Текст книги "Лаборатория имен"

36

Карл сбежал на неровную поверхность и оступился, скатившись в неглубокую выемку с накопившейся в ней мутной водой. Попробовав подняться, он понял, что без чьей-либо помощи он не сможет продолжить путь – права нога в районе щиколотки, как только он на нее наступил, испытала кричащую боль. А тут еще и преследователи, наверняка заметили его исчезновение. Открыли дверь, пропороли куклу насквозь и сейчас допрашивают свидетеля-соучастника. Конечно, Ковбой не выдаст, однако нюх у Восьмого не подведет и он пойдет по невидимым следам в самое недоступное место только потому что нужно выполнить задание.

– Как не вовремя, – раздосадовался мальчик. – Не мог я подвернуть ее где-нибудь возле дома.

Он ковыляя, дошел (скорее подходит «дополз») до проселочной дороги, даже придумал, как перемещаться без усилий, съезжая на мокрых лопухах по склонам, но на ровной поверхности он «шел» не так быстро…

Карл примерно знал, что нужно пройти этот лес, потом будет город, и еще один, и еще лес, а после река, и гора, и если попадется еще один город, то он не слишком удивится – в голове была не карта местности, а настоящая каша – однако интуиция подсказывала, что он движется в верном направлении.

Так бы он, наверное, и шел много дней и ночей, если бы не услышал какой-то шум. Думая, что они все же его настигли, он, не долго думая, прыгнула в кусты и на его счастье попал на достаточно мягкий холм и, не смотря на то, что этот холм оказался муравейником, терпел некоторое время и даже накрыл себя горкой достаточно влажных листьев.

Мимо него проехала Фольсваген транспортер с клокочащими криками – уже старый, фыркающий, и портящий воздух, с пожухлыми красками и надписью «Семь глотков смеха».

– Это же… – воскликнул мальчик, – стойте, – еще громче закричал он, настолько сперва испугавшись, а теперь обрадовался, что не чувствовал, как его кусают мелкие насекомые. – Босс, Весельчак, Ворчун…

Но они его не услышали – слишком громко они, по всей видимости, репетировали. Тогда Карл взял камень и опрометчиво кинул его в сторону циркомобиля. Камень попал в самую цель. Репетиция тут же прекратилась, Фольсваген остановился, открылась дверь и показалось лицо растерянного Босса, держащего в руках монтировку.

– Ты чего? – сердито спросило показавшееся лицо Ворчуна.

– Он думает, что это очень весело, – прокомментировал случившееся Весельчак.

– Сейчас я его проучу, – грозно сказал Главный и сделал шаг к «задире». – Будет знать…

Конечно же, они его не узнали – всему виной были муравьи, что облепили его тело, одежду и со стороны он был похож на чудовище из леса, нежели на мальчика, который решил остановить машину.

– Это я, Карл, – тихо ответил он.

– Какой такой Арл? – пробурчал Ворчун.

– Он больше напоминает монстра, – шепотом сказал Весельчак, тут же преобразившись во вторую копию «облепленного черным и движущимся», поднял руки для пущей убедительности и издал рык.

Теперь и мальчик почувствовал, что его тоже кусают. Раньше он не мог придавать этому значения, другие эмоции перебивали боль – сперва, страх, теперь – радость от встречи с друзьями. Но страх прошел, радость тоже, так как семья клоунов не хотела его признавать, но появилась боль в спине, на животе, голове подмышках… кругом. От мелких, но достаточно болезненных укусов, он стал прыгать, стряхивая самых назойливых, кто уже принял Карла за жертву.

– Или ненормального, – заключил Главный.

– А что если это больной и вот эта гадость на нем заразная? – воскликнул Ворчун. Со стороны могло показаться, что какой-то ненормальный сдирает с себя «живую» кожу и она, сама убегает от него. При этом некоторые части «кожи», он подбрасывает, жонглируя ими в воздухе.

– Да, он точно того, – прошептал Веселый, подбирая сбежавших от Карла черных существ. – Муравей – раз, муравей – два.

– Это же Нам, – сказал Идейный, делая шаг вперед.

– Какой такой Нам? – спросил Весельчак себя. – Нам? – обратился он ко всем? – Кто-нибудь помнит… мистер Нам? – он сделал большие глаза под стать своему округлому телу. – О, это же наш любимый, – запел он. И тогда все узнали Карла, не смотря на его камуфляж. И все, как один обрадовались. Правда, был среди них один, кто не слишком выказывал свою радость.

– Мы торопимся, – прохрипел Ворчун. – Нам нужно репетировать. Нужно еще придумать то, что мы будем…

Босс бросил монтировку, помог мальчику обрести лицо и тело, достав из грузовика воду и полотенце. Следов от укусов почти не осталось, разве что на животе и лопатке.

– Ничего, я так понимаю, что нашему другу нужна помощь. – Карл, молча кивнул и полез в фургон, ежась от холода, обернув себя тройным полотенцем. – Ну вот, что я говорил?

– Ты на ужин? – спросил Весельчак. – Но мы только что… знаешь, когда мы обедаем или ужинаем, то у нас ничего не остается Закон дороги.

– Н-нет, й-я-я х-хо-хо-хочу спрят-т-таться… – ответил Карл, стуча зубами от холода.

– У нас через минуту представление, – сказал Главный, поворачивая ключ.

– Й-я с-с-с в-ва-ва-вами…

Машина тронулась, оставив муравьев и их скандальный муравейник, не зная, что примерно через минуту на их след падет агент и ухмыльнется, зная, что у них «отчетность…». Босс вертел баранку, говоря о том, что «неплохо было бы придумать номер», Весельчак поймал оставшихся с головы Карла муравьев и пытался их поддать дрессировке, прикрикивая на них «але гоп!». Ворчун, как и принято ему было, ворчал о том, что «нужно репетировать!», Идейный сидел в углу и насупившись о чем-то идейном. Все разговоры о репетиции были только разговорами о репетиции, о том, что нужно такое, но никто не мог придумать, а Идейный отмалчивался.

– Ты был в том городе? – спросил Завистник у Карла. – Если возвращаешься, значит был. – Счастливый, – восторженно сказал он.

– Его нет, – грустно ответил Карл.

– Как нет? – удивился Весельчак.

– А вот так, продолжил мальчик, не желая смотреть в глаза своим спасителям. – Того города, что я искал не существует. Поэтому я возвращаюсь. – Он поднял голову, и понял по взглядам, что сказал что-то не то. – О, это не значит, что вашего города нет. Он есть. Это моего нет, а ваш…

– А то, что нашего нет – мы уже давно поняли, – ответил Босс. – Если бы он был, то мы бы успокоились и превратились в жирных, никому не нужных артистов. Мы бы не были так смешны…

– Город, который нас приютит, обогреет – какая глупость, – продолжил его мысль Завистник. – Вот еще. Я бы никогда не согласился жить там.

– Да пусть я сдохну, – завершил тему «чудо-города» Ворчун, – если соглашусь на город с комфортом.

Мальчик был поражен, как клоуны, колесящие, вечно спорящие, недоедающие, недосыпающие, мечтающие об уюте, сейчас так просто от него отказываются. Как будто им предлагали выступать на помойке и жить там же. Номер люкс в контейнере с отбросами.

– Никогда! – завершил Весельчак, продолжая тренировать муравьев. – Вперед, а ты за ним, Не робей, залезай на него. Ты, третий с разбегу. Должна получиться пирамида. Первый, ты куда? – нервно закричал он, случайно задев Ворчуна, тот в свою очередь дотронулся до успевшего прикорнуть Завистника, который резко вскочил и толкнул Босса, который в этот самый момент повернулся, и резкого удара, повернул руль, и свернул в лес, успев затормозить перед деревом в сантиметре. Все замерли. От шока. Даже водитель.

– Я понял, – радостно провозгласил Идейный. – Нам нам поможет.

– Нам нам? – передразнил его Ворчун. – Без репетиции?

Они выехали на площадь. С памятником какому-то известному человеку в городе, с гуляющими в красивых костюмах людьми и торговцами сладостями. Конечно, здесь присутствовала и сцена, куда наши герои и подъехали, в считанные минуты переодевшись.

– А я? – спросил мальчик. – У меня будет свой костюм?

– Тебе не нужно, – ответил Идейный.

Карлу нужно было домой, но сейчас и они тоже нуждались в нем. После представления, его снова ждет дорога и бегство от неприятностей. А сейчас – небольшая пауза, клоуны, смех и…

– Уважаемая публика, – воскликнул Главный. – Сегодня мы приветствуем Вас на нашем спектакле.

Агент был близко. Он уже стоял в толпе и пристально вглядывался на знакомую физию, выглядывающую из-за кулис.

37

– Ну, давай. Ни пуха.

Карл вышел на сцену. На него смотрели заинтересованные лица, готовы плакать и смеяться. Они хотел увидеть что-то интересное. И мальчик должен бы сделать это. Он не должен был подвести «Семь глотков…».

Он встал, вытянул руку, высматривая то ли машину, то ли вертолет. Зрители тоже стали оглядываться – так правдоподобно мальчик делал это. И провожая взглядом очередную «без тормозов», он тяжело вздыхал и махал рукой и параллельно с ним публика вздыхала и ругала не желавшего подвезти мальчика водителя. Карл пожал плечами, снова вздохнул и полез в карман, за чем-то заранее положенным туда, но только он хотел вытащить оттуда этот что-то, то не смог, прилипнув. Публика засмеялась. Сперва скромно, но когда мальчик решил помочь себя другой рукой, но и она прилипла тоже, то люди, стоящие перед сценой просто взорвались – они смеялись, как будто долго копили в себе эту смеховую энергию и, наконец, получили возможность выпустить ее.

«Он такой юный». «Смотрите, а теперь как он выкрутиться? Ну, надо же, какой ловкий!». Все смеялись, тут же комментировали увиденное, в первую очередь хвалили мальчугана, что залез на дерево (на портал этой сцены) и высматривал оттуда машину и как, заметив, не смог слезть, так как слишком высоко забрался.

Люли плакали. Они хотели еще, и, конечно, получали, так как спектакль «Ждущий» продолжался. Когда у него получилось слезть с дерева, и достать эту злосчастную конфету, то он смог насладиться воздухом, солнцем, а на самом деле – смехом, эмоциями, что он дарил людям.

Мальчик не думал о том, что в толпе есть человек, который ничего не понимает в актерском мастерстве – у него есть приказ и все. Восьмой стал протискиваться через толпу. На сцене появилась долгожданная машина-трио клоунов. Карл в то время смотрел на солнце, которое так хорошо грела его макушку, не замечая, как фыркающая машина двигалась прямиком на него. Нэймер все ближе подходил к сцене, проталкиваясь сквозь смеющихся, хватающихся за живот людей. Сам он был серьезен, даже слишком. Он был готов схватить мальчика, а не повторять за этими глупцами. Он бы верен «отчетности». Но публика была слишком восторженна увиденным, что не могла оставаться спокойной к равнодушным, мешающим ей смотреть.

– Возмутительно! – кричала полная дама, с двумя годовалыми отпрысками на плече. – Куда на это смотрит полиция?

– У полиции тоже есть дети, – послышалось из толпы. Это был полицейский, позволивший залезть своим и не только детишкам на служебную машину, постоянно приговаривая «только осторожнее, не топчите, а то крыша обвалится».

– Полиция не за все отвечает, – строго сказал Восьмой, смотря в глаза крупной даме, которая решила стать на время каменной стеной.

– Он прав, мы не можем… – ответил мужчина-полицейский, – вы же видите.

Дети, не смотря на его уговоры, прыгали, желая повторить все в точности, что происходит на сцене. Они все ловили машину, но никому из них не удавалось ее поймать. Достаточно было взглянуть вниз, и они бы поняли нелепость своего положения. Полицейский махал рукой и устав, сел внутрь, нажал на клаксон, чтобы хоть как-то повлиять на подрастающее поколение. Однако это их только завело, и они стали еще больше прыгать и вторить происходящему на сцене.

Дама сдалась и пропустила агента. Тот быстро взбежал на сцену, но машина-трио, что мчалась на мальчика, свернула и подсекла агента. Из-за кулис выбежал Главный, отстранил Восьмого, быстро сказав:

– Он потерял имя… но во время его нашел. После спектакля можете делать все что угодно, но сейчас не нужно… если не хотите скандала.

Восьмой согласился – ему не хотелось настраивать после себя толпу. Большинство из них были довольны своими именами и обращались к «Лаборатории…», когда испытывали трудности. К тому же он хотел все сделать тихо.

Спектакль продолжился. Мальчик поймал машину и уехал. На сцену вышел Главный.

– Это еще не все, – продекламировал он. – Следующее приключение ждет нашего героя. Но после того случая, как наш герой поймал машину, прошло достаточно времени. Мы объехали с десяток городов – где-то нас встречали радушно, где-то нет, но наш мальчик тоже не сидел на месте и немало прошел дорог, и вот наши с ним пути снова пересеклись.

Мальчик выполз на сцену, весь облепленный чем-то черным. В данном случае клоунская братия использовала заварку от чая. Не могла же она найти в городе муравейник. А тех муравьев, что дрессировал Весельчак, было в недостаточном количестве, и пройдет немало времени, прежде чем они покажут что-то действительно сценическое. Тут же подоспел «мобиль», который изображали Весельчак, Завистник и Ворчун. Весельчак загудел, Завистник дернул счетчик-волосы, и Ворчун пробурчал «едем». Но этот «покрытый чайной заваркой» стоял у них на пути.

– Ты кто? – спросил Весельчак, и машина вздрогнула, как будто тоже заинтересовалась этим.

– Я Карл, – ответил мальчик.

– Кто? – не понял самый веселый.

– Это Монстр, – проговорил Завистник.

– Это человек, у которого проблемы, – неожиданно заговорил автомобиль.

– Это наш друг, – неожиданно появился Идейный. – И чтобы найти нас, своих друзей, ему пришлось броситься в муравейник, и терпеливо ждать, пока его недоброжелатели пройдут мимо, и наконец, завидев нашу машину «Семи голосов…», он кинул в нас камень.

– Разбил фару и габаритные огни тоже не фурычат, – воскликнул Весельчак, как будто радуясь тому, что сделал мальчик.

– И два колеса проколото, – удивленно сказал Завистник, не понимая, как у Карла это получилось.

– И у меня тоже синяк под глазом… – выглянул Главный, закрывая глаз, как будто пряча синяк.

Наконец, занавес закрылся, публика взревела. Главный продолжил:

– В третьем акте наш герой переодевается в девушку…

Это не могло не смутить Восьмого. Он тут же взбежал на сцену и увидел стоящего актера, покрытый чайной заваркой. Только он хотел схватить, чтобы усадить рядом с тобой на соседнее сидение в грузовичке, чтобы уже сегодня быть перед Осьминогом, отчитавшись за удачное возвращение ценного преступного объекта, как понял, что в «преступнике» что-то не так. Будучи опытным агентом, он четко запоминал габариты, вес, и только подмостки, что были выше и некоторое расстояние помешали ему видеть объективно. Но сейчас он понимал, что мальчик чуть выше, и немного полнее. К тому же сквозь заварку можно было заметить морщины и недовольное лицо. Это был Ворчун.

В то время, как Восьмой был под колпаком у клоунского розыгрыша, Карл спешил к выезду из города. Впереди было совсем немного. Какая-то река. Какая-то гора, Какая-то площадь. Первую он прошел, не глядя – она обмелела, и не нужно было валить деревья, вторую он прошел он резво, так как из нее торчало много удобных для карабканья камней и корневищ. А площадь… он просто прошел мимо, как будто это место не для него вовсе. Оказавшись на дороге, после длинного пути, светового дня и ночи, он едва не стал ее целовать и обнимать. Но очень непросто обнять дорогу, достаточно сделать это внутри себя – как будто бы она имеет спину, где можно скрестить руки.

– Наконец-то я на своей дороге, – восторженно прошептал он.

По этой дороге он уехал из дома, по ней же и вернется обратно.

38

Как приятно возвращаться домой и знать, что за тобой уже никто не гонится. По крайней мере, никто не дышал в спину. Солнце почти закатилось за горизонт, и ветер был скорее попутный, чем нет. Хотя настроение было такое, что никакое погодное явление не могло его изменить. Карл бежал. Ему казалось, что расстояние до его дома слишком велико – вот бы его подрезать, чтобы уже через сто метров был поворот на его город – пыльная, не покрытая асфальтом, но такая родная и желанная дорога. Встреча с родителями…

Вот они удивятся. Поругают, конечно, но это ничего. Главное, что будут рады. Он им расскажет о своих приключениях, не упустит ни одну маломальскую деталь. Станет героем. Может быть, тогда все перестанут и накормят по-домашнему. Как же он соскучился по нормальной еде. Чтобы первое, второе. Ему, казалось, что он так отощал, что его могли попросту не узнать. Мама посмотрит на него и скажет «Это не мой сын. Мой был с круглыми щечками, а этот какой-то тонкий, как стебелек». Ничего, папа поможет – мужик мужика видит издалека. Но все это конечно не может быть правдой – родители, конечно же, его узнают. Тем более, мама. Она, наверное, вся извелась, а он все эти дни даже и не особенно думал, как она, сильно ли переживает его отсутствие… сколько его не было? Ему казалось, что его не было несколько лет – он вырос, возмужал, стал другим, а родители они не могли измениться – и не только они, но и все, даже коврик при входе и как стоит вешалка, повернутая сломанным крючком к стенке. Он вышел пару часов назад, и мама даже не успела понять, что его не было больше чем час. Папа все также говорит с «крупной рыбой» по телефону, а мама гладит белье или же жарит куриные котлеты. А он осторожно откроет дверь, войдет, чтобы никто не слышал и со всей мочи прокричит: «Я дома!». Мама бросится к нему, папа замешкается, но потом не выдержит и подойдет. Объятия, обещание ничего подобного не делать, обед и первая бессонница в своей кровати с бесконечными мыслями о приключениях, не успевших улечься в голове. Да разве они могут улечься сразу – это все равно, что смотреть десять телевизоров, по которым идет что-то интересное, одновременно.

Этот мальчуган шел по дороге… За спиной был рюкзак, в глазах уверенность, шаги метровые. Карл не заметил, как засмотрелся на него. Тот обратил на это внимание, оценил стоящего, грубо сплюнул в сторону и спросил:

– Если буду идти прямо, то получится выйти куда-нибудь?

Он был немногим ниже Карла, упитанный и чем-то напоминал Бонза – серьезным взглядом.

– Можешь, – растеряно ответил Карл.

Незнакомец кивнул, уверяясь в том, что и сам знает, и спросил только потому чтобы убедиться в том, что не только один он знает об этом. Снова сплюнул, вытащил сигарету, закурил, смотря в ту даль, где он еще не был. Он точно шел на поиски чего-то – предположил Карл. Только что его не устраивает? Навряд ли, ему не нравится свое имя. Есть что-то другое.

– А куда ты направляешься? – спросил Карл.

– Мне нужно, – сухо ответил он, бросил бычок, примял его ногой, поправил лямки на рюкзаке и пошел дальше.

Он не хотел говорить, но Карлу было ясно – конечно, он не знал, за каким таким кладом тот отправился, собрав рюкзак, но точно знал, что этот мальчика не устраивает сегодняшняя жизнь. А если не устраивает, нужно сбегать… и Карл тоже это сделал. И даже не важно, что он возвращается, он все же попытался.

– Тебя как зовут? – крикнул он вслед удаляющемуся объекту.

– Никак, – огрызнулся тот.

– Я все же очень надеюсь, что тебя как-то зовут.

Мальчик остановился, повернулся, кивнул и помчался дальше.

Что-то очень знакомое было в нем. Уверенность и желание что-то найти. Не поворачиваться назад, где сейчас оказался Карл. Он видел, как мимо пронесся грузовик, остановился около мальчика «никак», тот запрыгнул в кабину и через мгновение от него остался долго оседающий клуб пыли.

39

Через час он бы в пятидесяти метрах от дома. Дом, в котором он прожил более десяти лет, дом, дом, дом… да что там, что-то попало в глаз. Нет, он не плачет, это все дорога, не покрытая асфальтом.

Он открыл калитку, она скрипнула, как будто поприветствовала его по-своему. Он прошел по каменой выложенной дорожке, сердце было готово выпрыгнуть, и чтобы не допустить такого, он вбежал со скоростью света. Дверь была открыта, он приоткрыл ее, медленно вошел, ступая на знакомый коврик и обратив внимание, что вешалка стоит поцарапанной стороной к стене. – Все по-прежнему, – с облегчением вздохнул он, осторожно ступая, пытаясь услышать хоть какие-то звуки. Но было тихо, и дом казался пустым и безжизненным. Но как только, он совершил пятый и с ним шестой и седьмые шаги, то он уловил, как мама напевает что-то нечленораздельное где-то в районе кухни. Карл хитро улыбнулся, он построил в голове десятки вариантов, как он войдет и что скажет – в отцовской одежде, «Я забежал на минутку», но ноги несли его к маме, и варианты отпали сами собой.

Мама была растерянной. Она мешала что-то в кастрюле правой рукой, а в левой держала перечницу и перчила «неизведанное с паром блюдо». Завидев мальчика, она опешила – утопила ложку и немногим переборщила со специями. Карл ринулся к ней и повис на шее. Мама застыла, как будто ее заколдовали. Но Карл не слишком удивлялся. Не шутка – его не было достаточно долго, чтобы они успели похоронить его и решить то, что он уже не вернется. Наверняка отсюда и этот вид.

– Как же я соскучился, – воскликнул он, продолжая сжимать маму. – Мне так вас не хватало. А где папа? Он, наверное, еще на работе. Или уже пришел? Я бы хотел его тоже обнять ничуть не слабее.

Он ждал, что мама вскоре выйдет из этого состояния «я не ожидала», но она не торопилась снимать маску изумления. Напротив, она холодела и принимала все более недоступный вид.

– Ты кто? – растеряно спросила она, пятясь от мальчика к окну. Карл мог предположить все, но только не это. Неужели он так сильно мог измениться. Или это такая шутка. Только она не слишком уместна.

– Как кто? Ваш сын…

– Сын? – еще более растеряно произнесла женщина.

– Да! – твердо сказал мальчик. Почему он должен был объяснять, кто он в своем доме. Разве родители не должны ответно броситься к нему на шею и зарыдать в три ручья. А тут «Добро пожаловать домой, вот тебе первая головоломка. Разгадай, иначе…». – Мама, ты чего?

– Но у нас уже есть сын, – ответила мама, вытягивая шею. – Гарри, – воскликнула она. – Мальчик мой.

– А? – повернул голову Карл, как будто не расслышал, что сказала мама. Он так напрягся и стал не менее напряжен, чем его родительница. – Гарри? Меня что так долго не было, что вы успели завести еще одного ребенка?

В дверях появился мальчик, выше его на голову. Он был похож скорее на Дельфина, чем на Гарри-сына, Гарри-брата, Гарри-незнакомца, который занял его место.

– Да мамочка, – произнес он кротко тонким писклявым голоском. В его руке был учебник «алгебры».

– Это твой друг, да? – спросила женщина, подойдя к Гарри-дельфину. – Отвечай.

– Нет, – ответил тот, пожимая плечами. – Этот мальчик ошибся дверью, – радостно воскликнул Дельфин. – Ему, наверное, нужно к миссис Свеклсон. Она учит игре на виолончели. Это, наверное, ее ученик.

– Никакой я не ученик, – закричал Карл. – Точнее я ученик, только в нашей школе, где директор – мистер Пок.

– Я не знаю, кто это, – удивился фальшивый сын.

– Но здесь только одна школа, – твердо сказал Карл, как будто доказывал сложную теорему.

– Да, – согласился Гарри, – и директор в ней мистер Шарк.

– Да нет же, – решительно возражал Карл, – В нашей школе директорствует мистер Пок. У него еще есть собака. Он про нее часто рассказывает.

Гарри-дельфин пожимал плечами, растеряно посматривая на маму. Но и та ничего не могла объяснить. Разве что вернуть былое равновесие – выловить ложку из кастрюли, долив воды и отправить за дверь «гостя».

– Уходи, иначе я вызову полицию, – строго сказала она.

– Никуда я не уйду, – решительно сказал Карл, сел за стол, взял в руки нож и стал намазывать масло на хлеб. – Я ваш сын, а он – я не знаю, кто он такой, но они подменили, внушили, я не знаю, что они сделали. Но они могли пойти на многое, только, чтобы я не смог вернуться.

На шум появился мужчина с телефоном в руках. Он был удивлен, увидев на кухне новое лицо.

– Папочка, – воскликнул Карл и бросился к нему на шею.

– Что? – растерялся тот, но решил тоже обнять мальчика. – Это что наш далекий родственник, о котором я ничего не знаю? Он приехал к нам погостить, да? – но разве могли мама и его «сын Гарри» что-то на это ответить. Мама уже сжимала трубку телефона в попытке набрать номер, а Дельфин присел в углу и стал листать книжку про «мужчину в полном расцвете сил».

– Это же я, – как можно громче воскликнул Карл.

– Но я впервые тебя вижу, – растеряно произнес отец, посмотрел на маму, которая уже слышала в трубке гудки.

– Этого не может быть, – теперь мальчик и вовсе растерялся. Не могли же родители так быстро его забыть. Что могли подмешать члены ВЛИ в их пищу, воздух, чтобы они стали думать, что какой-то Гарри их сын. По всей квартире висели фотографии с ним, где они вместе на рыбалке, в Париже, празднуют пятый, двенадцатый, четырнадцатый дни рождения – со свечками и треугольными шапочками.

– Уходи мальчик, – строго сказал отец. Мне бы, не хотелось шутить. Разве можно называться тем, кем ты не являешься?

И все подтвердили его слова, кивая вслед удаляющемуся Карлу.

Он вышел из дома. Растеряно побрел по дорожке, по которой еще недавно шел, предвкушая удивительную встречу. Она, действительно, его удивила. Как и «лаборатория», которая наверняка приложила к этому руки.

– Привет, – послышалось со стороны. Он повернулся и ничего не увидел. Показалось. Включенный где-то телевизор, на соседней улице дядя Рик встретил мистера Леонело. – Привет, – воскликнул он, – я обязательно найду того, кто меня помнит.

Должен же хотя бы один помнить его. Мистер Чанс, Дона Паулина, Женифер, Щедра. Все пожимали плечами, принимая его за продавца сладостями, и выгоняли. Он пытался им напомнить, что его зовут Карл, и что он запомнился им, так как часто бывал у них в гостях.

– Как я разлил варение по всему полу, мы все катались, как на катке.

– А то, что я прошел по крыше от вашего дома до своего, и вы меня фотографировали. Должны же были остаться хоть какие фотографии.

Они пожимали плечами. И снимков у них тоже не было. Были другие. С пикников, школьных собраний, но на них не было Карла. Его, казалось, никогда не было в этом городе.

Выбегая от очередного соседа, который едва не спустил на него собак, чтобы остановить мальчика, который хотел рассказать, как выглядит квартира мистера Утоноса, он увидел, что дорога перекрыта. Восьмой стоял около своего грузовика, сложив руки в замок. Он не торопился.

– Вернешься…? – читалось в его взгляде. – Здесь ты никому не нужен. У тебя один выход.

Он был прав – все уже за него решили…

– Постойте! – неожиданно воскликнул Карл. – Не все было потеряно, – читалось в его глазах.