Текст книги "Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836"

593.
Тургенев князю Вяземскому.

29-го февраля. [Петербург].

Не замедли исполнить по последнему письму моему.

Князь Оболенский, муж Нелединской, сделан или сделается на место Кривцова, который уже переведен в Воронеж.

Что же «Ключ»? Как же ты продал, а сам печатаешь? Пиесу твою читали, но еще окончательная резолюция не последовала за разногласием.

594.
Князь Вяземский Тургеневу.

3-го марта. [Москва].

Да будет воля твоя, и да будет успех в твоей воле! Из письма к Карамзину увидишь, почему прежде недели не могу написать дельно министру. Но ты не давай месту остывать; пускай письмо мое придет на теплое место. Смерть Ростопчиной обдала меня уныньем. Несчастье отца примиряет меня с ним. Люди должны быть снисходительны там, где судьба так свирепа. Не нам быть обвинителями Эдипов: нам только жалеть о жертвах Промысла. Побережем негодование свое для счастливцев.

Я получил большой пакет Туркуля. Ты смешон, что оставляешь мою пиесу потому, что не одобряешь моих мыслей. Да что ты за Красовский моих мыслей? Впрочем, от тебя все терплю и целую руку, которая меня карает и милует. Обнимаю сердечно.

595.
Тургенев князю Вяземскому.

4-го марта. [Петербург].

Письмо получил и красной ратины куплю и пришлю. Для «Сетования» заказал музыку князю Владимиру Голицыну; но вместо взорванной надобно сказать порванной, ибо первое не то значит…

С Байковым вчера обедал у Лукулла-Лазарева. Он уехал вчера же в Варшаву. Новосильцов не женится. У графини Зубовой умерла дочь, и наследники Зубова отдохнули. Статья еще у Жуковского. Он очень занят Батюшковым, который всех и сестру подозревает. Третьего дня подтвердил мне Нессельроде обещание отправить его в Зонненштейн на казенный счет. Мы уже имеем удовлетворительный ответ от Ханыкова.

Скажи Булг[акову], что о Федорове справлюсь и что можно сделаю. Третьего дня, в ночь на третье, скончалась герцогиня Виртембергская к общему горю. Завтра выносят из дворца в церковь, а в субботу хоронят в Анненской лютеранской церкви, что на Сергиевской. Вся императорская фамилия опечалена.

Нельзя ли вместо:

её уж нет – Уж нет её?

596.
Князь Вяземский Тургеневу.

6-го марта. [Москва].

Я не дождался положительных сведений из деревни, а составил записку по планам из Межевой и собственным ведомостям. Кажется, хорошо; также и письмо; на всякий случай вот тебе два бланка. Довольно ли крупно написал я Христа? Я нарочно не означил, что уступлю, потому что Карамзин пишет уступить, а ты – не уступать. Во всяком случае нельзя спустить более 15 или 20 рублей с души. Уладь это сам. Дай Бог вам успеха. Карамзиных обнимаю. У меня рука устала от официальной переписки и от скуки писать по линейкам. Обнимаю тебя. С кем дрался Рылеев, и что за Ахиллесова рана?

Приписка княгини В. Ф. Вяземской.

Ради Бога, постарайтесь повыгоднее продать. Il me parait que 400 roubles est déjà trop bon marché; rappelez-vous que nous avons beaucoup à payer, et tachez de nous arranger cela de la manière la plus avantageuse possible.

597.
Тургенев князю Вяземскому.

11-го марта. [Петербург].

Я получил письмо твое вчера ввечеру, а сегодня показывал его князю, который нашел, что твой почерк похож на барона Штакельберга, то-есть, на его почерк, и велел мне заготовить предложение Коммиссии храма с предложением приступить к осмотру сего имения и к донесению по освидетельствовании. Я хотел переменить письмо и выпустить согласие на уступку, но Карамзин отсоветовал; да и дело, ибо и государь сказал о сем князю. Впрочем, я подумаю, как бы избежать сего или уступить безделицу. Предложение заготовлю сегодня; но не знаю, удастся ли завтра на тяжелой почте отправить, а во вторник непременно. Ни времени, ни выгод не потеряю, поелику возможно. Je prie madame la princesse d'être persuadée du contenu des ces dernières lignes et je la remercie de tout mon coeur poulies siennes. J'aurai donné la moitié de ma fortune pour sauver celle de mes amis. Il ne me reste que cela dans cette vie.

Я еще не видал Киселева. Побываю сегодня перед обедом у канцлера, где я обедаю с Карамзиным, с Блудовым, Дашковым, а Жуковский отказался для Батюшкова.

Если видаешь князя Гагарина, камергера, женатого на Бобр[инской], то скажи ему, что сбираются списки камергерам и камер-юнкерам с показанием, кто где служит, и что, вероятно, будут выключены нигде неслужащие. Я слышу, что он ни к какому ведомству не приписан. Хочет ли он не носить ключа? Впрочем, беда не велика, но предварить его, кажется, нужно.

Завтра обедаем у отца поэта Пушкина. Каков дядя? Что же «Фонтаном» по сию пору на нас не брызжешь? Не забудь прислать получше экземпляр для и[мператрицы].

Булгарин просит меня напечатать твою статью в его журнале.

598.
Князь Вяземский Тургеневу.

11-го марта. [Москва].

Посылаю тебе пять экземпляров «Фонтана». Отдай из них три Сергею Львовичу. Не шипу более, потому что я еще на постели: не очень здоров и ставил ноги в воду. Обнимаю.

На обороте: Его превосходительству, милостивому государю Александру Ивановичу Тургеневу. В доме Министерства просвещения. В С.-Петербурге.

599.
Князь Вяземский Тургеневу.

13-го марта. [Москва].

Здравствуй, голубчик! Получил ли ты «Фонтаны» и отдал ли из них три живобьющему фонтану, то-есть, вечно плюющему Сергею Львовичу? Я и так было у себя переменил взорванный и сказал порванный. Хорошо, если так поставили в печатном. её уж пет – Как-то живее, грустнее.

Вся Москва наполнена и напучена толками о концерте благородном (целью и действующими лицами), который затеял Вьельгорский для искупления из Куракинского плена отличного скрипача Семенова. Все взвыло! Концерт однако же идет и дойдет; только не разглашай о том, ибо многие отсюда писали к Куракину, чтобы восставить его против Вьельгорского; и Апраксина, верно, уже барабанит у вас об этом. Куракин – человек горячий и честолюбивый и с сердцов может отказаться и от денег, и от слова. Теперь, как сказывают, назначает он деньги, вырученные за свободу Семенова, на приданое какой-то побочной дочери дяди своего в Париже. Здесь так много раскричались об этом концерте, что дамы: Рахманова, графиня Риччи, княжна Агриппина Трубецкая, обещавшие прежде играть и петь в этом концерте, отказались. Вся наша дворянская подлость видна в этих толках. Иные, чтобы повредить успеху, распускают слухи, что у этого Семенова сорок тысяч лежит в ломбарде, когда все деньги его в пальцах, как у поденщика; что он развратный и пьяница, когда он поведения беспорочного; что государь дурно примет это дело и прочее, и прочее. Грустно, тошно и горячительно! Что за плюгавцы! Пожалуй, не одобряй намерения и средств, но как решиться на клеветы! Как вооружиться – с ног до головы, чтобы повредить успеху дела доброго и, по крайней мере, невинного!

Что дело моих Семеновых? Двое из них были у меня, и я изложил им пользу этого дела для них. Ожидаю с нетерпением вашего ответа, чтобы встряхнуть голову и освежиться. прощай! Обними за меня Карамзиных. Не пишу к ним от Дмитриева, который просидел у меня целое утро, а теперь хочется воспользоваться прекрасною погодою.

Что слышно о просьбе моей императрице по Опекунскому совету? Здесь тверской губернатор, но он не получал письма моего за отсутствием и потому не давал еще никакого отзыва.

Попроси Дашкова отщелкать Каченовского за Жуковского. Но он, дурак, лезет с своим Фоссом? Жуковского перевод дурен или хорош по себе, но не по тому, что в том или другом месте не сходствует с переводом Фосса. Этим Велизариям нужен всегда вожатый.

600.
Тургенев князю Вяземскому.

14-го марта. [Петербург].

Посылаю тебе копию с предложения нашего Коммиссии, которое сегодня же отправится в Москву. Нарочно обратился к Коммиссии, а не к Витбергу, так как сие прежде бывало, чтобы дать повод С. С. Кушникову принять участие в сем деле. Об уступке в предложении не упомянуто, но прошение и записка посылаются в копиях. Уступай не более 10 рублей, и то по необходимости. Торгуйся и представь выгоды имения; словом, не только достигни успеха, но и полного, а потом не согрешай впредь.

Посылаю и музыку на твои слова, вчера привезенную мне автором её. А «Фонтана» все нет, как нет! В предложении есть du vague: это лучше.

Нанял дачу на Черной Речке – тот дом, где жил Греч. Мы будем вдвоем с Сергеем, ибо Николай поедет в Карлсбад. Удастся ли прожить и по прошлогоднему – не знаю. Кажется, всякое настоящее несносно, а когда оно в прошедшем, так и о нем жалеешь. Читаю третью часть «Galerie» de Segur: портрет Потемкина. Знаешь ли Chopin «Sur l'état actuel de la Russie», 1822 года?

На Семеновском мосту только и встречаешь, что навьюченных томами Карамзина «Истории». Уж 900 экземпляров в три дни продано.

Заставлял И. М. Муравьева петь твои слова, но заикнулся и в музыке. Попрошу Башмакову – Суворову.

Еду хлопотать за Плещеева. Он забыл записаться в службу и может быть исключен сегодня, если не успеем исправить его небрежности о себе. Тургенев.

Сейчас от Ланского: принимает Плещеева.

601.
Тургенев князю Вяземскому.

18-го марта. [Петербург].

Письмо твое от 13-го марта получил вчера, а «Фонтан» получу сегодня. Вот ответ Карамзина на запрос твой о твоем деле по Опекунскому совету. Мы, кажется, подробно тебя обо всем уведомляли. Впрочем, я еще выправлюсь у Ланского: писали ли, когда и нет ли ответа?

Дашков взял твою рукопись для надлежащего исправления и сам будет отвечать тебе. Сегодня я к нему сбираюсь; он с флюсом. Катенька Кар[амзина] все больна. Вот бюллетень сего дня.

Посылаю сейчас твой романс с музыкой к Софье Д[митриевне] Нарышкиной. Обедаю у твоих Смирновых. Прости! Хлопотно по делам, по родным, но, в высшей мерзости, вашему музыканту-узнику. Поступаю с величайшею осторожностью, бью челом перед силою в пользу слабого; держусь одного закона, который не всегда в пользу одной невинности, а все страшусь, и право не за себя, а только за неудачу: быть праздным зрителем – есть преступление; вступиться за несчастного – часто и для него большая гибель. Жить в этой душной неизвестности – тяжко. Самый ничтожный чиновник, явный мерзавец, часто парализирует лучшее, самое чистое намерение. Здесь господствует какой-то страх неподкупной честности, какое-то безверие к чистым побуждениям, к бескорыстному жару к добру и ко рвению в спасении от взяточников и утеснителей. Прости!

Получил пять экземпляров; три велишь отдать отцу, но один следует императрице. Что же мне останется? Высылайте поскорее экземпляры для распродажи.

602.
Князь Вяземский Тургеневу.

20-го марта. [Москва].

Спасибо за письмо вчерашнее и копию с предложения. Я вчера был у Кушникова, по ему еще нет сообщения. Он, прочитав, сказал, что это еще первый пример такого хода этим делам. Посмотрим, будет ли мне в прок!

Благодари князя Владимира за музыку и за то, что он не умер, потому что Москва его уже отпела. Я говорил Николаю Гагарину, но, кажется, он ни на что не решился, а благодарит за предварение.

Не знаю книги про Россию, о которой ты мне говоришь, да и не мог разобрать в письме твоем имени автора. Пришли ее на минуточку: ты знаешь, как я исправно возвращаю. Найди мне в Петербурге новые «Messéniennes» в которых «Le voyageur», «Napoléon» и прочее.

Что же красной ратины? У нас вторая зима, и мы опять принялись за сани и медведя. Куда, как мило!

Скажи Голицыоу, чтобы он прислал мне несколько экземпляров романса; и зачем романс, а не «Сетование», как у меня сказано? Хочу это название вывесть в люди.

Здесь все еще полно будущим концертом. Деньги между тем почти все собраны. Это главное. Я получил не этому случаю замечательный ответ отказный от Мамонова: исторический документ pour les mémoires du temps. Все, и он между прочими, говорят: «Зачем выкупать Семенова, когда миллионы в его положении? «Во первых, не делать частного добра, потому что нельзя делать общего, – худая отговорка; во вторых, в образованном быту нельзя поставить на одну доску отличного художника и пьяного конюха; если уважать аристократию, то уважьте и ту, которого определила сама природа, выставя одного из тысячи; в третьих, кто вам мешает сколько можно выкупать, отпускать, освобождать с своей стороны. Неужели, отпустив на волю трех из заслуженных людей, мне подвластных, согрешил я против других, которые остались в прежнем положении? Все это парадоксы подлости, трусости и сожаления выдать 50 рублей, когда каждый вечер проигрываются сотни и тысячи за карточными столами. Вот тебе программа концерта, из коей ты увидишь и при случае докажешь, что избежали всякой личности и указания.

Прости! Благодари Николая Михайловича за подарок двух томов, за которые я жадно принялся. Буду писать к ним в понедельник.

Пуще всего старайся, чтобы не раздражали Куракина. Первое дело – успеть, а потом уже казнить. Отдай приложенное Воейкову для напечатания, только без моего имени. Не идеологствуй много, поправь, если я где проболтался; только не задерживай долго.

603.
Тургенев князю Вяземскому.

21-го марта. [Петербург].

На сих днях Батюшков читал новое издание Жуковского сочинений, и когда он пришел к нему, то он сказал, что и сам написал стихи. Вот они:

 
Ты знаешь, что изрек,
Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?
Рабом родится человек,
Рабом в могилу ляжет,
И смерть ему едва ли скажет,
Зачем он шел долиной чудной слез,
Страдал, рыдал, терпел, исчез.
 

Записка о нем готова. Мы надеемся скоро отправить его в Зонненштейн. С ним поедет и нежная сестра.

«Фонтан» здесь и продается с успехом. В одно время: два тома «Истории» Карамзина, три – нового издания Жуковского и «Бахчисарайский фонтан», да еще и духовная пнижка Кочетова, также очень хорошая в своем роде. Это хоть бы и не у нас!

Пиесу твою пересматривает Дашков, а потом напечатаем. Катенька Карамзина все еще нездорова. Прости!

604.
Князь Вяземский Тургеневу.

24-го марта. [Москва].

Получил письмо твое от 18-го марта, но многого в нем не понял во второй половине и даже не разобрал. Не знаю даже, что ты думаешь о концерте нашем. Неужели не одобряешь? У тебя, кажется, много иносказательного или недосказательного. Объяснись!

Вчера дан был концерт: собрано 10000 слишком. Все и в музыке, и в действующих лицах, и в слушателях, и в зале имело какое-то доброгласие и, кроме цели исключительно русской, все прочее было на европейскую стать. Слава Богу, что победили все козни глупости и низости. Даже Юсупов и княгиня Татьяна Васильевна с дочерью присутствовали: вот кляп для бригадирских ртов. Один Апраксин отстоял свое мнение и не был. Теперь должно надеяться, что зловредное наитие не подействовало на Куракина; впрочем, надобно положиться и на прелесть 10000 рублей. Их прелесть красноречивее всех витийств Апраксиной и даже к[нягини] Нат[альи] Пет[ровны].

Зачем же дал ты Сергею Львовичу, то-есть, фонтану-отцу, четыре «Фонтана» сына? Ему назначено от меня только три, а тебе два. Теперь они должны быть уже в продаже у вас. Я вчера получил письмо от Пушкина из Одессы: цена заплаченная за «Фонтан», прибодрила его, и он говорит мне, что начинает почитать русских книгопродавцев.

Как довольны вы моим «Разговором»? Я дал волю своему перу, да к тому же и не боялся вас, идеологов.

Сейчас был у меня Вьельгорский: от Куракина есть ответ. Он дает свободу Семенову, а деньги велит отдать в здешнюю больницу Куракинскую.

Вы требуете от меня тайны в деле Спаса, а между тем посторонния письма и приезжие из Петербурга о том говорят. От Кушникова все еще не имею вести. Что Катенька? Обнимаю! Есть ли, или нет красной ратины? Пришли жене все, что есть для фортепиано из оперы «Der Freischütz»: вальсы, марши, увертюру и прочее.

605.
Тургенев князю Вяземскому.

24-го марта. [Петербург].

Дашков, сегодня или завтра отсюда отправляющийся чрез вас в свою деревню, будет вам живою от нас грамотою. Не зная, увижу ли я его еще, спешу пересказать о Бор[атынском]. Закр[евский] говорил и просил: обещано, или почти обещано, но еще ничего не сделано, а велено доложить чрез Диб[ича]. На этого третьего дня напустил я князя Гол[ицына]; потом принялся сам объяснять ему дело и человека. Большой надежды он мне не подал, но обещал доложить в течение дней всеобщего искупления. Между тем, узнав от него, что он думает, что Бор[атынский] отдан, а не охотой пошел в солдаты, я клялся ему в противном, просил справиться и, занемогши сам в тот же день, вчера призывал Муханова, просил его упросить Закревского объяснить Диб[ичу] это обстоятельство: оно важно и должно более других обратить гнев на милость. Страшусь отказа за Боратынского, ибо он устал страдать и терять надежду; но, авось! Или, лучше, я почти уверен, что простят; но дело в том – когда? Отсрочка трудная и тяжелая для страдальческой души Боратынского: c'est bien là le cas de dire:

 
….on désespère
Alors qu'on espère toujours.
 

Повторяю просьбу: не объявлять нигде его имени под стихами. Я забыл порадовать милую княгиню известием о приезде сюда Ломопосова, который скоро отправляется к вам, а от вас, чрез Варшаву, опять в Париж. Он привез сюда несколько новых книг, которые роздал для чтения модным приятелям и приятельницам. Между новостями – два тома записок madame Genlis, один том записок старика Сегюра и прочее.

Я болен и не мог выправиться у Козлова о стихах. Пошлю спросить сегодня или завтра. Жуковский получил письмо твое и сбирается отвечать. Новости третьего дня были следующие: графиня Эльмт – Екатерининской дамой; Давыдова, внука графа Орлова и еще одна, а кто, не помню – фрейлины. Графу Литта велено исправлять должность обер-камергера.

Переведи мне четыре стиха, которые я нашел эпиграфом у Сегюра, но переведи верно и так же грустно-хорошо, хотя и может выкинуть le remplissage: présent céleste. Вот они:

 
Le souvenir, présent céleste,
Ombre des biens que l'on n'a plus,
Est encore un plaisir qui reste
Après tous ceux qu'on a perdu.
 

Воейкову передам твое поручение чрез Жуковского, ибо я сам не выезжаю или почти не выезжаю. По вечерам бываю у Карамзиных, а весь день читаю и думаю памятью и горюю, что не в Москве встречу веселый, но на меня уныние и грусть наводящий, праздник.

Помешал Федоров чтением продолжения своего «Курбскаго». Право, хороши писано, и все подробности почерпнуты из хроник. Карамзину и императрице Елисавете очень понравилось. Она видит в нем начало нашего Вальтера-Скотта. Прости! Обними детей, поцелуй ручку у жены и скажите за меня друг другу: «Христос воскресе!» в первую минуту первого часа Светлой недели.

606.
Тургенев князю Вяземскому.

25-го марта. [Петербург].

Письмо и афишу получил. За «Сетованием» послал к к[нязю] Влад[имиру] и, если пришлет, доставлю сегодня. Новых же «Мессеньен» у меня и здесь нет. Я только читал одну оду на смерть Наполеона, в которой много прекрасного. Фонтене обещал мне книжку на два дни. Посылаю за ней сейчас же. Если будет здесь в продаже, то пришлю к тебе. Объявление напечатаю, но не хотел прочесть его Карамзину вчера, потому что (между нами) он очень огорчен холодным разбором его двух томов и в досаде говорил, что перестанет писать «Историю». Вообрази себе, что по четыре, по пяти экземпляров в день разбирают. Вчера взяли семь на простой бумаге. Он принужден уступать на срок книгопродавцам. Ожидаю большего рвения и патриотизма от русской России: чухонская равнодушна к славе отечества. Здесь многие почти ежедневно у Карамзина и не взяли его «Истории»! Другие просят прочесть. А ты хвалишь русских за покупку стиха за шесть рублей! Так, и тому долл;по радоваться. Но где же любовь к полезному и славному? Не говори другим о грязном разборе «Истории», да не возрадуются клевреты Каченовского!

Соловей-Хвостов недавно воспел Ломоносова следующим стихом:

 
В болоте родился великий Ломоносов.
 

Софья Дмитриевна Нарышкина очень больна. Федор Петрович Уваров опасно болен и проживет недолго. Статью отдам Воейкову. Но для чего не Гречу? Он на нее больше имеет право.

Вероятно, буду у вас к 1-му мая. Я люблю видеть Москву в праздничном кафтане и слушать Ивана, гудящего с товарищами. Для того и приезжал часто к Святой; а теперь не удастся отделаться так скоро и постараюсь приехать на немецкие станы.

Мой секретарь пишет на твое предисловие замечания и напечатает у Измайлова.

Я боюсь, что и Жуковского сочинения не скоро разойдутся. Не посоветуешься ли с Пономаревым и прочими, или не написать ли мне к Антонскому? он у меня теперь в надежде на звезду и верно расположен к добру.

Ни жены, ни мужа Киселевых еще не видал, но в четверг обедаю с ними у графа Мейстера.

Сейчас получил и «Мессеньены», но еще не успел прочесть.