Текст книги "Полный годичный круг кратких поучений. Том IV (октябрь – декабрь)"

I. Святитель Николай, день памяти коего славно празднуется ныне, среди других христианских добродетелей отличался милосердием и состраданием к бедным и несчастным. Хотя милосердие к бедным есть царица добродетелей и может нам открыть врата Царствия Божия, во не всегда, а при соблюдении известных условий. Поэтому в день памяти этого великого угодника Божия прилично будет побеседовать о том, какая милостыня сильна исходатайствовать нам помилование у Бога и вечное блаженство на небе.

II. а) Доставить блаженство, исходатайствовать у Бога помилование благотворителю сильна милостыня, творимая, по примеру Отца Небесного, всем нуждающимся в ней без всякого разбора. Будьте милосерды как и Отец ваш милосерд. Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми, и посылает дождь на праведных и неправедных, Он благ и к неблагодарным и злым, заповедует нам Спаситель (Мф. 5, 45; Лк. 6, 35–36). Наш долг – подавать руку помощи всякому нуждающемуся в ней, снабжать каждого именем Христовым просящего милостыни, будет ли то человек, облеченный в богатое одеяние или покрытый рубищем, человек с крепкими силами или немощный, соотечественник или чужестранный, иноверец или единоверный, признательный к благодеяниям или неблагодарный, зазорного поведения или честной жизни. Не наше дело разбирать, стоит ли милостыни нищий или нет. Нам заповедано от всещедрого подателя всех благ, Бога: всякому просящему у тебя давай (Лк. 6, 30). Значит, и должны мы подавать милостыню всем. Не следует нам удерживать руку свою от благотворения потому, что испытали или предвидели неблагодарность. Вспомним Спасителя нашего, Который, хотя предвидел, что из десяти прокаженных, исцеленных Им, один только возвратится поблагодарить Его, несмотря на то, явил милость Свою одинаково всем десяти прокаженным. «Добрая душа благотворит ближнему, и не только неблагодарность его переносит великодушно, но и с терпением принимает от него оскорбительное», – учит один подвижник. Итак, братия, покровительствуйте всем без изъятия, кто бы ни прибегал под кров ваш; всякого алчущего напитайте, жаждущего напойте, нагого оденьте, странника введите в дом, сироту и вдовицу заступите, – и тогда надежда ваша на получение Царства Небесного не будет напрасна.

б) Для большего упрочения надежды на получение Царства Небесного требуется, при всеобщности благотворения, и сокровенность благотворения. Надобно подавать милостыню, сколько возможно, тайно. Эта предосторожность необходима для избежания суетной славы человеческой. Тщеславия всегда убегать должно, а особенно при подаянии милостыни. Милостыня, зараженная сею болезнью, не есть уже дело милосердия, но хвастовство и жестокосердие. «Когда ты подаешь милостыню не из милосердия, но для того, чтобы показать себя, тогда она не только не есть милостыня, но даже обида, потому что этим ты публично осмеиваешь брата своего», – учит свт. Иоанн Златоуст. Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби пред собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам, они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно, – говорит небесный Учитель Христос (Мф. 6, 1–4). Ублажаемый ныне Церковью, святитель Николай всячески старался оградить все свои благодеяния таинственностью и сокровенностью.

в) Последней принадлежностью милостыни, сильной доставить блаженство благотворителю, есть подаяние ее с охотою, с сердечным участием, с веселым лицом, при всех обстоятельствах жизни. Милостыня состоит не в том, чтобы только давать деньги, но чтобы давать с христианским чувством милосердия. Только та милостыня истинная, которая подается с радостью. Если даешь что нуждающемуся, то пусть веселость лица твоего предваряет даяние твое, и добрыми словами утешь скорбь его», – убеждают свт. Иоанн Златоуст и св. Исаак Сирин. «Давать охотно значит больше, чем давать много», – говорит блаж. Августин. (См. Проповеди, приложенные к «Руководству для сельских пастырей» 1891 г., декабрь).

III. Итак, вот какова должна быть милостыня, за которую мы могли бы получить от Судии Бога помилование, удостоиться Царства Небесного и блаженства вечного! Она должна быть оказываема всем без изъятия нуждающимся в ней, – творима не на показ людям, а тайно от всех, не ради признательности и похвал как от облагодетельствованных, так и от посторонних, а из послушания и подражания всеобщему Отцу небесному, по христианской любви к нищим, как братиям Христовым и нашим, – должна быть подаваема с полным радушием и охотно, а не с огорчением и притворством (2 Кор. 9, 7). (Составлено прот. Г. Дьяченко по указанным источникам).

I. Сегодня мы, братия, поминаем наставника нашего, святителя Христова – Николая. В жизни своей он явил много высоких подвигов веры и благочестия для нашего подражания. Но в венце его добродетелей красуется одна великая добродетель, которая служит краеугольным камнем, началом, средоточием и концом всей деятельности, всех чудотворений, какие только являл этот святитель в жизни, являл и не престает являть и по своей блаженной кончине. Если он избавляет от неповинной смерти трех воевод, спасает корабль от потопления, подает тайно несчастному семейству три узельца злата; если он вообще является «алчущих кормитель, плачущих веселие, нагих одеяние, болящих врач, по морю плавающих управитель, пленников свободитель, вдов и сирот питатель и заступник, нищих и убогих изобильное богатство» (молитва, акафист свт. Николаю): то что все это, как не одна великая добродетель – милосердия, сострадания, благотворительности к несчастным. Св. Церковь выражает это, когда говорит о святителе Николае, что он «отнимал всяку слезу от лица люте страждущих» (акафист свт. Николаю, кондак 3).

II. Подражаем ли мы, братия, этой высокой добродетели нашего св. наставника? Все ли общественные раны заживлены, все ли насущные потребности всех и каждого удовлетворены, все ли скорби бедности утолены, все ли слезы нищеты и убожества осушены? Ах, сколько еще до сих пор есть Лазарей и открыто лежащих у врат богатых, и таких, которые копати не могут и просити стыдятся! (Лк. 16, 3). Об этих людях если и говорят иногда серьезно в наше время, то только о том, как бы сделать так, чтобы их не было. Желание прекрасное… но достаточно ль его одного для облегчения горькой судьбы несчастных? Когда горит дом, мало только рассуждать о том, какие бы средства предпринять против пожаров вообще, подобное рассуждение в настоящем случае ничего не поможет, теперь надобно самым делом тушить огонь, а после уже, если угодно, можно и порассудить. Равным образом, когда пред нами нищета во всей ее ужасающей наготе, недостаточно для ее облегчения, если мы станем только составлять планы, как бы ее уничтожить; этим планам место в будущем, – в настоящую минуту она требует от нас деятельной, живой помощи. Голода и жажды, холода и стужи не уймешь никаким, самым глубоким соображением, если не дать страждущему от них пищи и пития, одежды и крова. Большею же частью, против этих людей, – и в наше время, преимущественно хвалящееся своим человеколюбием, слышатся отовсюду старые вопли и возгласы, в силу которых выходит, что нищие скорее достойны презрения, чем сострадания и помощи.

а) Говорят: «нищие – бродяги, не хотящие ничего делать и обольщающиеся легким способом добывать себе пропитание». Но, во-первых, не все таковы: стоит только открыть глаза, чтобы видеть, сколько из этих несчастных выставляет на вид свои изуродованные члены, свидетельствующие о их неспособности к телесным трудам. Во-вторых, если и есть такие нищие, то вдумывались ли мы когда-нибудь, отчего они таковы? Действительно ли они не хотят ничего делать? Для того, чтобы собственными трудами снискивать себе пропитание, недостаточно только иметь целые и правильные члены тела: для этого надобно иметь еще здоровье и крепость духа и тела, надобно иметь поприще для деятельности. Но всего-то этого и нет у тех нищих, которых мы называем бродягами. Вот, у престарелой вдовы несправедливость людская или же просто какой-нибудь особенный случай отняли последнего, единственного сына, опору ее старости, и она должна умереть с голоду; вот, целый дом сирот, оставшихся, почти в младенчестве, совершенно одинокими: куда деваться, что делать этим несчастным, как только ходить по миру и испрашивать подаяние? Заняться чем-нибудь другим они сами не имеют, а другие и не дают им никакой возможности. б) «Нищета, – говорят, – часто бывает следствием бурной, распутной жизни». Правда. Но что из этого? Ужели мы будем жестокосерды, что на подобную нищету будем смотреть злорадно и мстить ей своим невниманием, безучастием, презрением, упреками? Ах, если бы мы внимательнее бдели над собою, мы никогда не дошли бы до горделивого сознания нашего нравственного превосходства пред нищим такого рода; мы открыли бы в сердце нашем те же самые страсти, нередко на самой высокой степени развития, какие погубили этого человека, – мы сознали бы, что только особенные внешние обстоятельства, особенные условия нашей жизни, а чаще всего одна благодать Божия не попустила и нашим страстям прорастить горький плод нищенства. Умри наши родители гораздо раньше, не получи мы никакого образования, не случись нам добрые наставники, не встреться мы в жизни с таким-то лицом, которое своей отеческой любовью сдержало неразумные порывы юной души нашей, – кто знает? Может быть, и мы с тобою расточили бы имение свое блудно с любодейцами, может быть, и мы вынуждены были бы пасти свиней и насыщаться их рожцами, – может быть, и нам с тобою пришлось бы таскаться по миру с нищенской сумою. За что же презирать, за что же наказывать этого несчастного, который возрос среди других обстоятельств, под другими условиями жизни, который не встретил впору сердца любящего и согревающего, не встретил ума руководящего и наставляющего, не нашел руки охраняющей и сдерживающей; который слишком рано сознал себя разнузданным во всех отношениях, почувствовал себя на опасном просторе и, естественно, пустился на все четыре стороны? Он и без нас уже тяжело наказан. Эта сума, которую он носит на плечах, есть только слабый знак той тяжелой туги, которую он носит в сердце. Позднее, бесплодное сожаление о прошедшем, мучение уцеломудрившейся совести, сознание, что он сам виновник своего горя, стыд прямо смотреть в глаза добрым людям, безнадежность в будущем, – вот что не дает душе его мира и покоя, вот что преследует и мучит его день и ночь. Зачем же прилагать к его ранам новые? Сострадания, одного сострадания, и притом деятельного, он требует от нас…

в) Так, говорим, мы рассуждали бы, так поступали бы… Но так ли рассуждаем, так ли поступаем теперь? Весьма часто приходится слышать: «я с удовольствием дал бы этому нищему, но знаю, что он сейчас же пропьет мое подаяние». Нечего и говорить о том, как безосновательно бывает нередко подобное опасение: его часто повторяют о таких нищих, которых видят первый раз в жизни. Но если бы и в самом деле было так, оправдывает ли это ваше немилосердие? Наше дело – только дать просящему, а как он воспользуется нашим подаянием, – это уж его дело: если мы дадим ему, мы окажем свое милосердие, – если откажем ему, мы явим только свое немилосердие.

г) Некоторые рассуждают так: «зачем подавать милостыню? Нищих она не обогащает, а для подающего – довольно ощутительна. Нищие все-таки остаются нищими и после подаяния, и по-прежнему продолжают просить; если дать им хоть немного, то для меня все же выйдет много, – притом дай им сегодня, а завтра они опять придут просить: так лучше уже совсем не давать». Что скажем против этого возражения? По-нашему, оно не стоит и ответа. Оно имело бы какой-нибудь смысл тогда, если бы наши благотворения действительно были значительны. Мы указали бы, в таком случае, сомневающемуся благотворителю на слова Писания и на священно-исторические опыты, которые свидетельствуют, что, чем более человек благотворит другим, тем более Бог благословляет и ущедряет его Своими благами и никогда не оставляет его и даже не попускает потомству его просить хлеба. Но если наши благодеяния ограничиваются только определенным числом калек, состоят в подаянии им нескольких мелких монет и изношенных одежд, и совершаются только в некоторые особенные дни, почему-либо важные и замечательные для нас, то подобное возражение в устах наших изобличает только жестокость сердца нашего по отношению к ближним и слепую, преступную страсть его к корысти.

д) «Мы люди семейные, – говорят весьма многие, – у нас свои дети, у нас множество домашних расходов. Мы и желали бы благодетельствовать бедным, но что делать, когда нет у нас на это средств и возможности?»

Предлог благовидный, но лишенный истины. Нам кажется, что никакое общественное положение не освобождает нас от исполнения обязанностей христианской любви и милосердия; кажется также, что нет такого состояния, кроме нищенского, в котором не было бы никакой возможности, хоть чем-нибудь и сколько-нибудь, помогать другому. А если бы мы отрешились от множества изысканных нужд и неестественных потребностей, которые рождают суетность, тщеславие, роскошь, желание блеснуть и выказаться пред другими, ложный стыд отстать от высших и богатейших нас лиц, если бы мы научились строго различать, что существенно необходимо для жизни и что составляет ее роскошь, – о! мы увидели бы тогда, что у нас много, много средств благотворения… Если же в самом деле средства нашей жизни так ограничены, что мы имеем только необходимое, то все же у нас есть дом, в котором всегда почти можно найти лишний кусок хлеба, лишнюю, пожалуй и ветхую одежду, значит, мы все-таки имеем возможность напитать алчущего, одеть нагого, дать кров бесприютному. Наконец, пусть мы не имеем и этого, все-таки мы можем хоть напоить единого от братий сих чашею студеной воды, можем с братским сочувствием поговорить с ним, и этим хоть несколько облегчить его горе, хоть слабое утешение пролить в его душу.

Много еще случается слышать разных отговорок от нищелюбия и благотворительности; но если перевести их на истинный язык, то все они будут значить вот что: «я не хочу благодетельствовать: мне жаль лишиться в пользу другого хотя бы лишнего куска хлеба, хотя бы то самой мелкой монеты, только никак не жаль этого ленивца, этого бродяги и пьяницы, т. е. этого нищего – несчастного брата моего».

Впрочем, если бы мы были проникнуты истинною христианскою любовью и смотрели на все с ее точки зрения, подобные возгласы против нищих и убогих не слышались бы из уст наших. Мы рассуждали бы так: во-первых, этот нищий такой же человек, как и я; во вторых, он – христианин, меньший брат Христа Спасителя, сын и наследник Божий, за него, так же как и за меня, пролита на Кресте бездонная кровь, – ему, так же как и мне, дарованы благодатные средства духовной жизни, мы с ним во едино тело крестихомся, единым Духом напоихомся (1 Кор. 12, 13), от единаго хлеба причащаемся (1 Кор. 10, 17), – ему, так же как и мне, обещано и уготовано вечное блаженство в дому Отца нашего Небесного; далее – в его лице предстоит и приемлет милостыню Сам Христос и, милуяй его, я даю взаим Богу (Притч. 19, 17); наконец, все, что я имею, – не мое, не от меня и не для меня, а Божие, от Бога и для славы Божией, – я только распорядитель, только временный приставник даров Божиих, изливаемых для всех и каждого, – следовательно, всякое присвоение их исключительно себе есть не что иное, как духовное святотатство, за которое я должен буду строго поплатиться, когда небесный Домовладыка потребует от меня отчета в употреблении вверенного мне. Рассуждая таким образом, мы не различали бы между нищими достойных и недостойных нашего благотворения; напротив, мы с радостью спешили бы, не пропустили бы ни одного случая подать помощь, оказать милость там, где ее требуют, где в ней нуждаются, не входя в расспросы и исследования: кто этот бедняк, отчего он сделался таким и т. п. Святое дело благотворения сделалось бы насущною потребностью, чистейшим наслаждением, жизненною стихиею нашего сердца, так что мы считали бы себя несчастными, если бы или не имели возможности оказать в известном случае благодеяние, или же наше благодеяние почему-нибудь не было принято.

III. Возлюбленные во Христе братия! Для нас, согрешающих много на всякий час, боящихся строгих подвигов подвижничества христианского и, большею частью, иждивающих все житие в рассеянности, милостыня – самое легкое и удобное, чтобы не сказать единственное, средство спасения. Мы даже думаем, что Премудрый и Всеблагий для того и благоволил одним из нас быть нищими, чтобы другим дать случай, чрез оказываемые им благодеяния, очищать свои грехи и скорее и удобнее достигать спасения. Поэтому, мы всегда имеем и, кажется, несмотря на современные старания, всегда будем иметь нищия с собою (Мф. 26, 11): они еще более нужны для нас, чем мы для них. Воспользуемся же этим даром милости Божией: дадим милостыню и се нам вся чиста будут (Лк. 11, 41): сотворим себе други от мамоны неправды, и егда оскудеем от жизни сей, они приимут нас в вечные кровы; будем делать дела милосердия, дондеже день есть, приидет нощь, – и для многих из нас очень скоро, – егда уже никтоже может делати (Ин. 3, 4), хотя бы и желал. Аминь. (Составлено по «Сборнику слов, поучений, бесед и речей» Августина, епископа Екатеринославского).

I. Заповедь св. ап. Павла поминать наставников, проповедовавших слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражать вере их (Евр. 13, 7) и самое торжество св. Церкви в честь святителя и чудотворца Николая побуждают нас, возлюбленные братия, привести себе на память богоугодную жизнь и дивные деяния великого угодника Божия, мирликийского чудотворца, дабы найти себе в них поучительные уроки и примеры для подражания. Такое воспоминание жизни святителя будет лучшим началом и продолжением праздника нашего.

II. Святитель Николай, по замечанию его священного жизнеописателя, был зерцалом всех добрых дел для духовного стада своего и служил, по апостолу, для верных образцом в слове, в житии, в любви, в духе, в чистоте (1 Тим. 4, 12). Особенными же добродетелями, коими главным образом угодил Богу ублажаемый нами праведник, были его пламенная ревность по православной вере Христовой и милосердие к страждущим собратиям.

а) В это тягостное для Церкви Христовой время, когда язычество, предчувствуя свой конец, напрягало все свои усилия к тому, чтобы поразить христианство, и разражалось ужасными гонениями на верующих в распятого и воскресшего Христа Спасителя, святитель Николай неусыпно бодрствовал на страже вверенной его охранению паствы. Своей горячей преданностью православной вере Христовой и непоколебимой твердостью в ней он возбуждал в христианах мужество к великодушному, радостному перенесению мучений и смерти за имя Христово, утешал павших под ударами меча своим сильным словом. Враги христианства за твердую, безбоязненную и неусыпную ревность по святой вере заключили святителя в темницу, но и узы темничные не сковывают его богоглаголивых уст: и в темнице, среди ужасов поношений, угроз, истязаний, мучений, голода и смерти угодник Божий безбоязненно проповедует Евангелие, несмотря на все препятствия, которые поставляли ему ненавистники истины и добра, исчадия диавола.

Когда миновала внешняя опасность для Церкви со стороны язычников, явился внутренний враг стада Христова в лице александрийского пресвитера Ария, осмелившегося отвергать Божество Господа Иисуса Христа, Его единосущие с Богом Отцом и низводить, таким образом, Сына Божия в ряд сотворенных существ. Для опровержения и уничтожения этого лжеучения созван был в г. Никее вселенский Собор, на котором богохульный еретик, невзирая на все опровержения и возражения со стороны отцов Церкви, смело и дерзко оскорблял святые убеждения их. Воспламенилась тогда ревность мирликийского архипастыря по чистой, совершенной, истинно православной вере и благочестию; проникнутый полным, справедливым негодованием к дерзкому ересеначальнику, угодник Божий посрамил его пред всем собранием ударением в ланиту. И такой поступок св. Николая, показавшийся необычным для целого сонма отцов, присутствовавших на соборе, был чудесно оправдан на суде Божием: в откровении от Бога, бывшем некоторым отцам, Сам Господь Иисус Христос вручил святителю Николаю Евангелие, а Матерь Божия возложила на него омофор. Итак, первое, что удивляет нас в жизни святителя Николая, это сила его веры, с какою он благовествовал слово Божие и обличал дерзкого еретика.

б) Другая особенно замечательная добродетельная черта жизни празднуемого нами угодника Божия – это его сострадание и милосердие к бедствующим людям.

Вся жизнь святителя Николая протекла в подвигах милосердия. Раздавши бедным в начале своего пресвитерства все свое имущество, св. Николай не переставал быть милосердым отцом, скорым помощником бедным в течение всего своего святительства, не перестал быть таковым и по блаженной кончине своей, по переселении в райские обители Отца Небесного. И кто в состоянии исчислить все чудные деяния и опыты небесного ходатайства и помощи страждущим людям, совершенные великим святителем в течение многих веков? «Если бы, – вынужден был сказать в заключение своего посильного труда описатель жития святителя Николая, – если бы я подробно стал повествовать о делах милосердия святителя, о том, какие он оказывал щедроты нуждающимся, сколько алчущих напитал, нагих одел, сколько от заимодавцев выкупил, то у меня и времени недостало бы для этого». «Многие великие и преславные чудеса совершил угодник Божий на море и суше, – замечает жизнеописатель в другом месте о святителе Николае, – он помогал находившимся в бедах, спасал от потопления, исхищал от плена, избавлял от уз в темнице, освобождал от меча и смерти, подавал слепым зрение, хромым хождение, глухим слышание, немым глаголание. Многих в убожестве и крайней нищете страждущих обогатил, и всякому во всякой нужде являлся готовым помощником, теплым заступником и скорым предстателем и защитником; и ныне также призывающим его помогает и избавляет их от бед». Потому-то и святая Церковь, ублажая святителя Николая за его чудодейственную благотворную помощь в разных странах и среди разных народов, воспевает: «Кий град, блаженне, не имеет тебе помощника? Кая ли душа не призывает твоего имене? Или коего места не присещаеши духом, твоими чудесы удивляя вся, Николае» (Канон, песнь 3)?

III. Не останемся, братия, одними праздными созерцателями дивных свойств жизни чествуемого нами угодника Божия. Наш долг, по завещанию св. апостола, подражать жизни святых своих наставников в вере и благочестии: их высокие добродетельные качества и действия поставлять для себя образцами и сообразоваться с ними в своей жизни и деятельности.

а) Будем подражать св. Николаю в его пламенной ревности по св. вере Христовой! Если наша общественная жизнь не представляет, по-видимому, таких случаев к проявлению твердости и ревности по св. вере Христовой, как это было в век святителя Николая – во время внешней борьбы христианства с язычеством: то она представляет нам иные поводы к засвидетельствованию нашей ревности по православной вере, твердости и непоколебимости наших истинно-религиозных убеждений. С одной стороны, наш век отличается легкомысленным, слабодушным маловерием и убийственной холодностью к вере; с другой, в наши дни самозванные учители, прикрываясь мнимой ревностью об истинном благочестии, отвергают евангельские истины и уставы матери нашей – православной Церкви, уловляют лестью простые души в сети диавола и творят их еще в здешней жизни чадами геенны, сугубейшими себя. Не должны ли и мы потому желать и молиться, чтобы огонь пламенной ревности святителя мирликийского согревал и наши охладевшие сердца, чтобы этот священный огонь попалил все терние маловерия и суемудрия человеческого, воспламенял в нас любовь к прославлению имени Божия и своему спасению?.. Долг всякого искренно верующего христианина, в каком бы звании и состоянии он ни находился, не только самому быть твердо убежденным в вере, а и заботиться о вере православной об ее распространении, охранении и умножении, о вразумлении людей неверных и легковерных. И кто не имеет ревности по вере православной, тот не искренний последователь Спасителя; кто не защищает своей православной веры, не оберегает чести своих пастырей, тот не брат своих ближних, желающий им добра истинного. Припомним, братия, что вещает нам касательно исповедания веры Сам небесный Учитель, Господь наш Иисус Христос: всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим небесным (Мф. 10, 32); а кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми ангелами (Мк. 8, 38). «Ужели, – поучает вселенский учитель, – святитель Златоуст, тех, которые не считают своей обязанностью помышлять о душевном спасении ближних, – ужели ты не поднимешь овча своего соседа, пораженное, лежащее на пути, не скажешь о нем соседу? Менее ли стоит внимания душа твоего ближнего, когда бы ты увидал ее пораженной или заблудшей? Пламень объял дом твоего согражданина, и ты не можешь равнодушно взирать на это бедствие: почему ж нимало не трогает твоего сердца состояние другого, когда он в пламени страстей? Если захотите, то вы больше, чем мы, можете исправлять друг друга; вы больше друг с другом находитесь, больше, чем мы, знаете друг друга». (На пос. к Евр., беседа 10).

б) Станем подражать также и неистощимой – живой, благотворной любви святителя Николая к страждущему роду человеческому. Мы не заслужили у Господа какого-либо чудесного дара, посредством коего могли бы благотворить своим ближним, но мы можем все каким-либо способом пособлять несчастным ближним, требующим от нас руки помощи: можем алчущего напитать, жаждущего напоить, нагого одеть, поддержать невинного страдальца, утешить скорбящего, ободрить человека в его тяжелых обстоятельствах… Будем же пользоваться этою возможностью – Господь приемлет и лепту вдовицы паче многих сокровищ, награждает и за чашу холодной воды, поданной во имя Его, с усердием. Будем, братия, помнить, что если у кого из нас – духовного или мирянина – есть все добродетели, а нет любви, милосердия, сострадания, миролюбия, напротив – есть ненависть, злоба, жестокость сердца, злорадование несчастиям ближнего, дух вражды и тайной и явной, то все его добродетели – ничто, и он будет не сыном и наследником Царствия Божия, а, напротив, осудится на вечные муки, если не покается и не исправится. (Составлено с дополнениями по проповедям, приложенным к «Руководству для сельских пастырей» за 1891 г., декабрь).