Текст книги "Путеводитель по Кронштадту: Исторические очерки"

После «Проспектов» особенно часто печатались извещения о продаже портретов лиц Царствующего Дома. В 1766 году объявлялось:⁵⁴ «В Академической книжной лавке продаются новопечатные тушевальной работы Импараторской фамилии портреты, а именно: 1) Царя Иоанна Васильевича, 2) Царя Феодора Иоанновича, 3) Царя Бориса Феодоровича Годунова, 4) Царя Василия Иоанновича Шуйского, 5) Царя Михайлы Феодоровича, 6) Царя Алексея Михайловича, 7) Царя Феодора Алексеевича, 8) Царя Иоанна Алексеевича, 9) Государя Императора Петра Первого, 10) Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны, 11) Государыни Цесаревны Анны Петровны, 12) Государя Императора Петра Второго, каждый по 25 копеек». Это объявление не сходило со столбцов «С.-Петербургских Ведомостей» в продолжение всего XIII века, до известной степени изменяясь. Так, вместо подробного перечня поименно государей извещалось в краткой форме:⁵⁵ «В Академической книжной лавке продаются вновь напечатанные тушевальные портреты двенадцати древних государей, все двенадцать 3 рубля»; затем, очевидно потому, что первые портреты двух царей были раскуплены, стали извещать, что продаются⁵⁶ «Портреты тушевальные древних Государей от Государя Царя Бориса Феодоровича Годунова до Государыни Императрицы Елизаветы Петровны, каждый по 20 копеек». Цена, как видим, понизилась. И наконец, извещали о продаже этих же портретов поодиночно, например:⁵⁷ «Портрет Цесаревны Анны Петровны, Герцогини Шлезвиг-Голштинской». Кроме этой серии выпускались в продажу гравюры других мастеров. Так, в 1784 году печатались:⁵⁸ «Портреты гравировальной работы: 1) Государя Императора Петра Великого и 2) Государыни Императрицы Елизаветы Петровны, оба Вагнеровой работы, каждый по 50 копеек», в том же году поступили в продажу два портрета «Императрицы Анны Иоанновны, большой по 50 копеек и малый 25 копеек».⁵⁹

Нельзя не указать, что Академия наук торговала не только стариной, залежавшимися гравюрами, но стремилась отвечать и на запросы времени. Известно, какое впечатление произвело не только на Россию, но и на всю Европу прививание – или, как тогда называлось, «подвиг» – оспы Екатериной II. Это событие было воспето бесчисленным количеством од, увековечено рядом речей духовных ораторов, и Академия наук тоже уведомила,⁶⁰ что «в Академической книжной лавке продается портрет господина барона Томаса Димсдаля по 50 копеек». В номере 49 от 17 июня 1780 года читаем:⁶¹ «Прибыл из Москвы знаменитый путешественник граф Фалькенштейн и остановился в трактире город Лондон». Этот трактир помещался на углу Малой Миллионной и Невского проспекта, там, где теперь дом графа Зубова. Прошел всего только месяц и 17 июля того же года появилось объявление:⁶² «Санктпе-тербургской Императорской Академии наук в книжной лавке вступили в продажу два гравированных портрета знаменитого путешественника графа Фалькенштейна, один большой в поллиста, цена 60 копеек, другой малой, профильной, ценою 25 копеек, да Географическая карта, означающая путешествие сего Графа от Вены до Санкт-Петербурга чрез Малую Россию, Белоруссию, Смоленское наместничество, Москву и из Санкт-Петербурга через Ригу. На сей карте обозначена вся Венгрия, Польша, знатная часть России, Финский залив и Балтийское море, из Вены в Россию, цена оной 80 копеек».

Картинами общего содержания Академия наук почти не торговала, по крайней мере мы нашли только два извещения. Первое⁶³ – продается «эстамп картины, найденной в Геркулане и поднесенной Его Императорскому Высочеству, Государю Цесаревичу и Великому князю Павлу Петровичу Его Сиятельством Канцлером Графом Воронцовым 1763 году, по 60 копеек». И второе⁶⁴: «Эстамп Рано или Поздо, по 12 копеек». Последнего эстампа мы не видели, и что он представляет собой – не знаем.

Несколько подробнее мы остановимся на изданном в 1777 году «новом портрете царевны Софии Алексеевны, цена 25 копеек»⁶⁵. Об этом портрете Д. Ровинский говорит, что «в настоящее время этот лист очень редок».⁶⁶ На этот портрет в год его издания обратил внимание Н. Новиков и сохранил его описание в издававшихся им в то время «Санктпетербургских Ученых Ведомостях».⁶⁷ «Портрет царевны Софии Алексеевны, вырезанный на меди при Императорской Академии Художеств пятого возраста учеником А. Афанасьевым. Сей портрет представляет поясное изображение Царевны в старинном женском царском одеянии, в царском венце; в правой руке скипетр, а в левой – держава. Портрет изображен в овале, украшенном лавровой и пальмовой ветвями, на которых семью символическими фигурами означаются добродетели ее, с сими надписаниями под оными: разум, благочестие, целомудрие, щедрота, правда, великодушие и надежда божественная; а в верху находятся два гения трубящие, из которых один держит кольцо в означение вечности. Вокруг портрета находится следующая надпись: „София Алексеевна, Божию Милостию, Благочестивейшая Самодержавнейшая Великая Государыня Царевна и Великая княжна, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержица: Московская, Киевская, Володимирская, Новгородская, Царевна Казанская, Царевна Астраханская, Царевна Сибирская: Государыня Псковская и Великая княжна Смоленская, Тверская, Югорская, Пермская, Вятская, Болгарская и иных; Государыня и Великая Княжна Новагорода Низовских земель, Черниговская, Рязанская, Ростовская, Ярославская, Белоозерская, Удорская, Обдорская, Кондинская и всея Север-ныя страны Повелительница, и Государыня Иверския земли, Карталинских и Грузинских царей, и Кабардинския земли, Черкасских и Горских Князей, и иных многих Государств и земель Восточных и Западных и Северных отечественныъ дедичеств Государыня и Наследница и Обладательница". Под портретом вырезаны стихи, заключающиеся строками:

 
Такова Семирамис у Ефрата жила
Яже ввеки памятно дело сотворила.
Елисавефе Британска скипетро держащи;
Пулхерия таковым умом бо смыслящи,
Россию аще царствы многими почтенна,
Пред благочестивою еси умаленна.
 

Впрочем, остается уведомить, что сей портрет вырезан со старинного эстампа, деланного еще при жизни Царевны, и который находится в Императорской Академии Художеств».

Прошло сравнительно немного времени с того момента, как София была заключена в монастырь своим державным братом и должна была быть изгнана из памяти народной, и появление гравюры с ее полным титулом во всяком случае знаменательно. Но еще интереснее то, что на эту гравюру обратил внимание Новиков и поместил ее описание в своем журнале. Было это сделано им, конечно, не без умысла. Очевидно, какая-то тайная цель им преследовалась: не было ли здесь намека и сопоставления с царствованием Екатерины II и с положением Павла Петровича? Ведь Петр Великий находился в подчиненном положении, когда София была правительницей, и положение цесаревича Павла Петровича было также очень тяжелое. Приблизительно в это время Новиков становится в оппозицию Императрице и скоро покидает Петербург для Москвы, где и развивает свою культурную деятельность.

Из ряда приведенных нами объявлений и им аналогичных можно установить цену гравюр, колебавшуюся от 20 до 60 копеек.

Второе просветительное учреждение – Академия художеств, – которое уже по своей задаче должно было распространять и самые изящные произведения и воспитывать вкус к ним, стремилось к этому двумя путями. До 1766 года Академия художеств была прежде всего комиссионером Московского университета и продавала в своей книжной лавке издания его типографии, а затем там же поступали на продажу и произведения членов Академии. Так, в 1760 году поступили⁶⁸ «гридорованные образа Святого Митрополита Димитрия, новоявленного Ростовского Чудотворца, каждый по 1 рублю», в 1761 году «в Императорской Академии художеств продается вновь напечатанная в Московском университете Краткое наставление к Рисовальной науке по рублю, по 70 копеек».⁶⁹ Первая гравюра, о которой публиковала Академия художеств, был выпущенный в 1761 году «портрет всемилостивейшей Государыни грыдорованный при оной Академии по 1 рублю».⁷⁰ В 1763 году обороты книжной лавки стали настолько значительны, что появилось объявление, содержащее в себе целый перечень, а именно:⁷¹ «Желающие покупать Эстампы и Гипсовые фигуры, получить могут оные в Императорской Академии художеств и в деревянном Гостином дворе под № 55. Помянутые эстампы и фигуры суть следущие: большой портрет Ее Величества Государыни Императрицы Елизаветы Петровны, градированный господином Шмитом по 5 рублей; портрет Ея же Величества поясной г. Чемезовым 1 рубль; портрет Его Императорского Высочества Наследника Всероссийского благоверного Государя Цесаревича и Великого Князя Павла Петровича 50 копеек; образ св. Димитрия митрополита Ростовского новоявленного Чудотворца 50 копеек; портрет Его Сиятельства Генерала Фельдмаршала Графа Петра Семеновича Салтыкова 50 копеек и многие разные, коим цена на тех эстампах написана. Гипсовые фигуры бронзованные: Диана и Эндимион; Авраам Исаака приносит в жертву; Диана и Эндимион другая, каждая по 10 рублей». В 1765 году этот список значительно увеличился:⁷² «В Императорской Академии художеств продаются портрет Ее Императорского Величества гравированный в виде красного и черного карандаша, оклеенный в синей бумаге по три рубля по 25 копеек, а не оклееный по три рубля; портрет Его Императорского Высочества, также гравированный в виде красного и черного карандаша, оклееный в синей бумаге по два рубля 25 копеек, а не оклеенный по два рубля; разные ученические эстампы, фигуры, бюсты и барельефы, гипсовые, разными ценами; проповедь, говоренная при инавгурации, по 30 копеек; притом же будет продаваться и диссертация о Художествах, сочинения Его Превосходительства Григория Николаевича Теплова, как скоро из печати выйдет». Наконец, к 1766 году относится такое объявление:⁷³ «В Академии художеств продаются портреты Царицы Наталии Кирилловны по 37 копеек. Эстамп, представляющий деревенскую красавицу по 35 ¹А копейки; эстамп, представляющий пригожую повариху по 31 Ул копеек» Характерна дробная цена эстампов: очевидно, высчитали, во что обошелся эстамп, и продавали без барыша.

Но Московский университет вскоре завел самостоятельную книжную лавку и таким образом отказался от комиссионерства Академии художеств, которой содержать самостоятельную лавку стало невыгодно, и она переходит к другому способу продажи. В 1766 году мы наталкиваемся на первое объявление, которое продолжается до конца века. «В Императорской Академии художеств будут продаваться⁷⁴ с публичного торга во весь Великий пост до Страстной недели по средам в 4 часу пополудни производимые при оной Академии картины, гипсы, эстампы и прочие вещи, о чем чрез сие объявляется». Торг этот производился, как объяснялось в других извещениях, «в пользу воспитываемого при Академии Художеств юношества».⁷⁵ Сущность торга оставалась одна и та же, менялись лишь обстановка его, формы и время. Так, иногда вещи продавались «аукционным порядком»,⁷⁶ иногда же «по написанным на каждой ценам».⁷⁷ Начинался этот торг и в январе месяце, продолжаясь до поста,⁷⁸ и в сентябре,⁷⁹ и в декабре,⁸⁰ продолжаясь «покуда все оные вещи проданы будут». Для торга обыкновенно назначалась среда,⁸¹ но к среде присоединяли и субботу,⁸² и длился этот торг с двух часов по полудни по девятой вечера»⁸³ или с десяти до двух часов.⁸⁴ Наконец, иногда для продажи отводили рекреационную залу,⁸⁵ но по большей части факторские покои, причем приезд был с третьей линии.⁸⁶

Вслед за Академиями торговать художественными произведениями начали и другие правительственные учреждения. Не надо забывать, что в XIII веке почти каждое правительственное учреждение имело свою типографию, в которой, конечно, печатались не только книги, но гравюры и эстампы. Так, типография Правительствующего сената продавала в 1769 году⁸⁷ «отпечатанные вновь разные старинные эстампы, которым в оной же типографии имеется точная роспись». А в 1770 году в той же типографии продавались «вновь отпечатанные 39 портретов Римских цесарей и некоторых знатных мужей по 1 рублю 56 копеек».⁸⁸ В типографии Морского кадетского корпуса почему-то оказались доски известных Махаевских проспектов Каменного острова, которые и продавались этой типографией «большие по 35 копеек, а малые по 15 копеек каждый».⁸⁹ В типографии Военной коллегии любители могли приобрести «портрет первого российского солдата на Александрийской бумаге по 15, а не бело по 10 копеек».⁹⁰ И наконец, «в книжной лавке Императорского Сухопутного Шляхетного Корпуса» в 1791 году имелся в продаже «план сада оного корпуса, черченый того же корпуса господином адъютантом князем Шаховским и весьма чисто гравированный г. Мейером, на большой александрийской бумаге по 1 рублю». План этот не отмечен Д. Ровинским.⁹¹

Наконец, еще одно правительственное учреждение торговало не только эстампами, но и «разными живописными картинами в золоченых рамах искусных мастеров»⁹² – хотя с первого взгляда очень трудно предположить для этого учреждения, по его назначению, такую продажу. Мы подразумеваем Императорский Воспитательный дом, некогда помещавшийся на Большой Миллионной улице в здании, ныне занятом казармами лейб-гвардии Павловского полка. Дело в том, что при Воспитательном доме существовала «сохранная казна», соответствовавшая нынешнему ломбарду, в которой принимались в заклад и картины. Такими-то просроченными картинами он и торговал.

К 1780-х годах в Петербурге и даже в глухой провинции появился тип не только любителя художественных произведений, но и, выражаясь современным словом, дилетанта-художника. Воспоминания о таком любителе оставил нам известный издатель, редактор журнала «Экономический магазин» А. Т. Болотов. В первой части журнала он поместил⁹³ выдуманную переписку между каким-то «покорнейшим слугой И. Рисовалиным» и самим издателем. Переписка касалась «прозрачных кунштов и рисунков», давались советы, как воспроизводить «прозрачные куншты», и, кроме того, было сделано несколько общих замечаний относительно живописи. Рисовалин жаловался издателю на свои неудачи и писал: «Мне ими (т. е. живописью масляными красками) пачкаться очень не в диковинку. Случалось часто, что и губы, и лицо, и все платье разных цветов красками бывали у меня запачканы. И я еще с младенчества по склонности моей марать красками привычку сделал, только жаль, что не учился, а все марал и пачкал сам от себя». На такую жалобу издатель отвечал довольно-таки любопытно. Он писал: «Государь мой! Не с одним вами случилось то, что, имея натуральную склонность к рисованию, не имели случая учиться оному порядочным образом: был тот грех и со мною. Не учился я оному как должно, хотя, впрочем, не менее вас имею к тому охоту и натуральную склонность, и таково же хорошо иногда весь испачкан и измаран бываю, и так оба мы изрядные мастера и рисовальщики. Однако какая кому до того нужда, хорошо ли или худо мы умеем рисовать? Мы ведь не живописцы и упражняемся в художестве сем не для прибытка, но для собственного удовольствия; а для получения сего довольно уже, когда бы только работы наши могли нам нравиться, и утешая, преподавать нам случай по несколько дней и часов препровождать в невинном и приятнейшем для себя удовольствии. Я не знаю, государь мой, как вы, а я художеству сему очень обязан. Не один день в жизни моей помогло оно мне препроводить очень весело, и я думаю, что помогло к тому самое то, что я, не учась ни чему почти порядочно, принужден был до всего сам собою добираться и мало-помалу узнавать нужные вещицы; и как самомалейшие успехи производили мне уже радости, то и было удовольствие мое тем больше. Недавно, при случае некоторых новых выдумок вздумалось мне пересчитать, сколько у меня разного рода работ, картин рисованных и малеванных мною самим есть, и как я насчитал их более тридцати родов, то, судите сами, коль многие увеселения я имел, когда отчасти добираясь, отчасти выдумывая оные, в первый раз их делал. Со всем тем не могу я себя никак назвать в сем искусстве мастером; но искренно признаюсь, что я не гожусь еще в подмастерьи; да и пишу о том не для того, чтобы я хотел искусством своим хвастать или учить умеющих, а для того только, чтобы, сообщая некоторые известные мне вещицы, снискать некоторое удовольствие тем из любезных моих сограждан, которые, имея к рисованию охоту, и не редко праздное время свое препровождают в оном; ибо как я сие упражнение почитаю всегда невиннейшим и безопаснейшим, нежели многие другие, то и не за излишнее почел поспешествовать по мере сил своих и с сей стороны сих моих в деревенской жизни сотоварищей».

Болотов не слишком фантазировал, когда писал эти строки. Он списывал с себя лично и с некоторых ему подобных людей. Что такие самоучки появились у нас, доказывает до известной степени содержание журналов того времени. Почти каждый считал нужным помещать статьи по искусству, причем эти статьи были и теоретического, и практического характера. Так, в журнале «Приятное и полезное чтение» мы находим,⁹⁴ например, статью «Сила ваяния», перевод с французского, в которой имеются такие строчки: «Ваяние, так как и история, говорит Г. Фальконе, есть долговременное хранилище добродетели и слабостей человеческих. Драгоценны черты великих людей, долженствовавших жить столько, сколько их статуи производят в нас благородного рвения»… и далее: «Для единого возбуждения к общественным добродетелям издревле выдумано воздвигать статуи великим людям». В «Ежемесячных сочинениях»⁹⁵ тема, вскользь отмеченная в приведенном отрывке Болотова, получила самостоятельное рассмотрение и появилось целое рассуждение под заглавием: «Разговор о пользе, какую плохие мастера в художествах и науках своих приносят людям». Наконец, в «Экономическом магазине»⁹⁶ мы насчитали 12 заметок, носящих общее заглавие «О рисовании» или «Для рисования». Практические советы давались самые разнообразные. Приведем ряд заглавий статей, на основании которых можно составить себе хотя некоторое понятие о распространении среди читающих россиян последней четверти XIII века сведений по части художественной, как говорили в то время. «Новый способ по аглинскому изображению делать эстампы наведением красок подобно миниатюрным картинам».⁹⁷ «О раскрашивании печатных кунштов масляными красками».⁹⁸ «Охранение картин от мух».⁹⁹ «Способ снимать с картин чернильные пятна».¹⁰⁰ «Способ чистить масляные картины».¹⁰¹ «Спечатывание медалей».¹⁰² «Состав для расписывания по гипсу мрамором».¹⁰³ «О покрывании лаком бумажных картин».¹⁰⁴ «О рисовании золотом и серебром».¹⁰⁵ «О рисовании сахарной водой».¹⁰⁶ «О сохранении писанных на холсте масляными красками картин и об оживлении на них красок».¹⁰⁷ Этот список можно увеличить во много раз, и из него видно, что интерес к художеству в русском обществе сильно возрос. Об этом же свидетельствует и факт открытия в Петербурге специального магазина для продажи картин или, как тогда называли его, эстампный кабинет. Инициатива в этом деле, конечно, принадлежала иностранцу. Он был итальянец, хотя родом из Франции, и звался Роспини. В 1779 году появилось первое известие об этом эстампном кабинете и французской книжной лавке:¹⁰⁸ «По Невской перспективе в Перкиновом доме (на углу Невского и Адмиралтейской площади) у приехавшего недавно итальянца Роспини продаются собрания Анлинских, Римских и Французских купферштихов, в числе которых есть много архитектурных украшений, также исторические, мифологические, натуральной истории, Аглинские сады и проч. Примечания, достойные собрания, Гугтона, Скородумова и других славных мастеров как тушеванной, так и новейшей миниатюрной работы. Сей итальянец проживет здесь не более 4 недель».

Очевидно, Роспини, приехав с необычным еще для Петербурга товаром, не надеялся на успех, почему и указал, что пробудет только 4 недели, но торг пошел так хорошо, что Роспини основался в Петербурге – его объявления мы встречаем и в 1795 году. На своем первом месте Роспини ставался недолго и вскоре поселился в «Конлоидиевом доме № 6 противу гостиного двора возле Армянской церкви»,¹⁰⁹ где и окрестил свой магазин «Эстампный кабинет и книжная Французская лавка». Явившись инициатором в деле устройства художественного магазина, Роспини проявил инициативу еще и в другом случае – ему принадлежит пальма первенства помещения французского объявления в «Санкт-Петербургских Ведомостях»:¹¹⁰ «Le Sieur Rospini a l’honneur de faire part aux amateurs qu’il a un Cabinet d’Estampes Angloises, Francoises et Italiennes, livres d’Architecture, d’Antiquites, d’Histoire Naturelle; et Ton peut les acheter tant en grandes collections que separement; il demeure a la grande Perspective vis-a-vis de l’Eglise de Notre Dame de Kazan au rez de chaussee sur la rue». Вслед за Роспини появился в Петербурге ряд таких же иностранцев, которые к своей книжной торговле присоединили торговлю эстампами и гравюрами, причем торговля книгами отходила на задний план.

Первоначально книгами в Петербурге торговали кроме книжной лавки Академии наук различные переплетчики, работавшие для казенных учреждений, как, например, для Сухопутного шляхетного кадетского корпуса, для Военной коллегии и т. д. Эти переплетчики продавали при случае и художественные произведения. Так переплетчик Тидцелиус (Сухопутного корпуса) в 1771 году продавал¹¹¹ портрет Карла XII, короля Шведского, переплетчик Миллер в Луговой Миллионой торговал «новыми гравированной работы портретами Государыни по 2 рубля».¹¹² Но этот торг был случайным, и только Роспини, а вслед за ним и Клостерман, обратили главное внимание на торг гравюрами, причем не только торговали, но и принимали предварительную подписку и заказывали сами петербургским и иностранным граверам исполнение различных работ.

Клостерман – магазин его находился сперва на Невском против Малой Морской, которая в то время звалась Ново-Исаакиевской, и в этой последней улице, – особенно покровительствовал граверу Уокеру (Валкеру, Walker), работы которого он продавал. Так, в 1790 году у Клостермана продавались «портреты Их Императорских Высочеств Великих Князей Александра, Константина Павловичей и Великих Княжен Александры, Елены, Марии и Екатерины Павловны, деланные пунктированием с оригинального рисунка придворным гравером Балкером, цена раскрашенным 5 рублей, не крашенным 3 рубля».¹¹³ В следующем 1791 году у того же Клостермана продавалась «большая историческая картина „Геркулес, ребенком представленный", трудов придворного гравера Балкера, деланная со славного в Эрмитаже Ее Императорского Величества находящегося рисунка Кавалера Рейнольда тушевальною работой, по 12 рублей экземпляр».¹¹⁴ Ровинский,¹¹⁵говоря об 11 картинах Эрмитажа, выгравированных Валькером, указывает, что он выгравировал «Геркулеса младенцем» в 1792 году. Это очевидная ошибка, так как из приведенного нами объявления видно, что гравюра продавалась в первой половине 1791 года. Затем, в конце 1791 года, поступила в продажу гравюра Валкера «Портрет двора Ее Императорского Величества Камер-фрейлины Протасовой, деланный тушью с подлинника Ангелики, ценой 10 рублей»¹¹⁶ (у Ровинского гравюра «Графиня Протасова с племянницами» датирована 1792 годом); снимок с картины Эриксена из Эрмитажа, «представляющий крестьянку, окруженную своими сыновьями и внучатами» (у Ровинского она тоже датирована 1792 годом) и, наконец, «разные весьма хорошие абдруки портрета покойного генерал-фельдмаршала князя Григория Александровича Потемкина Таврического по 5 рублей» (Ровинский, № 29). Наконец, в 1795 году тот же Клостерман продавал «эстамп, изображающий портрет Ее Императорского Величества работы Валкера»¹¹⁷ и в 1799 году «фамильное изображение Ее Сиятельства графини Самойловой в большой лист ценой 15 рублей».

Кроме Уокера Клостерман продавал гравюры русских художников Скородумова, Березникова. О Скородумове Клостерманом было помещено сборное объявление такого содержания: «У Клостермана на Невской перспективе по № 69, трудов покойного ее Императорского Величества гравера Скородумова продаются гравированные портреты: как то, портрет Ее Императорского Величества по Рокотову подлиннику, 5 рублей (Ровинский. С. 598, № 13), портрет Его Императорского Высочества Благоверного Государя Великого Князя Павла Петровича в барельефе по рисунку Росселейна деланный, 4 рубля (у Ровинского № 18), два портрета Их Высочеств Великих Князей Александра и Константина Павловичей, оба вместе 5 рублей (у Ровинского № 7 и 8), также эстамп, представляющий кончину Генерал-Фельдмаршала Потемкина-Таврического на большом листе, 25 рублей (Ровинский, № 22) и Иоганн Креститель с ягненком по Мориллеву (Мурильо) подлиннику 5 рублей» (Ровинский, № 24).¹¹⁸ Об эстампе «Кончина Потемкина» Клостерман публиковал еще раз в 1795 году, но уже анонимно, причем цена за этот эстамп уменьшена – всего 10 рублей. Мы, к сожалению, не имеем данных для определения, был ли последний эстамп работы Скородумова или чей-нибудь другой. Уменьшение цены в 2 ½ раза, конечно, может быть объяснено и тем обстоятельством, что после смерти Скородумова прошло уже 3 года, интерес к его работам упал, продаваться они стали туго и Клостерман счел нужным понизить цену.

Объявление о работе Березникова (его работы, отмечает Ровинский, очень редки) мы нашли только одно: «У Клостермана, на Невской перспективе № 69, вступил в продажу вновь выгравированный Императорской Академии художеств гравером Андреем Березниковым (объявление 1794 года, следовательно, год гравирования, не указанный Ровинским, см. с. 56, № 11, приблизительно определяется 1793 или даже 1794) эстамп с картины славного Жордана Фламмантского, представляющий милосердие Самарянина над Иудеем, который проходя из Иерусалима в Иерехон, впал в разбойники и, изъявлен будучи ими, оставлен при пути без всякого призрения. Цена 2 рубля». К этому извещению были присоединены следующие строки, небезынтересные для биографии талантливого русского гравера: «Сей же гравер предлагает свои услуги в гравировании портретов, исторических деяний, пейзажей и других разных штук. Имеющие в том надобность, могут относиться к нему. Жительство же имеет он на Невском проспекте, дом № 70 Жадимирского». Насколько нам удалось проследить, это было первое обращение русского гравера за заказами с помощью публикации. Затем у того же Клостермана можно было приобрести за 5 рублей «бюст Ее Величества, деланный по Шубинову рисунку Набгольцом», «аллегорический эстамп, изображающий путешествие Ее Императорского Величества в низовые города за 10 рублей».¹¹⁹

Кроме гравюр русских граверов у Клостермана можно было подписываться и приобретать гравюры иностранцев. Так, в 1790 году находим длинное уведомление: «Сочинявший аллегорическую картину, представляющую Екатерину II путешествующую в своем Государстве в 1787 году, живописец де Мейс, уведомляя господ, подписавшихся на оную картину, что он приехал из Парижа, где он давал ее гравировать славному художнику Жан Жаку Аврилю, просит получать свои экземпляры у Клостермана, живущего на Невской перспективе по № 69. Милостивое принятие Ее Императорского Величества, когда он имел счастие подносить оную картину вместе с подлинником, подает г. де Мейсу надежду, что и почтенная публика с удовольствием примет сие произведение его трудов, которому он посвятил в течение 3 лет все свое время и прилежание, дабы привести оное к всевозможному совершенству, и тем приобрести себе честь соответствуя ожиданию господ подписавшихся, коим сим и изъявляет он свою благодарность. Хотя число господ подписавшихся не соразмерно было издержкам, кои по причине низкого курса и других непредвиденных обстоятельств столь превышали его расчеты, что он, конечно, не в состоянии бы был окончить предприятие свое, если бы щедрый покровитель Художеств Его Сиятельство Граф Николай Петрович Шереметев не способствовал оному доставлением нужной суммы, однако он не прибавил цены и господа подписавшиеся могут получить оную картину у г. Клостермана, внеся только при объявлении своих билетов 5 рублей. Те же, кто не подписывался, платят по 15 рублей, а за первой абдрук до подписки, коего только малое количество имеется, по 25 рублей за экземпляр. У него же у г. Клостермана продается портрет Ее Императорского Величества в малом формате, гравированный по живописи оного г. де Мейса первым Художником в Париже по 1 рублю 50 копеек, также миниатюрный портрет покойного Генерала-Фельдмаршала Графа Захара Григорьевича Чернышева, печатанный разноцветными красками, по 1 рублю; также рамки позолоченные для оных картин в Париже деланные разных цен. Г. де Мейс, намеряясь выдать в печати опись всем подписавшимся на вышеуказанную картину прежде своего отъезда в Москву, куда он отправится на исходе сего августа месяца, просит тех, кои купят оную во время его пребывания в С.-Петербурге, сообщить имена их г. Клостерману для припечатания таковых в оной описи».¹²⁰

До сих пор Клостерман являлся лишь простым торговцем, посредником между художниками и публикой. Но вот свидетельство, показывающее личную инициативу Клостермана. В 1790 году он поместил¹²¹ следующее объявление: «Германн Клостерман, жительствующий на Невском проспекте № 69, намеряясь бюст Ее Императорского Величества в полный рост, с точного и верного в нынешнем году здешним славным Академиком деланного подлинника, отдать гравировать одному из первейших в Лондоне художественников тушевальною работою, принимает на оный подписку. Цена подписки 10 рублей: 5 рублей платятся наперед с получением на то вида, а достольные 5 при приеме экземпляров. Г.г. подписующиеся ныне не только выгадают 5 рублей, кои после подписки на вышеозначенную цену набавлены будут, но получат еще самые лучшие и первые абдруки. Выйдет же оный непременно в течение будущего года. Подлинный рисунок всяк каждодневно по желанию видеть может».

До сих пор мы старались охарактеризовать формы продажи художественных произведений и только на самых последних страницах, говоря о деятельности Клостермана, указывали на ряд самих художественных произведений – теперь постараемся собрать те немногочисленные данные об этих самых художественных произведениях, которые нам удалось разыскать.

На первый план, конечно, должно поставить работы знаменитых иностранных мастеров и между ними Рафаэля, которыми, как и должно было ожидать, торговали в Петербурге в XIII веке. В 1768 году упомянутый нами живописец Антонио Перезинотти, живший позади «Католицкой» церкви, публикуя о продаже разных эстампов, присовокуплял: «Да славного живописца Рафаэля Урбина картина, представляющая Пресвятую Богородицу».¹²² Если у Перезинотти была только одна мадонна Рафаэля, то в 1790 году какой-то анонимный торговец, желая вполне поразить русских меценатов и любителей и нисколько не смущаясь, пропечатывал, что «во вторник, т. е. 28 мая, продаваться будут на бирже с публичного торга разные Рафаэлевой работы из Болонии привезенные живописные картины»¹²³ – к сожалению, не указано ни число этих «Рафаэлей», ни их содержание. Но кроме этих подделок русский любитель мог иметь и снимки с настоящего Рафаэля. Этими снимками торговали оба наших знакомца Роспини и Клостерман. У Роспини в 1785 году продавались¹²⁴ «изображения славного Рафаиля, обретающиеся в Ватикане, в черных и иллюминированных на подобие миниатюрной живописи эстампах». В свою очередь Клостерман в 1786 году извещал,¹²⁵ что «наконец обещает г. Клостерман удовольствовать г. подписателей 52 миниатюрных эстампов, изображающих Историю Ветхого Завета, представленную в папских чертогах г. Рафаилом де Урбино, 8 эстампов, присланных ему из Рима, причем он уверяет, что и последние сим в совершенстве уступать не будут и что к окончанию оных всевозможное прилагается старание».