Текст книги "На краю пропасти. Китайская шаль (сборник)"

Глава 46

За день стоячая вода в колодце нагрелась от солнца, хотя поначалу она совсем не казалась Лайл теплой. Однако когда свежая вода прилива проникла внутрь, закрутилась водоворотами вокруг плеч и груди, грозя столкнуть с камня, Лайл поняла, что значит настоящий холод. Одной рукой она крепко вцепилась в ремень, другой оперлась о каменную стену, удерживая равновесие.

Бурлящие волны то набегали, то отступали – прилив и отлив, прилив и отлив, – и каждая следующая была выше и холоднее предыдущей.

Наконец рука Рейфа сомкнулась на ее запястье. Худшее для Лайл было позади, но для Рейфа испытания только начинались. Он лежал на скользком камне, терпеливо выжидая, когда вода поднимется выше, чтобы освободить Лайл из каменной ловушки. Сама она не могла помочь ему. А ведь ему предстояло еще вытянуть ее, окоченевшую от холода, на песчаную отмель между скалами и переправить на другую сторону гребня. Это был единственный путь спасения – вода успела заполнить все низкие места.

Не знай Рейф как свои пять пальцев каждый валун на пляже, едва ли смелое предприятие ждал успех. Даже при дневном свете не всякий отважился бы пройти этим путем среди зазубренных скал, залитых водой.

Самые суровые испытания ждали их на другой стороне Овечьих скал. Рейфу предстояло переправить Лайл – и в лучшие времена пловчиху никудышную – через гребень.

Удерживая Лайл на плаву, он медленно и осторожно скользил в воде, выглядывая в темноте известные ему одному вехи. Таинственный полумрак июльского неба позволял глазу улавливать лишь очертания камней и скал, но ничто не мешало Рейфу видеть их мысленным взором при свете дня.

Он двигался медленно, но уверенно. Лайл вяло и безвольно дрейфовала рядом. Рейф гадал, в сознании ли она. Ее лицо светилось в воде бледным овалом.

Лайл была в сознании, но ее разум словно сжался: она воспринимала лишь малую толику реальности, остальное покрывала рябь, как и темную воду вокруг. Страх ушел навсегда. С ней был Рейф, и теперь Лайл ничего не боялась, только окоченела от холода, и больше всего на свете хотела оказаться в своей кровати.

Лайл ощущала движение воды, руку Рейфа, но не понимала, сколько прошло времени, движутся они или стоят на месте. Она не сознавала, что гребень остался позади и под ногами снова твердая почва.

Голос Рейфа позвал ее, его руки подняли ее и поставили на песок.

– Ты можешь идти? По лестнице поднимешься? Соберись, Лайл. Вода прибывает, я не могу оставить тебя и бежать за подмогой. Ну же, обними меня за шею.

Кое-как они дотащились до лестницы и взобрались по ступенькам. Рейфу казалось, что его силы на исходе, но они упрямо преодолевали препятствие за препятствием. От кромки воды – до стены. От стены – до окутанной ночным сумраком аллеи, такой приветливой днем. Мимо статуй и кипарисов итальянского дворика. Через террасу – и в дом.

В прихожей горел свет. Они словно вернулись из путешествия в иной мир. Рейф объяснил Уильяму, что с хозяйкой, и велел позвать Лиззи и еще одну горничную.

Дальнейшее скользило по поверхности ее сознания, почти не оставляя следа: хлопочущие Лиззи и Мэри… горячая ванна… обжигающее питье… и, наконец, кровать. Затем смутные образы отступили, рука Рейфа сжала ее руку, а его голос промолвил:

– Ты в безопасности, Лайл. Лиззи с тобой посидит. Ты меня слышишь? Тебе ничто не угрожает.

– Хорошо.

Облегчение затопило ее словно приливная волна, и Лайл провалилась в бездонный колодец сна.

Глава 47

Рейф Джернинхем вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. До полуночи оставалось несколько минут. Усевшись в кресло Дейла, он снял трубку и вызвал аэродром.

– Слушаю.

– Привет, Мак, это Рейф Джернинхем. Мой кузен уже взлетел?

– Вряд ли, – пророкотал шотландец в трубку. – Нам пришлось задержать вылет, Джонсон что-то чинил. Позвать вам его?

– Позови, и вот еще что, Мак: если он откажется подходить, скажи, что дома случилось несчастье.

– Что-нибудь серьезное?

– Боюсь, что да.

Рейф услышал, как шаги Мака неестественно гулко звучат в пустом ангаре. Шаги стихли, но вскоре в трубке раздалась торопливая поступь Дейла, горящего нетерпением услышать, что Лайл погибла.

Шаги приблизились – торопливые шаги человека, не терпящего промедлений, – и в трубке раздался голос:

– Это ты, Рейф? Что там?

– Случилось несчастье.

– С кем?

– С Лайл. Я нашел ее.

– Где?

– В колодце у Овечьих скал.

– Мертвую?

– Живую.

Воцарилось мертвое молчание. Хватило одного слова – и мир на том конце провода рухнул. Прошло немало времени, прежде чем в трубке снова раздался голос Дейла:

– Она ранена?

– Нет.

– В сознании?

– Да.

– Говорила с тобой?

– Да.

Снова молчание.

– Ясно, – наконец произнес Дейл Джернинхем. – И что дальше?

– Все в твоих руках.

– Договориться не получится?

– О чем тут договариваться?

Пауза. Затем Дейл рассмеялся.

– И чего тебе на месте не сидится? Какой неугомонный! Меня одолевает любопытство: как ты ее нашел?

– По следам на песке: туда вели две пары следов, обратно – только твои.

– Да, не ожидал. Что ж, от судьбы не уйдешь. Мне не везло с самого начала. Собираешься рассказать обо всем Марчу?

– У меня нет выбора. Иначе Пелла не спасти.

– Делай как знаешь. На туалетном столике лежит письмо. А мне пора. Через минуту ты меня услышишь. Пока.

В трубке щелкнуло, и стало тихо.

Рейф поднялся, немного постоял, рассматривая портрет Джайлза Джернинхема. Лорд – главный судья глядел на него с явным неодобрением.

Затем выключил свет и вышел из кабинета.

В комнате Дейла Рейф нашел незапечатанный конверт без адреса, прислоненный к зеркалу. Две строчки с сильным наклоном, написанные усталой рукой Лайл, послание без начала и конца:

«Я больше не могу этого выносить. Простите меня…»

Рейф содрогнулся, узнав почерк Лайл. Когда она это написала? Зачем? Он вспомнил, как после ленча – Дейл с Алисией еще сидели за столом – в дверях столовой спросил Лайл в своей обычной шутливой манере, которой уже не вернуть: «Что с тобой, прелесть моя? По тебе словно каток проехал».

Лайл ответила с улыбкой: «Так и есть. Мы сочиняли слезное послание старому упрямцу Робсону. Извели стопку бумаги – и все без толку». Внезапно рука Лайл легла на его плечо. «Совсем забыла, Дейл не хотел никому говорить. Для него это слишком важно». И он сказал: «Не бойся, я тебя не выдам».

Несомненно, перед ним был один из испорченных листков. Слова, подсказанные, а возможно, и продиктованные Дейлом; убедительное доказательство того, что тело, которое волны прибьют к берегу завтра, – тело самоубийцы.

Рейф подошел к камину, поджег спичкой конверт и долго смотрел, как тот обращается в пепел. Затем вышел на балкон. Через окна в спальне Лайл на каменные перила падал бледно-желтый свет от затененной лампы – Лиззи была на посту.

Поверх густых крон Рейф смотрел на аллею, ведущую к морю. Всего час назад они с Лайл, спотыкаясь, брели по ней к дому.

Из пустоты возник слабый звук, которого он ждал. От волнения Рейф почувствовал его раньше, чем услышал. Время остановило свой ход, и все, что он передумал и перечувствовал, словно зависло между тем, что уже случилось, и неотвратимым будущим, которому еще предстояло случиться.

Мгновение неопределенности миновало, сметенное настоящим. Настойчивый гул мотора вгрызался в уши, и вскоре перерос в ревущее крещендо. Рейф любил этот звук, эту музыку полета, но сейчас она заставляла трепетать каждую жилку. Кульминацией стало появление самолета – черной точки, которую глаз различал на фоне черных холмов лишь по стремительному движению. Описав длинную дугу, самолет снизился, пронесся над домом и свернул к морю. Теперь он набирал высоту, выше, выше – черная птица на фоне мерцающего неба. Гул мотора постепенно затихал, и вот самолет исчез, но спустя мгновение снова ворвался в поле слуха и зрения, с ужасающим гулом рухнув в море. Волны сомкнулись над ним, и наступила тишина.

Дейл погиб.

Рейф стоял, облокотившись на перила, и смотрел перед собой, но видел не землю, которой владел Дейл, не море, ставшее его могилой… Вся их жизнь, такая неотделимая и такая обособленная, проходила перед его мысленным взором.

Вот Дейл в детской, сильный и властный даже в свои пять лет, довольный, что в очередной раз настоял на своем. Покорные Рейф и Алисия у его ног. Дейл-школьник, высокий и крепкий для своих лет, с небрежным благодушием покровительствует младшему кузену, которому науки даются куда лучше, чем спорт. Дейл – капитан футбольной и крикетной сборных, Дейл выигрывает регату, толкает штангу. Дейл, не знавший поражений, пока Алисия не дала ему отставку. Дейл, которому все давалось так легко, после ее отказа утративший ореол непобедимости.

Внезапное ли побуждение заставило его столкнуть Лидию со скалы? Или под маской великодушия всегда скрывался холодный и беспощадный убийца, привыкший добиваться своего, не гнушаясь средствами?

Алисия бросила его, Тэнфилду грозило разорение. Не с тех ли пор все пошло наперекосяк? Способен ли человек стать убийцей в одночасье, или безжалостная сторона его натуры дремлет, дожидаясь своего времени? Если считать себя и свою вотчину центром мироздания, жизни других людей теряют ценность, и жертвовать ими проще простого.

Сложилось бы все иначе, женись Дейл на Алисии? Дейл не стал бы убийцей – в этом не было нужды. Но почему Алисия отвернулась от него? Почему Алисия, обожавшая Дейла, который лишь позволял себя любить, вышла за Роуленда Стейна? Она никого не посвящала в свои секреты. Неужели, спрашивал себя Рейф, Алисия разглядела в Дейле эту жестокую темную сторону и испугалась? Теперь никто этого не узнает.

После отлично разыгранной сцены самоотречения и ярости Дейл без колебаний предложил руку Лидии Берроуз. Он явно не питал к ней никаких чувств, но как же искусно удавалось ему изображать влюбленного! В какой момент он решил задернуть занавес?

Дейл никогда не винил себя в смерти Лидии, а ее деньги до поры до времени позволяли ему безбедно существовать, не думая о будущем.

Дайте Дейлу то, что он требует, – и на свете не найдется человека более щедрого и благородного. Образцовый землевладелец, неутомимый труженик, всецело преданный своим арендаторам, великодушный хозяин, душа компании – эти маски Дейл менял легко и самозабвенно. Любил ли он Алисию хоть немного? Любил ли он хоть кого-нибудь? Или просто с наслаждением примеривал роли нежного возлюбленного, рачительного хозяина, отличного спортсмена?

Ответ неохотно пришел на ум. Дейл любил Тэнфилд. Не Алисию, не Лайл, не Рейфа – никого из людей. Тэнфилд, который был проекцией его самого. Свое владение, целиком завладевшее его душой.

Ночь кончалась. Над морем поднимался белый туман. Рейф повернулся и вошел в дом.

Глава 48

Поздним вечером того же дня инспектор Марч позвонил в дверь пансиона мисс Меллисон. Открыла сама хозяйка в цветастом переднике, с ниткой ярко-синих бус на шее. Седые волосы кучерявились над раскрасневшимся от июльской жары и кухонного чада лицом.

– Надеюсь, я не заставила вас долго ждать? У служанки сегодня выходной. Мисс Сильвер скоро появится, а вы посидите пока в маленькой гостиной. Дорогу вы знаете.

Мисс Меллисон засеменила к лестнице, на повороте продемонстрировав гостю подол кирпично-красного шерстяного платья, из-под которого дюйма на два выбивалась зеленая нижняя юбка из искусственного шелка. Неудивительно, что мисс Меллисон так раскраснелась.

В комнате, где мисс Сильвер принимала его в прошлый визит, пахло готовкой и средством для полирования мебели. Не успел инспектор распахнуть все окна, как вернулась мисс Сильвер, подтянутая, чопорная и невозмутимая.

– Мой дорогой Рэндал, как любезно с твоей стороны, что ты зашел меня навестить. Я жду не дождусь нашей встречи! Будь добр, садись. Ты ужинал?

– Да, благодарю.

Мисс Сильвер взяла новый моток бледно-розовой шерсти и горестно вздохнула:

– Что, теперь и муж?

Рэндал Марч чуть не подпрыгнул в кресле.

– Мисс Сильвер!

Пожилая дама чопорно кивнула.

– Ты удивлен, что я кое-что знаю?

– Я не удивлюсь, если вы оседлаете метлу и вылетите в окно! – хмыкнул инспектор.

Мисс Сильвер строго поджала губы.

– Дорогой мой Рэндал…

Она не успела пожурить бывшего воспитанника – дверь распахнулась, и мисс Меллисон вкатила в гостиную столик с кофейником, молочником, сахарницей и половинкой круглого бисквита, украшенного лимонной цедрой.

– Ах, зачем вы утруждались!

Мисс Меллисон уверила постоялицу, что ей это только в удовольствие. Хозяйка успела снять передник и припудрить носик. Глухое кирпично-красное шерстяное платье предстало перед гостями во всей красе, оттененное ярко-синими бусами, которыми торговали во всех сувенирных лавчонках Венеции. Мисс Меллисон просеменила к двери.

– Добрая душа, она меня совсем избаловала, – пробормотала мисс Сильвер и живо добавила: – Так о чем мы говорили? Ах да, тебя удивило, откуда мне известно, что прошлой ночью мистер Дейл Джернинхем разбил свой самолет. Брат посыльного из местного универмага работает на аэродроме. В самолете были какие-то неполадки, но им казалось, они все починили. Мне трудно судить, я не слишком в этом разбираюсь.

– Рад, что вы хоть в чем-то разбираетесь не слишком.

Мисс Сильвер кашлянула.

– Технические детали – удел специалистов. Так вот, Джонсон рассказал брату, что мистер Джернинхем все-таки взлетел, но за несколько минут до взлета его позвали к телефону. То ли его расстроили плохие новости из дома, то ли что-то случилось с самолетом, но мистер Джернинхем потерял управление и машина рухнула в море. Сотрудник береговой охраны, некто Пилкингтон, видел, как она упала. Когда Пилкингтон позвонил на аэродром, механики очень расстроились. Мистера Джернинхема любили за щедрость и простоту.

Инспектор Марч наблюдал за пожилой дамой с легкой улыбкой.

– Что еще вам известно?

Мисс Сильвер отхлебнула глоток кофе.

– Совсем мало. Отрезать тебе кусочек бисквита? Нет? И впрямь слегка суховат… О происшествии с миссис Джернинхем мы узнали от булочника, который снабжает хлебом Тэнфилд-Корт. Бедняжка! Мистер Рейф принес ее в дом промокшую до нитки и полуживую. Она упала в расщелину и не могла выбраться из-за прилива. Чудесное спасение, не правда ли?

– Можно сказать и так.

– Дальше все просто. Один несчастный случай – всего лишь несчастный случай. Но четыре подряд, причем с одним и тем же человеком!

– Четыре?

Мисс Сильвер отхлебнула кофе.

– Две недели назад миссис Джернинхем едва не утонула – пришлось делать бедняжке искусственное дыхание. Вскоре ее машина разбилась вдребезги, а сама она уцелела только чудом. Девушку, которой она подарила жакет, столкнули со скалы. А теперь миссис Джернинхем едва не захлебнулась. И спас ее мистер Рейф Джернинхем. Вернувшись домой, он первым делом позвонил кузену на аэродром. После чего мистер Дейл Джернинхем поднял в воздух самолет и рухнул в море. По-моему, трудно не заподозрить между этими событиями некую связь?

Марч посерьезнел и поставил чашку на поднос.

– Вы, как всегда, правы, но прошу вас – никому ни слова!

Мисс Сильвер оскорбленно подняла бровь.

– Мой дорогой Рэндал!

– Прошу извинить меня, я не хотел вас обидеть. Я же не могу запретить вам делать выводы, да вы и так уже все знаете, но это строго между нами. Начальник полиции не хочет скандала. И не только потому, что заботится о чести одной из старейших фамилий графства. Правительство приобрело у Рейфа Джернинхема – но только об этом никому! – парочку изобретений. Они считают сотрудничество с ним весьма перспективным, и уже предложили ему работу под Маклсфилдом. Меньше всего на свете им нужна огласка. Разумеется, Пелла отпустят. Материалы передадут генеральному прокурору, и дело замнут. Джернинхем погиб, и никто больше не намерен перетряхивать чужое грязное белье.

Спицы клацнули.

– Порой мне кажется, мой дорогой Рэндал, что свобода прессы не такое уж великое достижение. Но я тебя перебила, а тебе наверняка не терпится закончить рассказ.

Инспектор подозрительно покосился на пожилую даму.

– Осталось не так уж много. Рейф Джернинхем позвонил мне в семь утра и пригласил заехать в Тэнфилд-Корт. Бедный малый разволновался и все мне рассказал. Рейф нашел Лайл за Овечьими скалами, в каменном колодце, залитом водой. Бедняжку столкнул туда муж, предоставив приливу довершить преступление. Я был там и до сих пор ума не приложу, как Рейфу удалось вытянуть ее оттуда в полной темноте, а потом дотащить до дома по острым скалам.

– Поистине чудесное спасение, – промолвила мисс Сильвер с чувством.

– Из дома Рейф позвонил на аэродром. Услышав, что жена спаслась, Дейл Джернинхем понял, что проиграл. Думаю, Джернинхемы и дальше держали бы язык за зубами, но тогда пришлось бы пожертвовать Пеллом, а Дейл не пошел бы на это. Ему оставалось только спикировать в море.

– Вы видели миссис Джернинхем?

– Видел. Она дала показания, как всегда четкие и ясные. Муж столкнул ее в колодец. Он был одержим этим поместьем и жаждал заполучить ее деньги. По отцовскому завещанию миссис Джернинхем сама могла выбрать наследника, и она распорядилась в пользу мужа. Рейф получал двадцать тысяч, Дейл – остальное. Полагаю, речь идет о громадной сумме, на эти деньги следующее поколение, а возможно, и не одно, жило бы в Тэнфилде припеваючи. Бедняжка, сколько ей пришлось пережить! Она не пыталась ничего скрывать. Люди, пережившие такое потрясение, не способны лгать. Столкнув миссис Джернинхем в колодец, ее муж разоткровенничался. Он жаловался на неудачи, преследовавшие его. Гордился своим хитроумием. Дейл Джернинхем признался в убийстве Сисси Коул, хотя этим он не гордился. Странно, он готов был без сожалений убить жену, но переживал за Сисси. Коулы были частью Тэнфилда, а Тэнфилд был его святилищем. Полагаю, он всерьез разозлился на жену, что та отдала Сисси Коул жакет, ставший причиной гибели девушки.

Мисс Сильвер кивнула:

– Весьма вероятно. Чудовищная история. А какие показания дала леди Стейн? Думаю, ей было что сказать. Кажется, она заявляла, что была на мысе с Дейлом Джернинхемом?

– Она увиливала от прямого ответа. Я не мог понять, зачем ей потребовалось внушать мне, что у них с Дейлом роман. Никто ведь не тянул ее за язык. Я еще спросил ее, не разлучались ли они на утесе, а она хитро рассмеялась и ответила, что не станет утверждать, будто все время не отрывала глаз от кузена. Словно намекала, что они поднялись на утес не для того, чтобы любоваться закатом.

Мисс Сильвер кашлянула.

– И что она говорит теперь?

– Ничего нового. Она потрясена смертью Дейла. Утверждает, что потеряла на утесе бриллиантовую брошь, что они вдвоем с Дейлом долго ее искали. Вчера утром мы с Рейфом Джернинхемом наткнулись там на леди Стейн. В среду они с Дейлом искали брошь до темноты и, возможно, иногда теряли друг друга из виду. На мой взгляд, весьма похоже на правду, возможно, несколько приукрашенную. Дейл Джернинхем не стал бы спихивать девушку с утеса в присутствии Алисии, если она не была его сообщницей. Однако он не планировал преступление, жертва случайно оказалась у него на пути. Фигура, рост, цвет волос, знакомый жакет – и Дейл не устоял перед искушением. Будь у него время раскинуть мозгами, он сообразил бы, что его жене нечего было делать в тот вечер одной на утесе. Но Дейл Джернинхем не стал рассуждать – слишком велико было его желание покончить с Лайл и завладеть наследством. На короткое время он вполне мог оказаться вне поля зрения леди Стейн. А уж заподозрила она что-то или нет, другой разговор.

– Да уж, и впрямь грустная история, – подытожила мисс Сильвер.

Глава 49

Тело Дейла Джернинхема выбросило на берег у Овечьих скал. Следствие пришло к выводу, что причиной смерти стал несчастный случай в полете. Миссис Джернинхем не присутствовала на оглашении вердикта. Говорили, вдова убита горем. Немного оправившись, она уехала погостить к друзьям в Девоншир.

Мистер Тэтем вновь предложил купить Тэнфилд-Корт и прилегающие земли. Рейф Джернинхем, вступивший в права наследства, принял предложение. Окончательное оформление сделки отложили до официального оглашения завещания.

Мисс Мод Сильвер вернулась в Лондон, где ее внимание было целиком поглощено расследованием дела мистера Уэйли и русской иконы – разумеется, имя Уэйли оказалось вымышленным. Над Европой сгущались грозовые тучи. Июль сменился августом, август сменился войной. И никому уже не было дела до смерти Сисси Коул и Дейла Джернинхема.

В один из дней, когда в воздухе чувствовалось дыхание весны, Рейф Джернинхем вошел в комнату лондонской квартиры. Он хотел повидаться с Лайл, которую не видел с ее отъезда из Тэнфилд-Корта. Как уже было замечено ранее, Девоншир не ближний свет.

Лайл отдалили от него трагедия, родство и все то, что подчеркивает расстояние и одновременно его стирает. Рейф писал ей, и Лайл отвечала на его письма. Он знал, какую дорогу она выбрала, впервые выйдя из дома после трагедии, с каким радушием ее встретили Пирсы и что фиалки у южной стены расцвели в аккурат на Новый год. И все же этого было недостаточно, чтобы утолить печаль его сердца, а вскоре Лайл и вовсе собиралась вернуться в Америку – и тогда она будет навеки потеряна для него. Там она снова выйдет замуж, и письма станут приходить все реже, пара строчек на Рождество, потом открытки с новой фамилией.

Дверь отворилась, и вошла Лайл.

К ее серому платью был приколот букетик фиалок, не иначе как из самого Девоншира. Таких крохотных, ярких и душистых не купишь в цветочном магазине. Среди темных цветков затесался один белый. Не в силах заставить себя заглянуть ей в глаза, Рейф рассматривал фиалки.

Они пожали друг другу руки. В последний раз они обменялись рукопожатиями, когда Дейл привез молодую жену в Тэнфилд. Сейчас официальное приветствие смутило его, и Рейф, не привыкший лезть за словом в карман, не нашелся что сказать. Привычный развязный тон не шел на ум – кто знает, как теперь отнесется она к его шуткам.

«Что с ним случилось? – думала Лайл. – Рейф, ты, часом, не болен? Неужели ты и впрямь меня ненавидишь? Но почему, Рейф, почему?»

Однако вслух она спросила, как он поживает, чем занимается – обычные банальности, которые говорят люди, встретившись после долгой разлуки.

– Маргарет Касселс оказала мне огромную услугу, сдав эту очаровательную квартиру. Пирсы принимали меня как родную, но теперь я совсем оправилась и мистер Робсон хочет меня видеть.

– Как и я, – сказал Рейф и, сделав над собой усилие, поднял глаза. – Как поживаешь, Лайл?

– Разве по мне не видно? Пирсы мною гордятся.

Рейф продолжал ее рассматривать. Выражение тревожного ожидания ушло из глаз, оставив лишь легкую тень. Лайл немного поправилась, на щеках играл нежный румянец. Кроме того, она сменила прическу, и ее светлые волосы сияли бледным золотом, словно зимний рассвет.

– Сделка завершена, – сказал Рейф. – Тэнфилд принадлежит Тэтему.

Лайл отвела глаза и вздохнула.

– Жалеешь? – спросила она мягко.

– Жалею? Да я не знаю, как мне его благодарить! – Рейф вскочил с кресла. – Признаться, я думал, война изменит его планы и он пойдет на попятную, но не успел суд подтвердить завещание, Тэтем явился ко мне, готовый с ходу подписать чек и въехать в дом.

Повисло молчание. Рейф подошел к окну и уставился на мокрый тротуар, крыши и полоску бледного весеннего неба.

– Впрочем, Мэнор я сохранил, – буркнул он.

– Ах, я очень рада! – воскликнула Лайл.

Не оборачиваясь, Рейф заметил:

– Он всегда тебе нравился.

– Я люблю этот дом. Сразу видно, что там жили добрые милые люди, души не чаявшие друг в друге.

– Там жили мои родители, они очень любили друг друга.

Снова наступило молчание. Рейфа словно подменили.

Не оборачиваясь, он спросил:

– Ты слышала? Мне дали новую работу.

– Слышала. Интересную?

– Очень. Я мог бы жить в Мэноре, но не знаю, ста-ну ли.

– А, – протянула Лайл.

Казалось, оба не знали, о чем говорить дальше.

Рейф принялся накручивать на запястье шнурок от шторы.

– Вряд ли тебе захочется снова увидеть это место.

– Почему?

– Мне казалось, все, что напоминает о Тэнфилде, тебе ненавистно.

– Но почему?

Лайл наблюдала, как бровь Рейфа приподнялась, хмурая улыбочка тронула губы, но тут же исчезла.

– Мало ли причин.

На мгновение к нему вернулся прежний легкий тон. Рейф размотал шнурок, шарик слоновой кости стукнул о стекло.

– Лайл, я так люблю тебя!

От неожиданности Лайл оцепенела и на миг лишилась способности связно соображать, поэтому просто спросила:

– Любишь?

– Разве ты не знаешь?

Она покачала головой.

– Ты же говорил, что ненавидишь меня.

Рейф отрывисто рассмеялся.

– А как еще я мог заставить тебя уехать? Тебе угрожала опасность. А ты и впрямь поверила, что я тебя ненавижу?

Привычным движением рука Лайл метнулась к щеке – жест, от которого всегда замирало его сердце. Лайл словно говорила этим жестом: «Я беззащитна, я не знаю, что мне делать».

Рейф придвинул к ней кресло и сел на подлокотник.

– Давай поговорим начистоту. Я давно этого хотел, а как дошло до дела, не могу найти нужных слов.

Серые глаза Лайл потемнели, на щеках то вспыхивал, то гас румянец.

– Почему?

– Кажется, я исчерпал все слова. Я признавался в любви стольким девушкам, что потерял счет признаниям, но это была только пустая игра. Мы встречались и расставались без сожалений. Все это в прошлом. Последний год я жил в аду.

Лайл безмолвно опустила руку на колено.

– Я думал, тебе отвратительно все связанное с Тэнфилдом. Я так и сказал, а ты неожиданно спросила: «Почему?» С июля я не перестаю задаваться этим вопросом, но не продвинулся дальше ответа: «А почему бы нет, ведь это так естественно?» А теперь я хочу знать, если ли у меня надежда. Постарайся ответить честно. Полуправды я не приму.

Лайл закусила дрожащую губу.

Рейф подался вперед и положил руку на подлокотник ее кресла.

– Что ты чувствуешь, когда я рядом?

Она молчала.

– Ты должна знать! Не бойся ранить мои чувства. Мы знаем друг друга не первый день. Что ты чувствуешь, когда я рядом?

– Когда я с тобой, мне ничего не страшно, – сказала она, и щеки вспыхнули, совершенно преобразив бледное лицо, изгнав из глаз усталость и страх.

– Это правда? – спросил он, и Лайл кивнула:

– Правда. Рядом с тобой я всегда чувствовала себя как за каменной стеной. Даже тогда, по горло в воде, я перестала бояться, как только услышала твой голос.

Неожиданно он резко отпрянул.

– Просто штатный спаситель какой-то, личный полицейский! Кстати, этот полицейский, Марч, оказался славным малым, теперь мы с ним приятели неразлейвода.

Что случилось? Почему он пошел на попятную, когда отчуждение между ними начало таять? Его смутило упоминание о колодце? Лайл знала только одно – она не переживет, если Рейф снова замкнется и останется для нее вежливым незнакомцем. Рейф, такой милый, такой родной! Лайл побледнела и с беспокойством посмотрела на него.

– Давай кое-что обсудим, – сказала она. – Сейчас или никогда, иначе это всегда будет стоять между нами.

Он невесело усмехнулся.

– Что ты хочешь обсудить?

– Дейла.

Румянец вспыхнул на щеках Лайл и погас, словно свечка под порывом холодного ветра.

– Хорошо.

Лайл пристально всмотрелась в лицо Рейфа.

– Любил ли меня Дейл хоть немного? Иногда мне кажется, что любил, в самом начале. А потом возненавидел – из-за денег, из-за Тэнфилда. Мне не следовало признаваться, что я ненавижу Тэнфилд. Он сам сказал, тогда, у колодца, что это одна из причин, почему он захотел меня убить. Я все время об этом думаю, мне нужно знать правду. Любил ли он меня хоть немного?

Не глядя на нее, Рейф сухо ответил:

– Дейл не любил людей. Иногда он ими пользовался. Алисией, Лидией, тобой. Кто знает, как все сложилось бы, если бы они с Алисией не расстались. Вряд ли он женился на тебе только из-за денег, но деньги сыграли свою роль.

Наступило молчание. Оно тянулось и тянулось, пока Рейф не решился его прервать.

– Больно?

– Уже нет. Сейчас мне кажется, что это было давно и не со мной. Словно в ту ночь я умерла и моя прошлая жизнь осталась позади…

Голос дрогнул.

Рейф снова склонился над Лайл.

– И я вместе с ней?

– Не знаю… Тебе решать.

Он вскочил и сжал ее руки.

– Хватит разговоров! Я же сказал, что люблю тебя! То, что было адом, может стать раем. Я не собираюсь становиться твоим вечным спасителем, твоим личным полицейским, я хочу твоей любви, хочу жениться на тебе и жить с тобой в Мэноре. Больше ни слова о прошлом! Мне нужно знать только одно: любишь ли ты меня? Говори сейчас же! Любишь?

Лайл заливисто рассмеялась. Никогда еще Рейф не слышал такого прелестного смеха.

– А я все гадала, когда ты меня об этом спросишь?