Текст книги "Физрук 4: Назад в СССР"

– Наружка доложила, Королева уже в развалинах. Будь начеку. Наверняка, она попытается напасть сзади.

– Справлюсь, – буркнул я.

За кого они меня принимают? С бабой не справлюсь, даже если она маньячка с ножичком. Я двинулся в сторону полуразрушенной церкви, что стоит в переулке Николая Островского, стараясь держаться под самыми стенами домов, чтобы не пересекать световые пятна от фонарей. Не знаю, удался ли мне этот трюк, но во всяком случае я добрался до самого храма, нигде не «засветившись». Возле самых руин фонари не горели. Ну и правильно, незачем освещать этот позор. Подойдя к развалинам вплотную, я тихонько свистнул и сказал негромко:

– Дорогая, я здесь! Отзовись!

В ответ ни звука. Затаилась, сучка!

– Неужто не пришла?.. – пробормотал я нарочно расстроено. – Вот и верь после этого бабам… Что мне теперь, дрочить?..

Представляю, как сейчас давятся от смеха парни, которые сейчас наблюдают за мной и слушают с помощью специальных микрофонов. Ну и хрен с ними!.. Я в роль вживаюсь.

Слух мой уловил шорох. Видать, моя последняя фраза подействовала. И все-таки Эсмирка не отозвалась. Я потоптался на месте, словно и впрямь решил уходить, но потом решительно шагнул к руинам. И здесь выдержка оставила «королеву постельных клопов». Послушался хруст битого кирпича под ногами. Я инстинктивно пригнулся и тут, на несколько миллиметров выше моей макушки, что-то со звоном воткнулось в кладку. Не разгибаясь, я ударил ногой. Раздался всхлип и шлепающий звук. Не давая противнику шанса подняться, я тут же кинулся на него. В рассеянном свете, падающем из окон дома напротив, увидел испуганное, плаксиво сморщенное личико Кривошеиной. Схватив за воротник идиотского старушечьего салопа, я поставил ее на ноги и поволок под своды центральной части храма.

– Что, гадина, убить меня хотела? – спросил я шепотом, не отпуская воротника.

– Прости-прости-прости, Саша, – запищала Эсмеральда. – Бес попутал! Я принесла деньги, они у меня там, за алтарем спрятаны.

– Тебе твои заокеанские хозяева и так заплатят, до конца жизни хватит, – ответил я. – А ты мне какие-то жалкие три штуки баксов пожалела, дрянь! Я тебя здесь сейчас уделаю, денежки заберу и свалю. Мусора из-за такой швали, как ты, жопу рвать не будут…

И для острастки, я ее слегка придушил.

– Сашенька, милый, прости, – засипела она. – Хочешь, я тебе… Все сделаю, как ты захочешь, можешь меня по любому отыметь… Только не убивай!

– Нужна ты мне, прошмандовка, – хмыкнул я, отпуская ее горло. – Ты, небось, пернатая… Хотя… Денежки неси, а там посмотрим…

– Я сейчас, Сашенька, милый… – придушенно отозвалась «королева постельных клопов». – Ты не представляешь, как я тебя хочу… С первой же минуты, как увидела в спортзале… Это все Сильва… Он меня заставлял шпионить за тобой… Он со всех деловых в Литейске взятки берет, а за это закрывает глаза на их махинации… А неугодных им, сажает. Там у них целая мафия…

Произнося все это, Эсмирка отступала к алтарю. Вернее – к тому, что от него осталось. Я следовал за нею по пятам. Наверняка, у нее еще какой-то пакостный сюрприз припасен. Наконец, она наклонилась и подняла битком набитую сумку. Шагнула ко мне, поставила.

– Открой! – велел я.

Она подчинилась. Кроме городской засветки, иного освещения в разоренной церкви не было и потому, когда вжикнула молния, в полумраке стали видны какие-то прямоугольные бумажки, упакованные в пачки. Это могли быть подлинные банкноты, могла быть «кукла», но мне следовало проявить жадность, при этом не рискуя ни головою, ни успехом операции.

– А ну ка, детка, достань пачечку-другую! – распорядился я. – Да не сверху бери, а с донышка!

Глава 11

Кривошеина вытащила несколько пачек и протянула их мне. Я сорвал банковскую упаковку с одной из них, прошерстил наскоро и убедился, что на ощупь – это подлинные советские банкноты, а не резаная бумага, и бросил их обратно в сумку.

– Закрой! – велел я Королеве.

Та застегнула сумку и выпрямилась.

– Ну что, мой мальчик, – проговорила она. – Ты отдашь теперь своей девочке, что обещал?..

– А как, насчет ласки?

– Ну, конечно, зайчик, как же без этого, – с фальшивой страстью простонала она. – Только не здесь. Холодно же… Пойдем ко мне… Тут недалеко…

Ответить я не успел. Вдруг под чьими-то тяжелыми шагами захрустела кирпичная крошка. Я оглянулся. Из полуразрушенной апсиды выскочил мужик. Из рукава его выскользнула финка – я понял это по холодному блеску клинка. Мужик замахнулся, то ли собираясь метнуть финку в меня, то ли хотел сделать обманный выпад, чтобы в прыжке всадить нож мне в сердце. Как бы то ни было, уточнять его намерения я не стал. Рука машинально выхватила портсигар, я направил его на неизвестного и нажал на спуск. Раздался хлопок, отдачи почти нет от малокалиберки, но в локте щелкнуло. Нападающий словно споткнулся и рухнул мордой в каменное крошево на полу. Финка со звоном отлетела в сторону.

– Ах ты, сучка! – повернулся я к Эсмирке, спрятав, однако, шпионский пестик в карман. – Дружка привела! Думала, на фраера напала!

– Прости, Сашенька! – заканючила та. – Это Чалый!.. Тоськин хахаль… Я не знала, что он за мною потащится…

Я вынул из кармана Пакет и швырнул ей, прорычал:

– На, забери свою хрень!.. Бабосики при мне, остальное меня не колышит… Только пусть теперь тебя Чалый дерет…

Хохотнув, я подобрал сумку с деньгами и двинулся к пролому в стене. Судя по хрусту щебня позади меня Кривошеина удирала в противоположном направлении. Ну что ж, я сделал все, что мог. Поверила эта дрянь в мою продажность или нет, я не знаю. У нее все равно нет выбора. Хорошо, что парни из группы Телегиной не дернулись, услышав выстрел. Хотя, если бы стрелял не я, а в меня, они, наверняка, тоже бы остались на местах, как бы меня ни уверяла в обратном майорша. Ведь главная их задача взять резидента в момент получения им Пакета от Королевы.

С набитой деньгами сумкой я шел по Солянке, покуда не услышал звук мотора, догоняющего меня автомобиля. Остановился. Рядом притормозил знакомый «Москвич», я отворил дверцу, нырнул в салон.

– Ну как все прошло? – спросил Сергиевский.

– А ты не знаешь?

– Знаю, но в общих чертах.

– Я думал, вы там все слышали…

– Решили обойтись без прослушки, – сказал Игорек. – Не было нужды.

– А если бы она меня ножичком?

– За вами снайпера следили в инфракрасную оптику.

– А ну так они видели, как я Чалого завалил…

– Значит у этого бандита кличка «Чалый»…

– Да, его так Королева назвала…

– Не знаю, огорчит это тебя или нет, но, похоже, ты промахнулся. Его снял наш снайпер…

– Наповал?

– Да нет, жив… Ранен в спину. Сейчас его в Склиф везут.

– Жаль, что не насмерть… – улыбнулся я одним уголком рта. – Королева как?

– Вроде все по плану. Петляет по городу пока. Наши ее ведут.

– Надеюсь с ней больше не встречаться. Бесит она меня.

– Если только на суде, когда понадобятся свидетели.

– Понятно…

– Я вижу, ты с гонораром.

– Да, принесла все-таки деньги, стерва… Куда сдать?

– Сейчас в штаб операции заедем, разберемся.

– К Телегиной, надеюсь?

– К ней.

– Хорошо. Я бы помылся.

В квартире майора госбезопасности стоял дым коромыслом. Все время кто-то входил и выходил, трещали рации, словно тут был командный пункт, как минимум – дивизии. Меня, правда, встретили, будто героя. Приятно, конечно, но больше всего мне хотелось в душ, а потом – чаю и спать. Правда, если вся эта шобла не свалит, поспать толком не удастся. Я вымылся и когда вышел из ванной, Ольга позвала меня на кухню, выставив всех прочих. Усадила, налила чаю, пододвинула тарелку с бутерами.

– Спасибо, Саша! – сказала Телегина. – Ты нас очень выручил.

– Спасибо на хлеб не намажешь, – пробурчал я.

– Если ты насчет материального вознаграждения…

– Да это я так, к слову… Как говорится, служу Советскому Союзу.

– Я переговорю с руководством, – продолжала Оля. – Все-таки ты рисковал жизнью.

Я махнул рукой – делайте, что хотите. Мне бы чайку похлебать, да баиньки. Я сжевал пару бутербродов, допил чай и сказал:

– А можно, в качестве награды народному герою, уменьшить гвалт в квартире? Я спать хочу.

– Конечно! – обрадовалась она. – Сейчас половину этих лодырей выгоню, а остальным прикажу говорить шепотом и ходить на цыпочках.

Кивнув, я поднялся и ушел к себе. Там, прикрыв поплотнее дверь, завалился спать. Не знаю, выгнала ли майор своих лодырей или нет, потому что я сразу же уснул. Спал я крепко, а проснулся от того, что почувствовал чей-то взгляд. Я еще глаза не открыл, а уже понял, что с удовольствием бы запустил в этого разглядывающего чем-нибудь, ну хотя бы подушкой. И вообще, какого дьявола «квартирная хозяйка» пустила ко мне в комнату кого попало?.. Сейчас встану, возьму за шкирку и выброшу, в каком бы звании они ни был! А может, если ему по доброму объяснить, сам свинтит?

– Слушай, друг… – проговорил я.

– Проснулся, герой! – послышался мужской голос, который я уже где-то слышал.

Пришлось-таки открыть глаза. Ого! Сам генерал-лейтенант Севрюгов заявился! Вскакивать я не стал. Я же не его подчиненный, но из уважения к звездочкам сел на постели.

– Здрасьте, Пал Андреич! – зевая, пробормотал я.

– Видали?! – воскликнул он, обращаясь к Телегиной и еще какому-то незнакомому мне мужику, с полковничьими погонами. – Запомнил!.. Ну спасибо тебе, парень! Ты даже не представляешь, какое ты дело сделал… А я и рассказать тебе не могу всего… Ну да ладно, сынок, думаю, ты мне на слово поверишь.

– Конечно, товарищ генерал-лейтенант.

– А не хочешь ли к нам?.. – вдруг предложил он. – Направим в нашу школу. Окончишь, возьму к себе в Управление… Будешь служить под началом майора Телегиной…

– Спасибо за предложение, Пал Андреевич, но у меня пацанята в школе, класс трудный, экспериментальный. В секции опять же…

– Ладно, – отмахнулся начальник второго главного Управления. – Тем более, что Михайлов тебя ждет, не дождется…

– Товарищ генерал-лейтенант, – обратился к Севрюгову незнакомый мне полковник. – Тут майор хлопочет о материальном вознаграждении Данилова.

– А я что? Разве против? – ухмыльнулся тот. – Вон ему американцы подкинули целую сумку денег… Пусть половину и забирает…

– Да, но…

– Никаких «но»! – отрезал генерал-лейтенант. – Выемку оформляли? С понятыми, как положено?

– Нет, товарищ генерал-лейтенант! – ответила моя «квартирная хозяйка». – Не до этого было.

– Значит, с них и премируем.

– Слушаюсь, товарищ генерал!

– Ладно, мы пойдем, пусть парень отдыхает… – сказал тот. – А у нас и других дел хватает… Мне не терпится познакомиться с главным фигурантом…

Пожав мне руку, он вышел вместе со свитой. Хлопнула входная дверь, и в квартире стало тихо. Видать, все остальная команда очистила помещение еще загодя. Что ж, тем лучше. Я еще полежал, раздумывая – поспать еще или уже хватит? И решил, что пора вставать. Поднялся, прошлепал в сортир, потом в ванную. Умылся, почистил зубы, а когда вышел из ванной, вернулась Ольга. Сияющая, словно ей орден дали. А может еще и дадут, и в звании повысят. Все-таки большое дело провернули…

– Что, – спросил я, – взяли своего резидента?

– Взяли! – ответила она. – Следите, как говорится, за сообщениями ТАСС.

– Ну и отлично. Мне бы теперь домой. Завтра на работу.

– Билет у тебя в комнате, на журнальном столике. Вылет – в восемнадцать ноль-ноль. Петя Спицын тебя проводит. Ты свои пожитки не забудь.

– Да уж, постараюсь, – хмыкнул я. – Кстати, надо глянуть, что там!

– Без меня, – буркнула «квартирная хозяйка» и ушла на кухню.

Я пожал плечами. Осуждает? Считает меня меркантильным? Ну так она-то не знает, что бескорыстное служение Родине – это сплошь и рядом ловушка для простаков. Пока они рискуют своими и чужими жизнями, разоблачают шпионов, большое начальство копит капиталец, который поможет их детям и внукам строить капитализм лично для себя. А рядовой гражданин СССР потеряет последнее. Ну нет, вы как хотите, а я лохом быть не собираюсь. У меня квартира стоит пустая, жену надо приодеть, тачку прикупить. Да и для нашей детской киностудии нужна пленка, разное там оборудование, костюмы тоже надо на что-то шить… в секцию инвентарь купить разный для ОФП. Не все же моим каратистам с самодельными гантельками и сваренной из кусков железа штангой упражняться. Были бы деньги, а расходы найдутся…

Вернувшись в комнату, я взял сумку, которую вчера почти силой отнял у «королевы постельных клопов». Раскрыл ее и впервые увидел при свете дня содержимое. Крякнул. Деньги советские ровными пачками… Я уже не сомневался, что это не «кукла», не стала бы Кривошеина ради резаной бумаги так рисковать. Да еще втягивать в это дело уголовника Чалого. Ей проще было отдать мне сумку сразу, получить Пакет и слинять. Нет, она до последнего надеялась и рыбку съесть и… И все же, я проверил. Только одна пачка была вскрыта мною и купюры лежали россыпью.

Кроме нее, в сумке было двадцать пачек десятирублевок, по сто листов в каждой и семь – по сотне пятирублевок. Я собрал рассыпанные пятерки, их было ровно сто штук. Всего – пятьсот тугриков. Засунул их в бумажник, тот сразу распух, как бегемот. Выходит, вместе с сорока тысячами, на сберкнижке, у меня теперь шестьдесят четыре штуки? Охренеть! Никогда в этой жизни я еще не был так богат. И на хрен мне теперь работать на этого Илью Ильича, который обещал мне какую-то жалкую тысчонку за каждую командировку?.. Только исключительно из любви к Родине.

Я переключился на более приятные мысли. Во-первых, нужно купить подарки Илге, и с этим надо спешить, а то времени остается не так много. Во-вторых, не мешало бы, что-нибудь подарить и Карлу с его Гретхен, ну это уже как получится. В-третьих, нужно перевести деньги Пелагее Ивановне, и это лучше сделать из Литейска, чтобы времени не тратить. Кстати, надо бы глянуть, что в сумке, которую нам с Машей, всучил мой будущий бывший тесть. Стремно как-то везти на самолете, не зная, что везешь. И я взялся за сумку Арабова. Открыл. Внутри были полиэтиленовые пакеты с какими-то прямоугольниками.

Да ведь это – нашивные лейблы! Кожаные нашлепки на джинсы и другую фирменную одежку. И было их в сумке как минимум несколько сотен. Понятно. Подпольный цех шьет шмотки под фирму, а потом на нее эти лейблы нашивают, чтобы продавать как подлинную продукцию западных фирм. Выходит, мой бывший будущий тесть и есть то передаточное звено, которое связывает советскую мафию с заграницей? Кстати, я почему-то никогда не задумывался над тем, полковник какого рода войск мой тестюшка, тогда меня это просто не интересовало. А сейчас? Сейчас интересует, хотя он всего лишь майор.

Оставим все это до Литейска. Хотя, может, стоит предупредить об этом Телегину?.. Скажу, и его наверняка возьмут на заметку. И чем это закончится?.. Скорее всего, тем, что полковником он никогда не станет. А значит, я вряд ли повстречаю Лизхен и не будет моего неудачного брака, а следовательно и рокового выстрела, из-за которого я переселился в тело Шурика Данилова. И вся эта линия событий, в которой я сейчас существую, исчезнет. Хочу ли я вернуться обратно, в XXI век? Вернуться туда, где мне за полтинник и старость не за горами… Нет, мне и здесь хорошо. Да и к ребятишкам привязался…

Я вернул лейблы обратно в сумку и начал одеваться. И уже собравшись, понял, что если я покажу эти кожаные бирки Витьку в Литейске, то с майором Арабовым стрясется все то же, что и в том случае, если я сейчас обращусь к Ольге Михайловне. Выходит, нужно просто вернуть Маше сумку и ни словом о ней не заикнуться товарищу Курбатову. Так будет лучше всего. По крайней мере, если, что-то и произойдет в судьбе моего будущего бывшего тестя, то не по моей вине. Одевшись, я вытащил свои пожитки в прихожую и пошел на кухню, чтобы сообщить своей «квартирной хозяйке», что собираюсь ее покинуть.

– Ты уже собрался? – спросила она. – Сейчас позвоню Спицыну, чтобы заехал за тобой.

Подошла к телефону, набрала номер и сказала:

– Это Телегина. Спицына с машиной к моему дому… Да, жду.

Положив трубку, Оля сказала:

– Что думаешь с деньгами делать?

Я усмехнулся.

– Разберемся…

– В СССР полагается платить подоходный налог, а при крупных тратах могут потребовать подтверждение источника дохода.

– Ты предлагаешь пойти и сдать деньги в милицию?

– Это было бы самое разумное.

– Я не собираюсь, как Остап Бендер, скупать бранзулетки и перетаскивать их на своей шее через румынскую границу.

– Надеюсь.

– У меня пожилая мать. Я хочу помочь нашей детской киностудии. Даже съемки любительского кино требуют расходов.

– Верю.

– Ну что ты заладила – надеюсь, верю… Генерал-лейтенант и то понимает, что за помощь органам надо вознаграждать!

– Я с ним совершенно согласна, но я думала, он подпишет требование в финчасть на выплату тебе премии… Ну не знаю, рублей на сто пятьдесят – двести…

– Прекрасно!.. Если бы Королева или ее подельник мне глотку перерезали, то вы бы эти полтораста рубликов моей матери выписали? На похороны сына!.. А в гроб положили бы медальку, завернутую в тряпочку, потому что бойцам невидимого фронта нельзя демонстрировать свои награды!

Она выслушала мою тираду с улыбкой превосходства. Ну еще бы! Она-то радеет об интересах государства, а я в ее глазах кто? Озверевший мещанин, готовый за кучу бабла продать, что угодно?.. А вот хрен угадала! Мне эти деньги нужны, чтобы поддержать хотя бы нескольких близких мне людей в те годы, когда государству до них не станет никакого дела. И произойдет это не так уж и нескоро. Последнее десятилетие советской власти уже наступило. Начался обратный отсчет. Так что пусть ухмыляется товарищ майор государственной безопасности, сейчас прав я, а не она.

– Ладно, Оля, – сказал я примирительно. – Прости, наговорил глупостей… Спасибо тебе за все!

– И ты не поминай лихом! – откликнулась она, и смахнула с глаз что-то, будто соринку.

Я подошел и обнял ее. Крепко. В это время в дверь позвонили. Хозяйка пошла открывать. Это оказался толстяк Спицын. Он подхватил мой чемодан и сумку с кассетами. Я взял деньги, сумку Арабова и коробку с видаком. Телегина проводила нас до выхода из подъезда и сделала мне ручкой, грустно улыбнувшись. Я улыбнулся и кивнул в ответ, потому что руки у меня были заняты. Машина, на которой Петя прикатил за мною, стояла во дворе, так что далеко идти не пришлось. Погрузив часть моей поклажи в багажник, Спицын отворил пассажирскую дверцу, и я устроился на заднем сиденье с сумкой с деньгами и коробкой с JVC.

– Ну что сразу в аэропорт? – спросил толстяк.

– Не сразу, – откликнулся я. – Где бы мне подарки купить жене и друзьям.

– В ГУМе, наверное, – проговорил он. – Там всего много.

– Тогда поехали!

Мы выехали со двора. Я и по прошлому разу заметил, что Петя неплохой водила. Да и вообще – внешность обманчива. Неумеху в КГБ не взяли бы. Конечно, вряд ли он пригоден для оперативной работы, в смысле – погонь и перестрелок – а вот голова у него, видать, варит. Спицын не просто подкинул меня до Государственного Универсального Магазина, но и решил сопроводить. Он, не стесняясь, помахивал корочками, чтобы меня обслужили вне очереди. Не прошло и часа, как я стал обладателем набора польской косметики фабрики «Polena», советской кинокамеры «Конвас-автомат» с набором 35-миллиметровой пленки к ней и разную ерунду. Я хватал все подряд, но нужное, а Петя таскал за мной пакеты.

Потом мы все это сложили в его машину и уже без остановок поехали в Домодедово. В аэропорту Спицын снова размахивал своим удостоверением направо и налево, так что всю мою поклажу и меня самого погрузили в самолет как принца из слаборазвитой, но дружественной страны. И сотрудники аэропорта были ко мне предельно внимательны. Мы с Петей поручкались у трапа. Я его искренне поблагодарил за помощь. Кому другому, я бы сунул пару стольников, но Спицын все-таки служит в весьма серьезном учреждении и такие номера мог не расценить. Все-таки большинство служивых в СССР блюли честь погон.

Глава 12

Полет на «Ил-18» прошел спокойно. Молоденькие и кукольного вида стюардессы были ко мне не менее внимательны, нежели сотрудники «Домодедово». Видать, на борт сообщили, что летит какой-то особенный пассажир. Я не возражал, когда мне принесли коньячка и лимончик на закуску. Надо было как-то скоротать рейс. Тем более, что Диккенс остался в чемодане, а чемодан я сдал в багаж.

Спустя два часа самолет приземлился. И тут меня ждал сюрприз. Оказалось, что меня встречают. Когда я сошел с трапа самолета, меня поджидал… Карл! Ей богу, даже сердце екнуло. Может случилось что? Я ведь так и не позвонил Илге со всей этой суматохой.

– Привет, дружище! – сказал я, пожимая ему руку. – Как ты узнал, что я прилетаю сегодня?

– Здравствуй, Саша! – откликнулся Рунге. – Трудовик наш шепнул на вчерашнем педсовете.

– А вчера был педсовет?

– Ну да, обсуждали планы на новую четверть, – не слишком весело откликнулся он.

– Все нормально? – насторожился я.

– Да, если не считать, что Шапокляк опять разорялась насчет тебя…

– Да хрен с ней! – отмахнулся я. – У тебя, наверняка, не из-за этой дуры такой расстроенный вид!

– Ты прав. Не из-за нее. В Доме Пионеров не хотят брать нашу киностудию на баланс.

– Уф, я уж думал, у тебя действительно что-то стряслось…

– Да конечно? стряслось! – едва ли не крикнул он. – Я уж думал, мы на полупрофессиональную съемку выйдем. Хотя бы на тридцать пять миллиметров!

– На тридцать пять миллиметров, говоришь?.. – хмыкнул я. – Знаешь, друже, пойдем-ка багаж мой получать… Ты, надеюсь, на колесах?

– А как же!

– Вот и поможешь мне барахлишко довезти.

Он с готовностью забрал у меня коробку с видаком, который я не доверил багажному отделению самолета, и мы направились к скромному зданию аэровокзала, на котором белела надпись «ЛИТЕЙСК». Самолет разгрузили быстро. Все-таки он прилетел из Москвы! Так что уже через полчаса после приземления, мы с Карлом грузили мои вещички в его «Бумер». Увидев коробку с «Конваксом-автоматом», дружок уставился на меня, как ребенок на Деда Мороза.

– Это что?.. – потрясенно пробормотал он. – Это для студии?

– Это – для тебя, – ответил я, чувствуя себя щедрым до омерзения. – Там еще пакет с безделушками для твоей супруги.

– Да ты хоть понимаешь, что это такое?!

– Если честно – не очень, – признался я.

– Это же профессиональная камера для ручной съемки! Такие даже космонавты используют!.. Да в него даже пленку «Кодак» можно заряжать!

И он еще что-то понес про зеркальный обтюратор, быстросъемные кассеты, турельные объективы, которые позволяют почти моментально изменять точку съемки, точно выбирать масштаб изображения и композицию кадра, а также свободно панорамировать за движущимся объектом. Я его не прерывал, я лишь опасался, что он впишется в задний бампер тачки, которая маячила перед нами, когда мы покидали автостоянку перед аэровокзалом. Хорошо еще, что идущая впереди машина резко рванула вперед.

Уже было совсем темно, а шоссе от аэродрома до города оказалось не слишком хорошо расчищенным. Так что пришлось другу Карлу замолкнуть и внимательно следить за дорогой. И надо сказать, что я вздохнул с облегчением, когда мы, наконец, пересекли Круговую дорогу и въехали в Литейск. Увидев знакомые дома, свет редких уличных фонарей, я понял, что вернулся.

Внутри нарастала непонятная радость… Дом, милый дом… Вот ведь как бывает – про прошлую свою жизнь я почти забыл и не вспоминал. Может, она была лишь подготовкой к нынешней?..

Завтра приду в школу, увижу своих пацанов, по которым уже соскучился, да и по коллегам тоже. По крайней мере, по некоторым точно. А сейчас я увижу Илгу. Уж по ней-то я точно соскучился.

Рунге подкатил к воротам нашего дома. Посигналил. Из будки вылез сторож. Я отворил дверцу, высунулся, крикнул:

– Артемий Сидорович, откройте ворота, пожалуйста!

– Это ты, Сашок, что ли? – спросил, подслеповато щурясь тот.

– Да я. Данилов!

– А-а, ну так подмогни…

Я вылез из машины. Сидорыч разомкнул замок, а я начал толкать створки от себя. Петли ворот не мешало бы смазать. Сторож присоединился ко мне. Мы открыли ворота. Рунге загнал свою бээмвуху во двор. Я вынул из кармана трешку и протянул их старику. Тот благодарно кивнул и тут же сказал:

– Ты покуда болтался где-то, там к твоей повадился один… Он и щас там…

– Ладно, я разберусь, – буркнул я, не особо напрягаясь.

Игла женщина верная, негулящая, а работа у нее такая, что с мужчинами приходится общаться. Хочешь или нет.

– Ты не очень-то языком трепи.

– Ну что ты, Сашок! Я никому!

– Вот и помолчи.

Карл уже начал выгружать мои пожитки. Мне хотелось позвать его на чай, но вряд ли это будет правильно по отношению к Илге. Мы столько времени не виделись, поэтому надо бы мне жену уважить.

– Спасибо, дружище! – сказал я ему. – Дальше я сам… Завтра в школе увидимся. Передай Гретхен привет.

– Тебе спасибо за подарки! – откликнулся он. – И ты передавай привет Илге Артуровне!

– Да уж, – буркнул я. – Передам непременно.

Сев в свой коллекционный авто, Рунге выехал со двора. Я помог Сидорычу запереть ворота, а тот – внести поклажу в подъезд. Я сказал ему:

– Ты постереги вещички! Я сейчас.

И захватив только сумку с деньгами, отворил дверь квартиры своим ключом. Безо всяких мыслей. Хотя будет даже забавно, если там супружница моя развлекается с кем-то. Так сказать? самое время застукать их с поличным.

Видимо, услышав щелканье замка, Илга тут же выглянула из… кухни. Одетая… ну в смысле, а как еще? Но тут она улыбнулась и оглянулась через плечо.

– Саша приехал!

За нею тут же нарисовалась физиономия Кеши Стропилина, он держал в руках чашку чая. Я даже бровь приподнял от удивления. Вон что за мужичок. Любопытненько. Новые подробности всплывают. Илга подошла ко мне, чтобы обнять, но я отвел ее руки в сторону.

– У нас гости, а я и не знал, – проговорил я нарочито бесстрастно.

– Да вот, зашел на минутку, – тут же соврал Иннокентий, поднял чашку. – Илга Артуровна предложила чаёк попить.

– Чаёк, – я коротко пожал плечами, смерил взглядом Кешу и Иглу поочередно. – Чаёк – до или чаёк – после?

У Стропилина тут же забегали глаза. Мне все стало понятно.

– О чем ты говоришь, Саша?! – холодно удивилась Илга.

Я не ответил, сгреб незваного гостя за шиворот, открыл дверь и вышвырнул на лестничную клетку, успев крикнуть сторожу:

– Этого, Артемий Сидорыч, во двор не пускать!

Чашку чая я предварительно у Кеши забрал.

– Будет сделано, командир! – откликнулся тот. – Вещички заносить?

– Заноси!

Старик, пыхтя, внес в прихожку чемодан, коробку с видаком и две сумки, покосился на окаменевшую «гражданку Эглите» и сказал:

– Там этот… гражданин, без пальта и обувки, как бы не околел…

– Вот его пальтишко, шапка и штиблеты, – сказал я. – Отдай ему, Артемий Сидорович!

Я обернулся на Илгу.

– Ах да, дорогая, может чай Кеше отнесешь? Вместе со шмотками?

Сторож все понял, сгреб Кешины шмотки и ретировался.

– Ты думаешь, я прощу тебе этот отвратительный спектакль? – осведомилась Илга.

– Как хочешь, – устало проговорил я, разулся и зашел в квартиру, демонстративно игнорируя Илгу.

– Спроси у Курбатова, как все в итоге вышло. Кстати, когда ты в мое отсутствие принимала Стропилина, ты думала головой? Ты хоть знаешь, кто он?

– Твой школьный товарищ.

– А еще Стукач он, соглядатай мафии… – как бы невзначай бросил я, зевнув.

Она ничего не сказала, ушла в спальню, потом в большую комнату, откуда вернулась с ворохом своей одежды. Я, наконец, разделся. Прошел на кухню. Взял чистую чашку. Налил себе чаю, плюхнулся на табуретку и принялся глотать остывший напиток. Я слышал, как Илга укладывает вещички, но не чувствовал ничего, кроме опустошения. Может, я и не прав. Может, Кеша и впрямь шатался сюда, только для того, чтобы чаи гонять и лясы точить, но какого черта она его пускала?!

Хлопнула дверь. Илга ушла, чем по сути признала свою вину. Или хотела, чтобы я ее остановил? Только шнурки поглажу. Так что благодарствуйте, Илга Артуровна!.. Плакать не буду. Просить прощения не побегу. Вот завтра приедет Машуня, позвоню ей, договоримся, где встретимся… А там видно будет… Как бы то ни было, в монастырь я не собираюсь, если только – в женский…

Открыв холодильник, я нашел там докторскую колбасу, сыр. Были еще какие-то кастрюльки, но в них я заглядывать не стал. Сожрал пару бутеров и пошел в душ. Потом завалился спать. Все-таки на душе скребли кошки.

Утром, как ни в чем не бывало, побёг на работу. Сразу же окунулся в привычный гвалт и суету.

В учительской поздоровался с коллегами. Карл мимоходом еще раз поделился своим восторгом от кинокамеры и набора пленок и сказал, что ему не терпится что-нибудь уже снять. А вот Витек смотрел строго. Неужто «гражданка Эглите» уже доложила? Хотя, наверное, она обязана это делать после смены дислокации.

Ну и хрен с ними, с обоими. Я-то ведь не с конспиративной женой жил, и терпеть ее выходки не обязан! Прозвенел звонок. Похватав журналы, мы разошлись по местам сева разумного, доброго, вечного. Первый урок у меня был с десятым «А». Парни и девчонки занимались вяло – расслабились на каникулах, пришлось их немного взбодрить. На перемене ко мне подошел Вадик Красильников. Весь урок он на меня посматривал, и я сразу понял, что его-то что-то тревожит. Ну что ж, готов помочь, если потребуется! Я позвал его в тренерскую.

– Ну привет, Вадим! – сказал я ему. – Как дела?.. Как сестренка?

– Спасибо, Александр Сергеевич, – откликнулся паренек. – Все хорошо, если не считать…

Он потупился.

– Чего не считать?

– Киностудии… – пробормотал он. – Женя говорит, директор не может взять нас на баланс… Ему средств на нас не хотят выделять…

– Пустяки! – отмахнулся я. – Все будет хорошо!

– Правда?

– Правда!

– Ура!

– Ты мне напомни, что мы снимать собираемся?

– По книжке Стругацких «Трудно быть богом».

– Ах да! Точно!.. Ну вот и будем снимать.

– Отлично! Пойду скажу нашим.

– Пойди и скажи…

Вадик кивнул и выскочил из тренерской. И тут же в нее вперся Курбатов. Я поднялся, пожал ему руку. Показал на свободный стул. Понятно, что Витек пришел не просто так, а по поводу «гражданки Эглите».

– Что у вас произошло? – спросил он.

– А тебе не кажется, Виктор Сергеевич, что это наше личное дело? – мне не особо хотелось устраивать Санта Барбару с назначением правых и виноватых.

– Да, конечно, но Илга Артуровна человек крайне ценный и ее душевное состояние для нас не пустой звук.

– А мое?

– Что – твое?

– Мое душевное состояние – пустой? Может я человек тонкой душевной натуры.

– Ну ты же мужик, а она – женщина…

– Ладно, оставим эту лирику! – перебил я. – Чего ты от меня хочешь?

– Постарайтесь помириться.

– Обязательно. У тебя все?

– О Стропилине я не знал, – покачал головою трудовик. – Ты уверен, что между ними что-то было?

Я промолчал.

– Как мужик я тебя понимаю, – проговорил Витек, – Стропилина действительно лучше на километр не подпускать к приличным людям, но Илге Артуровне необходимо вернуть душевное равновесие.