Текст книги "Физрук 4: Назад в СССР"

Глава 14

То, что произошло дальше, никто не ожидал. Из-за широкой директорской спины вышла… Серафима Терентьевна Егорова, собственной персоной. Вся такая скромная, в черной юбочке, чуть ниже колен, в белой блузке, волосы собраны в скромнячий хвостик.

Я переглянулся с военруком. Он скривился, слово разжевал ломтик лимона, а я мысленно присвистнул.

А вот Эвелина Ардалионовна наоборот, торжествующе озирала коллектив, чтобы подчеркнуть – возвращение Симочки в школу – это исключительно ее заслуга. А Пал Палыч тем временем продолжал:

– Серафима Терентьевна направлена к нам райкомом комсомола для усиления в нашем коллективе общественной работы, в самом широком смысле – от организации художественной самодеятельности, до спортивных соревнований. Так что у вас, Александр Сергеевич, теперь будет надежный помощник. С чем вас и поздравляю!

Теперь и я «сжевал ломтик лимона». Не было печали. Впрочем, если она возьмет на себя разную бумажную волокиту, связанную с приближающейся городской спартакиадой, то – черт с ней. Лишь бы не совала свой курносый нос, куда не следует.

Зазвенел звонок, я взял в ячейке классный журнал седьмого «Б», и на время урока выбросил из головы директорский «приятный сюрприз». Однако тот сам о себе напомнил на перемене. Я, как обычно, находился в тренерской, как вдруг в дверь робко постучали.

– Входи! – крикнул я, думая, что это кто-то из пацанов.

Створка скрипнула, и в щель между нею и косяком просунулась мордочка Егоровой.

– Не помешаю?

– Уже! – откликнулся я и тут же добавил: – Да входи ты!

Симочка протиснулась целиком. Я поневоле вспомнил ее появление здесь в первый раз. Тогда она была куда как наглее.

– Саша, – начала она. – Теперь нам придется много работать вместе, я не хотела бы, чтобы между нами сохранялись прежние недоразумения.

– Правильно! – кивнул я. – Начнем накапливать новые…

– Прости? – не поняла Егорова.

– Забей! – отмахнулся я. – Ты мне лучше скажи, кто ты теперь по должности? Раньше была старшая пионервожатая и комсорг, если не ошибаюсь. А сейчас кто?

– Теперь я специальный представитель районного комитета ВЛКСМ по усилению общественной работы в школе.

– Звучит угрожающе, – усмехнулся я. – Ну что ж, товарищ спецпред райкома, с чего начнем?

– Я планирую организовать собрание всех сотрудников и учеников, которые занимаются в нашей школе общественной работой, особенно – в части художественной самодеятельности и спорта, так как в мои обязанности не входит курировать деятельность местного комитета и уж тем более – партийной организации. Определим слабые места, круг проблем, наметим меры по исправлению ситуации и так далее…

– А как у тебя дела на внеслужебном фронте? – осведомился я. – Как там твой дружок С-славик?..

– Какой там дружок, – смутилась она. – Это было так…

– Ладно, проехали!.. Как назначишь собрание, свистни.

– Хорошо, Саша, – кивнула она и немного помедлив, добавила: – Саша, а я тебе совсем-совсем противна?

Ну вот что ты с ней будешь делать? Она что, совсем дурочка или все же прикидывается?.. А с другой стороны, девочка-то она ладненькая.

– Если ты к тому, чтобы возобновить наши рабочие отношения, то я еще посмотрю на твое поведение.

– Я буду очень хорошо себя вести! – неожиданно пообещала она и выскочила за дверь.

А я остался озадаченным. То ли ее действительно припекло, то ли опять мутит-вертит? Или ее на меня снова натравил неугомонный Эдвин. Что ж, так даже интереснее. Если это медовая ловушка, то я готов в нее попасть. Ведь мне даже аморалку не пришьешь – я холостяк, а она уже совершеннолетняя. Так что доиграем эту игру до конца. Не люблю, когда какие-то дела не доделаны. А разрыв с Симочкой оставил у меня ощущение именно незавершенности. В конце концов, не все же ей безнаказанно мужикам мозги пудрить и невинностью прикрываться.

До конца перемены оставалось немного времени, и я отправился в учительскую, чтобы сдать один журнал и взять другой – восьмого «А». Рабочий вторник пошел своим чередом. Сегодня вечером секция, но между уроками и занятиями с пацанами будет время заскочить в мебельный, чтобы присмотреть что-нибудь из обстановки. У меня должна быть нормальная советская квартира – кухонный, спальный гарнитуры, мебельная стенка, в которую можно встроить телевизор и видеомагнитофон. Еще бы купить магнитолу и проигрыватель.

И после окончания уроков я помчался в местный ЦУМ, где среди прочих, был еще и мебельный отдел. Выяснилось, что приличную стенку можно было купить только отстояв очередь длинною в полгода. Ну или по блату. Сунулся было с прежде безотказным паролем «Я от Корнея Митрофаныча» – не сработало. Мне посоветовали записаться на покупку мебельного гарнитура, как это делают все граждане, и не забывать отмечаться в этой, как будут говорить лет через тридцать, «виртуальной» очереди. Естественно, я плюнул на это дело, купил кухонный стол, четыре табуретки и заказал доставку от магазина. Обещали завтра к вечеру привезти.

Даже в те времена, когда был относительно честным предпринимателем, жаждой приобретательства я не страдал – покупал только то, что действительно нужно. После центрального универмага я отправился в кафе, чтобы перекусить. И здесь меня ждала неожиданная встреча. Столики в забегаловке были предназначены для быстрого перекуса стоя, так что нагрузив на поднос тарелку с пирожками, начиненными ливером, и стаканом с какао, я оглядел обеденный зал в поисках свободного места. И увидел столик в дальнем углу, за которым притулился всего один посетитель.

Он стоял ко мне спиной, поэтому я его не узнал. И только когда подошел поближе и водрузил на столешницу поднос, понял, что этот мужик с одутловатым лицом и набрякшими под глазами мешками мне знаком. Это был ни кто иной, как классик литейской литературы романист и драматург Миня Третьяковский. Выглядел он неважно. Рожа багровая, хоть прикуривай, глаза мутные. На меня он поначалу внимания не обратил. Перед ним стоял стакан с какой-то полупрозрачной жидкостью. Я не сразу сообразил, что это водка, налитая после выпитого какао. Наконец, взгляд литератора сфокусировался на мне.

– Где-то я тебя видел, – сообщил он мне.

– У Митрофаныча дома познакомились, – напомнил я. – А потом я у тебя ночевал… И после тоже виделись.

– Да что-то такое смутно… – пробормотал он и добавил: – Выпьешь?

И Третьяковский вынул из кармана некогда дорогого, а сейчас изрядно обтрепанного пальто, чекушку.

– Нет, – покачал я головой, отхватывая полпирожка. – У меня занятия в школе…

– А-а, – кивнул он. – Ты же этот… спортсмен… А я – писатель… «Сермяжная правда»… Роман о восстании Разина… «Проныра – река трудовая». Пьеса о речниках… «Тайна утонувших сокровищ»… Приключенческая повесть для подростков. Читал?

– Да, – признался я. – Первый абзац в «Сермяжной правде», у тебя дома.

– Издеваешься? – со слезой в голосе спросил Третьяковский. – Художника обидеть может каждый…

– Брось, Миний Евграфович! – сказал я. – Еще прочитаю. Сразу после собрания сочинений Диккенса…

– Диккенс… – хмыкнул он, выливая остаток содержимого чекушки в свой захватанный стакан. – Его бы сейчас в Союз… Хрен бы он чего тут написал… Сказали бы, что партийности в его опусах недостаточно… Не отражена роль трудящихся в борьбе за мир… – выглотав водку, Третьяковский продолжал: – Представляешь, физрук, они мне говорят, что казак Сермяга неправильно понимает задачи народно-освободительной борьбы… А как он может их понимать, если он неграмотный?!

– Дался тебе этот Сермяга, – усмехнулся я. – Напиши детектив!.. Шпионский… Хочешь, сюжет подкину?

– Н-не могу, – помотал он башкой. – С утра руки трясутся так, что пальцы по клавишам не попадают… А как опохмелюсь, не могу остановиться, покуда не нажрусь в зюзю… Слушай, парень, ты мне червонец не одолжишь?.. В понедельник должны гонорар на книжку перечислить… Отдам, кровь из носу! А?..

Понимая, что скорее всего гонорар этот он уже пропил, я все же вынул из кармана туго набитый кошелек, вынул две пятеры и положил перед ним. Миня сгреб их замызганными пальцами и сунул в карман. Я доел свои пирожки, допил какао, потрепал спивающегося литератора по плечу и покинул забегаловку.

Времени до начала занятий было еще навалом и я решил прогуляться до школы пешком. Жаль Третьяковского. Уж не знаю, какой он там писатель, но мужик, вроде неплохой. Взять бы его за шкирку и к наркологу, чтобы прочистили кишки и мозги. Они же обязаны заботиться о процветании советской литературы!

Его бы к делу пристроить, да вытащить из этой компании. Тем более, что если все эти Митрофанычи и Панкратычи завязаны с бандой Рогоносца, то скоро их всех пересажают. Не при Брежневе, который осенью помрет, так при Андропове – точно. Вот и надо бы вытащить Миню, покуда его с ними заодно не потянули на цугундер. А что если ему литературный кружок возглавить для пацанов? Наверняка в городе не только Толик Кривцов сочинительством балуется. Вот только при какой организации такой кружок создать? При школе – не факт, что дирекция захочет собирать в своих стенах начинающих литераторов со всего города… При Доме Пионеров?.. Так тамошнее начальство фактически выперло нашу киностудию под благовидным предлогом.

А что если послать к черту и Дом Пионеров и школу, и создать свой собственный клуб для пацанов и девчонок? Насколько я знаю, такие сейчас существуют. Со спортивной секцией, киностудией и литкружком. Для девчонок что-нибудь по кройке и шитью можно замутить. Поговорю с Машей, пусть делится опытом… Вот же блин! Надо же Вершковой позвонить! Я кинулся к ближайшему телефону-автомату. Хорошо, что тот работал. Я сунул двушку в прорезь аппарата, набрал номер рабочего телефона моей модельерши. Буквально через пару гудков в наушнике трубки щелкнуло, и я услышал тревожно-радостный голос Машуни.

– Модельер-конструктор Вершкова слушает!

– Э-ка ты официально, – пробормотал я.

– Ой, Саша, привет! – откликнулась она. – Я же не знала, что это ты!.. Ну как ты сегодня?..

– У меня в восемь часов секция в школе, – ответил я. – Так как после каникул это первое занятие, я больше часа парней гонять не стану. Так что к девяти освобожусь.

– К девяти – ладно, – не слишком весело проговорила Вершкова. – Мы погуляем?

– Знаешь, гулять холодно, – сказал я. – Давай лучше у меня посидим, чайку попьем. Кино посмотрим.

– Ну это, наверное, поздно для визитов…

– Тебе же не двенадцать лет, – проговорил я, – чтобы в девять домой, как штык…

– Не двенадцать, конечно, – сказала она, – но мама с бабушкой, они как тетя Маша, такие консервативные…

– Ну тогда давай отложим до следующего раза, – предложил я.

– Не могу, – вздохнула Машуня. – Я обещала Антипычу, что завтра отдам ему гостинцы, которые передал Арабов.

– Тогда потерпят твои бабушка с мамой, – продолжал заманивать я в силок этого великовозрастного птенчика. – Обещаю, к одиннадцати часам будешь дома.

– Хорошо! – откликнулась моя собеседница. – К девяти часам я подъеду к вашей школе.

– Ну вот и договорились. До встречи!

Повесив трубку, я покинул стеклянную будку автомата и потопал дальше. Мысль о собственном клубе не давала мне покоя. Надо понять, как это оформить организационно, ведь частные лавочки в ближайшие семь-восемь лет будут вне закона. Второй вопрос – помещение. Оно должно быть достаточно просторным, чтобы ребятня не сидела друг у дружке на головах и в то же время пригодным по санитарно-эпидемиологическим нормам. Третий вопрос – финансирование. А вот это как раз не проблема. Деньги у меня есть. Что касается всего остального, надо поднять свои связи – милиция, КГБ – пусть помогают воспитанию будущих поколений.

Когда я вошел в раздевалку школьного спортзала, то, к своему удовольствию, обнаружил всю секцию в полном составе. Мы, конечно, виделись с пацанами на уроках, но все равно обрадовались друг дружке так, словно встретились после каникул впервые. Я велел им переодеваться и строиться в зале, а сам пошел в тренерскую. Через пять минут, уже снова стоял перед своими бойцами, которые вытянулись по стойке смирно. Я скомандовал им: «Вольно!» и только тогда заговорил:

– Сегодня мы будем заниматься по укороченному графику. Хочу посмотреть, как вы поддерживали форму во время каникул. И еще у меня для вас новость. В воскресенье жду вас у себя на квартире, будем смотреть фильм с участием знаменитого каратиста и актера Брюса Ли.

Пацаны заорали так, что, казалось, потолок рухнет. Пришлось их окоротить, напомнив, что даже одна двойка, полученная в оставшиеся на неделе учебные дни, может помешать тому, кто ее получит, принять участие в просмотре. Радостные вопли стихли. И некоторые из пацанов даже приуныли. Мне было жалко этих приунывших, но дисциплина есть дисциплина. Ни в классе, ни в секции я двоечников не потерплю. В будущем клубе тоже. Очертив таким образом перспективы, к которым они должны стремиться, я скомандовал разминку. Надо сказать, парни хорошо работали на занятиях, не отлынивали. Старались показать, на что способны. Молодцы. Когда мы закончили, ко мне подошел Вадик Красильников.

– Александр Сергеевич, – сказал он, – а можно Алька и Толик придут к вам воскресенье?

– Нельзя! – отрезал я.

– Почему?

– А ты подумай?.. Ты приведешь друзей, другим обидно станет. А я не могу же всю окрестную пацанву у себя собрать.

– Я понял, – понурился будущий актер.

– Да ты не расстраивайся, Вадик, уж кто-кто, а наша съемочная группа всегда посмотреть мои видеокассеты сможет. И не примитивные боевики, а кино посерьезнее.

– Ага, хорошо, Сан Сеич! – повеселел паренек. – До свидания!

– Пока! – кивнул я и поспешил в тренерскую переодеваться.

Меня ждала Маша. Когда я вышел из школы, она уже топталась на крылечке, в знакомой шубке и шапочке. Пацаны, пробегая мимо, исподтишка на нее поглядывали и показывали мне большие пальцы. Пришлось цыкнуть на них. Рука об руку сошли мы с Вершковой с крыльца и направились к моей холостяцкой берлоге. Я не собирался применить к Машуне тот примитивный трюк, который вчера использовал, когда пришла Наташа. Медсестричка намекала на интим, еще когда щупала мои бицепсы в больничке, а вот модельер-конструктор – это все-таки иной коленкор.

Говоря попросту, не хотелось мне тащить ее в койку, как обычную искательницу сексуальных приключений. Иная деваха встала, отряхнулась и пошла, а с такой, как Машуня, такие номера не пройдут. Если она почувствует себя обманутой, то еще, чего доброго, в петлю полезет. Так что с Вершковой надо быть предельно честным. Зачем, походя, ломать девчонке жизнь? Я даже невольно гордился своей готовностью пожертвовать минутным удовольствием, ради нашей с ней дружбы.

Сторож, увидев нас с Машей, удовлетворенно крякнул. Видать решил, что я, едва жена за порог, сразу же пустился во все тяжкие. Ну в общем, так оно и было с виду. В квартире я помог гостье раздеться. В смысле – снять верхнюю одежду. Проводил ее в большую комнату, а сам пошел чайник на плиту ставить. К счастью, вчера с медсестрой мы к торту даже не притронулись. Пока водичка закипала, я поставил кассету, не эротику, а серьезное кино «Вся президентская рать». Пусть посмотрит на заграничную моду. Все-таки действие происходит в современной Америке.

Гостья моя и впрямь смотрела, не отрываясь, прихлебывая чаек и закусывая «Ленинградским». А я, как и вчера за Наташей, наблюдал за нею. Не, ни с целью, уловить момент, когда можно потащить ее в койку. Мне было интересно наблюдать за Вершковой, как личностью. Вот до чего я, Владимир Юрьевич Данилов, докатился. Сидит у меня на хате красивая девчонка, торт лопает, кино смотрит, а у меня мысли не о том, что я с нее сначала сниму, а что – после, а о чем-то возвышенном. Хах! Сказал бы кто раньше – не поверил…

Глава 15

Маше фильм очень понравился. А мне понравилось то, как она его смотрела. Вершкова вообще девчонка с головой. К тому же – талантливая и бескорыстная, но именно поэтому для разовых утех она непригодна. Так что нынешний вечер был посвящен роскоши человеческого общения без интима. Я рассказал Машуне свою идею насчет детского клуба, и она ее горячо поддержала. Ну и вызвалась организовать в нем кружок для девочек и не просто – кройки и шитья – а сразу по моделированию одежды. Ну что ж, один сотрудник у меня, считай, есть.

В начале одиннадцатого гостья засобиралась. Я, само собой, вызвался ее проводить. Не забыв сумку моего бывшего будущего тестя, мы торопливо двинулись по темным улицам нашего Приречного района. После нашего оживленного разговора за рюмкой чая, мы молчали. Тем более, что на морозе не очень-то поболтаешь. Романтического провожания с поцелуйчиками – рука в руке – не вышло. Промчавшись чуть ли не галопом, мы расстались у подъезда, и я потопал домой. И проходя мимо аптеки, заметил фигуру, шмыгнувшего из подворотни пацаненка. Я сразу узнал его.

А вот он меня и вовсе не увидел. С уличным освещением в Литейске не ахти, так что я оказался в этот момент в тени. Зато отчетливо видел, как воровато оглянувшись, мой ученик рванул вдоль улицы. Причем – в моем направлении. Так что схватить его за шиворот было делом техники. И тут пацан меня удивил. Он перехватил мое запястье и попытался перебросить меня через бедро. Не вышло. Я для него слишком тяжел, так что он остался трепыхаться в моих руках, как птенчик в пасти кота. Из-под расстегнувшегося пальтишки его на снег брякнулось несколько картонных коробок.

– Тэк-с, Сергей Севастьяныч, – пробормотал я. – Продолжаем аптеки обносить?

Птенчик забился еще отчаянней.

– Пусти, сволочь, – просипел он.

– Ни хрена-се! – выдохнул я и как следует его встряхнул. – Ты с кем разговариваешь, сявка?!

Воришку мгновенно проняло.

– Я извиняюсь, Сан Сеич! – проныл он.

– Так-то лучше, – смилостивился я. – Ну-ка подбери коробки и пошли.

– В ментовку? – угрюмо осведомился оболтус.

– Торопишься за решетку? – хмыкнул я. – Ты же там, вроде, бывал… Понравилось?

Зимин в ответ лишь угрюмо засопел.

– Успеешь еще, – продолжал я. – Ко мне пойдем. У меня торт остался. Расскажешь, что да как, а там посмотрим… Только не думай обрываться. Куда ты из города денешься?..

Пацан подобрал коробки, сунул их за пазуху. Я положил ему руку на плечо – на всякий случай – и повел. Зимин не вырывался, видать, понял, что деваться ему и впрямь некуда. Хорошо, что Сидорыч уже дрых в своей будке, иначе бы увидев, что я ночью к себе пацана веду, нехорошо обо мне подумал.

В квартире я велел ученику скидывать пальтишко, а коробки с краденным лекарством оставить в прихожке. Потом отправил мыть руки, а сам снова поставил чайник на конфорку. Вымыв руки, оболтус остался торчать в прихожей. Захватив чайник и чистую чашку для него, я повел ночного гостя в большую комнату.

– Пей чай, наводи тело, – сказал я ему. – И на торт налегай. Мне одному его не усвоить.

– А где ваша жена? – спросил Зимин.

– Много будешь знать, не скоро школу закончишь, – ответил я.

Пацан кивнул и принялся доедать остаток торта. Настроение его явно улучшилось. Покуда ученик подчищал крошки, я его ни о чем не спрашивал. И так было понятно, что положение его хреновее некуда. Еще по первой краже дело не закрыто, а он на новую пошел. Завтра обнаружится, что лекарства пропали, первым делом подумают на него. Теперь уж точно одной комиссией по делам несовершеннолетних не обойдется. Посадят идиота. Вот как его теперь вытаскивать? Самое подлое, что и аптека та же, где провизоршей работает эта жирная дура, Марь Ванна.

– Ну а теперь выкладывай все, как есть, – потребовал я, когда подопечный налопался.

Зимин снова засопел.

– Давай-давай! – подбодрил его я. – Я не следователь и протокол не веду. Если хочешь, чтобы я тебе попытался помочь, говори всю правду… Что тебе опять помешало купить эти лекарства?

– Они меня заставили, – пробурчал он.

– Кто – они?

– Отморозки эти… – буркнул Зимин. – Фомка, Сарай и Борзый…

– Та-ак, знакомые погонялова… И что именно они тебя заставили сделать?

– Ну таблетки эти стырить…

– И в первый раз тоже?

Восьмиклассник кивнул.

– Выходит – вся эта история про больную мать – брехня чистой воды?

Пацан скривился и я понял, что он вот-вот сейчас заплачет.

– Она… больная, – пробормотал он. – Не просыхает неделями… Ее уже сколько раз с работы гнали… Она же раньше главбухом была, а теперь – уборщица… Не пошла сегодня на работу опять…

– Подбери сопли, боец! – сказал я. – Давай по порядку… Прошлый раз ты деньги за лекарства оставил… Почему?

– Я не хотел воровать, а эта крыса в аптеке, мне их не продала, вот и пришлось…

– А сегодня ты их уже взял за так, верно?

Зимин кивнул.

– Дома совсем денег нет, – сказал он. – Я бутылки сдаю, чтобы хлеб купить, пакетики суповые…

– Какого черта ты мне сразу ничего не рассказал?

Пацанчик лишь дернул плечом и захлюпал носом.

– Ладно, не раскисай… – поморщился я. – Давай разберемся с этими охламонами… Зачем им это лекарство?..

– Они не говорят, но я один раз подслушал… Борзый говорил Фомке, что мент за этот марафет на все их делишки глаза закроет…

– Какой мент? – насторожился я. – Как фамилия?

– Не знаю, они не говорили…

– Ладно, не боись, Серега, прорвемся!

– Правда?

– Правда, – твердо ответил я. – Маманю твою в наркологию надо отправить, лечить… А вот насчет всех этих дел расскажешь старшему лейтенанту Красавиной… Помнишь ее?

– Помню…

– Вот и отлично!.. А сейчас, вымой посуду и спать ложись. Вот здесь на диванчике прикорнешь… Маманя не заругает, что дома не ночевал?..

– Да я сто раз не ночевал дома… А у нее компания сейчас…

– Понятно. Тогда действуем по ранее утвержденному плану.

Зимин собрал грязную посуду и унес ее на кухню. Пока он возился с мытьем, я отыскал постельное бельишко и подушку. Насчет мента, о котором упомянул Серега, я не сомневался. Это наверняка либо сам Рогоносец, либо его подручный старший сержант Гришин. Даже скорее – он. Не станет капитан из ОБХСС лично инструктировать мелких хулиганов. Другой вопрос, зачем ему понадобилось, чтобы восьмиклассник тырил в аптеке лекарства? Опять под меня копает? Ведь Серега мой ученик. Хрен его разберет, этого Эдвина… Да и не важно это сейчас. Зимина надо вытаскивать.

С этими мыслями я и уснул, а утром, накормив пацана завтраком, повел его в школу. И во время перемены позвонил Лиле.

– Старший лейтенант Красавина, – откликнулась она.

– Привет! – сказал я. – Это Саша Данилов.

– О, здравствуй, Саша! Как дела?

– Лучше не бывает, – буркнул я. – Я по поводу Зимина… Надо бы встретиться.

– Конечно. У вас когда уроки заканчиваются?

– К шестнадцати часам будем свободны.

– Ну вот к шестнадцати я и подойду.

– Давай! Будем ждать!

На большой перемене в столовке ко мне подсел Витек. Опять морали собрался читать? Чтобы опередить его, я спросил:

– Ну как там гражданка Эглите поживает?

– С нею все в порядке, – ответил он. – У меня к тебе другой разговор.

– Валяй! – разрешил я.

– Во-первых, тебя хочет видеть полковник.

– Когда?

– Завтра в восемь вечера.

– Где?

– У меня.

– Не боитесь засветить конспиративную квартиру?

– Нет.

– Хорошо, я буду там в указанное время, – кивнул я. – А во-вторых?

– Во-вторых, в городе опять объявился твой Илья Ильич.

– Он такой же мой, как и твой…

– Хорошо – наш, – отмахнулся Курбатов. – Не исключено, что скоро свяжется с тобой. Так что – будь готов.

– Всегда готов, – усмехнулся я. – Кстати, мне тут на днях позвонил Эдвин.

– Домой?

– Да, пьяный в сисю… Стал от меня требовать, чтобы я вернул ему Королеву… Угрожал, но как-то не конкретно… Однако самое смешное было после… Я не стал его выслушивать, бросил трубку. И почти сразу же раздался звонок. Незнакомый голос сказал мне, чтобы я не беспокоился насчет угроз предыдущего звонившего.

– Что ж ты сразу не доложил?

– Не придал этому значения.

Трудовик помрачнел. Его можно понять. Ведь позвонить после Киреева мне мог только тот, кто занимается прослушкой моего телефона. Следовательно – из КГБ. Странно это. Не, ну я понимаю – конкуренция между управлениями, но ведь и сам полковник Михайлов остерегается лишних ушей. Кто там у них кем командует, не пойму? Вслух я этого не сказал, но, похоже, Витек по выражению моего лица понял, о чем я думаю. Потому что нахмурился еще сильнее и пробормотал:

– Ты сообщай, пожалуйста, о таких странностях сразу, как только они случаются. Для пользы дела.

На том мы и разошлись. На следующей перемене я поговорил с Рунге, рассказал ему о своем замысле детского клуба. На счет финансирования, я в подробности не вдавался. Сказал, что, мол, найду деньги.

– Детский клуб! В Литейске! Это отличная идея! – воодушевился он. – Нам нужна база. Место для интерьерных съемок. Опять же надо будет где-то костюмы держать, декорации.

– Я вот еще что думаю, Карл, – сказал я. – Студию надо совместить с кружком юных кинолюбителей. И уже фильмы снимать, как учебные.

– Мысль отличная. Я знаю людей, которые не прочь поделиться своим опытом и знаниями с ребятами… Вот только где взять на оборудование средства?.. Дом Пионеров нам фактически отказал. А если клуб будет при ЖЭКе, с него мы и тем паче ни копейки не получим.

– Я же говорю, о деньгах не беспокойся. Нам лишь нужно найти подходящее помещение подыскать.

– Да, с этим придется повозиться.

– Поговорю сегодня с Красавиной – инспектором по делам несовершеннолетних, – сказал я. – Может, доблестная милиция подсобит?

– Хорошо бы, – кивнул Карл. – У них все-таки власть.

Прозвенел звонок, и мы разошлись по рабочим местам. До конца учебного дня состоялась еще одна незапланированная встреча. У меня было «окно». Я засел в тренерской, чтобы поработать над планом учебных занятий. Вдруг раздался стук. Я привычно буркнул: «Войдите!» Дверь открылась и в моем закутке появилась Екатерина Семеновна Киреева. Вот уж не ожидал. Мы с ней, конечно, виделись в учительской, но после той нашей дурацкой эпопеи со слежкой с помощью радиоактивных изотопов, не общались. Да вроде как и не зачем стало. С детективной самодеятельностью я завязал.

– Привет! – сказала Катя.

– Да вроде виделись, – ответил я.

– Что ты такой неприветливый? – поинтересовалась она. – Отвлекаю?

– Муж твой звонил на днях, – сказал я. – Угрожал.

– А ты испугался?

– А я похож на бояку? Не будь у него погон, я бы давно научил его Родину любить. Не знаешь, он из милиции увольняться случайно не собирается? Сколько ему до выслуги?

– А мне он и не муж теперь.

– Неужто развелась?

– Ушла. У сестренки теперь живу.

– И правильно сделала. Совсем он гнилой, этот твой Сильва.

– От тебя, говорят, тоже жена ушла.

– Я не собираюсь это ни с кем обсуждать.

– Да я и не собираюсь встревать в твои личные дела, – смиренно, как пай-девочка, откликнулась химичка. – Я лишь хотела узнать – насколько тверды теперь твои принципы…

Он шагнула вперед и принялась расстегивать блузку. Сразу стало ясно, что она решила проверить твердость чего угодно, но только не моих принципов. Да и когда я увидел то, что с трудом умещалось в чашечках ее бюстгальтера, то утвердился отнюдь не в морально-волевых качествах. Жаль, урок оказался слишком короток, а на перемене нам пришлось расстаться. Взять классные журналы и вообще.

Не, что ни говори, а свобода кое-чего стоит в мужской жизни. Боюсь, что проводя следующий урок, я был слишком благодушен и даже на откровенных лентяев смотрел сквозь пальцы.

А по окончанию занятий пошел встречать Красавину, а заодно тормознул в раздевалке Зимина, который намылился смыться. Старший лейтенант появилась в точно назначенное время. Хорошо хоть – не в милицейской форме, а то переполошила бы еще не разбежавшийся по домам педсостав. Я не повел ее в свою каморку, где всего-то час назад кувыркался с женой Рогоносца. Взял первые попавшиеся ключи, открыл ими кабинет русского языка и литературы. Под глубокомысленными взглядами с портретов Пушкина, Гоголя и Некрасова в нем и состоялась наша беседа с Серегой Зиминым. Старлею в юбке, пацан поведал о своей преступной деятельности куда более подробно, чем мне.

– Спасибо, Сережа, что все рассказал, – произнесла Красавина. – Жаль только, что ты не сделал это на допросах у следователя. Да еще пошел на повторную кражу.

– Собственно все, что он взял, находится у меня дома, – встрял я. – Уж наверняка это можно оформить, как явку с повинной и добровольную сдачу украденного.

– Да, конечно, – кивнула Лиля. – Я поговорю со следователем, думаю, он возражать не станет… Важнее, получить подтверждение твоих слов, Сережа.

– Я сказал все, как есть, – пробурчал тот.

– Никто и не сомневается в твоих словах, но следствию нужны не слова, а – доказательства!

– Ну так и доказательства, насколько я знаю, – снова вмешался я, – должно собирать следствие, а не подозреваемый.

– Это верно, – сказала старший лейтенант. – И все же без твоей помощи, Сережа, следствие, я думаю, не обойдется… Ты когда должен будешь отдать этим парням краденные лекарства?

– Сегодня у нас стрелка в восемь, – буркнул он. – На стройке…

– Так, понятно, – кивнула Красавина. – А если не принесешь?

Зимин уткнулся в пол.

– Ну что ты молчишь? Побить, что ли грозятся?

– Нет, – почти шепотом ответил пацаненок. – Они мамку грозятся снасиловать…

– Вот подонки! – ахнула Лиля. – Нет, это надо остановить!

– Ну так в чем же дело? – спросил я. – У тебя удостоверение с собой?

– Да!

– Задерживать хулиганов имеешь право?

– Как и всякий сотрудник.

– Ну и вот! А я уже имел дело с этими подонками… Возьмем с поличным в момент передачи краденного! Как тебе такая идея?

Красивые глаза Красавиной выдали ее внутреннюю борьбу. И хочется и колется и кодекс не велит.

– Позвонить откуда можно у вас? – спросила она.

– Из учительской.

– Тогда проводите меня.

И мы пошли ее провожать. О чем и с кем говорила, мы с Серегой не слышали. Она оставила нас в коридоре. А когда вышла из учительской, ни тени сомнения в ее взгляде не осталось.

– Так, Сережа, – обратилась старлей к Зимину. – Ты можешь нам очень помочь.

– Ради мамки я их порву… – откликнулся пацан.

– Рвать их не надо. Наоборот, нужно сделать так, чтобы они ни о чем не подозревали. Передашь им лекарство… А остальное – наше дело.

– Я понял, – кивнул он. – Это как Штирлиц… Пусть эти фашисты думают, что я на их стороне!

– Точно! – улыбнулась инспектор по делам несовершеннолетних, – и нельзя выдать себя ни словом, ни жестом.

Когда мы вышли из школы, у ворот стоял «Жигуль». Красавина открыла заднюю дверцу и знаком велела нам с Серегой садиться. Мы забрались в салон, а сама старший лейтенант села рядом с водителем.

– Здравствуйте, Александр Сергеевич! – сказал тот, оборачиваясь.

Это оказался Сидоров-старший.

– Здравствуйте, товарищ старшина!

– Товарищ физрук! – улыбнулся Кирилл Арсентьевич и протянул мне руку через сиденье. – День добрый. Куда едем?

– Сначала к Данилову на квартиру, – распорядилась инспектор по делам несовершеннолетних. – У него там вещдоки лежат, а потом – куда скажет вот этот молодой человек.