Текст книги "Амурский сокол"

Глава 4. Таёжная заимка

После подавления Гамовского мятежа советской властью бывшему купцу первой гильдии Афанасьеву пришлось укрыться в лесной заимке со всеми своими людьми. Семейство он отправил на ту сторону речки, в город Харбин. Там у него был прикуплен дом в русском секторе. Оставил с собой только взрослого сына и Дарью. Хотел и её переправить в Китай, но она воспротивилась, пригрозив, что, мол, иначе уйдёт к красным.

По правде говоря, Евсей Петрович был и сам рад оставить Дарью при себе – это тешило его мужское самолюбие. Придёт срок, поиграется с ней вдоволь. А то, что своевольная, так это ещё лучше. Надоели покорные да покладистые бабы.

– Ладно, Дарья, оставайся!

– Давно бы так, Евсей Петрович, – сказала Даша с некоторым презрением в голосе.

Но Афанасьев этого не заметил, уже отвлёкся на сборы. Вместе с ним на таёжную заимку, расположенную в тридцати верстах от станицы, поедут десять казаков, не пожелавших уходить в Китай вместе с атаманом Гамовым. «Чёртова дюжина», – подумал Евсей Петрович. Вместе с ним, сыном и Дарьей получалось тринадцать человек. Но ничего, главное – вырваться через заслоны красных, а там, на заимке, у него ещё трое людей. Кухарка не в счёт, тем не менее получается довольно внушительный отряд. Отсидятся в тайге, авось всё образуется.

Дарья вскочила на седло и, лихо поставив Орлика на дыбы, крикнула:

– Ну, скоро вы там?!

Евсей Петрович с охами-вздохами уже разместил своё грузное тело в тарантасе и тронул вожжи:

– Но-о, родимая! Поехали!

Даша заняла место слева от тарантаса и изредка бросала ненавидящие взгляды на купца.

* * *

Причиной перемены отношения к Евсею Петровичу, вырастившему Дарью с младых лет без тревог и горестей, в совершеннейшей свободе, почти что отцу, была раскрывшаяся семейная тайна.

А раскрыл тайну не кто иной, как молодой человек в гимназической форме. После второй встречи с ним, когда Дарья сама поехала в город разузнать о Сергее Лысенко, они довольно часто виделись. Даша, найдя повод, приезжала в город, а Сергей её встречал – чаще всего в городском саду.

Во время долгих прогулок и было раскрыто истинное лицо Афанасьева. Сначала Дарья не верила, даже слушать не хотела, уводя разговор на другую тему. Но Сергей мягко, без давления, всё-таки убедил её.

– Сходи в Верхе-Благовещенскую церковь, Дарья! Там всё ещё служит отец Владимир. Это ведь он нас спас тогда на пожаре.

В другую встречу Сергей рассказал и про причину поджога, и про то, как их спасали, полагая, что отец Владимир скромно умолчал о своём героическом поступке. Кроме этого, имеется свидетель убийства Дашиного отца. Только он сейчас находится в Харбине. Если надо, то можно попросить Никодима разыскать Василия.

По всему выходит, что Афанасьев – подлый злодей и вор. Сначала убил отца, присвоил его имущество, потом лишил жизни и мать, оставив Дашу круглой сиротой. А чтобы скрыть следы своих преступлений, взял сиротку на воспитание.

Дарья потрясённо молчала, чувствуя, как в её душе закипают гнев и ненависть к Афанасьеву. Теперь она смотрела на свою жизнь совершенно другими глазами. Это под влиянием Афанасьева она стала жестокосердной. Это он заставлял её проявлять только низменные чувства, напрочь пресекая доброту и нежность даже к животным, не говоря уже о людях. Только оставаясь наедине с Орликом, отбрасывала девушка маску жестокости и неприступности, давала волю слезам и нежности. В эти минуты она просила коня прибавить скорость, чтобы ветер высушил невесть откуда взявшиеся слёзы.

После бесед с Сергеем Даша многое переосмыслила. И теперь ей становилось стыдно за многие поступки, совершённые прежде.

Первым делом она нашла дом на окраине, ближе к Амуру, где проживал бедный мужик Тимофей, избитый ею на базарной площади. Прискакав туда, не слезая с коня, долго рассматривала неказистый двор, пока не вышла женщина в белом платке с измученным болезнью лицом, имеющим землистый оттенок. Она подставила ладонь к бровям, защищаясь от слепящего солнца, и молча уставилась на приезжую.

– Здравствуйте! – сказала Даша.

Женщина не ответила, продолжала молча стоять, жмурясь от солнца.

– Тимофей дома? – опять подала голос Дарья.

– Та на Амуре… – ответила слабым голосом женщина. – За рыбой пошли.

– Когда вернётся?

– Та кто его знает. Вечересь, наверное…

Женщину окончательно покинули силы, и она, держась дрожащими руками за перила, села на ступеньку крыльца. Казалось, только животворящие лучи летнего солнца и свежий воздух с Амура давали ей возможность уцепиться за жизнь.

Дарья соскочила с коня и зашла во двор.

– Вам плохо? – спросила она растерянно, удивляясь новым чувствам, зарождающимся внутри. Это была смесь жалости, доброты и желания помочь страждущему.

– Мне уже давно плохо. Держусь ишшо за этот свет. Не знаю только, зачем…

– У вас дети есть?

– Та есть… Шестеро… было. Один прошлым летом утоп, сердешный… Самый любимый был мой сыночек. Добрый. После этого я слегла. Остальные маленькие ишшо… Двое взрослых, с отцом всё время… Рыбу ловят. Потом везут в Благовешшенск. Да только кто купит-то? Все рыбаки.

На последней фразе женщина сделала попытку улыбнуться, но получился лишь беззубый оскал… Дарья с испугу отпрянула, но взяла себя в руки и, достав из кармашка камзола приготовленные деньги, протянула женщине:

– Вот возьмите… пожалуйста…

Женщина подслеповато уставилась на протянутые ассигнации. Потом подняла взгляд на Дарью, как бы спрашивая: «Это мне?!»

– Да-да! Возьмите! Это вам! Детишкам купите чего или провизии какой…

– Благодарствуйте, барышня! Мне уже ничего не надо… А вот детям хлеба купит Тимофей.

– Да там хватит и на хлеб, и на другое…

– А вы кто будете, барышня?

– Не важно. Скажите Тимофею, что я ещё зайду…

Даша быстро, не оборачиваясь, вышла со двора и, вскочив на Орлика, поскакала прочь.

* * *

Прибытие отряда на заимку задержалось по причине того, что у тарантаса, на котором ехал Афанасьев, соскочило колесо. Евсей Петрович ни за что не соглашался сесть верхом и продолжить путь. Пока налаживали сломанное колесо, стало уже смеркаться.

Дальше пришлось ехать медленно, чтобы повторно не сломать сделанную смекалистыми казаками деревянную ось. Зато в заимке их ждал «сюрпризец», как выразился сын Афанасьева.

Туда нечаянно забрели трое человек, да не простых. Один из них оказался самый настоящий комиссар, а двое – его охранники. Только не знали они, что люди на заимке давно научены Афанасьевым: кто бы ни был, кто бы ни приехал, встречать ласково, с хлебом-солью. Напоить донельзя, затем связать и ждать хозяина, известив того условленным способом.

Об этой заимке Афанасьева не знал никто, кроме приближённых людей. Даже Даша приехала впервые. Поэтому никого не жалели лихие ребята Евсея Петровича. Один раз даже над приставом не смилостивились, который наведался по делам государственным. Всё спрашивал – мол, не здесь ли случилось смертоубийство некоего Михаила Васильевича Котова, приказчика купца Афанасьева?.. Его напоили, обобрали и закопали недалеко в лесу.

Так и этих, которые прибыли почти на таком же тарантасе с рессорами, как у Евсея Петровича, встретили радушно. Пока комиссар парился в баньке, пристукнули обоих охранников. Сначала того, кто тарантас охранял, не отлучаясь, а затем и второго, что у бани сторожил своего начальника. А когда вышел из бани довольный, раскрасневшийся и чуть пьяный комиссар, то и его приняли под белые рученьки…

– Убили, что ли? – спросил недовольно Афанасьев.

– Обижаете, Евсей Петрович! Нет, так, слегка помяли, связали да заперли покамест.

– А что везли в тарантасе?

– А вы сами посмотрите, Евсей Петрович! Пойдёмте! Мы ничего не трогали!

– Ну, что там? – Афанасьев нехотя зашагал в сторону тарантаса, стоящего в дальнем конце двора под навесом.

Один из работников заимки быстрыми шажками, несмотря на грузное телосложение, подбежал чуть раньше хозяина и откинул парусиновую накидку. Там лежали четыре кожаных саквояжа, опломбированные банковскими службами. Афанасьев хотел приподнять ближайший саквояж, но ему не удалось даже сдвинуть его с места. Он удивлённо обернулся к работнику:

– Ты вот что, Аркаша… Занеси всё это ко мне в комнату. Там посмотрим.

– Хорошо, Евсей Петрович! Как приказать изволите!

– А тут точно больше ничего не было? – спохватился Афанасьев.

– Христом-Богом клянусь ничего, кроме пулемёта, – Аркаша осенил себя крестным знамением. – Но мы его уже оприходовали себе. Пригодится!

– Хорошо, отнеси ко мне. Да так, чтобы остальные не обратили внимания. Особенно казаки! Всё, давай, Аркашенька, действуй. Ужин готов? Где Ваня, Прасковья?

– Дык Ванька комиссара охраняет, а Прасковья на своём месте. Чо ей сделается. Ужин давно готов.

Через некоторое время казаки были накормлены и определены на постой. Урядник распределил очерёдность несения караула, а остальные отправились спать.

Когда всё стихло, в комнате Афанасьева собрались четыре человека. Купец со своим сыном Петром разместились за изобильным столом, а Дарья, сославшись на усталость и головную боль, сразу ушла в приготовленную ей комнату.

Евсей Петрович любил принимать пищу подолгу, до сытой отрыжки. На этот раз он длил трапезу с особым удовольствием, потому что в двух метрах от стола на дубовой табуретке сидел человек, чьё лицо представляло собой огромный синяк со множеством ссадин: Аркаша потрудился. Он поддерживал узника за плечи, а Афанасьев, вытирая жирные пальцы о скатерть, задавал один и тот же вопрос:

– Где остальное золото?

То, что человек является самым настоящим комиссаром казначейства Совнаркома по фамилии Тылик, Аркаша давно выяснил. И его давно бы уже расстреляли за сараем, но не тот человек был Афанасьев, чтобы не докопаться до главного. Комиссары разбегаются под натиском белогвардейцев и япошек. Прихватили казну. Но Тылик наверняка знает, что казна Благовещенска не умещается в четырёх саквояжах, хоть и набитых золотыми монетами.

Да, молодец Аркаша, хороший куш отхватил. Надо будет его наградить за верную службу.

– Ну, мил человек, где остальная казна?

– Я уже сотый раз повторяю: казной распоряжался предисполкома Мухин. Мне поручено было спрятать только эти саквояжи. Кому и что ещё поручено – я не знаю.

– Но сколько было всего золота, ты как комиссар казначейства должен знать!

– Золота, серебра было много, – сказал уставший от избиений Тылик. – Около десяти тонн.

– Во-о-от, мил человек, это уже другой разговор. Такой груз в саквояжах не увезёшь! Значит, что?..

– Что? – спросил нетерпеливо сын Пётр.

– Что? – спросил с надеждой Аркаша.

– Что? – спросил комиссар, еле шевеля разбитыми губами.

– Значит, загрузили на пароход или в вагон поезда, – воскликнул Афанасьев, хлопнув себя по коленям. Когда касалось денег или золота, его изощрённый ум работал споро. – Железная дорога отпадает. Вряд ли твои комиссары повезли золото в сторону Хабаровска – там японцы. И на запад не получится. Вся железная дорога, говорят, почти до Казани в руках у чехословацких войск. Остаётся путь по воде.

Афанасьев встал, оживлённо заходил по комнате из угла в угол, поглядывая то на сына, то на своего работника, то на комиссара. Затем вдруг остановился и сказал буднично:

– Аркаша, будь добр, отправь этого человечка куда надо.

Аркаша понятливо кивнул, рывком под мышки поднял со стула Тулика и вывел его из комнаты.

Минут через десять раздался глухой выстрел.

Всё происходящее прекрасно слышала Дарья. Её комната была отгорожена от гостиной довольно толстой дубовой дверью, но она предусмотрительно оставила её приоткрытой. Это дало ей возможность прослушать допрос, затаив дыхание.

Когда Аркаша увёл комиссара, отец с сыном начали шушукаться:

– Петя, считай, это твоё будущее! Нажитого на мой век хватит. Но мне, прости господи, не даёт покоя остальное золото. Куда его могли спрятать комиссары? Раз они прячут золото, значит, скоро в городе будут наши. Обождём здесь пару деньков, потом пошлём в город кого-нибудь из казаков разузнать, что и как…

– Мне что делать, отец?

– Пока нет Аркаши, отнеси саквояжи в подпол. Там у меня есть укромное место. Никто не знает, даже Аркаша. Пойдём покажу, возьми с собой один саквояж!

Как только отец с сыном вышли, Дарья босиком выбежала из комнаты. Оглянулась вокруг – никого, затем, бросив взгляд на стоящие в углу коричневые саквояжи, пошла по пятам Афанасьевых. Уж как бесшумно передвигаться по дому, её учить не надо.

Неслышно пробравшись к тому месту, где копошились отец с сыном, Даша смотрела некоторое время, запоминая последовательность действий, дающих доступ к несгораемому шкафу, затем вернулась к себе в комнату, плотно закрыв тяжёлую дверь.

Главное она узнала!

Теперь надо обдумать, как отомстить за отца и мать, за сиротское детство и вынужденное одиночество. Как ни смотри, пока Даша не встретила Сергея, у неё никого не было. Ни друзей, ни подруг. От всего этого ограждал Евсей Петрович, внушал мысль о враждебности всех и каждого. Поэтому любой контакт с посторонним сводился к драке или просто порке. О, это поощрялось! На это любил смотреть Афанасьев.

Только после встречи с Сергеем Даша поняла, что могут быть иные отношения между людьми. Что миром должна править доброта. Всё это так, но Дарья не из таких, кто подставит другую щёку для удара!

Девушка долго лежала в постели с открытыми глазами – сон не приходил, но постепенно она успокоилась, голова её прояснилась, и тут же созрел план мести. Только тогда Дарья, привстав, задула свечу и уснула тревожным сном под пьяный говор в соседней комнате.

Глава 5. Измена

Небольшая станция Бочкарёво была расположена недалеко от села Александровка, что на левом берегу реки Томь. К станции не стали близко подходить – загнали в чащу леса обоз с уставшими лошадьми, распрягли, выставили караул.

Сергей сам обошёл лагерь – ничего внушающего тревогу не заметил. Только со стороны реки, если намеренно вглядеться, можно увидеть нескольких лошадей и телеги. Но эта картина показалась привычной: сейчас многие снялись с насиженных мест – кто в лес по дрова едет, кто лихими делами промышляет, кто-то воюет, а кто-то семейство перевозит в более спокойные места. Так что молодой командир Сергей Лысенко остался доволен маскировкой обоза.

Одно только расстраивало: красногвардеец Комков так и не догнал их отряд. Один раз только услышали короткую очередь пулемёта «Льюис».

– Что будем делать, Харитон? Теперь твой выход!

– Надо сходить в село на разведку. Только одного человечка дай мне в товарищи, командир.

– Клёнов устроит? Это тот, что матрос.

– Устроит. Только он больно заметный. Надо ему одёжку подобрать другую.

– Подберём… Разузнайте там всё. Есть ли японцы или чехи на станции. Графики движения составов. Есть ли свободные вагоны в тупике. Ну, ты сам знаешь! Нужна «зелёная» дорога на запад.

– Тут надо покумекать, как это устроить. Непростое дело, командир. Кругом враги.

– Понимаю! Поэтому надеюсь на вашу братию! Ты, главное, не забудь, что всё будет достойно оплачено. На вот, возьми, спрячь несколько монет золотых.

– А стоит ли? Вдруг поймают! Объясняй потом, откуда золотишко… Нет, товарищ командир, не возьму! Ежели надо будет, я и так договорюсь. Заплатим потом, по делу, ежели получится.

Весь путь от злосчастного брода до Бочкарёва обоз преодолел за двое с половиной суток. Ни одна подвода по дороге не пострадала. Молодцы андреевские мужики, действительно крепкие у них телеги оказались!

На подходе к станции Томичи заметили белогвардейский отряд, но в бой вступать, конечно, не стали. Укрылись в ложбине, а с наступлением темноты обошли станцию слева. Далее путь был относительно спокоен, если не считать, что пару раз над ними пролетал японский аэроплан. Но благодаря густому хвойному лесу обоз был надёжно укрыт от наблюдателей. В верстах пяти от Бочкарёва нашли удобное место и стали лагерем. И вот теперь все находились в ожидании возвращения разведчиков со станции.

Сергей снова обошёл лагерь со всех сторон. «Как же поступить, если не выгорит с железной дорогой? Закопать ящики здесь?! Или утопить в реке?! Вот задачу мне задали…»

Молодой командир вышел по перелеску к берегу Томи. Река здесь делала пологий поворот. Видимо, поэтому крутой и высокий берег, заросший частым кустарником, в нижней части был размыт до песка. Сергей спустился ниже, держась за ветки. Иначе можно было покатиться вниз – настолько был крут берег. Прямо напротив этого места в середине реки выделялся продолговатый остров. Но, судя по отметинам высокого берега, во время паводков он уходил под воду. За островком виднелся противоположный берег – низкий и болотистый.

Сергей наконец спустился до самой воды и, задрав голову, посмотрел наверх. Его внимание привлекло тёмное пятно среди кустарника, на которое он поначалу не обратил внимания, оно было видно только с одного ракурса – точно с того места, где стоял Сергей. «Любопытно», – подумал он, взбираясь по каменистому берегу обратно. Как он не заметил, когда спускался? Это же грот. Самый настоящий грот.

Серёжа протиснулся через узкий проход и оказался в небольшой пещере.

Зажёг спичку: в глаза бросился узкий топчан у стены с иссохшим до состояния мумии трупом. Сергей зажёг ещё одну спичку, обернулся вокруг себя, освещая стены. Наконец нашёл что искал – на небольшом выступе с иконками стоял огарок свечи. С ней в пещере наконец стало светло.

Не обращая внимания на мертвеца, Сергей стал осматриваться. Здесь, видимо, жил отшельник. Аскетичное убранство грота говорило о том, что умерший не особенно заботился об уюте. Кроме топчана и полусгнившего деревянного столика, кадки для воды и железной кружки, Сергей в пещере ничего не обнаружил. У изголовья трупа на стене висела истлевшая тряпка, некогда бывшая занавеской. Юноша сорвал её и обнаружил ещё одно помещение. «Становится всё интереснее и интереснее», – подумал он.

До конца исследовать находку молодому командиру не дали глухие звуки выстрелов. То ли пещера приглушала близкие звуки, то ли где-то далеко шёл бой. Сергей поспешно покинул грот и стал взбираться дальше по берегу. Выстрелы раздавались со стороны его лагеря.

Когда он прибежал, всё уже было кончено.

– Что случилось? Кто стрелял?

– Измена, товарищ командир! – крикнул в возбуждении один из красногвардейцев. – Трое из наших сговорились, двое из них стояли в карауле и незаметно разгрузили одну подводу. Оставили себе три ящика и уехали. К сожалению, я задремал и поздно заметил. Стал будить всех, чтобы организовать погоню, стали стрелять, но куда там… Они налегке помчались. Ещё лошадь подобрали самую лучшую.

– Чёрт! Чёрт! Чёрт! – выругался невольно Сергей. – Надо их догнать! Давайте, давайте! Распрягайте лошадей и верхом в погоню! Они не должны далеко уйти!

– Да кони готовы! Только вас ждали!

– По коням! Марш! Без добычи не возвращайтесь!

Пятеро верховых помчались в погоню, которая представляла достаточно простую задачу, потому что подводе особо некуда было деваться: или двигаться по широкой просеке, или по дороге. К тому же телеги оставляли след.

Минут через двадцать беглецов настигли. Этому способствовало их решение свернуть с основной дороги на незнакомую просеку в лесу. Тут-то и ожидало их поваленное дерево, перегородившее путь. Дальше ехать не имело смысла – неизвестно, сколько таких препятствий встретится на этой просеке. А развернуться мешало узкое пространство.

– Эй вы, там! – услышали они голос совсем рядом. – Бросайте оружие! Вы окружены! Мишка, не дури!

Беглецы спрятались за телегу с ящиками и ощетинились стволами винтовок. Никто пока не решался стрелять.

– Это ты, Семён? – крикнул тот, кого назвали Мишкой.

– Да, Миша! Что на тебя нашло?

– Чёрт попутал, Сёма!

– Бросайте винтовки и выходите с поднятыми руками!

Со стороны телеги послышались возня и яростная перепалка беглецов.

– Миша! Не испытывайте наше терпение! Выходите!

– А нет твоего Мишки! – крикнул другой голос. – Был да сплыл! Сдаваться мы не будем, всё одно помирать. Сколько вас там? Наверное, человек пять… Командир с вами? Нет?! Вот что, ребята! Вы нас отпустите… А командиру скажете, что не догнали. Мы вам за это Мишкину долю скинем с подводы. Закопаете где-нибудь здесь. Вам на пятерых на всю жизнь хватит. Договорились, Сёма?..

– Нет, не договорились! Огонь!

Стрельба со всех сторон, вновь и вновь возвращаясь эхом, превратилась в какофонию звуков. Нападавшие находились на более выгодных позициях, а беглецы были зажаты в узком пространстве. Первой пала лошадь, запряжённая в телегу. Затем рядом с ней послышался крик смертельно раненного человека. Через секунду третий беглец, оставив винтовку, бросился бежать, петляя между деревьев. Время от времени, почти не оборачиваясь, он стрелял из револьвера – не целясь, наугад, через плечо.

Вдруг красногвардейцы услышали короткую очередь из пулемёта, и беглец, споткнувшись о невидимую преграду, покатился по земле и затих, раскинув руки и ноги. Что такое? Кто стрелял? Ведь участники погони не брали с собой пулемёт…

Семён, с жалостью взглянув на заколотого ножом недавнего друга Мишу, прошёл мимо подводы в сторону убитого внезапной очередью из пулемёта.

Вскоре странное происшествие объяснилось – навстречу ему из-за дерева вышел грязный и оборванный, но улыбающийся красногвардеец Комков.

– Здорово, мужики! Это я – Комков! У вас есть хлеб? Так проголодался за эти дни…

Оба подошли к трупу убитого предателя. По иронии судьбы им оказался тот самый красногвардеец, который учил стрелять Комкова из «Льюиса» у брода.

– Комков! Ефим! Едрить твою через коромысло! Живой!

– Да, живой. Только я заблудился малость.

– Пойдём, пойдём! Расскажешь по дороге.

Красногвардейцы общими усилиями развернули телегу, запрягли в неё другую лошадь. На телегу посадили обессилевшего Комкова и ещё одного красногвардейца, оставшегося без коня. Комков всю дорогу молчал, обнимая одной рукой свой «Льюис», а в другой руке держа сухарик, найденный кем-то в кармане, и сосредоточенно грыз его. Семён не беспокоил Ефима расспросами – расскажет при командире, чтобы не повторяться.

В лагере их встретили радостными возгласами. Особенно был рад Сергей Лысенко.

– Ефим! Ты ли это?!

– Я, товарищ командир! – улыбался Комков от повышенного внимания к своей персоне. Все его теребили, хлопали по плечу, совали кто хлеб, кто сахар.

– Давай, не томи! Рассказывай, Ефим, как ты нас нашёл?

Комков уселся на телеге, свесив ноги, и с довольным видом оглядел слушателей.

– Начну с конца. Иду я, значит, злой, уставший. «Льюис» плечи натёр, маузер бок царапает. Кстати, товарищ командир, спасибо, вот возвращаю в целости и сохранности.

Ефим снял с плеча командирский маузер и протянул владельцу.

– Ну, Комков! Не тяни, что дальше?!

Комков не часто оказывался в центре внимания и теперь извлекал из этого состояния максимум удовольствия, обнаружив в себе дремлющего до сих пор артиста: прибегал, когда не хватало слов, к жестам, переходил то на шёпот, то на крик. Особенно ему удавались паузы на самых интересных местах.

– Вдруг слышу голоса… Переговариваются, значит. Тут я смекнул, что дело нечистое. Смотрю… телега стоит знакомая, скособоченная на просеке. А за ней трое наших прячутся. Что за дела? Приглянулся, а за деревьями тоже наши тулятся. Неужто, думаю, друг с другом сцепились?! А тут и стрельба уже началась… Я сразу залёг за пень, «Льюис» выставил, а в кого стрелять, убей не разберу. Смотрю… один из тех, кто за телегой прятался, воткнул нож своему товарищу в бок… и бежать… Прямиком в мою сторону. Тут уж понял, что к чему – полоснул по нему короткой очередью.

Комков прикурил протянутую кем-то самокрутку, подымил задумчиво, напустив на себя ребяческую важность. Все молча смотрели, как он курит, выпуская густой дым без затяжки, – было ясно: держит самокрутку впервые в жизни, но уж больно не хочет терять завоёванное внимание, поэтому заставляет себя глотать едкий, пахучий дым.

– Всё ясно! – сказал Сергей, прерывая молчание. – Всем участникам операции по возвращению предательски угнанной подводы с золотом, в том числе красногвардейцу Комкову, объявляю благодарность!

Комков соскочил с телеги и вместе со всеми нестройно, невпопад ответил:

– Служу трудовому народу!

– А теперь расскажи, что произошло на броде, где я тебя оставил!

Комков снова уселся на телегу, посмотрел на тлеющий в пальцах окурок, попробовал затянуться и закашлял. Кто-то, стоящий рядом, постучал ему по спине, и Ефим, восстановив дыхание, продолжил:

– Да там было всё легко и просто. Когда я остался один, обустроил себе позицию, чтобы весь сектор мог обстреливаться, и стал ждать. Время от времени прикладывался к пулемёту и через прицел просматривал ту сторону реки. Прошёл, наверное, целый час, как вы уехали… Смотрю, напротив шевеление, что-то блеснуло между деревьев. А на дороге никого. Я взял в прицел эти кусты и стал ждать. Недолго ждал… Появляются двое. Одеты не по-нашенски. Японцы, значит… Я жду… Эти двое пошушукались о чём-то и замерли. Через некоторое время появился отряд. По дороге идут, значит… но их было немного. Человек пятнадцать с этими… Ну вот, как только они подошли к берегу, открыл огонь. Хороший пулемёт! Как учили – короткими очередями… пять япошек положил, остальных разогнал, сбежали. Даже не стали стрелять в ответ. Больше никто не появлялся. Потом, как приказали, товарищ командир, дождался ночи и пошёл за вами следом. Только заплутал малость…

– Хорошо, Комков! – от души похвалил рассказчика Сергей. – Молодец! А теперь отдыхай! Дайте ему еды, сменную одежду и пусть поспит. Будем ждать разведчиков из Бочкарёва.

Сергею не давал покоя грот, который он не успел осмотреть до конца. При сложившихся обстоятельствах лучшего места, чтобы спрятать там сокровища, и представить нельзя. Велико было желание снова пойти к берегу, но решил дождаться Харитона. Он и матрос Клёнов задерживались.

Вот уже наступили сумерки, стало холодать. Красногвардейцы начали готовиться к ночлегу. Провести очередную осеннюю ночь в лесу – не лучшее решение, зато безопасное, так думал каждый из них. Ефим Комков заснул первым со счастливой улыбкой на лице: наконец-то он среди своих. Сергей, проходя мимо, заботливо подоткнул ему шинель. Подивился: какое молодое лицо у Ефима – безусое, ребячье. Наверное, одногодок. Сам Сергей выглядел намного старше и мужественнее своих лет. Особую внушительность придавала ему кожаная тужурка, которая сидела на его крепком теле как влитая, поскрипывая при движениях.

Ближе к полуночи появились разведчики. Караул не дремал:

– Стой! Кто идёт?

– Свои! – послышался хриплый и натужный ответ. – Это я, Харитон.

Сергей не спал, тут же вскочил и подошёл ближе:

– А где матрос? Клёнов где?

– Не знаю! Я ранен… Плечо…

Харитону оказали помощь: промыли рану, перевязали. Рана была незначительная – пуля прошла по касательной, не задев кости.

– Рассказывай, Харитон! – сказал Сергей. – С чем пришёл?

Путеец смахнул со лба пот, пробившийся во время обработки раны, и сказал:

– Клёнов оказался предателем!

– Как?! И он предатель?..

– Я что-то пропустил здесь? – спросил в ответ Харитон.

– Это потом! Рассказывай, не отвлекайся, Харитон!

Оказалось, что в Бочкарёве находился небольшой отряд японцев. Клёнов, как только увидел интервентов, побежал в их сторону. Его тут же скрутили. А по Харитону стали стрелять, но ему удалось скрыться во дворах. Хорошо, что это случилось вначале. Иначе бы матрос знал, к кому направился Харитон.

– Я отсиживался у своего кума, тоже путейца. Тот, как местный житель, не вызывал подозрений, потому сходил, узнал обстановку. Похоже, Клёнову не поверили, во всяком случае, никаких движений со стороны японцев не было. Мало ли что может сказать человек, чтобы спасти свою жизнь. А возможно, пока выясняют у руководства о дальнейших действиях. К вечеру отряд загрузился на мотодрезину с тележкой и убыл в сторону Свободного. Клёнова или забрали с собой, или расстреляли – это не удалось выяснить.

К концу рассказа Харитона у Сергея уже созрел план дальнейших действий:

– Так, товарищи! Подъём!

Когда все построились, командир, вглядываясь каждому в лицо в ночной темноте, проговорил:

– Из двенадцати подвод одну утопили. Это раз! Четыре бойца оказались предателями! Это два! Одна лошадь погибла при перестрелке. Значит, одна подвода опять минус. Это три! Исходя из сложившейся ситуации, не дожидаясь прибытия японских карателей, принимаю решение. Часть груза с золотом спрятать на берегу, в найденном мною гроте. А с частью оставшегося груза передислоцироваться в другое место. Всё это мы должны сделать за ночь. К утру не должно остаться и следа от нашего пребывания здесь! Задача ясна?

– Ясно, командир! – ответили дружно красногвардейцы.

Груз распределили по оставшимся подводам, значительно облегчив, чтобы красногвардейцы не шагали всё время пешком. Больше половины золота аккуратно спустили на верёвках к гроту и разместили во внутреннем, не исследованном Сергеем пространстве пещеры. Оно было, похоже, рукотворным и оказалось немного больше и ниже уровня основной пещеры. Ящики сложили у стены, вход заложили камнями, а узкий проход в грот тоже заложили камнями, но уже с помощью глины, найденной чуть ниже по берегу. Затем замаскировали проход ветками, убрали, подмели все следы и, довольные проделанной работой, вернулись в лагерь.

Там тоже кипела работа. Комков и Харитон навели порядок, привязали за оглобли пустую повозку к последней телеге обоза, чтобы в скором времени, отъехав подальше, от неё избавиться.

Уже светало, утренний туман, поднимаясь с реки и ещё не до конца остывшей земли, скрыл вереницу телег. Виднелись только крупы лошадей, бегущих рысью, да слышались глухие голоса возниц, их подгоняющих.