Текст книги "Астронавты. Отвергнутые космосом"

Глава 19

Когда вдали показались ограждения и приземистые здания базы, Живых привстал на сиденье, вглядываясь вперед.

– Сначала в медблок, да? – спросила Бой-Баба, зная, что он скажет.

Он возбужденно потер перчаткой об перчатку.

– Да, давай Тадефи подключим, и потом об этом думать не надо будет. – Он помолчал. Потом, совсем тихо, добавил. – Спасибо тебе за нее.

– Мне-то за что? – усмехнулась Бой-Баба и настроила глаз, всматриваясь в нагромождение бетонных боксов впереди. – Что за черт? – процедила она сквозь зубы и бросила быстрый взгляд на Живых. Коробка медблока за проволочным ограждением была изолирована свинцовыми щитами, как при радиационной опасности.

Она остановила транспортер у оторванного железного листа, раньше служившего калиткой. Живых выскочил со своей стороны и побежал по дорожке к забронированному входному люку. Понажимал на кнопки, постучал по свинцовому покрытию и обернулся к подходящей Бой-Бабе:

– Все обесточено, – поднял он в руке обрывки проводов. – Черт его знает, что здесь было. Бунт, что ли? – Он обошел здание и вернулся с другой стороны, отрицательно качая головой. – Не нравится мне это. Придется Тадефи пока в нашем подержать.

Бой-Баба кивнула, не сводя глаз с распределительного щита. Привстала на цыпочки, дотянулась до обрывков проводов над ним. Хмыкнула:

– Придется. Пошли, что ли?

Живых кивнул, повернулся и пошел к транспортеру, а она все смотрела на изуродованный щит. Неужели поселенцы настолько потеряли надежду, что разгромили собственные лаборатории? Какая глупость, ведь они себе же сделали хуже… И это хорошо, если только лаборатории, а ведь, может, они и тех, кто в них работал…

– Живых, – быстро сказала она. – Ну-ка, вернись. И инструмент там под сиденьем захвати.

Ругаясь и роняя плоскогубцы и отвертки, они на живую нитку восстановили щит. С приборной панелью, управлявшей изолирующим покрытием, обстояло хуже: сенсорные кнопки были расколошмачены вдребезги. Бой-Баба невнятно ругалась с мотком изоленты в зубах, пытаясь закоротить панель. С десятой попытки полуметровое свинцовое покрытие дрогнуло и поехало вверх, открывая потемневшую бетонную стену и тяжелый, ребристый входной люк.

Живых оглядел расколотые кнопки у входа, хмыкнул и приложил железную руку к запорному устройству. Разрядом он владел куда лучше Бой-Бабы. Загорелись лампочки, люк ожил, медленно тронулся в сторону и замер, не проехав и половины.

Бой-Баба с сомнением оглядела темное отверстие.

– А не задвинется? – опасливо сунула она голову внутрь. – Фонарик давай! – не дожидаясь ответа, она полезла через край люка внутрь.

Луч фонарика осветил разгром в медблоке. Оборванные провода свисали с потолка и задевали за шлемы. Под сапогами скрипели обломки пластика, коробки давно просроченных медикаментов, осколки лабораторной посуды. Живых высветил фонариком впереди вход в лабораторию.

– Никого нет, – сказал он. – Фантазия у тебя…

Она с сомнением покачала головой и подошла ближе.

– Нагнетатель не работает, кислород почти выработан… – и осеклась. Подняла руку, останавливая собравшегося ответить Живых. Выхватила у него фонарик и направила в дальний угол лаборатории, на груду сваленных тряпок.

Из-под них показалось белое лицо и закрылось тощей рукой от света.

* * *

Они сидели в транспортере, сняв шлемы. Лаборант, у которого в груди саднило от чистого, насыщенного воздуха, с опаской переводил взгляд с одного астронавта на другого. Это были не люди – точнее, уже не совсем люди, – и у него все внутри обмирало от их круглых глаз, отсвечивающих красным, и неторопливой мощи движений.

– Вы же ее спасете, правда… – повторял он. Второй астронавт, модифицированная женщина, перегнулась и осторожно, чтобы не сделать больно, погладила его по руке.

– Да, конечно, – пролязгала она своим искусственным голосом. – Вы только не волнуйтесь, вам покой нужен…

Но ему не нужен был покой. Мойру положили на заднее сиденье транспортера, и он сидел с ней рядом, придерживая свешивающуюся с сиденья руку жены. Я готов на все, чтобы спасти ее, хотел он сказать стальной женщине. Даже если она превратится в такую, как вы…

Но не сказал. Он вспомнил о другом. Лаборант схватил гигантскую женщину за рукав гермокостюма и задрал голову, заглядывая ей в страшное, получеловеческое лицо.

– У вас есть на чем записать? – спросил он.

* * *

Живых присвистнул, глядя на цепочку формул, наспех набросанную стилусом на экране планшетки. Перевел взгляд на незнакомца. Тот облизал губы и заторопился:

– Я все понял… – он поднял на Живых и Бой-Бабу измученные глаза. – На Земле препарат продления жизни запустили в производство… Так Контролер и сказал: если не дождутся от него отчета об успехах – то будут запускать сами.

– Они что, сдурели совсем? – проговорил Живых. – Что же будет, если они начнут производство? Это же эпидемия.

Бой-Баба усмехнулась:

– Может, как раз на это они и рассчитывают. Сами начнут эпидемию, будут кричать о заразе и сворачивать неугодные им космические программы, а потом в нужный момент вытащат из пустой шляпы волшебное лекарство от чумы… И все, власть над миром у них в кармане. Элементарно.

Спасенный из медблока лаборант покачал головой:

– Они ничего не вытащат из шляпы. Я создал эту формулу, это чудо-лекарство, – он потряс планшеткой, – и им до этого не додуматься.

– А вы как додумались? – мягко спросил Живых. Он взял у лаборанта из рук планшетку, бросил взгляд на экран и убрал ее поглубже в нагрудный карман.

Лаборант помедлил:

– Я… мне… подсказали.

Кто, он не сказал, а Живых не стал настаивать. У человека жена умерла, зачем лезть с вопросами. Он бросил взгляд на тело, вытянувшееся на заднем сиденье.

– Ну и куда теперь? – повернулся он к Бой-Бабе.

Она-то знала, куда.

* * *

– Они нас заметят, – хрипло сказал лаборант, перегнувшись вперед с заднего сиденья и вглядываясь в сумрак сквозь ветровое стекло транспортера. Фар не зажигали. Пересевший за руль Живых остановил транспортер за все еще работавшими парниками с почерневшими растениями внутри. Стараясь не шуметь, все трое скользнули мимо парников и пошли вдоль лоснящегося зеленью бока Троянца.

– Сколько их, не знаешь? – спросил лаборанта Живых. Бой-Баба слушала вполуха, приглядываясь к уходящей в сумеречное поднебесье стене носителя, покрытой бессмысленными для землян знаками. Где-то тут можно попробовать попросить Троянца, и он – если согласится – откроет запасной проход.

Лаборант покачал головой.

– С Контролером мало кто из нас имел дело. Даже сам Челнок думал, что работает на себя. Есть Радист – я так понимаю, он отвечает за связь с теми на Земле, кто ведет самого Контролера…

– Общество Соцразвития, – кивнул Живых. Лаборант вопросительно посмотрел на него. – Потом объясню, – Живых махнул им рукой, идти дальше.

– Погоди, – сказала Бой-Баба, вглядываясь в просвечивающие под поверхностью письмена. Осторожно провела блестящей стальной ладонью по перепончатой броне. Опустила голову, сосредоточилась.

Лаборант вдруг сделал шаг вперед и прижался к масляно поблескивающему боку носителя. Обхватил поверхность руками и затих. Живых переводил взгляд с него на Бой-Бабу.

Сначала она ничего не почувствовала. Потом электроды на ладони послали первые импульсы в мозг. Она приподняла голову.

От руки ее расходились широкие волны, как от брошенного в воду камешка. Куда хватало взгляда, податливая поверхность километрового диска отзывалась на ее прикосновение, выгибаясь и углубляясь, и наконец стена в радиусе метра вокруг ее руки заколебалась, все глубже, все сильнее, и заходила ходуном, закручиваясь в воронку и втягивая в себя, как сбрасываемую старую кожу, закрывающий письмена слюдянистый верхний слой.

Воронка завертелась, ее багровый зев расширился так, что можно пролезть человеку. Бой-Баба оглянулась на лаборанта, но он так и стоял неподалеку, прижавшись смотровым стеклом шлема к колышущейся поверхности. Плечи его тряслись. Ей послышался всхлип.

Она обернулась к Живых:

– Бери этого Профессора и пошли, что ли.

* * *

Полутемный глухой проход вел их долго. Наконец своды ушли вверх, пружинящая тропа под ногами раздалась вширь, и все трое вошли в залитую зеленоватым светом камеру. Бой-Баба усмехнулась. Кого как, а ее Троянец всегда приводил куда надо.

– Где мы? – лаборант задрал голову к темному куполу, где поблескивала тысячами искр карта неведомого неба. Недоверчиво отстегнул шлем, поставил на пол.

Живых прислонился к стене, словно вбирая ее тысячелетнее дыхание.

– В центре контроля. Тут Троянец народ на вшивость проверяет.

Лаборант попятился, запнулся о до того незамеченную складку пола и осел на пол, потеряв равновесие. Вокруг него тут же выросло из пола кольцо тонкой слюдянистой переборки и полезло вверх, сходясь куполом над головой.

– Сиди смирно! – крикнул Живых. Лаборант сидел внутри слюдянистого выроста, как в перевернутом кверху дном стакане, и, прижавшись носом к переборке, смотрел на них. Лицо его исказилось, как в кривом зеркале: глаза казались огромными и круглыми, рыбьими, а плечики и ручки – узенькими и длинными.

Наконец слюдяной стакан начал медленно сжиматься, пока полупрозрачная оболочка не облепила все тело, голову, засаленный комбинезон лаборанта. С тихими чмоками вещество проникло под кожу, растворилось. Щеки лаборанта, блестящие от растопленной массы, порозовели. Он смотрел на них, и глаза его светились.

Бой-Баба повернулась к лаборанту:

– Это Троянец так в людях разбирается. Биополе, что ли, считывает. Да вставайте, все кончилось уже. – Она вздохнула. – Я уж и забыла, до чего хорошо человеком быть!

Живых подошел, помог лаборанту подняться на подгибающиеся ноги. Волосы на голове Профессора слиплись под невпитавшимися остатками студенистой массы.

Полукруглая стена перед ними просела, и в ней вырос, оформился и затвердел модуль управления. Широкая панель управления переливалась все теми же диковинными знаками. Податливые кресла обхватили, поднесли поближе к панели, подлокотники подтолкнули их руки к загогулинам письмен древнее, чем сама Земля. Лаборант крутил головой, подавляя нервную усмешку.

– Ты думаешь, взлетит? – Живых с сомнением окинул пульт.

Бой-Баба уклончиво пожала плечами:

– Он тратил всю энергию на помощь поселенцам. Но кто его знает, откуда он ее берет, энергию эту? Может, и взлетит. – Она задумалась, постукивая металлическим пальцем по коленке. Посмотрела на Живых, на лаборанта.

– Давайте так. Сейчас вернемся на «Голландец» и заберем Тадефи…

– А Мойру тут оставим, – тихо вставил лаборант.

– Мойру оставим, – тихо повторила она, помолчав. – Потом попробуем поднять Троянца. Этого Контролера с его ребятами и скрутить можно, если что. – Она повернулась к лаборанту. – Формула ваша… вы думаете, что она правда помогает?

Профессор, не глядя на нее, глухо ответил:

– Может, и помогает.

Живых покачал головой.

– Ну, и будем возвращаться на Землю, – голос Бой-Бабы окреп, зазвенел. Она выпрямила спину и, не отрываясь, смотрела единственным глазом на еще темный, переливающийся радужными разводами экран перед собой.

– Будут бить, – усмехнулся Живых. – Общество Соцразвития так просто игру себе портить не даст. – Он потянулся, хрустнув искусственными суставами. – Может, как раз здесь новый срок мотать будем.

Она не ответила. Смотрела на мертвый экран и думала о Майере. О дяде Фиме. И как хитро устроено на свете, что довольные и нечестные живут всю жизнь – свою и чужую – и не тужат. Только довольней делаются.

Пока не придет их срок.

Бой-Баба медленно повернулась к Живых с лаборантом. Сердце ее забилось, застучало в искусственных сосудах, ударило потоком чужой перелитой крови в запульсировавший мозг.

– Срок мотать, говоришь? Сначала пусть поймают!

Живых присвистнул. А она, не чувствуя пола под ногами, не видя заигравшей золотистыми сполохами поверхности стен, пошла вперед, в готовно распахнувшийся перед ней пульсирующий светом проход.

* * *

К «Голландцу» транспортер приблизился в почти полной тьме, но включать фары Живых наотрез отказался. Так и ползли наощупь по обледенелому бездорожью, переваливая через камни, стукаясь макушками о низкий потолок кабины.

Лаборанта оставили в Троянце и там же выгрузили тело Мойры. Профессор обещал подготовить оставшихся поселенцев к эвакуации. В глазах его, как отметила Бой-Баба, поблескивало сомнение, но он все же нехотя согласился, что всем на «Голландец» ехать было незачем. Да и какая помощь от хилого «ботаника» двоим модифицированным богатырям?

Бой-Баба вгляделась во тьму впереди.

– Вроде тихо. Гостей тут без нас не было.

Транспортер скакнул, переваливая через гряду камней, Бой-Баба подпрыгнула на сиденье, и макушка ее шлема глухо стукнулась об обитый мягким пластиком потолок. Сзади звякнуло. Она обернулась. Крышка багажника от удара открылась и елозила туда-сюда.

– Остановись, – сказала она в микрофон. – Закрыть надо, а то на следующем ухабе по корпусу долбанет.

– Да приехали уже… – пробормотал Живых, подруливая к грузовому доку. Он стоял наглухо задраенный, как и оставили.

– Боюсь я за Профессора, – сказал Живых в микрофон. – Чует сердце, спокойно взлететь нам сегодня не дадут. Давай быстро Тадефи в транспортер, и обратно.

Бой-Баба уже поднималась по широкой погрузочной эстакаде, стуча по ребристому железу сапогами.

Но Тадефи забрать они не успели.

– Что за черт! – Бой-Баба все пихала магнитную карту в щель медблока, но тяжелый люк не двигался с места. – Живых, давай-ка разрядом!

Но и разряд не помог. Они стояли спиной к коридору, пробуя открыть дверь и так, и этак. Вход в медблок был задраен наглухо.

– Отключить можно только с мостика, – задумался Живых. – Вот так всегда – когда спешишь…

Коридор позади них осветился. Воздух прорезала молния. Живых тонко вскрикнул и начал сползать по стене. Бой-Баба повернулась его подхватить, еще не соображая, но и ее распластало по стене разрядом.

Сильные руки схватили ее, развернули. Луч прожектора ударил в лицо. Искусственный глаз не успел адаптироваться, и она стояла, заслонив лицо от света, пока ей ощупывали карманы. Сорвали с пояса излучатель. Отстегнули шлем.

Мягкие, легкие шаги приблизились.

– А вот и наши воры, – прошелестел изуродованный голос.

Бой-Баба отвела руку, но видела все еще мало. В дымке, как на испорченной фотографии, перед ней темнело улыбающееся лицо. Приглядевшись, она поняла, что незнакомец вовсе не улыбался – просто слегка загибались вверх уголки его губ. Ввалившиеся черные глаза смотрели безразлично. Как будто его ничего уже не радовало.

– Радист, веди их на мостик, – просипел он.

Они шли – вернее, их тащили, поскольку пораженное разрядом тело плохо слушалось – вдоль по коридорам, вверх по трапу, по ступеням неподчиняющимися ногами. Руки были стянуты за спиной. Пару раз по дороге Бой-Баба собирала остатки сил, напрягая модифицированные бицепсы, но освободить руки не получилось. Конвоиры, замечая ее попытки, хихикали.

Ладно же. Она расслабилась и остаток пути тащилась послушней овечки. А Живых припекло явно сильнее ее: он так и не приходил толком в сознание, мотал головой и кое-как двигал ногами. Вечно ему больше других достается…

Их поставили посреди мостика, перед пультом управления, и отошли. Сиплый сел в капитанское кресло и крутнулся в нем, обернувшись к ним.

– Соображают? – обратился он к длинноволосому коротышке, держащему обоих под прицелом.

– А чего тут соображать? – осклабился тот и смахнул с лица мешающую прядь, на мгновение отняв одну руку от излучателя. Бой-Баба стояла со смиренным видом, а сама все примечала.

Сиплый удовлетворенно кивнул и принялся рассматривать астронавтов, останавливая взгляд на вживленных под волосами электродах, на стальных поршнях суставов и оплетающих предплечья проводах.

– До чего дошла наука… – проговорил он. Слез с кресла, подошел, опасливо косясь на Бой-Бабу, и присел на корточки перед полубесчувственным Живых. Волосатик готовно приподнял излучатель. – Никогда не было ни времени, ни денег на такое. – Поднял хитрые, усмешливые глаза на Бой-Бабу. – И как такой жестянкой живется – ничего?

Она помедлила. Расклеила слипшиеся от разряда губы:

– Не жалуюсь.

Тот кивнул, поднялся и, не говоря больше ни слова, вернулся в командирское кресло.

– Радист, – повернулся он к одному из конвоиров, повыше и покрепче. Тот пошатывался, таращась перед собой бессмысленным взглядом, качал головой и хихикал. Глаза его казались огромными и черными – настолько расширились зрачки. – Возвращайся-ка в камеру слежения, дружок. Да на экраны-то хоть иногда поглядывай. Вдруг еще кого принесет нелегкая. Рано ты решил расслабиться, рано…

Конвоир тупо вгляделся в лицо Контролера, кивнул и, пошатываясь, начал спускаться по ступенькам трапа. Второй конвоир, невысокий и длинноволосый, остался стоять с излучателем наготове.

Сиплый помолчал, раздумывая. Посмотрел на Бой-Бабу исподлобья.

– Вот такое дело… – проговорил он наконец. – Вы, конечно, поступили не по понятиям. Груз это был не ваш. Ну, нашли, поигрались – это бывает, это я могу понять. Но ведь товар-то денег стоит…

– Да берите его себе, – сказала Бой-Баба. – Нам он зачем? Берите. И корабль себе берите.

Человек усмехнулся. Откинулся в кресле, поглаживая рукой подбородок. Бросил взгляд на приходящего в себя Живых. Тот держался за голову и тихо бормотал.

– Я бы взял, – прошелестел голос. – Только опоздал Рашид с грузом-то. Всё, – он поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, – эксперимент закончен, доклад на Землю отправлен, больше нам его игрушки без надобности. Так? – он обернулся на конвоира.

Волосатик шмыгнул носом.

– Контролер, ты им о деле скажи. Часики-то тикают, – с нажимом, на что-то намекая, произнес он.

Контролер кивнул:

– Скажу все, и о деле скажу.

Он задумался, подбирая слова. Бой-Баба кинула взгляд на Живых. Тот, привстав на четвереньки, елозил ногами, пытаясь подняться.

– Вот какое дело… – засипел голос. – За корабль спасибо, это я ценю. Это вы от чистого сердца – понимаю… Только вот засада: поведет-то его кто? Радист, что ли? Так я ему незнакомые кнопки нажимать-то не дове-ерю…

Волосатик хихикнул. Бой-Баба медленно осматривала из-под опущенного века помещение. Она здесь была тысячу раз, должна сообразить что-нибудь.

Но, видно, крепко ее стукнули, потому что ничего не соображалось.

– Так вот что я предлагаю, – голос Контролера усилился до шепота. – Ты с твоим другом штурвал в зубы – и везёте нас до одного места на Сумитре. Я покажу, все карты при мне. А там мирно разбегаемся. Ваши дела меня не волнуют: хотите властям сдавайтесь, хотите летите по свету, как пташки вольные. Если у вас мозги не пересаженные, то найдете способ увести с Сумитры одного из ихних Троянцев.

Вот оно. Мысль мелькнула, и Бой-Баба открыла рот прежде, чем успела ее обдумать.

– Зачем ждать до Сумитры, – уставилась она на Контролера. – Вон Троянец стоит. Давайте так: я вас довезу в нем с остальными, а дальше ваши дела меня не волнуют. Летите сами по свету, как пташки вольные.

Уже говоря это, она почувствовала, что говорит зря. Коротышка хмыкнул и переступил с ноги на ногу. Контролер покачал головой:

– Тоже выход. Но, к сожалению, я человек подневольный. А мои работодатели не могут допустить, чтобы… э-э-э… результаты их экспериментов разгуливали по Сумитре. Там население впечатлительное, про чуму наслышано. Сгоряча виновных и порвать могут.

Живых расклеил глаза. Ухватил Бой-Бабу за локоть. Шатаясь, попытался выпрямиться. Она его поддержала. Волосатый косил глазом, но не двинулся.

– Давайте отвезем поселенцев куда-нибудь еще, – предложила Бой-Баба. – Вашим работодателям незачем об этом знать.

Контролер задрал голову, глядя на дисплей часов над приборной панелью. Перевел усмешливый взгляд на волосатика.

– Что, успеем? Как думаешь?

Тот усмехнулся и покачал головой.

Контролер поднялся с места и указал Бой-Бабе на командирское кресло.

– В ваших же интересах, милая, уносить вместе с нами ноги, пока предлагают. Я видел, там у вас и на консервации кто-то лежит.

Живых дернулся, напружинил скованные руки, но промолчал. А Контролер продолжал:

– Времени у нас, – он еще раз обернулся, посмотрел на дисплей, – примерно с час. За это время хорошо бы покинуть здешние пределы. Черт его знает, что там у Троянцев внутри… может, от взрыва вся планета с орбиты сковырнется.

Он усмехнулся, глядя им в лица и ожидая реакции. Коротышка у выхода перехватил излучатель поудобнее и стоял настороже, рассматривая обоих.

– Что ж вы не спросите, какого взрыва? – усмехнулся Контролер. – А ведь мои ребята так старались… Троянца заминировать – дело непростое. – Он повернулся к коротышке. – Троянец хоть заметил, как вы взрывные устройства закладывали?

Волосатик осклабился:

– Заметил. Да что он может, чурка с глазами? Поколдобился, поерзал, светом помигал, только как он взрывчатку выплюнет? – Он почесал стволом излучателя низкий лоб. – Рванет в лучшем виде, так начальству своему и передай. Типа несчастный случай. Троянцы, они ж толком не изучены!

Живых сжал локоть Бой-Бабы так, что она чуть не оттолкнула его. Но не двинулась, только сердце забилось сильнее. Не шевельнув мускулом, астронавтка исподлобья следила за коротышкой с излучателем.

Рядом с ней Живых незаметно напружинился. Она облизала пересохшие губы. «Примерно с час», сказали они. Если действовать немедленно, то можно впритык успеть… Она незаметно перенесла вес тела на одну ногу.

Но тут загремели шаги. Контролер слегка повернул голову, и длинноволосый отступил чуть назад, чтобы держать на прицеле и ее с Живых, и вход.

По трапу, задыхаясь, взобрался Радист, волоча кого-то за собой.

– Контролер, ты был прав! – проговорил он заплетающимся языком и захихикал. – Они наблюдателя оставили.

Он потянул с усилием руку, и вытолкал вперед лаборанта. Тот озирался, близоруко щурясь на свет. Как он все-таки истощал, подумала Бой-Баба. Засаленный комбинезон и иссохшие кости. Лаборант смотрел на Контролера равнодушно, словно не понимал, где находится, закрывая лицо ладонью от света.

– Вылез из транспортера и сам в док поперся! – Радист заржал, покачиваясь на нетвердых ногах. Он распространял вокруг себя химическую вонь.

– Ты его обыскал? – почти беззвучно спросил Контролер. Радист смотрел на него, соображая. Наконец кивнул и тут же потерял равновесие, замахал руками, чтобы удержаться на ногах. Контролер усмехнулся:

– Что ж ты, Профессор, со всякой машинной смазкой связываешься? – брезгливо посмотрел он на Бой-Бабу. – Что ты тут делал? – Контролер сделал шаг к лаборанту. – Что она тебе наговорила?

– Пожалуйста, не надо, – быстро проговорил лаборант. – Они не знают. Они ни при чем. Это я сам…

Он замолчал. Виновато посмотрел на Бой-Бабу.

– Я думал, что вы опять… как в прошлый раз… без нас улетите. И я… за вами… Простите.

– Да чего уж, – мрачно сказала Бой-Баба, вспомнив подозрительно раскрывшийся на ходу багажник. Потом она покосилась на дисплей часов. Прошло четыре минуты.

* * *

Внутри Троянца потемнело.

Оставшиеся поселенцы – два десятка человек – съежились все вместе на полу, согревая друг друга остатками собственного тепла. Кратковременный прилив сил, когда Бой-Баба села за пульт управления носителем, сменился безотчетным страхом. Поселенцы переглядывались, держась за руки и набрасывая дырявые вязаные тряпки на спины ослабевших друзей. Невдалеке лежало тело Мойры, накрытое ее изношенным одеялом.

Затем, еле ощутимо поначалу, Троянца начало трясти. Нарастал гул. Подстеленные тряпки заелозили по полу, задребезжали составленные вместе ржавые, во вмятинах, кружки с недопитой мутной жидкостью. Носитель начал крениться на одну сторону, потом на другую, раскачиваясь все сильнее и сильнее. Людей подкидывало на полу, а они хватались за других, мешая им встать на ноги, и озирались по сторонам.

Высокий стрельчатый купол изогнулся и расширился, тонкие перепонки лопались с тихим, испускающим дымку спор, хлопком. Образовавшиеся трещины тут же затягивались стекловидной, вытекающей наружу из самих стен массой. И потолок опускался, все ниже, расширяясь и лопаясь, багровый и источающий древнюю, пульсирующую, неживую кровь.

Кто-то тоненько завизжал – не понять, женщина или мужчина. Голоса запричитали, заохали – и замолкли. В полной тишине, раскачиваясь и обдирая не успевшие податься в сторону стены, им на головы опускался тяжелый купол.

– Кончилось его терпение, – прошамкал лысый старикашка, не сводя глаз с истекающего слизью, разодранного купола. – Сколько можно свиней вроде нас держать да обслуживать…

Никто не ответил. Люди легли на пол, прикрыли головы руками и сумками, и ждали, зажмурившись, ощущая теплое дыхание выделяемых спор в метре от пола, морщась, когда капли слизи с мускусным запахом падали на голые шеи. Сил двигаться ни у кого не осталось – или это пол, покачиваясь, убаюкивал их, чтоб не так страшна была смертная мука?

Тихо шуршали перепонки, сжимая купол вокруг распластавшейся на полу группы поселенцев, заключая их в слюдянистый, быстро затвердевающий кокон.

* * *

– Уведите его, – бросив быстрый взгляд на Живых с Бой-Бабой, Контролер отвернулся от лаборанта. Не отводя излучателя с фигуры Бой-Бабы, волосатый коротышка шагнул вперед, потянулся схватить, но лаборант уклонился и быстро сказал:

– Контролер, подожди. У меня есть для тебя кой-чего.

Он полез было в карман, и коротышка схватил его за руку. Ствол излучателя в его руке дернулся вверх. Бой-Баба напряглась.

– Контролер, ты чего! – закричал обиженно лаборант. – Радист же меня обыскивал уже! Он тебе сам сказал! Смотри, что покажу!

Контролер сделал знак коротышке, и тот, недоверчиво покачав головой, шагнул в сторону, ткнув Бой-Бабе излучателем под ребра.

Лаборант возился в кармане, наконец вывернул его подкладкой наружу. На пол посыпались какие-то пожелтевшие мятые бумажки, чипы электронных билетов метро, смешанные с пылью хлебные крошки. Профессор нагнулся, продолжая говорить, рассматривая бумажки, выбирая нужную.

– Ты меня не зря тогда запер, Контролер. Я тебе по гроб жизни буду благодарен, – шептал он, задыхаясь.

– Недолго же протянет твоя благодарность, – поджал улыбчивые губы Контролер. – Ну, что там у тебя?

Лаборант уже нашел какую-то бумажку и разворачивал ее окостеневшими от страха пальцами, а она все не разворачивалась…

– Вот, – шептал он и тыкал сложенную бумажку под нос Контролеру, – вот она, моя формула! Ты представляешь, какие это деньги? Да возьми в руки, посмотри! Мне много не надо, я на десять процентов согласен…

Контролер усмехнулся, качая головой. Двумя пальцами взял смятую, в заломах бумажку, брезгливо понюхал и начал разворачивать. Из бумажки на пол сыпались набившиеся в нее грязные крошки. Длинноволосый коротышка, не сводя излучателя с Бой-Бабы, вытянул шею, вглядываясь, что там.

Астронавтка изготовилась, напрягла мышцы, бросила быстрый взгляд на обессилевшего Живых.

– Какого черта ты тут… – Контролер, с бумажкой в вытянутой руке, повернулся к лаборанту. Тот вытянул из выпотрошенного кармана руку и ударил главаря в грудь. Тот пошатнулся, схватился за пораженное место и захрипел.

Волосатый вздернул излучатель, и разряд вжикнул по воздуху, объяв тело лаборанта голубым свечением. Профессор издал звук, похожий на тот, с каким лопается под струей кипятка стакан, и упал, извиваясь.

Как большая металлическая кошка, Бой-Баба прыгнула волосатому на спину и вырвала излучатель. Коротышка взвыл, колени его подломились под тяжестью стали, он повалился вперед, стукнулся лбом об пол и затих.

Держа входной люк на прицеле, Бой-Баба бросила взгляд на распластавшегося на полу Контролера. В груди его поблескивала рукоятка обсидианового скальпеля.

Оклемавшийся немного Живых на четвереньках подполз к лаборанту.

– Вот гадство-то… – голубая дымка разряда все еще потряхивала тело. Глаза лаборанта были открыты. На белках вылезших из орбит глаз и на ногтях раскинутых рук застыли темно-багровые зигзаги молний.

Радиста скрутили походя, по дороге: он сдался с дурацким смехом, никого и ничего не узнавая вокруг. Врубили фары транспортера. Бой-Баба впилась глазом в дисплей часов. Сорок минут.

– Не успеем.

* * *

Они уже издалека заметили, что с Троянцем не все ладно. Корабль изменил очертания. Вместо взметнувшегося в небо километрового гребешка над самыми скалами распростерся черный студенистый купол. Сжавшись, он, казалось, поглощал самый свет, чтобы сквозь известные одному ему коридоры пространства выплюнуть его в другую, мертвую вселенную. На тот свет выплюнуть, подумала Бой-Баба. Как знак смерти, Троянец свернулся черной кляксой на камнях, и было ясно, что он уже никуда не полетит.

Взрыв прогремел, когда транспортер переваливал через последнюю гряду, за сотню метров до начала бетонки. Он сотряс ледник под гусеницами, и транспортер подпрыгнул, как на трамплине, тяжело перевернулся в воздухе и, ударившись об землю одной гусеницей, покачался на ней и повалился на бок.

И заглох.

– К ним! – хрипнула Бой-Баба, вытягивая тело сквозь боковое окно наружу. И они побежали, оступаясь и падая на камнях, не чувствуя боли в изношенных протезах, хватаясь за грудь от рези в легких. Бежали мимо будки охранника, по бетонным дорожкам, мимо заброшенных модулей с отсвечивающими чернотой окнами, мимо дочерна иссохших парников – к пузырящимся на земле черным останкам Троянца.

Его расплавленная взрывом плоть ручьями стекала по оседающему льду и застывала на морозе хрупкими золотистыми пластинами, звенящими на ветру.

Астронавты беспомощно осматривались, понимая, что ничто не могло выжить в таком пекле.

– Стой тут, я пойду проверю, – Бой-Баба показала перчаткой на издыхающий на земле, пузырящийся купол.

– Я с тобой.

Они пошли вдвоем, медленно – куда теперь спешить? – ставя ноги в свободные от расплавленного месива участки обнаживщегося ото льда камня. Здесь еще стоял жар, они чувствовали исходящее от останков живого корабля тепло.

И запах… тонкий мускусный запах живых, услужливых коридоров.

Плакать… но слезных желез ее дешевому искусственному глазу не было предусмотрено. Бой-Баба судорожно вздохнула, споткнулась и, взмахнув руками, упала на колени, ткнувшись носом в застывшее золотисто-хрустальное полотнище. От ее прикосновения оно осыпалось, явив плотный, полупрозрачный, стекловидный кокон.

Бой-Баба всмотрелась, охнула и принялась мощными пальцами драть в клочья податливую оболочку, за которой шевелились человеческие фигуры.

* * *

Потом они помогали полуголым, трясущимся на морозе поселенцам выбраться из кокона и забраться в транспортер. Поселенцы хватались за Живых с Бой-Бабой онемевшими пальцами и больше мешали, чем помогали. В транспортере они съежились, обхватив друг друга, на полу между убранными сиденьями, и в подозрением поглядывали на поблескивающие металлом тела астронавтов.