Текст книги "Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов)"

В этот момент, забыв о жестокости происшедшего, Брендон, этот спившийся уличный юрисконсульт с Гарвард-сквер, обрел цель жизни, и она стала для него важнее всего на свете. Это было потрясающе. Рэндолф Гейтс, лорд Рэндолф Гейтс, Дэнди-Рэнди, выступающий на процессах элиты, оказался отъявленным мерзавцем, причастным к смерти, которая произошла здесь, на побережье Карибского моря. Теперь в прояснившемся мозгу Префонтена (прояснившемся оттого, что, помимо других неприятных ограничений, он отказался от четырех обязательных стопок водки поутру) приобретал явственные очертания один план. Именно Гейтс навел потенциальных убийц на след семьи Уэбба. Почему он это сделал – неважно, даже с юридической точки зрения; важно лишь то, что он оповестил убийц, зная заранее, что они убийцы. Конечно, он стал соучастником убийства, убийства нескольких человек. Да, яйца Дэнди-Рэнди зажаты в тисках, и, когда тиски начнут сжиматься, он расколется и выболтает все, что знает, и тем самым поможет Уэббам, особенно необыкновенной женщине с золотисто-каштановыми волосами. Да, будь на то Божья воля, встреть он ее лет пятьдесят назад…

Утром Префонтен должен был вылететь в Бостон. Складывая манатки, он спросил Сен-Жака, сможет ли он когда-нибудь вернуться сюда. Может, даже без предварительно оплаченной брони.

– Конечно, судья. Мой дом – ваш дом, – последовал ответ.

– Я постараюсь быть достойным такой чести.

* * *

Альберт Армбрустер, председатель Федеральной торговой комиссии, вылез из лимузина на тротуар перед крытыми ступеньками своего дома в Джорджтауне.

– О завтрашних планах справьтесь на службе у секретаря, – велел он шоферу, придерживающему заднюю дверцу. – Похоже, со мной не все в порядке…

– Слушаюсь, сэр. – Водитель захлопнул дверцу. – Может быть, вам помочь?

– К чертям! Уматывайте.

– Слушаюсь, сэр. – Шофер с места врубил скорость, и яростный рев двигателя вовсе не соответствовал вежливому прощанию.

Армбрустер тяжело поднимался по ступенькам; он выругался сквозь зубы, заметив за стеклянными дверями викторианского особняка силуэт жены. Сраная тявкалка, подумал он, одолевая последнюю ступеньку; он опирался на перила, готовясь к поединку с женщиной, которая была его постоянным противником последние тридцать лет.

Из темноты, откуда-то с территории соседнего владения, хлопнул винтовочный выстрел. Армбрустер взмахнул руками, словно стараясь найти точку опоры в том хаосе, который внезапно воцарился в его теле. Но было уже поздно. Председатель Федеральной торговой комиссии покатился вниз по каменным ступенькам. На тротуар шлепнулось уже мертвое тело.

* * *

Борн переоделся в недавно купленные брюки, темную рубашку с короткими рукавами и летнюю спортивную куртку цвета хаки. Рассовав по карманам деньги, пистолет и все документы – как настоящие, так и фальшивые, – он вышел из отеля «Пон-Рояль». Перед этим он положил подушки под одеяло и повесил на видном месте одежду, в которой прибыл в отель. Неторопливо пройдя мимо регистрационной стойки, он вышел на улицу Монталамбер, сразу бросился к телефону-автомату и набрал номер домашнего телефона Бернардина.

– Говорит Симон, – сказал он.

– Я ждал, – ответил француз, – точнее, надеялся. Я только что говорил с Алексом и договорился, что он не будет спрашивать, где вы находитесь: нельзя выболтать то, чего не знаешь. И все же на вашем месте я бы сменил гостиницу, по крайней мере на эту ночь. Вас могли засечь в аэропорту.

– А как же вы?

– Я собираюсь лечь на дно, превратиться в canard.

– В утку?

– Да, в утку, сидящую на гнезде. Второе бюро наблюдает за моей квартирой. Возможно, меня навестят, это было бы неплохо, n'est-ce pas?[68]68
  Не так ли? (фр.)


[Закрыть]

– Вы не сообщали начальству…

– О вас? – перебил Бернардин. – Конечно нет, мсье, ведь я вас не знаю. Второе бюро считает, что я получил угрожающий телефонный звонок от старого противника – известного психопата. Честно говоря, еще много лет назад я постарался загнать его в наши заморские департаменты, но досье его никогда не закрывал…

– Вы уверены, что наш разговор не прослушивается?

– Я уже говорил вам, что это уникальный номер.

– Да, припоминаю.

– Разговор по нему невозможно подслушать, и даже при помехах он продолжает работать… Вам нужна пауза, перерыв, мсье. Без этого вы никому не поможете, даже себе. Найдите берлогу, где можно залечь. В этом я бессилен.

– "Пауза в борьбе – это оружие", – повторил Борн формулу, которая, как ему казалось, была полна глубинного смысла и помогала выжить в мире, где царили ненависть и несправедливость.

– Простите, вы о чем?

– Ни о чем. Я найду себе убежище, а утром вам позвоню.

– Тогда до завтра. Bonne chance, mon ami[69]69
  Удачи, мои друг (фр.).


[Закрыть]. Нам обоим.

* * *

Борн нашел прибежище в «Авенире» – недорогом отеле на улице Гей-Люссака. Зарегистрировавшись под вымышленным именем, которое тут же вылетело у него из головы, он поднялся по лестнице в свою комнату, разделся и бросился на кровать. «Пауза в борьбе – это оружие», – сказал он сам себе. По потолку скользили отблески огней ночного Парижа. Периоды пассивного ожидания бывали и раньше: в горной пещере или на рисовых плантациях дельты Меконга – неважно где. Это было оружие, имевшее более важное значение, чем огневая мощь. Этот урок вдолбил в его голову д'Анжу – человек, отдавший в лесах под Пекином свою жизнь за Джейсона Борна.

Такие паузы – это настоящее оружие, подумал он, дотрагиваясь до повязки на шее, но уже почти не чувствуя боли, и погрузился в сон.

Пробуждение от сна было плавным. До его слуха доносился уличный шум. Металлический звук клаксонов напоминал рассерженное карканье среди беспорядочного – то совершенно невыносимого, то резко стихавшего – завывания двигателей. Так начиналось обычное утро на узких парижских улочках. Держа голову прямо, Борн сел на кровати, оказавшейся для него коротковатой, и взглянул на часы. Он удивился, даже усомнился, перевел ли он часы на парижское время. Разумеется, перевел. Было 10.07. Он спал почти одиннадцать часов, что подтверждалось урчанием в животе. Сумасшедшая усталость сменилась теперь страшным голодом.

Но с завтраком придется подождать – есть дела поважнее: во-первых, надо связаться с Бернардином, во-вторых, выяснить обстановку в отеле «Пон-Рояль». Он встал и тут же почувствовал, как немеют ноги и руки. Хорошо бы принять горячий душ (которого, разумеется, нет в «Авенире»), и сделать легкую зарядку, чтобы привести себя в порядок (в подобных процедурах не было необходимости еще несколько лет назад). Он вытащил из бумажника визитную карточку, подошел к телефону и набрал номер Бернардина.

– Боюсь, что le canard никто не навещал, – сообщил ветеран Второго бюро. – Даже намека нет на охотника, что в данных обстоятельствах, по-моему, весьма неплохо.

– Не будем обольщаться, пока не найдем Панова, если суждено его найти. Будь они прокляты!

– Ничего не поделаешь… Это – самый жестокий аспект нашей работы.

– Черт побери, я не могу проститься с Мо этим выражением: «Ничего не поделаешь!»

– Это от вас и не требуется. Я просто констатировал положение дел. Никто не сомневается, что вы искренни в своих чувствах, но, к сожалению, они не могут изменить реальность. Простите, я не хотел вас задеть.

– А я не собираюсь раскисать. Дело в том, что Панов – совершенно необыкновенный человек…

– Понимаю… Какие у вас планы? Нужна ли вам моя помощь?

– Пока не знаю, – ответил Борн. – Сначала заберу машину на бульваре Капуцинов, а через час-два, возможно, что-то прояснится. Вы будете дома или на службе?

– Я буду дома ждать вашего звонка. В данных обстоятельствах я бы предпочел, чтобы вы не звонили мне на службу.

– Весьма неожиданное заявление.

– Я знаю далеко не всех во Втором бюро, и осторожность в моем возрасте не только лучшая часть доблести, но часто даже заменяет ее. Кроме того, если внезапно отозвать охрану… поползут слухи, что я впал в маразм. Поговорим об этом позже, друг мой.

Джейсон положил трубку, борясь с искушением позвонить в «Пон-Рояль», но сдерживал себя, потому что знал: Париж – город неболтливых людей, и гостиничные служащие терпеть не могут давать информацию по телефону, тем более лицам, которых они не знают. Он оделся, спустился вниз, оплатил по счету, вышел на улицу Гей-Люссака и подозвал такси. Через восемь минут Борн уже был в холле отеля «Пон-Рояль» и сразу же обратился к консьержу.

– Je m'appelle Monsieur Simon[70]70
  Меня зовут господин Симон (фр.).


[Закрыть], – сказал он, беря ключ от номера. – Прошлой ночью я встретил старую знакомую, – продолжил он на безукоризненном французском, – и остался у нее. Скажите, меня никто не спрашивал? – Борн вытащил несколько купюр, всем своим видом показывая, что щедро заплатит за конфиденциальность. – А может, кто-то разыскивал похожего на меня человека? – спросил он.

– Merci bien, monsieur…[71]71
  Большое спасибо, мсье… (фр.)


[Закрыть] Я все понимаю. Я справлюсь у ночного консьержа, но я уверен, что он наверняка оставил бы мне записку, если бы кто-нибудь спрашивал о вас.

– Почему вы уверены в этом?

– Потому что он оставил мне записку с просьбой поговорить с вами. Я начал названивать вам в номер с семи утра, как только заступил на дежурство.

– И что же в этой записке? – спросил Джейсон, у которого перехватило дыхание.

– Я прочту вам: «Свяжитесь с вашим другом через Атлантику…» Вам названивали всю ночь. Могу засвидетельствовать, что в записке все точно, мсье. На коммутаторе мне сказали, что последний звонок был всего полчаса назад.

– Полчаса назад? – переспросил Джейсон, пристально глядя на консьержа и сразу же переводя глаза на часы. – Там сейчас пять утра… Значит, звонили всю ночь?!

Консьерж кивнул. Борн бросился к лифту.

* * *

– Алекс, скажи, Христа ради, в чем дело? Мне сказали, что ты звонил всю…

– Ты в отеле? – резко перебил его Конклин.

– Конечно.

– Перезвони мне из телефона-автомата с улицы. Быстрее! Опять этот медленный лифт; холл, наполовину заполненный обитателями отеля – кое-кто из них направлялся в бар выпить свой полуденный аперитив. Вот и яркое солнце на улице, сводящее с ума своей медлительностью движение транспорта… Где же автомат? Борн торопливо зашагал в сторону Сены – где же этот чертов автомат?! Вот он! На углу улицы Бак – оклеенная рекламными плакатами кабина с красной крышей.

Увертываясь от лавины легковушек и грузовиков – во всех сидели страшно разъяренные водители, – он перебежал на другую сторону улицы и влетел в кабину. Несколько мучительных мгновений он объяснял оператору, что вызывает вовсе не Австрию, и называл номер своей кредитной карточки компании «Эй-Ти энд Ти» и наконец услышал гудки.

– Почему, черт подери, я не могу звонить из отеля? – рявкнул Борн. – Прошлой ночью я звонил тебе из своего номера!

– Вот именно прошлой ночью, а не сегодня.

– Что-нибудь новое о Мо?

– Пока ничего определенного, но, возможно, они допустили ошибку. Надеюсь, нам удастся нащупать ниточку, ведущую к военному врачу.

– Надо расколоть его!

– Было бы неплохо. Я отстегну свою железную ногу и буду молотить его по морде, пока он не начнет говорить… Разумеется, если мы на правильном пути.

– Но не из-за этого же ты мне названивал всю ночь?

– Конечно нет. Вчера в течение пяти часов я разговаривал с Питером Холландом. После того как мы с тобой поговорили, я встретился с ним. Его реакция не была для меня неожиданной, хотя были некоторые весьма важные нюансы.

– На тему «Медузы»?

– Да! Он требует, чтобы ты немедленно вернулся: ты – единственный, кто знает что-то доподлинно. Таков был его приказ.

– Черта с два! Он не может мне приказывать и вообще что-либо требовать от меня.

– Но он может перекрыть тебе кислород, и тогда я тебе ничем не смогу помочь. Тебе может срочно что-то понадобиться, а он не отреагирует.

– Но есть Бернардин… «Все, что вам понадобится» – вот его слова.

– Бернардин далеко не всемогущ. Так же, как и я, он может тряхнуть старых должников, но без доступа ко всем рычагам он может дать сбой.

– А Холланд в курсе, что я фиксирую все, что мне известно: заявления, которые мне пришлось выслушать, ответы на мои вопросы?

– Уже пишешь?

– Напишу.

– Этим его не возьмешь: он хочет поговорить с тобой лично, потому что не может задавать вопросы листкам бумаги.

– Я слишком близко подобрался к Шакалу! Я не полечу в Америку. А Холланд – безмозглый сукин сын!

– Думаю, он все понимает, – сказал Конклин. – Ему известно, что тебе приходится преодолевать, но после семи часов прошлого вечера он захлопнул дверь перед разумными доводами.

– Но почему?

– Да потому… Возле своего дома был застрелен Армбрустер. Говорят о попытке ограбления в Джорджтауне, что не соответствует истинному положению дел.

– О Боже!

– И еще кое-что ты должен узнать. Во-первых, мы решили предать огласке «самоубийство» Суэйна.

– Скажи, ради Бога, зачем?

– Чтобы тот, кто его убил, понял, что он сорвался с крючка. Но для нас более важно посмотреть, кто всплывет через неделю-другую.

– Во время похорон, что ли?

– Нет, похороны пройдут по-семейному: ни гостей, ни речей.

– Тогда кто же всплывет и где?

– В поместье… Так или иначе… Мы консультировались с адвокатом Суэйна (совершенно официально, разумеется), и он подтвердил все то, о чем тебе говорила женушка Суэйна: владение завещано какому-то фонду.

– И какому же? – спросил Борн.

– Ты о нем вряд ли что-нибудь слышал. Фонд был образован втихую несколько лет назад близкими друзьями нашего достопочтенного генерала; у него такое трогательное название: «Приют для солдат, матросов и морских пехотинцев», и совет директоров имеется.

– "Медузовцы"?

– Конечно, или подставные лица. Поживем – увидим.

– Алекс, а что с именами, которые я сообщил тебе, – теми, которые я узнал от Фланнагана? И что с номерными знаками?

– С этим не так просто… – загадочно ответил Конклин.

– А в чем суть?

– Возьмем хотя бы имена. Все они какие-то отбросы общества, ничем не связанные с элитой из Джорджтауна. Об этих типах можно прочитать в «Нэшнл инкуайерер», но отнюдь не в «Вашингтон пост».

– Но номерные знаки, встречи! Из этого можно хоть что-то выжать?

– Еще более мудрено, – сказал Конклин. – Как же, разживешься на этом… Каждый из этих номерных знаков зарегистрирован в какой-нибудь компании по прокату шикарных автомобилей. Ты сам понимаешь, что все это липа, даже если нам известна фамилия того, кто брал автомобиль в определенный день.

– Но там еще и кладбище!

– Ну и где оно и какой площади? Ведь там целых двадцать восемь акров…

– Надо искать!

– И этим показать, что мы что-то знаем?

– Ты прав. Вы неплохо ведете игру… Алекс, скажи Холланду, что ты не можешь меня найти.

– Надеюсь, ты шутишь.

– Вовсе нет. Здесь есть консьерж, который мог бы меня прикрыть. Назови Холланду номер телефона, имя, под которым я зарегистрировался, и пусть он позвонит сам или поручит кому-нибудь из посольства найти меня. Консьерж поклянется, что со вчерашнего дня он меня не видел. Это подтвердят и на коммутаторе. Мне нужно еще несколько дней…

– Холланд все равно перекроет тебе кислород…

– Вряд ли. Если будет думать, что я вернусь, как только ты меня найдешь. Я просто хочу, чтобы он продолжал искать Мо и не упоминал мое имя в связи с Парижем. Плохо это или хорошо, не должно быть ни Уэбба, ни Симона, ни Борна!

– Ладно, попытаюсь.

– Что еще ты собирался мне сообщить? У меня много дел.

– Вот еще что. Кэссет летит в Брюссель. Он собирается прищучить Тигартена – потерять его мы не имеем права, а к тебе это не будет иметь отношения.

– О'кей.

В переулке возле кафе в Андерлехте, что в трех милях к югу от Брюсселя, остановился «седан», на капоте которого были прикреплены флажки четырехзвездного генерала. Генерал Джеймс Тигартен, верховный главнокомандующий войск НАТО в Европе, выбрался из машины на тротуар, освещенный ярким послеполуденным солнцем; на его мундире блеснули пять рядов орденских ленточек. Он помог выйти из машины женщине-майору, которая, смущенно улыбнувшись, поблагодарила его. Галантно, но вместе с тем с властностью высокопоставленного военного Тигартен взял ее под руку; они направились к нескольким столикам под зонтиками; цветник огораживал площадку перед кафе. Генерал и его спутница подошли к ажурной арке, украшенной розами и служившей входом в кафе. За исключением одного столика в дальнем конце площадки, все места были заняты; гул обеденной беседы сопровождался позвякиванием бутылок, звоном бокалов и стуком ножей и вилок. Генерал привык к тому, что его появление обычно привлекает внимание, вызывает доброжелательные взгляды, а порой и легкие рукоплескания, он благосклонно улыбнулся всем и никому в частности и проводил свою даму к столику с табличкой: «Reserve»[72]72
  «Зарезервирован» (фр.).


[Закрыть].

Хозяин кафе буквально пролетел меж столиков, торопясь поприветствовать столь важного гостя; за ним устремились два официанта, похожие на встревоженных цапель. В то время когда генерал обсуждал меню с хозяином кафе, к столику подошел мальчик лет пяти-шести. Приложив ладошку ко лбу, он засмеялся и отдал честь генералу. Тигартен, встав по стойке смирно, отсалютовал мальчугану.

– Vous etes un soldat distingue, mon camarade[73]73
  Из вас получится отличный солдат, мой друг (фр.).


[Закрыть], – с пафосом произнес генерал; слова его эхом разнеслись по всему кафе, а широкая улыбка вызвала симпатию собравшихся. Ребенок убежал, и обед возобновился.

Незаметно пролетел час. Неожиданно к столику подошел шофер генерала – пожилой сержант, выражение лица которого свидетельствовало о его крайней взволнованности. Он сообщил, что на имя генерала получена срочная телефонограмма. Шофер набрался смелости принять ее. Он протянул Тигартену листок.

Лицо генерала побледнело, его глаза сузились, и в них промелькнул страх. Вынув из кармана пачку бельгийских франков, он положил на стол несколько крупных купюр и сказал своей спутнице:

– Идемте… – Повернувшись к шоферу, он приказал: – Заводи машину!

– В чем дело? – спросила женщина.

– Сообщение из Лондона: Армбрустер и Десоул убиты.

– Боже мой! Как же так?!

– Как бы это ни объяснили, все равно это будет ложь.

– Как же быть?

– Не знаю. Знаю одно: надо выбираться отсюда. Идемте!

Генерал и его спутница быстро прошли сквозь ажурную арку, пересекли широкий тротуар и сели в автомобиль. С обеих сторон капота водитель успел снять красные с золотом флажки, указывавшие на высокое звание его начальника, верховного главнокомандующего войск НАТО в Европе. Машина рванула вперед, но успела проехать меньше пятидесяти ярдов.

Мощный взрыв взметнул машину в воздух: тихая улочка в Андерлехте была обезображена битым стеклом и кусками искореженного металла, частями изуродованных тел и кровавыми лужами.

* * *

– Мсье! – экзальтированно воскликнул официант, когда команды полиции, пожарных и «Скорой помощи», прибыв на место происшествия, занялись своим мрачным делом.

– Что еще? – откликнулся совершенно разбитый хозяин кафе, не пришедший в себя после жестокого допроса, которому его подвергли полицейские и журналисты. – Я разорен. О нас будут говорить как о «Cafe de la Mort» – кафе смерти.

– Мсье, взгляните!! – Официант указал на столик, за которым не так давно сидели генерал и его дама.

– Полиция его уже осмотрела, – пробормотал хозяин.

– Нет, мсье. Сейчас!!

На поверхности столика красной губной помадой было выведено:

«ДЖЕЙСОН БОРН».

Глава 20

Мари смотрела «Новости» по телевизору – передача шла из Майами через спутник. Когда оператор наездом камеры крупно показал поверхность столика в кафе Андерлехта в Бельгии и красную надпись на ней, она, не веря своим глазам, крикнула:

– Джонни!!

Сен-Жак вбежал в комнату. Он был в своих временных апартаментах, расположенных на втором этаже «Транквилити Инн».

– Что случилось?

Слезы ручьями текли у нее по щекам; Мари показала на экран. Комментатор зарубежных новостей бубнил, как это принято в передачах новостей:

«…Такое впечатление, что запятнанный кровью дикарь вернулся из прошлого, чтобы терроризировать цивилизованное общество. Гнусный убийца Джейсон Борн, уступающий только Карлосу-Шакалу на рынке наемных убийц, взял на себя ответственность за взрыв, который унес жизни генерала Джеймса Тигартена и его сопровождающих. Из разведывательных кругов Вашингтона и Лондона, а также из полиции поступают противоречивые сообщения. Источники в Вашингтоне утверждают, что убийца, известный под именем Джейсон Борн, был выслежен и ликвидирован в Гонконге пять лет назад в результате совместной англо-американской операции. Однако министерство иностранных дел и английская разведка отрицают, что им что-либо известно об этой операции, и заявляют, что совместная операция вряд ли могла состояться вообще. Правда, другие источники, в частности штаб-квартира Интерпола в Париже, сообщают, что в их отделении в Гонконге знали о планируемой ликвидации Джейсона Борна, но широко распространенные сообщения и фотографии были весьма сомнительны и не поддавались проверке, поэтому Интерпол не придал особого значения известию о гибели Борна. Предполагается, что Борн исчез в Китайской Народной Республике, куда он отправился на выполнение своего последнего, оказавшегося роковым, контракта. Пока ясно только одно: в тихом городке Андерлехте в Бельгии был убит генерал Джеймс Тигартен, верховный главнокомандующий войск НАТО в Европе, и кто-то, назвавшийся Джейсоном Борном, взял на себя ответственность за смерть этого славного солдата… А теперь мы хотим показать вам старый фоторобот из архивов Интерпола, составленный на основе словесных портретов тех людей, которые видели Борна. Помните, это фоторобот: черты лица складываются из отдельных фрагментов. Но, принимая во внимание, что убийца мастер изменять свою внешность, фоторобот не имеет слишком большой ценности».

Весь экран заполнила физиономия мужчины с неправильными неопределенными чертами.

– Но это не Дэвид! – воскликнул Джон Сен-Жак.

– Да-да, братик, – сказала его сестра. «А теперь переходим к другим новостям. Засуха, поразившая огромные районы Эфиопии…»

– Выключи этот чертов ящик! – крикнула Мари, направляясь к телефону. – Где же номер Конклина? Я записала его на какой-то бумажке у тебя на столе. А, вот он, на промокашке… Святому Алексу придется многое мне объяснить. Вот ведь сукин сын! – Сдерживая гнев, Мари набрала номер. Она постукивала кулаком по столу, слезы текли по ее щекам. Слезы боли и гнева. – Это я! Ублюдок чертов!.. Ты убил его! Ты помог ему уйти – а теперь убил его!!

– Я не могу говорить сейчас, Мари, – сдержанно сказал Александр Конклин. – У меня на другой линии – Париж.

– К дьяволу твой Париж! Где он? Вывези его!!

– Поверь, мы пытаемся найти его. Здесь настоящий ад! Англичане готовы вцепиться Питеру Холланду в задницу всего лишь за одно словечко об их связи с Юго-Восточной Азией, а французы подняли шум по поводу своих подозрений о специальном грузе Второго бюро на самолете, вылетевшем с Мартиники. Я перезвоню позже, клянусь!

Линия отключилась, и Мари бросила телефонную трубку.

– Я лечу в Париж, Джонни, – вытирая слезы, решительно заявила она.

– Что ты сказала?

– Ты слышал. Пригласи сюда миссис Купер. Джеми ее любит, а с Элисон она обращается лучше, чем я. Да и как может быть иначе: она ведь вырастила семерых детей, которые теперь навещают ее каждое воскресенье.

– Ты с ума сошла! Я тебе не позволю!

– Мне кажется, – сказала Мари, пристально посмотрев на брата, – что-то подобное ты говорил и Дэвиду, когда он сообщил тебе, что отправляется в Париж.

– Да, говорил!

– Тебе не удастся удержать меня, так же, как и его.

– Почему?!

– Потому что я знаю все места в Париже, где можно его разыскать: каждую улочку, каждое кафе, каждую аллею – от Сакре-Кёр до Монмартра. Он где-нибудь да промелькнет, и я найду его задолго до того, как это удастся Второму бюро или Сюрте. – В этот момент раздался звонок, и Мари подняла трубку телефона.

– Я сказал, что сразу же перезвоню, – раздался голос Александра Конклина. – У Бернардина есть одна идея, которая может сработать.

– Кто такой этот Бернардин?

– Мой старый приятель из Второго бюро, который помогает Дэвиду.

– Что за идея?

– Бернардин достал Джейсону-Дэвиду арендованный автомобиль. Его номер сейчас сообщают по радио всем полицейским постам в Париже, которые, обнаружив его, сразу же дадут знать. Они не должны будут останавливать его или преследовать – просто будут наблюдать, и об этом доложат Бернардину.

– И ты думаешь, Дэвид-Джейсон не заметит этого? У тебя, видно, плохая память, хуже, чем у моего мужа.

– Это всего лишь одна из возможностей, есть и другие.

– А именно?

– Ну… ну, он обязательно позвонит мне. Когда узнает о том, что произошло с Тигартеном, он обязательно позвонит мне.

– Почему?

– Ты сама сказала: для того, чтобы мы его вытащили!

– Когда до Карлоса уже рукой подать? Никогда этого не будет. Я придумала кое-что получше: я полечу в Париж.

– Ты не можешь!

– Я не желаю больше ничего слушать. Ты мне поможешь или мне придется добираться самостоятельно?

– Мне теперь во Франции почтовой марки не продадут, а Холланду не сообщат даже адреса Эйфелевой башни.

– Тогда я стану действовать на свой страх и риск и в данных обстоятельствах буду чувствовать себя значительно спокойнее.

– Что ты будешь делать, Мари?

– Могу сказать. Я побываю везде, где мы прятались когда-то. Рано или поздно он тоже объявится там. Непременно, потому что на вашем проклятом жаргоне эти места называются безопасными, и он, ведомый сумасшедшей долей своего мозга, вновь пойдет туда, ведь он знает, что там безопасно…

– Благослови тебя Бог, моя милая леди.

– Бог оставил нас, Алекс. Его просто нет.

* * *

Префонтен вышел из здания аэропорта Логан в Бостоне. На тротуаре толпились люди. Он машинально проголосовал, но оглядевшись, опустил руку и встал в очередь. За тридцать лет многое изменилось. Все вокруг, включая и аэропорты, превратилось в сплошной кафетерий: везде надо было выстоять очередь – будь то тарелка паршивого супа с тушенкой или необходимость взять такси.

– В «Риц-Карлтон», – сказал он водителю.

– Я смотрю, ты совсем налегке? – хмыкнул таксист. – Всего только маленькая сумка?

– Да, – буркнул Префонтен, – багаж ждет меня в отеле.

– Фу-ты ну-ты, – протянул водитель, пряча в карман огромный редкозубый гребень. Такси влилось в поток транспорта.

– А вам забронировали номер, сэр? – спросил портье за стойкой в «Рице».

– Надеюсь, об этом позаботился один из моих помощников. Моя фамилия Скофилд, Уильям Скофилд из Верховного суда. Мне бы не хотелось думать, что «Риц» забыл о моей брони – особенно теперь, когда на каждом шагу кричат о защите прав потребителя.

– Судья Скофилд?.. Уверен, что у нас где-то записано ваше имя, сэр.

– Я специально заказывал апартаменты «Три-Си» – это должно быть в вашем компьютере.

– "Три-Си"… забронированы… сэр…

– Что, черт побери?

– Нет, нет! Это досадное недоразумение, господин судья. Они не прибыли… Я имею в виду, что это ошибка… они в другом номере. – Портье резко нажал на кнопку звонка, вызывая коридорного.

– Нет необходимости, молодой человек, я путешествую налегке. Вам достаточно выдать мне ключи и указать, как пройти.

– Пожалуйста, сэр!

– Надеюсь, наверху найдется несколько бутылок приличного виски?

– Если их нет, то будут, господин судья. Какой сорт вы предпочитаете?

– Ржаное, бурбон, бренди. Беленькое – для неженок, не правда ли?

– Совершенно верно, сэр. Пройдите сюда, сэр! Спустя двадцать минут со стаканом виски в руке Префонтен поднял трубку и набрал номер телефона доктора Рэндолфа Гейтса.

– Резиденция Гейтсов, – ответил мелодичный женский голос.

– Надо же, Эди, верно, и под водой я узнал бы твой голос, а ведь прошло без малого тридцать лет.

– Ваш голос мне тоже знаком, только я что-то не могу вспомнить, кто вы…

– А ты вспомни сурового адъюнкт-профессора на юридическом, который выбивал дурь из башки твоего мужа. К сожалению, безрезультатно, вероятно, в этом была своя логика – потому что я сам закончил тюрьмой. Вспомни! Первый из местных судей, кого отправили в отставку. И правильно сделали, честно говоря.

– Брендон?! Боже мой, это вы? Я никогда не верила всему тому, что о вас болтали.

– И зря, дорогая, все это – правда. А сейчас мне необходимо поговорить с достопочтенным лордом Гейтсом. Он дома?

– Думаю, дома, но точно не знаю. Он со мной теперь не так уж много разговаривает.

– А что происходит? Или дела идут неважно?

– Мне надо поговорить с вами, Брендон. Понимаете, с ним не все в порядке, а я об этом даже не догадывалась.

– Уверяю тебя, Эди, это не единственное, о чем ты не догадывалась. Обещаю тебе, что мы поговорим. Но сейчас мне необходимо связаться с ним. Немедленно.

– Я вызову его по внутреннему телефону.

– Только не говори ему, что это я. Скажи: некто Блэкберн с Монсеррата в Карибском море.

– Что-что?

– Сделай, как я говорю, дорогая Эди. Ради него и ради себя, может быть, даже больше ради себя, по правде говоря.

– С ним что-то не в порядке, Брендон…

– Да, я понял. Давай постараемся помочь ему. Соедини меня с ним.

– Подождите немного.

Молчание казалось бесконечным, две минуты тянулись как два часа. Наконец в трубке раздался сдавленный голос Рэндолфа Гейтса.

– Кто вы? – прохрипел прославленный правовед.

– Расслабься, Рэнди, это Брендон. Эдит не узнала меня, но я-то ее помню. Ты ведь у нас счастливчик.

– Что тебе надо? Что еще за Монсеррат?

– Я только что вернулся оттуда…

– Что ты сделал?

– Я подумал, что мне необходим отпуск…

– Ты не мог!.. – Гейтс перешел на крик.

– Я это сделал, и теперь вся твоя жизнь должна измениться. Видишь ли, я нарвался на ту женщину с двумя детьми, судьбой которой ты был столь заинтересован… Это целый роман, и я хочу рассказать тебе его со всеми захватывающими подробностями… Ты сделал все, чтобы их убили, Дэнди-Рэнди, и это не сойдет тебе с рук.

– Я не понимаю, о чем ты болтаешь! Я никогда не слышал о Монсеррате, не знаю никакой женщины с двумя детьми. Ты паршивый пьяница, и все твои показания я буду отрицать как пьяный бред закоренелого преступника!

– И хорошо, советник. Можете отрицать все, что угодно, но это еще не самое главное. Гораздо страшнее – Париж.

– Париж?!

– Точнее, некто в Париже. Я думал, что этот человек не существует в действительности, но меня убедили в обратном. Непонятно почему, но на Монсеррате произошла довольно странная штука: меня ошибочно приняли за тебя.

– Тебя… что? – едва слышно переспросил Гейтс.

– Да. Странно, не правда ли? Мне представляется, что, когда человек из Парижа попытался связаться с тобой здесь, в Бостоне, кто-то сказал ему, что твоя императорская персона куда-то отбыла… Тут и началась путаница: два изощренных юридических ума, которые имели отношение к женщине и двум ее детям… Вот в Париже и решили, что я – это ты.

– А дальше что?

– Успокойся, Рэнди. В данный момент тот человек, вероятно, считает, что ты мертв.

– Что-о?!

– Он попытался убить меня, считая, что это ты… За превышение полномочий.