Текст книги "Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836"

635. Князь Вяземский Тургеневу. 8-го июня [1824 t.]. Остафьево.

О князьях Четвертинских см. т. I, стр. 524.

636. Князь Вяземский Тургеневу. 11-го [июня 1824 г.]. Остафьево.

Приведенный стих взят из басни «Два голубя».

Куратором Московского университета был (с 1-го января 1817 г.) князь Андрей Петрович Оболенский (см. т. I), который вышел в отставку в июле 1825 г. Его заменял Александр Александрович Писарев. Князь Оболенский «оставил по себе добрую и честную память в Московском обществе и даже в Московском университете, хотя ни приготовительные условия, ни самые личные склонности и желания не предназначали его на подобное звание» (Полн. собр. соч. князя Вяземского, т. VII, стр. 496).

Об А. П. Буниной, см. т. 1.

637. Тургенев князю Вяземскому. 17-го июня [1824 г. Черная Речка].

Послание «Богдановичу» напечатано в Северных Цветах на 1827 год. В «Сочинениях» Боратынского отнесено к этому году.

Письмо князя Вяземского к Д. В. Дашкову в печати не появлялось.

Об О. П. Козодавлеве см. тт. I и II. Тургенев разумеет его искательность (см. 33-го страницу настоящего тона).

Саблуков – Александр Александрович, д. т. советник, член Государственного совета. сенатор, почетный опекун Петербургского Опекунского совета. Он родился 11-го февраля 1749 г., умер 7-го мая 1828. Саблуков был женат на Екатерине Андреевне Волковой (ум. 11-го апреля 1820 г.).

А. С. Грибоедов, состоявший секретарем по иностранной части при главноуправляющем в Грузии, в начале мая, по представлению А. П. Ермолова, получил разрешение ехать за границу для излечения болезни. Пробыв в Москве до конца мая, Грибоедов явился в Петербург, в котором прожил целый год (Полн. собр. соч. А. С. Грибоедова, изд. под редакциею И. Л. Шляпкина, т. I. С.-Пб. 1889, стрр. XVIII, XXVII).

Указанное письмо Н. И. Тургенева в печати не появлялось.

638. Князь Вяземский Тургеневу. 22-го [июня 1824 г.]. Остафьево.

О. В. Ф. Боголюбова см. т. II.

О Боратынском см. примечание к 12-й странице. – Д. В. Давыдов в одном из своих писем (6-го марта 1824 г.) к А. А. Закревскому, бывшему тогда генерал-губернатором в Финляндии и командующим отдельным Финляндским корпусом, писал: «Сделай милость, постарайся за Баратынского, разжалованного в солдаты; он у тебя в корпусе. Гнет этот он несет около восьми лет или более. Неужели не умилосердятся? Сделай милость, друг любезный, этот молодой человек с большим дарованием и верно будет полезен. Я приму старание твое, а еще более успех в сем деле за собственное мне благодеяние» (Сборник импер. Русск. Истор. Общества, т. 73, стр. 536).

639. Тургенев князю Вяземскому. 1-го июля [1824 г. Петербург].

Представление графа М. С. Воронцова Нессельроде об удалении Пушкина из Одессы последовало еще 23-го марта (П. В. Анненков. А. C. Пушкин в Александровскую эпоху. С.-Пб. 1874, стр. 258).

В письме к князю Вяземскому из Одессы от 13-го – 14-го июня 1824 г. Пушкин говорит: «Я поссорился с Воронцовын и завел с ним полемическую переписку, которая кончилась с моей стороны просьбою в отставку. Но чем кончат власти, еще неизвестно».

Тургеневу Пушкин писал 14-го июля: «Не странно ли, что я поладил с Инзовым, а не мог ужиться с Воронцовым. Дело в том, что он начал вдруг обходиться со мною с непристойным неуважением; я мог дождаться больших неприятностей и своей просьбой предупредил его желания. Воронцов – вандал, придворный хам и мелкий эгоист. Он видел во мне коллежского секретаря, а я, признаюсь, думаю о себе что-то другое».

Об отношениях Пушкина к графине Б. К. Воронцовой (св. т. I) дает понятие следующий рассказ П. В. Анненкова: «Сестра поэта, О. С. Павлищева, говорила нам, что когда приходило из Одессы письмо с печатью, изукрашенною точно такими же кабалистическими знаками, какие находились и на перстне её брата, последний запирался в своей комнате, никуда не выходил и никого не принимал к себе. Памятником его благоговейного настроения при таких случаях осталось в его произведениях стихотворение «Сожженное письмо» (А. С. Пушкин в Александровскую эпоху, стр. 283). Пиесы «Ангел» и «Талисман» также относятся к графине Воронцовой, которая «до конца своей долгой жизни сохранила о Пушкине теплое воспоминание и ежедневно читала его сочинения. Когда зрение совсем ей изменило, она приказывала читать их себе в слух, и при том сподряд, так что когда кончались все томы, чтение возобновлялось с первого тома» (П. И. Бартенев. А. С. Пушкин. II. М. 1885, стр. 98).

Генерал-адъютант, генерал-лейтенант маркиз Филипп Осипович Паулуччи (род. в 1779 г. в Модене, ум. в Ницце 25-го января и. е. 1849 г.) с 1812 г. по 31-е декабря 1829 бил Рижским военным, Псковским, Лифляндским, Эстляндскик и Курляндским генерал-губернатором. О нем св. Северную Пчелу 1849 г., № 67.

Псковская губерния была присоединена к Остзейским в 1823 году (указ от 9-го августа). После Паулуччи, удалившагося в Сардинию, снова отделилась.

640. Князь Вяземский Тургеневу. 7-го июля [1824 г.]. Остафьево.

Пушкин поссорился с Д. П. Севериным, когда последний находился в Одессе в 1823 году (Соч. Пушкина, изд. под ред. П. А. Ефремова, С.-Пб. 1903, т. III, стр. 79).

В Сыне Отечества, ч. 94, № 25, стр. 229, напечатано стихотворение «На смерть девицы Н.», без подписи, но с датою: «13 июня, 1824». Автором был П. А. Плетвев (см. его Сочинения, т. III. С.-Пб. 1885, стр. 305).

Марья Антоновна – Нарышкива, рожд. княжна Четвертинская (см. т. I), у которой в это время умерла дочь, Софья Дмитриевна (Русский Архив 1903 г., кн. II, стр. 63).

Французское выражение взято из Вольтера (см. т. I, стр. 577).

Пушкина – Елена Григорьевна, жена Алексея Михайловича (см. т. II).

О Л. С. Байкове см. т. I.

641. Тургенев князю Вяземскому. 15-го июля [1824 г. Петербург].

По поводу слухов о самоубийстве Пушкина К. Л. Булгаков писал своему брату 25-го июля 1824 г.: «Я не верил с самого начала самоубийству Пушкина. Он, может быть, душу свою погубит, а тело никогда. Я слышал, что он исключен из списков служащих, и велено жить в деревне у отца. Вот и таланты без поведения плохое дело. Я думаю, ему лет 25, а карьеру свою кончил не весьма лестным образом. Подлинно, кто с Воронцовым не ужился, тот вряд с кем уживется» (Русский Архив 1903 г., кн. II, стрр. 65-66).

М. E. Лобанову (см. т. I) принадлежит «Элегия на кончину С. Д. Нарышкиной». С.-Пб. 1824. (См. рецензию на пиесу Лобанова в Сыне Отечества, ч. 95, № 31, стр. 226.

14-го июля происходила закладка нового здания для Благородного пансиона при Петербургском университете. Тогда же происходил и публичный выпускной экзамен (С-Петербургские Ведомости 1824 г., № 60).

А. C. Шишков был назначен министром народного просвещения 15-го мая.

Под «колониями» разумеются, вероятно, военные поселения по Волхову. Шишков был в Грузине с 5-го до 8-го июня, но без императора (А. C. Шишков. Записки, т. II. Прага. 1870, стр. 172).

Августин Августинович Бетанкур (род. 2-го февраля 1758 г., ум. 14-го июля 1824), француз по происхождению, пользовавшийся европейскою известностию, как ученый механик и инженер, в 1808 году был принят в русскую службу с чином генерал-маиора, а в следующем году произведен в генерал-лейтенанты и назначен начальником (инспектором) учрежденного тогда, но его мысли, Института инженеров путей сообщения. С 8-го апреля 1819 г. он состоял главным директором корпуса инженеров путей сообщения, но 2-го августа 1822 г., по расстроенному здоровью, был уволен от этой должности, с оставлением инспектором Института.

В ведомстве путей сообщения Бетанкур оставил по себе память «как о ревностном деятеле, обладавшем глубокими и обширными познаниями, умевшем ценить достоинства и способности воспитанных им молодых русских инженеров» (С. М. Житков. Институт инженеров путей сообщения императора Александра I. С.-Пб. 1899, стр. 46). – О Бетанкуре и его семействе сообщает довольно много сведений Ф. Ф. Вигель в своих записках. См. отзыв о нем А. Я. Булгакова в Русском Архиве 1903 г., кн. II, стр. 64.

Сочинение Б. Констана носило следующее заглавие: «De la religion considérée dans sa source, ses formes et ses développements». Оно было издано в 5-ти томах и печаталось в Париже с 1824 по 1830 г. В 1824 году вышел только первый тон. Над этим сочинением, трактующим о нравственности, общественном благе, назначении человека и тому подобных высоких темах, Констан работал долго и с большою любовью.

Franèois-Charles-Hugues-Laurent Pouqueville (род. в 1770 г., ум. в 1838), бывший долгое время вонсулом на Востоке, известен как горячий сторонник и пропагандист независимости Греции. Из многочисленных сочинений его, посвященных изучению этой страны, главнейшим является: «Histoire de la régénération de la Grèce, comprenant le précis des événemens depuis 1740 jusqu'en 1824». Quatre volumes. Paris. 1824.

Под стансами на смерть Байрона Тургенев разумел следующие произведения: 1) Deux odes sur la Grèce, suivies de vers à M. de La Martin, au sujet de sa lettre à M. Casimir Delavigne, insérée dans les derniers journaux. Par M. Charles Massas. Lyon et Paris. 1824. 2) Stances sur la mort de Lord Byron. Par son ami sir Thomas Moore; traduit de l'anglais. Paris. 1824. En prose.

Самойлов – граф Николай Александрович (ум. 23-го июля 1842 г.), последний в роде. Был женат на графине Юлии Павловне фон-дер-Пален, вступившей во второй брак с доктором Перри (ум. в 1846 г.), a в третий – с графом Карлом де-Морнэ.

Князь А. М. Голицын (род. 6-го апреля 1792 г., ум. 18-го мая 1863) был в то время флигель адъютантом и обер-квартирмейстером резервного кавалерийского корпуса, впоследствии Витебский, Moгилевский и Смоленский генерал-губернатор (с 1846 г.) и сенатор (с 1853 г.). Он был женат (со 2-го сентября 1824 г.) на фрейлине Софье Петровне Балк-Полевой (род. в 1806 г., ум. в Париже 10-го февраля 1888 г.), с 1873 г. бывшей замужем за графом Эдуардом Гейнингер д'Эрисвиль и Гудневиль (ум. в 1886 г.).

Сухозанет – Иван Онуфриевич (см. т. II). Он был женат на княжне Екатерине Александровне Белосельской-Белозерской, дочери князя Александра Михайловича от брава его с Анною Григорьевной Козицкой.

Саблукова – Софья Александровна (род. 21-го ноября 1787 г., ум. 4-го сентября 1875), фрейлина Елизаветы Алексеевны, дочь члена Государственного Совета А. А. Саблукова (см. выше). Она вышла замуж за генерал-лейтенанта князя Валериана Григорьевича Мадатова (род. 18-го мая 1782 г., ум. 4-го сентября 1829), прославившагося своими геройскими подвигами на Кавказе. О нем см. книгу: «Жизнь генерал-лейтенанта князя Мадатова». С.-Пб. 1875. В Русской Старине 1884 г., т. XLIV, стрр. 381-388, напечатаны в переводе с французского воспоминания княгини Мадатовой об императрице Елизавете Алексеевне. 15-го июля 1824 г. К. Я. Булгаков писал своему брату: «Мы в воскресенье на свадебном ужине у Мадатова. Это походило немного на тысячу и одну ночь. Улица и двор весь наполнены были любопытными, лестница цветами и музыкантами; в первых дверях Арап и Персиянин в богатых одеждах, в гостиной все Грузинские цари и царицы в нарядных платьях, везде освещение ужасное. Ужин был славный, играла музыка, пили Шампанское и разъехались, взяв по фунту конфект» (Русский Архив 1903 г., кн. II, стр. 64).

Кологривов – Петр Александрович (см. т. I). – Нарышкина – Марья Антоновна (см. тт. I и II). – Женихом С. Д. Нарышкиной (см. о ней выше) был граф Андрей Петрович Шувалов (ум. 23-го июля 1873 г.). впоследствии обер-гофмаршал и член Государственного Совета (Князь А. Б. Лобанов-Ростовский. Русская родословная книга, т. II, стр. 14).

Софья Николаевна – Карамзина.

642. Князь Вяземский Тургеневу. 25-го июля [1824 г.]. Остафьево.

Статья Тургенева, напечатанная во ИИ-й части Северного Вестника (стрр. 267-293), была написана еще в нарте 1804 г., когда автор находился в Гёттингене и слушал лекции знаменитого Шлёцера (Соч. К. Н. Батюшкова, т. I, стр. 357). Она являлась как бы ответом на анонимную статью Карамзина «О случаях и характерах в Российской истории, которые могут быть предметом художеств», помещенную в Вестнике Европы 1802 г., ч. VII, № 24.

Соглашаясь с положением автора, что «таланту русскому всего ближе и любезнее прославлять русское», Тургенев замечает: «Предметы, выбранные им для художников, большею частию прекрасны не только по одному интересу, который они будут иметь для всякого Русского, но и потому, что они показывают нам, некоторым образом, вить, хотя не везде беспрерывную, и важнейшие эпохи нашей истории. Жаль только, что некоторые между ними не могут устоять против правила» автором же принятого: не изображать ничего баснословного. И в самом деле, разве История наша суха и не довольно богата историческими характерами и произшествиями, чтобы мы имели нужду прибегать в басням, которые наши летописцы, не исключая и Нестора, или заимствовали из других, или выдумывали из ложного патриотизма?»

Разбирая исторические моменты для художников, указанные Карамзиным, Тургенев пришел к тому заключению, что от критического обработывания вашей Истории и сами художники не останутся в накладе и вряд ли еще не выиграют».

«В наше же время», продолжает Тургенев, «когда те, кой лучшую часть деятельной жизни своей посвятили критической Русской Истории, ободряются в полезных для России трудах своих, когда Александр с величественного трона своего бросает милостивый взор на труды бессмертного Шлёцера, сего первого критического издателя отца Русской Истории – Нестора;– в наше время, говорю я, можно ли опасаться, что Историческая Критика, сия по видимому сухая предшественница всякой прагматической Истории, останется в России в таком же забвении, в каком она была доселе; и неужели Болтин был первым и последним из Русских, который чувствовал в полной силе истину сего правила: prima Иех hisioriae, ne quid falsi dicat?»

Статью свою Тургенев заканчивает такими словами: «Поэту представлять баснословные сцены позволено, так как и художнику, коего главное намерение состоит только в том, чтоб тронуть зрителя или возбудить в нем чувства изящного; но не тому, который кистию своею хочет увековечить для нас дела предков наших, в галерее картин открыть пред нами ряд веков протекших – и с красотою соединить истину. В сем случае делается и художник, некоторым образом, Историком и принимает на себя великия его обязанности; а Историк, как частного человека, так и целый народ, должен изображать беспристрастно и характер того и другого представлять в истинном виде, собирая для сего материалы не как нибудь, но с критическим разбором; пропуская сквозь чистилище критики каждое сказанное слово, каждое историческое известие, застарелое ли или новое, не полагаясь на Авторитет славного писателя, должен сам доходить до источников, и не прежде выдавать что нибудь за был, как по точном исследовании. Наконец, он должен стараться вникнуть в дух того народа, коего он хочет быть Историком, или – что все равно – строгим судиею предков его пред современниками и потомством».

Об опале Шатобриана см. т. II, стр. 437.

Упоминаемое письмо Пушкина к князю Вяземскому см. в академическом Издании «Переписки» Пушкина, т. I. С.-Пб. 1906, Я 82.

Лобанов-Ростовский – вероятно, князь Иван Александрович.

Волконская – княгиня Софья Григорьевна (ум. 26-го марта 1868 г.), дочь князя Григория Семеновича Волконского (род. 25-го января 1742 г., ум. 17-го июля 1824) от брава его с княжной Александрою Николаевною Репниной (род. в 1757 г., ум. 23-го декабря 1834). Княгиня С. Г. Волконская была женою князя Петра Михайловича Волконского, о котором см. в I тоне «Остафьевского Архива» (Княгиня Е. Г. Волконская. Род князей Волконских. С.-Пб. 1900, стр. 754). Княгиня Софья Григорьевна, по выражению А. О. Смирновой, представляла собою олицетворенную оригинальность» (Записки. Ч. I. С.-Пб. 1895, стр. 35). Об её оригинальности рассказывает в своих записках и граф М. Д. Бутурлин (Русский Архив 1901 г., кн. III, стрр. 419-420).

Княжна Алина – её дочь, Александра Петровна (род. 7-го июня 1804 г., ум. 1-го июня 1859), вышедшая впоследствии замуж за шталмейстера Павла Дмитриевича Дурново (род. 6-го марта 1804 г., ум. 12-го марта 1864). Она также отличалась оригинальностью и была «женщина в высшей степени умная и образованная». С нею были дружны Гоголь и Жуковский, который в письне в И. И. Козлову из Эмса от 8/20-го августа 1827 г. дал такой отзыв о ней: «Алина – прелестное, милое, доброе, умное создание. Она стоит счастья и авось будет иметь его. Я рад, что судьба меня с ней познакомила, хотя на короткое время» (Записки А. О. Смирновой, ч. I, стр. 35; ч. II С.-Пб. 1897, стр. 83. Соч. В. А. Жуковского. Изд. 7 е, т. VI, стр. 469).

Стурдза – Александр Скарлатович (см. т. I).

О романе «Ourika» см. примечание к 33-й странице.

Во ИИ-й части Мнемозины, стрр. 29-44, напечатана статья Кюхельбекера: «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие»,

Автор, поставив своею обязанностью «смело высказать истину», начинает с того, что исчисляет «предводителей мощного племени» русских лириков, к которым относит Ломоносова, Петрова, Державина, Дмитриева, Капниста, «некоторым образом» Боброва, Востокова и князя С. А. Ширинского-Шихматова, «заслуживающего занять одно из первых мест на русском Парнассе».

Указав на то, что элегия и послание вытеснили у нас оду, которая «одна совершенно заслуживает названия поэзии лирической», Кюхельбекер приступает к рассмотрению «качеств сих трех родов», определяя и «степень их поэтического достоинства». Затем, останавливаясь на вопросе: «Выиграли ли мы, променяв оду на элегию и послание», Кюхельбекер говорит: «Жуковский первый у нас стал подражать новейшим Немцам, преимущественно Шиллеру. Современно ему Батюшков взял себе в образец двух пигмеев французской словесности – Парни и Мильвуа. Жуковский и Батюшков на время стали корифеями ваших стихотворцев и особенно той школы, которую ныне выдают нам за романтическую. Но что такое поэзия романтическая? Она родилась в Провансе и воспитала Данта, который дал ей жизнь, силу и смелость, отважно сверг с себя иго рабского подражания Римлянам, которые сани были единственно подражателями Греков, и решился бороться с ними. В последствии в Европе всякую поэзию свободную, народную стали называть романтическою. Существует ли в сем смысле романтическая поэзия между Немцами?

Дав отрицательный ответ, Кюхельбекер обращается к русским романтикам и говорить: «Изучением природы, силою, избытком и разнообразием чувств, картин, языка и мыслей, народностию своих творений великие поэты Греции, Востока и Британии неизгладимо врезали имена свои на скрижалях бессмертия. Уже ли смеем надеяться, что сравнимся с ними во пути, во которому идем теперь? Переводчиков никто, кроме наших дюжинных переводчиков, не переводит. Подражатель не знает вдохновения: он говорит не из глубины собственной души, а принуждает себя пересказать чужия понятия и ощущения. Сила? Где найдем ее в большей части своих мутных, ничего не определяющих, изнеженных, бесцветных произведениях?.. Богатство и разнообразие? Прочитав любую элегию Жуковского, Пушкина или Баратынского, знаешь все. Чувств у нас уже давно нет: чувство уныния поглотило все прочия. Все мы в запуски тоскуем о своей погибшей молодости; до бесконечности жуем и пережевываем эту тоску и за перерыв щеголяем своим малодушием в периодических изданиях. Если бы сия грусть не была просто реторическою фигурою, иной. судя по нашим Чайльдам-Гарольдам, едва вышедшим из пелен, мог бы подумать, что у нас на Руси поэты уже рождаются стариками… Печатью народности ознаменованы какие нибудь 80 стихов в «Светлане» и в «Послании к Воейкову» Жуковского, некоторые мелкие стихотворения Катенина, два или три места в «Руслане и Людмиле» Пушкина».

Строго осудив французский ложно-классицизм, Кюхельбекер замечает: «Не те же ли повторения наши младости и радости, уныния и сладострастия и те безымявные, отжившие для всего брюзги, которые даже у самого Байрона (Child-Harold), надеюсь, далеко не стоят не только Ахилла Гомерова, ниже Ариостова Роланда, ни Тассова Танкреда, ни славного Сервантесова витязя печального образа, которые слабы и не дорисованы в «Пленнике» и в элегиях Пушкина, несносны, смешны под пером его Переписчиков. Будем благодарны Жуковскому, что он освободил вас из-под ига французской словесности и от управления нами по законам Лагарпова «Лицея» и Баттёева «Курса»; но не позволим ни ему, ни кому другому, если бы он владел и в десятеро большим перед ним дарованием, наложить на вас оковы немецкого или английского владычества. Всего лучше иметь поэзию народную», во «если уже подражать, не худо знать, кто из иностранных писателей прямо достоин подражания. Между тем ваши живые каталоги, коих взгляды, разборы, рассуждения беспрестанно встречает в «Сыне Отечества», «Соревнователе просвещения и благотворения», «Благонамеренном» и «Вестнике Евровы», обыкновенно ставят на одну доску: словесности греческую и латинскую, английскую и немецкую, великого Гёте и – недозревшего Шиллера, исполина между исполинами Гомера и – ученика его Виргилия; роскошного, громкого Пиндара и – прозаического стихотворителя Горация; достойного наследника древних трагиков Расина и – Вольтера, который чужд был истинной поэзии; огромного Шекспира и – однообразного Байрона»…

«Но не довольно присвоить себе сокровища иноплеменников…. Ставен надеяться, что наконец ваши писатели, из коих особенно некоторые молодые одарены прямым талантом, сбросят с себя неносные цепи немецкия и захотят быть Русскими. Здесь особенно имею в виду В. Пушкина, которого три поэмы, особенно первая, подают великия надежды. – Я не обинулся смело сказать свое мнение на счет и его недостатков: не смотря на то, уверен, что он предпочтет оное громким похвалам г. издателя «Северного Архива». – Публике мало нужды, что я друг Пушкина, но сия дружба дает мне право думать, что он, равно как и Баратынский, достойный его товарищ, не усомнятся, что никто в России более меня не порадуется их успехам».

Французская писательница маркиза Аделаида-Мария-Эмилия Souza-Botelho (род. в 1751 г., ум. в 1836) была известна своими романами. Сочинения её изданы в 6-ти томах в 1822 году.

Об А. Г. Гомзине см. т. I.