Текст книги "Астронавты. Отвергнутые космосом"

Часть вторая

Глава 9

– Ты кофе хочешь? – спросила жена лаборанта.

Профессор оторвал тяжелую голову от микроскопа. Мойра стояла перед ним в полутьме задраенной наглухо лаборатории базы – лохматая, завернутая в свое вечное драное одеяло – она всегда мерзла, еще на Земле, с тех самых пор, как он ее встретил, – с пустой кружкой, вымытой и пахнущей антисептиком.

Лаборант потянулся и притянул жену к себе. Она подчинилась и стояла неподвижно, а он уткнулся лицом в это вонючее одеяло и дышал, стараясь успокоиться. Наконец поднял на нее глаза и хрипло сказал:

– Завтра надо начинать эксперименты.

Мойра кивнула:

– Я знаю.

Он удивленно посмотрел на нее:

– Ты не боишься?

Она усмехнулась:

– А чего мне бояться? – высвободилась, вернулась к лабораторному столу и забренчала баночками с сахаром, порошковым молоком и кофе. – Все самое страшное с нами уже случилось. Дальше – только свобода.

Профессор напряженно наблюдал за ней. Вот ведь тяжелый характер! Что бы с ними ни происходило в жизни, она всегда находила в этом положительную сторону.

– Помнишь, как ты умоляла меня не ехать сюда? – выдавил он. – Перед машиной под колеса легла! Сказала – на эту планету полетим только через твой труп…

Она подошла, поставила перед ним дымящуюся чашку. Мягко ответила:

– Но ведь прилетели же. И оказалось, тут совсем не так плохо. Бог знает, что бы с нами было там, на Земле…

Лаборант схватил ее за руку, поднес к губам. Мойра покорно стояла и ждала. Наконец он проговорил:

– Ты могла тогда не ехать со мной. Проклинаю себя за то, что согласился тебя взять.

Она присела на краешек его стула. Обняла его за плечи, чтобы не свалиться.

– Одного бы я тебя не отпустила. Мы же одно, мы вместе, так? Как бы мы смогли разорваться? Не-ет, – она погладила его свободной рукой по волосам. – Я благодарна тебе за такую жизнь, какую мы прожили. И ни с кем бы не поменялась.

Она прижалась к мужу. Он смотрел на дымящийся кофе перед собой и думал. Он ведь тогда мог жениться на этой, как ее… Саре. И деньги у ее родителей водились. Ведь тогда вся жизнь пошла бы по-другому. И у него, и у Мойры.

Профессор отстранил жену и внимательно посмотрел ей в глаза.

– Прости меня, – сказал он тихо. – За все… прости. Я не тот человек, который тебе был нужен.

Она поняла его по-своему. Прошептала:

– Не надо, – и отвела прядь волос от его лица. – Я очень… счастлива. Ты меня сделал очень счастливым человеком.

Он хмыкнул и подумал: завтра большой день. Если и на этот раз я ошибся… значит, исцеления от этой чертовой болезни просто не бывает. Но сколько можно ошибаться?!

А если они и ошиблись… он протянул руку к груде лабораторных инструментов на столе, пальцами вытянул из нее спрятанный скальпель. Погладил немыслимо острое, пулеобразное обсидиановое лезвие. Нет… Это всегда успеется.

Мойра перехватила его взгляд, отстранилась и встала.

– Завтра большой день, – проговорила она и вышла.

* * *

Наутро Майер собрал всех. Несмотря на кондиционеры, в брехаловке стоял тяжелый запах – теплого пластика, прокисшей кофейной гущи, не до конца проснувшихся людей. Значит, система регенерации не тянула. Что-то с ними будет дальше…

Йос стоял спиной к остальным и, скрестив руки на груди, смотрел в иллюминатор. Словно все еще надеялся разглядеть среди звезд раковину Троянца.

Инспектор съежился в углу, бросая раздраженные взгляды на присутствующих. Быстро же у него прошло вчерашнее просветление, подумала Бой-Баба. А ведь почти на человека был похож.

Но за ночь Электрий, видимо, многое передумал. Он сидел напряженно, с поджатыми губами. На холеных щеках выступила щетина. К тому же Бой-Баба впервые видела пассажира не в пиджачке, а в тренировочном костюме. Не иначе пиджачок для него означал верность начальству…

Живых с дядь-Фимой задерживались. Бой-Баба осмотрела всех присутствующих. Кого-то еще не хватает. Ах да, конечно, мысленно усмехнулась она. Нет Рашида с Коком. Она уже успела привыкнуть к их физиономиям…

Что-то защемило внутри – жалость не жалость, тоска не тоска. Были люди, и нету. Сгинули. Может, и вовремя сгинули – как говорится, чтоб не плодить зла.

Она замерла. Какая-то мысль, догадка… что она только что подумала? «Не плодить зла»… Может, убийцей движут благородные мотивы? Остановить преступников… Рашид – да, эту заразу можно и нужно было остановить, но вот Кок… какой из этого нытика преступник? Ну-ка, ну-ка…

Но мысль не складывалась в картинку. Бой-Баба тряхнула головой, отбросив предположение. Не выспалась, вот и лезет в голову дурь.

Вошел капитан. Майер заметно похудел, отметила она, и сутулился больше обычного. На лице легли тени. Только глаза сверкали по-прежнему.

Капитан оглядел всех, подтянул штаны и сел в свободное кресло. Остальные подвинулись поближе. Все, кроме Йоса, – он остался стоять. Даже головы не повернул.

– Ну начинайте, говорите, – проворчал Майер. – Я всех слушаю.

Настала тишина. Все смотрели друг на друга – кто первый? – и молчали.

Загремели шаги и голоса по коридору, и в кают-компанию валились дядя Фима с Живых. Вид у них был взъерошенный. Оба замолкли на полуслове, почувствовав мрачную атмосферу, и сели возле входного люка.

– Тогда начну я, – сказал капитан.

Положение, как он его обрисовал, было не из лучших. «Голландец» ждали в порту через полтора месяца, и запасы на борту были рассчитаны на этот срок. Отражатель неисправен, корабль дрейфует. Земля отказывается принимать. С аварийными запасами можно продержаться месяца три, если подтянуть пояса – четыре. За этот срок нужно найти решение.

Живых кашлянул:

– Ну, первое – это починить отражатель. Тогда можно отправиться на…

– Но Земля же не принимает, – тихо возразил Питер.

Что у него с руками, подумала Бой-Баба. Пальцы залеплены пластырем. Да и волосенки стали еще жиже, чем были. Горе, конечно, не красит человека, но тут уже не горе, а что-то похуже…

– Не бойся, Питер, – сказала она вслух. – Одного в космосе не оставим. Если выберемся – так все вместе.

Майер посмотрел на нее:

– У вас есть предложения?

Бой-Баба заговорила, разводя стальные клешни-руки и глядя на одного капитана:

– Починить отражатель – раз. Вернуться на планету – два. Восстановить электричество на базе и временно обосноваться там, а дальше будет видно, – три.

– Можно просто пересесть на Троянца, – не выдержал Йос. Он не повернулся, не посмотрел ни на кого. Голос его звучал глухо.

Майер повернулся всем телом посмотреть на штурмана.

– Мы, кажется, это уже обсуждали… – проговорил он.

Йос развернулся к нему:

– Можно обсудить еще раз. Я не понимаю, почему…

– Йос, не надо, – просительно сказал Питер. Штурман внимательно посмотрел на него и замолчал. Больше он в обсуждении участия не принимал, так и стоял носом в стекло. Зато подал голос инспектор:

– Как представитель Общество Соцразвития я вынужден обратить ваше внимание на тот факт, что база является его собственностью. Никакое занятие базы не может быть произведено без согласия на то владельца.

– И как же нам брать это согласие? – спросил Живых. – Если они нас обратно не пускают?

– Значит, не нужно возвращаться на базу, – ответил инспектор. – Это подсудное дело.

– А куда тогда? – сквозь зубы спросила Бой-Баба. Инспектор пожал плечами и откинулся в кресле, закинув ногу на ногу.

– Короче! – хлопнул себя по коленке дядя Фима. – Вернуться на планету стоит по-любому – по крайней мере, это даст нам возможность перевести дух. Заодно поможем тем из зараженных, кто еще будет жив. В крайнем случае начнем новое поколение поселенцев взамен сыгравших в ящик.

Капитан внимательно посмотрел на Йоса и отчеканил:

– Я против.

– Майер, ну почему? – дядя Фима вскочил. – Что ты сам предлагаешь? Там еще осталось что-то из продуктов. Генератор, установка для очистки воздуха. А нам уже сейчас нужно начинать экономить кислород и воду. Да и Троянец действительно не лишний. Сможем на нем двинуть куда-нибудь, если надо будет. Или ты инфекции боишься?

Капитан покачал головой:

– Не боюсь. Но нам туда не надо. Верно я говорю, Питер? – посмотрел он на притихшего программера.

Тот вытер распухший нос рукавом свитера и промолчал.

– Что это у тебя с руками? – спросил капитан.

– Воздух сухой, кожа трескается, – быстро проговорил Питер. – Болит, если не заклеить.

Дядя Фима хохотнул:

– Лучшее средство от чувствительности рук – запчасти кислотой чистить без перчаток. Так нас в армии учили. Приходи ко мне в бытовку, я тебе покажу, как, – и, поняв двусмысленность фразы, осекся, пробормотав: – Ну вас всех к черту!

Капитан оглядел экипаж:

– Ну так что будем делать?

Общим голосованием было решено чинить отражатель, а там, как выразился дядя Фима, «по ситуации».

* * *

Майер отдал команду, и все члены экипажа принялись за работу: отключали неработающие приборы, задраивали пустующие отсеки, переводили воду, электричество и систему очистки в аварийный режим. Лампы вдоль коридоров мигнули и потускнели, еле освещая наполнившиеся тенями коридоры. В кладовой Тадефи с Бой-Бабой раскладывали банки и коробки из расчета на низкокалорийный рацион.

Бой-Баба помедлила с банкой консервированной чечевицы в руках и огляделась в полумраке аварийного освещения. Полки кладовой отсвечивали блестящим пластиком и нержавейкой, мертвые экраны отражали их с Тадефи движения. Ей представилось: вот металл начинает проедать ржавчина, пыль облепляет стекло экранов, и сгнившие продукты растекаются зловонной кашей по покрывшемуся трещинами пластику. А в отсеках – почти нетронутые тлением тела… пустые глазницы повернуты к иллюминаторам, кости рук сжимают переговорники, пытаясь выйти на связь с Землей…

Она рассмеялась и прогнала глупые мысли. Ничто не коснется тления в Космосе. И внутренние коридоры будут так же блистать чистотой, как и в тот день, когда последний из астронавтов попрощается с мертвыми товарищами и присоединится к ним.

Раздался грохот. Бой-Баба вздрогнула. В руках у нее ничего не было. Замечталась! Чертыхаясь, она полезла под полки искать закатившуюся банку.

И, согнувшись в три погибели между канистр с растительным маслом, услышала в паре шагов, за дверью, тихий разговор.

* * *

– Я всецело одобряю вашу позицию, штурман.

Занудный, скучный голос Электрия. И тут же – уверенный бас Йоса:

– Но вы же только что были против?

В голосе инспектора звякнула усмешка:

– Я здесь всего лишь гость. Зачем я буду обижать хозяина несогласием?

Бой-Баба замерла. Все тело уже дрожало от напряжения, скорченное на плохо вымытом полу – сама же и мыла! Но вылезать сейчас – значит, навлечь на свою голову обвинения. В преображение инспектора ей верилось плохо.

За дверью голос штурмана хмыкнул и пробурчал неразборчиво.

– Я полностью согласен с вами, штурман, – твердо ответил Электрий. – Нам необходимо вернуться на эту планету. Не понимаю, как этого не видит капитан.

– Майер лишком привык к тому, что он всегда непогрешим, – глухо сказал штурман. – А возраст сказывается, и в последние годы он чаще ошибается, чем оказывается прав. И при том всех, кто пытается ему на это указать, капитан игнорирует. – Йос помедлил. – Мне это больно видеть, ведь я начинал с ним. – Смешок. – Я всегда верил в него, как в бога.

– Я вас прекрасно понимаю! – поддакнул Электрий.

– Я мог бы многое вам рассказать… – задумчиво продолжал штурман. – Уверен, что наши космические байки пошли бы на ура на ваших корпоративных посиделках… но мой долг – хранить верность капитану. Вы понимаете меня?

Электрий не отвечал. Подождав для очистки совести, сколько она могла вытерпеть, Бой-Баба вылезла из-под полки с найденной банкой и осторожно высунула голову в коридор. И отпрянула.

Прямо у нее перед носом инспектор и штурман стояли молча и невидящими глазами смотрели друг сквозь друга.

Они общались через эметтер.

* * *

Вернувшись к себе в отсек, Электрий долго не мог решиться взять в руки переговорник. Он вымыл руки под хилой струйкой воды, еще поступавшей в жилые отсеки. Посмотрел в зеркало, но мало что увидел в мерцании аварийного освещения. Достал баночку геля и заново уложил волосы. Снова вымыл руки. К черту экономию – все на борту умрут раньше, чем кончится вода!

Сжимая полотенце, Электрий сел на койку и долго смотрел на переговорник.

Он знал, что не услышит ничего, кроме шума помех. В сердце его набухала обида: не та сладкая, приятная обида будущего победителя, которая подвигала его в жизни на самые успешные комбинации. Нет – на этот раз победили его. И самое обидное было, что победили его те самые люди – директор со своей свитой, – которым он простодушно, как ребенок взрослым, доверял. Думал, что они по-отечески заботятся о будущем инспектора Электрия Суточкина. О его интересах.

При этой мысли сердце забилось чаще. Электрий встал и прошелся по отсеку. А разве он сам не поступил бы на их месте так же? Таковы неписаные правила внутреннего распорядка в Обществе Социального Развития. Но он не собирается сдаваться – и именно этим завоюет еще большее расположение дирекции. Потому он и достиг столького в таком раннем возрасте, что упорствовал, несмотря на унижения и проигрыши. И сейчас – он поднимется и пойдет дальше. Может быть, даже вернется на Землю.

Сердце защемило. Ах, ему бы сейчас в руки что-нибудь, что дало бы ему перевес над компанией – моральный и, будем надеяться, информационный! Когда он вернется на Землю (Электрий нетерпеливо отмахнулся от вползавшего в голову «если»), – то подумает над тем, не использовать ли ему эту информацию во вред дирекции. Или… – Суточкин улыбнулся, – необязательно во вред. Куда лучше – на пользу, но – себе. Знать бы о них что-то такое, что открыло бы для него новые двери и новые возможности!

Он сел и задумался. Новая цель давала иллюзию защищенности. Она позволяла не думать о том, что вокруг него бездна, а он висит внутри нее в железной банке.

Электрий присел перед ящиком стола и вынул планшетку, на которую заносил всю информацию во время своих инспекций. Теперь Суточкин начал изучать файлы, ища компромат, который позволил бы ему успешно шантажировать предавших его.

Но ничего не находилось. Можно ли представить изгнание «Голландца» как нарушение? Но нет, дирекция действовала в соблюдение инструкции по охране здоровья и безопасности… с точки зрения закона они правы.

Или… начаток мысли зашевелился в закоулке мозга, и инспектор попытался ухватить его за скользкий хвостик и вытянуть наружу. Да – Рашид. Рашид действовал по приказу компании. И если это выйдет наружу… за стены компании… что она использовала, в обход распоряжений охраны здоровья и безопасности… – Суточкин осекся. Даже подумать об этом было страшно.

Электрий встал и заходил по отсеку, соображая. Ну что ж! Ему даже не придется ничего придумывать. Правда сама проложит ему дорогу в директорское кресло. Ведь после такого скандала полетит и директор, и вся его свита! Электрий схватился за грудь, пытаясь сдержать возбуждение.

Он прикрыл глаза, представив себе: вот он вступает в здание штаб-квартиры Общества, уходящее бетонной вершиной в низкие облака. Его телохранители расталкивают репортеров, освобождая ему дорогу… пресс-конференция, разноцветные эмблемы медиакомпаний на микрофонах, аплодисменты и возгласы из зала, и он, Электрий Суточкин, – Человек, Который Сказал Правду!

Инспектор открыл невидящие глаза. Вот он, тот шанс, которого другие – как его бывшие одноклассники-неудачники – ждут всю жизнь! И как он раньше об этом не подумал!

Его сердце еще колотилось, когда до сознания Электрия дошло: он в отсеке с неработающим кондиционером и струйкой вонючей технической воды в раковине. Шанса у него нет. Он умрет с остальными на изгнанном корабле-призраке. Никто за ним не придет.

Электрий тяжело сел на койку. Мысль о Рашиде, которую он тянул за кончик, теперь вытащилась вся и стояла перед ним:

Именно потому директор и рассказал ему о Рашиде, что знал: из этой командировки Электрий не вернется.

Инспектор упал головой на подушку и залился слезами.

Ему было очень жалко себя.

* * *

– Это не наркотик, – Тадефи медленно вела пальцем по экрану монитора, вчитываясь в сложную цепь формулы. – Я вообще не знаю, что это такое.

В медблоке тускло мерцали лампы аварийного освещения. Распахнутая дверь в лабораторию отбрасывала длинную тень на поблескивающий хирургической чистотой пол. За спиной Тадефи всматривались в монитор, как будто что в этом понимали, Бой-Баба, дядя Фима и Живых.

– Это что-то совершенно новое… – процедила сквозь зубы марокканка. – Видите? – Она ткнула пальцем в хитрое разветвление органической формулы.

Дядя Фима крякнул:

– Но действует-то он так же, как и те амстердамские интенсификаторы, верно? Иначе зачем бы поселенцам было их с Земли контрабандой выписывать? Это ж какой риск! – он нахмурился, соображая, и задумчиво произнес: – Вообще странно, что они сами не насобачились их производить тут же, на базе. Предпочитали Рашиду переплачивать… И если, как ты говоришь, это неизвестная формула…

– Не неизвестная, а модифицированная, – Тадефи провела стилусом по экрану, и страницы формул поехали вверх, сменяя одна другую. – Но чему служит этот введенный в нее новый элемент, я понятия не имею. Может, он вообще меняет действие таблеток на противоположное.

Она встала и прошла впереди остальных к испытательной камере, где за стеклом изготовился к действию лабораторный робот. Рядом на столике стоял светло-зеленый пластиковый чемоданчик с комплектом для забора крови. А рядом с ним – накрытая полотенцем проволочная клетка-крысоловка.

Тадефи застыла перед клеткой. Вытерла ладонью обритую голову. Облизнула губы в нерешительности.

Бой-Баба потрепала ее по плечу:

– Возьми себя в руки. Ты же будущий врач, в конце концов. Я за тебя уколы не вечно буду делать. Давай сегодня уж сама как-нибудь.

Тадефи кивнула. Закусила губу. Твердым шагом подошла к столику.

– Попробуем посмотреть, как оно воздействует на органику, – Тадефи нажала на кнопки приборной панели, и робот за стеклом очнулся, задвигал туда-сюда членистыми конечностями. – Давайте сюда вашу крысу.

Живых приподнял полотенце и заглянул внутрь.

– Смотри, укусит! – предупредила Бой-Баба. – Не выпусти. Я ее в дальнем доке два часа караулила.

Живых осторожно засунул руку внутрь и вытащил крысу. Держа длиннющий хвост на отлете, нахохлившийся зверек смотрел перед собой бусинками-глазками. Живых поглаживал крысу по холке, успокаивая.

– Ей правда ничего не будет? – повернулся он к Тадефи.

Девушка помотала головой и, решительно открыв комплект для забора крови, достала из него ящичек с иглами и набором разноцветных пробирочек.

– Просто реакцию посмотрим, – ответила она, пока первая пробирка наполнялась кровью зверька. – Правда, придется крыске тут с нами пока пожить. Несколько дней понаблюдаем и отпустим.

Она положила наполненные кровью пробирки и препарат в лоток, толкнула внутрь, и робот за стеклом зажужжал, вынимая образцы из лотка и вставляя их в разъемы тестеров. Скоро по укрепленному на стене камеры монитору побежали строчки результатов. Тадефи свела брови, вчитываясь. Не отрывая глаз от экрана, она указала дяде Фиме на лоток с препаратом.

– Дядь Фим, ты говорил, что это амстердамские умельцы-наркоманы нахимичили? Усовершенствовали на свой манер формулу Общества Соцразвития?

– Им и стараться не надо было! – крякнул охранник. – Эти болваны в Обществе сами нахимичили. Думали, что наконец-то изобрели панацею от всех болезней. А получили по действию тот же амфетамин, только навороченный.

Робот за стеклом крутился, опускал-поднимал пробирки, потряхивал, анализировал…

– Но здесь у нас что-то другое, – покачала головой Тадефи, рассматривая результаты. – Это не самопальный наркотик. Не представляю, как такое сложное вещество можно разработать на коленке в подпольной лаборатории.

– Плохо ты амстердамских мальцов знаешь, – хмыкнул Живых. – Они теперь все с эметтерами. Сутками без сна сидят в сети, обмениваются секретами. Не одна головы и не две, а целый исследовательский институт на дому.

Робот за стеклом крутнулся в последний раз и замер. Свет в камере погас.

– Все, что ли? – спросила Бой-Баба.

Тадефи кивнула:

– Сейчас только пробу крыске сделаю.

За стеклом щелкнуло, и открылось небольшое отверстие. Лоточек выплыл обратно, на нем – стекло с препаратом. Тадефи принялась рыться в чемоданчике с инструментами. Достала тонкий, похожий на стилус, скарификатор.

– Ну что, милая, – повернулась она к крысе. – Я тебе только самую чуточку сделаю больно. А за это получишь сахар. – Тадефи нагнулась над зверьком. На его спинке розовел лоскут выбритой кожи. Девушка нажала кнопку скарификатора. Проступила капелька крови. Тадефи схватила пинцетом ватный шарик, повозила его в препарате и прижала к открытой ранке, после чего заклеила ее пластырем.

– Сдерет пластырь-то, – заметил Живых, придерживая крысу. – Чесаться будет и сдерет.

– Уже не важно, – Тадефи кинула ватный шарик в оранжевый бачок для медицинских отходов. – Процесс пошел. Теперь понаблюдаем за ней, посмотрим, как эта дрянь воздействует на организм. И отпустим.

Голос у медика-стажера слегка дрожал. Все-таки волнуется, подумала Бой-Баба. Неуверенными руками девушка принялась подключать к клетке приборы наблюдения. Затем повернулась и неловко взяла со столика стекло с препаратом. Оно подрагивало у нее в руке.

– Осторожно держи… – проговорила Бой-Баба.

Тадефи повернулась к ней:

– Сейчас уже не важно… – и зацепила локтем стенку камеры. Стекло вылетело у нее из пальцев и рассыпалось по полу тысячей мелких осколков. – Ой!

Все сделали шаг к ней, но Тадефи замахала на них руками:

– Не подходите… порежетесь. Дайте я сначала все уберу.

Она беспомощно посмотрела на россыпь битого стекла на полу. Бой-Баба шагнула к шкафу, порылась внутри и нашла посудную тряпку. Намочила ее в лабораторной раковине и подошла ближе.

– Смотри, как стекло собирать надо.

Тадефи присела с ней рядом на корточки и наблюдала, как Бой-Баба собирает осколки мокрой тряпкой.

– Вот еще тут ты пропустила, – она потянулась и подгребла неловкими пальцами затерявшийся осколок. – Держи.

Тадефи бросила стекло в подставленную тряпку. На тряпке остался алый след.

– Ты смотри, порезалась все-таки, – сказала Бой-Баба. – Ну-ка покажи руку.

Она схватила Тадефи за запястье и поднесла ее руку к глазам.

– И правда поранилась, – Бой-Баба указала на тонкий, с волос, порез на пальце Тадефи. – Больно?

Марокканка помотала головой:

– Ничего не чувствую. Совсем маленький порез. Надеюсь, мне ничего не будет от этого интенсификатора.

Живых сбегал за пластырем и бутылочкой антисептика.

– В журнал только не заноси, – сказала Бой-Баба, протирая Тадефи палец, – а то инспекция по охране здоровья и безопасности узнает, страховки тебя лишит.

Все опять засмеялись.

– Бедные мы с тобой, подопытные, – сказала Тадефи крыске и, держа порезанную руку на отлете, стала выгонять остальных из медблока.