Текст книги "Амурский сокол"

Глава 6. Месть

Когда все уснули, кроме караульных, Даша встала с кровати в одной ночной рубашке. Свою одежду, пока Афанасьев с сыном пировали, она заранее сложила в узел, чтобы можно было унести разом. Разумеется, предпочла казацкие вещи – в них потом будет проще передвигаться, чем в женском платье.

Дарья ещё раз прислушалась к ночным звукам в доме. Взяла в руки лампу и, приглушив свет, вышла в коридор. Снова прислушалась. Сначала подошла к комнате хозяина – храпит, потом к комнате Петра – тихо, лишь сопит и ворочается во сне. Даша ещё днём приметила, что прислуга размещается в отдельном флигеле, здесь больше никого не было. Спустилась на первый этаж по скрипучим ступенькам на цыпочках, светя под ноги тусклой лампой. Прошлась по первому этажу, чуть не споткнулась об опрокинутый кем-то стул, заглянула во владения кухарки – здесь тоже никого нет. Значит, Прасковья ночует вместе со всей челядью. Поставила лампу на пол, чтобы не быть замеченной со стороны двора, и, подойдя к узкому окну, выглянула наружу.

Во дворе, возле сломанного тарантаса Афанасьева, стояли два казака, негромко переговариваясь. Один из них курил, отчего время от времени красный огонёк ярко вспыхивал и освещал усатое лицо. Вот он бросил окурок под ноги, растоптал сапогом и зашагал в сторону хозяйского дома. Другой казак направился в сторону конюшни. «Двинулись делать обход, – догадалась Даша. – Ну идите, идите! Ваше время ещё не пришло…»

Спуск в подвал был выложен каменными ступенями, а вход оказался заперт на висячий замок. Вот этого Даша не ожидала. Ключ может быть только у хозяина. Вряд ли он пока доверил его сыну.

Девушка подумала несколько секунд, оставила лампу на ступеньках и резво взбежала наверх. Не всё шло по плану. Значит, с Афанасьевым придётся решить раньше. Заглянув к себе в комнату, прихватила нагайку и так же, на цыпочках, пробралась в комнату Евсея Петровича. Тот спал поперёк кровати, раскинув руки, и заливисто храпел. Необъятный живот холмом возвышался над кроватью.

Дарья подошла со стороны головы, с ненавистью посмотрела в лицо Афанасьева, слабо освещённое лунным светом, падающим через окно. На шее, кроме нательного креста, заметила тонкую шёлковую верёвочку. Плохо, что не прихватила нож. Можно было бы срезать. Но ничего, главное не это…

Даша села на пол, продела одну руку в темляк нагайки, на вторую намотала плеть и, примерившись, накинула на шею Афанасьева. Тут же, опершись пятками на его над-плечья, чтобы не сползал, резко потянула на себя. Храп перешёл в хрип… Евсей Петрович, не понимая по первости, что происходит, стал извиваться на кровати, насколько позволяло грузное тело. Но Дарья держала его жёстко, постепенно увеличивая давление рукояткой нагайки, как рычагом, сдавливая сонные артерии.

Через некоторое время он перестал дёргаться и затих, некрасиво вывалив толстый язык. Девушка подождала ещё несколько секунд и отпустила удавку. Затем быстро вскочила на ноги, брезгливо сняла с шеи купца верёвочку с ключом и вышла из комнаты, плотно прикрыв двери.

Среди множества вещей, пушнины, ящиков и мешков Даша отыскала то, что считала нужным. Саквояжи стояли рядышком, в углу. Девушка покрутила колёсико фитиля лампы, и стало намного светлее. Поставив её рядом, открыла первый саквояж – тускло блеснул белый металл: серебро. Открыла второй – здесь завораживающе светились золотые царские червонцы.

Попробовала поднять – с трудом, но получилось. Не зря всю жизнь себя тренировала. И в третьем саквояже хранилось золото, значительно в меньшем количестве. Потому что поверх монет лежали бумаги, свернутые в трубочку, – акции, облигации, чеки банков Благовещенска. Четвёртый саквояж оказался совсем лёгким по сравнению с другими. Там находились одни бумаги, в основном на китайском языке. Но, судя по оформлению, тоже ценные – банковские векселя и доверенности.

Дарья вынесла саквояжи с золотом и бумагами из потайной комнаты, закрыла её на ключ. Затем, так же босиком, по холодной земле, бесшумно, хотя и с трудом, отнесла сумки в конюшню, дождавшись, когда караульные разойдутся в разные стороны двора. Орлик прядал ушами и коротко всхрапнул, увидев приближение хозяйки.

– Тихо, Орлик, миленький! Тихо!

Девушка надела на коня седло и, приторочив к нему саквояжи, незаметно вернулась в дом. Теперь предстояло замести следы.

Прислушавшись к звукам в комнате Петра, зашла в комнату убитого Афанасьева. Никаких угрызений совести при виде мертвеца Дарья не испытывала, пребывая в уверенности, что свершила правосудие. Если законным образом не удалось осудить убийцу её отца и матери, то она взяла эту миссию на себя. Зажгла лампу, стоящую у кровати хозяина дома, затем бросила на грудь убитого ключи. Почти не глядя смахнула лампу на пол и вышла из комнаты. От удара керосин растёкся, вспыхнул и стал языками пламени пожирать ковёр.

Ждать пришлось недолго. Дом был построен из сухих кедровых брёвен, поэтому пожар разгорелся мгновенно.

Когда дым и пламя стали проникать в её комнату, девушка не выдержала, схватила приготовленный узелок и выбежала в коридор. Стала стучать в комнату Петра:

– Петя! Пожар! Петя! Вставай! Горим!

В дверях появился сонный, едва протрезвевший Пётр.

– А? Что?!

– Ты слышишь, Петя? Горим! Надо уходить!

Тут пламя и дым с шумом и треском вырвались в коридор, доводя до сознания Петра, что происходит. Он бросился в комнату за вещами, начал лихорадочно хватать всё, что попадалось под руку, потом бросил и выбежал в коридор:

– А отец?.. Он где?

– Не знаю, Петя! Шевелись, иначе сгорим!

Проходя мимо комнаты отца, Пётр попытался открыть дверь, но стало только хуже. Проникший со сквозняком воздух ещё больше раздул огонь, лицо обдало жаром. Петя отпрянул и выбежал за Дарьей из дома. Навстречу уже спешили слуги, казаки с вёдрами, баграми.

– Ой, беда! – кричал Аркаша. – Помогай, братцы. Хозяина надо спасать!

Даша тоже изобразила отчаяние: заламывала руки, весьма натурально плакала, стоя босиком на мёрзлой земле. Кто-то из казаков накинул на неё бурку, приобнял:

– Крепитесь, барышня! Авось спасут… Вам бы одеться. Холодно.

Она скинула бурку, отпихнула руку, побежала в сторону горящего дома:

– А-а-а! Евсей Петрович! Евсей Петрович!

Дарью схватили, оттащили от огня, снова накинули бурку.

Тут подошла Прасковья, взяла её за руку и сказала:

– Пойдём, Дарья Михайловна! Пойдём ко мне! Одеться надо. Застудитесь.

Кухарка не догадывалась, с каким наслаждением девушка созерцала царящую вокруг суматоху: все бегали туда-сюда, пытались проникнуть в дом с вёдрами воды, тушили, но пожар ещё больше разгорался.

– Лейте на стены! Чтоб огонь не перекинулся на конюшню, другие домики…

– Эх, Евсей Петрович! Как же так?!

– Да пил он много вчера, – сказал Петя. – Забыл, наверное, лампу потушить… Спасибо Даше, иначе и я бы сгорел там… Тушите, тушите! Добро надо спасать!

– Да какое добро, Пётр Евсеич?! – не то спрашивал, не то сокрушался Аркаша. – Всё уже, не спасти хозяина!

Но Пётр не особенно горевал по поводу гибели папаши. Его теперь интересовали сокровища в подвале.

– Туши, любезный! Озолочу! Саквояжи надо спасать!

Аркаша с интересом посмотрел на нового хозяина и крикнул казакам:

– А ну, налегай, братцы! Каждому по золотому червонцу, ежели отстоите дом!

Пётр согласно кивнул. Потом огляделся по сторонам в поисках Даши. Ему захотелось поблагодарить её в этот момент. Она же его спасла! Не убежала или не стала просто звать на помощь, а пришла к нему, разбудила, растеребила и вывела из горящего дома. Он никогда не забудет этого! Но где же она?

– Где Дарья? – крикнул Петя.

– Её Прасковья увела, – сказал урядник. – Совсем не в себе стала девка, когда поняла, что ваш батюшка сгорел на пожаре.

– Ничего, ничего… – сказал Пётр Евсеевич. – Она не будет брошена. Я ей жизнью обязан.

Огонь удалось потушить, когда дом сгорел почти дотла. Остался только каменный остов. Среди головёшек нашли обгоревшего хозяина.

– Аркаша, – брезгуя подходить к трупу, Пётр прикрыл рукавом рот и нос, – ключ, ключ посмотри на шее!

– А что за ключ?

– Да от двери, которая в подвал ведёт.

– А зачем ключ, когда та дверь почти вся сгорела?

– А ты всё равно пошарь! – сказал подозрительный Пётр.

Через некоторое время Аркаша поднял грязную руку, показывая найденный ключ. Потом выбрался из развалин сгоревшего, но всё ещё чадящего дома и подошёл к молодому хозяину.

– Вот, возьмите, – протянул он ладонь. – Тут и нательный крест вашего батюшки.

Пётр досадливо поморщился и отмахнулся от руки Аркаши.

– Потом, потом! Айда в подвал заглянем…

Толстая дубовая дверь почти выдержала натиск огня, сгорев лишь наполовину – возможно, из-за отсутствия доступа воздуха. Замок висел на месте. Аркаша повернул ключ в замке и толкнул дверь, отчего та упала внутрь, подняв клубы пыли и пепла. Хотя сюда огонь не проник, но из-за жара почти все меховые и тканевые вещи испортились, скукожились. Впрочем, саквояжи из толстой кожи сохранились. Только…

– Не понял… – сказал Пётр, раскидывая вещи, мешки, сдвигая ящики. – Я самолично занёс сюда все четыре саквояжа! А где ещё два? Ты взял, что ли, Аркаша?

Пётр Евсеевич повернулся к нему и схватил за грудки. Сильный Аркаша с лёгкостью отвёл руки хозяина.

– Не балуйте, Пётр Евсеич! Я сроду не брал хозяйского… Если помните, я сам показал вам эти саквояжи. Конечно, я догадывался, что там ценности. Но не стал даже открывать до прибытия Евсея Петровича.

– Прости, Аркаша! Неужели сам отец перепрятал?!

– Получается, так… Ключи были у него, замок на месте. Надо поискать.

Пётр Евсеевич с Аркашей перерыли весь подвал, простучали все стены, но тайника не нашли. Уставшие, злые и грязные вышли к казакам. К Петру подошёл их урядник.

– Кхм-м… Петро Евсеич, вы… это… обещали плату за тушение пожара. Кхм-м… И вообще, что вы решаете? Остаёмся с вами? Аль мы с казаками уходим? Говорят, скоро наши возьмут Благовещенск. Мои собрались возвращаться…

– Нет-нет, господа казаки! Прошу остаться со мной! Все договорённости, что были с моим отцом, остаются в силе. Аркаша! Раздай обещанную награду!

Пока Аркаша выдавал каждому казаку по монете, во двор вышла уже одетая Дарья. При виде её печальных, заплаканных глаз даже у чёрствого Петра смягчилось сердце. Он быстро подошёл к девушке и обнял за плечи.

– Дашенька, дорогая! Мы с тобой никогда не были близки. Даже в детстве. Но сейчас, перед лицом общего горя, хочу обнять и поблагодарить тебя за моё спасение. Клянусь, что никогда этого не забуду!

– Петя, прими мои соболезнования, но я сейчас не могу здесь оставаться. Запах горелого мяса сводит меня с ума. Ты же знаешь, что в детстве я сама пережила пожар, в котором погибла моя матушка. Я уезжаю!

– Куда, Даша? Я думал, ты останешься со мной!

– Нет, Петя, я уеду в Харбин. Мне теперь нет места здесь.

– Как же так?.. В городе красные. Как ты уедешь? А есть ли деньги-то у тебя? Погоди, Даша! Аркаша, дай саквояж!

Пётр протянул девушке горсть монет, но Даша даже не взглянула на них.

– Петя, у меня есть кое-какие сбережения. Спасибо за заботу, но я справлюсь сама! Прощай!

– Хорошо, Даша! Передай маменьке привет и расскажи, что тут случилось… Но чует моё сердце, что она не особо расстроится… Прощай, Дарья! Авось свидимся! А нам надо заняться похоронами батюшки.

Дарья накинула бурку, зашла в конюшню к осёдланному коню, взлетела в седло и, тщательно прикрыв попоной оба саквояжа, медленно выехала со двора заимки. Все были заняты своими делами, и никто, кроме Прасковьи, не наблюдал за отъездом одинокой всадницы. Но и она, проводив взглядом Дарью, молча ушла заниматься своими делами.

Утренний заморозок прихватил придорожную траву и слегка посеребрил листья деревьев, но осеннее солнце светило необыкновенно ярко.

Постепенно на печальное лицо девушки вернулось её обычное выражение. Губы чуть тронула довольная улыбка, плечи развернулись, и она, взмахнув нагайкой, гикнула; до удара дело не дошло, Орлик, и без того почувствовав настроение хозяйки, понёсся во весь опор навстречу восходящему солнцу.

Часть 5. Ему – на запад, ей – в другую сторону

Глава 1. Нежданная встреча

Железнодорожная станция напоминала бурлящий котёл.

Здесь скопились белогвардейцы и казаки, солдаты Чехословацкого корпуса и японские интервенты, русские и китайцы, шпионы и разведчики, торговые люди с тюками и прилично одетые господа. Кто куда собирался ехать или, наоборот, прибыл с намерением остаться – было не разобрать в образовавшемся столпотворении.

Не ожидала Даша, что придётся на этой станции делать пересадку. Поезд задержали части Чехословацкого корпуса, но начальник станции клятвенно обещал, что будет переформирование состава и госпожа казачка обязательно уедет в желаемом направлении, то есть в Харбин. Толстый, но вместе с тем юркий, вертлявый и непрестанно потеющий, несмотря на осенний холод, начальник сразу подобрел к ней, когда ощутил на ладони приятную тяжесть золотого червонца царской чеканки. Даже предоставил свою комнату, чтобы госпожа могла переодеться подобающим барышне образом, и позволил оставить там тяжёлые сумки, пока она подышит воздухом.

– Prosím odpusť, madam![35]35
  Прошу простить, мадам! (чешск.)


[Закрыть]

Дарья недовольно обернулась и (вот неожиданность!) встретилась взглядом с Сергеем.

Он был в форме поручика Чехословацкого корпуса, возмужавший, обветренный, с чуть пробивающимися над губой светлыми усиками.

– Сергей?! – воскликнула Даша.

Но тот, приложив к губам палец руки в чёрной кожаной перчатке, сказал вполголоса:

– Тс-с-с! voudriez-vous s’il vous plaît aller en…[36]36
  Не изволите ли перейти… (фр.)


[Закрыть]

– En français?[37]37
  На французский? (фр.)


[Закрыть]– закончила фразу Даша.

– Oui madame![38]38
  Да, мадам! (фр.)


[Закрыть]

– Mademoiselle![39]39
  Мадемуазель (барышня, не замужем).


[Закрыть]– отозвалась с притворным возмущением Дарья.

– Je vous demande pardon, mademoiselle![40]40
  Прошу простить, мадемуазель! (фр.)


[Закрыть]

После дружеской перепалки разговор продолжили на родном языке. Сергей предложил пройти в станционный ресторанчик.

– Там подают недурные булочки и кофе… Вот и поговорим!

– Да, тут шумно, – сказала Даша, оглянувшись вокруг. – Но прежде я хотела бы забрать вещи. – На вопросительный взгляд Сергея добавила: – У начальника станции оставила…

– Хм-м… и я как раз к этому плуту направлялся! Пойдём, Дарья Михайловна, вместе. Помогу с вещами.

Когда вошли в помещение, увидели, что кто-то, наклонившись, роется в оставленных Дашей вещах. Судя по необъятному заду, это был начальник станции.

– Кх-м-м, – подал голос Сергей.

– Нашли что-нибудь? – спросила Даша.

Начальник станции от неожиданности упал на те самые вещи, что пытался рассмотреть. Его больше интересовал тяжёлый кожаный саквояж. Но тот был закрыт на хитроумный замок – в кузнице Верхне-Благовещенска расстарались по просьбе Дарьи Михайловны.

Станционный плут тут же вскочил на ноги и, сделав невинное лицо, стал извиняться:

– Простите, барышня! Хотел поправить, стоят на виду. А сюда, знаете ли, всякие заходят. Мало ли…

– Ничего! Я уже нашла себе помощника! Господин поручик был столь любезен, что решился меня сопровождать! Lieutenant, prendre les sacs! Je te demande![41]41
  Лейтенант, возьмите саквояжи! Прошу вас! (фр.)


[Закрыть]

– О-о-о! Как хорошо всё устроилось, барышня! Я, поверьте, искренне рад! Искренне рад! Прошу вас не опаздывать – через сорок минут подаём состав на Харбин!

– Ты уезжаешь в Харбин? – спросил удивлённо Сергей, когда они уже сидели в маленьком, но довольно чистом ресторанчике. Чувствовалось влияние иностранцев – здесь варили кофе, пекли булочки, разносились запахи китайских и японских блюд.

– Я свою миссию выполнила. Мне душно здесь! Поеду пока в Харбин, потом, может быть, переберусь в Америку.

Сергей, с сожалением посмотрев на Дарью, промолвил:

– Очень жаль, сестричка!

– Сестричка?! – переспросила с весёлой улыбкой Даша.

– Ну, конечно! Мы же с тобой кормились с одной груди. Значит, молочные брат и сестра!

– Как интересно! Хотя помню, ты ведь говорил…

– А что же Афанасьев? Оставляешь его?

Даша помолчала немного, устремив перед собой невидящий взгляд, и сказала тихо:

– А нет больше Евсея Петровича! Сгорел на пожаре…

Сергей от удивления присвистнул, но не стал больше ничего спрашивать. Лишь положил свою ладонь на руку Даши.

– Дарья Михайловна! Даша! Я хочу, чтобы ты знала: всегда можешь надеяться на мою поддержку!

Девушка улыбнулась:

– Благодарю, братец! Хороша же поддержка у тебя! Бросаешь бедную девушку и уезжаешь неизвестно куда!

– Дашенька, пойми, пожалуйста. Сейчас время неспокойное, жестокое. И каждый обязан делать то, что должен. Вот и моя обязанность выполнить данное мне поручение…

– Да шучу я, шучу! – засмеялась девушка. – Ты же знаешь, я способна за себя постоять. Просто грустно, что мы опять расстаёмся…

На улице послышались протяжный паровозный гудок и свисток главного кондуктора.

– Ну что же, братец, прощай! Уже был сигнал к отправлению!

– Подожди, Даша!

Сергей достал из кармана кителя небольшой блокнотик с прикреплённым к нему карандашом и, что-то черкнув на листочке, протянул девушке.

– Вот, возьми! Тут адрес моего крёстного отца Никодима. Обязательно поезжай к нему. Никодим и его жена Ликин – очень хорошие люди. Они с удовольствием приютят тебя! Это Никодим меня вырастил после гибели твоей матери. И хорошо знал Марью. Будет безмерно рад тебя видеть.

– Хорошо, братец! – Даше понравилось такое обращение к Сергею. Снимало неизвестно откуда появившиеся в его присутствии волнение и напряжение. – А ты сам куда направляешься? И почему в такой форме? Поехали вместе в Харбин!

– Я еду на запад. Не знаю пока, куда доеду. Поверь, так надо! А в Харбине я обязательно появлюсь, если обещаешь, что не уедешь в свою Америку!

Дарья засмеялась красивым переливчатым смехом. Сергей невольно залюбовался её белыми ровными зубками, розовым язычком и пухлыми губами.

Расставаться не хотелось. Так бы и сидел, положив ладонь на её тонкую кисть, ощущая тепло в руке и радость в душе, будто нет никакой братоубийственной войны, нет никаких интервентов… и нет никакого задания, которое «кровь из носу» должен выполнить красный командир Сергей Лысенко.

* * *

Идея переодеться в форму офицера Чехословацкого корпуса пришла в тот момент, когда поредевший в скитаниях с обозом отряд Сергея наконец нашёл пристанище в одном из дворов Бочкарёва. Чтобы не привлекать внимания, решили перезагрузить оставшиеся ящики в четыре подводы и тёмной ночью со всеми предосторожностями прибыть в указанный Харитоном двор. Дом его кума стоял на отшибе, почти полностью закрытый зарослями кустарника. Здесь редко кто проходил, потому что дорога вела в тупик. Телеги поставили под навес, лошадей закрыли в конюшне.

Теперь нужно было осуществить план, придуманный кумом Харитона, пока они странствовали по тайге. Кстати, он же и сообщил, что предателя Клёнова японцы расстреляли, не поверив, что в пяти верстах находится весь золотой запас Дальнего Востока.

План Ивана Кузьмича (так звали кума) состоял в следующем. Уже больше недели в одном из домов станции пьянствует бывший пленный чех, воевавший с Россией на стороне Австро-Венгрии, неизвестно каким образом оказавшийся на станции Бочкарёво. То ли сам сошёл, то ли его товарищи высадили из-за пьянства и дурного характера – неизвестно. На сегодняшний день вся железная дорога Сибири и Урала под контролем Чехословацкого корпуса. Так как корпус признали частью французской армии, все усилия чехов были направлены на то, чтобы организовать эвакуацию корпуса из России во Францию[42]42
  На основании декрета французского правительства от 19 декабря 1917 года об организации автономной Чехословацкой армии во Франции Чехословацкий корпус в России был формально подчинён французскому командованию и получил указание о необходимости отправки во Францию.


[Закрыть].

Самый удобный путь был по морю – через Архангельск и Мурманск, но от этого маршрута отказались из-за страха перед германскими кораблями. Поэтому было принято решение отправить их по Транссибирской железной дороге во Владивосток, а там уже, как знают, пусть морским путём добираются до Европы. Таким образом передвижение чехословацкого офицера по железной дороге не вызовет подозрений, следовательно, с чехом-поручиком, застрявшим на станции, надо переговорить.

– Он лопочет всё время по-французски и машет какими-то бумагами снабженца корпуса, – добавил Кузьмич.

Из всего отряда только Сергей владел иностранными языками, в том числе французским. Выдать себя за представителя французской армии в стане Чехословацкого корпуса, ведающего вопросами возвращения чехословацких войск во Францию, не составит труда в это суматошное время. Надо воспользоваться тем, что у белых нет единого объединяющего командования. В условиях, когда армия Колчака после первых успехов стала терпеть поражения, Турция желала утвердиться в Закавказье, Франция – распространить своё влияние на север Причерноморья, Германия – на Кольский полуостров, Японию интересовали сибирские территории, а англосаксы подминали под себя все территории, желая ослабления Германии. Каждый тянул одеяло на себя. Но контроль над железными дорогами принадлежал белочехам.

Услышав родную речь, Жермен Дробны затараторил без остановки. Напоить полуфранцуза-получеха было делом получаса. Оказалось, что он снабженец. Три вагона с продовольствием до сих пор стоят в тупике станции. У него и бумаги есть, подписанные самим генерал-майором Дитерихсом[43]43
  Генерал-майор М. К. Дитерихс – начальник штаба Чехословацкого корпуса в России.


[Закрыть].

– Сволочи японцы, – жаловался Дробны, – не дают возможности вывезти, ссылаясь на то, что красные перешли в наступление.

– Ну что вы, Жермен! Всё образуется. Я вам помогу, если возьмёте и меня с собой до Урала.

– Конечно, Серж! – размазывал слёзы Жермен. – Вы мой спаситель! Не представляете, как я устал сидеть в этом богом забытом месте. А там мои товарищи голодают. Я должен добраться до Казани, оставляя долю груза на станциях, где дислоцируются части корпуса.

– Только у меня есть условие.

– Любые условия! – сказал Жермен, просительно хватая Сергея за руки. – Лишь бы отсюда выбраться.

– Во-первых, у меня свой груз.

– Много?

– По объёму не очень, но по весу примерно четыре тонны.

– Разместим в первом бронированном вагоне. Там места достаточно… Ещё что?

– Со мной поедут шестеро друзей. Мы можем вызвать подозрение.

– О, это решается просто. Вы будете в моём распоряжении в качестве охраны. Выдам вам форму и оружие. Таким образом, поступаете на временную службу в Чехословацкий корпус.

В ту же ночь ящики были загружены и спрятаны в указанной теплушке. Она представляла собой «штабной вагон», обитый железными листами на высоту человеческого роста, и могла защищать от случайных пуль и снарядных осколков. Благодаря Кузьмичу вагоны были прицеплены с помощью маневрового паровоза к проходящему составу. Когда бумаги чешского поручика были продемонстрированы начальнику поезда, он даже не взглянул на них, махнув рукой: «Цепляйте!»

Так и не протрезвевшего Жермена разместили в головном вагоне, а остальных красногвардейцев в форме белочехов – в других. Сергей подобрал для себя такую же форму, как у Дробны. Они условились, что Серж будет выдавать себя за Жермена, когда тому будет тяжело выходить из вагона. А о том, чтобы было тяжело, позаботились бойцы Сергея, загрузив нужное количество самогонки, к которой пристрастился поручик Жермен Дробны – сын чешского дворянина и французской актрисы. С общением у Сергея во время остановок состава трудностей не возникало, потому что за шестьсот лет колонизации в Чехии образовалась большая этническая группа чешских немцев, считающих себя чехами, но говорящих на немецком языке, а он, учась в гимназии, успел в совершенстве изучить и немецкий, и французский языки. Кроме того, знал северный диалект китайского и немного японский. На станциях, благодаря инструкциям полупьяного Дробны, он был как рыба в воде, переходя с французского на немецкий, с немецкого – на ломаный русский. Подобная мешанина ни у кого не вызывала подозрений. Наоборот, чешские солдаты вытягивались в струнку, когда Сергей стремительно выскакивал из вагона поезда, остановившегося на очередной станции, и начинал распекать нерасторопных олухов.

– Rychle! Schnell! Zeit ist kostbar![44]44
  Быстро! (чешск.). Быстро! Время дорого! (нем.).


[Закрыть] Entladen Sie dieses Auto![45]45
  Разгружайте этот вагон! (нем.)


[Закрыть]

Не забывал делать комплименты проходящим женщинам и девушкам.

– Mademoiselle, vous êtes belle![46]46
  Мадемуазель, вы прекрасны! (фр.)


[Закрыть]

Тут же подбегал к разгружаемому вагону и кричал по-чешски (нахватался у Дробны):

– Buďte opatrní! Boty![47]47
  Осторожнее! Олухи! (чешск.)


[Закрыть]

В общем, «поручик» представлял собой тот тип деятельного и расторопного интенданта, который бывает в любой армии. Чётко показывал старшему по станции чешскому офицеру бумаги Жермена, говорил, сколько каких надо ящиков и мешков разгрузить, затем убегал контролировать, торопить и ругаться. И какие могут быть у офицеров вопросы, когда этот любезный поручик доставил главное после боеприпасов – продукты. Их ох как не хватает…

Вот так Сергей со своим отрядом «чехов» продвигался от станции до станции, пока однажды их не догнало телеграфное сообщение от генерала Дитерихса, что маршрут меняется. Необходимо было прекратить раздачу продовольствия по железной дороге и доставить вагоны голодающим войскам полковника Войцеховского[48]48
  С. Н. Войцеховский – русский и чехословацкий военачальник. Участник Первой мировой и Гражданской войны. В описываемый период стоял с 9-тысячным войском в районе Челябинска – Миасса. Генерал-майор русской службы, генерал армии Чехословакии. После Гражданской войны жил в эмиграции в Праге. «Я большевиков ненавижу, но против русского солдата я воевать не пойду!» – это его знаменитые слова в ответ на предложение немцев заменить генерала Власова в РОА. 12 мая 1945 года арестован контрразведкой СМЕРШ. Умер от болезни в Озерлаге в 1951 году.


[Закрыть] в район Нижнего Тагила или Миасса. Кроме этого, непременно получить из резерва адмирала Колчака ещё пять вагонов с мукой и фуражом. Далее состав проследовал почти без остановок до Камышлова.

На этой станции отряд Лысенко ожидал неприятный сюрприз.