Текст книги "Как избавиться от синдрома ММ. Исповедь эмигрантки"

Там, где есть ЭГО, там существуют проблемы. Как только обнаруживаешь, что ты не ЭГО, все проблемы мгновенно исчезают. Я думала, что мои проблемы – это привязанности, но проблемой является совсем другое, а именно – отождествление с личностью, с ЭГО.

Именно об этом и говорят все просветленные мастера. Но пока не испытаешь это на собственном опыте, сколько умных книжек ни читай, все остается чистой абстракцией. Умом, может быть, и получится приблизительно понять и представить, но до конца осознать все равно невозможно.

Все мы убеждены в том, что являемся личностью. Нас с раннего детства научили в это верить. А ведь в раннем детстве мы были совсем другими. Понятия личности почти не существовало. Мы были едины с миром. Мне кажется, я даже четко помню тот момент, когда я впервые ощутила себя ЭГО, ощутила себя отдельно от всего существующего.

Кажется, мы с мамой ехали в поезде в Москву. Я, помнится, сидела у нее на коленях и в какой-то момент вдруг совершенно четко осознала, что сидящая напротив женщина на меня смотрит… Это ощущение меня просто ошеломило. Я была отдельно от нее, а она – от меня. И она смотрела на меня из какого-то другого измерения. До этого момента я ощущала себя единым целым с любым объектом, на который было направлено мое внимание, был ли это цветок, дерево, предмет интерьера, игрушка или какой-то человек. А в этот момент я поняла, что есть Я, и отдельно от меня существует внешний мир и другие люди. Ощущение это было настолько непривычным и пугающим, что я, кажется, даже расплакалась тогда.

Мы не можем представить себе, что возможно существование без Эго, без личности. Мы такие тяжелые, такие запутанные в своих страстях, проблемах и страданиях… и только когда на какое-то время выходишь из этого привычного состояния – во время медитации или под воздействием средств, расширяющих сознание, ты можешь понять, каким оно на самом деле было сжатым.

Айауаска позволила мне обнаружить это пространство нейтральности и огромного покоя глубоко внутри, когда мудрость внутри тебя наблюдает за всем происходящим как бы со стороны. Пока мне трудно было сказать, так ли это, но я начала подозревать, что можно, видимо, ощущать это тихое пространство внутри себя постоянно и просто наслаждаться им, быть единой с ним… Ведь все, что воспринимается вовне, имеет переменчивую природу. Можно воспринимать все это, даже удовольствие от этого получать, почему бы и нет, но главное – не отождествляться полностью, особенно со своими страданиями. Именно тогда и можно, наверное, обрести настоящую свободу. Свободу от внешних обстоятельств. То, о чем говорят и Ошо, и Муджи, и Экхарт Толле… Вот теперь, наконец, все встало на свои места.

После церемонии айауаски я некоторое время вела очень уединенный образ жизни. Мне хотелось полностью осознать весь полученный опыт и те изменения, которые во мне происходили. Я не смотрела телевизор, не висла в интернете, не вела длительных бесед по телефону с подругами. Все эти вещи как-то перестали мне быть интересны. Единственное, для чего я открывала ноутбук, это было прослушивание сатсангов с Муджи на ютубе. Теперь я воспринимала его слова совершенно по-другому.

Многое для меня прояснилось. И я начала замечать в себе еще одно совершенно не свойственное мне раньше чувство – чувство сострадания не только к близким, но и ко всем без исключения другим людям, даже совершенно мне незнакомым. Я вдруг поняла, что всех нас объединяет одно и то же – мы полностью отождествлены со своей личностью, со своим ЭГО, все мы находимся у него в плену, не в силах вырваться на свободу. И это неизбежно привносит в нашу жизнь переживания, потери, утраты, страдания. Мы не понимаем, что на самом деле мы гораздо больше, чем наша личность, мы свободны на глубоком уровне, но не осознаем этого, просто бегаем по кругу, играя роль узника, поглощенные своими проблемами и страданиями, но мы есть и всегда были свободны. И более того, на глубинном уровне мы все – одно.

Это было совершенно новое для меня чувство. Я была полна сострадания ко всем, встречавшимся на пути людям, к пациенткам на работе, к попутчикам в трамвае, к прохожим на улице… мне всем хотелось улыбаться и говорить приятные вещи. Люди ведь ни в чем не виноваты, они такие, какие есть, даже если они и не очень хорошие, они ведь не сами выбрали такими стать. Просто в их жизни присутствовали определенные обстоятельства, которые их такими сделали. Как писал Чехов, человек хорош и прекрасен, пока его не обманули, не разбили и не растоптали. Все мы переживаем боль, страдаем, плачем. И любого человека, каким бы он ни был, можно понять и проявить сочувствие.

Я и сама, наверняка, невольно обижала близких мне людей, принося им страдания. Вот я и приблизилась к следующему шагу, который совершенно осознанно готова совершить.

Шаг 8. Мы составили список людей, которых обидели или нанесли ущерб, и готовы попросить у них прощения

Если чувствуешь, что это тот путь, который ведет к свободе, то прими любую ответственность.

Тогда эта ответственность не будет тяжестью для тебя. Она сделает тебя более зрелым, более укоренившимся и прекрасным человеком.

Ошо

АНДРЕЙ

Андрей… Андрюшенька… Непроходящее чувство вины. Его ссутулившаяся спина под серым плащом…

– А что это Вы в верхней одежде, Андрей? – насмешливый тон подвыпившей и совсем не понимающей, в чем дело подруги. – Что это ты ему дала, Стась? А-а-а-а… ну пусть это будет ему подарком на 8 марта…

Непроходящее чувство вины и стыда…

И все-таки ты придумал меня, Андрей. И главная моя вина в том, что я оказалась совсем не такой. Не соответствующей. Хотя – чушь. Главная моя вина совсем не в этом. Я причинила тебе неописуемую боль. И апогеем ее был тот самый вечер и тот самый мой демонстративный жест, когда я швырнула тебе в лицо эту пластиковую банковскую карточку.

На самом деле не швырнула, конечно же, а просто протянула, но практически-то швырнула, потому что это было при всех, при всей этой пьяной своре гостей, приглашенных тобой, Андрюша, да ты и сам был тоже здорово пьян, но не в этом дело, а в том, что они действительно оказались пьяной сворой, и ты очень хотел, чтобы они ушли, но я заартачилась и начала возмущаться, а ты заявил, что в таком случае уйдешь сам – дай мне мою банковскую карточку, и я пойду в гостиницу. И вместе с этой карточкой я швырнула тебе обратно, как совершенно никчемную и ненужную, всю твою любовь, всю твою готовность на всё, на всё: «Мыть полы, посуду, печь блины, да все что угодно, только скажи: вместе мы или нет?».

Могу ли я сказать несколько слов в свое оправдание? Дело в том, мой дорогой Андрюша, что тогда, в том самом нашем московском августе я нисколечко не притворялась. Мне ведь действительно тогда показалось, что я освободилась, совсем и окончательно освободилась от очередного своего «плохиша», «мужчины своей мечты» – Кирилла, показалось что я тебя по-настоящему люблю, что ты – это наконец-то тот самый человек, который спасет меня от всего этого многолетнего кошмара. Я даже начала уважать себя за то, что впервые в жизни смогла-таки увлечься достойным человеком, порядочным, добрым, надежным… Но кто же мог предположить…

Мы познакомились с Андреем где-то за полгода до моего отъезда в Голландию. В тот день, в самом начале лета, я загорала на пляже у залива, недалеко от дома. Почему-то я была там одна, хотя, как правило, мы регулярно проводили там время с Кириллом. Был очень жаркий день, ближе к пяти часам жара потихоньку начала спадать и я, кажется, заснула или задремала, лежа на животе, разморенная от солнца.

Разбудило меня четкое ощущение того, что кто-то с удивительной настойчивостью тянет меня за большой палец левой ноги. Я открыла глаза, оглянулась и увидела сидящего на траве у моих ног довольно симпатичного молодого человека, который, как мне справедливо показалось, был немного навеселе. Убедившись, что я проснулась, он тут же очень эмоционально начал рассказывать о том, что вот сейчас он сидит здесь, наслаждается ласковым вечерним солнышком и пытается познакомиться с красивой девушкой, а ведь очень скоро его здесь уже не будет, потому что он должен лететь на два года на стажировку в Америку. Такой способ знакомства показался мне достаточно оригинальным, чтобы продолжить беседу.

Мы разговорились и выяснилось, что мы коллеги, врачи, и мало того, даже учились в одном институте. Он был кардиохирургом и работал в клинике неподалеку. А сегодня у них на работе было какое-то торжество, то ли кого-то провожали на пенсию, то ли отмечали чей-то день рождения, а потом по случаю хорошей погоды он решил поехать искупаться, и тут увидел спящую меня, и конечно, уж никак не мог пройти мимо такой неземной красоты. Мы просидели на берегу до вечера, обменялись телефонами, потом регулярно созванивались и еще несколько раз успели встретиться до того, как разъехались в разные страны.

Зачем я, так страстно и безоговорочно влюбленная тогда в Кирилла, встречалась с Андреем, объяснить трудно. Скорее всего делала я это из чувства мести. Я ведь знала, что у Кирилла регулярно бывали интрижки на стороне. И наверное, мне хотелось как-то самоутвердиться. Доказать себе – себе, а вовсе не ему, поскольку он ничего об этих встречах не знал, что я нравлюсь другим мужчинам и легко могу найти ему замену. Но все же, думаю, не только этим можно объяснить наши встречи. Андрей мне понравился. Ну насколько это было возможно для меня в тогдашнем моем состоянии полной зацикленности на своем гениальном режиссере.

Ничего у нас тогда с Андреем не было, мы даже не целовались. Но встречи с ним запомнились мне какой-то необыкновенной теплотой и очень сильной взаимной симпатией. Андрей был очень галантен, вел себя по-джентльменски, всегда приносил цветы и всем своим поведением показывал, что я ему очень нравлюсь. Про Кирилла он знал и никогда не пытался перетянуть одеяло на себя. Он просто всегда был искренне рад меня видеть и пытался доставить радость мне всем, чем только мог.

Обычно мы встречались на улице, я прыгала в его машину, и мы ехали прочь из душного, пыльного, суматошного города, останавливались где-нибудь на природе, в лесу, у речки, или просто катались. И говорили, говорили, говорили…

Уехали из страны мы примерно в одно и то же время. В Голландии я про него почти не вспоминала. Слишком уж бурный поток событий закружил меня тогда. Не до Андрея мне было. А потом, через пару лет, мама, приехавшая к нам в гости в Амстердам, рассказала, что несколько раз звонил какой-то Андрей и спрашивал про меня. Значит, он помнил обо мне и, как только вернулся со стажировки, стал меня разыскивать…

Честно говоря, мне было очень приятно об этом услышать. Тем более что отношения с Кириллом к тому времени стали просто отвратительными. После нескольких попыток как-то прорваться в кинематографический мир Голландии он окончательно осознал, что шансов у него здесь, на Западе, похоже, нет никаких. Тогда он впал в какое-то подобие депрессии, но депрессия эта была достаточно агрессивной, если, конечно, так бывает. В силу своего характера он никак не мог признать, что уехать из страны – это было исключительно его ошибкой, и что вся эта авантюра с Голландией, Йосом Стеллингом и Ингой заранее была обречена на провал. Уж очень ему хотелось найти виноватых в том, что он оказался таким несостоявшимся и невостребованным.

И я стала для него своеобразной девочкой для битья. Почти каждый день мне приходилось переживать его приступы ярости. Он обвинял меня во всех смертных грехах, иногда это просто доходило до абсурда. Я была виновата в том, что я неподходящая для него женщина. В том, что я врач, а не человек искусства, и мало того, еще и провинциалка, деревенщина, к тому же почти клиническая идиотка. Какая из меня муза? Когда он со мной познакомился, он был подающим надежды режиссером. И кем он стал рядом со мной? Просто каким-то куском дерьма. Какие женщины были с ним рядом, актрисы, сценаристки, интеллектуалки, а он выбрал меня… И почему он привез в Голландию именно меня, дуру? Свяжи он жизнь с любой другой женщиной, все было бы иначе. И это я одна во всем виновата, я срубила ему верхушку жизни…

Возражать что-либо было бесполезно. Это я поняла очень быстро. Никакая логика тут не работала. У Кирилла логика была своя, особенная. Поэтому приходилось просто пережидать очередной приступ ярости. Хорошо если все ограничивалось только обвинениями. Иногда доходило и до рукоприкладства. При этом я работала пять дней в неделю по шесть часов в день на уборках квартир, к тому времени уже практически одна. Кирилл помогал мне только в доме мефрау Фейч, два раза в неделю по утрам. И всех заработанных денег едва хватало на то, чтобы заплатить за квартиру и прокормить нашу странную семейку. Сын учился в голландской школе и на это тоже уходила определенная сумма денег.

В один прекрасный день, чуть не свалившись с велосипеда от усталости по дороге домой с работы – так вдруг закружилась голова, я совершенно четко поняла, что просто свихнусь или загремлю в больницу, если не сделаю хотя бы небольшую паузу в этом сумасшедшем круговороте. Я вдруг резко приняла решение, объявила Кириллу, что хочу съездить на пару недель в Россию, навестить маму, сообщила всем клиентам, что беру отпуск, и купила билет на самолет.

Олежку пришлось оставить с Кириллом, взять его с собой я не могла, была вторая половина августа, и занятия в голландской школе уже начались. Да и денег на второй билет я бы все равно не набрала… Я до отказа забила холодильник продуктами, сварила огромную кастрюлю супа, распихала по пластиковым контейнерам приготовленный на несколько дней вперед ужин и начала собирать чемодан.

Таким образом, через три с половиной года я вновь оказалась в своей стране. Но нет… это была уже совсем не та страна, из которой я когда-то уезжала. Это была совсем другая, незнакомая мне страна. От прежнего СССР не осталось и следа. Все, все было другое. Другие люди, другие улицы… Как грибы повырастали многочисленные ларьки, в которых можно было купить все, начиная от водки и кончая кассетами с записями популярных музыкальных групп. Дома были увешаны рекламными щитами с надписями на английском языке. Все это бросилось в глаза уже по дороге из аэропорта.

Едва мы успели войти в квартиру мамы с отчимом, как раздался звонок в дверь.

– Ну вот, – сказала мама, – это, наверное, сюрприз для тебя. Иди открывай.

И открыв дверь я увидела… огромный букет белых роз, из-за которого выглядывало сияющее лицо… Андрея. Я ахнула, мы обнялись… Разве он был таким высоким? Неужели вырос? Или я просто забыла, какой он… Какой он, оказывается, симпатичный, улыбчивый. И волосы как-то светлее кажутся, или выгорели на солнце? Где-то загореть уже успел… И такие трогательные веснушки у носа… А улыбка у него удивительно добрая и обаятельная. И какой-то он очень родной…

После торжественного ужина Андрей предложил покатать меня по Москве, на что я с радостью согласилась. Он повозил меня по центру, по знакомым улицам и площадям, таким родным и таким новым. Все сияло огнями реклам, светились неоновые вывески, почти все движущиеся рядом и навстречу машины были иномарками.

На Ленинградском проспекте мы вылезли из машины и решили прогуляться пешком. Был чудесный теплый летний вечер. И вдруг я почувствовала себя совершенно счастливой… Теплый ветерок обдувал лицо и шевелил подол длинной легкой юбки. Рядом шел высокий привлекательный мужчина, которому я явно очень и очень нравилась. И он мне, кажется, тоже… совсем не безразличен. И это впервые за много-много лет. До этого я никого из лиц противоположного пола, за исключением Кирилла, вокруг просто не замечала.

Какое странное и забытое ощущение. Ощущение предвкушения – предвкушения чего-то очень приятного, особенного и волнительного. И я не собираюсь себе ни в чем отказывать. В конце концов я это заслужила. Заслужила почти четырьмя годами жесткой борьбы за выживание в чужой стране, постоянным унижением от человека, которого когда-то любила больше жизни… И теперь я имею полное право расслабиться и получить удовольствие.

Пешком мы дошли до дома Андрея, и он пригласил меня зайти. Мы поднялись в квартиру, где он жил с родителями, находившимися в это летнее время на даче. Осмотрев квартиру, мы обосновались на кухне, где пили чай, да и не только чай, смеялись, что-то рассказывали друг другу… а чувство предвкушения счастья нарастало с непреодолимой силой и потом сменилось ощущением совершенного блаженства. И еще было четкое ощущение какой-то удивительной правильности всего происходящего.

Перед тем как выйти из квартиры, уже в коридоре, мы вдруг одновременно метнулись друг к другу и наши губы слились в долгом поцелуе. И это был только поцелуй… Почему-то было понятно, что сегодня это будет только поцелуй. Нам некуда торопиться. У нас ведь впереди еще целых две недели.

Так начались мои чудесные московские каникулы. Это было действительно чудо. Настоящее чудо. Как будто бы я выстрадала его всем тем, что пришлось пережить за три с половиной года, наполненных тревогой, неустроенностью, тяжелой работой, страхом за завтрашний день, унижениями от Кирилла… да что там говорить, наверное, я действительно заслужила это счастье.

Андрей окружил меня такой заботой, таким вниманием, которого я не получала ни от одного мужчины за всю свою жизнь. Он ловил каждый мой взгляд, каждое мое слово, он считал своим долгом выполнять любые мои желания. Он охранял меня от всего, что могло бы причинить мне хоть малейшее неудобство. И апогеем всего был организованный им на нашей даче вечер с шашлыками, где он собрал всех моих друзей, вернее подруг, всех, кого я хотела бы увидеть, по кому страшно соскучилась за эти годы. Это был настоящий праздник, устроенный для меня Андреем.

Это было больше, чем я могла бы пожелать в самых смелых своих мечтах. Все мои близкие люди рядом, все вместе… Мама, отчим, любимые подруги. И любимый человек… То, что он любимый, я поняла именно в этот вечер. О чем и не замедлила ему сообщить. Ночью. Когда мы лежали обнявшись на узенькой кушетке. Со спальными местами было проблематично. Нужно ведь было разместить на ночлег всех гостей. Услышав от меня признание, Андрей как будто засветился. Он какое-то время помолчал, и потом с чувством произнес:

– Малыш, как же долго я этого ждал… сейчас я самый счастливый человек на свете…

Все последующие дни я просто купалась в счастье. Мы постоянно были вместе. Андрей ни на минуту не оставлял меня одну. За исключением тех дней, когда ему нужно было работать. Но, кажется, их было совсем немного. Каким-то образом ему удалось договориться с начальством или взять отгулы. Мы съездили вместе в мой родной городок, где я познакомила его с бабушкой, которая в то время была еще жива. Гуляли вместе по знакомым до боли местам, с которыми были связаны самые яркие воспоминания моего детства. Прошлись даже и по исторической достопримечательности – земляному валу, окружавшему старый центр города. Помнится, в детстве это было самым любимым моим развлечением. Побывали мы и на даче у родителей Андрея, которые показались мне очень интеллигентными, мудрыми и приятными людьми.

Андрей в буквальном смысле слова сдувал с меня пылинки. Когда, уже в самом конце своего отпуска, я немного простудилась и мне пришлось пару дней поваляться в постели с температурой у него в квартире, куда я переехала почти сразу же после знаменательных шашлыков, он крутился вокруг меня как вокруг принцессы. Заваривал чай, грел молоко, готовил какую-то еду. Постоянно трогал мой лоб. Потом вдруг отлучился на непродолжительное время и вернулся с очень красивым теплым свитером, модной клетчатой безрукавкой и стильными бежевыми высокими ботинками на шнурках. Чтобы я больше не простужалась. Так он объяснил свою акцию. Все это он купил в магазине неподалеку и признался мне в том, что когда выбирал для меня все эти вещи, испытывал огромное наслаждение, чем-то даже очень похожее на оргазм.

Время пролетело удивительно быстро. Вот и закончились мои волшебные каникулы. Пора было возвращаться в Амстердам. Все эти сказочные дни мы редко говорили о будущем. Андрей ни на чем не настаивал, только давал понять, что готов на все, лишь бы быть рядом со мной. Для меня же было абсолютно ясно, что с Кириллом жить я больше не буду. По приезду в Амстердам я собиралась искать квартиру для себя и сына. Андрей планировал приехать к нам осенью в отпуск.

Честно говоря, ситуация была не очень лучезарной. Я прекрасно понимала, что Андрей, точно так же, как я и Кирилл, не сможет работать в Голландии по специальности. Русские дипломы, тем более медицинские, голландцы не признают. Я сама с этим столкнулась, когда пыталась подтвердить свой врачебный диплом. Мне отказали. Признали только четыре года теоретического университетского образования. И посоветовали начать учиться в голландском медицинском университете, присоединившись к пятикурсникам. И никому в Голландии дела нет, что Андрей ведущий кардиохирург в Москве. Закон есть закон. И на Западе он не врач.

Возвращаться нам с сыном в Москву? Ну нет, об этом даже и речи быть не могло. Ребенок почти три года учился в голландской школе, где с трудом адаптировался. Нужно ведь было еще овладеть языком. Переводить его опять в русскую школу? Но между голландской и русской системой образования огромная разница в программе. Голландские дети начинают учиться по-настоящему гораздо позднее. Получается, что Олежка безнадежно отстал. Нет, это было невозможно. Но тогда мы с Андреем не слишком об этом задумывались. Мы были полны нашей любовью и думали, что все как-то решится само собой… Так далеко мы не заглядывали.

Прощание было тяжелым. Андрей едва сдерживал слезы. А я не плакала. Я уже в аэропорту начала перестраиваться на другую программу. Мне нельзя было раскисать. Я и так слишком размякла здесь, окутанная заботой и любовью Андрея. А сейчас мне предстоит очень многое сделать, и для этого снова нужно стать сильной. Иначе не выжить.

Перемену в моем состоянии тут же заметил Андрей. Он все почувствовал и понял, и даже прокомментировал. Сказал, что у меня изменился взгляд, стал более жестким, как будто я настроилась на бой.

– Не хочу, чтобы ты была такой. Хочу, чтобы ты всегда была милой, мягкой и родной, какой ты была все эти дни со мной. Боже, малыш, неужели ты улетаешь от меня? О ком же я теперь буду заботиться?

– Все будет хорошо, – только и смогла произнести я и, с трудом оторвавшись от него, шагнула в сторону паспортного контроля…

Прилетев в Амстердам, я тут же объявила Кириллу, что в Москве встретила человека, которого полюбила, и намереваюсь в ближайшее время снять квартиру для себя и сына. Кирилл поначалу никак не прореагировал на это мое заявление, видимо, просто растерялся. Почему-то он был уверен, что я на такой поступок совершенно не способна и просто обязана до конца своих дней хранить ему верность и зарабатывать деньги на жизнь всей нашей странной семейке.

Когда же до него все-таки дошло, что я не шучу и действительно всерьез занимаюсь поисками жилья, он не на шутку встревожился и начал регулярно устраивать душещипательные сцены, подобные той, что мне пришлось пережить три года назад, когда я собралась уйти от него к архитектору. Снова были слезы, признания в том, что я для него любимый, близкий и самый родной на свете человек, что он без меня пропадет, умрет от тоски. Но сейчас это все не возымело на меня никакого действия. Я была тверда как камень. Слезам его больше не верила и настойчиво продолжала поиски квартиры, которые скоро увенчались успехом, и в октябре мы с Олежкой переехали в двухкомнатную квартиру одного нашего русского приятеля нетрадиционной ориентации, который жил в апартаментах своего состоятельного голландского друга. За новое жилье нужно было платить на 150 гульденов больше, чем за нашу с Кириллом квартиру, но это меня не пугало. Ну возьму в конце концов еще одну уборку, где наша не пропадала!

Все получилось вовремя. В начале ноября должен был приехать Андрей. Я с радостью сообщила ему о том, что мы к его приезду готовы и начала наводить какое-то подобие уюта в нашем новом жилище. Это не так-то легко было сделать – из вещей мы взяли с собой только самое необходимое, одежду, постельное белье, полотенца, пару одеял и любимого кота Антона, привезенного нам мамой из Москвы год назад.

Кот, похоже, больше всех был доволен переездом. В квартире оказалось много мышей, за которыми наш замечательный кот тут же с огромным энтузиазмом начал охотиться. К своей задаче он отнесся крайне ответственно и почти каждое утро с гордостью приносил мне в кровать очередную мышку. Причем она всегда была только слегка придушена и иногда, очнувшись, начинала неистово по мне скакать. Я с жутким визгом выпрыгивала из постели, звала на помощь Олежку, мы вместе пытались заставить кота доделать начатое с мышью, но он только непонимающе смотрел на нас, полный чувства собственного достоинства и гордости от выполненного долга.

Уехав от Кирилла, мы с Олежкой почувствовали какую-то невероятную легкость бытия и полностью наслаждались свободой, которая вдруг на нас обрушилась. Можно было больше не бояться приступов ярости, которые в последнее время возникали у Кирилла по малейшим причинам, а иногда и вовсе без них. Не было больше упреков, страшного напряжения ожидания очередного скандала, мы расслабились и вздохнули с облегчением. Одного только я не понимала, почему я не сделала этого раньше? Уже только за одно то, что я решилась на этот поступок, нужно было сказать огромное спасибо Андрею.

Скоро приехал Андрей. Я почему-то страшно нервничала, встречая его в аэропорту Амстердама. Как все пройдет? Найдет ли он общий язык с сыном? Понравится ли ему квартира? За два месяца я немного отвыкла от него и увязла в своей амстердамской рутине, чуть подзабыв то теплое чувство, которое испытывала к нему в Москве.

Но когда я увидела его в толпе людей, выходящих из дверей таможенного контроля, все мои сомнения рассеялись. Он, заметив меня, остановился, поставил на пол чемодан и, широко улыбнувшись, развел в стороны руки, приглашая меня в свои объятия. Я кинулась к нему навстречу, повисла у него на шее, ощутила тепло его щеки, вдохнула его запах и все мои сомнения мгновенно улетучились. Это был мой Андрей. И я страшно была рада его приезду.

С Олежкой проблем не возникло. Андрей не заискивал перед сыном, вел себя с ним на равных, и они быстро подружились. Сыграло роль и то, что на следующий же день после приезда он повез нас в магазин и купил в нашу полупустую квартиру телевизор, видеоплеер, два одежных шкафа и массу всяких необходимых мелочей. А во время прогулки по центру Амстердама, увидев в витрине магазина стильную теплую зимнюю куртку, он тут же затащил меня внутрь и заставил ее померить. Куртка шла мне необыкновенно, но была, по моим представлениям, слишком дорогой. Не принимая никаких возражений, Андрей тут же ее оплатил. В соседнем магазине мы купили идеально подходящий к куртке теплый шерстяной шарф и новые джинсы «вранглер».

По просьбе Андрея, мы открыли для него счет в банке, куда он положил достаточно большую, по моим тогдашним представлениям, сумму денег. Предполагалось, что банковская пластиковая карточка останется у меня и я, по мере необходимости, смогу снимать оттуда деньги.

На выходные мы решили взять на прокат машину и прокатиться в Брюссель и Люксембург. Олег остался в Амстердаме, намечался день рождения одного его русского приятеля, и в компании ровесников ему было гораздо интереснее. Ему к тому времени было почти 13, и я подозревала, что интерес этот объясняется и присутствием на этом дне рождения понравившейся ему девочки.

Сидя рядом с Андреем в машине, я почему-то чувствовала себя немного не в своей тарелке… Так молниеносно и неожиданно я вдруг перешла в совершенно новый и непривычный для себя статус подруги состоятельного человека. Похоже, Андрей совсем не был стеснен в средствах. Ну что же тут удивительного. Он ведь ведущий кардиохирург, работает в престижной клинике, а операции в обновленной России почти все теперь платные… Да… хорошая мы парочка. Кардиохирург и уборщица…

Мы останавливались на ночь в дорогих отелях, ужинали в шикарных ресторанах. Андрей привез с собой видеокамеру и мы постоянно снимали отчет о всех наших передвижениях. Сделали и массу фотографий – и на улицах городов, через которые проезжали, и на фоне местных достопримечательностей, и в номерах отелей, где нам приносили завтрак в постель, и даже в бассейне на самом верхнем этаже брюссельского «Шератона».

В Брюсселе я успела побывать и до этого, а вот Люксембург совершенно поразил меня своей особенной красотой. Мы долго стояли на этом самом высоком балконе Европы, любуясь совершенно неподражаемым видом, открывавшимся сверху. А эти великолепные мосты… Какая в них необыкновенная легкость и изящество… Я была просто очарована городом. И Андрей был со мной полностью солидарен.

По приезду я познакомила Андрея с несколькими своими амстердамскими друзьями. Мы вместе гуляли по городу, пили кофе в многочисленных уютных кафешках, катались на катере по амстердамским каналам, покупали на рынке старый амстердамский сыр, учили Андрея правильно есть знаменитую голландскую селедку, приподняв ее двумя пальцами за кончик хвоста и, запрокинув голову, постепенно опуская целиком в широко открытый рот. А когда мы уставали от прогулок по Амстердаму, то могли целый день провести дома, валяясь на диване и просматривая на новой видеотехнике кассеты с фильмами, привезенные Андреем. Нам было уютно и спокойно вместе. Иногда после приготовленного мною сытного ужина он засыпал, положив голову мне на колени. Я сидела не двигаясь, опасаясь спугнуть его сон и чувствовала себя совершенно счастливой и защищенной. Рядом был сильный, надежный, заботливый мужчина, который, без сомнения, меня любил и был готов ради меня на всё. Совершенно новое для меня ощущение… Такого еще не было в моей жизни, пожалуй, никогда…

Андрей провел у нас чуть больше недели, и, казалось, остался очень доволен поездкой и тем, как складываются наши отношения. Следующую встречу мы наметили на Новый год. Мы с сыном собирались приехать в Москву. Была середина ноября и ждать оставалось не так уж и долго. Прощание в аэропорту не было слишком трагичным.

Буквально через несколько дней после отъезда Андрея я решила посетить русский клуб, не так давно появившийся в Амстердаме. Собственно говоря, это было довольно просторное кафе в самом центре города, открытое нашим соотечественником, который частенько устраивал в своем заведении встречи с популярными деятелями искусства из России. Открытие клуба было огромной радостью для всей уже достаточно многочисленной к тому времени русской диаспоры. Наконец-то появилось место, где можно было встретиться с друзьями, поговорить на родном языке, приятно провести время, выпить вина, поужинать виртуозно приготовленной русской едой. Поваром в клубе был тот самый голубой приятель, у которого мы снимали квартиру. Иногда он приглашал меня и нескольких моих подруг подработать у него на кухне. Мы совместными усилиями лепили пельмени, которые были очень популярны среди русских посетителей. И получали от этого занятия огромное удовольствие.