Текст книги "Камень и горы в народной культуре"

Глава 3
Цветовая символика камня

Цветообозначения в составе собственных имён. Общие сведения

В словарном составе языка особое положение занимает группа цветовых обозначений, то есть названий цветов основного спектра радуги и многочисленных других наименований цвета (полутонов, оттенков и т. п.). Характерная особенность этой группы лексики – способность приобретать не только переносное, но и чисто символическое значение, что ярко проявляется в культурных традициях разных народов.

Приведём здесь лишь два примера символических значений цветовой лексики. У народа фульбе (живут в ряде стран Западной Африки) символика цветов выглядит так: диалы ‘жёлтое', также ‘огонь', ‘восток'; баа ‘красное', также ‘воздух', ‘запад'; соо ‘чёрное, также ‘вода', ‘юг'; бари ‘белое', также ‘земля', ‘север'. [Лот, 1984: 116].

В ламаистском культе Далха (Тибет, Монголия, Бурятия) цветовая символика играет большую роль. Так, божествам пути приписываются разные цвета: синий – дракону, божеству с волчьей головой; белый – хранителю раковин, ядовитому змею, Белому прорицателю; коричневый – козлу с мягкой шерстью; на дощечках (атрибутах обо) рисуются птицы и животные: синим цветом (коршун), белым (гаруда), красным (лошадь, орёл), чёрным (як, гриф, ворона, галка, сорока), жёлтым (овца, сова). Цвет сторон света и, соответственно, цвет камней, употребляемых для сооружения обо, также имеет свою символику (правда, в письменных памятниках наблюдаются разночтения даже в пределах одного и того же документа). Так, синий цвет может символизировать северную сторону и южную, белый – восточную, красный – западную, жёлтый – северную и южную [Герасимова, 1981: 37].

В целом цвет можно считать отражением бинарной оппозиции в структуре мира. Этот вопрос изучила А.В. Лушникова [2004: 79–80] в своей диссертации (со ссылками на литературу). По археологическим данным символика цвета играла большую роль в представлениях о Вселенной. С Верхним миром (светлым, небесным) связывались красный, белый, жёлтый цвета, а связь с Нижним миром отмечалась чёрным и другими тёмными цветами. Так, например, у древних кочевников выделялись особые священные масти коней, среди которых жёлто-рыжая символизировала солнце. Ханты и манси в своей обрядовой практике приносили в жертву верховному богу Нуми Торуму коня белой масти, а Куль Отыру, хозяину загробного мира, – чёрной масти.

Символика цветов наблюдается и в системе собственных имён, которая в свою очередь состоит из разных классов. При этом можно проследить (в данном случае на примере русского и некоторых других языков), как в зависимости от принадлежности к тому или иному классу собственное имя может продвигаться по нарастающей степени на пути к символизации.

Начнём с зоонимов. По-видимому, в этой группе мы имеем наибольшее количество реально мотивированных имён – кличек животных по масти, ср. клички Черныш (кот, бык), Жёлтая (утка), Белая (курица), Белянка (корова), Сивко (лошадь), Седуха (корова), казахские зоонимы: клички лошадей Акбакай “белоногая”, Каркула “мухорто-саврасый”, клички собак – Аккулак “белое ухо” и др.

Антропонимы с цветовой лексикой в составе близки к зоонимам. В древнерусском именнике встречаем имена (а позже – и образовавшиеся от них фамилии) типа Белобок, Белоглаз, Желтоногов, Зеленин, Синезубов, Сивко, Чернец, Черногуз и др. У латышей, по данным В.Э. Сталтмане [1981], тоже есть подобные фамилии – по цвету волос, бороды, глаз, ср. Melngalvis “черноголовый”, Baltbārdis “белобородый” и др., есть и образованные от прилагательных: Sirmais (от sirms “седой”), Rudiņš (от ruds “рыжий”). Интересна группа имён, которые образованы от слов, pедко употребляемых по отношению к человеку; здесь возможно переносное употребление основ – из обозначений масти животных: Salnais – от salns “белый” (про лошадь, корову); Palss – от palss “соловый” (о лошади).

В антропонимах употребляются и такие «цветовые» имена, которые выступают в других значениях, не собственно цветовых. Так, в современном башкирском языке есть имена Карабаш, Карагул, происходящие от генонима (названия рода) кара в значении “подчинённый” [Кусимова, 1989: 40]. Вообще же слово кара в тюркских языках имеет много значений: “чёрный, крепкий, злой, настойчивый, вредный, старательный, самый сильный”. Исследование цветовых названий в составе башкирских антропонимов показывает активность их употребления в лексике тюркских языков и даёт картину изменения их значений. Символика цветовых названий видна и в антропонимах других языков. Так, новое чешское имя Bêla означает “белая, чистая”. Оно возникло как чешское соответствие именам иностранного происхождения: Blanca (Bianca), Albina и т. д.

Рядом с антропонимами, но совершенно на другом уровне стоят теонимы. Имена богов с цветовыми обозначениями несут дополнительную нагрузку, символически осмысляются. Такова пара Белобог / Чернобог в западнославянской мифологии. Белобог – бог удачи и счастья. Его имя реконструируется на основе названия горы Bjely boh у лужицких сербов, которая связывается с положительным началом (как и урочища со сходными названиями у других славян). В отличие от этой горы существовала и другая – Corny boh, ср. Чернобог у балтийских славян, связанный с отрицательным началом [МНМ, 1988, II: 625].

В этнонимии некоторых народов цветовая лексика приобретает символическое значение. Очень интересная система таких названий сложилась, например, в тюркской этнонимии. Эти слова в ней часты, причём цвета указывают не на внешний вид или внешний признак, а на расселение данного народа по странам света. Отношение одного и того же признака – цвета – иногда различно применительно к той или иной стране света и зависит от того, какой из соседних народов присвоил народу или племени данное название. Так, отношение цвета к той или иной стране света различно у монголов, уйгуров, китайцев, тюрков и др. [Баскаков, 1980: 205]. Для тюрков, например, характерны следующие соответствия: кара “чёрный” = север; ак “белый” = юг; кёк “зелёный”, “синий” = восток и сары “жёлтый” или кызыл “красный” = запад.

В некоторых случаях неясно, имели ли цветовые названия чисто символическое значение, или они всё-таки относились к каким-то внешним характерным признакам народа. Н.А. Баскаков [Там же: 200] приводит пример древних названий одного и того же племени кыпчаков в разных языках: у русских это были половцы, у венгров – куны (от термина куман); эти названия, а также обозначения кыпчаков в чешском и польском, немецком, армянском языках имели один и тот же смысл: “бледный”, “блондин”, “белокурый”, “половый”, “желтоватый”, “бледно-жёлтый” (речь идёт о цвете кожи). С этими этнонимами соотносится и др. – рус. сорочины “половцы” (позже сарацины “арабы”) от тюркского этнонима сары “жёлтый”.

Названия ряда древних народов, не только тюркских, могут нести в себе цветовую составляющую. Так, среди этнонимов Геродотовой Скифии находим названия ираноязычных и славяноязычных народов, которые, по мнению А.С. Стрыжака [1988: 162], несут идею «черноты». Это этнонимы савроматы, савдараты, севоряне (из древнеславянского Сѣверъ). Савдараты – этноним, семантически подобный этнониму меланхлены “в чёрной одежде”, ср. осетинское saw “чёрный”, daryn “носить”. А.С. Стрыжак сравнивает северян с понятием “северный”, проводя семантическую параллель с тюркским “чёрный” = “северный”, а также с меланхленами, которые локализуются в том же (придеснинском и смежном) районе или на тогдашнем «крайнем севере» славян, ср. Чернигов на Десне, птолемеев Серим (из *Sevr-/ *Savr-?), а также р. Сейм (тот же корень, что в осетинском saw “чёрный”), смежные с северянами чёрные клобуки, каратули “чёрные шапки” на Переяславщине и т. д.

Разнообразны цветообозначения в топонимии, причём их употребление также связано с принадлежностью топонима определённому классу. В целом некоторые славянские основы весьма устойчивы и употребляются как в антропонимах, так и в топонимах. Н.В.Подольская [1983: 118] указывает, в частности, и на полностью идентичные формы топонимов и антропонимов с основой бел-: Беляй, Белец, Белин, Бельской. На Украине, в России и в Белоруссии эта же основа, по-видимому, самая частотная, содержится в названиях сёл, рек, посёлков городского типа, городов.

Цветовая лексика в гидронимах привлекала многих исследователей. Подробнее изучены названия морей, ср. у В.А. Никонова [1966] объяснения названий морей Белого, Жёлтого, Красного, Чёрного, причём интересно, что в разных группах языков эти названия могут калькироваться с глубокой древности.

О.П. Карпенко [1989] изучила употребление слов жёлтый, зелёный, червонный (с синонимами) в гидронимах Нижнего Поднепровья, что связано с цветом воды и почвы в реках степной Украины. Реки Жовта, Жовта Балка, Жовта Кам'янка, Жовтенька, Жовтуха, оз. Жовта Яма получили наименование по цвету воды, жёлтым глинистым берегам, от ярко-жёлтого песка. Река Зелёная в Запорожье называется так из-за зелёной глины на берегах. Этим названиям есть соответствия на других территориях, хотя в Поочье, например, таких названий значительно меньше. Лексема синий в гидронимах славянских территорий очень мало распространена; в Нижнем Поднепровье вообще не наблюдается её употребление в собственных именах, что О.П. Карпенко объясняет природной окраской степных речек в белый, жёлтый, зелёный цвета.

В иерархии цветов, употребляемых в гидронимах, первое место занимают цвета белый и чёрный, особенно чёрный. Правда, следует учесть, что некоторые названия могут быть образованы не от цветообозначения, а от местных географических терминов. Например, бель “заболоченный береговой лес” в Полесье; “болото с березняком, сенокос на болоте, небольшое болото, заболоченное низкое место” в Белоруссии; “болото” в северных областях или черень, чёрное болото “торфяное болото, торф, добываемый в нём” в Псковской обл. [Мурзаев, 1999, I: 87; II: 307].

Исследовать символическое значение цветовых названий в гидронимии довольно сложно, потому что в гидронимах трудно разграничить символические значения и собственно значения цвета. Во всяком случае попытки разъяснить характер противопоставления белый – чёрный в гидронимах пока не дали убедительных результатов (см. об этом подробнее в [Агеева, 1993]).

Однако в ойконимах (названиях населённых пунктов) и особенно в хоронимах (названиях больших территорий) картина употребления цветовой лексики существенно меняется. Особенно это касается триады “белый – чёрный – красный”, характерной для высшей стадии иерархии культурной символики вообще. О цветовом коде в культуре писали некоторые исследователи, ср., например, работы Вяч. Вс. Иванова [1981], Л. Раденковича [1989] и др. (статья Вяч. Вс. Иванова касается непосредственно топонимии).

В составе восточнославянских названий городов с цветообозначениями наиболее часто встречаются слова белый, чёрный, красный. Эти топонимы собраны и объяснены в книге В.П. Нерознака «Названия древнерусских городов» [1983], в работах С. Роспонда и других учёных. Ср. названия Бѣлая Вѣжа (город в Переяславской земле), Бѣлгородъ (шесть названий в разных местах Руси), Черниговъ, Чернь, Червенъ и др. Название города Бѣлая Вѣжа, например, означало первоначально “белый дом, белая башня”, но в дальнейшем цветовая семантика слова белый в сложных топонимах, как правило, уступала место значению “чистый, красивый” и т. п. Не исключено, что в некоторых названиях городов с цветовой составляющей отражена символика соотнесения цветовых различий с частями света, характерная для азиатских культурных традиций и проникшая в Европу.

Вяч. Вс. Иванов [1981: 164–165] обращает внимание на многозначность эпитета белый в названиях городов. Так, столица Хазарии, по сообщению Ибн-Фадлана, делилась на две части, называвшиеся Белыми и Чёрными хазарами. Из текста Ибн-Фадлана неясно, почему они так назывались. Если «Белый» город назывался так из-за своего географического положения (на западном берегу Волги), то это согласуется с общеевразийской символикой сторон света: «белый» = «западный». Но эпитет белый, употребляемый в связи с городом, может символизировать особую роль последнего (религиозную, архитектурную). В Европе имеется много примеров такого рода: название Вены (кельтское Vindobona, немецкое Wien, из древнеирландского find “белый”), восточнороманское Alba Julia (современное венгерское Gyulafehе́rvа́r) и др., в которых «белый» город – это особо значимый город. У славян это Белград (Београд) в Сербии, восточнославянские Белгород, Бела(я) Церковь.

Первоначальный смысл славянских названий типа Белгород мог быть различным. В.П. Нерознак [1983: 35] приводит три возможных версии объяснения этих имён. Согласно одной из них (выдвинул хорватский языковед П. Скок), название связано с водой, поскольку все населённые пункты с этим именем локализуются у воды [версия крайне неубедительна, так как известно, что вообще все древние города и укрепления славяне ставили у воды – Р.А.]. Другая версия объясняет эпитет белый в фольклорном значении “белый, прекрасный”. И наконец, слово белый наделяется цветовым или пространственным значением. В.П. Нерознак считает более вероятными последние два объяснения и признаёт достоверным толкование имени Белгород как “белый, прекрасный город”.

Тем не менее, по-видимому, следует отделять мотивы наименования (конкретные в данном случае) от последующих осмыслений топонимов. Так, Белый город в Москве, исторический её центр, первоначально был назван по стене, возведённой для защиты Москвы в конце XVI в.; основание этой стены было сложено частично из белого камня. Особая роль Белого города для Москвы несомненна, и название могло быть впоследствии переосмыслено. Интересно, что в русле этих переосмыслений заметную роль играет многозначность слова белый и словосочетания белый город. Поскольку слово город, как известно, первоначально означало “ограда, забор”, затем “ограждённое место” (а в родственных индоевропейских языках этот корень выступал и в значениях “дом”, “хлев”, “огороженный участок земли”, что сближается с понятием “двор”), вспомним русское диалектное выражение белый двор как “огороженное место вокруг дома”. Ср. из олонецких былин (запись А.Ф. Гильфердинга): «Поднята у этих дочерей подворотня чугунная, въехать бы туда русскому могучу богатырю на широк туды ему на белой двор».

Наконец, стоит остановиться на такой интересной группе топонимов, как хоронимы, названия больших территорий. В качестве примера приведём триаду – Белая, Чёрная, Червон(н)ая Русь. Название Белая Русь впервые исторически засвидетельствовано в XIV

в., хотя предполагают, что оно было известно значительно раньше. В XV в. этим термином всё чаще называют северо-восточную Русь. Возможно, что термин обозначал “вольную, великую или светлую” державу, в то время как противоположный ему термин – Чёрная Русь (т. е. Литовская Русь) означал “подчинённая, меньшая страна”. Но в разные эпохи термин Белая Русь менял своё содержание; так, в начале XVII в. под Белой Русью в Москве понимали не только Белоруссию, но и украинские Киев и Волынь. Поляки в XVI в. называли всю Белоруссию Чёрной Русью, а Великороссию – Белой.

Особенности употребления названия Белая Русь, а также русского прилагательного белый заставили исследователей предположить, что слово белый, возможно, совмещало некогда множество значений. «То значение, с которым слово дожило до нас, именно значение цвета, есть продукт позднейшей смысловой дифференциации» [Державин, 1944: 121]. Помимо значения “вольный, свободный”, Г.А. Ильинский [1928] предположил и другое основное значение слова белый: “находящийся севернее”, ср. противопоставление севера и юга в паре Белая Русь / Червоная Русь. По объяснениям других авторов, север, наоборот, должен был обозначаться чёрным цветом, юг – красным, запад – белым. Эта система цветовой символики была заимствована славянами у восточных народов. Но и это объяснение уязвимо для критики, так как существует много случаев употребления указанных названий цветов в других значениях.

Польский лингвист В. Маньчак считает, что три разных обозначения Руси первоначально возникли в татарской среде и были приняты славянами: северная часть Руси стала называться Чёрной Русью, западная – Белой, южная – Червоной. Позже значение этих названий подверглось изменениям. Во-первых, названия всегда носили книжный характер и не могли стойко укорениться в народном сознании. Во-вторых, произошли изменения в политической ситуации: в 1480 г. Московская Русь освободилась из-под власти татарского хана, и термин белый стал употребляться в значении “вольный” и т. д. [Mańczak, 1975: 38].

Совершенно с другой точки зрения подходит к названию Белоруссии и вообще к цветовой символике в топонимах Вяч. Вс. Иванов [1981: 163]. Географическая схема «цветовых» названий, связанная с ориентацией, может быть недостаточна для их объяснений. Цветовой эпитет возникает и благодаря другим факторам – религиозному, политическому. Так, для эпохи татаро-монгольского ига правдоподобно было бы объяснять эпитет красный (т. е. Червоная Русь) связью восточных славян, остававшихся в западных землях, с константинопольским патриархом, в то время как «белые» русские зависели от Золотой Орды. Согласно данной гипотезе (германского языковеда И. Кноблоха), здесь можно провести аналогию с употреблением тюркского кызыл “красный” в сочетаниях типа кызыл алма “красное (= золотое) яблоко” – обозначение христианского собора и соответственно христианского города (Будапешта, Вены). В то же время церковное использование эпитета белый по отношению к некрещёным частям славянского населения засвидетельствовано уже у византийского императора Константина Багрянородного в Х в.: «некрещёные хорваты, которые также называются белыми».

Цвета белый, чёрный и красный входят в основной треугольник цветов, установленный новейшими нейросемиотическими исследованиями. Cистема называния цветов может считаться общечеловеческой. Она совпадает с системой цветовых символов в ритуалах и мифологии различных народов и совпадает с той символической системой цветов, которая отражена в названиях Белой, Чёрной и Красной Руси [Там же: 167].

Сделаем некоторые выводы относительно употребления цветообозначений в восточнославянских собственных именах (так как в данной главе рассматривались в основном данные восточнославянских языков, а примеры из других языков приводились попутно).

Если расположить все классы собственных имён в таблице по принципу отражения цветообозначений в их прямом или символическом значении, то получим следующую картину:

Примечание: этнонимы включены сюда условно (со знаком *), так как не только для восточнославянской, но и вообще для славянской этнонимии цветовые названия нехарактерны. Имеющиеся у Константина Багрянородного свидетельства о таких наименованиях, как белые хорваты, указывают, скорее всего, на кальки с тюркских или иранских языков. То же следует сказать о северянах. Этимологии этого этнонима спорны, и если он действительно происходит от названия цвета, то в любом случае это иранский источник. Теонимы также включены условно, так как имена Белобог, Чернобог известны только в западнославянской мифологии.

В целом можно сделать вывод, что на крайних полюсах стоят, с одной стороны, зоонимы и антропонимы (прямое значение), с другой стороны – хоронимы, теонимы (условно) и этнонимы (условно) (символическое значение). Гидронимы и ойконимы занимают промежуточное положение, причём гидронимы большей частью отражают прямое значение цветообозначения, а ойконимы большей частью – символическое.

Другой вывод касается содержательной интерпретации первого вывода. В иерархии классов по признаку цветообозначения происходит постепенный переход от собственных имён, обозначающих естественные объекты живой и неживой природы (т. е. клички животных, имена людей, названия физико-географических объектов; оронимы не рассматривались, но они должны быть близки к гидронимам), к собственным именам, обозначающим искусственно созданные человеком объекты (ойконимы), а также явления социальной, политической и религиозной сферы (теонимы, этнонимы и хоронимы – последние в данном случае как обозначения государственно-территориальных образований).

Таким образом, происходит постепенный переход от природы к культуре. Если учесть, конкретно для восточных славян, что этнонимы и теонимы с цветообозначениями включены в эту систему условно, а хоронимы (типа Белая, Чёрная, Червоная Русь) и, может быть, часть ойконимов испытали влияние евразийской культурной символики, то можно сказать, что собственно восточнославянская культурная традиция неактивно использовала систему цветообозначений в собственных именах для выражения символических значений (больше всего – в названиях древнерусских городов).

♦ В приведённой выше таблице не указаны оронимы, которым посвящена эта книга. Роль цветообозначений в названиях камней-валунов и гор нам ещё предстоит выяснить в ходе дальнейшего рассказа и знакомства с оронимами разных территорий.