Текст книги "Плоть"

Глава 13
Счастливая покупательница узнает пару трюков

Не чувствуя под собой ног, Беатрис без сил упала на кровать в особняке Софии Шамфлёр в Хэмпстеде.

Кто бы мог подумать, что поход по магазинам и приобретение знаний окажутся такими изнурительными занятиями? Голова у нее шла кругом, мысли заполошно метались от покупок к полученным ценным сведениям и обратно к покупкам, и так до бесконечности.

Они с Софией провели восхитительное утро, обходя самые модные магазины Уэст-Энда[10]10
  Уэст-Энд – западная, аристократическая часть Лондона.


[Закрыть]. Также они посетили несколько эксклюзивных бутиков, о существовании которых Беатрис даже не представляла и для которых София была горячо любимой покровительницей. Еще несколько лет назад семья Уэверли наслаждалась по крайней мере видимостью обеспеченности, поэтому Беатрис не забыла, каково это – быть счастливой покупательницей. Вот и сейчас, без счета тратя деньги Ритчи на платья, ботинки и нижнее белье, а также дорогостоящую продукцию любимых Софией косметических фирм, Беатрис не могла избавиться от настойчивого голоска у себя в голове, укоряющего за то, что сорит деньгами, вместо того чтобы потратить их с большей выгодой. Она вознамерилась передать часть средств на благотворительность – если, конечно, достойные матроны, стоящие во главе различных миссионерских организаций, согласятся их принять от куртизанки-ученицы, каковой она, по сути, и была. Помимо этого, Беатрис решила купить новые униформы для Полли, Энид и кухарки, а также поощрить их персональными подарками и прочими бонусами.

Выбросив из головы мысли о деньгах, Беатрис подняла глаза к потолку… и рот ее широко раскрылся от удивления.

Сатиры и обнаженные нимфы развлекались в самых невероятных позициях и бесстыдно ласкали друг друга. Внутреннее убранство дома Софии в Хэмпстеде было весьма эксцентричным, но гостевая комната, казалось, была специально создана для того, чтобы волновать чувства, и, видя у себя над головой все эти любовные игры, Беатрис мысленно вернулась к тому, что они делали с Ритчи.

«Ну почему я испытываю большее чувство вины оттого, что сорю деньгами, нежели оттого, что позволила красивому мужчине прикасаться к интимным частям моего тела?» – недоумевала она.

Это было необъяснимо, но верно и являлось ее восхитительным секретом, дерзким потаканием своим желаниям, волнующим ее с новой силой всякий раз, как она вспоминала об этом. И расстраивающим тоже. Как это похоже на Ритчи – запустить ее физиологический механизм с помощью часа легкого флирта, а потом внезапно уехать по делам, бросив ее в одиночестве считать часы, набираться сил и томиться по нему.

Конечно, пальцы Беатрис давали некоторое облегчение, но теперь, познав радости совместных любовных утех, она жаждала испытать на себе то, чем занимались некоторые из изображенных на потолке нимф и сатиров, особенно те, что, казалось, достигли полного сексуального взаимопонимания.

«Боже, София, какое же это возмутительное место!» – подумала она.

Усталая, но испытывающая необъяснимое беспокойство, Беатрис села на кровать и принялась осматриваться.

Окружающая обстановка дышала роскошью и чувственностью. Повсюду дорогая мебель, цветы, а также картины и скульптуры, будто специально созданные для того, чтобы пробуждать желания. И это была всего одна комната из многих в этом огромном доме. Что же скрывается за другими закрытыми дверями? В прихожей было очень тихо, точно в приемной на Харли-стрит, куда они заезжали с Софией, но в воздухе чувствовалась скрытая энергия.

Книги и другие предметы, продемонстрированные Софией, поразили Беатрис до глубины души. Тут имелись пухлые иллюстрированные труды по эротизму, привезенные с Дальнего Востока и с континента, гравюры и фотографии гораздо более откровенного содержания, чем ее робкие порнографические снимки. А еще… София со знанием дела и вниманием к деталям показала ей объекты… приспособления, предназначенные для использования во время любовной прелюдии и последующих игр.

Неужели Шамфлёры применяют все это в своих сексуальных утехах? И Ритчи тоже, с более опытными и изощренными любовницами?

София оставила несколько предметов, чтобы Беатрис изучила их в одиночестве, пока будет отдыхать. Вечером они выпьют вместе чаю, после чего она вернется домой. Приспособления эти находились сейчас в небольшой изящной шкатулке красного дерева с гравировкой, стоящей на туалетном столике, но пока у Беатрис не хватило мужества извлечь их и как следует рассмотреть.

Пока она вела мысленную борьбу с самой собой, до нее донесся какой-то шум. Голоса звучали приветливо и весело, и это уже во второй раз с тех пор, как Беатрис прилегла отдохнуть. Однако, как бы она ни напрягала слух, разобрать слов ей не удалось. Плотнее запахнув на себе кимоно из красного японского шелка – одно из ее новых приобретений, а также и напоминание о счастливом вечере в театре «Савой», когда давали представление «Микадо», – Беатрис поднялась с кровати и, подойдя к двери, распахнула ее. Дверь протестующе заскрипела. Беатрис испытывала неловкость оттого, что придется куда-то идти в незнакомом доме, когда на ней надето лишь шелковое кимоно, а под ним нательная сорочка и панталоны, но любопытство настойчиво подталкивало ее к лестнице.

Комната, находящаяся несколькими этажами ниже, была ярко освещена. Оттуда доносился то бодрый голос Софии, то низкий мужской рокот, менее разборчивый.

Беатрис напряженно вслушивалась, и сердце ее при этом неистово колотилось в груди, но как раз в тот момент, когда она подбежала к перилам лестницы и посмотрела вниз, София закрыла дверь гостиной, и звуки оборвались.

«Не глупи, – сказала себе Беатрис. – Что бы ему здесь делать? Он уехал на север по делам».

Как бы то ни было, она ощутила разочарование. Вернувшись к себе, взяла маленькую шкатулку с туалетного столика и, опустившись на кровать, поставила ее рядом с собой. Сделав глоток пряной мадеры, оставленной для нее Софией, Беатрис восхитилась насыщенным вкусом вина и наконец открыла шкатулку с сокровищами.

Внутри имелись обтянутые бархатом ящички, которые можно было вынимать один за другим. В первом из них оказался предмет, в точности напоминающий мужской эрегированный пенис. Сделан он был столь мастерски, что, как стало казаться девушке, должен был конвульсивно подрагивать и покачиваться, как вел себя еще не виденный ею половой орган Ритчи, когда она прикасалась к нему. Она с опаской ткнула в странную штуковину указательным пальцем.

В этом фаллосе из слоновой кости не было пульсации жизни, но он неожиданно оказался вовсе не холодным на ощупь, а теплым, натуральным и очень приятным для руки. Он был таким же твердым, как половой орган мужчины, а гладкая поверхность приглашала к более тщательному чувственному исследованию.

«Уверена, что и твой член этого жаждет, Ритчи», – подумала Беатрис.

Она взяла искусственный фаллос в руку. София объяснила ей, что этот предмет – годмише – также называется «вдовьим утешением». В самом деле, он даровал ощущение утешения.

«Или, возможно, я просто являюсь прирожденной любительницей ласкать мужские половые органы?» – подумала Беатрис.

Она захихикала, представив, как обрадуется этому Ритчи. Ах, если бы только он находился сейчас рядом с ней, чтобы насладиться преимуществами, продиктованными ее естественными склонностями!

Является ли член Ритчи таким же огромным, как и этот очаровательный монстр? Или, возможно, еще больше? Судя по выпуклости, которую она видела у него в штанах и ощущала ягодицами, сидя у него на коленях, он определенно не маленький.

Пальцами она провела по канавке в головке искусственного члена. Сделана она была очень точно и будто умоляла о более тщательном изучении с помощью женского мизинца. А возможно, даже и не мизинца, а большого пальца. Закрыв глаза, Беатрис стала представлять, какое удовольствие доставит Ритчи своим изучением анатомического строения определенной части его тела.

Разумеется, искусственный фаллос прежде всего предназначался для того, чтобы помещать его в женское влагалище.

Беатрис вертела годмише так и этак. Боже всемогущий, а ведь эта штука очень толстая! Как же затолкать ее внутрь? Еще более животрепещущим вопросом для Беатрис являлось опасение, сумеет ли настоящий мужской половой орган войти в ее лоно? Она понимала, что существует лишь один способ выяснить это, но при мысли об этом сердце ее начинало биться сильнее. Круговыми движениями большого и указательного пальцев лаская головку искусственного фаллоса, Беатрис вздохнула, одолеваемая сомнениями.

Стремясь отсрочить принятие решения, она отложила искусственный фаллос в сторону и вытащила следующий ящичек, чтобы исследовать его менее провокационное содержимое.

Там обнаружились другие предметы из слоновой кости – коллекция сфер и эллипсов определенного размера с присоединенными к ним шнурами. Некоторые были одиночными, некоторые двойными. Одна сфера показалась Беатрис особенно любопытной, и, присмотревшись внимательнее, она заметила проходящий по всей длине ее окружности тоненький шов, будто бы сфера эта была полой и содержала в себе еще один шар, свободно в ней перемещающийся.

Вспомнив поучительную лекцию, которую прочла ей София, Беатрис содрогнулась. Он будет трястись, не так ли? Трястись и перекатываться внутри при ходьбе. Мышцы ее лона непроизвольно сжались, будто бы стараясь захватить призрачный мячик, двигающийся внутри сферы.

В следующем ящичке шкатулки обнаружилась пара маленьких баночек с бальзамами или мазями. София и об их назначении ее просветила. Беатрис открутила крышку первой баночки, содержимое которой носило название «Мазь Венеры», и исследовала содержимое: шелковистую однородную массу, очень скользкую и нежную на ощупь, оставляющую на пальцах серебристый след. Беатрис понимала, на что это похоже, но все же ей потребовалось некоторое время и усилие воли, чтобы признать, что блестящее вещество сильно напоминает по консистенции смазку, выделяемую влагалищем, ту самую влагу, что образуется у нее между ног, когда она ласкает себя… или ее ласкает Ритчи.

В следующей баночке с надписью «Божественная пряность» находилась более густая и вязкая субстанция с ярко выраженным ароматом, вызывающим в сознании Беатрис какие-то смутные ассоциации.

«Ах, это же пряная мадера!» – сообразила она.

Не требовалось глубоких медицинских познаний, чтобы понять, что это разогревающая мазь.

Зачерпнув небольшое количество на мизинец, Беатрис размазала субстанцию по тыльной стороне ладони, отчего та, как и ожидалось, заискрилась от мягкого возбуждающего тепла.

Девушка хотела было испытать мазь в действии, но благоразумно отказалась от этой затеи. Хотя все происходящее с нею и было чрезвычайно захватывающим, не стоило ей слишком сильно себя раздразнивать, ведь тогда она не сможет остаток вечера находиться в людском обществе, испытывая непреодолимое желание ласкать себя между ног. Возможно, для того, чтобы смыть эту мазь, потребуется принять ванну.

Все еще испытывая соблазн, Беатрис отхлебнула вина и распростерлась на кровати, думая о Ритчи и воображая, как он сам наносит эту мазь на определенные участки ее тела, и дьявольски ухмыляется, когда она начинает извиваться, возбужденная до невозможности. В голове ее теснились соблазнительные фантазии. А что произойдет, если она намажет «Божественной пряностью» самого Ритчи? Мысль эта была столь же провоцирующей, что и воздействие от нанесения мази, и Беатрис вяло обдумывала это, балансируя на грани сна и яви.

Почти погрузившись в мир грез, Беатрис услышала звук. Возможно, он всего лишь ей приснился.

То был женский голос, сначала задыхающийся, а потом постанывающий от удовольствия.

Точно так же стонала она сама в утренней гостиной, находясь в объятиях Ритчи.

Но откуда же доносится этот звук? Особняк Софии был очень большим, с множеством роскошных комнат. Беатрис рассудила, что источник шума находится где-то поблизости, раз она его слышит.

Когда звук раздался снова, на этот раз более протяжный, Беатрис села на постели и, склонив голову набок, попыталась определить его источник. Похоже, он раздавался прямо из-за висящей на стене картины, изображающей прекрасную полулежащую нимфу. Под картиной стояла кушетка с роскошной обивкой. Беатрис не удосужилась внимательно рассмотреть это полотно, потому что оно слишком сильно напоминало ей собственную позу, в которой презренный Юстас запечатлел ее на одном из снимков.

Теперь же Беатрис подошла ближе и стала пристально вглядываться в сладострастное тело нимфы, особенно заинтересовавшись ее пупком, в котором будто бы поблескивал какой-то драгоценный камень.

И он, казалось, подмигивал.

«Ах, боже мой, это же смотровой глазок!» – догадалась Беатрис.

Смотровые глазки как раз для того и предназначались, чтобы подсматривать, особенно заслышав такие откровенные звуки.

Прильнув к нему, Беатрис чуть не рассмеялась и была вынуждена закусить зубами костяшки пальцев, чтобы не проронить ни звука.

Стонущая и вздыхающая дама оказалась одной из ее знакомых, почти подругой. То была леди Арабелла Сауверн, хозяйка бала, на котором Беатрис познакомилась с Ритчи.

Облаченная лишь в панталоны и корсет, эта признанная светская львица целовала экзотического вида юношу с темной кожей, черными вьющимися волосами и крепкими ягодицами. Рука его была просунута ей между ног, и по тому, как напрягались мускулы, можно было с уверенностью заключить, что он мастерски ублажает славную леди Арабеллу.

«Ах, леди С., а вы, оказывается, горячая штучка! – подумала Беатрис. – Интересно, известно ли его светлости о том, что вы посещаете салон мадам Шамфлёр?»

Эта прекрасная аристократка являлась женщиной средних лет, довольно худощавой и хрупкой на вид, но своего обнаженного любовника она целовала с большой жадностью. Беатрис едва сдерживалась, чтобы не захихикать. В глазах высшего света Арабелла Сауверн представала величавой благородной дамой, славящейся своими изящными жестами и манерами, но в данный момент она больше походила на продажную девку из Уайтчепела, чем на светскую львицу.

Руки ее, казалось, были повсюду. Они скользили по медового цвета коже красивого молодого любовника, впиваясь в него пальцами и с силой сжимая. Беатрис ахнула, увидев, как леди Арабелла схватила напряженный пенис юноши и принялась размашистыми движениями тереть его ладонью вверх и вниз, верх и вниз.

«Осторожнее, Арабелла, умерь свой пыл, – мысленно предостерегла ее Беатрис, – не то он кончит прямо тебе в руку».

Как оказалось, леди Сауверн прекрасно умела обращаться с этой частью мужского тела, и, когда юноша задергал бедрами, она тут же отпустила его пенис.

– Ах, Юрий, ты восхитителен! Никак не могу тобой насытиться, – промурлыкала она, снова принимаясь целовать своего любовника. – Обожаю твой член. Это такой обворожительный монстр. Дождаться не могу, когда он проникнет в меня.

Беатрис понимала, почему Арабелла от него без ума. Парень действительно обладал внушительным мужским достоинством, очень длинным и толстым, с розоватой круглой головкой.

«Но все же у него фаллос не такой большой, как у моего Ритчи», – отметила Беатрис.

Строго говоря, Ритчи не являлся ее, но она была готова держать пари, что не ошиблась с размером. Тут последовало продолжение непристойного представления, заставившее ее широко раскрыть глаза.

«Боже мой, – безмолвно простонала Беатрис. – Снова это!»

Опустившись на колени совсем не изысканным образом, леди Арабелла Сауверн принялась сосать член своего молодого любовника своими аристократическими губами.

Сначала София с Эмброузом, теперь вот Арабелла с этим неизвестным юношей. И все, похоже, получали от этого большое наслаждение.

Беатрис облизала губы, стараясь представить себе, какой на вкус Ритчи. Сладкий? Или соленый? Мягкий или… твердый? Рот ее увлажнился от предвкушения. Без сомнения, он захочет, чтобы она тоже проделала с ним подобное. Внезапно Беатрис всей душой возжелала, чтобы он оказался рядом прямо сейчас, настолько сильно хотелось ей начать свое сексуальное образование.

Любовнику Арабеллы Юрию происходящее явно доставляло удовольствие, в том не могло быть сомнений. Он запрокинул голову, а графиня продолжала жадно работать ртом, тем же самым ртом, которым она отдавала приказы слугам или щебетала при случае с членами королевской семьи. Сейчас же он ласкал твердый член Юрия. Притянув ее голову к себе, чтобы направлять ее движения, он изогнул бедра и едва не опрокинул Арабеллу навзничь, прорычав что-то на неизвестном языке, возможно одном из тех, на котором говорят на Балканах. То, что он так небрежно обращался с графиней, могло бы повергнуть в шок, если бы она не извивалась от восторга всем телом.

Арабелле в самом деле нравилось стоять на коленях и сосать мужской член. Заведя руки Юрию за спину, она вцепилась ему в ягодицы, чтобы действия ее воспринимались им еще более остро.

Беатрис с любопытством наблюдала, предвкушая, как очень скоро Юрий исторгнет струю семени – это казалось просто неизбежным, – но в последний момент он оттолкнул Арабеллу, ухмыляясь ей сверху вниз, и, склонившись к самому ее уху, что-то быстро зашептал.

– О да, о да, – задыхаясь, застонала она и, поднявшись, направилась к стоящему неподалеку дивану с роскошной обивкой. Этот предмет мебели установили прямо напротив смотрового отверстия явно не случайно.

Вместо того чтобы лечь на спину, чего ожидала Беатрис, Арабелла взобралась на сиденье на четвереньках и, оглянувшись через плечо, послала Юрию призывный взгляд, облизывая при этом губы и виляя задом.

Юрий прорычал что-то на своем родном языке, и Арабелла тихонько застонала и тут же принялась изгибаться. На лице ее при этом застыло выражение полнейшего счастья. Беатрис представления не имела, поняла ли ее подруга то, что сказал ей любовник, но гармония, в которой пребывали их тела, сокрушила все языковые барьеры.

И уж конечно, Арабелла поняла, когда Юрий внезапно и сильно вонзил в нее палец. Она заворковала, точно голубка, и с готовностью подалась назад, углубляя проникновение.

Беатрис и сама чуть не заворковала. Или, вернее, чуть не застонала от жестокого разочарования.

Она сама хотела лежать сейчас на диване, и чтобы лоно ее пронзал мужской палец.

Она сама хотела рычать и извиваться всем телом.

– Ритчи, – одними губами молвила она, наблюдая за происходящим.

– Девственница? Ты в этом абсолютно уверена?

Ритчи грузно опустился на стул. Мысли его кружились в хороводе. Между его собственными подозрениями вкупе с передаваемыми из уст в уста сплетнями слуг, пересказанными ему Джейми, и уверенным заявлением Софии имелась огромная разница. Беатрис была невинна, в чем откровенно призналась своей подруге Софии.

И теперь он не знал, радоваться ему этой новости или страшиться ее.

Маргарита тоже была девственницей. Своим откровенным кокетливым поведением она убедила его в обратном. Соответственно, когда настал момент истины, Ритчи катастрофически не мог поверить в происходящее, что породило в его душе ужас, избавиться от которого ему не удалось и по сей день.

– Беатрис невинна? – переспросил он, очнувшись от воспоминаний и снова сосредоточившись на том, что происходит здесь и сейчас.

– Да, полагаю, она говорит правду, – спокойно отозвалась София Шамфлёр, – каким бы маловероятным это ни казалось, принимая во внимание те фотографии. Но она поведала мне историю целиком, и все стало на свои места.

Ритчи отчаянно хотелось бренди. А еще ему хотелось броситься в сад и ходить там, ходить, прокручивая в голове признание Софии, до тех пор, пока не поймет, как именно он к нему относится. Вместо этого он взял чашечку чаю, что ему налила София, и сделал глоток.

Когда Ритчи вернулся в свой лондонский дом, ему передали от нее записку, являющуюся ответом на его телеграмму, и он тут же снова сел в экипаж и отправился в Хэмпстед, потому что просто не мог больше ждать ни секунды, стремясь поскорее увидеть Беатрис.

А теперь на него свалилось это известие. Его новая любовница, оказывается, невинна. С одной стороны, это создавало проблемы, но с другой – в глубине души он испытывал первобытную мужскую радость.

Ритчи прихлебывал чай, не чувствуя вкуса и глядя на чашку так, будто это некий древний артефакт, принадлежащий давно канувшей в небытие цивилизации. София терпеливо ждала, понимая его дилемму.

– Может быть, просто дать ей денег и оставить нетронутой? Это вернет ее на рынок невест, по крайней мере с финансовой точки зрения. – Со стуком отставив чашку на столик, Ритчи почти улыбнулся тому, что София даже не поморщилась от столь неделикатного обращения со своим драгоценным фарфором. – Уверен, что какой-нибудь достойный человек позволит убедить себя отбросить сомнения касательно ее компрометирующих фотографий и возьмет ее в жены.

– Очевидно, она очень тебе понравилась, раз ты даже об этом подумал, Эдмунд.

Неужели? Он пытался прислушаться к своему сердцу, но оно уже давно было разбито и не приносило никакой пользы. Ритчи считал для себя гораздо менее болезненным руководствоваться советами другой части своего тела.

– Да, она в самом деле мне нравится, очень нравится. – Крошечный росток стал проклевываться в его израненном сердце, а разум тут же нарисовал грубый ботинок, топчущий его. – Но нам обоим известно, что эта симпатия не будет простираться дальше спальни. Совсем нет.

На прекрасном лице Софии, обычно таком мудром, отразилось недоумение.

– Честно говоря, не знаю, что тебе на это ответить, Эдмунд, что посоветовать. – Она перебирала пальцами пояс своего дневного платья. – Разве что поговорить с ней, выяснить, что она чувствует. Я верю, она испытывает тягу к тебе. И страсть тоже. – Она наградила его многозначительным взглядом. – Как мне кажется, Беатрис смирилась с тем фактом, что ее никто не считает девственницей, и решила вкусить плотский утех с опытным мужчиной, которого она находит чрезвычайно привлекательным.

Ритчи улыбнулся:

– Как просто ты все объясняешь, София.

– Я понимаю, что это совсем не так, Эдмунд. Но после того, что тебе пришлось пережить, возможно, пора уже мягче отнестись к самому себе и к Беатрис тоже. – Она пожала плечами, с симпатией глядя на Ритчи. – Я знаю, что не всем людям в жизни везет так, как повезло мне, когда я познакомилась с Эмброузом, да еще и быть в состоянии что-то с этим сделать.

«Быть в состоянии что-то с этим сделать», – мысленно повторил Ритчи.

Несмотря на жестокое обращение, маленький росток в его сердце снова поднял голову, и Ритчи взялся за чашку, сожалея, что в ней не виски, который помог бы ему успокоить вихрь опасных эмоций. Стараясь отвлечься, он стал думать о другом. О том, что он действительно может кое-что сделать.

– Что касается этого предприимчивого фотографа… сообщила ли тебе Беатрис его имя?

– Имени она не называла. Сказала лишь, что он был ее возлюбленным.

София потянулась к чайнику, готовая снова наполнить чашки.

– Беатрис не похожа на девушку, которая стала бы позировать обнаженной перед кем попало, поэтому делаю ставку на Юстаса Ллойда. Он ухаживал за ней незадолго до этого… и… что ж, не сказала бы, что питаю к этому молодому человеку симпатию. Уж слишком в нем много притворного очарования, точно таким образом он пытается скрыть свою не совсем честную натуру.

– Согласен. – Ритчи воззрился себе в чашку, представляя, что вместо индийского чая с деликатным вкусом в ней налит горький напиток покрепче. – Согласен, Ллойд довольно неприятный персонаж. Перед женщинами он создает видимость благожелательности, но в действительности отъявленный негодяй. Беатрис может ни в чем не признаваться, но, подозреваю, откровенная фотосессия случилась не по ее инициативе.

– Да! Да! – София Шамфлёр подалась вперед с серьезным выражением лица. – Я тоже так считаю. Подозреваю, что он заставил ее на это пойти либо угрозами, либо уговорами, уж не знаю, чем именно. Будучи слишком гордой, она отказывается признать собственную ошибку в суждении, но также и благородно не хочет возлагать вину на человека, который заслуживает наказания.

– Полагаю, ты права, София. Но я намерен выяснить все наверняка. Этому монстру нельзя позволять наживаться на Беатрис и при этом выйти сухим из воды.

На краткое мгновение София коснулась его руки.

– Ты же не станешь выспрашивать о нем у нее самой, правда? Если она не хочет об этом говорить, нечего выпытывать подробности.

Ритчи улыбнулся:

– Разумеется, нет. Последнее, что я хочу сделать, – это причинить Беатрис боль. Она бодрится, но в душе сильно переживает.

Прищурившись и погрузившись в глубокие размышления, Ритчи принялся потягивать чай, не чувствуя его вкуса. Некоторое время ни один из них не произносил ни слова. С имеющимися у Ритчи связями выяснить личность скандального фотографа не составит труда. А когда его опасения получат подтверждение, он превратит жизнь этого негодяя Юстаса Ллойда в сущий кошмар.