, № 11, 1923.


[Закрыть]. Была среди них и Людмила Мокиевская-Зубок[514]514
  Мокиевская-Зубок, Людмила Наумовна (Георгиевна) (1896–1919) – революционерка, активный участник Гражданской войны, единственная известная женщина – командир бронепоезда.


[Закрыть], впоследствии легендарная красная амазонка.

Тулупы, грубые ситцевые платья, жакеты, юбки новоявленных «комиссарш» были родом из фабричного царского прошлого. Оттуда же родом и красные платки, ошибочно считающиеся изобретением пламенных революционерок. Еще до 1917 года обыкновенные мирные деревенские бабы и городские мещанки ходили в них на ярмарки и гуляли с парнями. В феврале 1917-го, когда красный вновь стал цветом революции, косынка превратилась в политический символ, опознавательный знак для «своих», который повязывали по-фабричному – на затылке. Первыми их надели работницы текстильных предприятий, достать отрезы красной ткани им было несложно. Ефросинья Горева, трудившаяся в Орехово-Зуеве на предприятии братьев Морозовых, вспоминала: «В марте 1917 года на фабрике появились солдаты. Они нам сообщили о свержении самодержавия. Из цеха притащили куски материи, написали на них революционные лозунги и вывесили на фабричном дворе. Работницы нарвали широкие ленты, и на груди, на шапках заалели банты»[515]515
  Горева Е. Г. Отречемся от старого мира // Женщины в революции. Воспоминания. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1959. – С. 150.


[Закрыть]. Вероятно, тогда же они надели и красные платки.

Лариса Рейснер, 1920-е годы

Кожаные куртки и кислые солдатские шинели революционерки одалживали у мужей-рабочих или брали со складов. «Перед эвакуацией учреждений Совет поручил нам (женщинам Союза солдаток. – О.Х.) взять из цейхгауза московских казарм находившиеся там вещи и раздать их солдаткам. Для этой цели были предоставлены 3 конные платформы и несколько солдат. Дело было рискованное, но я с двумя солдатками работали почти всю ночь и доставили имущество в Батуринскую школу. И на следующий день приступили к раздаче шинелей и имущества солдаткам»[516]516
  Зеленская Е. Ф. Союз солдаток // Женщины в революции. Воспоминания. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1959. – С. 177.


[Закрыть], – вспоминала Екатерина Зеленская.

Вместо старорежимных ботинок надевали свиные солдатские сапоги, в таком виде сражались за революцию и даже участвовали в боях с юнкерами. «Где был мужчина, там была и женщина. Для нее не было преград», – справедливо отмечал женский журнал[517]517
  Делегатка, № 10, 1924.


[Закрыть].

Некоторые революционерки, однако, выглядели не столь мужественно, предпочитали спокойный городской стиль и напоминали недавних курсисток. «Гладко причесанная, в скромной белой блузке и темной юбке, выглядит гораздо моложе своих лет»[518]518
  Костеловская М. М. Секретарь Пресненского райкома // Гвардия Октября. Москва. – М., 1987. – С. 41.


[Закрыть] – так современник описывал Марию Костеловскую, секретаря Пресненского райкома.

Дама-«комиссарша». Она одета в «кожанку», на голове – красный платок

Шарж 1920-х годов. Коллекция О. А. Хорошиловой

Портрет Ларисы Рейснер. Художник Григорий Алексеев-Гай

Фотография 1920-х годов.

Местонахождение портрета неизвестно

Во время Гражданской войны многие из этих красных революционных фурий служили комиссарами на фронтах. Со времен Октября их костюмы практически не изменились: те же обтрепанные, протертые добела кожанки, несуразные косые юбки, сапоги и гораздо реже облегающие боты на высокой шнуровке, те же красные косынки, маузеры в кобурах, цигарка в уголке ненакрашенного рта. Иногда ор, иногда мат, ежедневная мужская грубость, привитая им фронтом против безумия. Их внешний вид был весьма характерным для военного времени сочетанием мужского и женского – вещей, аксессуаров, поведения.

На фронтах Гражданской «омужичивались» не только крепко сбитые масластые «комиссарши», но и барышни в высшей степени утонченные. Лариса Рейснер никогда не увлекалась войной. Политикой, экономикой, социологией, даже революцией – да, но не войной. Вот эта молодая сердцеедка, напитанная петербургскими духами и туманами, строфами символистов и белыми стихами пестрых мужских комплиментов, отправилась на самый настоящий, хмельной и дикий фронт Гражданской войны, ведомая не только любовью к супругу, Федору Раскольникову, заместителю наркомвоенмора, но и чувством сопричастности милым самоотверженным романтикам революционного XIX века. Она смотрела на мир сквозь лорнетку Жорж Санд. Мир был развернутой литературной цитатой.

Рейснер поехала на войну во второй половине июля 1918 года, сразу после того, как ее супруг был назначен членом Реввоенсовета Восточного фронта. Были бои с белочехами и отступление из Казани (Лариса вынесла на себе «бумаги, печати, еще что-то секретное, что велено унести»). Узнав о том, что Федор Раскольников захвачен в плен, она вместе с провожатым отправилась обратно в Казань выручать мужа и, что характерно, надела мужской костюм: «Достали мне шинель, штаны, сапоги, вывели кавалеристы двух лошадей, но боже мой, как на нее сесть, на эту буйную тварь? Справа или слева, – и что делать потом с ногами, к которым не без умысла привинчены громаднейшие шпоры?»[519]519
  Рейснер Л. Избранное – М., 1965. – С. 30.


[Закрыть]

Судя по всему, Рейснер впервые приходилось ехать верхом, и как это делать, она толком не знала. Впрочем, это не помешало современникам уже позже, в мемуарах, описывать изящную амазонку, летевшую впереди красноармейских эскадронов: «На вороном коне скакала женщина в солдатской гимнастерке и широкой клетчатой юбке, синей с голубым. Ловко держась в седле, она смело неслась по вспаханному полю. Это была Лариса Рейснер, начальник армейской разведки»[520]520
  Драбкина Е. Черные сухари, рассказы // Солдаты революции: http://mreadz. com/new/index.php?id=289277&pages=73


[Закрыть]. Реальная картина была, вероятно, не столь романтичной. Поэтесса, судя по ее письмам, действительно научилась ездить верхом, но кавалерийская ловкость приходит, как известно, с годами, а времени учиться не было.

Рейснер явно ощущала себя неуютно в рубахе и галифе. На подступах к Казани она выгодно обменяла этот маскарад на черный дамский костюм, вполне еще приличный. В нем пробралась в город, попала в плен, но бежала во время допроса, вновь переоделась (на сей раз в платье кухарки) и благополучно вырвалась из Казани.

Рейснер еще не раз примеряла мужскую военную форму, ведь занимала она совсем неженские посты: с января 1919 года была комиссаром Генерального Морского штаба, а уже летом стала старшим флаг-секретарем при муже, командующем Волжско-Каспийской флотилией, в июне 1920-го – секретарем штаба Балтийского флота, которым командовал Раскольников.

Ей определенно нравилась морская форма. Современники, видевшие ее в то время в Петрограде, вспоминали черный бушлат, шинель, кожанку и морскую фуражку: «Большая легковая машина, затормозив, остановилась, несколько опередив меня. Из кабины выглянуло смутно знакомое лицо – женское, приветливо улыбающееся. Но странно! – в морской форменной фуражке. Я подошел ближе и сразу же узнал – Лариса! Да, это была она, в морской черной шинели, элегантная и красивая как всегда. Расставаясь, она крепко, по-мужски тряхнула мою руку… Ее уважали подчиненные, ценили ее указания и советы. Но дома, снимая бушлат или кожаную куртку, она как-то естественно превращалась в милую, тонкую собеседницу»[521]521
  Рождественский Вс. Страницы жизни. – М., 1974. – С. 182, 189.


[Закрыть].

В 1921 году, находясь в Афганистане с Раскольниковым, назначенным полпредом РСФСР, она позволяла форменное безрассудство – расхаживала в красноармейской рубахе и шлеме, пугая своим видом правоверных и доверчивых мусульман. Свидетелем этого был Лев Никулин[522]522
  Никулин, Лев Вениаминович (1891–1967) – русский советский писатель, поэт, драматург и журналист. Лауреат Сталинской премии (1952) за роман «России верные сыны».


[Закрыть]: «В полутысяче километров от Индии появился мулла. За ним ехал на осле тощий слуга. Мулла возвращался из дальних странствий – может быть, из самой Мекки. И вдруг всадник и конь окаменели, а слуга едва не упал под ноги ослу: прямо на них ехало существо, женщина в сапогах и мужских шароварах и шлеме со звездой (красноармейском головном уборе. – О.Х.) и пела непонятные песни… Лариса Михайловна увидела сумасшедшие глаза муллы и зияющий как пропасть рот и оценила комизм положения… Мулла на всю жизнь поверил, что видел самого дьявола со свитой»[523]523
  Никулин Л. Записки спутника. – Л., 1932. – С. 164.


[Закрыть].

В кожанке (но в юбке), в комиссарской кепке, при портупее, нагане и портфеле запечатлел молодую «комарси» художник Григорий Алексеев-Гай[524]524
  Алексеев-Гай, Григорий Анкудинович (1900–1968) – живописец круга Петрова-Водкина.


[Закрыть]. Портрет получился едко карикатурным и едва соответствовал действительности (как и большинство романтизированных воспоминаний о поэтессе). Она не любила пистолетов, не умела стрелять и появлялась в кожанке, лишь когда этого требовали военные обстоятельства. Даже находясь на передовой, Лариса пыталась одеваться женственно и не переставала думать о шляпках. «Сильно страдаем от грязи и насекомых. Вышлите с первой оказией шляпу и мое осеннее пальто. Хожу в невообразимом виде и мерзну»[525]525
  Рейснер Л. Избранное – М., 1965. – С. 513.


[Закрыть], – сообщала Рейснер в письме родственникам. Она любила котиковые шубки (одна из них была реквизирована в Казани), костюмы беж, эффектные восточные халаты, шляпы-клош и меховые токи. Мужские шаровары и красноармейские богатырки были только эффектным антуражем, подсказанным безумным временем.

Гражданская война, а за ней и эпоха военного коммунизма закончились. Во времена НЭПа комиссарский стиль предпочитали комсомолки, а также делегатки, выборные из среды фабричных и заводских работниц, которые получали теоретические и практические навыки управления кадрами[526]526
  По свидетельству члена ВЦИК Александры Артюхиной, красные платочки стали частью «формы» делегаток уже в 1919–1920 годах. См.: Артюхина А. В. Пройденный путь // Женщины в революции. Воспоминания. – М., 1959. – С. 33.


[Закрыть]. Своим мужественным видом они часто пугали крестьян, их должны были агитировать за большевизм и равноправие полов. Лидия Карасева, направленная в Новотарьяльскую волость, получила серьезный отпор: «После крестьянской конференции мы захотели собрать крестьянок. Ко мне подошел бородатый крестьянин в дубленой шубе и спросил ехидно: “Против бога и против мужа, аль еще про что агитировать баб хочешь?” Я была одета в гимнастерку, оставшуюся от военных времен, волосы мои были подстрижены. По-видимому, от этого ему тоже было не по себе. Он, крепко сжав кулак, погрозил: “Никаких собраниев для баб, поезжай, пока жива”»[527]527
  Карасева Л.Е. В уральских степях // Женщины в революции. Воспоминания. – М., 1959.-С. 232–233.


[Закрыть].

Александра Коллонтай[528]528
  Коллонтай, Александра Михайловна (1872–1952) – революционерка, государственный деятель и дипломат. Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР. Первая в истории женщина-министр.


[Закрыть], пламенная феминистка и модница, также отмечала пропасть между консервативным крестьянством и юными большевичками-эмансипе, тщетно пытавшимися найти с молчаливыми бабами общий пролетарский язык. «Работа среди крестьянок была много труднее, чем среди работниц, – отмечала она. – Надо было знать местные нравы, чтобы не восстановить против женотдельской работы сельское население. И вот тут-то я и сделала одну оплошность: на нашем Тульском совещании, предлагая список кандидаток в президиум, я назвала одну из сотрудниц Тульского женотдела. Это была молодая, активная коммунистка-работница, но в Москве она приобрела непривычные для тульского крестьянства манеры, что вызвало к ней очевидное недоверие и осуждение крестьян и особенно крестьянок. Она вышла на трибуну [со] стриженны[ми] волоса[ми], в коротком платье, с папиросой в зубах. Ее не только провалили в президиум, но, что хуже, поднялся гул в зале и против всего остального списка»[529]529
  Коллонтай А. М. Из моей жизни и работы. – М., 1974. – С. 362.


[Закрыть].

На фронтовых комиссарок смахивали тогда и молодые коммунистки, полные ненависти к идеологически чуждому капитализму и мечтавшие пустить пулю в толстое брюхо раздобревшего от НЭПа советского буржуа: «Комсомолка – это героиня в красном платке, с обязательными непокорными волосами, выбивающимися буйно, с огнем в глазах, с алыми губами»[530]530
  Трощенко Е. Девушка в союзе // Молодая гвардия, 1926, № 3. – С. 133.


[Закрыть]. Они любили кожанки, юбки, ставшие к концу двадцатых заметно короче фронтовых, офицерские планшеты и красные косынки, впрочем, они часто обходились вовсе без головных уборов – стриглись коротко и мыли голову редко. Такие даже у старых закаленных партийцев вызывали необоримое чувство отвращения. Николай Семашко, нарком здравоохранения, едва сдерживал возмущение: «Правилен ли другой тип, тоже нередко встречающийся: взлохмаченная (чаще грязная) голова; папироска в зубах (как у мужчины), нарочито-угловатые манеры (как у мужчины), нарочито-грубый голос (как у мужчины) и т. д. Я думаю – неправилен»[531]531
  Семашко Н. Нужна ли «женственность» // Молодая гвардия, № 1, 1924. – С. 205–206.


[Закрыть].

Однако прекрасно и модно одетых, вымытых и ловко подкрашенных девушек партийцы тоже недолюбливали. В эссе «Девушка в союзе» Е. Трощенко описал одну такую особу, которую решили исключить из комсомола за ее неподобающую внешность: «Она являлась на собрания напудренная, носит кольца, а в день своей свадьбы явилась в клуб на кино “разодетая в шелка, как нэпманша, напудренная и в серьгах”»[532]532
  Трощенко Е. Девушка в союзе // Молодая гвардия, 1926, № 3. – С. 133.


[Закрыть].

Идеологи партии и верная им комсомольская пресса тщетно пытались найти альтернативу. Отрицая мужеподобие, они выступали резко против приторной модной женственности, видя в ней источник развращения советской молодежи. Они ничего не имели против кожанок и всеми силами старались популяризовать красный платочек, революционный и женственный одновременно. В «Молодой гвардии», к примеру, опубликовали подборку беззубых, слишком правильных частушек о красном платке (должно быть, сочиняли всей редакцией):

 
Катится горошенька,
Девушка хорошенька, —
Красненький платочек,
Звонкий голосочек…
 
 
Скромный красненький платочек —
Многим на селе дружочек.
Развевайся красно, знамя в деревнях,
Дай отраду на лугах и на полях[533]533
  Хребес. Красный платочек (бытовое песнотворчество) // Молодая гвардия, 1925, № 6.-С. 167, 177.


[Закрыть].
 

Как бы ни старались идеологи, молодые комсомолки засматривались на соблазнительные витрины магазинов, мечтали о шелковых чулках и осторожно красили губы – не из страха, но из экономии, чтобы случайно не истратить больше. «Одна рабфаковка рассказала мне, – сообщает Е. Трощенко, – что в их рабфаковском общежитии девчата страшно голодают, потому что свою и без того жалкую стипендию тратят на платья»[534]534
  Трощенко Е. Девушка в союзе // Молодая гвардия, 1926, № 3. – С. 133.


[Закрыть]. И это лишь один из множества описанных в прессе и мемуарах случаев.

Молодые комсомольцы двадцатых голосовали за коммунизм, но также и за НЭП, подаривший столь долгожданную свободу потребительского выбора. Большинство выбирало журнальную красоту, моду, хотя позволить ее могли себе лишь счастливые партийные единицы.