Текст книги "На самом краю леса"

Деловая переписка

I

Главному судье округа Аш-Ну

от начальника стражи Уб-ха-Ниша

Да живет во веки веков Правитель Шам-ут-Уруш! Да будет его царствование благословенно и нескончаемо! Славнейший из Славных, Храбрейший из Храбрых, Величайший из Великих! Покоритель Врагов и Покровитель Народов! Отец Детям, Защитник Слугам, Пастух Овцам! Первому слуге Богоподобного Правителя смиреннейший из его рабов доносит о причинах беспорядков в Лагрише.

В четвертый день месяца Буйвола стражник Умм, известный мне верной и преданной службой, обходил дозором рынок, наблюдая порядок и соблюдая закон. Слава великим установлениям Правителя, дарованным ему богами мудрости и справедливости Наммузом и Эллилем! Воистину, воплощенное слово Радетеля Истины защитит праведного от обманщика, честного от подлога, верного от клеветы! Достойны исполняющие его, еще более достойны следящие за исполнением!

В толпе неподалеку от колодца одним из стражников был опознан беглый храмовый раб Зих, пропавший некоторое время назад с земных угодий небесных властителей. Означенный Зих сначала долгое время скрывал свой подлый облик и был даже назначен доверенным помощником одного из писцов. Но потом был уличен в воровстве и разврате, отчего послан работать в поле, откуда скрылся, нанеся надсмотрщику удар камнем в шею. Видя неотвратимость божественной кары, сей Зих отнюдь не покорился и не раскаялся, отдав себя в руки верных слуг закона и Правителя, а, наоборот, пустился в позорное бегство, полностью тем себя изобличив. К тому же он – порождение змеи и крокодила, зловонный сын гиены и мускусной крысы! – смешал торговые ряды, нарушил покой и порядок, беспрерывно смущая горожан Лагриша злонамеренными речами.

Многие из бывших при этом селян, люди недалекие и малосведущие, не разобрались в происходящем и стали обвинять стражников в порче товаров и отсутствии добродетели. А оный Зих еще и подбивал сих скудоумных людей на непослушание и непотребство, говоря между прочим, что богатств в хранилище округа видимо-невидимо и что Великий Правитель – да простит меня достойный вершитель закона за повторение клеветы низкорожденного отпрыска жабы! – давно приказал раздать излишки казны народу для облегчения неурожайного года, но что судья, начальник стражи и верховный жрец скрывают волю Повелителя, обманывая и Богоподобного, и малых детей его. Да поразит Ваак параличом, а Шафсут проказою того, кто смеет возводить напраслину на вернейших слуг Истребителя Засух и Омывателя Полей, милость которого неописуема и несравненна! Но многие, а особенно убогие жители Лагриша, никогда не слыхали божественного слова и не способны разоблачить злонамеренную ложь, закутавшуюся в плащ светлой истины. Кроме того, достоверно известно, что особенно усердствовали в беспорядках некоторые должники стражника Умма и других достойнейших жителей Лагриша, увидевшие возможность поправить свое положение, в которое были поставлены собственной же расточительностью и леностью.

Ярость толпы особенно усилилась, когда одна из базарных блудниц, по имени Эм-ну, бесстыдно обвинила стражников в насилии и грабеже. О, смердящая дочь лисицы и попугая! Плевок осла и испражнение черепахи! Также и другие блудницы вторили упомянутой Эм-ну, извергали визгливые проклятия и обещали предоставить свои тела бесплатно тем, кто сломает ворота хранилища. Побуждаемые жаждой грабежа и похотью, разбойники вооружились чем попало, смяли стражу и ворвались за ограду. Умм, верный слуга Творца Изобилия и Очистителя Водоемов, пытался усовестить их и остановить, но один из злодеев ударил его по голове палкой и убил на месте. Славна смерть верного, и черен путь изменника! Воистину, покушающийся на волосок жаждет отрезать голову, причиняющий вред малейшему из малейших слуг Великого Правителя замышляет непроизносимое.

Так отбросы рода людского нарушили небесный закон и осквернили кровью дом Господина Нашего и богов его. Но неизмерима мудрость богов и страшен гнев их! Разбойники алкали золота и крови, а нашли скорую расплату. Ибо увидев в хранилище меха с вином, грабители не смогли сдержать желаний своих и почти все перепились. Но перед тем как утомиться от злодеяний, они еще продолжали издеваться над захваченными стражниками и некоторыми из жрецов, прижигая их каленым железом, подобно рабам, и вырезая у них на спине имя божественного Правителя. Столь сильно овладел ими проклятый богами Артавашт, властелин зла и враг солнца.

Протрезвев наутро, многие из разбойников поняли, какое преступление совершили, и стали разбегаться кто куда в страхе перед неостановимым гневом Справедливого и Могучего. Рассказывают, будто Зих пытался их удержать, говоря, что вместе им будет легче защититься и оправдаться. Но столь великий страх внушили боги злодеям, что никто не слушал возмутителя, а один особенно раскаявшийся бунтовщик набросился на него и связал, дабы попытаться таким поступком смягчить неизбежное наказание и вымолить себе пощаду. Однако иные, особенно закоренелые злодеи вступились за Зиха и возникла схватка, во время которой в Лагриш прибыли две сотни воинов из встреченного мною у городских стен отряда Уд-Ри-нама, досточтимого и непобедимого, правой руки Радости Мардука и Любимца Эанатума.

Столь невыносимо было лицезрение мощи Правителя и стыд пред совершенным, что разбойники не оказали никакого сопротивления, молили о пощаде, а некоторые разрывали себе острыми камнями жилы, надеясь хотя бы своей смертью заслужить прощение у богов. Иные, впрочем, пытались бежать, но почти все были пойманы солдатами, а прятавшиеся – выданы бывшими сообщниками, с опозданием вступившими на путь законности. Лишь зловредному Зиху удалось скрыться, хотя некоторые утверждают, что его успели убить, а тело выбросили в реку, дабы не оставить следов. А Эм-ну, чтобы не быть схваченной, бросилась с храмовой ограды в ров, но не разбилась до смерти, а только покалечилась.

Словно злобная выдра в капкане металась она, по заслугам измазанная своею кровью и своим же пометом. Я приказал вынуть ее изо рва и приковать к помосту на площади, где она и околела через два дня. А всего мною было заковано в цепи сто семь человек, уличенных в грабежах и разбое. Преклонившись перед Камнем Закона, на котором выбиты установления Божественного Правителя, вершил я, презренный раб Богоравного, суд над злоумышленниками. Ни одного решения не принял я, не обратившись перед тем к мудрости Неба, воплощенной в таблицах наказаний и преступлений. Троих, изобличенных в насилии над слугами богов и Правителя, я приказал во исполнение законов посадить на кол, еще пятерым, пойманным с награбленным добром, отрубить правую руку, а двоим усердным пособникам – левую. Остальных велел заклеймить и продать в рабство для возмещения ущерба казне и некоторым особенно пострадавшим жителям города. Так, семье стражника Умма я распорядился отдать выручку за трех мужчин и пятерых женщин, как записано в законе о плате за убийство.

Да простит высокородный недостойного раба своего! В Лагрише снова царит порядок и слово Неутомимого в Трудах. Но не может найти покоя слуга Его. Нет оправдания мне, негодному и непредусмотрительному Как случилось, что в этот злосчастный день меня не было в Лагрише и я не мог соблюсти закон Правителя и сохранить его от разбойников! Я бы предпочел умереть сам, чем видеть ущерб, нанесенный богам и их Любимому Сыну Горе мне, недостойному, и позор навсегда! Прощения прошу и пощады алчу.

В восьмой год правления великого Шама-ут-Уруша – да славятся род его и имя его! – за два дня до конца месяца Буйвола.

II

Сатрапу Хоргу от начальника дворцовой канцелярии Астиапа

Велик Царь Царей Дарий и необъятна власть Его! Сотни и тысячи Он низверг к стопам Своим и подпер небо главою Своей. Нет равных Ему от моря и до моря, всю землю озаряет Он светом лица Своего. Ничто не укроется от ока Его, никто не устоит пред десницей Его.

На письмо твое о бунте в Лехате отвечаю тебе так. Я собственноручно читал его Великому Царю на прошлой неделе. Омрачилось чело Потрясающего Копьем, и грозен был Его взгляд. Но ничего не сказал Он и только сегодня, после утренних приветствий, подозвал меня и, когда простерся я у сандалий Могучего и Прекрасного, велел передать тебе слово в слово мысли Свои. Поэтому знай, что рукою моей водит воля Того, перед кем мы как прах легчайший и роса испаряющаяся. Внимай и повинуйся! Немалы прегрешения жителей Лехата, и бедствия, что они на себя навлекли, заслуженны и справедливы. Виной тому и твое им попустительство и известная нам чрезмерная мягкость. Не первый раз говорю тебе: кнут и железо – вот орудия властителя, и нет ничего полезнее для государства, чем размеренное и справедливое их применение. Недовольно блеют подгоняемые плетью овцы, но без пастуха давно бы задрал их голодный волк или, заблудившись, попадали бы они одна за другой с горной кручи, разбивая свои тела об острые каменья, все так же блея и жалуясь небесам на злую судьбу. Не дано народам знать пути своего! Оттого и поставил великий Ахура Мазда над ними вдохновенных властителей, вручил им мудрость свою и законы свои, дал меч для защиты, а поводья – для управления. Воистину ничтожен тот, кто тщится превзойти жалким умом своим божественные установления!

Тяжела провинность твоя, и тебе о том известно. Кары заслуживаешь ты, и кары справедливой. Но тронули слезы твои и раскаяние твое сердце Царя Царей, ибо смирился ты и, остригши волосы и посыпав голову пеплом, сидишь у порога дома своего. И не просишь ничего, кроме пощады семени твоему, дабы не истребил его Могущественнейший и Солнцеликий в слепящем пламени огнедышащего гнева Своего. Разорвал одежды ты, преклонил колена в грязь и бьешь себя по щекам, восклицая: «О, горе мне!» Потому прощает тебя Цюзный и Справедливый по милости Своей и величию Своему. О том же, что сделал ты для восстановления порядка в Лехате, и о наказании виновных так сказал Он: «За злодеяния свои получили они сполна, а должны бы получить вдесятеро или даже более, дабы это известие навсегда вселило страх в сердца мятежников и избавило бы нас от повторения случившегося». Славна в веках милость Царя, простившего тебя и слуг твоих, не доглядевших за спокойствием государства, но славен и гнев Его, по заслугам обрушивающийся на алкавших греха.

Посему указал Повелитель наш всех пленных разбойников, о которых спрашиваешь ты, предать казни медленной и открытой для всеобщего обозрения. Пусть знают все: никому не дано избегнуть кары за мятеж против Огненосного Властителя – ни подстрекателям, ни приспешникам их, вольным и невольным. Но еще сказал Царь Царей: «Велика вина раба Моего Хорга, и хоть в мягкосердечии Нашем даровано ему прощение, но труды его не кончились там, где усмирил он возмутителей – иссек одних и пленил других. Ибо ни нерадивостью служащих, ни злонамеренностью непокорных не может исчерпаться море мятежа, только с виду волнующееся без причин, а на деле подвластное черным ветрам, горечь несущим и бури жаждущим».

Поэтому говорю тебе: не сразу казни захваченных тобою, а не иначе как вызнав сокрытые мысли и тайные желания их. Обрати внимание на то, много ли согдийцев среди пленных, и не скрывает ли кто из них под низкой одеждой высокого своего происхождения. Хорошо ли обыскал ты трупы вождя мятежников, упомянутого тобой Зерха и приспешников его, включая злую колдунью Эмнат, что завлекала сомневавшихся и нестойких ядами и мерзкими обрядами, от которых теряли они разум и страх? Не было ли при ком из разбойничьих главарей посланий от укрывающихся за горами врагов наших? Не заметил ли ты у них знаков на теле, оставленных побывавшими там демонами? Не было ли каких подозрительных указаний или разговоров за несколько дней до бунта? Приходили ли в Лехат караваны из Согдианы и что за купцы их вели? Разыщи их и допроси с пристрастием. Ни перед чем не останавливайся, ибо превыше любой службы есть забота о спокойствии государства. А правителю Согдианы передай, что нет ничего страшнее, чем гнев Царя Царей и неостановимая месть Его. Ничего не пожалеет Он для победы справедливости над союзниками тьмы и прислужниками ее. Оттого готов Величайший из Великих заплатить согдийскому младшему брату Своему золотом и камнями драгоценными за головы бежавших рабов Своих или за члены их. А укрывающие врагов Огненосного пусть не надеются на время и расстояние, отделяющие их от Экбатаны! Быстра и неисчислима конница Сына Ахура Мазды и молниеносен порыв ее. И еще передай, что с друзьями своими щедр наш Повелитель и великодушен, а с противостоящими Ему – беспощаден. Подобен свистящей стреле прыжок Разъяренного Льва, трепещут народы перед всемогущей дланью Его.

Не медли и исполни с рвением переданные мной приказания Всемогущего, тогда прощение укрепится в сердце Его и не поколеблется новыми грехами твоими, кои могут затмить старые заслуги и низвергнуть тебя в пыль, откуда был ты когда-то вознесен десницей Великого. Ибо кто мы, как не прах перед мощью Его, зыбкая тень перед светом, испускаемым Им, искры, ничтожные перед всепожирающим пламенем Его?

Что же до податей новых, сбора которых мы ждем от тебя со времени начала бунта, то сначала хотел приказать тебе Мудрейший из Справедливых и Справедливейший из Мудрых собрать их в двойном размере, в наказание непокорным и в виде урока задумавшимся. Но снизошел Он к мольбам твоим и разрешает тебе взыскать недоимки с жителей Лехата в ранее установленном размере, отпуская на это один месяц и ни днем больше.

В двадцать второй год правления Дария Гистаспа, Царя Царей, в седьмой день месяца Аддара со слов благородного Астиапа записал его слуга Нур, и пусть постигнет меня жестокая казнь, если хоть в чем-то отступил я от сказанного господином моим.

III

Славься, Цезарь!

Отцу народа, Принцепсу сената, Императору и Автократору римлян Титу Флавию Домициану прокуратор всадник Секст Папилий пишет

Сообщаю тебе о ходе расследования бунта в Ларве. За два месяца после прибытия сюда мною было проведено всестороннее изучение показаний мятежников и прочих свидетелей, а многие допрошены дважды, и трижды, и четырежды. На веру я ничего не принимал, а пытался дознаться истины, иногда с этой целью сводя преступников лицом к лицу и заставляя их обличать друг друга в надежде тем самым заслужить пощаду и прощение Римского Народа. Иных закоренелых злодеев били кнутом, а некоторым – вытягивали члены, дабы вырвать из лживых губ слова незамутненной правды. Так не покладая рук работали мы и, пожав плоды трудов, смогли установить замыслы виновных и пути обманутых.

Ни в коем случае нельзя считать происшедшее случайностью без причин и последствий. Конечно, чернь всегда готова возмутиться и с радостью ухватится за любой к тому повод (а особенно чернь азиатская, которая даже хуже римской). Однако подобное объяснение было бы слишком простым, особенно в свете того, что сходные волнения происходили за последние годы не только в самой Сирии, но также в Вифинии и Пафлагонии. От меня не укрылось, что события в тех местностях развивались почти так же, как в Ларве. Я запросил сведений у тамошних прокураторов, чья помощь оказалась неоценима.

Выяснилось следующее: почти во всех случаях беспорядки начинались в местах скопления черни, обычно на базаре или в цирке. Поводы всегда выдвигались самые незначительные и смехотворные: ссора продавца и покупателя или победа не слишком популярного в городе возницы. Примечательно, что никто обычно не мог ни назвать имен зачинщиков бунта, ни дать о них каких-либо правдоподобных сообщений, описаний или же примет. Впрочем, особенная роль во время волнений в Ларве многими приписывалась некоему Зеведею, не то убитому по ходу восстановления спокойствия, не то пропавшему без следа. Повторю однако, что подобные сведения весьма отрывочны и доверия не вызывают. Такие, казалось бы, беспричинные и необоснованные возмущения сразу же разрастались подобно пожару (и к слову, изобиловали поджогами, ибо ничто так не приводит в смятение людские сердца, как вид неостановимого пламени, не щадящего ни бедных, ни богатых). Одновременно с пожарами сразу же начинались грабежи, что понятно, ибо многие солдаты были заняты тушением огня и не могли воспрепятствовать разбойникам, коими здешние места по-прежнему кишат, несмотря на долгие годы римского владычества.

От меня не укрылось и то, что почти всегда мятеж возникал во время отсутствия в городе наместника и значительной части приданных ему воинских соединений, и то, что солдаты Рима, столь доблестные и непобедимые на полях сражений, оказывались в большинстве случаев совсем неспособными к усмирению разбушевавшегося плебса, особенно на узких улочках, где удобно бросать камни с крыш домов, и таким образом коварный и слабый трус может исподтишка нанести увечье храбрейшему и могучему. Думаю также, что внезапность возмущения не раз заставала легионеров врасплох, когда они находились вне лагеря или строя и к тому же часто не при полном вооружении. Возможно, вина за это лежит на некоторых центурионах и командирах отдельных манипул и когорт, допустивших падение дисциплины, ибо зловонная язва распущенности легко пускает корни там, где забыты наставления предков. Особенно тому способствуют некоторые местные культы, по своим обрядам столь отвратительные и неприличные, что они давно уже были законодательно изгнаны из Италии, но сумели найти в здешних краях пристанище и прибежище. И хотя, спешу сообщить, наши легионеры проявляют достаточную устойчивость перед лицом описанных соблазнов, не исключено, что последние также сыграли роль в потере войсками бдительности и твердости. Поэтому многие офицеры были мною примерно наказаны за нерадивость и невнимательность. В свое оправдание они часто выдвигают довод, что ничто не предвещало бунта, грянувшего подобно урагану среди ясного неба. Признаться, и мне особенно странным кажется превращение смирных обывателей, жалких и безобидных поодиночке, в ревущего и свирепого зверя толпы. Словно какой волшебник вселяет в них ярость и презрение к смерти.

Из всего этого я заключил следующее. Во-первых, возможно, что в Азии уже несколько лет действует удачливая и многочисленная шайка разбойников. План их состоит в следующем: вызвать в городе беспорядки и поджоги, дав тем самым повод к грабежам, а пока внимание солдат и властей отвлекают огонь и борьба с толпами черни, обезумевшей от легкой наживы, – разграбить несколько заранее намеченных (и наиболее богатых) домов. После чего немедленно скрыться, предоставив попавшемуся на удочку городскому отребью отвечать за свои и чужие преступления. Не исключено, что злодеи еще и опаивают кого-то из простаков и охотников до дарового вина каким-нибудь особенным зельем, временно убивающим страх перед законом и Цезарем. Что действие такого зелья преходяще, я заключил из того, что часто беснующиеся толпы сами по себе распадаются вскоре после совершения самых страшных злодейств, и недавние бунтовщики быстро приходят в себя, ужаснувшись своим деяниям. Словно присущий им от рождения страх перед властью предержащей вдруг возвращается к ним в двойном размере.

Во-вторых, можно предположить, что мы имеем здесь дело не с простым разбоем, пусть особенно злостным и наглым, а с чем-то более серьезным, несущим опасность для Римского Государства. Быть может, происходящее связано с ритуалами какой-нибудь тайной секты, что, впрочем, тоже не исключает возможности использования ее адептами магического зелья и прочих видов колдовства, а даже наоборот, именно их и подразумевает. Как я уже говорил, многие из особенно мерзких здешних обрядов и учений уже много лет как запрещены. Однако я убедился, что борьба с их служителями ведется недостаточно настойчиво. Изгнание этого отребья из Италии сделало его хитрее и изобретательней. Увы, перед колдовскими ухищрениями таких, с позволения сказать, жрецов не устояли и некоторые римские граждане. Что же говорить об остальных? К тому же порок порождает порок, и подобные лжеучения плодятся одно за другим.

Как известно Цезарю, в Азии за последние годы объявилось сразу несколько злонамеренных сект, и, несмотря на неустанную борьбу с ними, оные по-прежнему сбивают с пути многих местных жителей, далеких от знаний и падких на суеверия.

Особо привлекли мое внимание так называемые христиане (некоторые из их вождей уже казнены в Палестине и Антиохии за призывы к возмущению черни и оскорбление величия Цезаря и Римского Народа). Эти самые христиане суть евреи, только обычаи их еще нелепее еврейских. Бесплотного бога, которому они поклоняются, якобы невозможно чтить при помощи жертв и изваяний, молятся они ему всегда группами и никого, кроме членов общины, на моления не допускают. Сверх того, этот высший, как они говорят, бог запрещает им почитать иных богов, которых они, в свою очередь, считают ложными. Потому эти люди никогда не участвуют в городских праздниках и торжествах, живут замкнуто и обособленно. Тех же, кто не поклоняется их главному богу, они считают людьми худшими, достойными презрения и отвращения. Особенную тревогу вызывает то, что, несмотря на видимую непривлекательность и полную нелогичность этого учения, оно продолжает захватывать многих людей в здешних краях, что еще раз наводит на мысль о черной магии. Хотя, по правде сказать, удивляться тут нечему, ибо ленивые азиаты и без всякого колдовства рады любому богу, разрешающему им праздность и пустословие.

А в-третьих, вполне вероятно, что видимая в бунтах единая направляющая рука тянется из-за Сирийской пустыни или с Таврических гор и принадлежит коварным парфянам или их армянским друзьям, которые таким образом хотят отвлечь наши силы и задержать грозящее им нашествие неустрашимых римских легионов. Нечего говорить, эти изворотливые враги не пожалели бы трудов и золота, только чтобы причинить римлянам хоть какой-нибудь вред. На их возможное участие указывает и то, что в последнее время в Ларве и других соседних городах появилось в хождении чересчур много парфянской монеты, причем самого наилучшего качества. И караваны с востока стали приходить заметно чаще обычного. А нигде лучше не спрятаться лазутчику, как под мешком носильщика.

Каково же было мое удивление, о Цезарь, когда по ходу расследования я обнаружил, что верными оказались все три предположения. Действительно, среди пленных бунтовщиков оказалось много обычных грабителей, в том числе несколько членов необыкновенно злостной шайки, промышлявшей с помощью поджогов, дабы, как я и думал, отвлечь внимание стражников от тех мест, где они рассчитывали захватить особенно богатую добычу. Но многие свидетели также уличали в подпускании огня вышеупомянутых христиан. Некоторые из последних, действительно, при пристрастном допросе покаялись в подобных преступлениях, показав, что их учение проповедует ненависть ко всему живому, особенно римскому, а так называемый истинный бог повелевает разрушать все, ему не принадлежащее, и причинять вред тем, кто ему не поклоняется. В довершение мной были выявлены некоторые люди, действовавшие по указке парфян, а двое купцов признались, что получили в Ктесифоне деньги для найма черни и возмущения беспорядков.

Прошу Божественного Цезаря о следующем. Направить в Ларву не менее четырех когорт пехоты и одной когорты конницы (желательно – из италийских легионов), чтобы прочесать окрестности города и выжить прячущихся в пещерах и ущельях разбойников. Объявить тех из христиан, кто откажется принести жертву Цезарю и Великим Богам, лишенными прав и продать в рабство. Особо молю Цезаря не медлить с походом на Парфию, ибо ядовитую змею удобнее всего раздавить в логове, пока она не успела выползти из него и развернуть свои мерзкие кольца.

Salve!

Четвертый день третьей декады месяца Божественного Юлия, год от основания Рима восемьсот сорок четвертый.

IV

Наместнику фемы Армениак Феофилу от доместика схол Востока Евпатрия,

Во имя Отца и Сына и Святого духа!

Слушай и внимай словам порфироносного Михаила, Василевса ромеев, Властителя армян, болгар, сирийцев, иверов, алванов, авар, гузов, торков и других неисчислимых народов.

Гневом и печалью переполнилось сердце Повелителя нашего, когда Он узнал о событиях в Лахтосе, но еще более гневен стал Он, когда пришло к Нему последнее донесение твое, в коем излагаешь ты результаты расследования и сообщаешь о решениях суда твоего. Воистину, велико коварство язычников, но много хуже их еретики, прикрывающиеся личиной истинной веры и под ее покровом творящие неисчислимые злодейства, убивающие беззащитных, и что хуже, – совращающие невинные сердца и отвращающие души доверчивых христиан от истинного Господа нашего Иисуса Христа. Но грозен Господь наш к отринувшим Его и неумолим перед стенаниями их.

Сказав это, добавлю, впрочем, что твоею работой Кесарь остался вполне доволен. Здесь, в городе Святого Равноапостольного императора Константина знаем мы, что не пожалел ты сил для искоренения крамолы и разрушения гнезда змеиного, разросшегося при попустительстве иных, не столь верных слуг Автократора. Посему Василеве приказал, чтобы в ближайшее воскресенье в церкви Божественной Премудрости был отслужен торжественный молебен за успех трудов твоих во имя укрепления ромейского государства и в благодарность Вседержителю за победу твою над отступником Захарией и войском его. Трижды с амвона будет провозглашено имя твое, как отличенного самим Кесарем, наместником земным Господа нашего и истинным исполнителем воли Его. Радуйся, Феофил! Истинно, велика награда твоя. Прими же ее со смирением, но и с гордостью, ибо заслужил ты ее деяниями своими, а о том сказано: «Не по словам их судите, а по делам». И еще говорил Кесарь: «Стал Феофил одним из отмеченных за неколебимую верность, особенно любезных сердцу Моему», – а о том сказано: «Много званых, да мало избранных».

Велика радость наша от побед твоих, но не утихает гнев Василевса на согрешивших перед Ним и перед Господом. Посему приказывает Он тебе следующее: никого из пленных еретиков, пусть они даже раскаялись, в живых не оставлять, за исключением, быть может, двух-трех человек, кои должны объявить о своем переходе в истинную веру прилюдно и многажды, желательно при большом стечении народа. И еще должны они столь же прилюдно обвинить сообщников своих, ставших пособниками замысла самого Диавола. Особо упомянул Кесарь о недопустимости продажи в рабство сих растлителей тела и духа христианского, – пусть даже и в другие, отдаленные области империи, что населены народами, чьи говоры еретикам неизвестны, и оттого, дескать, эти подлые преступники никак не смогут проникнуть в замкнутые уши раздвоенными языками своими.

Опасное это заблуждение, доблестный Феофил, и очень ошибочное. Помнишь ли ты, как блаженной памяти Великий Император Лев приказал переселить во Фракию повинившихся павликиан, отвергавших истинность Православной Церкви нашей и потому неудержимо погрязших в разврате неописуемом и злодеяниях неисчислимых, и сделал это, дабы оторвать дурное семя от дурных же корней своих. И что же? Не так уж много лет прошло с тех пор, а плевелы отступничества успели заразить и Фракию, и Мёзию, и по-прежнему немало сил приходится тратить нам на борьбу с лжеучением сим. Не может быть иного наказания еретикам, кроме всеочищающего и разрушающего огня. К небесам пусть поднимется пепел их, так же, как в преисподнюю опустятся их черные души. Ни камня не должно остаться от жилищ, где обитали они, ни листа от сатанинских письмен, что чертили они. Ибо сказано в Писании: «Се, оставляется вам дом ваш пуст». И еще: «Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено». Велик гнев Господа нашего на отступивших от Него, а мы всего лишь исполнители воли и замыслов Его.

С разбойниками, кои к еретикам вовсе непричастны, можешь поступить по своему усмотрению. Совершивших особенные преступления казни, и тоже прилюдно, дабы видел народ справедливость Кесаря нашего и мощь длани Его. Прочих же продай в рабство, а вырученные деньги подели так: четверть – пострадавшим в ходе бунта для возмещения ущерба, четверть – тебе и солдатам твоим за верную службу, а оставшуюся половину немедля отошли в Константинополь со срочной эстафетой и под надлежащей охраной. То же касается и другой добычи, отбитой тобой у еретиков и грабителей.

По исполнении этого ожидает тебя еще большая награда, о которой пока умолчу – оттого, что дух мой захватывает, когда только начинаю думать о ней. Признаюсь, что искренне хотелось оставить тебе и славным войскам твоим, как думали мы ранее, – может, помнишь ты? – половину вырученного, но непредусмотренные события побуждают Кесаря к изменению решения Своего. Ибо, открою тебе по секрету, думает Василеве об усмирении пиратов, чья беспримерная наглость и алчность давно уж тревожат государство наше, а потому требуются средства на оснастку флота и снаряжение его. И еще, обрадую тебя, – оставшаяся часть этих денег пойдет на приготовление армии ромейской для большого похода на восток, в страну агарян, о котором так просишь ты в письме своем. Знали мы и раньше о подстрекательстве язычниками бунтовщиков в пределах имперских и о прямом подкупе ими разбойников. Но твои известия переполнили чашу безграничного терпения Кесаря, и сказал Он: «Воистину, вызывающие ветер пожнут бурю. Да исполнится по написанному, да оскудеют нивы их и пересохнут колодцы. Мертва станет земля, где жили они, и до самого неба поднимутся стоны вдов и сирот их».

Пишешь ты, что неискоренима будет ересь сия, пока питает ее золото басурманское и слово нечестивое. Да, черны замыслы врагов наших и коварны намерения присных падшего ангела. Много уже тому лет, как впервые наслал их Господь на наших прадедов за грехи неправедных властителей ромейских. Но не смогли нечестивцы одолеть нас на поле боя, и вот теперь подсказал им лукавый иное, новое оружие: смущение душ христианских. То и дело приходят с востока все новые лжеучения, словно камни из пращи врага рода человеческого. Велико долготерпение Господне, но страшна и неотвратима карающая длань Его. И коли изберет Он нас орудием своим, то не будем отлынивать от подвига сего. Готовься, Феофил, и мужайся. Близится час великой битвы, и пойдешь ты в нее под багряным знаменем самого Кесаря!

Да будет так по воле Господа нашего и по слову Его. Аминь!

Писано в Константинополе, во Влахернском дворце, в одиннадцатый день месяца августа, года от Сотворения Мира шесть тысяч четыреста сорок шестого.

V

Во имя Аллаха, милостивого и милосердного! Великому визирю Абу Али ибн-Басру, правой руке Повелителя Правоверных, пишет эмир Юсуф аль-Хусейн