Текст книги "Тень Властелина"

Глава 9

Кчасу пополудни улица Вздохов стала постепенно заполняться народом. Здесь царило оживление, хотя и не такое сильное, как ближе к ночи. Но уже сейчас сотни жонглеров, подбрасывавших в воздух мечи, булавы и факелы, стояли там, где к вечеру их будет тысяча. Сотни разряженных, нарумяненных и надушенных шлюх разгуливали по улицам там, где ночью их станет не меньше двух тысяч. Десятками расхаживали богатые купцы с вооруженным эскортом, – предвестники сотен таких же. Рабы несли на своих мускулистых плечах дюжины паланкинов, где восседали красотки, жаждущие острых ощущений. И в этой толпе повсюду шныряли нищие. Не обращая на эту суету ни малейшего внимания, Конан двигался к цели.

Завидев вывеску таверны «Полная Луна», он не удержался от смеха. На вывеске была изображена со спины стоявшая на четвереньках обнаженная женщина. Должно быть, это свидетельствовало о тех низменных утехах, на которые рассчитывал здесь одноглазый Ордо.

Внезапно Конан содрогнулся. Ему показалось, – или нет, не показалось! – что поодаль мелькнул паланкин с теми же алыми занавесками, что встретился ему в первый день пребывания в Бельверусе. С одной стороны ткань была отдернута в сторону, и Конан вновь встретился взглядом с таинственной женщиной под вуалью. Даже с такого расстояния, хотя он никак не мог разглядеть цвет ее глаз, она показалась ему мучительно знакомой. Он где-то видел эту женщину прежде, – но где?

Северянин тряхнул головой. Порой память и воображение играют с человеком странные шутки. У доброй сотни знакомых ему женщин и у тысяч тех, кого он не узнает никогда, глаза точь-в-точь такого же цвета. С этой мыслью Конан и зашел в таверну.

Сквозь гомон толпы до него долетел не то женский смешок, не то приглушенное рыдание. По спине пробежал холодок. Проклятье! Еще немного – и он вспомнит. Киммериец обернулся, но паланкин уже скрылся в толпе.

Конан проверил кинжал и меч в шагреневых ножнах, словно это привычное движение могло помочь ему успокоиться. Он слишком сильно тревожится за Ариану, решил киммериец. Пожалуй, ему не повредит немного развеяться, взяв пример с Ордо: выпить вина, полюбоваться на пресловутую грудастую танцовщицу... Он прошел внутрь.

Общий зал был таким же, как в тысяче других заведений подобного рода. Здесь пахло прокисшим вином и затхлыми благовониями. Уставленный грубо сколоченными деревянными столами, зал был полон едва ли на треть. Завсегдатаи с мрачным видом сидели над кружками, пытаясь в горьком вине утопить свои горькие мысли. Под звуки двух флейт и цитры извивались на помосте семеро танцовщиц. Из всей одежды у них имелось лишь по куску прозрачного алого шелка, которым они попеременно прикрывали то грудь, то лицо. Изогнутые бронзовые пластинки, пристегнутые к золоченым пояскам, прикрывали лоно, и на каждой пластинке значилась цена, по которой можно было провести с танцовщицей некоторое время в комнатах наверху.

Верно, все они довольно хороши собой, – подумал Конан, – но навряд ли этого достаточно, чтобы увлечь Ордо. Может, есть и другие танцовщицы, которые выступают по вечерам?

С этой мыслью Конан занял место неподалеку от возвышения. Дебелая служанка в одной лишь набедренной повязке из тончайшего муслина возникла у него за плечом.

– Принеси вина, – небрежно велел Конан, и та тотчас исчезла.

Устроившись поудобнее, северянин приготовился полюбоваться представлением, но его покой был нарушен появлением тощего философа Левкаса.

– Мне нужно... могу ли я поговорить с тобой, Конан. – Философ нервно заозирался, словно боясь, что их подслушают. Но кроме них двоих единственными в зале, кто не пил вино, были трое смуглокожих кофийцев. Волосы у них были перехвачены стальными обручами, а на предплечьях крепились карпашские кинжалы. Судя по всему, они спорили, стоят ли танцовщицы тех денег, которых запрашивают... Но Левкас все равно тревожно ерзал на табурете, пытаясь придвинуться ближе к северянину.

Торопливо, словно боясь, что не успеет договорить, он просипел:

– Мне нужно с тобой поговорить, Конан. Я следил за собой, да. Твой меч... Как только я увидел его, то сразу понял, ты – тот самый человек... тот, кто способен это сделать. Я... я не такой. Я просто не могу... Битвы, кровь, клинки – все это не для меня. – Пот градом катился у него по лбу, хотя в таверне было сумрачно и прохладно. – Ты ведь понимаешь, правда?

– Ни единого слова, – заявил Конан.

Левкас зажмурился и принялся что-то бормотать себе под нос, а когда наконец открыл глаза, то, похоже, сумел все же взять себя в руки.

– Согласен ли ты, что Гариана следует лишить трона?

– Именно это вы и собираетесь сделать, – расплывчато отозвался Конан, не желавший пока давать никаких твердых обещаний.

– Ну... – воскликнул Левкас и тут же понизил голос. – Теперь все нужно изменить. Нельзя больше ждать. То, что произошло за последние дни... Погасло солнце, содрогнулась земля... Должно быть, сами боги отвратили свой лик от Немедии. Это знак, предупреждение, что мы должны убрать Гариана, прежде чем они сами уничтожат его, а вместе с ним и весь Бельверус.

Бог, которому поклонялся Конан, Кром, темный Владыка Могильных Курганов, давал человеку жизнь и силу воли, и ничего больше. Киммерийцу не доводилось видеть явных свидетельств, что и прочие боги способны на что-то еще, помимо этого. Что же касается потемневших небес и землетрясений, то про себя он решил, что в Бельверусе кто-то занимается колдовством, невзирая на все запреты Гариана. К магии он не питал ни малейшей любви, но поскольку напрямую его это не касалось, он не имел ни малейшего желания вмешиваться в эту историю.

И потому сказал только:

– Так ты полагаешь, что вам следует перенести дату восстания? Но зачем ты говоришь об этом со мной?

– Нет, ты не понимаешь... не эти планы... кое-что другое... Нужно действовать немедленно. – Пот пленкой покрывал лицо философа, делая его похожим на блестящую маску, а голос заметно дрожал. – Понимаешь, нам нужно пробраться во дворец, с ножами. Гариан должен умереть, немедленно. Но я не могу. Я не тот человек. Ты – человек действия. Займи мое место.

– Я не убийца, – проворчал Конан.

Левкас взвизгнул, перепуганно озираясь по сторонам.

– Говори потише, – он едва не рыдал. – Ты не понимаешь. Ты должен...

– Я понимаю, о чем ты просишь, – ледяным тоном заявил Конан. – Если заговоришь об этом еще раз, то получишь кулаком в зубы. – Внезапная мысль поразила его. – А Ариана знает об этом?

– Ты ни о чем не должен ей говорить! Не говори никому. Не следовало мне обращаться к тебе! – Левкас неожиданно вскочил. Пятясь от стола, он нелепо размахивал руками. – Подумай как следует, Конан. Ты сделаешь это? Просто подумай...

Киммериец сделал вид, словно намеревается встать с места, и философ с испуганным возгласом бросился бежать, едва ли не кубарем выкатившись на улицу.

Конан сердито нахмурился. Да как посмел этот человек обратиться к нему, словно к какому-нибудь наемному убийце? Разумеется, ему доводилось убивать людей, и в будущем наверняка придется сделать это вновь, но лишь по необходимости, а не за плату. Однако сейчас важнее всего были его чувства к Ариане. Конан никак не мог себе представить, каким образом человек вроде этого Левкаса, дрожащий от стража, сумеет пробраться в королевский дворец, так, чтобы его не схватили. А затем, как только ему покажут раскаленные щипцы, философ выболтает палачам все на свете, все имена, вплоть до собственной матери. Конечно, если случится худшее, то киммериец всегда сумеет ускользнуть. Но вот Ариана попадет в ловушку. Как только появится Ордо, – решил он, – они вместе отыщут Ариану, и он предупредит ее насчет Левкаса.

Вспомнив об одноглазом, киммериец невольно вспомнил и о выпивке, которую уже давно должны были принести. Куда подевалась эта служанка? Ее нигде не было видно. Никто не двигался в зале таверны, если не считать танцовщиц и троих кофийцев, которые, похоже, захотели подойти поближе, чтобы рассмотреть товар.

Конан начал было приподниматься из-за стола в поисках служанки, и в этот миг один из кофийцев внезапно завопил:

– А я тебе говорю, это моя женщина, варвар!

Отработанным жестом все трое вскинули руки и выхватили кинжалы. Музыка тотчас смолкла, девушки с визгом разбежались в стороны. Кофийцы кинулись на северянина, держа в руках оружие.

Одной рукой Конан опрокинул перед ними стол.

– Болваны! – выкрикнул он, вскакивая на ноги. – Я не тот, кто вам нужен!

Двое кофийцев отпрыгнули в сторону, но один упал на колени перед Конаном, нанося удар ножом. Киммериец втянул живот, и лезвие скользнуло по кирасе, не причинив ему особого вреда. Прежде чем атакующий успел отскочить, коленом варвар ударил в костлявый подбородок, вышибая тому зубы. Кинжал выпал из онемевшей руки убийцы, и он без чувств рухнул на заплеванный пол. Конан выхватил меч и кинжал и встал наизготовку.

– Я не тот, кто вам нужен, – повторил он вновь.

Оставшиеся двое кофийцев ловкими движениями опытных бойцов начали обходить его с двух сторон. Вокруг в таверне слышался шум: завсегдатаи держали пари на исход поединка.

– Я никогда прежде не видел ни вас, ни вашу женщину.

Двое продолжали надвигаться, пытаясь зажать киммерийца в клещи, и держали кинжалы низко, острием вверх, чтобы нанести удар промеж пластин кирасы.

– Ты и есть тот, кто нам нужен, – заявил первый, и когда Конан перевел на него взгляд, другой тут же поспешил напасть.

Впрочем, киммериец именно этого и ожидал. Вместе с движением глаз сместился и его клинок. Нападавший кофиец вскрикнул, и кровь хлынула ручьем из отрубленной руки. Отчаянно цепляясь за обрубок запястья, нападавший попятился и рухнул наземь, пятная кровью свою тунику.

Конан рывком развернулся к третьему, но у того, похоже, пропал боевой запал. С ужасом на лице он взирал на своих товарищей на полу, один из которых по-прежнему валялся без чувств, а другой истекал кровью.

Здоровяк киммериец ткнул в его сторону кончиком меча.

– Так, а теперь скажи мне...

Но в этот самый миг дверь таверны распахнулась, и внутрь хлынули городские стражники, которых было не меньше дюжины, и каждый держал в руке меч. Первый указал на Конана:

– Вот он!

И все стражники ринулись вперед, расталкивая зевак и второпях переворачивая столы.

– Кром! – пробормотал Конан. Похоже, они не собирались даже спрашивать, кто был зачинщиком драки, и с чего все началось. Спрыгнув на узкое возвышение, он устремился к той двери, за которой исчезли танцовщицы, но она оказалась заперта.

– Взять! – взвыл один из стражников. – Убейте его!

Расталкивая завсегдатаев таверны, которые искали хоть малейшего шанса унести отсюда ноги, стражники бросились к возвышению. Конан торопливо отступил и всем телом обрушился на хлипкую деревянную дверь. Во все стороны полетели щепки. Дверь разлетелась вдребезги, и варвар оказался в узком коридоре, где столпились танцовщицы, тотчас поднявшие отчаянный визг. В конце коридора северянин разглядел дверь, ведущую на улицу. Растолкав полуголых красоток, он вскоре оказался у выхода. Там, внезапно остановившись, он обернулся со зверским лицом и взревел, потрясая мечом над головой. В панике танцовщицы ринулись обратно в общую залу. С той стороны донесся яростный рык: это стражники, гнавшиеся за Конаном, напрочь застряли в толпе перепуганных до потери памяти женщин.

«Это немного их задержит, – подумал Конан. – Хотя бы на какое-то время...»

Вложив меч в ножны, он поспешил выйти на улочку за таверной. Проулок был таким узким, что здесь не разминулись бы и двое мужчин. Он извивался, как змея, и весь пропах помоями. Наугад выбрав направление, варвар двинулся сквозь жужжащий рой мух.

Но едва лишь он добрался до первого поворота, как сзади послышался вопль:

– Вот он!

Киммериец торопливо обернулся через плечо: стражники уже выбирались в проулок.

– Похоже, боги и впрямь отвернулись от меня, – решил северянин. – Где это видано, чтобы стражники в Бельверусе вздумали столь рьяно исполнять свой долг?

Он был уверен, что здесь таких уже не осталось. Может, разозлились из-за танцовщиц?.. Как бы то ни было, но отряд черноплащников со всех ног устремился за варваром, крича и поскальзываясь в грязи.

Конан также бросился бежать, с трудом удерживая равновесие. Повороты были крутые, и он то и дело задевал плечами углы, сбивая последнюю штукатурку с обшарпанных заплесневелых стен. Его путь пересекла другая, такая же извилистая улочка, и он, не раздумывая, свернул туда. Еще один проулок, похожий скорее на узкий лаз между стенами... Конан устремился в него. За спиной послышались проклятья и ругань преследователей.

Уже на бегу варвар убедился, что угодил в настоящий лабиринт – путаницу древних ходов и выходов, терявшуюся в стороне от обычных улиц. Здания здесь готовы были в любой момент обрушиться, заваливая улицы грудами мусора. Некогда эти дома строились одноэтажными, но с годами требовались новые помещения, и поскольку в стороны расширяться было некуда, начали возводить одна над другой бесконечные надстройки, так что теперь все это напоминало непонятно на чем держащуюся груду оштукатуренных коробок, крытых серой черепицей.

Вот здесь ему и пришлось удирать от преследователей, словно лисице от гончих псов. Если повезет, он сумеет выбраться отсюда прежде, чем его схватят. Но, похоже, его удача на сегодня совсем прокисла... Правда, был и еще один выход, – как раз подходящий для уроженца заледеневших хребтов и скал Киммерии...

Резким прыжком бросив тело вверх, Конан сумел ухватиться за край крыши, подтянулся и ничком лег на сланцевую черепицу. Вопли и ругань стражников послышались ближе. Вот они уже зазвучали прямо под ним, а затем начали удаляться...

– Он там, наверху! – раздался вдруг чей-то крик. – Я вижу ногу!..

– Клянусь потрохами Эрлика! – не сдержался Конан. Похоже, его удача не просто скисла, она напрочь сгнила.

Стражники принялись карабкаться на крышу. Не теряя времени даром, киммериец пробежал по черепице, взобрался на соседнюю постройку, пронесся через нее и спрыгнул вниз. Но тут черепица захрустела под ногами, и воин провалился внутрь дома.

Оглушенный, северянин с трудом выпрямился среди груды осколков черепицы. Ого, да он здесь не один! У дальней стены, в тени стоял мужчина в дорогом синем плаще без всяких украшений. Лица его было не разглядеть в полумраке. От изумления он выругался не хуже последнего оборванца из трущоб. Его напарник с лицом, испещренным оспинами, и короткой кудрявой бородкой, в изумлении воззрился на Конана.

Однако все внимание варвара было устремлено на третьего мужчину в сером плаще, накинутом поверх алой туники. Все в его внешности – хищное лицо, черные, как обсидиан, глаза, темные волосы, тронутые сединой на висках, – говорило о том, что этот человек рожден для власти. И тут же незнакомец коротко приказал:

– Убейте его!

«Кром! – невольно подумалось северянину. – Что сегодня за день такой? Все вокруг так жаждут его смерти...»

Рябой взялся за меч.

– Вот он, провалился сюда!.. – неожиданно донеслось сверху. Люди в комнате застыли, и лишь у рябого подергивалась щека.

– Там в крыше дыра! Тот, кто первым пустит ему кровь, получит серебряную монету!

Мрачный, словно сама смерть, человек в алой тунике и сером плаще вскинул руку, словно намереваясь нанести Конану удар, – хотя сам стоял при этом на другом конце просторной комнаты. Сверху послышался шум – это стражники спрыгивали на крышу.

– Нет времени, – проворчал горбоносый. Развернувшись, он с достоинством вышел из комнаты, и его спутники тут же исчезли следом.

Конану отнюдь не хотелось ни дожидаться стражников, ни следовать за этой троицей. По счастью, взор его зацепился за какую-то старую тряпку, висевшую на стене подобно гобелену. Похоже, за ней что-то есть! Конан отдернул полотнище... И правда, там оказалась дверь! А за дверью – еще одна комната, пыльная и совершенно пустая. Но там обнаружилась другая дверь, а за ней – прихожая. В тот самый миг, когда Конан прикрывал за собой эту последнюю дверь, стражники со стуком и грохотом начали прыгать в дом сквозь дыру в крыше.

Как ни удивительно, коридор вывел Конана не обратно в лабиринт узких проходов, а на совершенно обычную улицу. Здесь царила пустота, если не считать какой-то дебелой старухи, которая, приоткрыв дверь, зазывно улыбнулась северянину. Во рту у нее недоставало большей части зубов. Внутренне содрогнувшись, Конан поспешил прочь.

Едва он вернулся на постоялый двор, первым, кого увидел киммериец, оказался Ордо, мрачно уставившийся в кружку с вином. Конан опустился на табурет напротив приятеля.

– Ордо, это ты прислал мальчишку сообщить, что хочешь встретиться со мной в «Полной Луне»?

– Что? Да у меня и в мыслях такого не было. – Не поднимая взора от кружки, Ордо тряхнул головой. – Послушай, киммериец, может, хоть ты мне что-нибудь объяснишь? Ты что-нибудь смыслишь в женщинах? Ты только представь, прихожу я на постоялый двор, говорю Керине, что у нее самые красивые глазки во всем Бельверусе, а в ответ получаю оплеуху, и еще она обижается, что якобы я считаю, будто у нее грудь слишком маленькая... – Ордо скорбно вздохнул. – А теперь она и вовсе не желает со мной разговаривать.

– Полагаю, я смогу тебе кое-что объяснить, – заявил Конан и вполголоса рассказал о послании, якобы полученном от одноглазого, а затем и обо всем остальном, что произошло в «Полной Луне». Ордо понял его с полуслова.

– Они явно гоняются за тобой, кто бы эти «они» ни были. Коли кофийским головорезам не удалось с тобой расправиться, то на тебя натравили стражников.

– Это верно, – подтвердил Конан. – Когда городская стража начала с таким упорством меня преследовать, я сразу догадался, что кто-то заплатил им за это. Но я по-прежнему не могу представить, кому перешел дорожку.

Ордо повозил пальцем в лужице вина, размазывая его по столешнице.

– А тебе не приходило в голову уехать из Бельверуса, Конан? Мы могли бы отправиться на юг. В Офире тоже назревают неприятности, и там для Вольного Отряда наверняка найдется работа. Я тебе точно говорю: не нравится мне эта история, и то, что кто-то пытается тебя убить. Так я и знал, что тебе следовало послушать этого слепого гадателя...

– Ты знал?.. – Конан покачал головой. – Но если я двинусь на юг, Ордо, то потеряю свой отряд. Многие из них не захотят уезжать отсюда, рассчитывая подзаработать в Бельверусе, а у меня не хватит денег расплатиться с ними, пока мы не доберемся до Офира и не наймемся на службу там. Кроме того, здесь у меня остались незавершенные дела.

– Дела? Конан, прошу, скажи мне, что ты не собираешься участвовать в этом... в этом безнадежном сопляцком бунте.

– Не совсем так.

– Не совсем? – эхом повторил Ордо. – Объясни мне, что ты надумал. В точности.

– Я хочу немного заработать, – отозвался Конан. – Узнать, кто желает мне смерти и расправиться с ними. Да, и спасти Ариану от палача. Разве ты сам хочешь, чтобы у Керин с плеч скатилась ее хорошенькая головка?

– Может, и нет, – неохотно признал одноглазый.

Оглянувшись по сторонам и отыскав Керин взглядом, Конан помахал ей рукой, подзывая к столу.

Она нехотя приблизилась.

– Ариана здесь? – спросил ее киммериец. Сейчас, чтобы спасти девушку, прежде всего следовало рассказать ей о планах Левкаса, чтобы она могла его удержать от глупостей.

– Она куда-то вышла, – ответила Керин. Она смотрела лишь на киммерийца, словно Ордо и не было рядом. – Ариана сказала, что должна устроить для тебя какую-то встречу.

– Что касается этого сегодняшнего послания... – неожиданно начал Ордо.

Керин небрежным жестом потянулась и опрокинула ему на колени полную кружку вина. Одноглазый вскочил с места, отчаянно ругаясь, а девушка убежала.

– Топор палача – это самое малое, чего она заслуживает, – проворчал Ордо. – Но раз уж нас с тобой обоих бросили, то пойдем на улицу Вздохов. Я там знаю один притон, столь развратный, что даже шлюхи краснеют при одном упоминании о нем.

– Я надеюсь, это не «Полная Луна», – засмеялся Конан.

– Клянусь, что нет, киммериец. – Голосом, похожим на вопль раненого шакала, Ордо затянул песню:

 
Знавал я красотку в Албине,
Соски у ней, точно рубины,
А волосы – чистое злато,
Зато между ног...
 

В зале таверны внезапно повисло изумленное молчание.

– А ты почему не подпеваешь, Конан?

Северянин со смехом поднялся на ноги и, распевая второй куплет, еще более скабрезный, чем первый, удалился прочь вместе с одноглазым под негодующие возгласы завсегдатаев.

Глава 10

– Ты уверен? – требовательно спросил Албанус.

Золотые лампы, свисавшие на цепях со сводчатого потолка в зале с мраморными колоннами, отбрасывали тени на лицо, делая его похожим на волка.

Деметрио недовольно нахмурился, отчасти из-за этого недоверия, а отчасти из-за того, что Албанус заставил его дожидаться в прихожей.

– Ты же сам хотел, чтобы мы установили слежку за Сефаной, – проворчал он. – Я и велел следить за ней, и я вполне уверен. Разве иначе я явился бы сюда посреди ночи?

– Следуй за мной, – велел ему Албанус, словно слуге.

На стиснутые бледные губы молодого вельможи и на его сжатые кулаки он не обратил ни малейшего внимания, словно тот и впрямь был ничего не значащим рабом. Деметрио повиновался, – это все, что имело значение. Албанус уже чувствовал себя полновластным владыкой. В конце концов, до завершения его плана оставались считанные дни. И самое главное приобретение будет сделано именно сегодня.

Темноглазый вельможа прошел прямиком в комнату, где так часто предавался плотским утехам с Суларией, но сейчас женщины здесь не было. На особый манер подергав шнур колокольчика, висевшего на стене, затем он направился прямиком к письменному столу.

– Когда? – спросил он, открывая серебряную чернильницу. Взяв перо и пергамент, он яростно принялся что-то писать. – Сколько времени нам остается прежде, чем она приступит к делу?

– Я не посвящен в ее планы, – едко отозвался Деметрио. – Но разве нам не достаточно знать, что нынче ночью она собирает всех своих воздыхателей?

– Дура! – проскрежетал Албанус.

Быстрыми движениями горбоносый вельможа посыпал влажные чернила на пергаменте песком из серебряного ларца, затем запалил огонек под бронзовым горшочком с воском. Вошел раб в короткой белой тунике с вышитым на вороте гербом дома Албануса. Вельможа не обратил на него ни малейшего внимания, стряхнул песок и, свернув пергамент, поставил на него восковую печать, прижав своим кольцом-печаткой.

– Скажи, Деметрио, когда твой соглядатай известил тебя о происходящем, все ли сообщники Сефаны уже явились к ней?

– Когда пришел третий, он тотчас отправился ко мне. Она не стала бы собирать всех троих, если бы не вознамерилась нанести удар нынче ночью.

Выругавшись, Албанус протянул пергамент рабу.

– Чтобы через четверть часа это письмо оказалось в руках Вегенция, командира Золотых Леопардов. Ты ответишь за это собственной жизнью. Ступай.

Низко поклонившись, раб выбежал из комнаты.

– Если собрались еще не все, – заявил Албанус, как только раб удалился, – то, возможно, мы еще успеем ее остановить, прежде чем она попадет во дворец. – Он почти бегом бросился к лакированному сундуку и открыл его ключом, висевшим на шее. – Я обязан ее остановить.

Деметрио неуверенно покосился на содержимое сундука.

– Каким образом? Убьешь ее?

– Да, из тебя никогда не вышло бы короля, – засмеялся Албанус. – Воистину, это тончайшее искусство, найти подходящее наказание, которое соответствовало бы преступлению и самому преступнику. А теперь отойди в сторону и помолчи.

Второго предупреждения не потребовалось. Знатный юнец поднес к носу надушенный платок: ведь всем известно, что обычно колдовство источает зловоние. Сейчас больше всего ему бы хотелось оказаться как можно дальше от этого места...

Небрежно смахнув со стола бесценную чашу из джиргизского хрусталя, которая вдребезги разбилась на мраморном полу, на ее место Албанус поставил круглый серебряный поднос. На нем была столь замысловатая гравировка, что если попытаться проследить узор, то делалось больно глазам. Быстро подтянув ниспадающие рукава темно-синей туники, он откупорил небольшой флакон и обвел алой жидкостью часть узора на подносе, нараспев бормоча себе под нос какие-то заклинания. Алая жидкость сама собой расползлась по всему подносу, повторяя тончайшие линии гравировки на серебре. Получился все тот же замкнутый замысловатый алый узор, без единого лишнего пятна.

Уже довольно давно Албанус, словно предчувствуя, что рано или поздно ему это понадобится, раздобыл прядь волос Сефаны, – подкупленные им служанки отдавали ему волоски, остававшиеся на гребне после того, как причесывали свою госпожу. Измельченные в порошок, теперь они лежали в пергаментном конверте.

Его содержимое Албанус пересыпал в ступку, изготовленную из черепа девственницы. К этому было добавлено еще несколько составляющих, точно отмеренных в полированной чашечке золотых весов. Все это Албанус смешал воедино, растирая пестиком из бедренной кости младенца. Получившейся дьявольской смесью он посыпал те линии узора на подносе, куда не проникла алая жидкость.

Порошок и жидкость образовали каждый свою фигуру, которые не пересекались между собой, хотя местами казалось, что они входят одна в другую. Впрочем, в этом невозможно было убедиться наверняка, ибо взгляд не в силах был проследить за колдовским узором. Если смотреть на него слишком долго, то глаза застилала пелена, голова кружилась и к горлу начинала подступать тошнота...

Помедлив мгновение, Албанус постарался насладиться плодами своих трудов, предвкушая дальнейшие действия. Одно дело вызвать засуху, но совсем другое – таким же образом поразить живого человека. Эманации, исходившие от подноса, словно заполняли все тело Албануса. Он ощутил наслаждение, сходное с тем, когда обладал женщиной. Всем своим существом он жаждал продолжения этого блаженства, но понимал, что времени слишком мало.

Вскинув руки, он заговорил нараспев, произнося слова давно мертвого языка. Голос его взывал и приказывал. Порошок и жидкость засветились в полумраке. Слова Албануса сделались еще более настойчивыми.

Едва лишь тайные заклятия достигли слуха Деметрио, как юноша стал пятиться, пока наконец не уперся в стену. Он не понимал ни единого слова, но эти звуки словно пронзали его насквозь, а душа внимала сказанному. Все зло, таившееся в глубинах сознания юного вельможи, откликнулось на призывные слова заклинания и тонкой лучинкой зажглось рядом с мрачно светящейся глыбой вершащегося колдовства. Деметрио закричал бы, если бы от ужаса у него не пересохло горло; беззвучные вопли эхом отдавались во мраке содрогавшегося разума.

Голос Албануса не стал звучать громче, однако от его слов стены заходили ходуном. Шпалеры содрогались, словно под порывами ветра, хотя воздух оставался недвижимым. Серебряный поднос сиял все ярче, пока наконец свечение его не начало резать глаза даже сквозь сомкнутые веки. На подносе уже не было ни порошка, ни жидкости, – только пылающий туман, все еще сохранявший форму узора и казавшийся более плотным, нежели породившие его вещества.

Внезапно послышался резкий хлопок, подобный удару грома, и туман исчез. Гравированный серебристый поднос светился девственной чистотой. Еще некоторое время глаза ощущали свечение, но затем пропало и оно.

С тяжелым вздохом Албанус опустил руки.

– Вот и все, – выдохнул он. – Все кончено...

Он поднял глаза, встретившись взглядом с Деметрио, и юноша невольно содрогнулся.

– Албанус... Государь... – обратился к нему Деметрио, переполненный смирением и покорностью. – Позволь мне повторить это вновь: я готов служить тебе во всем, в меру моих скромных сил. – Его устами говорил страх. – И у меня нет иной мечты, кроме как увидеть тебя на Троне Дракона.

– Хороший ли ты слуга? – с кривой ухмылкой вопросил его Албанус.

На мгновение гнев мелькнул на лице молодого вельможи, но он сдержался.

– Да...

Ровным голосом, однако режущим, словно нож, Албанус заявил:

– Тогда стой и молчи до тех пор, пока не понадобишься мне снова.

Деметрио побледнел как полотно, но даже если Албанус и заметил это, то никак не подал вида. Что ж, похоже, юный наглец, наконец, начинает понимать, где его истинное место... Он очень помог Албанусу и принес полезные сведения, и если впредь будет держаться скромнее, то его даже можно будет оставить в живых...

Чародей тщательно запер лакированный сундук. Во взгляде его не было и тени сострадания.

– Пойдем, – промолвил он, отходя в сторону. – У нас мало времени. Нужно отыскать остальных...

Албанус заметил, что Деметрио уже готов был спросить его, кто эти «остальные», – но ни единого слова так и не сорвалось с уст юноши, и вельможа, довольный, улыбнулся. Именно так и следует простым смертным вести себя перед владыкой: принимать что дают, и не требовать большего. О, как насладится он, когда вся Немедия будет так же распростерта у его ног, – а может, и не только Немедия. Что ему границы держав, установленные невесть кем в незапамятные времена?

Торопливо накинув теплые плащи, так как уже настала глубокая ночь, они вышли из дворца. Четверо рабов несли факелы, – двое спереди и двое позади. Десять вооруженных стражников в тяжелой броне окружали Албануса, идущего по темным улицам. Поскрипывала кожа, бряцало железо... То, что заодно стражники охраняли и Деметрио, было чистой случайностью.

На улицах не было ни души, хотя порой в отдалении и слышались торопливые шаги: уличные разбойники и прочее отребье, промышлявшее в потемках, торопились убраться с дороги. Порой с улицы Вздохов ветер доносил отголоски царившего там веселья, но, по большей части, горожане старались оставаться по домам. Вот только далеко не у всех сон был крепок: те, у кого не было денег, чтобы нанять охрану, могли лишь молиться, чтобы их не ограбили среди ночи.

Дворец Сефаны был окружен роскошным садом, раскинувшимся за алебастровыми стенами. За ним высился украшенный колоннами фасад дворца. Когда Албанус с сопровождающими появился там, люди с факелами показались на другой стороне улицы. Албанус остановился поблизости от ворот в ожидании.

– Так это ты, Албанус? – послышался недовольный голос Вегенция. – Скверная ночь и скверная история. Одному из моих капитанов перерезали глотку...

Албанус недовольно скривился. Вот этот человек, сколько бы пользы он ни принес, все равно должен будет умереть. Он подождал с ответом, покуда Вегенций со своими спутниками не подошел вплотную. Командира сопровождали двадцать Золотых Леопардов. Плащи у всех были откинуты, чтобы не мешали быстро вытащить меч. Десять воинов несли факелы.

– По крайней, ты смог избавиться от Боэция. Тебе удалось отыскать варвара?

– Пока от Тареса нет никаких известий, – объявил Вегенций. – Но судя по тому, как усердно гналась за ним городская стража, похоже, этот дикарь – просто убийца или обычный вор. Нам нечего опасаться.