Текст книги "Астронавты. Отвергнутые космосом"

В полной тьме хрипы Мойры казались громче, тяжелей. Потом она стихла, прислонившись головой к плечу мужа. А он сидел на кушетке, прижимая к себе ее обмякшее тело, и старался дышать неглубоко, прикидывая в уме, на сколько можно растянуть остатки еды, воды и дыхательной смеси.

Глава 11

– Инспектор под тебя копает, – негромко сказал дядя Фима, нагнувшись над Бой-Бабой и посветив фонариком на стояк электроснабжения перед ней.

Астронавтка, сидевшая на корточках в темноте дальнего дока с отверткой в зубах, вздрогнула от неожиданности и чуть не повалилась на задницу.

Выплюнув отвертку в руку, она сердито сказала охраннику:

– Людям нельзя находиться на поврежденных участках. Только роботам и модифицированным. Уходите немедленно. Для вашего же блага.

– Сейчас уйду, – согласился дядя Фима. – Только имей в виду: инспектор вбил себе в голову, что это ты обездвижила корабль и порешила тех двоих.

– Гениально, – Бой-Баба положила отвертку на пол и вытерла вспотевший неожиданно лоб. – Он что, был у Майера?

– Нет, – охранник присел рядом с ней. – Он ко мне пришел. Сказал, это Йос меня ему порекомендовал. Вот я и думаю: к чему бы…

Он вздохнул и потер фонариком переносицу, пустив луч света высоко вверх во тьму, на переплетение переборок. Бой-Баба внимательно смотрела на него.

– По-моему, – наконец заговорил дядя Фима, – он либо играет в сыщика… хотя это у него неубедительно получается…

Бой-Баба хмыкнула и недоверчиво покачала головой.

– Либо, – продолжил охранник, – он пытается отвлечь внимание. Чье внимание? Ответственного за безопасность, вот именно. Мое то есть.

– И зачем? – Бой-Баба поднялась на ноги, подняла тряпку и принялась обтирать инструмент.

Дядя Фима нахмурился:

– Этого я пока не понимаю. Если не предположить, что Рашид и Кок – дело рук нашего землячка Электрия.

Охранник расстегнул чемоданчик и протянул Бой-Бабе руку. Та принялась подавать ему инструменты, которые он аккуратно укладывал внутрь.

– Ну как, пообвыкла? – спросил он ее неожиданно. – Техперсоналом летать не жмет?

Ее руки остановились. Бой-Баба посмотрела на охранника. Тот наклонил голову набок и смотрел на нее вопросительно.

– А что? – настороженно спросила она.

Дядя Фима покачал головой:

– Да так… интересно. Я не раз замечал в полете, как ты у Йоса только что штурвал не вырывала. Кофе мостику подает, а сама на пульт управления глазом косит. Капитанские замашки у тебя остались, факт.

Бой-Баба смутилась:

– Да нет… просто иногда со стороны виднее, когда пилот делает ошибки. Я и так старалась смолчать. А что, – озабоченно сомкнула она брови, – он тоже заметил?

Дядя Фима уклончиво повел головой:

– Возможно. А Йос не такой человек, чтоб смиренно сносить унижения. Тем более – от техперсонала. Вот и Электрий наш Инспекторович говорит, что это Йос ему посоветовал со мной поговорить… Интересно, да? – Он поднялся. Заботливо положил ей руку на плечо. – Ты тут закончила? Если с чем помочь, ты скажи.

В горле встал ком. Она нагнула голову. Почему охранник вечно себя ведет, как будто хочет показать: он относится к ним как к равным? Разве он не видит, что жизнь ее и Живых кончена? Что они больше никогда не выйдут в космос на своем корабле, за собственным штурвалом?

– Уходите, – проговорила она сквозь стиснутые зубы. – В поврежденных помещениях могут находиться только роботы и модифицированные индивиды. Людям на участки, представляющие угрозу для жизни, доступ запрещен.

Дядя Фима поднял на нее голову:

– Ты уже говорила.

– Ну так зачем? – она вырвала у него отвертку и чемоданчик и сама стала укладывать. Потрясла головой. – Почему вы все время себя ведете, как будто мы с Живых такие же, как все люди? У меня это уже вот тут сидит! – рубанула она себя по горлу.

Охранник наблюдал за ней с улыбкой. Поднялся, вздохнул, отряхнул брюки. Подобрал фонарик.

– Поживешь с мое, тогда поймешь, зачем, – тихо сказал он. – Или Майера спроси. Он тоже… повидал всякого. И всяких.

Бой-Баба замолкла. Ей уже было стыдно за свой взбрык. Человек как лучше хочет. Разве он виноват, что она каждую ночь с горя башкой об подушку бьет – железной своей башкой.

– А что Майер? – спросила она неловко, чтобы загладить вину.

Дядя Фима кивнул на припаркованного рядом робота-исследователя. Уселся на выпяченной членистой ноге, посверкивающей металлом, и похлопал по ней: садись. Она села рядом.

Охранник посветил фонариком в закоулки дальнего дока. В полутьме очертания покрытых брезентом машин и транспортеров казались чужими.

Он помолчал. Смотрел перед собой в пустоту и размеренно тер ладонями колени. Бой-Баба тихонько сидела рядом и ждала. Дядя Фима опустил голову, взъерошил одной рукой седые волосы. Посмотрел на нее. Наконец разлепил губы и проговорил:

– Если Майер тебе ничего не рассказывал, то, наверно, и мне лучше не надо. Это не моя тайна. Хотя какая тайна, – усмехнулся охранник. – Просто сил уже нет смотреть, как Йос его доводит. Забыть никак не может.

Он помолчал.

– Простить Йос Майера не может, – наконец проговорил он.

Дядя Фима уселся поудобнее, прислонившись спиной к оранжевому корпусу робота.

– Устраивайся, красивая. История это долгая.

* * *

– У Майера всегда хватало завистников, – начал дядя Фима, – но ты же его знаешь: все у него хорошие, все порядочные. Поэтому, когда ему предложили регулярную халтуру возить поселенцев на базы Общества Соцразвития, Тео только обрадовался. Помогать людям будет! – усмехнулся охранник. – Покажет им космос! Они даже планировали прогулки в космос для пассажиров устраивать. Майер очень удивился, когда никто из них не захотел лезть в скафандры.

Охранник смотрел перед собой, вспоминая.

– Они – ты, конечно, знаешь, – на Троянце тогда ходили в космос. На самом первом. Майер, Йос, Кок – царство ему небесное – и Питер Маленький.

– А Рашид? – спросила Бой-Баба.

– Рашид! – дядя Фима возмущенно взмахнул руками, чуть не потеряв при этом равновесие. – О Рашиде и речь. – Он помедлил. – Но не сразу. Я тогда не собирался работать с Майером, – продолжил он после паузы. – У меня были свои дела, с другими людьми. Люди эти платили очень хорошо. Это я сейчас охранник-мордобой, а тогда ты бы меня и не узнала. Кстати, оно и к лучшему. Потому что кто меня тогда узнавал, долго после этого не жил.

Он помолчал. Потер ладонями колени, подбирая слова. Наконец заговорил снова:

– Майер был мне другом, только и всего. Но когда он мне рассказал, что собирается возить поселенцев, я навострил уши. Слухи, видишь ли, об этом Обществе Соцразвития уже тогда ходили нехорошие. Даже не слухи, а так – догадки. Так что когда я моим работодателям вскользь упомянул про новую халтуру Майера, они насторожили уши. А с их подачи и я, конечно.

Охранник взял Бой-Бабу за локоть, показал рукой перед собой в темноту.

– Вот представь: посадка, космодром Сатиш Дхаван. День был жаркий, Индия как-никак. Собралось их на космодроме – мамочки мои! – Охранник схватился за голову. – Дети ревут, женщины перекрикиваются, одни мужики стоят равнодушно и пиво потягивают. Им что биржа безработных, что космос, лишь бы от дела закосить.

Он помолчал, переводя дух.

– Я стою, провожаю Майера. И он вокруг себя оглядывается и спрашивает: а где, мол, корабельный врач? А с ними за медика должна была лететь такая Сарью Тиммонен. Мы с ней потом пересекались… впрочем, неважно, – оборвал он сам себя. – Главное, что подходит такой весь из себя в шелковом костюмчике и говорит: господин капитан, доктор ваша то ли заболела, то ли забеременела – неважно, – так что придется без нее. Майера чуть припадок не хватил, – продолжил дядя Фима. – Два часа до отлета, где взять врача посреди космодрома? И тогда этот в шелковом костюмчике говорит: не волнуйтесь, мол, господин капитан, у нас случайно – «случайно», заметь себе, – сверкнул он глазом на Бой-Бабу, – есть наш специалист. Тренированный. Берите и летите!

Бой-Баба посмотрела на дядю Фиму.

– Только не говорите мне, что это был Рашид, – выдохнула она.

– Он самый! – воскликнул охранник. – Короче. Погрузились, полетели. В полете то у детишек понос, то у женщин внеплановая беременность – но Рашид справился. Надо отдать ему должное, – убежденно кивнул охранник, – жулик он, конечно, был большой, мир праху его, но в медблоке – бог. – Дядя Фима поджал губы. – Это все мне Майер потом рассказал. Но ты же Троянцев знаешь. А теперь я и сам в этом убедился, когда того, на базе, увидел. В общем, Троянцу компания не понравилась. И он начал доставать Рашида.

Бой-Баба расхохоталась:

– Троянцы – они это умеют! Если им не нравится член экипажа… – она остановилась и с интересом посмотрела на дядю Фиму. – И что же он с ним делал?

Охранник сверкнул зубами в довольной ухмылке:

– Майер обрывками рассказывал… якобы по ночам Рашиду являлись райские гурии-девственницы, рассказывали сказки Шахразады.

– Уж не с тех ли пор он завел привычку порнографию в чемодане возить? Тоскует по гуриям-то! – фыркнула Бой-Баба и посерьезнела. – Я надеюсь, ничего серьезней? А то ведь Троянцы, они несимпатичного члена экипажа и в космос выкинуть могут, с них станется…

Она помедлила, вспоминая своего Троянца. Улыбнулась.

– Они же не понимают, что такое смерть, – сказала она.

Дядя Фима вздохнул:

– Я не знаю – и Майер не знает, – случайность это была или действительно Троянец вступился за будущих поселенцев. Но однажды Тео шел на мостик, а Троянец его завел к отсеку Рашида. Как раз тогда, – охранник сделал вескую паузу, – когда тот обсуждал какие-то свои делишки с Обществом Соцразвития.

– Какие делишки? – с интересом спросила Бой-Баба.

Дядя Фима развел руками:

– Этого я не знаю. А Майер не говорит. Порядочный, – вздохнул охранник.

– А если по вашим каналам узнать? – рискнула спросить Бой-Баба.

Дядя Фима сердито свел брови:

– Каким таким «моим каналам»! Я человек простой, маленький… Нет у меня таких связей, чтобы Обществу Соцразвития в душу лезть… они уже все и всех под себя подгребли. В том числе моих бывших работодателей, – сказал он со значением. – Понимаешь?

Бой-Баба вроде поняла и на всякий случай кивнула.

– Так что в полете-то произошло? – потянула она охранника за рукав. Тот усмехнулся, вспоминая.

– Случился скандал. Майер вернул корабль на Землю вместе с поселенцами и наотрез отказался работать на Общество Соцразвития. Им это, конечно, по фонарю, – нашли себе других капитанов, не таких щепетильных, так что по большому счету Майер ничего не добился. Тео хотел идти в средства массовой информации – «рассказать всю правду», как он выразился, – но они же тоже из рук Соцразвития крошки клюют. – Дядя Фима крякнул. – Совсем списать Майера у них не получилось, конечно. Министерство Авиации и Космонавтики за него встало – они же никого не боятся, там народ сидит свой, некупленный, все бывшие астронавты – кто против них пойдет? Но Троянца у Майера отняли…

Он помолчал, рубя ладонью по колену.

– Ссадили нашего Майера с Троянского Коня…

– Понятно… – протянула Бой-Баба.

Дядя Фима замолчал, не глядя на нее. Вдруг он издал тонкий звук и торопливо поднес ладонь к лицу.

– Мне бы тогда встать за него… и чего я испугался? За статус свой испугался, вот как Йос сейчас. Не осмелился против них пойти… – он осекся.

Бой-Баба молчала, ждала. Дядя Фима посидел молча, отворачивая от нее лицо. Потом заговорил глухо:

– Я все эти годы ждал, чтоб Майер меня опять с собой позвал. Думал… ну, не искупить, – бросил он на нее быстрый взгляд, – но хоть поддержать его как-то, что ли… Но Майер – гордый…

– Это точно, – поддакнула она. – Только сейчас-то толку об этом говорить?

Охранник помотал головой. Взял ее за стальную руку.

– Сейчас-то как раз и надо говорить, – тихо сказал он. – У меня сердце не на месте. Как-то все одно к одному подобралось: опять и поселенцы, и Рашид, и Троянец… история повторяется.

Они сидели и молчали. Время от времени охранник включал фонарик и прорезал им темноту. Никого. Они были в грузовом доке одни.

– В какой-то мере я понимаю Йоса, – признался дядя Фима. – С собственным Троянцем нам бы сейчас сам черт был не брат. Отказала Земля – и шут с ней. С Троянцем можно куда хочешь двинуть. Но…

Бой-Баба почувствовала сомнение в его голосе.

– Что – но?

Дядя Фима хмыкнул в темноте:

– Как-то уж очень он к Троянцу рвется. И ни слова о поселенцах. Что он собирается с ними делать, заняв Троянца, вот вопрос.

А ведь он прав, подумала Бой-Баба. Йос ни разу ничего об этом не сказал. Со штурмана станется выкинуть зараженных голышом на мороз.

– Поэтому Майер и не хочет возвращаться на планету, – сказала она про себя.

– Ага, – охранник повернулся к ней. – А если нам удастся починить отражатель и повернуть назад на базу – Йос сможет посадить корабль? Один?

Бой-Баба покачала головой. Ответ на этот вопрос она знала хорошо. После аварии им с Живых пришлось вести корабль обратно вдвоем.

– Не сможет. Нужно как минимум два пилота. Или Йос с Майером, или я с Живых. Живых ведь штурманом у меня был, – призналась она.

– Значит, и Майер не может один посадить? – спросил дядя Фима. – Даже он, такой ас?

– Не сможет, – подтвердила она. – А что?

– Да нет, так, – уклончиво ответил охранник. – Мысль тут одна. Я ее еще подумаю.

Они посидели. Подумали. Наконец охранник кашлянул:

– Только об этом разговоре никому, поняла?

Бой-Баба не ответила.

– Но Рашид… – проговорила она. – Я никак не могла понять, зачем Майер взял врачом безграмотного шарлатана.

Дядя Фима покачал головой:

– Не суди о людях по первому впечатлению. Наш мошенник с купленным дипломом и коллекцией порнографии в чемодане – один из самых осторожных и молчаливых людей в этом бизнесе. Скажу тебе по секрету, – дядя Фима полоснул фонариком по стенам и понизил голос, – ты думаешь, это Майер меня к себе в этот рейс позвал? Нет, красивая – это я так сделал, чтоб он меня позвал… потому что сердце у меня в этот раз не на месте…

– Почему? – тупо спросила Бой-Баба.

Дядя Фима вздохнул и выключил фонарик.

– Если б я это знал, золотая… Если бы я это знал…

* * *

Бой-Баба поругалась с Тадефи у мусоросборника.

И вроде повода-то и не было. Наоборот. Тадефи ходила снулая, и Бой-Баба старалась без причины ее не трогать. Но тут была причина: четверг на корабле Майера был днем утилизации, и капитан строго требовал с экипажа его соблюдения. А падала вся эта утилизация, естественно, на плечи техперсонала.

Бой-Баба все же не рискнула стучать в дверь отсека Тадефи, а вызвала ту по переговорнику. Голос в динамике был сонный и усталый.

– Не спеши, приходи, когда сможешь, – сказала ей Бой-Баба и пошла отлаживать мусоросборник.

Агрегат этот на «Голландце» занимал целый блок. На подготовку к утилизации уходила неделя: через стоки в мусоросборник сбрасывались отбросы и одноразовая посуда из буфета, пыль и грязь из труб пылесосов, отходы жизнедеятельности. По четвергам мусоросборник включался и начинал цепь химических реакций. Что поддавалось переработке, то возвращалось в систему жизнедеятельности судна в виде очищенной воды, воздуха и восстановленных материалов вроде технических пластиков и металлов. Все остальное агрегат прессовал в восьмиугольник размером с футбольный мяч и сбрасывал в камеру очистки. Таких мячиков, в ожидании возвращения в порт и вывоза на свалку, набрался уже целый грузовой контейнер.

Но вчера Майер вызвал Бой-Бабу и приказал, в связи с чрезвычайной ситуацией, перепрограммировать систему очистки. Отныне все органические остатки («Все остатки, вы меня понимаете?») требовалось подвергать утилизации и вторично использовать в пищу. Не сразу, конечно, но капитан потребовал создать запасы восстановленных органических веществ на тот случай, если продукты питания на складе подойдут к концу слишком быстро.

Бой-Баба не возражала. В ее первую экспедицию, когда по молодости и по глупости они сошли с курса – долго рассказывать, – она уже отведала «восстановленных органических веществ». По виду они походили на брикетики сухого корма для кошек, а по вкусу и хрусткости – на рисовые галеты. Авитаминоз им всем тогда был обеспечен, и зубы у всех шатались еще с год после того, как легендарный капитан Тео Майер спас их развалюху из вечного дрейфа.

Вот тогда они с Майером и познакомились.

Тадефи появилась в дверях, когда Бой-Баба вбивала в мусоросборник последние команды. Кожа марокканки нездорово побледнела, и на небритой голове пробивался белобрысый, светлее кожи, ежик. Глаза опухли, как будто девушка всю ночь проплакала. Она отворачивала голову и старалась не встречаться взглядом с Бой-Бабой. Порезанная рука была залеплена кусочком пластыря.

– Ты нормально? – Бой-Баба развернула девушку за плечи, всмотрелась ей в глаза. – Что стряслось-то?

Та покачала головой:

– Давай работать.

Вдвоем они разошлись по отсекам и принялись за уборку, вставив шланги пылесосов в круглые стенные разъемы. Постепенно, наводя порядок, добрались до отсека Живых.

– Иди ты, – буркнула Тадефи. – Я не пойду. У меня тут дел много.

Ах вот оно что! Бой-Баба пожала плечами и энергично вгрызлась в ковер в отсеке Живых.

До того, как экс-капитан попала в тюрьму, она редко задумывалась о том, как ее штурман проводит время вне полетов. У всего экипажа были какие-то личные истории, страдания, все плакались друг другу в жилетку, и они с Живых не были исключением. Но он всегда отделял работу от личной жизни. И вот – Тадефи. Очень милая девочка. Он русский, она марокканка – по законам генетики дети должны получиться очень красивые. Когда Бой-Баба оформляла документы в Голландии перед стартом, она видела много детей от браков голландцев с индонезийцами. Невозможно было отвести взгляда от этих инопланетно-красивых детей, смуглых и белокурых, с ярко-синими раскосыми глазами.

– Тадефи, – окликнула Бой-Баба сквозь мурлыканье пылесоса, – а ты детей любишь?

Та просунула голову в отсек. Ее золотая кожа горела румянцем от работы, но прозрачные зеленые глаза смотрели печально.

– Люблю, – кивнула она и перехватила поудобней в руке тряпку. – Очень. А ты?

Бой-Баба не ожидала вопроса. Хмыкнула. О детях ей теперь было незачем думать.

– Детей-то? – переспросила она. – Обожаю! Особенно если с лучком и картошечкой… – она развела оплетенные сталью руки в стороны и кровожадно сверкнула искусственным глазом.

Тадефи уронила тряпку и попятилась. Бой-Баба рассмеялась и потянулась ее обнять, но девушка отстранилась.

– Это шутка такая, – начала Бой-Баба.

Тадефи кивнула.

– Я понимаю, – холодно сказала она и ушла работать.

Когда Бой-Баба уже заканчивала, сквозь мурлыканье пылесоса до нее донесся грохот.

Астронавтка побежала на шум. В собственном отсеке на полу, в куче свалившихся с полки вещей сидела Тадефи, закрыв голову руками. Вырванная с мясом полка валялась на боку.

Марокканка раскачивалась, тяжело дыша, но не плакала.

Бой-Баба села с ней рядом, обняла. Ты вырвалась, отбилась обеими руками и посмотрела на нее зло.

– Жалко, что тебя тогда не убили, – сказала Тадефи сквозь зубы.

Бой-Баба опустила руки:

– Тади, золотце!

А откуда она знает про «убили»? Хотя конечно, тут же поняла Бой-Баба, – Живых рассказал. Больше некому. Бой-Баба погладила девушку по светлому ежику. Та замотала головой. Сверкнула на Бой-Бабу блестящими исподлобья глазами. Ну чисто кошка.

– Как я ненавижу этот корабль! – сказала она. – Как я себя проклинаю за то, что согласилась… – Тадефи замолчала.

– На что согласилась, Тади? – осторожно спросила Бой-Баба.

Та презрительно усмехнулась и поднялась.

– Пошли, – сказала она. – Еще надо эту чертову рашидову порнографию в очистку спустить. У меня душа не на месте, пока она на борту.

Девушка достала магнитную карту и отперла прозрачную дверь в отсек утилизации. По его полу шуршала черная лента конвейера, исчезая в жерле мусоросборника. Там скрипел гигантский шнек, острые лопасти которого начинали измельчение корабельных отходов.

Вместе они кидали тяжелые глянцевые журналы на конвейер и смотрели, как наточенные, словно ножницы, лопасти шнека перемалывали блестящие страницы в труху. И с каждым поворотом лопастей спина Тадефи чуть распрямлялась, дыхание становилось ровнее, а улыбка тверже, как будто тень Рашида наконец покидала корабль.

* * *

После связи с дирекцией Электрий Суточкин повеселел. У него завелась новая привычка – напевать, – и он гулял по коридорам, не зная, чем себя занять от радости, и с поклоном здоровался с попадавшимися ему по дороге астронавтами.

Но сегодня инспектору было не до пения. Бот должен был подойти и состыковаться через два часа. Забрать пассажира с корабля незаметно от командного состава было невозможно – даже Электрий это понимал.

Но в этот раз удача будет на его стороне! Капитан Майер впервые за трое суток чрезвычайного положения отправился спать. Штурман Йос встретился Электрию по дороге и сказал, что идет в дальний док проверять настройку генераторов. На мостике оставался только Питер… но Питер, усмехнулся Электрий, сейчас идет в двух шагах позади него и бормочет благодарности.

Электрий остановился и резко обернулся, почти столкнувшись с Питером Маленьким. Тот протянул к нему руки и, запинаясь, проговорил:

– Я вам очень признателен, инспектор!

Только этого не хватало! Суточкин незаметно отстранился.

– Вам не за что меня благодарить, друг мой, – ворчливо ответил он. – На моем месте так поступил бы каждый. Конечно, бот не резиновый и не может забрать всех. Но я вам обещал, – сказал он твердо, – и сдержу слово.

Питер опустил руки.

– Значит, завтра?

Электрий кивнул:

– Завтра, друг мой, завтра. Через неделю в это же время мы с вами будем играть в гольф на поле Общества Соцразвития. У меня там абонемент. Вас пропустят, – он покровительственно похлопал Питера по плечу.

Тот сжался.

– Ах, как бы мне хотелось… – мечтательно проговорил Питер.

Электрий убрал руку:

– Да?

Питер вздохнул, мечтательно глядя в пространство.

– Мне бы хотелось забрать с собой… Кокки.

Электрий отвернулся, чтобы скрыть выражение своего лица.

– Вы сошли с ума, любезный. Как вы собираетесь его перевозить – в боте? Там не к чему подключить холодильную установку. И места нет.

Он помолчал. Бросил взгляд на часы. Пора.

– Ну так Питер, я буду ждать вас завтра в это же время. В гольф-то вы играете?

Питер Маленький кивнул. Поднялся, оглядел отсек.

– Пойду попрощаюсь с Кокки! – прошептал он и вышел.

Инспектор закрыл за ним дверь. Времени оставалось в обрез.

Он быстро сложил сумку. После первой неудачи с прилетом бота он ее почти не распаковывал. Костюм на этот раз поддевать не стал, а скомкал и сунул поверх остальных вещей. С премии купит себе что-нибудь стоящее.

Оглядел отсек. Если что-то забыл… не страшно. Купит, все купит. В жизни не продается только жизнь – да и та, если верить исследователям из Общества Соцразвития, скоро будет доступна в таблетках. Посмотрим.

Электрий приоткрыл дверь, прислушался. Никого. Подхватив сумку, он неслышно двинулся по коридору.

* * *

В стыковочной камере с прошлого раза ничего не изменилось. Да и кому надо было сюда заходить? Инспектор бросил сумку на пол и поежился, поправляя обтянувший плечи гермокостюм. Шлем стоял у его ног. Как и в прошлый раз. Он наденет его в последний момент.

Электрий снял с пояса переговорник. А вдруг это жестокая шутка перепившихся на корпоративной вечеринке коллег? Вдруг это они выходили на связь – ведь он же и голоса не мог узнать, вдруг это был не секретарь, а… кто?

В этот момент переговорник дилинькнул, и Электрий мгновенно, не соображая, нажал кнопку соединения.

– Вы готовы? – спросил его добродушный, хоть и искаженный помехами голос.

Электрий кивнул. Только потом сообразил произнести вслух:

– Д-да… Да, я готов, конечно.

Голос в переговорнике объяснил ему, когда произойдет стыковка, как отпирать люк, в какой последовательности нажимать кнопки. Электрий кивал. Он все запомнил. Голова его работала четко. Ему хотелось петь.

По просьбе секретаря он сверил часы. Пять минут. Как быстро! Значит, они уже совсем рядом. Через пять минут он оставит этот корабль и его команду-призрак, и пусть они вечно блуждают среди звезд… а он вернется на Землю. И никогда больше не покинет ее.

Суточкин вспомнил о письме, которое оставил в отсеке, и усмехнулся. Даже свое исчезновение он сумел превратить в хорошо поставленное театральное представление. Когда он покинет корабль, ни у кого не останется сомнений, что же с ним произошло. Его последний выход в этой трагикомедии под названием «Гибель звездолета». Выход на свободу.

Три минуты. Повинуясь полученным инструкциям, Электрий принялся жать на кнопки и двигать рычаги. Его шлем пока так и стоял на полу. Память подсказывала ему последовательность действий, и он не сделал ни одной ошибки, подготовив камеру к приему бота.

Майер спит у себя в отсеке. Йос в дальнем доке. Питер в холодильной камере прощается с Коком. Никто на борту гигантского грузового звездолета не услышит, не заметит его побега.

Тут Электрий застыл, вспомнив. Конечно, есть еще охранник, этот дядя Фима, с его батареей экранов, показывающих ему каждый закоулок корабля. Но это риск, на который нужно идти. Да и осталось-то, – Электрий бросил взгляд на часы, – две минуты. Из каморки охранника стыковочную камеру заблокировать нельзя, а добежать охранник не успеет. Он, Электрий Суточкин, наконец-то свободен.

Инспектор нагнулся и поднял шлем. Закрыл глаза, борясь со страхом. Он будет мужественен. Это всего лишь костюм, и кислорода в нем сколько угодно.

И все-таки беглец опустил шлем. Успеется. Он наденет его в последний момент.

Шестьдесят секунд. Электрий нажал кнопку возле входного люка.

Зажглась красная лампа над входом, изолируя стыковочную камеру от корабля. Зашумел компрессор, нагнетая воздух. Инспектор сделал осторожный вдох, и в легкие ему полился кислород. Стало легко и хорошо. Он прислушался, но в шуме оборудования различить лязг приставшего бота он не мог.

Двадцать пять секунд.

Они уже здесь.

Электрий подхватил негнущейся перчаткой сумку. Что теперь? – Ах, да! – он нажал на приборной панели комбинацию команд. Над тяжелым внешним люком замигала еще одна красная лампа. Сейчас он поедет в сторону, открывая глазам Электрия теплую кабину бота, залитую светом и пропахшую свежим кофе.

Десять секунд. Сейчас он наденет шлем.

Тяжелая, как дверь бункера, крышка стыковочного люка с лязгом отъехала в сторону. Лепестки шлюза впереди дернулись. Загудел мотор. С металлическим шелестом дрогнула и раскрылась диафрагма шлюза.

За ней лежала усыпанная звездами пропасть.

До сознания Электрия донеслось аварийное завывание корабельной сирены.

За его спиной скрежетали переборки, изолируя источник разгерметизации.

Надеть шлем он так и не успел.

Цепляясь за выступы стен, промахнувшись рукой мимо спасительного рычага входного люка, Электрий пулей вылетел в открытый космос, подхваченный потоком вырвавшегося из стыковочной камеры воздуха.

Все еще в сознании, он пронесся мимо внезапно осветившихся иллюминаторов. Его глаза видели все, что происходило с ним в эти секунды. Расстегнувшаяся сумка стремительно удалялась, из нее выплывали и устремлялись по собственным траекториям пакетики с гелем, полотенце, бритва. Шлем крутился на лету, как запущенный в ворота футбольный мяч. Вывалившийся из сумки пиджак растопырил рукава, как будто собрался спланировать к звездам.

Туманящимся взором инспектор смотрел на удаляющийся звездолет, на побледневшие лица за стеклом иллюминаторов. Потом он остался один среди звезд.

В последние мгновения жизни Электрий Суточкин был окружен огромным пространством.

* * *

Бой-Баба вошла в буфет и тихонько села за стол рядом с остальными.

– Вы видели? – хрипло спросила она.

Никто не ответил. Питер сидел, понурившись. Йос подпер кулаками подбородок и смотрел в иллюминатор, на маленькую серебристую точку среди звезд. Это был Электрий. Его мертвое тело медленно остывало в безвоздушном пространстве.

– Вот и бери после этого пассажиров, – пробормотал Живых. – Какого лешего его понесло в стыковочную камеру? Заблудился он, что ли?

Тадефи робко посмотрела на остальных.

– Почему нельзя было его спасти? Нас учили, что живой человек может находиться в открытом космосе целых полторы минуты. Неужели нельзя было его как-то поймать?

Бой-Баба вздохнула и покачала головой. Погладила марокканку по руке.

– Инструкция, – сказала она, – запрещает спасать тех, кто удалился от корабля более чем на сто метров. Это… – она усмехнулась, – нецелесообразно. Те, кто спасают, рискуют еще больше, чем тот, кто отлетел. Поэтому – нельзя.

– Ты думала, фалы нам для красоты дают? – поддакнул Живых. – И реактивные установки. Я только не понимаю, что он там делал в гермокостюме.

Бой-Баба пожала плечами. Йос хмыкнул и что-то сказал по-голландски. Дядя Фима хохотнул и даже Питер слабо улыбнулся.

– Что, что он сказал? – повернулась Бой-Баба к охраннику.

Тот все еще улыбался.

– Сказал, во что обезьяну ни наряди, она обезьяной и останется.

И больше ни единым словом экипаж не помянул Электрия Суточкина. Кивнув остальным, Йос вылез из кресла и отправился в отсек покойного инспектора. Ему предстояло разбирать и опечатывать документы дирекции.