Текст книги "Снег в Техасе"

Федя чувствовал, что его особенно недолюбливает Джон Финчли, сосед по башне. Сосед был со странностями. Рыжеватая с сединой бородка, пронзительный, настороженный взгляд всегда воспаленных глаз. Голос у Финчли хриплый, простуженный; говорил он как-то удивительно плоско, без интонаций, причем совершенно одинаково – как по-русски, так и по-английски.

Джон появлялся в Фединой комнате как-то неожиданно, словно выходил из стены. Долго кашлял, извинялся. Протягивал чашку горячего чая:

– Не помешал?

Сидел долго. Говорил о всякой ерунде. Однажды наклонился к Феде заговорщицки:

– Хотел вас предупредить: со студентками никакого секса. Никакого! Узнают – выгонят.

Федя посмотрел на Финчли непонимающе. А тот весь затрясся от хохота:

– А ведь хочется иногда? Хочется?

«Идиот», – подумал про себя Федя и усмехнулся.

Однажды осенью в Фединой жизни появилась Кэрол. Она была одной из трех Фединых подопечных – «tutees», но Федя долго ее не замечал, ничем не выделял среди остальных. Потом обратил внимание, что она почти не пропускает его занятий, записывается на все семинары, консультации. А однажды он почувствовал на себе ее взгляд: долгий, цепкий. Он взглянул на нее – она тут же отвела глаза и, как показалось Феде, покраснела.

Тогда Федя в первый раз посмотрел на нее внимательнее: ничего особенного – рослая девка, кругловатое личико с пухлыми губками, светловатые волосы, зачесанные назад. Отличалась она только разве что полным отсутствием металлических украшений, которыми с избытком баловались ее подруги, и каким-то неуловимым изяществом, с которым она носила простенькие пиджачки и блузки.

Самое забавное, что Федя с трудом ее понимал: порусски она говорила плохо – ошибалась, путалась в падежах. Когда Федя переходил на английский, Кэрол начинала тараторить, проглатывая окончания, а то и целые слова. Потом Федя понял, что это от застенчивости. Когда Кэрол успокаивалась, она говорила совершенно нормально.

В первый раз они остались одни при дурацких обстоятельствах. Федю пригласили на конференцию в соседний город, что случалось нечасто. Ему нужно было перенести семинар. Встретив в коридоре Кэрол, Федя попросил ее передать всем студентам, что семинар будет на следующий день, в то же время. Придя в назначенный час в маленькую аудиторию, Федя обнаружил там одну Кэрол. Заикаясь и глотая слова, она долго извинялась, что не смогла никого предупредить. Федя засмеялся, включил магнитофон. Они весь час слушали Высоцкого. Когда Кэрол ушла, Федя стал разбирать свои бумаги. Из одной из папок вылетела маленькая карточка: Кэрол Адамс. Адрес и телефон.

«Дура», – подумал Федя, но карточку выбрасывать не стал.

Все произошло в тот зимне-весенний триместр Святой Епифании, который наконец сменил муторные рождественские каникулы. Однажды темным промозглым утром Федя сидел в своей башне, составлял план завтрашнего семинара. Собственно, все было давно готово, разложено по папочкам. Оставалось только размножить на ксероксе несколько текстов да позвонить в фильмотеку, попросить, чтобы прислали видеофильм. Он уже потянулся к телефону, но телефон его опередил: зазвонил сам.

Федя снял трубку и долго не мог понять, кто говорит и что говорившему от него, Феди, нужно. Наконец догадался, что это – Кэрол.

– Говорите медленнее. Я вас плохо понимаю, Кэрол.

Она повторила раза три, прежде чем Федя ее понял. Она заболела. У нее температура. Врач запрещает ей выходить. А ей нужно было сегодня сдавать задание.

– Ничего страшного, Кэрол. Сдадите, когда сможете.

Я помечу, что вы больны.

– Нет, нет. Нужно обязательно сегодня. И потом, я хотела получить консультацию. Мне многое, очень многое непонятно…

Федя опять принялся объяснять, что все это совсем не страшно:

– Поправитесь, приходите, во всем разберемся…

В ответ в трубке послышались рыдания:

– Нет, не разберемся! Ничего не получится! Я убью себя…

– Кэрол, вам нужно срочно врача.

Трубка долго молчала. Потом выпалила:

– Вы не могли бы зайти ко мне, Федор? Я очень прошу…

Федя легко нашел этот дом на тихой улице, недалеко от университета. Кэрол открыла дверь, провела его в большую гостиную. Федя осмотрелся. Неплохая мебель, много книг.

– Вы живете здесь одна?

– Мой папа купил мне этот дом, когда я приехала учиться.

И добавила, улыбнувшись:

– Я всегда жила в больших домах. С матерью в Лондоне или с отцом в Линкольншире. Они в разводе.

Потом встала, открыла шкафчик, извлекла бутылку.

– Хотите выпить, Федор?

Федя встал.

– Я вижу, что вы быстро поправились, Кэрол. Если у вас все еще есть вопросы, приходите ко мне завтра.

Реакция на его слова была неожиданной. Кэрол схватила его руку и прижалась к ней губами.

– Не уходите, Федор. Я вас очень люблю…

Федя почти силой вырвал руку и выбежал в холодный сумрак улицы. Он быстро шагал назад, к университету, а сердце у него колотилось радостно. Никто из женщин ему, Феде, рук еще не целовал.

А дни покатились дальше. Кэрол как ни в чем не бывало сдала Феде задание. Федя задание взял, старательно отметил ошибки и тоже ничем не показал, что у них что-то было. Да и было ли? А тут опять Финчли со своим чаем. Греет костлявые пальцы над дымящимся стаканом.

– Только никакого секса, Федор! Никакого секса!

– А ведь иногда хочется, Финчли, – вторит ему Федя, – ведь иногда хочется…

Финчли хохочет скрипуче, и смех его бьется о темные стены.

Все бы наверняка кончилось ничем, если бы не тот нелепый скандал дома. Федя уже давно чувствовал, что у них что-то разлаживается, идет наперекосяк, нарастает отчужденность. Они с Филис разговаривали все реже. Даже ужинать стали порознь. Филис приходила позже, когда Федя с Томом уже успевали поесть. Филис засаживала свой неизменный стаканчик, что-то разогревала на кухне, быстро ела и уходила в садик с сигаретой. Федя укладывал Тома, читал ему русскую сказку, мыл посуду. Когда он приходил в спальню, Филис уже обычно спала, уронив руки на газету. Федя выключал свет, раздевался и долго лежал в темноте, прислушиваясь к дальнему рокоту машин.

Они уже давно не ходили в гости вместе; кто-то должен был оставаться дома с Томом – вызывать каждый раз бэбиситтера было накладно. Им и так недешево обходился маленький детский сад, куда Филис каждое утро завозила Тома по дороге в университет. Вот и в тот вечер Филис отправилась на какую-то вечеринку одна. Вернулась довольно рано – Федя едва успел уложить Тома. Он спустился по скрипучей лестнице вниз, вошел в гостиную и наткнулся на Филис; та была явно в хорошем настроении: сидела, широко расставив ноги, в кресле, игриво позвякивала льдом в высоком стакане.

Они о чем-то поболтали. Филис налила виски в стакан и протянула Феде:

– Выпей!

Федя стал отнекиваться:

– Ну не могу я так, Фил! У нас так пьют только алкоголики. Надо пить по-человечески, под закуску…

Это почему-то рассмешило Филис:

– Закуски, my gosh… When will you drop your bloody Russian ways?[28]28
  …боже мой… Когда ты откажешься от своих дурацких русских привычек? (англ.)


[Закрыть]

Потом, много позднее, когда Федя прокрутил много раз в голове эту сцену, он понял, что Филис не имела в виду ничего обидного. Но тогда из всей тирады Федя услышал только «bloody Russian», и в нем сразу что-то сломалось.

Он вскочил бледный, сжал кулаки, открыл рот, задышал часто. А потом стал выкрикивать что-то тяжелое, обидное:

– And you… you… you stupid English bitch…[29]29
  А ты… ты… глупая английская сука… (англ.)


[Закрыть]

Он выскочил в коридор, схватил куртку, бросился к двери. У двери Федя на мгновение замешкался: ему показалось, что его кто-то зовет – то ли Филис, то ли Том. Но он ошибся: темный дом сжимала тишина. Федя рванул дверь и выскочил на улицу – в мокрую стынь февральской ночи.

Он не помнил, сколько он бежал, – скоро начался дождь, холодные капли били в лицо, забирались под воротник. На пути у него встала, приветливо подмигивая, телефонная будка, и Федя забился под ее призрачные своды. Покопался в карманах, нашел белый квадратик бумаги, набрал номер.

– Кэрол? Можно к вам забежать на минуту?

Кэрол ждала его; дверь открылась сразу, едва Федя коснулся звонка.

– Я знала, что вы придете, Федор.

Он не стал отказываться, когда Кэрол протянула ему стакан виски. Выпил сразу, как когда-то в Москве. Кэрол взяла его за руку и повела вверх по лестнице. Она открыла дверь, и они оказались в маленькой комнате. Компьютер и множество книг – все по-русски.

– Я приготовила это все для тебя. Ты будешь здесь работать, Федор.

Она прижалась щекой к его холодной руке.

Потом была спальня, невразумительная близость и тяжелый, глухой сон.

Федя проснулся, посмотрел на часы. Полшестого. Он встал, быстро оделся, натянул одеяло на голые плечи Кэрол. Неслышно, чтобы не разбудить ее, вышел из комнаты, спустился по лестнице, выскользнул на улицу.

Подходя к своему дому, Федя едва не столкнулся с Филис: она шла к машине, ведя за руку Тома. Мальчик радостно запрыгал, увидев Федю:

– Dad’s back Mum, dad’s back![30]30
  Мама, папа вернулся, папа вернулся! (англ.)


[Закрыть]

Филис как-то странно посмотрела на Федю и махнула рукой. Вспыхнули фары, и машина резко рванула с места.

Федя прошел пустой дом. Вошел в спальню. Было сильно накурено. На почти не смятой постели Филис лежала стопка газет. Федя машинально раскрыл чуть пожелтевшие страницы. На одной из полос он увидел молодую Филис. Она стояла перед каким-то домом. В руках у нее был плакат: «Отдайте мне моего мужа!»

3

И опять, словно ничего между ними не было. Феде показалось, что Филис стала к нему внимательнее. Приходила к нему в башню. Они стали чаще вместе обедать, и на столе появилось вино. А однажды, открыв шкаф, Федя заметил, что его костюмы и галстуки аккуратно выглажены и развешаны, а на ночном столике разложены бумажник, записная книжка, мелочь – все то, что Федя имел привычку без всякого порядка рассовывать по карманам. И ни словом, ни жестом – о той ночи, словно и не было ее совсем. Да и впрямь, была ли?

А Кэрол стала попадаться ему все реже, и каждый раз не одна. Проходила мимо, весело болтая и не глядя на него. Как-то раз, по дороге из университета домой Федя набрел на телефонную будку – ту самую. И ему безумно захотелось позвонить Кэрол. Стал искать в карманах – карточка куда-то запропастилась. Искать ее номер в телефонной книге Федя не стал. Вышел из будки и тихо побрел домой.

Между тем наступил март; дни стали длиннее, и все чаще долетал до них теплый ветер, наверное, из Франции.

Начало марта – веселое время, масленичные карнавалы. А у студентов – знаменитые пивные балы, традиция, уходящая в седую древность. Студенты готовились к ним загодя. Уже давно департамент был завешан пестрыми афишками: пивной бал, маскарад, шутки, веселье, приходите все 3 марта к 8 вечера в таверну «Принц Уэльский», что на набережной. До Феди иногда доносился смех; студенты где-то собирались, репетировали.

«Вы придете, Федор? Мы ждем вас, Федор!»

Федя пожал плечами, но билеты купил, на себя и на Филис.

А когда наступил вечер 3-го, опять выяснилось, что Тома оставить не с кем, и Федя остался дома. Филис ушла одна.

Она долго не возвращалась. Федя посмотрел неплохой фильм по телевизору. Уложил Тома. Прочитал ему довольно длинную сказку: на этот раз Том слушал внимательно и долго не засыпал. Наконец заснул. Федя тихонечко притворил дверь. Вышел в гостиную. Стоял, не зажигая огня, у окна, смотрел на пустую улицу. Было уже около двенадцати, когда он услышал стук каблуков. Не дожидаясь, когда Филис позвонит, открыл дверь.

Филис была радостно возбуждена. Говорила без умолку.

– Жаль, что ты не пошел. Было очень весело.

Она стала снимать высокие сапоги на тонких каблуках. Федя увидел, что они запачканы желтой глиной.

– А потом мы все пошли в Выставочный парк. Там очень грязно.

– Что вы делали ночью в парке?

– Мы пели песни. Песни Высоцкого…

Утром Филис уезжала рано. Уходя, она показала Феде на кучу черных пластиковых мешков во дворе:

– Не забудь выставить мусор.

Едва Филис уехала, как Федя услышал знакомый звук мусороуборочной машины, медленно двигавшейся вдоль переулка позади дома, куда выходят дворы. Федя взял пластиковые мешки, вынес их на улицу. Один из мешков разорвался, и Федя с удивлением увидел, как из него вывалились почти новые сапоги Филис с кусками желтой глины на голенищах. Федя хотел подобрать сапоги, но парень в оранжевом комбинезоне уже подхватил их и ловко отправил в черное чрево машины.

Федя оделся, не спеша собрал портфель. Он уже шел к двери, когда раздался резкий телефонный звонок.

– Федор? Это Финчли. Вы один?

– В чем дело, Джон?

– Плохие новости, Федор. Плохие новости.

Федя явственно увидел, как Финчли скреб свою неопрятную бороду и жевал губами.

– Мне только что звонили из полиции. Одну из ваших подопечных сегодня утром нашли в пруду в Выставочном парке. Мертвую.

Федя почувствовал, как у него похолодели руки.

– Кого именно, Джон?

– Кэрол Адамс.

Финчли еще что-то говорил, но Федя уже его не слушал. Он аккуратно повесил трубку. Все остальное Федя делал автоматически. Мысли его были далеко.

Он надел куртку. Вышел на улицу, запер дверь, быстро куда-то зашагал. Пройдя с полчаса, он понял, что приближается к Выставочному парку. Вот и пруд забелел за черными деревьями.

Подойдя ближе по желтой глине, Федя увидел, что пруд огорожен бело-красной лентой. Вокруг копошились какие-то люди, а поодаль стояло несколько полицейских машин.

Когда Федя подошел ближе к заграждению, его вежливо остановили:

– Сюда нельзя, сэр!

Федя забормотал:

– Кэрол Адамс… Я ее преподаватель… Из университета…

К Феде подошел человек в штатском.

– Простите, как вас зовут, сэр?

Федя назвал себя.

– Кэрол Адамс умерла, сэр. Мы полагаем – несчастный случай. У студентов вчера был праздник. Вы видели ее вчера вечером?

– Я не смог прийти. Был дома с сыном…

– По-видимому, она выпила лишнего. Заснула на скамейке. Потом встала, потеряла сознание. Упала головой в воду…

Федя молча смотрел на черную воду, на желтую глину с пучками прошлогодней травы.

Полицейский дал понять, что Федя им мешает:

– Если у нас будут вопросы, мы вам позвоним…

Федя повернулся, чтобы идти, но его окликнули. Он обернулся, и его ослепила вспышка блица.

– Постойте, сэр! Я из «Кроникл». Вы русский куратор Кэрол? Когда вы видели Кэрол последний раз?

Федя внимательно рассмотрел репортера. Парень лет тридцати. Расхристанный плащ. Открытое невыразительное лицо.

– Кэрол была одной из наших лучших студенток. Мы скорбим по ее безвременной, нелепой смерти. И пожалуйста, оставьте нас в покое!

Федя сказал это очень отчетливо, одним духом, и, не оборачиваясь, зашагал к университету.

А в башне его уже ждал Финчли с дымящейся чашкой чая. Он зазвал Федю к себе, в темную захламленную конуру, усадил в мягкое красное кресло.

– Ну и дела! – Финчли сидел, нахохлившись, в углу, тер нос и слегка раскачивался. – Я слышал, что полиция относится к этому делу очень серьезно. Попахивает убийством, Федор!

– Да что вы, Джон! Какое убийство? Обычная пьянка…

– Не говорите! Чего проще? Чуточку снотворного в пиво. Завести в парк. Подождать, пока девочка заснет. Да и слегка подтолкнуть аккуратненько. Головкой в воду…

– Но зачем, зачем убивать Кэрол?

– Ах, Федор, Федор! – Финчли с сожалением покачал головой. – Не читаете вы нашу прессу, Федор!

Финчли покопался среди пыльных бумаг и вытащил старый номер «Таймс-мэгэзин». На глянцевой обложке большими буквами значилось: «200 САМЫХ БОГАТЫХ ЛЮДЕЙ В АНГЛИИ».

– Этот джентльмен вам известен?

На одной из фотографий был изображен еще не старый человек в цилиндре. Подойдя ближе к свету, Федя прочитал надпись под фотографией: «Лорд Генри Адамс – 25 миллионов. Наследственное состояние, умноженное удачным вложением капитала и игрой на бирже…»

– А эта дама?

И опять из горы макулатуры извлечен потускневший журнал. На глянцевой обложке Федя рассмотрел название: «Хэлло!» Этот журнал, полный светских сплетен и фотографий кинозвезд, иногда перед сном читала Филис.

– Извольте полюбопытствовать…

Со страниц на Федю смотрела сильно накрашенная женщина в безвкусном интерьере: нагромождение старинной мебели, фарфора и картин.

Сэра Адамс, разведенная жена Генри, мать Кэрол. У Генри три сына от первого брака. Еще двое детей от Сэры. А единственной наследницей до вчерашнего дня была Кэрол.

– И вы думаете, что это достаточный мотив для убийства?

– Люди теряют голову, когда речь идет о деньгах, Федор! А тут – большие, очень большие деньги…

На следующий день Финчли долго не было. Он появился только после пяти. Зашел к Феде.

– Коронер вынес вердикт: несчастный случай. В желудке не нашли снотворного. Нет признаков насилия. Все следы вокруг пруда затоптаны.

Он помолчал и протянул Феде бумажку с отпечатанным текстом:

– Похороны послезавтра на фамильном кладбище. В Линкольншире.

– Я поеду, – сказал Федя.

В то утро Федя проехал на поезде всю Англию – с севера на юг, и погода менялась каждую минуту. Дул сильный ветер; несколько раз проглядывало солнце, но тут же небо затягивало и шел мелкий дождь. Пробило десять, когда Федя вышел на вокзальную площадь маленького городка. Старинная церквушка с островерхим шпилем; паб с яркими растениями на фасаде, несколько магазинов и автозаправок – все, как везде. Федя посмотрел на план: до поместья было далеко. Он взял такси.

Городок быстро растворился, и они довольно долго ехали по узкому шоссе: каменные деревеньки перемежались с мокрыми полями. Наконец на пригорке появился большой дом. Длинная вереница «ягуаров» и «ролл-ройсов» вытянулась вдоль обочины, почти закрыв маленькую, как-то осевшую в землю часовню.

Федя расплатился с таксистом и тихонько, стараясь не помешать, вошел в таинственное пространство. Служба уже началась. Федя протиснулся на скамью в заднем ряду. Попытался вникнуть в слова священника, доносившиеся откуда-то сверху. Слова отражались от стен, дробились, улетали в приоткрытую дверь.

Он огляделся по сторонам. Людей было много, все в черном. Женщина рядом с ним держала надушенный платочек у глаз. По церкви прошел гул, и все поднялись. Кто-то протянул Феде молитвенник и указал, что нужно петь. Федя послушно открывал рот.

Потом опять кто-то говорил, и опять играл орган, и все вставали и пели. Федя не заметил, как служба кончилась. Он вздрогнул, когда все встали и куда-то пошли. Он никуда не пошел, чуть отступил и вдруг увидел, что несут гроб – прямо на него. Он опять попятился, и процессия прошла совсем рядом. Он успел рассмотреть гроб черного дерева с золотыми кистями, мужчину и женщину, шедших впереди. Он их сразу узнал: Генри и Сэра. Они шли медленно; лица у них были каменные.

И Федя пошел за всеми по узенькой, мощенной камнем дорожке, мимо позеленевших могил. Потом все остановились. Федя стоял сзади, и ему не было видно, что происходит. Он огляделся. Напряжение спало. В толпе вспыхивали обрывки разговоров.

Толпа раздалась, и Федя смог пройти вперед. Он увидел холмик, усыпанный цветами. Подошел и положил свой букет. Федя повернулся и оказался рядом с Генри и Сэрой. Он протянул руку Генри и стал что-то говорить. Генри не понял:

– Простите…

Федя понял, что забыл представиться.

– Меня зовут Федор Житков, Я преподаватель Кэрол, ее куратор.

Тонкие губы Генри скривились в улыбке.

– Ах, как же! Куратор… – Он повернулся к Сэре: – Сэра, познакомься: мистер Джин, из университета…

Федя стал проталкиваться к дороге. Кто-то его спросил:

– Do you need a lift?[31]31
  Вас подвезти? (англ.)


[Закрыть]

Федя покачал головой и вскоре заметил, что стоит один у сразу ставшей чужой часовни. Стемнело, и пошел дождь.

«Надо спросить, где тут автобус», – подумал Федя. Но, как назло, никого кругом не было, и Федя зашагал вдоль обочины. Он не знал, сколько он прошел, когда услышал, что за его спиной остановилась машина. Он повернулся и почти ослеп от яркого света фар. Дверь открылась, и он увидел, что в машине Филис.

Он сел рядом с ней, и они поехали дальше, в дождь. Ехали молча. Филис ни о чем не спрашивала, а Федя молчал, уставившись в ветровое стекло.

Ему показалось, что они ехали долго, не меньше двух часов. И всю дорогу дождь лупил, не переставая. Дворники работали на полную мощность и не справлялись; вода текла по стеклу рекой. Время от времени их обгоняли тяжелые грузовики, обдавали потоками грязи; тогда в машине становилось темно, как в танке, и Федя испуганно вжимался в сиденье.

Тучи все сгущались, и где-то впереди громыхнуло. Стало совсем темно. Они двигались черепашьим шагом, ориентируясь на красные огни идущего впереди грузовика.

– Не могу больше! – Филис свернула на узенькую полоску асфальта у обочины и заглушила мотор, не выключая фар.

Она сидела неподвижно минут пять, закрыв лицо руками. Федя смотрел на вереницу красных огней, теряющихся в темноте. Потом почувствовал, что его сиденье медленно опускается. И вот он уже лежит, и Филис рядом с ним. Он пытается отодвинуться, но не может. Он чувствует на себе ее руки и уже сам ищет ее губы и не может оторваться от них. В какой-то момент он понял, что вошел в нее, и они уже бьются вместе, и волны света поднимают их все выше. Они закричали от наслаждения, когда небо над ними разорвалось и упало на землю золотым дождем.