Текст книги "Разлуки и встречи. Люди ветра"

11

Время шло, и с приближением срока рождения ребёнка у Анариэль состоялся серьезный разговор с Ги. Ей нужно было сказать Ги, что она совершенно не представляет, чем все это закончится. Возможно, её жизнь оборвётся с рождением ребенка, как когда-то оборвалась жизнь её матери, возможно, нет. Быть может, их ребенок будет человеком ветра, а, может быть, просто человеком этого мира. Она просила Гийонару, чтобы ни случилось, не оставлять ребенка, не отдаляться от него, даже если ему будет трудно после её смерти. Ги был ошеломлён и расстроен. Но когда он спросил, почему же она согласилась на его предложение, и услышал в ответ, что он – единственный мужчина, которому она доверяет настолько, чтобы решиться на это безумство, ему стало легче дышать. Любовь этой невозможной, великолепной женщины давала ему столько сил, что он был готов преодолеть любые трудности, чтобы оправдать её доверие.

Но, несмотря на то, что Анариэль уже приготовилась к смерти, роды прошли удачно. У них с Гийонарой родился здоровый сильный мальчик, которого отец решил назвать Грегориос. А мать, посмотрев в голубые глаза младенца, очень обрадовалась, что она уже лежала, опершись на подушки, и не могла упасть. Потому что она прекрасно знала душу, которая воплотилась в этом маленьком тельце. Ей оставалось только удивляться причудам судьбы и еле слышно шептать: «Здравствуй, Сафиро, давно не виделись».

Так Анариэль встретила ещё одного своего побратима по Королевскому отряду. Когда-то бывший младшим принцем Лейна, он снова воплотился в семье правителя. Его не коснулось проклятие древней войны. Он потерял брата, друзей, но сохранил страну и стал королём.

Анариэль никогда не возвращалась в Лейн: сначала было невыносимо больно даже думать об этом, а потом она дала себе зарок. Она так и не узнала, как сложилась судьба у всех, кто выжил в той войне, но была уверена, что Саф стал хорошим королём, иначе и быть не могло. И он станет лордом Кэлла, ему здесь понравится. Может быть, когда он подрастёт, она расскажет ему про Королевский отряд и уговорит Санси присниться ему, всё-таки вряд ли у него в этой жизни будет родной брат. И сам Санси наверняка будет рад, что его брата будет окружать любовь и забота: её и самого лучшего отца в этом мире.

После рождения наследника дворцовые войны поутихли, а когда стало понятно, что малыш очень похож на Ги, сплетникам пришлось прикусить языки.

Грегор рос на удивление спокойным и умным. Но, глядя на него, Анариэль каждый раз чувствовала, как течет её время. Она чувствовала, что должна, во что бы то ни стало, выполнить свое обещание и убить ведьму, развязавшую войну.

Теперь она взялась за поиски всерьёз и даже уговорила Ги отпустить её в Каору. В сопровождении трех личных гвардейцев лорда Кэлла и трёх всадников Фаррахта, на змеях. Она провела в Каоре месяц, пытаясь найти хоть какие-то следы ведьмы, а потом отправилась на встречу с богом Смерти. На этот раз она оставила охрану поодаль от громадного трона и беседовала с богом наедине. Как она и ожидала, бога Смерти насторожили её предположения о том, что эта ведьма могла приложить руку не только к конфликтам среди смертных. И он, припомнив несколько подозрительных раздоров между богами континента Митойес, стал искать того, кто мог спровоцировать эти раздоры. И нашёл.

Десятки тысяч лет назад, когда семья богов пришла на континент Митойес, здесь уже жили люди. Если так можно было назвать несколько племен дикарей, не знающих ничего, кроме выживания и грызни друг с другом. У них не было ни культуры, ни письменности, а единственными сказками, которые они когда-либо рассказывали, были сказки о Кровавой госпоже, которая дарила сытую жизнь самому сильному племени. И ради того, чтобы выяснить, какое племя сильнее, они снова и снова дрались друг с другом. Боги посчитали, что и из этого материала можно будет со временем воспитать людей, и начали потихоньку рождать на континенте веру в себя. Стали образовываться культы. Кто-то из богов дарил людям знания о земле, кто-то учил ремеслам, – в общем, шла обычная работа по подготовке населения. И всё бы было хорошо, но среди семьи начались конфликты. Сначала это были мелкие ссоры, а потом они переросли в настоящую войну, изменившую лик континента и уничтожившую всех, населявших его, людей. Когда война закончилась, боги поняли, что здесь больше некому в них верить. Но уходить они не захотели. Они разослали в разные концы мира мечты о дальних странах и постарались превратить Митойес в прекрасный плодородный край. Вскоре на континент приплыли эльфы, и он настолько понравился дивным созданиям, что они заселили его полностью. Боги быстро нашли общий язык с новыми жителями континента и жизнь, в принципе, наладилась.

Но эльфы владели магией и всегда были любопытны. Они начали осваивать новые виды магии, кто-то под руководством богов, кто-то самостоятельно, и со временем у них возникли разногласия. Разногласия переросли в появление нескольких эльфийских народов, ведь магия изменяла и самих эльфов, пользовавшихся ей. А потом начались войны. В результате эльфийских воин континент пострадал меньше, но количество эльфов стало так резко сокращаться, что пришлось божественному вмешательству остановить войны и поделить континент на две части для выживших народов. Эльфам не очень понравилось такое вмешательство богов, и две выжившие горстки дивных удалились в леса и стали вести очень замкнутый образ жизни. С богами они старались не общаться, ограничившись магией и силами природы. И со временем это могло бы стать проблемой, если бы на континент не приплыли люди.

Боги выбросили из головы строптивцев и занялись новыми почитателями. Эти люди уже не были дикарями и им предстояло освоить континент под покровительством богов. Постепенно на континенте выросло огромное государство людей, граничащее с двумя территориями эльфов. Пару сотен лет длилась золотая пора расцвета людского государства, пока из-за моря не приплыл корабль со странным пророком на борту. По началу на него не обратили внимания: чужеземец, одиночка, – такой либо быстро приспособится к местному образу жизни, либо погибнет. Но пророк был не так прост. Под видом паломника он побывал во всех храмах на континенте, после чего славил каждого бога, давшего ему приют. А потом продолжил свой поход по континенту, выступая на каждой площади с пламенными речами. И каждый раз он говорил, что побывал везде и видел только одного истинного бога, который был велик и милостив, но никогда не называл его имени. Постепенно каждый культ стал считать, что только его бог истинный. И на континенте снова начались войны.

Это уже было не смешно. Пророка уничтожили. Континент закрыли от внешнего мира. Войны остановили. Но построенная цивилизация была безнадежно утрачена, и понадобилось несколько поколений, чтобы снова восстановилось равновесие культов. (Об этом времени Анариэль даже удалось что-то отыскать в архивах. Все предыдущие записи и летописи были уничтожены.) Постепенно жизнь входила в своё русло, хотя люди и не смогли восстановить единое государство. Они разбились на две страны, живущие по обе стороны хребта Фаррахта, хотя потом небольшая горстка людей поселилась и в самих горах.

А вот среди богов стало твориться неладное. Никто так и не понял, с чего всё началось, но кто-то стал подозревать других, что его место пытаются занять, кто-то решил, что он имеет право на большее почитание, так как больше делает для людей, кто-то решил, что он просто сильнее. Сначала разгорались ссоры, а следом пришла вторая война богов. В этот раз континент пострадал не так сильно, но природа изменилась существенно. Образовались два основных культа, остальные стали входить в их влияние. Некоторые боги ушли жить на континент. Связь с островом богов была разрушена, а сам остров окружен непреодолимой (для всех, кроме богов) стеной. Семья понесла потери, впервые, за всё время их жизни на континенте. С тех пор они решили больше не допускать конфликтов в семье. Боги стали жить более замкнуто.

А людям пришлось приспосабливаться к новым природным условиям. Народов, различающихся образом жизни, стало больше. Люди стали потихоньку учиться магии у уцелевших эльфов, чьи территории тоже немало пострадали от войны богов.

Такова была история континента Митойес, рассказанная богом Смерти. И до недавнего времени все считали, что так и должно было быть.

Теперь бог Смерти так не считал. Он рассказал Анариэль как сам забрал жизнь у того вредоносного пророка. Пророк гордо кричал, что служил Кровавой госпоже, и за это она наградит его бесконечной силой, такой ужасной, что боги преклонят пред ним колени. Честно говоря, тогда бог Смерти списал это на бред сумасшедшего, тем более, что пророк действительно был плох на голову.

А незадолго до последней войны богов у него состоялся разговор с богом Драконов, тем самым, от которого пошёл род лордов Фаррахта. И он утверждал, что ему несколько раз являлась во сне женщина с красными волосами. Эта женщина настойчиво пыталась убедить его, что нет более смертоносного и ужасного существа, чем дракон. Что только он может быть единственным символом высшего суда. И что его сила и слава превосходит саму Смерть. Богу Смерти сны не снились никогда, поэтому он мог только посочувствовать брату и тут же забыл об этом разговоре.

В той войне бог Драконов пал и был заточен в вечно горящую бездну под дном океана.

Сейчас бог Смерти жалел, что не догадался тогда спросить у остальных, не снились ли им похожие сны. Оказывается, снились. Не всем, и не во всех была красноволосая женщина. Кто-то, например, только слышал голос, расписывающий, как другие пытаются захватить его удел. Никто не придавал значения этим снам. Только после них, стоило возникнуть малейшей возможности конфликта, и тем, кому снились такие сны, овладевало раздражение, а потом и ярость.

Теперь сомнений не оставалось. Кровавая госпожа, как называли её первые люди континента Митойес, желала вернуть свою вотчину. Она была настолько искусна в сеянии раздора, что под её дудку танцевали даже боги. Всё это время, пока её считали глупой сказкой вымерших, она жила здесь. Она искала новые и новые источники силы в войнах. Она пыталась снова и снова возродить свой культ под прикрытием магических орденов или с помощью полоумных пророков. А ещё, это значило, что она была практически бессмертна, как и все богини. И могла скрываться где угодно.

Этот разговор с богом Смерти дал Анариэль гораздо больше информации, чем её многолетние поиски. Но и поиски были не напрасны. В старых легендах и хрониках ей удалось обнаружить легкие следы своего врага. Не так четко сформулированные, но рассказывающие о характере Кровавой госпожи, хоть там нигде и не называлось её имени. А теперь она знала имя, и знала, что ей противостоит богиня.

Возвратившись в Кэлл, Анариэль узнала, что в её отсутствие лорду Ги чудом удалось избежать гибели. Во время последней поездки лорда, пасшийся неподалеку от дороги табун лошадей неожиданно взбесился и понесся прямо на Ги и его гвардейцев. Табунщики божились, что никого рядом с лошадьми не видели, даже зверя, но охваченные безумием лошади от этого не становились менее реальными. Спасение буквально свалилось с неба. Гонец из Фаррахта, летящий на змее, заметил, что творится неладное и коршуном пал на несущийся табун. После того как крылатый змей поднял в воздух бегущего впереди жеребца, безумие уступило место страху, и табун свернул, пытаясь оказаться как можно дальше от крылатой угрозы. Это дало лорду и гвардейцам возможность уйти от взбешенных животных.

Анариэль эта новость не обрадовала. Весь день она посвятила соскучившемуся сыну, а вечером, когда Грег уснул, и супруги остались наедине, она выглядела обеспокоенной.

– Ты нашла то, что искала? – негромко спросил Ги, обнимая жену.

– Даже больше, чем рассчитывала найти. Я говорила с богом Смерти, на этот раз наедине. И он рассказал мне очень много, – Анариэль замолчала, посмотрев в глаза своему лорду.

– И что ты нашла? Ты узнала, кто это?

– Да, я узнала, – женщина продолжала смотреть на своего мужа, словно ей хотелось запомнить каждую его черточку, навсегда впечатать в свою память, – когда-то её звали Кровавой госпожой, и она – богиня, которой поклонялись на континенте Митойес ещё до прихода остальных богов.

Гийонара вздрогнул.

– И что ты намерена делать дальше?

– То же, что и раньше. Я должна уничтожить её, чтобы освободить Аля от проклятия.

– Но разве это возможно? Как можно убить богиню?

– Возможно всё, – спокойно ответила Анариэль. – Не забывай, я – человек ветра. К тому же, я уже говорила тебе, что у меня есть друг, который был богом до того как вступить на тропы ветра. Он рассказал мне кое-что полезное о богах, так что не считай меня безоружной. Кроме того, мне удалось достаточно много узнать о характере и привычках моего противника, а вот она меня совсем не знает. Так что у меня будет преимущество.

– Что же тогда тебя беспокоит?

– Я не знаю, где она скрывается. Она может быть где угодно на континенте, и даже бог Смерти не знает, где именно. Я думала, что у меня ещё есть время поискать её, расставить сети, но… – она замолчала, а когда продолжила, в глазах её светилась ярость. – Она попыталась убить тебя. Я уверена, что это дело рук ведьмы. А я никому никогда не позволю причинить вред моей семье! В следующий раз она может покуситься на Грега. И, значит, у меня нет времени на неспешные поиски, я должна найти её, чем скорее, тем лучше. Найти и сразиться с ней, чтобы поставить точку не только в проклятии, но и в её попытках навредить нам.

С этого вечера Анариэль бросила все свои силы на поиски логова ведьмы. Она срочно вызвала из Эскайоры Валиоса, который был чем-то вроде живого архива в её поисках. По её просьбе лорд Лайол прилетел погостить в Кэлле. Он хорошо знал историю континента, и, более того, он знал то, о чём многие люди даже не догадывались. Втроём они пытались обнаружить, где скрывается ведьма. Днями напролет они сидели в дворцовой библиотеке Кэлла. А по вечерам лорд Ги всё чаще замечал, как его жена неподвижно сидит в спальне, разглядывая букет стеклянных цветов, как будто она упорно пыталась вспомнить что-то, связанное с ним, но у неё никак не получалось. Иногда она просыпалась ночью и снова продолжала разглядывать цветы.

***

На закате Кристиан вошёл в двери собора. Как хранитель, он всегда чувствовал, если в соборе происходило что-то необычное, вот и сейчас внутренний голос настойчиво советовал ему проверить. Посреди горящего под лучами закатного солнца собора на полу лежал, свернувшись, человек. Приблизившись, Кристиан узнал неожиданного посетителя, и подумал, что это становится неплохой традицией. Анариэль лежала на каменном полу, совершенно нагая, тем не менее, устроилась она уютно, как в постели. Лучи света широкими цветными пятнами ложились на её белую кожу и частично проходили сквозь неё, так что Крис мог видеть каждую прожилку мрамора, на котором она лежала.

Почувствовав, что на неё смотрят, девушка открыла глаза и села.

– Тебе это снится, – не спросил, а утвердил Кристиан.

– Рада тебя видеть, Крис, – улыбнулась девушка. – Мне нужно было с кем-то поговорить и я уснула сюда, надо же.

Крис понял, что подниматься она не собирается, и сел на пол рядом с ней, чтобы удобнее было вести разговор.

– Ты уверена, что тебе нужно поговорить со мной, а не с Эрис? Она, кстати, расстроилась, когда ты недавно была здесь во сне и даже не поздоровалась, – решил уточнить клерик.

– Я ни в чём не уверена, но если я встретила тебя, значит мне нужен именно ты. А Эрис передай привет. Она меня не первый год знает, и должна понимать, что когда я тут появляюсь, я не могу с ней не поздороваться, просто не всегда делаю это явно. Скажи лучше, что ты знаешь о белых маках, кроме того, что это цветок забвения.

Крис удивленно приподнял брови.

– Я бы сказал, что с этим вопросом тебе нужно обратиться к Эрис, она же у нас знаток трав. Но если уж на этот вопрос должен ответить я, то мне известно не так много. Но у нас в ордене говорили, что одурманен маками бывает лишь тот, кто хочет быть одурманен. Почему тебя это интересует?

– Потому что неизвестный поклонник прислал мне целую корзину белых маков. Мне упорно кажется, что это был именно подарок, а не покушение. И твои слова это только что подтвердили.

– Но что по его мнению ты захотела бы забыть? Ты же говорила, что твоя сила связана с твоей памятью.

– Именно! Сила человека с даром памяти зависит от его памяти. Мы должны помнить всё, иначе вместе с памятью мы теряем часть силы. Поэтому такие опасные штучки, как эти маки, я задницей чую и не подпущу к себе. Нужно быть полным идиотом, чтобы покушаться на мою силу подобным образом.

– Но что тогда это было? Зачем? Предупреждение или угроза?

– Может быть. А, может быть, напоминание. Нужно быть очень странным человеком для таких напоминаний, но мне везёт на непростых людей.

– Подожди, напоминание значит, что ты уже что-то забыла. Разве такое возможно?

– Практика показывает, что возможно. У меня был такой случай, когда после очень болезненной для меня жизни, я заблокировала все воспоминания о ней. Это чуть не привело меня к гибели, но после того как Ян вправил мне мозги на эту тему, я восстановила свою память и больше не позволяю себе такого. Однако это не всё. Видишь ли, я не помню своего учителя.

– Учителя? – переспросил Крис.

– Да. Не думаешь же ты, что любой, кто только захочет может раз, и стать человеком ветра, и прямо сразу всё знающим и всемогущим? Нет. Каждый, кто решил стать на путь ветра, должен выбрать себе учителя. Того, кто будет присматривать за ним первое время. Того, кто будет брать на себя все его ошибки и учить тому, как их не совершать или исправлять. И на это требуется время, годы жизни. Таков порядок.

– И ты не можешь вспомнить, кто был твоим учителем?

– Дело не в этом. Я вообще не помню этот период. Моя память начинается с первой жизни, в которой я уже самостоятельно действовала как человек ветра, а не как ученик. А по идее должна помнить хоть что-то.

– А вдруг ты как раз была вундеркиндом, который обошёлся без учителя? Или тебе просто не у кого было учиться?

– Нет. Не мой случай. Ты ведь знаком с Маркусом. Так вот, когда мы встретились в первый раз на моей памяти, мы уже знали друг друга. Мы не просто сразу сдружились, мы дали обещание заботиться друг о друге, и до сих пор честно выполняем это обещание. Почему так? Ответ очевиден: мы с Маркусом вместе проходили обучение у одного учителя. Только я это совершенно не помню, а Маркус помнит, но отказывается говорить со мной об этом, но, по крайней мере, не отрицает этого. Как будто для меня лежит какой-то запрет на эту память.

– А ты уверена в том, что он говорит правду? – Кристиану не очень нравился шумный мужчина ветра, который всегда вёл себя так, словно знает абсолютно всё на свете, и каждого человека видит как на ладони.

– Уверена? – Анариэль рассмеялась. – Крис, милый, мы с Маркусом знаем друг друга не одну тысячу лет. За это время мы успели перебывать друг для друга всем, кем только могли. Мы знаем друг друга не просто как родственники или друзья, а как левая рука знает правую. Поэтому да, я верю Маркусу. Ему может не нравиться то, что я делаю, или то, как я на что-то реагирую, но он никогда мне не лжёт. Для него это не вопрос честности. Для него это также естественно, как дышать воздухом, а не водой. Так что я уверена, что в моей истории есть вещи, которых нет в моей памяти. И это как минимум странно. То есть, я давно об этом знаю, но совершенно никогда не задумывалась над этим. Я принимала это как должное до недавнего времени. Но ведь так не должно быть. Это значит, что часть моей силы похоронена вместе с этой памятью. Но почему, кто так решил? Я ничего об этом не знаю.

Кристиан молчал. Он поднялся с пола и начал неспешно обходить зал, зажигая свечи на бронзовых шандалах, ведь на улице уже стемнело, и собор заполнился густыми тенями.

– Есть ещё кое-что, – тихо продолжила Анариэль. – Людьми ветра не становятся просто так. Мы не любим об этом говорить, это считается неприличным. Но у каждого из нас за плечами осталась история той нашей жизни, которая была до троп ветра. Той жизни, в которой мы совершили что-то непоправимое, что-то ужасное, что-то, за что мы были прокляты, но получили возможность искупить это проклятие, служа ветру. Маркус, например, не помнит этого, но он совершенно не ладит с магией, а временами творит такие чудеса, что у самых опытных мастеров волосы встают дыбом. Ян отказывается говорить на эту тему, но по его глазам я вижу, что он прекрасно помнит, почему божество стало человеком, убийцей на посылках у ветра. А я не помню ничего. Совершенно ничего. Как будто до моего рождения в лесу темного эльфа меня вообще не существовало. Но это не так.

Она замолчала на пару минут, а потом продолжила:

– Я попросила сделать мне белые маки из стекла. Каждый раз, когда я смотрю на них, я чувствую, что не могу вспомнить о чём-то, о чём-то очень важном. О чём-то, без чего я не могу быть собой. И я уверена, что тот, кто прислал мне эти цветы, хотел не украсть у меня память, а вернуть мне её.

Кристиан снова сел рядом с ней.

– Получается, что это сделал кто-то достаточно могущественный, чтобы помнить то, чего не помнишь ты. Кто-то, кому ты очень нужна. Но кто не может действовать в открытую. Возможно, его ты тоже знала тогда, но забыла. Но я не готов утверждать, что он сделал это из благих побуждений. Что если тогда произошло что-то действительно ужасное. Что-то, память о чём настолько болезненна, что это может уничтожить тебя?

Девушка горько усмехнулась:

– Всё может быть. Но вдруг меня может уничтожить как раз то, что я не могу об этом вспомнить? Знаешь, Вик всегда говорил мне, что не страшна та опасность, с которой ты сталкиваешься лицом к лицу, страшна та, от которой ты отворачиваешься, оставляя её за спиной.

– Да, я знаю эту его присказку, – улыбнулся Крис, подумав про себя, что это не пустые слова для человека, который будучи безоружным, убил тирана, окруженного своими воинами, а ведь мог просто подчиниться, «повернувшись спиной к этой опасности», и тогда Октавиона бы больше не было.

– Не думай, что мне не страшно, Крис. Я не понаслышке знаю, насколько опасна может быть и память, и забвение. Но я чувствую, что это очень важно. Еще важнее, чем вопросы жизни и смерти. И если я докопаюсь до истины, у меня будет шанс победить, хотя не факт, что это позволит мне выжить. Ладно, Крис, мне уже просыпаться пора, спасибо за разговор! – Анариэль, как всегда, уходила быстро – попрощалась, и вот уже её силуэт тает в свете свечей. Секунда, и Кристиан остался в соборе один.

Но стоило ему встать, как на том месте, где только что сидела его подруга, появилось огромное зеркало. В отличие от полупрозрачной Анариэль, сквозь зеркало свет не проходил, и удивленный Крис смог в деталях изучить искусно сделанную раму в виде переплетающихся маков с плотно сжатыми бутонами. Только после этого клирик нашёл в себе мужество посмотреть на само зеркало, и обнаружил, что он в зеркале не отражался. Зато там отражался собор, а на переднем плане вместо Кристиана стоял высокий мужчина с неподвижным лицом. Они с Кристианом даже были чем-то похожи: серые глаза, тонкий шрам рта, не привыкшего улыбаться, бесцветная, бесстрастная личность. Наверное именно потому, что они были действительно похожи, Кристиан чувствовал, что всё это ширма. Белоснежный с чёрными узорами занавес, за которым скрывается огненная буря. Крис смотрел в глаза незнакомцу и видел в них эту бурю, крутящуюся в тисках немилосердной боли одного существа, разрываемого на две половины, боли множества осколков, сжимаемых вместе, чтобы стать чем-то большим, чем просто их сумма. Он видел безумие и такое упорство в этих глазах, что любой мир дрогнул бы под ногой этого человека. Хотя, Крис не рискнул бы утверждать, что перед ним именно человек. Левая ладонь мужчины упиралась в стекло по ту сторону зеркальной глади. И на поверхности зеркала была видна трещина, как от удара, по которой сочились красные капли крови. Крис как заворожённый смотрел на эту кровь, но тут трещина увеличилась с оглушительным резким звуком, он вскинул голову и увидел распускающиеся цветы…

Зеркало исчезло. Кристиан был снова один. Он понимал, что произошло что-то очень важное, но не понимал, как этот незнакомец из зеркала связан с Анариэль. И почему зеркало было таким реальным, таким плотным. А ещё эти маки… Нужно было рассказать об этом Эрис. Вику, конечно, тоже, но сначала Эрис.

Он повернулся к двери. Моргнул. И поймал себя на мысли, что не помнит, что он хотел рассказать Эрис. Что-то важное хотел, это точно. Но что? Он сделал шаг, другой и вспомнил: Анариэль передавала привет. Да, точно, именно об этом он и собирался рассказать, какие могут быть сомнения?

Кристиан вышел за порог, а в зале собора среди тёмных витражей и поблескивающего в свете свечей мрамора медленно таял аромат белых маков.