Текст книги "История государственного управления"

Третьим идейным министром-реформатором николаевской эпохи был граф С.С.Уваров, возглавивший в 1833 г. Министерство народного просвещения. Эта сфера вызывала особый интерес Николая. Нужно было искоренить домашнее образование дворянства и направить высшее сословие в казенные учреждения. Нужно было дать образованию такое направление, которое было бы достаточно просвещенным, но при этом исключало бы зарождение в умах юношества революционных идей Запада. Будучи товарищем (заместителем) министра Уваров в одном из своих отчетов сформулировал свою знаменитую триаду «православие, самодержавие и народность», которая очень понравилась Николаю, и автор отчета вскоре стал министром.

Организационные меры нового министра были скорее реакционны и были направлены на то, чтобы «задержать юность России лет на 50», т.е. оградить ее от революционной опасности новейших европейских идей и событий. Образ будущего уже достигнут в настоящем. Нужно было его надолго заморозить. Для этого были разорваны учебные программы средней школы, в гимназиях была внедрена классическая система, университеты были отстранены от руководства образованием в учебных округах, которые были отданы на откуп попечителям, назначаемым из консервативного генералитета. Университетский устав стеснил, а затем почти исключил демократические порядки выбора ректоров, замещения кафедр профессорами т. д. При этом количество гимназий резко возросло, а домашнее образование сделалось экзотикой, поскольку для служебной карьеры теп

Территориальный рост Российского государства в первой половине XIX столетия был связан с приобретением новых земель в ходе активной внешней политики и роста авторитета русского престола в глазах соседних народов, опасающихся угроз от сопредельных стран, главным образом Турции и Ирана.

Несмотря на то, что император Александр I не обладал воинственным нравом, не стремился к захвату новых территорий и не проявлял внешней агрессии к соседям, но именно при нем территориальные приобретения России были особенно значительны. Раньше других о себе заявило Закавказье. Еще в 1783 г. Ираклий II признал протекторат России над Картли-Кахетинским царством. К этому же склонялись и остальные ханства, которые были под угрозой со стороны Турции на западе и со стороны Ирана на востоке. Россия предполагала создать здесь три вассальных государства – Грузию, Армению и Албанию (Азербайджан), но новая русско-турецкая война заставила отложить эти планы и вывести войска из Картли. В 1795 г. иранский хан Ага Мохаммед вторгся в Закавказье и взял Тбилиси, жестоко расправившись с населением Грузии.

России пришлось вести две войны: в 1804—1813 гг с Ираном и в 1800—1812 гг. с Турцией. В 1801 г. в состав Российской империи было включено Картли-Кахетинское царство. В 1803 г. за ним последовала Мегрелия, в 1804 г. – Имеретия и Гурия, а также Гянджинское ханство и Джаро-Белоканская область. В 1805 г. были присоединены Карабахское, Щекинское и Бакинское ханства и чуть раньше Талышское ханство. В 1810 г. присоединили Абхазию. Владения России простерлись от Черного моря до Каспия. Турция сохранила Ахалцыхский пашалык и несколько портов на Черном море. По Гюлистанскому миру 1813 г. Ереванское и Нахичеванское ханства остались за Ираном. Успешное продвижение в Закавказье обусловило необходимость длительной и драматической войны с горцами Кавказа, которые оказались зажатыми между владениями России, но не признавали ее владычество.

На востоке и юго-востоке Россия продвинулась в киргизские степи Усть-Юрта между Каспием и Аралом и заняла огромную Акмолинскую область. Это было начало продвижения в Среднюю Азию, которое развернулось уже во второй половине XIX века. На юго-западе была присоединена Бессарабия, а на северо-западе – Финляндия. Наконец, после разгрома Наполеона Россия получила компенсацию в виде центральной Польши со столицей в Варшаве, из которой на месте наполеоновского Варшавского герцогства было создано Царство Польское, просуществовавшее в составе Российской империи вплоть до 1917 года.

Во второй четверти XIX века России вновь пришлось воевать с Ираном и Турцией. После ряда поражений, нанесенных персам русскими войсками при участии командующего Отдельным Кавказским корпусом генерала А.П.Ермолова и под командованием генерал-майора В.Г.Мадатова и генерала И.Ф.Паскевича, русские подошли к реке Аракс, взяли Елизаветполь, Старую Шемаху и Нуху, заняли Нахичевань и осадили крепость Аббас-Абад. Осенью 1827 г. войска генерал-лейтенанта А.И.Красовского разгромили персов у села Аштарак и овладели Тавризом. 10 февраля 1828 г. был подписан Туркманчайский мирный договор, по которому Россия получала Нахичеванское и Эриванское ханства. Последовавшая затем война с Турцией привела к Адрианопольскому миру, по которому Россия получила устье Дуная, восточное побережье Черного моря, а также крепости Ахалцих и Ахалкалаки. Греция получила независимость, а Молдавия и Валахия – расширенную автономию.

Завершала рассматриваемую эпоху грандиозная Крымская война 1853—1856 гг., которую современные исследователи иногда именуют нулевой мировой войной. Действительно, России пришлось противостоять объединенной Европе, которая атаковала русские границы не только на юге (Крым и Кавказ), но и на северо-западе и даже на Дальнем Востоке. В результате войны по Парижскому мирному трактату Россия лишилась устья Дуная, юга Бессарабии, вынуждена была обменять завоеванный Карс на Севастополь, Евпаторию и другие крымские города, уничтожить военно-морской флот на Черном море и согласиться на его нейтрализацию. Черноморское побережье России оказалось беззащитным.

Управление окраинами все более усложнялось в силу их все большего разнообразия. Самой большой по площади была Сибирь. В начале века здесь было одно генерал-губернаторство, состоявшее из трех губерний – Тобольской, Томской и Якутской. Богатейший и редконаселенный край стал объектом многочисленных злоупотреблений. С ревизией сюда был направлен граф М.М.Сперанский. Он отстранил от должности свыше 700 чиновников, а 48 из них (в том числе И.Б.Пестеля) отдал под суд. В 1822 г. он провел реформу: создал два генерал-губернаторства – Западно-Сибирское с центром в Тобольске (Тобольская и Томская губернии и Омская область) и Восточно-Сибирское с центром в Иркутске (Иркутская и Енисейская губернии, Якутская область, Охотское и Камчатское приморские правления). Губернии делились на округа. Область имела еще и военную структуру (казачество). В городах были сословные думы (Голова и 2—3 заседателя), городничие и выборные старосты. Русские поселения были организованы по образцу государственной деревни – волость и село. В 1822 г. была упорядочена ссылка в Сибирь. Были устроены этапы (61 тюрьма), В губернских правлениях появились экспедиции о ссыльных, а в Тобольске – Приказ о ссыльных.

В 1822 г. был издан Указ об инородцах, разделивший нерусское население Сибири на три категории: бродячие (охотники и оленеводы Крайнего Севера), которыми управляла родо-племенная верхушка (князцы); кочевые (буряты, якуты, хакасы, остяки, вогулы, эвенки) имели трехзвенное управление (Степная дума, Инородная управа, Родовое управление); оседлые имели обычное волостное устройство. Родовая управа была низовым звеном (стойбище, улус) и управлялась наследственным старостой. Инородная управа состояла из нескольких улусов и выполняла полицейские, финансовые и судебные функции. Состав ее – Голова и несколько заседателей, избиравшихся на три года. Степная дума – нечто среднее между Инородной управой и Округом. Она состояла из местной знати бурят, хакасов и южных якутов. Сибирские киргизы (казахи Омской области) входили в Средний Жуз – несколько округов по 15—20 волостей, каждая по 10—12 аулов, каждый аул – 50—70 кибиток. Волость возглавлял наследственный султан, Окружной приказ – Ага-султан, избиравшийся из местных биев.

Не менее пестрой была картина в Закавказье. В 1802 г. было издано Учреждение о Грузии, по которому был создан Отдельный Грузинский корпус во главе с князем Цициани, который стал Председателем Верховного грузинского правительства, состоявшего из экспедиций. В уездах были управы земской полиции и земский суд. В городах коменданты из русских офицеров и полицмейстеры из грузинских дворян. В Азербайджане был военно-административный режим коменданта с подразделением на магалы во главе с наибами из местных.

В 1828 г. была создана Армянская область (Эриванское и Нахичеванское ханства), которая управлялась Областным начальником с Областным правлением. Округа делились на магалы во главе с наибами из армянских дворян. В 1844 г. учреждено Кавказское наместничество (для борьбы с Чечней и Дагестаном). В 1846 г. при М.С.Воронцове оформился аппарат управления с Советом и канцелярией наместника, жандармским округом и округом путей сообщения. В 1856—1862 гг. при князе А.И.Барятинском Отдельный Кавказский корпус стал Кавказской армией, а канцелярия наместника – Главным управлением наместника с Дипломатической канцелярией.

Западной окраиной стала Польша. По Конституции 1815 г., дарованной Александром I, Польша имела автономию. Королем Польши был император, имевший здесь своего наместника, возглавлявшего Государственный совет. Законодательная власть принадлежала Сейму, который руководил Сенатом (назначался царем) и Посольской избой (избиралась дворянством и городами). Правительство состояло из шести министерств – внутренних дел, юстиции, финансов, духовных дел, просвещения и военного. Территория делилась на воеводства, которые состояли из поветов во главе со старостами. Низшей территориальной единицей была всесословная гмина во главе с войтом (из местных помещиков). После восстания 1830 г. и реформы 1832 г. были ликвидированы Сейм и Государственный совет, министерства заменены комиссиями, воеводства губерниями, а поветы уездами. Была ликвидирована армия в Польше и на Украине. В Польшу была введена 1-я «Действующая армия».

Таким образом, во всех вновь присоединенных окраинах, в том числе и в тех, которые имели свою государственность и не всегда дружелюбно настроенных к Российской империи (Польша), не вводилась чисто колониальная администрация. Это была смешанная власть с участием местной знати, которая пополняла ряды российской элиты. Административный режим, установленный на западных окраинах (Польша, Финляндия, Прибалтика), был существенной мягче, чем в самой России. На юге и востоке эта тенденция была выражена еще более рельефно. Здесь местная национальная элита играла даже ведущую роль. Это не было изобретением XIX века. Такова была традиция освоения новых земель многонациональной российской государственностью от самого ее начала.

Николаевская Россия середины 1820-х – середины 1850-х гг. была временем контрнаступления власти на общество в ее стремлении предотвратить проникновение революции из Европы в Россию. Империя Николая I превращалась в жандарма Европы, но внутри страны назревал конфликт, который привел к первой революционной ситуации, побочным продуктом которой стали знаменитые буржуазные реформы 60-70-х годов XIX столетия.

Начало Николаевской России ознаменовалось выступлением декабристов. Сам заговор в офицерской среде сложился до воцарения Николая Павловича, но открытое выступление произошло в самый отчаянный момент междуцарствия и вышло спонтанным. Оно обнажило всю слабость и обреченность дворянского протеста и оказалось не только первым, но и последним актом дворянской революционности. Высшее сословие успело уже настолько отдалиться от народа, что самопожертвование отдельных его представителей было воспринято как барское чудачество, а по большей части просто народом не замечено. Николай I жестоко расправился с восставшими, прежде всего, как с предателями интересов своего сословия, чем навсегда отбил у дворянства охоту к антиправительственным выступлениям. Поэтому главным действующим лицом дальнейшего общественного движения сделалась другая социальная группа. На смену дворянам пришли разночинцы.

После поражения декабристов лучшие представители дворянского сословия попытались шире взглянуть на роль и предназначение власти для судеб России. Весьма характерны в этом отношении взаимоотношения А.С.Пушкина и Николая I. Конечно, симпатии Пушкина были на стороне декабристов. Лишь чистая случайность и его собственное суеверие помешали ему быть в столице в момент восстания на Сенатской площади. В этом смысле он (как, впрочем, и Чаадаев) был осколком декабристского движения, отброшенным жестокими событиями от эпицентра дворянской революционности. Но Пушкин был до мозга костей дворянин, болезненно относившийся к недостоинству многих сановников («Мой дед не торговал блинами. В князья не прыгал из дьячков…"). Личные беседы с Николаем Павловичем убедили его в том, что перед ним один из умнейших и достойнейших людей России. Он разделял патриотическое презрение императора к невежеству европейской русофобии типа Астольфа де Кюстина («Клеветникам России»). Его «История Пугачевского бунта» свидетельствует о том, как тонко и глубоко понимал он положение и характер русского народа, но он был так же бесконечно далек от народа как и все декабристы, сыны своего сословия.

Разночинцы были межсословным явлением. В их составе мы видим выходцев из самых разных слоев – дворянства (особенно мелкопоместного и беспоместного служилого), духовенства (особенно белого приходского), купечества (особенно мелкого), мещанства (особенно торгово-ремесленного), крестьянства (главным образом промыслового, живущего в городах), работного люда разного рода занятий. Всё это была преимущественно молодежь, особенно студенческая, учителя, врачи, литераторы. У них не было сословной спайки, как у дворян, и они не были связаны с властью и со светским обществом, более того, они демонстративно подчеркивали отсутствие этой связи и даже гордились этим. Из этой среды и выработалось главным образом такое уникальное явление, как русская интеллигенция (термин, введенный в культурный оборот в 1860-х гг. писателем Петром Боборыкиным). Пассионарность разночинцев нарастала с каждым десятилетием и отличалась решительностью и радикализмом. Впервые высокая энергия молодости выступила не на стороне государства.

Так же, как и дворянские революционеры, разночинцы ориентировались на западные идеи, главным образом французские и немецкие. Причем, если у декабристов (П. Пестель, Н. Муравьев) путеводной звездой была Великая Французская революция и соответственно преобладали идеи французских просветителей, то новое поколение интеллигенции было увлечено немецкой философией и прежде всего натурфилософией Шеллинга. Огромной популярностью пользовались лекции ученых-естествоиспытателей, в частности профессора М.Г.Павлова, который при стечении студентов всех факультетов Московского университета излагал шеллингианскую теорию познания как введение в теорию земледелия, что производило впечатление прекрасного дворца в качестве прихожей в крестьянскую избу. Павлов был великим ученым, может быть вторым после Ломоносова. В его посмертных бумагах был обнаружен трактат о строении ядра атома. Задолго до Резерфорда он открыл эту страшную тайну ядерной физики, но не решился опубликовать свое открытие, ибо оно слишком опережало свое время и было отрицанием ньютоновской парадигмы. А может быть понимал всю опасность нового знания.

Властителями дум выступали авторы статей в популярных журналах, влияние которых достигло невообразимых высот. Вокруг них формировались кружки, в которых шла довольно интенсивная умственная работа и складывались идейные направления. В отличие от времен Екатерины II и Александра I, они выражали и формировали настоящее общественное мнение, а не мнение узкого круга дворянства с его «высшим светом». Поэтому цензура внимательно следила за событиями в литературной среде и не колеблясь закрыла доступный для широкой публики журнал «Московский телеграф» Н.А.Полевого, оставив на плаву более элитарный рупор шеллингианства «Телескоп», издававшийся профессором эстетики Московского университета Н.И.Надеждиным. Так что идеи Канта и Шеллинга получили в России дальнейшее распространение. Натурфилософия, проистекающая из религиозной догматики не казалась правительству опасной. Однако, появление на страницах журнала «Телескоп» скандального «Философического письма» П.Я.Чаадаева кончилось тем, что журнал был закрыт, Надеждин сослан в Вологду, а Чаадаев был официально объявлен сумасшедшим.

Правительство сделало свой идеологический ход. Министр народного просвещения С.С.Уваров выступил со своей теорией «официальной народности», основанной на знаменитой формуле: «Православие, самодержавие, народность», и вольные рассуждения Чаадаева о преимуществах католичества перед православием и ущербности исторической судьбы России были не к месту. Правительство вступило в открытую борьбу за господство в общественном мнении. О судьбе России высказался даже шеф жандармов А.Х.Бенкендорф: «Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается до будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение». Демонстрировать вольность мысли становилось небезопасным. Поэтому общественное мнение дозволялось только в философских дискуссиях и литературной критике. Идейный багаж власти оказался слишком скудным, чтобы вступить в открытую борьбу с интеллигенцией. С тех пор и вплоть до П.А.Столыпина никто из правительства не решался публично высказываться на идеологические темы и формулировать программу власти.

Тем временем в молодежных кружках все явственнее звучали социально-политические мотивы. Характерны в этом отношении судьбы студенческих кружков в Московском университете. Кружок Станкевича, преимущественно философский с шеллингианским направлением и с участием Павлова и Надеждина, взрастил тем не менее таких ярких впоследствии социальных полемистов как В.Г.Белинский, К.С.Аксаков, Ю.Ф.Самарин, М.Н.Катков, Т.Н.Грановский, М.А.Бакунин. Здесь что ни имя, то настоящее знамя таких направлений, как революционная демократия, славянофильство, западничество, консерватизм, анархизм.

Кружок Герцена не располагал столь блестящим набором имен, но достаточно было одного А.И.Герцена с его ближайшим другом и единомышленником Н.П.Огаревым. Этот кружок за его социально-политическую направленность сразу же был взят на заметку правительством и вскоре раскассирован. Герцен отправился в вологодскую ссылку, а по возвращении из нее уехал за границу, где и развернул свою революционную агитацию. Его журнал «Колокол» внимательно изучали даже в правительстве.

После волны революций, прокатившейся по Европе в 1848 г., правительство резко изменило свое отношение к казалось бы безобидным философским кружкам. Николай I воспринял установление республики во Франции как вызов для России. Узнав о революции, он в страшном волнении явился во дворец наследника Александра Николаевича, где проходил бал и, выйдя на середину залы, провозгласил: «Седлайте коней, господа! Во Франции объявлена республика!». Затем последовал Манифест 14 марта 1848 г., заканчивавшийся словами из Библии: «С нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог!» По просьбе австрийского императора Николай направил русскую армию под командованием фельдмаршала Дибича для подавления венгерского восстания, чем спас монархию Габсбургов от революционного крушения. Этой истерией объясняется особая жестокость по отношению к студенческому кружку Буташевича-Петрашевского, члены которого были осуждены на каторгу с предварительной инсценировкой смертной казни. В рядах петрашевцев оказался и великий русский писатель Ф.М.Достоевский.

В русской общественной жизни существовало мощное течение, точнее целая подземная река параллельной истории русского духа, представленного сектантством и расколом. При Николае I прежде более или менее терпимое к ним отношение резко изменилось в репрессивную сторону. Сектантство было поделено на более вредное и менее вредное. Критерием выступало отношение сект к правительству (молитва за царя) и официальной церкви (исполнение обрядов). В результате многочисленные, жившие в нравственной чистоте, духоборы и молокане, поселенные при Екатерине II и Александре I на «молочных водах» в Таврической губернии и мирно занимавшиеся своим хозяйством, но не шедшие на компромисс с православной церковью и властями, были, как «вреднейшие», подвергнуты выселению на Кавказ и в Сибирь, а также отдавались в рекруты. Напротив, адепты тоталитарных сект типа хлыстов и скопцов, которые искусно мимикрировали под православных, притворно исполняли положенные обряды и старались не ссориться с местной властью, хотя и были признаны «вреднейшими», но серьезным гонениям не подвергались.

Положение староверов также резко ухудшилось. Раздробленное на многочисленные течения и согласия движение раскольников, тем не менее, стойко держалось. Староверы-поповцы даже смогли, благодаря Константинопольскому патриарху, получить доступ к церковной иерархии и рукоположению собственных иереев. Предпринятое правительством экспедиционное исследование состояния раскола привело чиновников к неутешительным выводам: раскол не сокращается, а напротив растет, укрепляется экономическое могущество староверия, благодаря богатому купечеству, которое сплошь и рядом придерживалось старой веры. Еще большее изумление вызвали открывшиеся симпатии к коммунистическим идеям и солидарной экономике, что вообще не вписывалось не только в монархическую идею «официальной народности», но и отрицало капиталистическое хозяйствование.

Правительство Николая I объявило расколу настоящую войну. Были закрыты староверческие комплексы в Москве (Рогожское и Преображенское кладбища), в Саратовской губернии на реке Иргиз посланные на расправу войска взяли штурмом староверческие монастыри. Был нанесен удар и по хозяйственной жизни староверов. Указ императора предписывал перерегистрацию капиталов купцов-старообрядцев через год и запрет на регистрацию детей вне православной метрики. Это поставило гонимых в тяжелое положение и вынудило их массово записываться в православие или на худой конец в единоверие. Однако, это не привело к сокращению численности уклонившихся в раскол, о чем свидетельствовала секретная статистика III Отделения. Зато резко усилила антиправительственные настроения в этой среде. Пропасть между официальной и народной идеологией была даже большей, нежели между правительством и интеллигенцией.

Таким образом, внутренний идейно-нравственный раскол в Николаевской России резко усилился. На фоне расхождения интересов дворянства и народа это принимало угрожающие черты. Народ отказывал российской служилой элите в лице поместного дворянства и чиновничества в праве на ее привилегии.

Его все больше раздражало европейничанье высших сословий, их иноземный облик, отказ от родного языка и платья. Но наибольшее возмущение вызывало жестокое и несправедливое крепостное право. В деревне быстро разносились всякие самые невероятные слухи о воле, о спрятанных помещиками царских указах, о свободных землях Новороссии, об освобождении путем вступления в ополчение и пр. Очень напугало власти широкое «трезвенное движение» крестьян против засилья откупщиков питейной торговли. Это была пороховая бочка, запалом к которой могло послужить все более массовое движение разночинцев, которые все чаще заявляли о себе как о борцах за народное дело.