Текст книги "Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией"

Поиски

Путешествие на Восток

Итак, вернемся к началу 1970-х. В 1970 г. Кингсли Холл был окончательно закрыт. Его обитатели переместились в «Archway Community», устроенную на северо-западе Лондона, неподалеку от того места, где тогда вместе с Юттой жил Лэйнг. Во главе этой коммуны стал американский врач и знакомый Джозефа Берка по военно-медицинской школе Леон Редлер. Сам Джозеф Берк организовал свою собственную коммуну – «Arbours». Свою коммуну основал и живший в Кингсли Холле Мортон Шатцман. Ни в одной из них Лэйнгу не было места.

Филадельфийская ассоциация продолжала развивать свою деятельность. Вместо ушедших в самостоятельное плавание старых друзей Лэйнга появились новые. В ядро организации тогда входили Лэйнг, Леон Редлер, Сидни Брискин, Джон Хитон, шотландский врач Хью Кроуфорд и юрист Пол Зил. К ассоциации также были причастны кембриджские почитатели Лэйнга Крис и Хайя Оуки, друг Джозефа Берка и Леона Редлера Джером Лисс и другие. Все они, в особенности Лэйнг и Брискин, столкнулись с необходимостью преодоления отрицательной реакции общественности и профессионального сообщества на закрытие Кингсли Холла. К тому же, у Филадельфийской ассоциации были проблемы с финансами: их отчаянно не хватало. К декабрю 1970 г. Филадельфийская ассоциация наконец-то определилась с направленностью. Она стала представлять себя как благотворительная организация, осуществляющая лечение и образование нетрадиционными методами. Постепенно она лицензировала свои образовательные программы, стала набирать платных студентов, проводить публичные лекции и семинары.

Лэйнг по-прежнему был популярен. Однако, несмотря на то что его друзья были теперь самостоятельными и развивали собственные проекты, им не удавалось приблизиться к его известности. В январе 1971 г. в популярном американском журнале «Atlantic» появляется статья почти в пятнадцать тысяч слов под ярким заголовком «Кто безумен? Кто нормален? – Р. Д. Лэйнг: в поисках новой психиатрии». Обложку украшал портрет Лэйнга. Статья была написана Джеймсом Гордоном, выпускником военно-медицинской школы Гарварда, а тогда главным психиатром Медицинского колледжа Альберта Эйнштейна, и представляла обзор идей и деятельности Лэйнга начиная с выхода «Разделенного Я».

Лэйнг постепенно отходит от критики современности и обращается к «вечным» темам. Начало семидесятых связано для него с продолжением мистической линии и обращением к религиозности.

18 марта 1970 г. Лэйнг участвует в цикле радиопередач ВВС «Есть ли будущее у религиозной веры?». Интервью с Лэйнгом называлось «Религиозная чувствительность». В нем он рассказывает о своем отношении к религии, размышляет о роли религии в обществе и жизни каждого человека и пытается заглянуть в будущее и сказать, что же ждет религию. Большую часть беседы Лэйнг разъясняет, почему он принадлежит к тем, кто относится к религии со всей серьезностью:

Я развивался, говоря о теологическом развитии, в XIX веке: в пространстве шотландских пресвитериан, разъедаемом материализмом, научным рационализмом и гуманизмом XIX века… Я был свидетелем, а позднее и участником длительных споров о существовании или несуществовании Бога… Я отчетливо помню, как был поражен, когда лет в восемнадцать впервые встретил сверстников, которые никогда не открывали Библии[391]391
  Laing R. D. Religious Sensibility // The Listener. 1970. 23 April. P. 537.


[Закрыть].

Он вспоминает, что его однокурсники смотрели на него как на «какого-то варвара-идеалиста… показывающего в спорах узнаваемые формы первобытного мышления»[392]392
  Ibid. P. 536.


[Закрыть]. Такое религиозное воспитание, на взгляд Лэйнга, неизменно ведет к тому, что воспитанный в религиозном духе человек так или иначе всегда будет стремиться к поиску пути наиболее верного формулирования религиозных суждений. Более того, религиозный опыт можно лишь пережить, и если человек не был воспитан в религиозном духе, он никогда так и не сможет понять религиозных метафор, того, о чем говорят, когда говорят о религии.

На основании личного опыта и такого представления о религии Лэйнг говорит о том, что будущее религии зависит от двух факторов: воспитания и опыта детства, а также определения форм выражения истины, т. е. фактически форм ее переживания. Религиозные верования, на взгляд Лэйнга, имеют определенную форму, люди наполняют эту форму значением, т. е. относятся к ней как к значимой. Религиозная вера, в свою очередь, прививается через воспитание, и то, будет ли ребенок признавать приоритетной эту форму, зависит от того, как он был воспитан. Форма религиозных верований фиксирует невыразимую и внекоммуникационную истину, поэтому верования сохраняются лишь в том случае, если есть люди, которые, во многом в силу своего воспитания, не могут заменить эту форму никакой другой.

В этом интервью Лэйнг останавливается и на понятии метанойи как возможности установления связи между теологическими верованиями и реальной жизнью человека. Причем связывает ее все с тем же религиозным воспитанием:

Если вы не приучены относиться к религиозным суждениям серьезно, это сделать практически невозможно, за исключением пути радикального преобразования всего сознания, что в Новом Завете описывается как метанойя, как фундаментальное изменение сознания. Иначе единственным отношением к положениям религии будет натуралистическая позиция, в рамках которой эти положения сравниваются и классифицируются так же, как можно сравнивать и классифицировать растения, бабочек, муравьев и другие виды животных[393]393
  Ibid. Р. 537.


[Закрыть].

Сам Лэйнг тогда как раз и находится на пути к такому радикальному преобразованию. Он устает от множества проектов и конференций, в предшествующие два года все словно свалилось на него: он руководил Кингсли Холлом, несколько раз в месяц выступал с докладами, давал радио– и телеинтервью, продолжал частную практику на Уимпол-стрит и растил грудного ребенка – Ютта родила ему сына Адама. Он крутился, словно белка в колесе, и жутко уставал:

Мне снилось, будто я за рулем автомобиля, что я несусь на большой скорости, из окна ничего не видно, а тормоза не работают, будто я несусь дальше и думаю, что неплохо бы было придумать, как остановиться. Я ехал быстро, но я не видел, куда направляюсь, и не знал, как затормозить. По-видимому, это было знаком того, что нужно остановиться и годик отдохнуть[394]394
  Mullan B. Mad to be Normal. P. 235.


[Закрыть].

В конце 1970 г. он задумывает отправиться на Восток. В 1973 г. в интервью французскому еженедельнику «L’Express» он вспоминал:

Это был проект, который я вынашивал в течение нескольких лет. Я не хотел уезжать, пока эксперимент, проходящий в Кингсли Холле, не укрепится. <…> Повторюсь, Восток стал для меня лучшим местом, куда я убежал от всего этого, причем не просто в физическом, но и в духовном смысле. Мне казалось, что так я смогу расслабиться: я сбежал из социальной системы, которой принадлежал, в систему, где на мне не было никакой ответственности, где моя включенность была минимальной[395]395
  Qui est fou? Ronald Laing // L’Express. 1973. 23 Juillet.


[Закрыть].

И эта поездка до сих пор остается окутанной тайной. «…Я ничего не написал и ничего не издал об этом периоде моей жизни, и очень немногие что-нибудь знают об этом»[396]396
  Mullan B. Mad to be Normal. P. 228.


[Закрыть], – говорил он.

Надо отметить, что Лэйнга никогда нельзя было назвать человеком, равнодушным к религиозности. Он был воспитан в религиозной семье, и религия, как и наука с искусством, была основополагающей сферой его интереса. Другое дело, что он всегда испытывал неудовлетворенность организованной религией – неудовлетворенность сродни той, которую испытывали по отношению к ней Кьеркегор, Ницше и Маркс. Он не переносил злоупотребление религией, как и злоупотребление наукой. Поэтому в христианстве постепенно разочаровался. Несмотря на симпатию к сложности и изяществу христианского вероучения, он не принимал принципа авторитетности, в большой степени свойственного именно христианству. Поклонение Иисусу Христу, принятие как данности христианских догматов, следование определенному укладу жизни было теми элементами, которые казались ему излишне жесткими.

Он искал религию, которая была бы ему экзистенциально близка, подходила по мироощущению, допускала самостоятельный рост и работу над собой. Так он пришел к буддизму:

Там не существует никакой теологии, по крайней мере, в буддизме Махаяны, и на пути постижения непосредственной истины своей жизни нет обязательного предписания верить неподтвержденным историческим фактам. Так что все это кажется весьма разумным. Для меня это было основным недостатком христианства, эта необходимость верить словам других людей, тем словам, которые изрек какое-то время назад при определенных обстоятельствах человек по имени Иисус. Зачем это?[397]397
  Ibid.


[Закрыть]

Лэйнг пришел к буддизму через Дзен, а уже потом читал Упанишады, а также множество других переведенных на английский текстов этой традиции. Кроме того, он воспринимал буддизм и другие восточные учения через практику, практику работы со своим сознанием и своим телом. Его занимала техника рассредоточения и достижения невнимания. Это напоминало ему феноменологическую редукцию Гуссерля и требование беспристрастности психоанализа Фрейда. Его также привлекла работа с дыханием, поскольку астма иногда давала о себе знать, а годы анализа у Рикрофта прошли в этом отношении бесполезно.

Немалое значение в увлечении Востоком сыграл для Лэйнга Эрик Грэхем Хау. Он знал множество людей, соприкасавшихся с буддизмом и с Индией, множество европейцев, занимавшихся восточными практиками (например, Алана Уотса), и сам иногда позволял себе попрактиковать нечто подобное. Так, одно время раз в неделю на сорок минут он собирал своих единомышленников в кабинете Лэйнга на Уимпол-стрит и организовывал занятия медитацией на сердечной чакре. Собиралось человек восемь, совершенно не знакомых друг с другом. Они сидели и медитировали.

Сама мысль о поездке приходит Лэйнгу несколькими годами ранее, но он отвечал за Кингсли Холл. Его беспокоила ответственность не столько за пациентов и за проект, сколько тот договор, который они заключили с Мюриэл Лестер. Он должен был «досмотреть» за Кингсли Холлом до окончания арендного соглашения. После этого он мог ехать куда угодно.

В конце 1970 г. Лэйнг постепенно завершает все дела. За несколько месяцев до отъезда он перестает принимать новых пациентов, с помощью адвокатов приводит в порядок свои юридические дела. Вести оставшиеся он поручает Мэри Дьюиг, бывшей монахине и в прошлом его пациентке. И к середине февраля он будет уже готов ехать. Первоначально он хотел отправиться в это путешествие один: Восток не требовал компании. «Я хотел убежать от людей и от своих мыслей, – вспоминал он. Мне хотелось отдохнуть, а отдых для меня был сопряжен с одиночеством»[398]398
  Ibid. P. 237.


[Закрыть]. Но Ютта его не отпустила. Она боялась, и, надо признать, небезосновательно, что Лэйнг решит остаться, и она больше никогда его не увидит.

Тогда Шри-Ланка пребывала в состоянии гражданской войны, но это не нарушило планов Лэйнга. В поездке на Цейлон им помогал знакомый Эрика Грэхема Хау Ньянапоника Тхера, тогда проживавший в Канди. Утром 30 марта Лэйнг и Ютта с детьми Адамом и Наташей, а также с помощницей Брендой направились в аэропорт Хитроу. Их ждал рейс «Лондон – Коломбо», они направлялись на Цейлон. Лэйнг действовал по правилу: с собой никаких книг, никаких бумаг для письма, никаких музыкальных инструментов, никаких наркотиков. Он летел к новой жизни. Хотя Эдгар Фриденберг и утверждает: «Это была бы одна из величайших шуток истории, если бы Лэйнг в своем путешествие на Восток стал посланником науки. Заражая древние монастыри и храмы вирусом эмпиризма…»[399]399
  Friedenberg E. Z. R. D. Laing. P. 54.


[Закрыть], Лэйнг не стремился принести на Восток свои законы. Напротив, он был готов принять то, что ему дадут.

Прибыв в Коломбо, они провели несколько дней в гостинице в нескольких милях к югу, а затем на джипе двинулись сначала в небольшую гостиницу в Канди, а потом в маленький домик, расположенный в сорока минутах езды от Канди. Хотя домик стоял посреди огромной чайной плантации, а до ближайшей деревеньки Матале нужно было добираться около двадцати минут, этого Лэйнгу показалось мало. Он почти сразу оставляет семью и отправляется медитировать в буддийский монастырь в Кандубода, в центральную Шри-Ланку, где остается в течение шести недель.

Это была сингальская ветвь буддизма хинаяны, и проживающие в Кандубода бикши проходили очень сложный путь медитации: хинаяна требовала немалой выдержки. В те шесть недель, которые он провел в Кандубода, Лэйнг вел типичный образ жизни бикши, стремясь к очищению сознания:

В конце концов, я вообще бросил спать; двадцать четыре часа в день в течение нескольких недель я сидел в позе лотоса и медитировал, вслушиваясь в свое дыхание[400]400
  Mullan B. Mad to be Normal. P. 238.


[Закрыть].

Его сознание стало очищаться. Теперь все, что он делал, если он совершал какие-либо движения, происходило без предшествующего понимания, без осознания совершаемого. Только 26 июня Ютта получила письмо о том, что он возвращается.

Большую часть времени после возвращения Лэйнга они с Юттой жили в маленьком домике близ Канди. Иногда путешествовали с экскурсией по острову, а летом некоторое время гостили у друга в бунгало в Тринкомали, маленькой деревеньке на северо-восточном побережье Шри-Ланки.

Около дома специально по желанию Лэйнга была сооружена хижина для медитации, в которой он и проводил большую часть своего времени. Он отдыхал, умеренно питался, медитировал, изучал восточную философию, пали и санскрит. Одевался он в оригинальные сингальские одежды. Его обычный день выглядел так:

03.0–05.00–утренняя медитация

06.30 – рис

06.45–08.00 – медитация

08.0–09.00 – завтрак

09.0–11.00 – чтение сутр Мадджхима-никая

11.0–12.00 – медитация

12.0–13.15 – ланч

13.15–15.00 – чтение

15.0–17.00 – медитация

17.0–18.00 – послеобеденный чай

18.0–20.00 – медитация

20.0–21.00 – общение с другими после их ужина

21.0–22.00 – медитация

22.0–03.00 – сон

Это было очень трудно: полностью отдаваться волне медитации, вставая на путь очищения сознания, и одновременно общаться со своей семьей, общаться в обычной манере и стиле. В интервью Маллану он говорит о тех днях:

Около дома я устроил хижину для медитации, где проводил большую часть времени, сидя в позе лотоса, постоянно занимаясь практикой медитации и очищением сознания. Мое тело превращалось в марионетку, и я должен был управлять им. Это была целая система, было очень и очень сложно делать шаги, двигать ступнями, существует огромное количество мышц, и необходимо было ощущать каждую из них, продираясь через осознание целой системы, в которой мышцы являются лишь одной из частей. Я также медленно перемещался, очень медленно ходил… <…> Когда я был с Юттой, я вел себя, как обычно. Я не смешивал это со своей повседневной жизнью, в которой по-прежнему был вежлив, следил за своей внешностью, абсолютно нормально и четко говорил и двигался[401]401
  Ibid. P. 239.


[Закрыть].

В начале сентября Лэйнг захотел сменить Шри-Ланку на Индию. Никаких определенных планов у него заранее не было. Ему хотелось увидеть Мадрас, Калькутту, Дели, Гоа и Бомбей. 23 сентября вместе с семьей он прибыл в Мадрас. Через некоторое время они отправились в Нью-Дели и, в конечном счете, остановились в отеле в двухстах километрах от Дели и в часе ходьбы от деревеньки Альмора в предгорье Гималаев. Там они и провели большую часть времени до отъезда в Лондон. Деревенька располагалась крайне удобно: в сорока минутах от города, поблизости была дорога, а в домишках – проведено электричество.

Лэйнг и здесь искал заповедные уголки. Все говорили об отшельнике: эти места посетил швейцарский доктор вместе со своей женой, жена умирала от рака. Некоторое время она провела вместе с ним и чудом выздоровела. Лэйнгу не терпелось познакомиться с этим человеком. Он удалился в Наини-Тал, местечко в пятидесяти километрах на юго-запад от Альмора, в предгорье Гималаев. В этом старинном индийском городке когда-то давно были заложены основы восточной медицины. Там он и проводил время со старым отшельником Ганготри Баба.

В течение семи с половиной лет Ганготри Баба обитал в джунглях Непала, совершенно не общаясь с людьми, не нося одежды и питаясь плодами с деревьев, и только незадолго до этого он возвратился к цивилизации. Он жил в горной пещере среди снегов и льдов, ни с кем не общался и был настоящим отшельником. Он не признавал буддизма, не признавал тибетцев, считая, что все они находятся под властью ложных суеверий и весьма недалеки. У него были нестриженные растрепанные волосы и из одежды только набедренная повязка. В пещере он соорудил нечто вроде большого птичьего гнезда из веток, в этом гнезде он и жил. Единственным его спутником был огонь, имевший для него очень большое значение. Он медитировал, глядя на огонь, он никуда не ходил без огня, он растирал пеплом свое тело. С этим человеком Лэйнг и общался в течение трех недель. Он мимикрировал под его облик. Правда, к набедренной повязке все-таки был вынужден добавить шотландский свитер.

Ганготри Баба прекрасно говорил по-английски. Но они с Лэйнгом разговаривали редко, все больше медитировали и смотрели на огонь. Ганготри Баба настолько проникся доверием к своему спутнику, что на прощание даже провел церемонию приобщения к культу богини Кали.

Это время, проведенное с Ганготри Бабой, было самым сильным впечатлением Лэйнга от путешествия в Индию. Впоследствии он будет неоднократно вспоминать об этом опыте, и через несколько месяцев после возвращения в интервью «Нью-Йорк Таймс» будет рассказывать:

Я провел месяц в горах с индийским мудрецом, живущем в горном ущелье. Он уже много лет не стриг свои волосы и большую часть времени проводил нагим, кутаясь в них, чтобы не замерзнуть. Я сидел рядом с ним весь день, стремясь приспособиться к ритму дня и ночи, созерцая закат солнца и восхождение луны. Самые полезные уроки, которые он тогда преподал мне, невыразимы, и я даже не буду пытаться облечь их в слова.

Целый день я не занимался ничем, кроме наблюдения за своими физическими ощущениями. Мой живот был пуст, кишечник был полностью заполнен, и чувство голода то подступало, то уходило. Питание было одной из самых тяжких моих привязанностей, и потребовалась неделя, чтобы избавиться от нее и посмотреть на это с другой стороны[402]402
  Laing A. R. D. Laing: A Biography. P. 158.


[Закрыть].

В интервью «Boston Globe» он рассказывал о том, чего достиг:

Я отправился в Индию, следуя пословице о том, что невозможно купить верблюда на ослином рынке. Я провел два месяца в монастыре на острове Цейлон, пройдя обучение работе над сознанием, как буддийский монах. Я в течение месяца просидел с индийским Баба в горной расщелине в гималайских предгорьях. Я делал все меньше и меньше, пока вообще не перестал что-либо делать, включая и переживание чувства вины, ибо я вообще ничего не переживал и не делал…

Я не делал ничего, кроме как сидел со скрещенными ногами, ходил, ел и дышал. В отношении желаний я понял, что нет ничего, что не развивается. Я позволил колесу замедлить свой ход. Я постепенно подобрался к этой внутренней немоте и купался в ней. Это освежает. Это то, что я делал, понемногу переставая заниматься чем-либо, кроме медитации[403]403
  Ibid. P. 158–159.


[Закрыть].

Одновременно в этот год Лэйнга в Индии все строили предположения и давали собственную оценку его поступку В декабре 1971 г. Питер Седжвик в обзоре «Р. Д. Лэйнг: „я“, симптом и общество» отмечал:

Новый поворот в пути Лэйнга опроверг мое предположение о том, что его увлечение мистикой было временным и носило маргинальный характер. Теперь Лэйнг отошел от западной и психиатрической сцены, отбыв на остров Цейлон, чтобы все свое свободное время посвятить долгому пути мистической медитации. Доктор Агеха Бхарати, директор отделения антропологии Сиракузского университета в Нью-Йорке, общался с Лэйнгом во время научной командировки на остров Цейлон и (в письме ко мне в ноябре 1971 г., за которое я ему очень признателен) пишет, что Лэйнг: «практически разорвал все нити, связывающие его с британским и психиатрическим миром. Он не только следует буддийскому пути медитации тхеравады, – последние пять месяцев он делает это по семнадцать часов в день. Он провел шесть недель в монастыре в Кандубода в Центральном Цейлоне, и старший монах оттуда поведал мне, что Лэйнг добился успехов больших, чем многие мастера медитации, сингальцы и приезжие буддисты»[404]404
  Sedgwick P. R. D. Laing: Self, Symptom and Society. P. 46.


[Закрыть].

Во время отсутствия Лэйнга жизнь не остановилась, и дела его соратников, а также его самого, шли по-прежнему. Именно в этот период произошло несколько важных событий. В конце 1970 г. была опубликована книга Арона Эстерсона «Листья весны», продолжающая традиции «Здравомыслия, безумия и семьи», в июне 1971 г. в Великобритании вышла книга Дэвида Купера «Смерть семьи», в октябре – совместная книга Джозефа Берка и Мэри Барнс «Мэри Барнс: два отчета о путешествии через безумие». Без Лэйнга развивалась Филадельфийская ассоциация. На севере Лондона было арендовано здание, где и располагалась ее резиденция.

В декабре 1971 г. на экранах Великобритании был показан художественный фильм «Семейная жизнь» режиссера Кена Лоуча, рассказывающий историю маленькой девочки, заболевшей шизофрений. Через сложные перипетии семейных отношений фильм демонстрировал, что семья играет немалую роль в возникновении этого заболевания. Лента развивала идеи Лэйнга и Купера, с последним Лоуч был хорошо знаком. Лэйнг не был консультантом фильма, но, получив небольшое вознаграждение, давал некоторые советы по развитию сюжетной линии. В анонсе фильма в журнале «Time Out» за декабрь 1971 г. отмечалось, что «фильм развивает относительно недавние психиатрические/политические исследования и гипотезы, которые завоевали свою популярность благодаря работам психиатров Рональда Лэйнга и Дэвида Купера»[405]405
  Laing A. R. D. Laing: A Biography. P. 161.


[Закрыть]. Надо сказать, что хотя Лэйнг принимал определенное участие в подготовке фильма, после просмотра он ему совершенно не понравился.

Шумиха с фильмом подкреплялась двумя статьями, вышедшими на двух континентах. В октябре 1971 г. американский журнал «Life» на обложке своего номера поместил фото Лэйнга и посвятил ему статью со звучным названием «Философ безумия». В ней Лэйнг ставился в один ряд с другими гуру современности – Маршаллом Маклюеном и Тимоти Лири, – и среди прочего отмечалось, что Лэйнг – профессиональный ученый, ставший оракулом и пророком. Статью сопровождали фотографии, представляющие Лэйнга в самых незамысловатых позах, видах и ситуациях. Одновременно статья сходного жанра была опубликована в «Esquire» Питером Мезаном. В ней Лэйнг сравнивался с Фрейдом и Юнгом и признавался самым известным психологом после этих двух фигур. Он описывался как бунтарь, йог, король философии, – словом, как гуру современности. Все его поклонники жили в предвкушении его возвращения.