Текст книги "Путеводитель по Кронштадту: Исторические очерки"

Очевидно, что такая церковь не могла удовлетворить все увеличивающееся и увеличивающееся население Аптекарского острова, и после бесконечной переписки 21 декабря 1839 года³⁷ был утвержден проект архитектора К. А. Тона однопрестольной каменной церкви во имя Преображения Господня. Это была чуть ли не одна из первых церквей К. А. Тона так называемой русско-византийской архитектуры, которая признавалась затем единственно допустимой для русских церквей. Постройка церкви была сделана сравнительно скоро, несмотря на то что фундамент делался на сваях, которых было забито 983 штуки.

Изображение евангелистов на парусах главного свода в 1845 году сделал сам Карл Брюллов,³⁸ другие образа были исполнены академиком В. К. Сазоновым.

16 сентября 1845 года по распоряжению преосвященного Антония, митрополита Новгородского, было совершено освящение этой церкви. Освящение совершил известный в то время рядом богословски-поучительных сочинений ученый протоиерей Иоаким Кочетов³⁹.

Таким образом, мы довольно детально проследили заселение Аптекарского острова.

Теперь обратимся к ряду небезынтересных и даже в чисто садоводном отношении частностей.

На первый план, безусловно, выделяется участок, находившийся в настоящее время по левую сторону Каменноостровского моста и разделяемый на две части сперва проезжей дорогой, а затем и улицей, существующей поднесь под названием Лопухинская.

Этот громадный участок сперва принадлежал графу Григорию Григорьевичу Кушелеву-Безбородко, от которого перешел к светлейшему князю Лопухину – отчего вышеупомянутая улица и зовется Лопухинская, у последнего этот участок был куплен в 1848 году купцом В. Ф. Громовым.

В 1811–1812 годах на даче кн. Лопухина жил французский посол Коленкур, а напротив, через Невку, в Каменоостровском дворце имел пребывание император Александр I. Отношения России и Наполеона становились натянутыми, чувствовалось приближение грозы. И французский посол, сидя у себя в кабинете, или гуляя по аллеям своего парка, мог внимательно наблюдать за тем, что происходило в Каменноостровском дворце, кто из министров или военноначальствующих приезжал к императору и т. д. И конечно французские курьеры носились между Петербургом и Парижем и Наполеон был в курсе дела.

II. Г. Чернецов. Дача кн. П. В. Лопухина на Аптекарском острове. 1823 год

В. Ф. Громов – король лесной торговли, был большим любителем садоводства и, приобретя дачу кн. Лопухина, разбил на ней по своему плану сад и выстроил такие оранжереи, которые считались в 1850-х годах одними из лучших в Петербурге. Оранжереи были выстроены по проекту профессора А. М. Горностаева и впоследствии перестроены академиком Е. И. Винтергалтером, который строил и саму дачу Громова.⁴⁰ Занимаясь из любви, или, как говаривал В. Ф. Громов, «из охоты», садоводством, В. Ф. Громов содействовал зарождению в С.-Петербурге нынешнего общества садоводства, явившись одним из 12 его учредителей, среди которых гр. К. В. Нессельроде (дача и оранжереи которого – о них ниже – были рядом с дачей Громова), С. С. Ланской, гр. А. А. Бобринский и др.⁴¹

Деятельность В.Ф. Громова на пользу отечественного садоводства не оставалась без оценки. Директор Императорского Ботанического сада Э. Л. Регель назвал в честь Громова одно из новых выращенных им в Ботаническом саду растений «Gromo½a pulchella», а иностранные садоводы, приехавшие на первую в Петербурге Международную выставку садоводства в 1869 году, оригинальным образом почтили В. Ф. Громова.

Дача В. Ф. Громова в Лопухинском саду. Современное фото

После осмотра его сада с различными беседками, мостиками (из них славился так называемый «кавказский» мостик), лабиринтами и его оранжереей, «желая выразить чем-либо любезному хозяину свой ботанический восторг и признательность за его гостеприимство и вместе с тем, чтобы и оставить ему что-нибудь о себе на память, – так писал в 1870 году биограф В. Ф. Громова, – вся масса гостей пожелала своими руками посадить перед главным фасадом оранжерей какое-нибудь дерево. Они тотчас же отыскали в парке небольшую липу, собственноручно ее выкопали, перенесли на избранное место и посадили, украсив дерево несколькими листами бумаги с собственноручными подписями фамилий. Липа принялась». В числе посетителей дачи Громова были Ю. Имме из Берлина, Д. Брунард из Брюсселя, Ф. Вагнер из Риги, А. Фишер фон Вальдгейм из Москвы, Железнев, директор Петровской академии, – всего 89 представителей садоводства.⁴²

В. Ф. Громов умер, дача его перешла в другие руки, но все еще известна в Петрограде под именем Громовской дачи.

На другой половине Громовского участка, по Каменноостровскому проспекту, не переходя Лопухинской улицы, с 1849 года стали открываться одно за другим различные увеселительные учреждения, под более или менее громкими названиями: вилла Mon-Plaisir, Бриллиантовая вилла и т. д.

«Очень хороший оркестр Левина основался, – читаем мы в 1850 году,⁴³ – у самого Каменноостровского моста, в пространном саду бывшей дачи кн. Лопухина, принявшей название Вилла Мон-Плезир. Тут пели „братья и сестры Мальчуганы”, и фокусник Квальярди показывал свои удивительные штуки. Тут также совершались цветочные праздненства, беспроигрышные лотереи, наделявшие всех пахучим букетом или горшком бледных северных роз».

В это время в Новой Деревне процветал Излер со своими «Минеральными водами», более известными под сокращенным названием «Минерашки». Вилла Мон-Плезир была открыта на полпути из Петербурга к «Минерашкам» со специальной целью перехватить публику, едущую или идущую к Нзлеру. Но это не удалось. Излер продолжал процветать, а вилла Мон-Плезир, открывавшаяся чуть ли не каждую весну, к середине сезона прогорала.

Как мы выше сказали, рядом с участком Громова, по тому же Каменноостровскому проспекту, ближе к Карповке, находилась дача графа К. В. Нессельроде с громадными оранжереями. Нам удалось отыскать описание этих оранжерей того времени, которое мы и приведем целиком.

«Где мы?» – так начинал свою заметку фельетонист 1850-х годов и тотчас давал ответ⁴⁴ – «Дома, на Аптекарском острове, на даче гр. К. В. Нессельроде. В жизни нашей мы не видели такого множества цветов и цветущих деревьев, и притом расположенных с таким вкусом, как в оранжереях графа К. В. Нессельроде. Да и как видеть, когда ничего подобного нет во всей Европе? Оранжерея расположена на 230 погонных саженях и разделяется на 7 главных отделений: 1) камелии, каких решительно нет нигде; 2) новоголландские растения; 3) растения с мыса Доброй Надежды; 4) и 5) декорационные оранжереи из цветущих акаций, рододендронов и пр.; 6) экзотические, т. е. чужеземные, растения; 7) оранжерея пальм. Невозможно описать того впечатления, какое производит вид этих цветущих дерев и это множество разнообразных растений, от радости воскликнуть хочется: „Велик Господь во всех делах своих!" Умилительно станет, когда подумаешь, что все это дано человеку для его наслаждения, а человек невесть за чем гоняется, пренебрегая природой, попирая предвечные истины. Граф К. В. Нессельроде, как истинный вельможа, дозволяет всем и каждому насладиться прелестью этого единственного собрания редких растений и дерев. Искусный его садовник, г. Линден, сказал нам, что ежедневно бывает в оранжереях от 300 до 700 посетителей, заметив при этом: почти все из иностранцев! Русских посетителей бывает весьма немного: или они не знают, что в эти оранжереи доступ дозволен каждому, или не находят в этом наслаждения – решить не берусь!»

Наконец, в число достопримечательностей Аптекарского острова надо включить и сад графини Лаваль. Этим садом очень восторгались современники. К сожалению, нам не удалось пока разыскать об этом саде каких-либо данных, кроме того что в конце 1872 года извещалось, что «известная своим обширным и прекрасным парком дача графа Борха, бывшая графини Лаваль, на той стороне острова, которая лежит насупротив Крестовского острова, куплена ныне несколькими капиталистами для устройства одного большого завода. Местность этой дачи, – поучительно добавляет хроникер того времени,⁴⁵ – омывается с трех сторон Малой Невкой и р. Карповкой и представляет для устройства завода много удобств». Завод, положим, не был устроен, но парк Лаваля теперь разбит на участки и распродается отдельным лицам.

Такова история Аптекарского острова. Теперь обратимся к тому учреждению, которое некогда носило название Аптекарский огород и превратилось впоследствии в Императорский Ботанический сад, гордость не только Петрограда, но и всей России, один из лучших ботанических садов всего света.

Конечно, после издания В. Липским своего «Исторического очерка Ботанического сада» писать историю Ботанического сада не приходится. Мы в нижеследующем изложении касаемся Ботанического сада не как особого ученого учреждения, а исключительно как части столицы, и нас интересует лишь отношение этого ученого учреждения к жизни всего Петербурга. Поэтому мы только в общих чертах касаемся различных метаморфоз, причем дополняем сведения г. Липского некоторыми, добытыми нами лично. Наконец, наш очерк предназначается для более широкого круга читателей, которому важны не детали, а пусть несколько схематический, но общий очерк.

Что представлял из себя Аптекарский огород во времена Петра Великого – мы пока не знаем. Изученные архивные данные не дают достаточного материала, но можно безусловно утверждать, что что-то в огороде делалось: сеялись аптекарские растения, сушились, собирались и отсылались в аптеки. Первое документальное сведение относится к 1732 году.⁴⁶ В этом году находившееся в С.-Петербурге в крепости аптечное строение переведено на Аптекарский остров в медицинский огород. И к тридцатым годам XIII века относится первое описание Ботанического сада, или медицинского огорода. Мы и начнем с приведения перевода этого описания, сделанного приезжим иностранцем Гавеном.⁴⁷ «Аптекарский остров имеет в окружности добрую милю, но кроме Аптекарского сада и принадлежащих к нему 3 или 4 зданий, едва ли не нем находится более 50 домов. Остальная часть представляла из себя красивый, но скромный еловый лес… Аптекарский сад служит верным доказательством плодородия местности Петербурга. Он велик и разбит по новейшему образцу. В нем можно найти разные растения и деревья, произрастающие в Европе и Азии, особенно в оранжерее, да в таком большом количестве, что г-н доктор и профессор Зигесбек, состоящий директором сада, неоднократно мне говаривал, что из всех садов или виденных им самим в других государствах или известных ему по существующим по этому поводу каталогам, он не знает ни одного, равного этому. И в мое время было привезено из Китая и „grossen Tartarey” несколько сот разного сорта неизвестных растений, дать которым новые названия этому доктору стоило немало труда. Из этого сада аптекари получают свои растения, почему его и прозвали Аптекарским садом. Поэтому-то там постоянно живет аптекарь, обязанность которого приготовлять и собирать травы. В фруктах в этом саду также нет недостатка, что видно из того, что арендная плата за фруктовые деревья ежегодно составляет несколько сот государственных талеров. Правда, большинство садовых фруктов не так велики и хороши, как у нас в других местах».

От 1764 года (т. е. спустя 28 лет) имеется описание г. Фалька, впоследствии ставшего директором сада:⁴⁸ «Я имел за это время случай видеть Медицинский сад, я не нашел там ничего замечательного, по крайней мере из сибирских растений; в оранжерее стояла целая куча кофейных дерев; несколько африканских и несколько других оранжерейных растений».

Проходит 30 лет, и в 1794 году появляются такие строки:⁴⁹ «Аптекарский сад Медицинской коллегии занимает самую восточную часть Аптекарского острова и имеет в длину около 300, а в ширину около 200 сажень. Он определен для лекарственных растений, есть, однако же, в нем рощи, аллеи, пруды и особливо ботаническое отделение для преподавания пронебословия (т. е. ботаники) при хирургическом училище. В большом деревянном доме, в саду, живет настоятель и профессор ботаники, иногда имеет тут летом также свое пребывание Президент Медицинской коллегии. Сушило для трав подле сада деревянное, со многими низкими потолками, очень велико, на кровле есть небольшая площадка для обозрения окрестных мест. Здесь построена также химическая лаборатория Медицинской коллегии, в которой приготовляются в большом количестве разные лекарства из пронебений, а также крепкая водка. Жилища садовников около сада имеют вид небольшой деревни».

Через 26 лет, в 1818–1820 годы, отзыв опять изменяется:⁵⁰ «Все в Ботаническом саду представляло картину разрушения… число оранжерей с 20 сократилось до 5, а парников с 34 до 6; оранжереи готовы были рухнуть от ничтожного сотрясения, во время морозной погоды растения в них гибли от холода».

Еще два последних описания, первое датируется 1840, второе 1845 годом, т. е. и эти описания сделаны приблизительно через такой же промежуток времени от последнего, как и предшествующие. В 1840 году писали:⁵¹ «Ботанический сад в С.-Петербурге решительно лучшее гульбище. Многие деревья произрастают здесь со времени Петра Великого. Некоторое время он был запущен: на куртинах его росли капуста и картофель; оранжереи были почти пусты. А. А. Закревский, будучи министром внутренних дел, обратил внимание на этот сад, и с тех пор, как им заведует знаменитый ботаник Федор Богданович Фишер, все части Ботанического сада доведены до возможного совершенства. Оранжереи богаты произрастаниями всех частей света и так изящно расположены, что нельзя налюбоваться этой прелестной цветущей картиной. Аллеи и цветники содержатся в саду отлично, и во всем виден изящный вкус и совершенное познание дела. Теперь этот сад находится в ведении Министерства Императорского двора. Сад открыт ежедневно для публики, а по воскресеньям и праздничным дням всем гуляющим позволяется осматривать оранжереи. Советуем всем, особенно дамам, побывать в этих оранжереях и полюбоваться чудесами растительного царства. Это не только приятно, но и поучительно».

А в 1845 году дополнили к вышесказанному следующее:⁵² «Приглашаем заглянуть в восхитительнейший Ботанический сад и полюбоваться там роскошнейшими дарами природы. С первого шага в этот сад вы поражены – цветами, вы думаете, нет! – истинно бархатной травой, такого богатого ковра вы не увидете нигде! А цветы?! – Далии, на которые теперь развелось тысячи любителей, здесь тысячами и в тысячах видоизменений. Вот из-за зеленой ограды подстриженных кустарников виднеются по жердям самые легкие вьющиеся растения: вы любопытствуете заглянуть в эту заповедную огородку, что за прелесть! Игрушка ли это, богатый ли ковер или декорации? По зеленому полю цветами натканы самые оригинальные рисунки; посмотрите, вот вьется подле самой дорожки пестрая ленточка, составленная из всевозможных самых нежных цветов, не превышающих здесь 2 или 3 вершков вышины от земли. Вот на зеленом сукне все четыре масти карточной игры: червы, бубны образованы цветами красными, трефы и пики – цветами темными. Вот рог изобилия, вытканный цветами на зеленом ковре, из него сыплются розы, фуксии и т. д., и все они втрое менее натуральной величины. Вот щит Ахиллесов – из астр, цветущих в 1 ½ вершка от земли. Всего не перечтешь, полюбопытствуйте сами и скажете потом, где, на каком гульбище можно видеть столько красоты, такие тщательные наряды, такое разнообразие, такую свежесть!»

Из приведенных нами отзывов видно, что с Ботаническим садом происходило как будто волнообразное движение, приблизительно через один и тот же промежуток времени: 20–30 лет сад то поднимался на высоту своего развития, то ниспадал до «картины запустения и разрушения».

Не менее интересны и те перемены, которые сад испытал в так называемом «ведомственном» отношении. До 1823 года сад числился за Медицинской коллегией, с 22 марта 1823 года по 30 марта 1830 года – за Министерством внутренних дел, с 1830 года по 24 июля 1863 года – за Министерством Императорского двора и, наконец, с 1863 года – за Министерством государственных имуществ, что ныне Министерство земледелия. Это перечисление сада из одного ведомства в другое, конечно, не могло способствовать правильному органическому росту, каждое ведомство считало долгом вводить свои реформы. Реформы, конечно, делались во имя блага и пользы дела – а результат их был таков, каким мы его видели из вышеприведенных описаний.

Далее, не менее интересны и те лица, которые стояли во главе дела. Первый директор сада⁵³ «Сигезбек старался опровергнуть высказанные Линнеем мнения о поле растений и о построенной на этом половой системе, и это, главным образом, на том основании, что Бог среди растительного царства никогда не допустил бы такой безнравственности, о которой говорится во вновь изданных работах Линнея, и что такая нецеломудренная система никогда не могла бы быть изложена учащейся молодежи, не оскорбляя ее!»

А когда в 1855 году был в управляющие садом назначен барон К. К. Кистер, то он прежде всего⁵⁴ исхлопотал особое Высочайшее повеление, коим Императорскому Ботаническому саду было запрещено приобрести покупкой дальнейшие гербарии, а затем держался⁵⁵ того мнения, что «чисто научные занятия вовсе не дело Императорского сада, что сад должен сосредоточивать всю свою деятельность в практическом садоводстве и направлять все силы и средства на достижение возможно полных результатов по этой части, стараясь способы к сему умножить также торговыми предприятиями». По инициативе директора Ботанического сада уничтожались все ученые должности при саде, при котором предполагалось иметь лишь чиновников-счетоводов да садовников-практиков!

Грустная, тяжелая картина – увы, к которой мы слишком привыкли и которая наблюдалась чуть ли не во всех проявлениях нашей жизни. И если Ботанический сад не погиб, а, наоборот, расцвел, то это произошло, во-первых, потому, что для сада были и более светлые периоды, а затем потому, что при Ботаническом саде всегда были те самоотверженные работники «чистой науки», которые, несмотря на всевозможные препятствия со стороны практической жизни, действовали и работали во имя «идеи», всей душой, всем сердцем веря в конечное торжество этой идеи.

Этим бескорыстным труженикам науки Императорский Ботанический сад и был обязан тем, что он не сделался огородом и оранжереями Министерства двора, а стал центром ученой деятельности и что «прозябословие» в нем процветало и стало «чистой ботаникой”.

Укажем теперь на ряд деталей, безусловно интересных и тесно связанных с общей историей Петрограда.

Еще на самой ранней заре своего существования Ботанический сад, или, по тому наименованию, «медицинский» огород, должен был заботиться о доставке оранжерейных растений во дворцы. Производилось этих растений так много, что они заполняли все оранжереи, и на столбцах «С.-Петербургских Ведомостей» появилось объявление подобно нижеследующему:⁵⁶ «В оранжереях С.-Петербургского Медицинского огорода желающим покупать африканские, американские и другие чужестранные деревья, произращения, также и разведенные в том огороде кустарники, как то барбарис, крисберсен, смородники и им подобные, явиться у определенного при том огороде аптекаря».

Эти продажи, которые производились в течение целого ряда лет, безусловно, способствовали распространению среди населения столицы некоторых оранжерейных растении, и, может быть, вышеуказанные оранжереи на Аптекарском острове возникли от этой распродажи.

В течение XIII века главная забота начальства Ботанического сада, как это ни странно, был забор.

«Забор огорода находится в таком состоянии, – писалось в 1759 году, – что более его починкой исправить невозможно. И для того весьма нужно, чтобы сделан был новый. А понеже, ежели его сделать из палисадника, он может быть спонеж весьма дорого, того ради Медицинской канцелярии покорнейше представляя, не соблаговолено ль будет, чтобы было сделано из барошних досок: ибо такой забор, ежели поднесь полопотся два бревна был бы столь же долговечен, как сделанный из палисадника, а выкрасить его красной краской с наведением белых каем»…⁵⁷

В 1784 году этот забор опять появляется на сцену, он снова сгнил, снова ремонтировали, и в 1797 году⁵⁸ опять новый ремонт, а в 1817 году директор сада доносил,⁵⁹ что «местами старый забор упал, открылись проходы, которыми свободно ходят посторонние люди, портят растения», и эти «вопли» продолжались чуть ли не вплоть до 1867 года,⁶⁰ когда по Аптекарской набережной была поставлена железная решетка на чугунных столбах. Эта забота о заборе, конечно, в настоящее время может вызвать улыбку, но последняя будет несправедлива – огромное место являлось собственностью, и заботами о заборе начальство сада заботилось о территории сада. И, несмотря на такую заботу, все же территория сада значительно уменьшилась.

С 1823 по 1826 год⁶¹ производилась постройка оранжерей по проекту архитектора Шарлеманя на сумму 560 ООО рублей ассигнациями (около 178 000 рублей серебром). Собственно говоря, только с этого времени можно считать, что у Ботанического сада появились оранжереи. Конечно, оранжереи были и до того времени, но они были слишком примитивного устройства, требовали вечного ремонта и могли служить лишь для узкопрактических целей. Оранжереи Шарлеманя были возведены из кирпича и составляли три непрерывные, параллельные между собой линии, соединяющиеся по концам двумя другими параллельными между собой поперечными линиями. Означенные оранжереи существуют и поныне на том же месте и в таком же расположении, но они уже много раз перестраивались или вновь были построены, причем число их, ширина, высота и внутреннее устройство и система отопления были изменяемы.

Пальмовая оранжерея

Главными моментами из перестроек оранжерей надо признать 1847–1848 годы, когда архитектор К. Тон перестроил пальмовые оранжереи;⁶² 1853 год, когда впервые построена оранжерея для Victoria regia;⁶³ и 1896–1899 годы, когда была произведена перестройка указанных оранжерей еще раз.⁶⁴ Считаем уместным напомнить здесь, что, кажется, Victoria regia зацвела в Европе в первый раз в России, в Риге, в оранжереях Вагнера. Затем, в 1865–1869 годы, была ликвидирована самая древняя часть нынешнего Ботанического сада, так называемый Аптекарский огород.⁶⁵ В 1868 году начаты работы по приведению в порядок парка Ботанического сада,⁶⁶ в 1885–1886 годы закончилось устройство набережной реки Карповки.⁶⁷ За этот же промежуток времени существовавшие при Ботаническом саде учреждения, как, например, гербарий, библиотека расширялись и увеличивались, и быстро стали возникать одно за другим другие научные, необходимые для сада учреждения.

Позволяем себе закончить наш очерк выдержками из статьи Б. А. Федченко, ярко характеризующей значение Ботанического сада:⁶⁸ «Первое время после своего основания главнейшей и почти единственной задачей Аптекарский сад имел разведение лекарственных растений на открытом воздухе и, разумеется, сушку их для использования как лекарственных средств… со времени преобразования сада в Императорский Ботанический исследование отечественной флоры, при том не только с прикладной точки зрения, но и с чисто научной, было поставлено в число основных задач сада… Сад сыграл громадную роль в деле ботанико-географического исследования Азиатской России, в деле составления ботанико-географических карт России, в сфере популяризации ботанических знаний – печатными изданиями, свободным доступом публики во все учреждения сада, устройством публичных лекций и экскурсий, участием в выставках, распространением растений среди публики путем продажи, снабжением музеев, ботанических садов, сельско-хозяйственных учреждений и учебных заведений дуплетами».