Текст книги "Друзья и герои"

– Так, значит, Арчи Калларда назначили только на том условии, что он вознаградит Дубедата за его услуги Грейси?

– Судя по всему, да. Надо сказать, Каллард очень сожалел. Он сказал, что ему очень жаль, и он надеется, что я не буду против работать под началом Дубедата.

– Он хочет, чтобы Дубедат тобой командовал? Он что, ненормальный?

– Он сказал, что работа будет, но не прямо сейчас. Он надеется пристроить меня, когда всё придет в норму. Честно говоря, мне понравился Каллард. Он неплохой парень.

– Возможно. Но ты лучший английский преподаватель в этом городе, и при этом тебе предлагают сидеть без дела в надежде, что Дубедат предложит тебе несколько часов в неделю! Это чудовищно!

– Я приехал сюда вопреки приказам. Мне придется согласиться на любую работу.

– А что это за история с лордом Бедлингтоном в Каире? Ты не мог бы написать или телеграфировать ему? Ты приписан к Лондону, и у тебя есть право требовать лучших условий.

– Возможно, но какая от этого будет польза? Бедлингтон ничего обо мне не знает. Грейси, Каллард и, подозреваю, Куксон поддержали кандидатуру Дубедата. Меня поддержать некому. Я здесь всего лишь незваный гость. То, что меня послали из Лондона, не дает мне никакого приоритетного права на выгодную должность. Я мог бы устроить скандал, но если я не выиграю, то на всю жизнь испорчу отношения с Организацией.

Гай обнял безутешную Гарриет за плечи.

– Не печалься. Дубедат занял эту должность – так удачи ему. Мы прекрасно сработаемся.

– Вы не сработаетесь. Ты будешь работать, а Дубедат – изображать важную птицу.

Безропотность Гая раздражала Гарриет едва ли не больше, чем сложившаяся ситуация. Казалось, его амбиции ограничились получением образования. Его душевная леность могла сделать его жертвой более амбициозных людей, и он даже не заметил бы этого. В конце концов, куда проще быть использованным, чем самому кого-то использовать.

– Неужели так будет всю жизнь? – спросила она с горечью.

– Как?

– Ты будешь работать, а окружающим будут доставаться все почести.

– Господи, милая, ну чего ты от меня хочешь? Тебе бы хотелось, чтобы я стал чиновником? Эдаким умником, который кормится талантами других?

– Почему бы и нет, если это более выгодно? Почему тебе за твои таланты платят меньше, чем другим – за их отсутствие? Почему ты готов с этим мириться?

– Я не готов. Но такова природа вещей в существующем строе. Когда у нас будет народное правительство, всё переменится.

– Сомневаюсь.

Они подошли к гостинице. Гай взял ее за сжатые в кулаки руки и улыбнулся, глядя в ее бледное и сердитое личико.

– «Прикрой ее от ужаса в душе»[40]40
  Шекспир. Гамлет. Акт III. Сцена 4. (Пер. А. Цветкова).


[Закрыть], – повторил он свою обычную цитату.

– Кто-то же должен беспокоиться, – возразила она и вспомнила поговорку, которую слышала в детстве: – «Если не будешь стоять за себя, тебя растопчут».

Гай рассмеялся.

– Кто же меня растопчет?

– Люди. Жизнь. Весь мир.

– Неужели ты правда так думаешь?

Гарриет промолчала. Она переживала за него больше, чем он сам переживал за себя. Ей всегда казалось, что он преуспеет благодаря своей доброте, но теперь стало ясно, что вперед вырываются другие, не обладающие ни добротой, ни какими-либо талантами. Она чувствовала себя обманутой, но решила попытаться примириться с положением дел.

– Всё же нам повезло, что мы здесь и мы вместе. Если ты готов работать под началом Дубедата, то и говорить больше не о чем.

– Я готов работать. Неважно, кто будет начальником. Мне повезло, что у меня есть работа. Мой отец полжизни был безработным, и я видел, до чего это его довело. Нам не на что жаловаться. Другие сражаются и умирают за таких, как мы.

– Да, – сказала она и обняла его, поскольку он был с ней – и жив.

В английской газете объявили, что школа возобновит свою работу под управлением мистера Арчибальда Калларда. Мистера Дубедата назначили старшим преподавателем, а мистера Лаша – его помощником. Однако возникла заминка.

Ученики вернулись в школу и ждали начала занятий в библиотеке и аудиториях, но мистер Каллард, мистер Дубедат и мистер Лаш так и не пришли. Библиотекарь сказал, что их нет в здании. Принять учеников было некому. Кабинеты были закрыты и оставались закрытыми в течение следующих недель.

12

Декабрь был мрачным. Успехи греческих войск прекратились. В газетах объясняли, что эта пауза необходима: нужно было укрепить пути снабжения, доставить подкрепление и перегруппировать части. Не было причин расстраиваться. Но людям не хватало побед, колокольного звона, танцев и ликования, и город приуныл. Их не развеселил даже вид итальянских военнопленных: в домах было так же холодно, как и на улице, а магазины пустовали.

Пленных провели по главным улицам; солдаты в потрепанном обмундировании нестройно шагали, склонив непокрытые головы, и по их волосам стекал дождь. Они потерпели поражение, но в каждой группе находились такие, кого, казалось, не волновала их судьба: они поглядывали на прохожих с потаенными дружелюбными улыбками или вовсе держались так, словно принимают участие в каком-то фарсе.

– Куда их ведут? – спрашивали люди, опасаясь, что у греческого народа появились новые нахлебники. Но пленников высылали из Греции: из Пирея их отправляли в лагеря в Западной пустыне[41]41
  Западная пустыня Египта – территория к западу от реки Нил.


[Закрыть].

Неудивительно, что некоторые из них улыбались. Им предстояло питаться куда лучше греков, а залитая солнцем пустыня была куда приятнее албанских гор, где приходилось передвигаться по пояс в снегу.

Для британских военнослужащих открыли столовую, и Гай мыл там посуду, а Гарриет работала официанткой. Туда преимущественно ходили летчики, но встречались среди них и саперы, и связисты. Военно-торговая служба Великобритании поставляла продукты и топливо, и гражданские в те зимние ночи радовались не только наличию работы, но и теплу.

В столовой заправляли жены английских дипломатов, и было принято решение, что вся еда предназначается только военным. Женщины считали своим долгом даже не пробовать ее: страдая от непривычного голода, они жарили бекон, сосиски, яйца и помидоры и подавали их мужчинам, которые принимали угощение как должное, не сомневаясь, что работницы столовой питаются так же, как они сами.

Как-то вечером Гарриет чуть не расплакалась, пока несла к столу две жареные сосиски. Один из солдат, проницательно глядя на нее, заметил:

– Больно вы тощая. Как по-вашему? – повернулся он к своим спутникам. – Не видал таких тощих с тех пор, как папаша мой постриг кому-то газон за полшиллинга, а у него возьми да отбери пенсию.

Гарриет рассмеялась, но мужчины были встревожены:

– Вас же тут кормят, верно?

Она объяснила, какие порядки установлены в столовой, и первый солдат запротестовал:

– Что за глупости. Продуктов-то вдоволь. Ну-ка, давайте закусите.

Он пододвинул к ней тарелку. Она снова рассмеялась, покачала головой и сбежала, боясь, что поддастся искушению. Никому не хватало духу нарушить установленные правила, и особенно Гарриет, которая и без того стеснялась дипломатов.

Несколько вечеров спустя в столовую пришла всё та же компания саперов и вручила Гарриет сверток.

– Мы его выиграли, – сказали они. – Это вам.

Развернув сверток на кухне, она обнаружила там ногу кентерберийского барашка[42]42
  Кентербери – самый крупный регион Новой Зеландии, откуда в Великобританию с конца XIX века транспортировались большие объемы баранины.


[Закрыть]. Остальные женщины смотрели на нее с неодобрением.

– Они ее выиграли, – пояснила Гарриет.

С ответом нашлась только миссис Бретт, которая работала у плиты.

– Надо думать, – сказала она. – У них вечно там то лотереи, то еще какие-то игры.

Она оглядела мясо, после чего доверительно шепнула Гарриет:

– Баранина-то недурная.

– Да, но что мне с ней делать?

– Вам-то она без пользы, верно? Где вам ее готовить? Это мне ее должны были подарить.

Миссис Бретт получила мясо в подарок, с деловым видом упаковала его и положила к своему пальто. Вернувшись, она с пугающим дружелюбием обратилась к Гарриет:

– Значит, Арчи Калларда назначили директором? Что же он сделает для Гая?

– Ничего. Он сказал, что обещал Грейси назначить главным Дубедата.

– Гадость какая. – Несколько мгновений миссис Бретт смотрела на Гарриет, после чего словно бы решилась. – Вы же хотели съехать из гостиницы, так? Я знаю одну греческую пару, которая хочет сдать свою виллу. Там никаких роскошеств, сразу предупреждаю, но сейчас выбирать не приходится.

Гарриет начала благодарить, но миссис Бретт резко ее прервала:

– Не надо. Вы же отдали мне мясо. Идите и договоритесь насчет виллы, пока еще кто-нибудь о ней не прослышал.

Вилла располагалась на окраине, между дорогами, ведущими в Пирей и Фалирон, следовательно, цена должна была быть невысокой. Гай позволил отвезти его туда, но, увидев две комнаты и старую мебель, ничего не сказал. Ему довольно было и гостиницы. До свадьбы он месяцами обходился безо всякого дома: его вещи хранились в рюкзаке, и он ночевал у друзей, зачастую на полу. Экстравагантность виллы претила ему, а долгие поездки на автобусе или метро претили еще больше.

Хозяин виллы, господин Диамандопулос, был художником – très moderne[43]43
  Очень современным (франц.).


[Закрыть], как сообщила его жена. Он сам спроектировал виллу. Госпожа Диамандопулу ушла на террасу, оставив Принглов принимать решение.

– Мы можем ее снять? – спросила Гарриет.

– Ты в самом деле этого хочешь?

– Лучше мы ничего не найдем.

– Так почему не остаться в гостинице?

– Потому что так у нас будет свой дом. Наш первый дом.

– Первый? А как же квартира в Бухаресте?

– Это совсем другое. Дом должен быть домом. Квартира – это не то.

– Почему?

– В доме душе спокойно.

Мысль о собственном доме, даже таком, приводила ее в восторг, и Гай согласился. Причуды Гарриет казались ему признаком незрелости. Обычно он не обращал на них внимания, но сейчас решил, что в этом стоит ей уступить.

13

Ближе к Рождеству Гай сказал:

– У меня нет работы уже три месяца. Я деградирую.

Отсутствие работы – даже при наличии зарплаты – казалось ему попранием его человеческих прав. Отчаявшись, он пошел в школьную библиотеку, надеясь, что своим видом напомнит Арчи Калларду о необходимости найти для него место. Но Арчи Калларда в школе не было. Секретарши сказали, что никогда не видели мистера Калларда. Ученики утратили надежду на продолжение учебы и разбежались. Библиотекарь, очарованный дружелюбием Гая, признал, что происходящее «крайне странно». Если всё будет продолжаться в том же духе, неминуем un scandale.

Гаю пришло очередное письмо, но на сей раз не от Калларда или Дубедата. Его написал профессор лорд Пинкроуз. Сообщив, что он стал директором школы, Пинкроуз вызвал Гая в Академию. Гарриет позвонила Алану и спросила, что происходит.

– Я знаю только, что Пинкроуз заступил на место Арчи, – сказал он. – Мне и самому интересно, как это случилось.

Эти перемены их не обрадовали. Арчи демонстрировал хоть какое-то расположение к Гаю, но от Пинкроуза ничего хорошего ждать не приходилось. При встречах с Принглами он вел себя так, словно не видел их.

Дождь ненадолго стих, и они дошли до Академии. Когда впереди показалось охряное здание, словно горящее на фоне грозового неба, они увидели, что навстречу, прихрамывая, идет греческий солдат. Его забинтованная левая нога была втиснута в незашнурованный ботинок; повязка на правой ноге была слишком толстой, чтобы влезть в какую бы то ни было обувь. Правой рукой он опирался на костыль. Каждые несколько метров солдат останавливался, чтобы передохнуть, опершись свободной рукой на стену дома.

Все знали о блистательных успехах греческой армии, но одними успехами дело не ограничивалось. Понемногу становилась известна правда. Рассказывали жуткие истории о бедах, которые происходили из-за неподготовленности войск. Многие солдаты становились калеками из-за долгих переходов в обуви, которая не подходила им по размеру, а у других не было вовсе никакой обуви, и они принуждены были сражаться босиком в снегу. Из-за горных метелей форма не просыхала сутками и замерзала прямо на солдатах. Они отмораживали руки и ноги, после чего страдали от воспалений, поскольку у них не было сульфаниламидов. За ранами никто не ухаживал. Случаи гангрены исчислялись тысячами – как и ампутации.

Принглы глядели на солдата с восхищением и сочувствием. Он остался совершенно безразличен к их жалости. Его осунувшееся лицо было искажено от боли, и все его мысли были сосредоточены на ходьбе.

На другой стороне улицы стояла больница, по двору которой бродили раненые. Гай возмущенно заговорил о министрах, которые поверили Германии и воспрепятствовали закупке медикаментов, хотя знали, что война неизбежна. Гарриет молчала, боясь, что расплачется.

Дверь Академии была распахнута. Они прошли в общий зал, где воздух отсырел от холода. Их никто не встретил. В это время все обитатели были заняты работой, и в здании было тихо. Не зная, что делать, они сели и стали ждать. По-видимому, Пинкроуз наблюдал за ними. Он заставил их прождать десять минут, после чего они услышали шаги его маленьких ножек.

– Вы уже пришли! – сказал он. Его тон показался Принглам странным. Он, конечно, не был дружелюбным, но голос звучал так, словно Пинкроуз собирался что-то им предложить.

Гай встал. Пинкроуз быстро глянул на него и уставился на пустой камин. Он был закутан в пальто и шарфы, и, хотя шляпы на нем не было, на прилизанных пегих волосах был заметен след от тульи.

Пинкроуз вытащил из кармана письмо и принялся медленно его разворачивать.

– Я послал за вами… да, послал. Лорд Бедлингтон… кстати говоря, вы знакомы?

– Нет, – сказал Гай.

– Что ж, как ни странно… он выбрал вас старшим преподавателем. Вас примут на эту должность. Это прямой приказ. Можно даже сказать, что вас уже приняли. Так говорится в этом письме. Можете прочесть его, если желаете. Да-да, можете прочесть.

Он сунул письмо Гаю в руки, словно открещиваясь от происходящего.

Его неучтивость смутила Гая, и он неловко спросил:

– Могу я узнать, что произошло? Недавно меня вызывали в Фалирон на встречу с мистером Каллардом.

– Я знаю об этом. Да, знаю. Мистер Каллард получил известия из Каира, что его собираются назначить директором, но это не было подтверждено. Да-да, не было. В итоге это назначение отменили. Мистер Каллард преждевременно и, на мой взгляд, совершенно напрасно сообщил всем о своем назначении. Лорд Бедлингтон счел, что на эту должность требуется человек постарше. Директором назначили меня, и я попросил мистера Калларда взять на себя протокольные вопросы. Это, на мой взгляд, в большей степени соответствует его талантам.

Гай всем своим видом выражал непонимание. После паузы Пинкроуз решил всё же объясниться:

– Я связался с лордом Бедлингтоном… сам написал ему. Мы вместе учились в Кембридже. Он не знал, что я в Афинах. Боюсь, что мистер Грейси не пожелал… не сообщил ему. По недосмотру, разумеется. Как бы то ни было, вопрос решен, и в соответствии с пожеланием Бедлингтона я назначаю вас старшим преподавателем.

– Это вы были так любезны, что порекомендовали меня?

– Нет. Нет, не я. Я никого не рекомендовал. Так решил Бедлингтон.

– А что насчет Дубедата и Тоби Лаша? Мне следует их нанять?

Пинкроуз не подал виду, что вообще знает о существовании Дубедата и Лаша.

– Вы можете нанимать кого пожелаете, – сказал он.

– Когда школа откроется?

– Предлагаю первое января. Да, отличная дата.

– Могу я начать набирать учеников?

– Вы можете делать всё, что сочтете нужным.

Пинкроуз, не попрощавшись, вышел из зала. Гай и Гарриет остались в одиночестве. Они спустились в сад, где свежая зелень уже пробивалась сквозь ковер засохших прошлогодних растений. Удалившись на безопасное расстояние от здания, Гарриет заметила:

– Очень интересно. Надо думать, что в чрезвычайных условиях Пинкроуз крепче, чем мы думали.

– Понятно, как он получил свою должность, но как мне досталась моя – ума не приложу, – сказал Гай, ухмыляясь.

– Досталась – вот что самое важное! – Гарриет тоже ликовала. – Несмотря на все твои причуды, тебе повезло.

14

За пару дней до Рождества колокола зазвонили вновь. Греки взяли Химару[44]44
  Химара – город на юго-западе Албании на побережье Ионического моря.


[Закрыть]. Наступление продолжалось, и надежды на победу облегчили зимнее уныние. Все преисполнились уверенности в том, что через несколько недель враги сами попросят о перемирии. Войну сочли завершенной.

Однако Рождество вышло скудным. В магазинах было пусто, но хозяева старались как могли, украсив витрины пальмовыми и лавровыми листьями в честь героических солдат, а также ветвями оливы в честь долгожданного мира.

Повсюду были свечи и ленты – бело-голубые и красно-бело-голубые. В сумерках магазинам разрешалось включать праздничное освещение. Все высыпа́ли на улицы, чтобы полюбоваться огнями, но, когда наступала темнота, начинало действовать затемнение, и те, кто мог себе это позволить, набивались в кафе. Остальные шли домой.

Гарриет пошла по магазинам, чтобы отметить другую победу – взятие города, который можно было найти только на их собственной карте. Гая взяли на работу. Они нашли дом. Они могли остаться там, где хотели. Она купила шелка-сырца, чтобы сшить Гаю летний костюм. Это был один из последних отрезов в магазине, который открыла одна англичанка, чтобы поощрить местных ремесленников. Сама хозяйка вернулась в Англию, а у греков больше не было времени на то, чтобы изготавливать шелк, ковры из козьих шкур и глиняные горшки для меда.

Принглов пригласили на две рождественские вечеринки: к миссис Бретт и к майору Куксону. Приглашение майора пришло первым, но Гай счел, что они должны пойти к миссис Бретт.

– Мы ей обязаны, – сказал он. – Она не простит нас, если мы пойдем к Куксону.

– А чем это мы ей обязаны? – спросила Гарриет, которой хотелось поехать в Фалирон.

– С ней так несправедливо обошлись.

– Вполне заслуженно, возможно. Я бы предпочла пойти к Куксону.

– Об этом не может быть и речи. Миссис Бретт будет оскорблена.

В конце концов – как обычно – Гарриет сдалась, и вопрос был решен.

Рождественский день выдался облачным. Празднования начинались не раньше восьми вечера, и им предстояло пережить пустой и печальный день чужестранцев.

Отправившись на прогулку по пустым улицам, они встретили Алана с собакой. Он присоединился к ним, и они вместе направились в «Зонар», где нашли Бена Фиппса, который сидел и смотрел перед собой. Увидев их, он подскочил и с энтузиазмом спросил:

– Куда собираетесь?

Они и сами не знали. Впереди простиралась Университетская улица – прямая и серая. Единственным человеком на ней был Якимов; его длинное, худое тело сгибалось под весом подбитого мехом пальто. Увидев знакомых, он заторопился к ним и несколько раз споткнулся о полы пальто.

– Как радостно видеть ваши милые лица! – объявил он, расплывшись в восторженной улыбке. – Чем нам заняться в этот радостный день? И где бы бедному Яки перекусить?

Алан сказал, что обещал Диоклетиану на Рождество полноценную прогулку. Почему бы им не поехать на автобусе к морю и не погулять по пляжу?

Якимова это предложение не обрадовало, но, когда все тронулись к автобусной остановке, он со вздохом последовал за ними.

На побережье они оказались единственными гуляющими. Воздух был влажным, но ветер стих, и холод не бросался им в лицо, но словно бы стекал из желтоватых облаков.

Море застыло, словно желе мрачной расцветки: светлое у берега, густо-лиловое вдали и индиго у горизонта.

В сумрачном свете эспланада казалась серой, но розовые и желтые дома сияли неожиданно ярко. Вилла майора, окруженная пальмами и темными соснами, была белоснежной, словно череп.

Диоклетиана спустили с поводка, и он умчался вдаль, словно ракета, и теперь носился взад-вперед, вздымая клубы песка и счастливо гавкая. Алан с улыбкой пожурил его, а затем принялся бросать ему камни, чем раззадорил еще сильнее.

В автобусе Бен Фиппс молчал, словно был не уверен, что ему рады в этой компании. Когда собака принялась кружить вокруг него, он нахмурился.

– Вчера вечером я услышал одну новость, – сказал он.

– Хорошую, надеюсь, – заметил Гай.

– Не очень. А возможно, и очень плохую.

Услышав это, Алан перестал возиться с собакой. Убедившись, что все слушают, Фиппс продолжал:

– Один из наших отправился на разведку к болгарскому фронту, и ему показалось, что он увидел в снегу что-то подозрительное. Он пригляделся и едва не помер со страху. У фрицев там обнаружился целый парк: танки, пулеметы, грузовики, все виды тяжелого вооружения. Всё закамуфлированное. Белое.

– Вы хотите сказать, что эту технику доставили туда недавно? – спросила Гарриет. – Ее же могли покрасить на месте.

Фиппс глянул на нее, удивленный, что она ухватила суть происходящего, и явно не слишком этим довольный.

– Это вряд ли, – сказал он. – Такие вещи красят не кистью, а пульверизатором. Это делают на заводе.

– А на месте их могли обработать из пульверизаторов?

– Возможно.

Бен Фиппс считался в Афинах большим интеллектуалом, и разумные замечания Гарриет, очевидно, раздражали его.

– Откуда вы об этом узнали? – спросил Алан.

– Услышал в Татое. Я пишу о британском вмешательстве в происходящее в Греции. Всё должно держаться в секрете, но там только об этом и говорят. Когда я туда пришел, пилот только вернулся. Его еще не успели утихомирить, и все обсуждали новости.

– Вы полагаете, что немцы готовят вторжение?

– Доподлинно мне это неизвестно. Возможно, это неизвестно даже самому д’Альбиаку[45]45
  Сэр Джон Генри д’Альбиак (1894–1963) был главнокомандующим Военно-воздушных сил Великобритании во время Второй мировой войны.


[Закрыть]. Никто ничего не знает. Но не стоит об этом распространяться.

Понимая, что сказал лишнее, Бен Фиппс строго взглянул на Принглов и повернулся к Якимову, но тот тащился где-то позади.

Все были и так подавлены, но, размышляя о возможности немецкого вторжения, приуныли еще больше. Каким вероятным оно казалось! С чего бы вдруг самому сильному участнику коалиции стоять в стороне, когда слабейшие терпят постыдное поражение? Но мысль о том, что греки страдали напрасно, была непереносима.

– Болгарские дороги – худшие в Европе, – сказал Гай. – Через Дунай перекинут только один мост. Как им удалось доставить всю эту тяжелую технику на границу? Вам не кажется, что это некоторое преувеличение?

– Что ж… – После такой информации Фиппс счел нужным преуменьшить значение сказанного. – Пилот, конечно, что-то видел, но, возможно, это было не то, что он подумал. Это могла быть фальшивка, чтобы напугать греков или, кстати говоря, югославов. В Югославии тоже всё не просто: Петр и Павел, кто из них сбежит?[46]46
  Фиппс имеет в виду правившего с 1934 по 1941 год принца-регента Павла Карагеоргиевича (1893–1976) и короля Петра II (1923–1970), пришедшего к власти 27 марта 1941 года в результате государственного переворота, организованного сербскими офицерами при поддержке Великобритании.


[Закрыть] Регент представляет прогерманскую фракцию, остальные поддерживают короля. Если Павлу предоставят свободу действий, немцы вмешиваться не будут. Им и так не хватает войск. Они не захотят удерживать за собой бесполезную территорию.

Алан пробормотал что-то в знак согласия. Надежда была слабая, но в последнее время приходилось довольствоваться малым. Кроме того, человеку свойственно верить в лучшее. Понемногу освобождаясь от охватившего их страха, они вдруг обнаружили, что Якимов успел нагнать их и услышал последние слова Фиппса.

– О чем это вы, дорогой мой? Сюда идут нацисты?

Глядя в огромные испуганные глаза Якимова, Бен Фиппс рассмеялся:

– Я этого не говорил.

– Но если они придут, что же будет с нами?

– В самом деле, что же!

– У нас есть море, – вмешалась Гарриет. – Меня это успокаивает.

– Бессмысленная масса бесполезной воды! – Фиппс взглянул на море. – Я бы чувствовал себя в большей безопасности, если бы его не было.

– В этом я с вами соглашусь, – сказал Гай, и они рассмеялись – словно над шуткой, понятной только им одним.

Фиппс держался с Гаем так, будто между ними существовало некое взаимопонимание, зарождающаяся близость. Гай же, зная, что у них общая цель, вел себя так, словно их сотрудничество – всего лишь вопрос времени. Гарриет это тревожило. Они напоминали влюбленных в самом начале романа. Она стала более настороженно относиться к Фиппсу, подозревая, что он принадлежит к тем мужчинам, которые, будучи совершенно нормальны, в целом всё же предпочитают свой пол. Фиппс недолюбливал ее и, возможно, недолюбливал женщин вообще. В нем было что-то проблемное; он, очевидно, был прирожденным противником брака. Такие мужчины делают вид, что соблюдают традиции, и вместе с тем сбивают мужей с пути истинного и подрывают авторитет жен.

Она шла между ними, но на повороте Фиппс перестроился и зашагал рядом с Гаем.

– Слышал, вас назначили старшим преподавателем, – сказал он. – Я очень рад! Этот олух Дубедат никогда мне не нравился. А как насчет Калларда? Подозреваю, с ним договорились?

– Его назначили секретарем по протокольным вопросам.

– По протокольным вопросам! – с отвращением повторил Фиппс. – Мы все работаем не покладая рук, а ему платят за то, что он полеживает в Фалироне.

Гай рассмеялся. Этот разговор подтвердил взаимопонимание между ними. Неудачная встреча в «Зонаре» была позабыта, и Гай утратил остатки сдержанности.

– Не буду притворяться, что не мечтал об этой должности, – доверительным тоном продолжал Фиппс. – Мечтал, конечно. Мне нужно что-то посерьезнее случайной журналистской работы. Грейси заставил меня думать, что у меня есть шансы. Водил меня вокруг пальца. Как и Дубедата с Пинкроузом. Мы все участвовали в гонке, как вы знаете. Он заставлял нас бегать по своим делам, приносить ему подарки и вертеться вокруг него, словно планеты вокруг Солнца. Когда он говорил, мы слушали с открытым ртом. Всё ждали, что корона вот-вот выпадет из его ослабевших рук и кому-нибудь из нас удастся ее подхватить.

– Вы знали, что Каллард среди претендентов?

– Нет. Это был маленький секрет Арчи и Колина Грейси. И майора, разумеется. Нас же просто ввели в заблуждение. У меня есть некоторая репутация – возможно, вы слышали, что я пописываю на досуге. Мою книгу опубликовал «Левый книжный клуб»[47]47
  Британское издательство, которое с 1936 по 1948 год публиковало и распространяло по подписке книги преимущественно левой политической ориентации.


[Закрыть]. Я не совсем неизвестен. Я попросил лондонских друзей походатайствовать за меня. И тут из Каира сообщают, что работа досталась Арчи. Грейси меня одурачил. Я был зол. Очень зол.

– Но почему Грейси выбрал Калларда?

– По дружбе. Грейси нравится вращаться в правильных кругах.

– А есть у Калларда хоть какая-то квалификация?

– У него есть какая-то степень. Третий по истории или что-то в этом духе. Это очень модно. Один из его оксфордских поклонников говорит, что Каллард «транжирит свое интеллектуальное достояние». Если это достояние и существует, он держит его под замком. Я его не видел. А вы?

Фиппс говорил торопливо, словно чаша его терпения переполнилась.

– Я бы лучше справился с этой работой, – сказал он. – Вы бы справились лучше. Даже Дубедат справился бы лучше! Но ее вручили Калларду, словно у него есть на нее какое-то врожденное право.

Гай кивнул, разделяя возмущение Фиппса.

– Возможно, он как раз и полагал, что обладает врожденным правом. Правом своего класса. Определенный тип богатых, привилегированных молодых людей полагает, что рожден для того, чтобы занимать главенствующие позиции повсюду, даже в искусстве. Если он пишет или рисует, то должен оказаться гением. В противном случае некоторые из них очень страдают. Вы не поверите, но находились недовольные тем, что Лоуренс, сын шахтера, оказался так талантлив. Некоторые из них так и остаются дилетантами, полагая, что если бы они взялись за дело, то добились бы невероятных успехов; просто не захотели.

Бен Фиппс так расхохотался, что вынужден был остановиться. Он запрокинул голову и воскликнул:

– Как вы правы! В этом весь Арчи: гений по праву рождения, который выбрал позицию дилетанта. Великий скрытый потенциал. – Смех Фиппса внезапно оборвался. – Скажу вам так: если бы его назначение подтвердили, я бы написал жалобу.

– Думаю, Пинкроуз так и поступил.

– Правда? Очень правильно. Однако его я тоже не вижу в роли директора. Он слишком узколоб, слишком привержен Кембриджу. Эта должность для человека помоложе. Она должна была достаться мне.

– Я тоже так считаю, – горячо заявил Гай.

– Лучше не передавайте этого Пинкроузу, – сказала Гарриет, глядя на Фиппса.

– Кем вы меня считаете?

Фиппс сердито уставился на нее, но Гарриет не отвела взгляда, не желая отступать. Гай счел нужным декларировать свою поддержку, но она была готова в любой момент объявить войну. Фиппс повернулся к ней спиной и спросил Гая:

– Правильно ли я понимаю, что назначение Пинкроуза тоже было своего рода сделкой? Как ему это удалось?

– Он дружит с лордом Бедлингтоном. Знакомы с Кембриджа.

– Ха!

Они ускорили шаг, согласно обсуждая что-то вполголоса. Уловив несколько слов, Гарриет поняла, что они вместе возмущаются тем, как в других странах подавляют левую оппозицию, что для них значило единственно допустимый образ жизни.

– Вы только посмотрите на них! – сказала она Алану. – Словно школьницы, которые узнали, что такое секс.

Алан улыбнулся, видя ее ревность, но не желая сопереживать ей. Он стал выискивать под ногами плоские камни и швырять их в волны, чтобы развлечь Диоклетиана. Пока пес носился вдоль линии прибоя, Гарриет заметила, что его позвоночник и тазовые кости болезненно выпирают под шкурой. Однако он не терял бодрости и весело скакал по песку, плескался в воде и нетерпеливо пыхтел, когда Алан останавливался.

– Думаю, дорогая моя, вы уже несколько проголодались, – доверительно произнес Якимов. – Я вот, например, очень даже. Где же мы будем обедать? Нам с вами надо серьезно над этим поразмыслить.

– Да, пожалуй.

Они надеялись перекусить в одном из прибрежных ресторанов, которые до войны славились лангустами и кефалью, но теперь все они были закрыты. Рыбы было довольно – не хватало рыбаков.

– Можно попробовать поискать в Пирее, – сказала Гарриет. – Должны же где-то питаться люди, которые работают в порту.

– Думаете, это лучшее, на что мы можем рассчитывать? – мрачно вопросил Якимов. – Я знаю, дорогая, сейчас нельзя жаловаться. Нехорошо. Надо думать о тех, кто на фронте. Но вашему бедному старому Яки это дается непросто. Я тоже занят важной работой. Мне нужно хорошо питаться. Мне, конечно, платят немного, зато регулярно. Впервые за много лет Яки удалось получить доход, но здесь невозможно достойно поесть ни за какие деньги.

– Это, конечно, тяжело, – согласилась Гарриет. – Но не забывайте, что вы приглашены к майору.

– Это правда. Там я планирую закусить. – Якимов повернулся к Алану. – А вы как, дорогой мой?

Алана, как и Принглов, пригласили на обе вечеринки. Он сказал, что решил поддержать миссис Бретт.

Гарриет взглянула на Гая и Фиппса, которые шагали, склонив друг к другу голову.

– Почему бы нам всем не поехать к майору? – сказала она.

Алан был шокирован:

– Нет, что вы, это невозможно.

С неба посыпалась мелкая морось, окутывавшая их лица, словно ледяная пыль. Со стороны эспланады кто-то шел – это был человек с рыбной корзиной, первый человек, встреченный ими после выхода из автобуса. Все они были голодны: это был еще не настоящий голод, но доставляемый им дискомфорт уже вошел в привычку. Пока человек шел им навстречу, Гарриет, хотя и говорила о чем-то другом, выжидающе смотрела на него. Он просто должен был идти к ним. В корзине у него должна быть рыба, и он непременно откроет свой ресторан – просто ради того, чтобы накормить их. Повинуясь (казалось) ее мысленному приказу, он подошел к дощатой хижине, отпер ее и вошел внутрь.