Текст книги "Друзья и герои"

Алан вздохнул, словно думал о том же, что и Гарриет, и сказал:

– Кажется, нам всё же что-нибудь перепадет.

Охваченные тем же возбуждением, что и остальные, Фиппс и Гай поднялись по ступенькам и постучали в дверь хижины. Алан, Гарриет и Якимов с надеждой ожидали их внизу. Человек с удивленным видом выглянул наружу, но, когда Фиппс объяснил, что им нужно, улыбнулся и сказал, что прибыл из Турколимано[48]48
  Турколимано (сейчас Микролимано) – гавань в Пирее.


[Закрыть], где ему удалось купить барабульки. Он жестом указал на стоящие на песке столы: сама хижина была всего лишь кухней.

Столы стояли под навесом и были загорожены ширмами, поэтому гости были укрыты от дождя, хотя и не от холода.

Из кухни запахло жареной рыбой. Якимов сгорбился и прижал руки к груди, словно молился. Остальные, нетерпеливо сглатывая, уставились на море, которое утратило все оттенки фиолетового и зеленого. Вдоль горизонта всё еще тянулась темно-синяя полоса, но бо́льшая часть водной поверхности приобрела желтовато-серый цвет. Дождь набирал силу; он стучал по крыше и мочил песок. Диоклетиан еще некоторое время носился по берегу, но вскоре принялся искать хозяина. Обнаружив его, он бурно отряхнулся и с энтузиазмом втянул ноздрями воздух.

– Полежи пока, – сказал Алан, и пес лег на песок. В его глазах был тот же голод, что и у них всех.

Разговор не клеился. Гарриет спросила Якимова, подают ли еще блины в Русском клубе. Он вздохнул:

– Что вы! Никакой больше икры, никакой сметаны, никаких блинов. Но иногда там подают осьминога. Вы любите осьминога?

– Не слишком.

Она боялась этих восьминогих чудовищ, но теперь была готова съесть всё что угодно: в армию стали посылать не только мясо, но и сердце, почки и печень, а гражданским оставались одни кишки, серые и скользкие. В городе тут же началась эпидемия дизентерии.

Наконец рыба была готова. Хозяин выбежал из кухни, чтобы накрыть на стол, и Алан спросил, не осталось ли каких-нибудь обрезков для собаки. Тот нагнулся и потрепал Диоклетиана по ушам, после чего, сочувственно качая головой, жестами прокомментировал болезненную худобу собаки. Раздав им барабульку, он положил перед собакой три кальмара. Диоклетиан распахнул пасть, и кальмары исчезли. Они были небольшими – как и рыба, которая исчезла с той же скоростью.

– Так у нас всё же случился рождественский обед, – сказал Гай.

– Повторить бы, – заметил Якимов. – Как думаете, он согласится поджарить нам еще?

– Мы уже съели свою долю.

Хозяин вышел и сказал, что уходит, но гости могут оставаться, пока дождь не стихнет. Он отказался брать деньги за кальмаров и взял очень мало за рыбу. После того как все расплатились, он еще некоторое время говорил с Аланом по-гречески и так оживленно смеялся, что Гарриет и Якимов, не знавшие греческого, решили, что он рассказывает какой-то анекдот. Когда он ушел со своей корзиной, предварительно пожав всем руки, Алан сказал:

– Он сказал, что вообще не собирался открываться сегодня. Он пошел в Турколимано на рассвете и всё утро ждал рыбы. Она предназначалась его собственной семье. Он зашел сюда за ножом, но, видя, что мы англичане, не смог нам отказать.

– Так, значит, мы съели его рыбу? – спросила Гарриет.

– В корзине наверняка что-то осталось, – заметил Фиппс.

Гай принялся превозносить греческую щедрость и традиции гостеприимства. Он говорил долго, и в конце концов Гарриет перебила его:

– К тому же они бедны. Если ты по-настоящему беден, то не можешь отказаться от денег.

– Он же не взял деньги за кальмаров.

– Да, бедняки могут продавать товары или дарить их. Вот только они не могут оставить их себе.

Гай поглядел на нее с удивлением:

– Почему ты не прогрессистка? Ты же видишь правду, просто отказываешься признавать ее.

– Не соглашусь. Истина куда сложнее политики.

Гай посмотрел на Фиппса, но тот не был готов спорить с Гарриет. Вместо этого он принялся декламировать:

 
Один мещанин
Не следовал заветам партии,
Хотя мыслил он верно,
Но был проклятым троцкистом,
Несмотря на мучившие его раздумья
И склонность к левакам.
Он упирался, пока наконец
Не присоединился к лейбористам.
Мораль сей сказки такова:
В любой непонятной ситуации
Читай Ленина.
 

Гарриет заподозрила, что это была шпилька в ее адрес, но Гай пришел в восторг. Приободренный Фиппс развеселился и стал развлекать собравшихся. Он ухватил полу пальто Якимова и, оглядев подкладку, присвистнул:

– Так это соболь! Я был уверен, что кролик.

Ничуть не обидевшись, Якимов с улыбкой сообщил:

– Недурное пальто. Когда-то оно принадлежало царю. Тот подарил его моему бедному батюшке.

– Я думал, вы англичанин.

– Конечно. Типичный англичанин. Мать – ирландка.

– А отец?

– Русский. Белый, конечно.

– То есть вы против нынешней власти? Советской?

Якимов встревожился:

– Не могу сказать, дорогой мой. Всё не так однозначно.

Фиппс с комической строгостью уставился на Якимова, после чего спросил:

– А как насчет этих слухов о вашей шпионской деятельности? Полагаю, это всё вранье?

Воодушевленный интересом Фиппса, Якимов заявил, что он не вправе об этом говорить.

– На вашем месте я бы опроверг эти слухи.

– Но почему, дорогой мой?

– Просто так. Британская разведка не пользуется здесь особенной популярностью. Итальянцы очень недовольны их деятельностью. Как по мне, если бы этих олухов выставили, то и войны бы не было.

Глаза Якимова увлажнились от беспокойства.

– Поясните свою мысль, дорогой мой, – попросил он, но Фиппс молча кивнул с многозначительным и зловещим видом. Якимов пришел в ужас.

– Не задирайте его, – сказал Алан.

Их охватили скука и уныние. Они наблюдали за тем, как дождь хлещет по песку, а волны лениво наползают на берег и столь же вяло отступают. День тянулся так же медленно и лениво. Хотя они замерзли и заскучали, никто и не думал вставать: им нечего было делать, некуда идти.

– Афины – южный Эдинбург! – воскликнул вдруг Якимов. Он так давно не находил в себе сил для своего обычного остроумия, что остальные потрясенно на него уставились. Он улыбнулся, но больше ничего не сказал, и за столом повисло долгое молчание.

Паузу прервал Алан. Он рассказал, что его друг Вуракис сообщил ему кое-что любопытное. Греки поговаривают, что один человек принес в Афины весть о победе в Корче и, воскликнув: «Неникиамен!»[49]49
  От греч. νενικήκαμεν – «мы победили».


[Закрыть] – рухнул замертво.

– Я уже где-то слышал эту историю, – сказал Бен Фиппс.

– Все мы ее слышали, – ответил Алан. – После битвы при Марафоне воин Фидиппид принес весть о победе в Афины, вскричал: «Неникиамен!» – и тут же умер.

– Возможно, история о Марафоне – это такая же ложь, как история про Корчу, – заметил Гай.

– Возможно, – кивнул Алан. – Но дело не в том, правда это или ложь. Эта война, как и предшествующие ей, уже обрастает легендами.

Дождь барабанил по навесу, и каждые несколько минут его ритм нарушался всплеском воды, которая вытекала из переполнившейся трубы. Наконец стук капель прекратился. Смеркалось; им надо было двигаться обратно.

Когда они подошли к автобусной остановке, рядом прогудел автомобиль. Он остановился у обочины, и из окна высунулась чья-то белокурая шевелюра.

– Эй, вы там!

Это был Тоби Лаш.

– Что вы делаете в Фалироне?

Он бросился к Гаю, в спешке поскользнулся на мокрой дороге и чуть не упал.

– Как я рад, что встретил вас! Давайте залезайте. Места всем хватит!

Якимову и Бену Фиппсу повторное приглашение не требовалось, и они тут же забрались на заднее сиденье. Гай, однако, совершенно не желал куда-либо ехать с Тоби.

– Места для собаки не хватит, – сказал Алан. – Я поеду на автобусе.

Он захромал прочь. Гай посмотрел ему вслед.

– Давайте забирайтесь же. – Тоби схватил Гая за руку и втолкнул его на переднее сиденье. – Впереди поместятся трое!

Он взял Гарриет под локоть.

– Ну, давайте же садитесь рядом с Гаем.

Тоби был куда оживленнее обычного. Когда они тронулись, он сообщил, что помогает майору в устройстве приема.

– Они накрывают столы. Боже, видели бы вы это! Вы же все там будете, правда?

Он ликовал, словно выиграл главный приз. По сути, так оно и было. Призом был Гай, и Тоби не просто так стремился завладеть им.

– Как хорошо, что эта должность досталась вам, – сказал он. – Никто бы не справился с ней лучше. Очень рад. Мы оба очень рады. Старина, конечно, был расстроен. Сами понимаете. Но он сказал: мол, если не я, то это должен быть Прингл.

– Вот как! – произнес Гай иронически, но ирония его была добродушной, и Тоби, ободрившись, продолжал:

– Вы открываетесь с нового года, так? Вам понадобятся учителя? Я хотел сказать, что можете положиться на нас обоих. Мы вам поможем.

Его дружелюбный тон как бы намекал, что всё должно быть прощено и позабыто.

– Вот как! – повторил Гай и рассмеялся. Гарриет подумала, что с открытием школы Дубедат и Тоби Лаш наверняка получат работу.

– Возможно, вы полагаете, что мы повели себя как последние сволочи, – продолжал Тоби. – Но это не так. Мне бы хотелось, чтобы вы это знали. Мы бы сделали для вас всё возможное, но Грейси был против. Так что мы ничего не могли поделать.

– Даже несмотря на то, что всем руководил Дубедат? – спросила Гарриет.

– Это всё полная чушь. – Тоби возмущенно фыркнул в усы. – Старик был связан по рукам и ногам. Он не осмеливался и шагу сделать без разрешения Грейси.

– А почему же Грейси был так сильно против? Не потому ли, что кто-то сказал ему, будто Гай пренебрегал работой ради постановки спектакля?

– Слушайте! – Тоби был возмущен. – Мы сказали ему, что постановка имела огромный успех, что его превосходительство был на премьере и что все места были проданы! Он был недоволен, и я знаю почему. Он завидовал! Ему невыносимо, что кому-то удалось то, на что сам он не способен!

– Что же, он не мог поставить пьесу? – спросил Гай.

– Ему бы не хватило духу. А вдруг постановка провалится? Кроме того, он слишком ленив.

– А почему вы не рассказывали этого раньше? – поинтересовалась Гарриет.

– Есть, знаете ли, такая вещь, как лояльность.

– А сейчас зачем рассказываете?

– Ну знаете ли! – Теперь Тоби был одновременно возмущен и обижен. – Нас нельзя винить. Посмотрите, как обошлись с Дубедатом. Он работал вместо Грейси, как негр, и что он получил взамен? Мы лояльны, конечно…

– Вы не были лояльны Гаю, – перебила его Гарриет, однако Гай счел, что этому противостоянию следует положить конец, и успокоил ее, после чего пообещал Тоби, что после открытия школы и у него, и у Дубедата будет та работа, какую они пожелают.

Высадив Гая и Гарриет у гостиницы, Тоби протянул им руку широким жестом, предполагающим, что все размолвки теперь ушли в прошлое.

– Увидимся вечером, – сказал он.

Гай объяснил, что они не могут пойти на прием к Куксону, потому что обещались миссис Бретт.

– Почему бы вам не посетить обоих? – предложил Лаш. Бен Фиппс и Якимов стали упрашивать Гая, и тот в конце концов согласился:

– Что ж, почему бы и нет.

– Хорошо, я заберу вас позже, – сказал Тоби, раздуваясь от важности. – Боюсь, я не могу отвезти вас к старушке Бретт. Это автомобиль майора. Мне его дали, чтобы я сделал пару дел. Тогда до встречи.

Гая удивило, что Гарриет не слишком обрадовалась изменению планов.

– Ты согласился не для того, чтобы порадовать меня, – сказала она. – Ты хотел порадовать Тоби Лаша и этого мерзкого Фиппса.

Он рассмеялся:

– Дорогая, ну не будь же такой неразумной.

Когда Тоби вернулся за ними, на переднем сиденье автомобиля обнаружился Дубедат. Гай, чтобы приободрить его, дружелюбно поздоровался, но Дубедат продолжал сидеть сгорбившись и не издал ни звука. Он отбросил свою прежнюю учтивость и вернулся к обычной мрачности. В автомобиле он даже не пытался поддерживать разговор, и, когда они оказались в ярко освещенном доме майора, Принглы увидели, что на лице Дубедата залегли морщины недовольства. Тоби, который радостно щебетал с Гаем, хотел остаться рядом с ним, но Дубедат не мог этого допустить. Подозвав Тоби, он удалился в соседнюю комнату.

– Этот, похоже, не переменил своего мнения, – заметила Гарриет.

– В самом деле. Боюсь, он считает, что я каким-то образом украл у него работу.

– Он считал ее своей по праву. Он всё считает своим по праву. Если ему чего-то не достается, значит, это у него украли. Отсюда и мрачная физиономия.

Гай рассмеялся и сжал ее руку.

– Ужасная ты особа! – сказал он.

Принглы приехали рано, но в комнатах уже толпились люди. К ним протиснулся мрачный Якимов.

– Очень мило, – пожаловался он. – Я пришел первым, а дворецкий заявил, что еду нельзя трогать, пока майор не произнесет речь. Вон он, сторожит продукты. Это всё совсем не похоже на майора. Если мы будем дожидаться, пока все соберутся, то нам не хватит.

Ранее он возмущенно покинул столовую, но теперь его неудержимо тянуло обратно.

– Пойдите и взгляните, что нам предлагают, – сказал он Гарриет. – Должен сказать, выбор впечатляет.

Гай уже встретил Бена Фиппса, поэтому Гарриет охотно проследовала в столовую, где голодные гости, с трудом скрывая нетерпение, толпились возле буфета.

Якимов, притиснутый толпой к Гарриет, прошептал ей на ухо:

– Большинство прибыло минута в минуту. Обычно больше достается тем, кто приходит раньше, но в прошлый раз они всё подъели в первые же пятнадцать минут. Видимо, были жалобы. Рекомендую оставаться тут, у тарелок. Как только разрешат, хватайте и накладывайте себе.

– Откуда здесь вся эта еда? – пораженно спросила Гарриет.

– Не задавайте лишних вопросов, дорогая моя. Ешьте и будьте благодарны. Господи, вы только посмотрите, это же сливки!

По мере того как прибывали новые гости, толпа у буфета становилась всё плотнее, так что люди с трудом удерживались на ногах. Дрожа от предвкушения, Якимов сказал дворецкому:

– Дорогой мой, сейчас подымется бунт.

Тот принялся искать майора.

Гарриет заметила, что Гай машет ей от двери. Когда она двинулась к нему, Якимов воскликнул:

– Куда вы! Не уходите! Сейчас будет речь.

– Я скоро вернусь.

Гай схватил ее за руку и возмущенно спросил:

– Знаешь, кого я сейчас встретил?

– Понятия не имею.

– Японского консула!

– Откуда ты знаешь, что это он?

– Бен показал мне его.

Самого Фиппса происходящее, казалось, скорее забавляло, чем возмущало.

– На прошлое Рождество майор пригласил немецкого министра, своего давнего друга, – сказал он. – Всё ходил и твердил, что друзья, мол, не могут воевать. Британские дипломаты были в ярости, и Куксон получил по рукам.

– Мы уходим, – заявил Гай и потащил Гарриет прочь из комнаты.

– Давай подождем. Мы еще не ели. И ничего не видели.

Она огляделась, рассматривая роскошные платья гречанок, цветы из теплиц, лавровые гирлянды на мраморных колоннах.

– Я не хочу уходить, – сказала она и вдруг увидела Чарльза Уордена. Он смотрел прямо на нее и, поймав ее взгляд, шагнул к ней. Она инстинктивно отодвинулась от Гая, который тем временем говорил:

– Бери свое пальто. Я здесь не останусь.

– Но мы же не воюем с Японией.

– Я не могу находиться в одной комнате с представителем фашистского правительства. Кроме того, нас ждут у миссис Бретт.

Бен Фиппс смотрел в другую сторону. Прежде чем Гарриет успела запротестовать, Гай решительно подвел ее к алькову, где она оставила пальто. Майор, который всё еще встречал гостей, был крайне озадачен внезапным уходов Принглов.

– Вы что же, уходите? Так рано?

– Боюсь, нам пора, – сказал Гай. – Миссис Бретт ждет нас к ужину.

При упоминании миссис Бретт майор фыркнул, но крайне недовольно. Ему невыносимо было, что кто-то – пусть даже такие молодые люди, как Гай и Гарриет, – предпочитают его приему какой-то другой.

Едва оказавшись в доме, они тут же его покинули. Гарриет была так же недовольна, как и майор, и ядовито заметила:

– А наш двуликий друг остался.

– Кто?

– Твой друг Фиппс.

– Вечно ты ошибаешься в людях.

– Вовсе нет. Дубедат мне никогда не нравился, и я оказалась права. Я сомневалась в Тоби Лаше…

– Ты во всех сомневаешься.

– Что ж, ты водишься с сомнительными людьми.

Ничего не ответив, Гай повел ее к остановке, откуда как раз должен был отойти автобус. Они уехали, но мысленно Гарриет осталась на великолепной вилле, посреди роскошных нарядов – и с Чарльзом Уорденом.

В квартире миссис Бретт, расположенной на склоне Ликавитоса, обнаружилось два электрических камина. Это было невиданной роскошью, поскольку их невозможно было купить ни за какие деньги. Гай и Гарриет застали гостей за обсуждением каминов: все радовались тому, что оказались в теплом помещении.

– Ну разве я не счастливица? – восклицала миссис Бретт. – Такое везение! Предыдущие жилицы оставили их, когда уезжали. Я открыла шкаф и обнаружила их. Какие разумные девочки: потратили деньги на такие полезные вещи вместо всякой ерунды!

Протянув костлявые руки к одному из каминов, она вся дрожала, пребывая в эйфории от всеобщего внимания. Когда Принглы попытались заговорить с ней, она оттолкнула их и прошествовала на кухню, где что-то готовилось.

Компания состояла из людей среднего и пожилого возраста. В основном это были женщины, которые остались в Афинах, поскольку им некуда было ехать. Не найдя никого из знакомых, Гарриет подумала, что эта вечеринка без них не много бы потеряла. Никто не обращал на них внимания, пока миссис Бретт не вернулась в комнату. Заметив их, она подбежала к Гаю, словно давно его ждала.

– Внимание! – провозгласила она. – Внимание! Я хочу представить вам нового старшего преподавателя Английской школы мистера Гая Прингла!

Это объявление прозвучало так значительно, что все зааплодировали, не успев даже подумать, о чем речь. Несколько мгновений миссис Бретт стояла, подняв руку и наслаждаясь всеобщим замешательством, после чего всё же решила просветить собравшихся:

– Все вы слышали, что Арчи Калларда назначили новым директором школы! Возможно, не все вы знаете, что он всё же не будет директором. Назначение так и не утвердили. Нет. Лорд Бедлингтон решил, что лорд Пинкроуз будет лучшей кандидатурой на роль директора такого важного культурного центра, и, думаю, все вы с ним согласитесь. Лорд Пинкроуз кое-что из себя представляет, в отличие от… что ж, не будем называть имен. Как бы то ни было, лорду Пинкроузу было велено взять Гая Прингла старшим преподавателем, и знаете почему? – Она улыбнулась ничего не понимающим гостям и повернулась к Гаю. – Вы знаете почему?

Гай покачал головой.

– А знает ли лорд Пинкроуз, почему так произошло?

– Не думаю, – ответил Гай.

– Я расскажу вам. Я всем вам расскажу. Я сыграла в этом роль. Да-да. У моего Перси были друзья в самых высших кругах. У нас было много знакомых. У бедной старой вдовы еще осталось кое-какое влияние. Мы были знакомы с лордом Бедлингтоном много лет назад, еще когда он был всего лишь молодым Бобби Фишером, который путешествовал по миру и как-то раз остановился у нас в Которе. Его недавно назначили председателем Организации, и, узнав, что он в Каире, я написала ему письмо. Очень строгое письмо, знаете ли. Сообщила ему, что здесь происходит, рассказала про Грейси, Калларда и Куксона. Я сообщила, что все мы шокированы деградацией школы, и дала ему знать, что при Калларде ситуация вряд ли исправится. Сказала, что Каллард вряд ли справился бы с управлением тележкой мороженого. Да-да, так и написала. Я называю вещи своими именами. А еще я написала, что здесь есть очень приятный молодой человек, Гай Прингл, с которым очень несправедливо обошлись. Я открыла глаза Бобби Фишеру, знаете ли. В итоге наш друг Гай Прингл получил должность, которую он заслуживает.

Она воздела руки над головой и зааплодировала сама себе.

– Тайна раскрыта, – ядовито заметила мисс Джей. – Словно в последнем акте пантомимы.

Даже если ее замечание и вызвало сомнения в публике, все они были рассеяны, когда Гай обнял миссис Бретт со словами:

– Спасибо вам. Спасибо! Вы великая женщина.

После чего он расцеловал ее в обе щеки.

Румяная и утомленная своей речью миссис Бретт, которая уже успела немало выпить, исполнила в его объятиях небольшой танец, прищелкивая пальцами.

– Вот тебе, Грейси! – восклицала она. – Вот тебе, Каллард! И тайная рука Фалирона! Можете сообщить Куксону, что старушка еще кое на что способна!

Ее выступление смутило присутствующих, но безыскусная радость Гая очаровала всех, и смущение утонуло во всеобщем хохоте. Все присоединились к аплодисментам миссис Бретт, даже мисс Джей. Гарриет, стоя в углу, наблюдала, как все толпятся вокруг Гая, а он с улыбкой протянул ей руку. «Я был прав, желая прийти сюда», – мог бы сказать он, но ему просто хотелось, чтобы она разделила всеобщее веселье.

Ликование утихло, когда миссис Бретт вдруг вскрикнула: «Жаркое!» – и убежала на кухню.

– Очень вовремя, – сказала мисс Джей. Плотное платье из белой шерсти с бахромой висело на ней, словно на вешалке. Тяжелые времена сказались на ее внешности: полное лицо ее обвисло и стало напоминать унылую морду борзой. Но дело было не только в количестве ее плоти: ее зловещая самоуверенность утратила всякую силу, и ее замечания больше никого не задевали.

Гарриет знала, что теперь она могла бы что угодно говорить об английском обществе в Афинах. С мисс Джей можно было более не считаться. Местное общество съежилось, словно проколотый воздушный шар, и мисс Джей усохла вместе с ним. Гарриет могла говорить, что ей вздумается.

Пока миссис Бретт произносила речь, Гарриет заметила среди гостей Алана. Подойдя к нему, она спросила:

– А мисс Джей богата?

Алана позабавил такой прямой вопрос.

– Полагаю, что она, как сказала бы мисс Остен, располагает скромным содержанием.

Располагая этим содержанием, мисс Джей управляла своей жизнью по своему желанию, но теперь окружающий мир переменился, и она напоминала заброшенную крепость с устаревшим оружием; ее можно было только пожалеть.

Алан предложил познакомить Гарриет с художником по фамилии Папазоглу. Молодой бородатый мужчина в форме рядового прижался к стене, словно хотел слиться с ней. Алан рассказал, что сейчас все стараются поддержать греков, и миссис Бретт провозгласила себя покровителем искусства. Она развесила работы Папазоглу по стенам гостиной и указывала на них собравшимся так страстно, что некоторые из гостей решили, что она сама их написала.

Папазоглу не говорил по-английски, и Гарриет принялась рассматривать его картины – небольшие пейзажи, изображавшие красную землю, темную листву и фигурки людей в окружении колонн и капителей разрушенных храмов. Эти сценки тронули ее, и она спросила Алана:

– А чем заняться мне? Есть ли работа для меня?

– Нам выделили помещение в «Гранд-Бретани», – ответил он. – Теперь у нас больше места, и я найду вам работу.

С кухни доносился запах тушеного мяса. Миссис Бретт распаковывала одолженные по случаю приема тарелки. Она объявила, что ужин готов, после чего рассказала, как накануне взяла такси и поехала в Кифисью, где, по слухам, один землевладелец, желая нажиться при растущих ценах, резал к празднику своих коз. Ей не удалось найти его, ее посылали от одного человека к другому, но в конце концов ей всё же удалось приобрести целую ногу козленка.

– И что, как вы думаете, я приготовила? Настоящее ланкаширское жаркое! Я, знаете ли, родом из Ланкашира…

Пока миссис Бретт говорила, запах жаркого всё крепчал, пока наконец мисс Джей не перебила ее:

– Заканчивай, Бретти. Я помогу разложить еду.

Мисс Джей с жадным видом накладывала жаркое. Тарелки быстро опустели, и миссис Бретт принялась уговаривать всех взять добавки:

– Положите себе еще! Еды довольно.

Когда мисс Джей собирала ложкой остатки подливки, в дверь позвонили. Это были три женщины, которые задержались за сматыванием бинтов, – румяные, замерзшие и очень голодные.

– Я совсем о вас позабыла, – сообщила миссис Бретт. – Но не волнуйтесь! На закуску у нас чудные булочки.

Гай, готовый есть всё что угодно, протянул свою тарелку и сообщил, что лучшего жаркого в жизни не пробовал. Голодные гостьи восприняли произошедшее с юмором и, уминая булочки, шутили, что так и не причастились козленка миссис Бретт.

– Какой великолепный вечер! – громогласно сообщил Гай пустым улицам, когда они возвращались домой. – У майора и вполовину так хорошо не было.

В темноте он практически ничего не видел и крепко держался за Гарриет, пока они шагали по узким мостовым, то и дело поскальзываясь на мокрых камнях.

– Миссис Бретт просто чудо! Благодаря ей я получил работу там, где хотел.

Гарриет сжала руку Гая, радуясь его радости, и сказала:

– Алан думает, что война может кончиться уже в этом году.

– Может, наверное. Немцы захватили бо́льшую часть Европы. Остались только мы. Нас могут склонить к перемирию.

– Но может ли она в самом деле так закончиться?

– Нет, и не стоит обманывать себя. Это не будет концом. Это будет постыдной и мучительной паузой, после чего нам придется вернуться к сражению.

– А настоящий враг так и остался нетронут. На самом деле реальная война даже не началась.

– Она может продлиться лет двадцать, – сказал Гай.

Возбуждение после вечеринки спадало. Тепло вина улетучивалось, и, свернув на продуваемую сырым ветром главную улицу, они крепче прижались друг к другу, понимая, что, возможно, не доживут до окончания всей этой вражды и хаоса. Война могла поглотить их жизни без остатка.

На следующий день Якимов с восторгом сообщил, что Принглы, так рано покинувшие вечеринку у майора, пропустили «настоящий скандал». Все только об этом и говорили. Вечером Фиппс (по определению Якимова, «чуточку поддавший») напал на майора с обвинениями, потому что тот поддержал назначение Арчи Калларда и ввел в заблуждение самого Фиппса касательно его перспектив.

– Каллард и дня в своей жизни не работал! – сообщил он Куксону и всем собравшимся. – Каким директором он мог бы стать? Он стал бы бессмысленной марионеткой! Жалкий плейбой и фигляр!

Якимова такая прямота потрясла и привела в полный восторг. Каллард выслушал это выступление с равнодушным видом, но майор очень расстроился. Он хмыкал, дергал себя за нос и старался утихомирить Фиппса, но в итоге «кое-что ему высказал». Он сказал, что, когда спросили мнение Грейси, тот написал в Лондон и сообщил, что Фиппс замешан в политике, в прошлом водил знакомство с нежелательными персонами и в целом легковесен, а следовательно, совершенно не подходит для руководящей должности.

– И я совершенно согласен! – визгливо подытожил майор. – Совершенно!

– Тогда вы сами знаете, куда вам пойти, – заявил Фиппс, вылетел из дома и так хлопнул дверью, что стекло выпало и разбилось на множество осколков.

– Как хорошо, что мы этого не застали, – сказал Гай, но Гарриет была с ним не согласна.