Текст книги "Лаборатория имен"

40

Агент ждал, пока мальчик не сдастся. Тому было некуда деться – убежать он не мог, дома у него не было, точнее того дома, где его ждут и не смотрят с раскрытым от изумления ртом – кто ты. Оставался только один путь – следовать за Восьмым, либо…

– Мне нравится свое имя, – сказал Карл. – Я Карл… Карл. Не Гарри и не Густав, а Карл.

– Поздно, – грустно сказал агент. Казалось, что он даже сочувствует ему. Только он был на службе, а мальчик – всего лишь один из тех немногих, которыми заполняется списки отчетности за год.

– Не надо меня дурить, – решительно сказал мальчик. – Я точно знаю, что у меня есть двадцать четыре часа…

– Но сутки уже прошли, – сказал Восьмой, доставая из кармана часы, прислушиваясь, идут ли.

– А вот и нет, – Остался еще час.

Это было правдой – до завершения действия оставался целый час. Карл был настолько уверен, что его ничто не могло переубедить в обратном. Казалось, он был готов сверить все возможные источники времени, чтобы доказать, что есть час. Это шестьдесят минут. И для него это не так мало. Но на агента это заявление не произвело особого впечатления.

– Ты думаешь вот так просто, – сказал он, впервые за все время с некоторой долей усталости. – Можно сбегать от нас, портить нервы нашему главному, отказаться от всего того, что мы тебе предложили? У нас есть на тебя планы и мне бы не хотелось, чтобы они нарушались. Что тебе даст этот час? Для этого нужна поддержка всех тех, кто повлиял на твою неприязнь. Они должны доказать, что ты доволен. Ты же видишь, что тебя никто не признает.

Он бы убедителен, только не знал, что Карл отвечает за то, что говорит.

– Я смогу! – воскликнул мальчик. – Прошу, дайте мне этот час, – умолял он. – И если у меня ничего не получится, то я сам сяду в ваш автомобиль, и вы меня отвезете назад в вашу лабораторию.

– Ну, я не знаю, – растерялся тот. – Ты итак слишком много доставил хлопот нашему начальству. И если я тебе поверю, то меня могут…

– Напротив, вы докажете, что сделали все верно, по инструкции, что вы хороший агент. Вы же хороший? – кротко спросил мальчик, прищуриваясь.

Это подействовало безотказно. «Восьмой» согласился. Он понимал, что мальчик уже в его руках и что этот час только поможет ему как-то успокоить Карла, с которым еще предстоит ехать длинный путь. Спокойный мальчик куда лучше беспокойного, постоянно думающего, как бы сбежать. И агент отпустил его. В последний раз.

– Я скоро, – сказав это, Карл не стал медлить. Он быстро направился к школе. Там были те, к кому у него остались вопросы. Они могли спасти его. Они должны были помочь ему. Кто, как не они. Те, из-за которых он ушел из дома. Те, которые не могли его начисто забыть.

На спортивной площадке на турнике, свесив ноги, сидел Трафарет. Он беззаботно качал то одной, то другой ногой, смотрел в небо и, казалось, что он занимается серьезным делом.

– Сейчас, проверим, – воодушевленно прошептал Карл, подбежал, проделав то же самое на соседней перекладине. Трафарет не ожидал этого, потеряв равновесие, свалился на землю, ударившись пятой точкой.

– Что тебе от меня надо? – нервно спросил он, возвращаясь в исходную позицию.

– Привет, Трафарет! – задорно сказал Карл. – Как обычно, прогуливаем алгебру?

– Слушай ты, я тебя не знаю и ты меня тоже, – ответил высокий мальчик. – И если не хочешь схлопотать…

Своим поведением он показывал, что не знает его – только в таких случаях он опасался ввязываться в драку, не зная противника.

– Но это же я тебя назвал Трафаретом, – пытался убедить его Карл. – И по животу тебе заехал.

– Что? – рявкнул высокий мальчик. – Да кто меня так назвал, уже давно за это получил. И если ты тоже хочешь… – он закатал рукава рубашки, предпринимая что-то нехорошее. Но Карл не боялся – у него было слишком мало времени, чтобы бояться.

– Да, это я тебя назвал, я, – воскликнул Карл, когда Трафарет замахнулся и тот уже зажмурился, но продолжал говорить, – и потом у нас была драка, а еще меня вызывал директор, и он долго говорил про своего пса…

– Ересь какая… – проговорил высокий, и кулак пролетел по воздуху. Карла уже не было на том самом месте – он бежал в сторону директорского кабинета. Школа не изменилась, стены все того же цвета детской неожиданности, кабинет директора на втором этаже.

– Хорошо, кто следующий? – проговаривал про себя Карл. – Все на уроке? Тогда к вам, мистер Пок.

Его как-то успокаивало то, что он говорит с самим собой. Только он узнавал себя. Все другие – нет.

Он ворвался в кабинет. Директор был тот же самый. Он пил чай и смотрел в окно, покачивая головой. Наверняка, ему не нравилось то, что отдельные ученики не на уроке. И когда вбежал мальчик, его голова еще более закачалась. На одного отсутствующего на уроке ученика больше.

– Здравствуйте, мистер Пок, – сказал Карл. – Извините, что врываюсь, но у меня к вам всего один вопрос.

– Мальчик, ты откуда? – спросил директор. – Я не помню твоего лица.

– Я ваш ученик, Карл. Недавно вы меня отчитывали за то, что я дрался, и еще вам не нравилось, что я придумываю другие имена. Еще у вас есть собака, про которую вы так много…

– Но у меня нет собаки, – перебил директор. – У меня волнистый попугайчик и черепаха. Я никогда бы не стал заводить волосатое животное у себя дома. Это же так негигиенично.

По всей видимости, это был мистер Шарк с лицом мистера Пока. Как же так получилось, что он его поменял. Но мальчик не терял надежды убедить его в обратном. Карл напомнил ему о том, в каком классе учится, и что получает, вспомнил про журналы, и, убедившись, что его нет в списках, вышел за дверь. Время шло беспощадно. Только на директора он потратил пятнадцать минут. Но еще было достаточно много времени, чтобы осуществить все задуманное.

Например, пробежаться по всем классам, где идут уроки, и найти хотя бы одного, кто его помнит. Может быть, команда из ВЛИ упустила кого-то из виду и забыла загипнотизировать.

– Я Карл, – кричал он, вбегая в класс. – Вы меня помните?

– Не хулиганьте, – говорил учитель алгебры, а учительница пения пропела ему, – Покиньте-те помещение, мой друг. А его сверстники, и те, кто был постарше и помладше – никто не хотел признаваться. Все вертели головой, и смотрели на учителя, который смог бы объяснить, что это за вбежавшее в класс явление.

– Я же Карл, – кричал мальчик, пробегая между рядами, вглядываясь в лицо Базилика и Толстого. – Вы-то меня помните?

Но его никто не помнил. Еще пятнадцать минут прошли впустую. Вскоре прозвенел звонок и дети, большим стремительным потоком понеслись в столовую, едва не сбив Карла. Он вышел на крыльцо, присел на ступеньки, думая, что предпринять в оставшееся время.

– Пошли, дорогой… – показывал жестами Восьмой.

– Карл? – прозвучало за спиной. Это была Эллис. Мальчик повернулся к ней, вскочил, не веря своему счастью.

– Ты меня помнишь? – растеряно спросил он.

– Да, конечно, Карлсон, – улыбаясь, сказала она.

– Но почему же на тебя не подействовало? – растеряно спросил он.

– Наверное, потому, что… – она пожала плечами, развела руками, – …я знаю, что ты Карл.

– Но все же об этом знают.

– Да, все знают, – ответил он, – по-другому.

– Как…? – не понимал Карл. – Что значит по-другому?

Она загадочно смотрела на него. В этих кристально чистых глазах не произошли никакие изменения. Они все также смотрели на него, хлопали, и это придавало уверенности в том, что и остальные тоже могут стать прежними. Просто есть те, кто слабее, кого лаборатория быстро подчинила, а есть и такие, которые не поддались злым чарам «ВЛИ»… и если среди них, только Эллис, то она поможет вернуть всех. Она тоже заинтересована в этом.

– Слушай, они меня все достали, – сказал Карл. – Мне бы хотелось им сказать, чтобы они узнали все о том, что я думаю. Только как сделать так, чтобы они все меня слышали, чтобы не говорить с каждым и чтобы не остались те, кто в этот момент… – он говорил безостановочно, как будто старался найти то самое слово среди тысячи, – послушай, – решительно сказал он, – у меня появилась мысль. Мне нужно вернуться в школу. У вас по-прежнему есть радио?

– Да, у нас есть дверь с табличкой «школьное радио», – ответила Эллис, догадываясь, но не до конца понимая, что хочет сделать Карл, – только ее заколотили.

– Примерно с месяц назад?

– Да, – удивилась Эллис, но откуда…?

– Не важно, – ответил Карл. – Надеюсь, радио работает.

41

Он вбежал в радиорубку. Перед этим они долго открывали дверь, так как ключи, как выяснилось, давно потеряны и охранник не знает, что там. Да и вообще про радио никто не помнил, и учителя, заслышав про это, морщились – как можно в школе включать музыку, бестолкового диджея с непотребными шутками. Дверь открылась, скрипнув старой мелодией. Карл оглянулся. Эллис включила фонарик. В темном пространстве стоял покрытый пылью микрофон, старый компьютер, и стена, увешанная фотографиями с неизвестными, подписанные «Рок», «Металл» и «Классика». Для бывшего MC все в школе подразделялись по стилям в музыке. У Карла затеплилась надежда.

– Надеюсь, все работает, – воскликнул он, и стал нажимать на все возможные кнопки, щелкать тумблеры со стертыми обозначениями. Эллис чихая, пробралась к пульту, помогая Карлу реанимировать этот забытый всеми закуток вечной музыки и приятного говорения.

Но компьютер не хотел включаться. Как и микрофон тоже. Они только надышались пылью, чихнули бессчетное количество раз, заметили двух пауков и большого таракана, живущего здесь явно не в одном экземпляре.

– Ну, давай же. Не сейчас, – умолял мальчик нагромождение приборов в толстом слое пыли и ребусов из паутины. – Раз-два, – кричал он, – раз-два.

С досады он треснул по стене – загорелась лампочка на системном блоке, экран монитора засветился, и микрофон воспринял слова Карла и превратил «раз-два» в троекратное эхо. К тому же в комнатушке появился свет, и теперь можно было различить не только безобразно оставленную кем-то радиорубку, но и лица Карла и Эллис, потемневшие от местной пыли.

– Ура! – воскликнул мальчик. – Работает.

– Если бы я не включила рубильник, – скромно сказала Эллис в самом углу комнаты, – то вряд ли бы у тебя что-то получилось.

– Спасибо, – быстро сказал мальчик, надел наушники и откашлялся. Эллис показала знаками, чтобы тот начинал. Приемно-передаточная аппаратура работала как надо, и где-то по школе прошлось троекратное эхо с голосом забытого всеми мальчика.

– Послушайте меня… – сказал Карл, и осекся. Эллис вопросительно смотрела на него, не понимая, почему он не продолжает. Но то ли он не знал, что еще можно сказать упорным жителям этого города, чтобы пронять их, то ли решил этого не делать. «Ну, давай же!» – говорили глаза Эллис. «У тебя получится!».

«Но я не уверен!» – отвечал Карл.

«Это нужно не только тебе».

Он решился. Сперва чихнул, огласив на всю школу, разбудив, таким образом, многих и через мгновение начал:

– Это Карл. Надеюсь, вы меня слышите. Если да, то вы сможете понять меня. Сейчас мне нужно это, как никогда. Раньше я не понимал, что значит имя. Имя – звук, сочетание правильных букв, и если оно неудачное, то жизнь нарушена. Я раньше думал, что придумывая для меня имя, не слишком старались. Пусть он зовется как-нибудь. И с этим как-нибудь я жил долго, пока однажды не решил сбежать. И сбегая, шаг за шагом, я возвращался назад, к себе, своему имени. И это не зависит от того, как я бегаю – быстро или медленно. Буди ли я ехать на машине со скоростью ветра или передвигаться медленным шагом. Не важно. Мое имя всегда со мной. Оно со мной ест, пьет горячий чай, у него тоже болит голова и нуждается в поддержке. Оно может смеяться и плакать и с ним нужно бережно обращаться, как с близким человеком. Кто бы вы ни были. Жаренный Петух или Лорд Красавчик. У вас есть выбор – ходить с кривым лицом или же радоваться тому, что вы и только вы имеете универсальное имя, приносящее удачу.

Эллис плакала. Карлу казалось, что сейчас плачет вся школа. Урок приостановились. Какая литературы и спряжение глаголов, какая физика и оптические опыты. Все плачут. И слезы растопят это забытье, вернут былое равновесие. Эллис тому подтверждение.

– Как ты думаешь, все получилось? – спросил Карл. – Они меня услышали?

Эллис кивнула, Карл с облегчением вздохнул. Оставалось только выйти, чтобы проверить, хотя почти не сомневались в успехе. Он говорил так проникновенно, как говорил Ковбой-Волшебник со всеми, убеждая их в чем-то. И пусть он не слышал ни одного слова от Ков…Рона, Рона, он попытался следовать одной важной заповеди. Говорить правду. И тогда все услышат. Вот оно настоящее волшебство, которое скрывал Рон.

– Где бы ты ни был, Рон, – подумал Карл, но не успел. В дверь, которую они предварительно закрыли, стучали. Эллис кивнула, и Карл с воодушевлением решил ее открыть. – Они пришли, чтобы сказать, что помнят меня, – решил мальчик, подходя к двери. – У них слезы на глазах, и на губах предвкушение теплых, если не горячих, слов.

– Откройте, – послышалось за дверью. – Это хулиганство какое-то, – раздался голос учителя математики, – Невероятно, – прошептала упавшим голосом учительница пения. – Нет возможности нормально вести уроки, – жаловались другие. Их было много, и все они были сильно возбуждены в нехорошую сторону.

– Не подействовало, – с досадой в голосе произнес Карл. – Но почему? Что я делал не так? Зря я надеялся на то, что какой-то радиосигнал сможет пробить эту толстую шкуру ВЛИ.

Времени было намного меньше, но оно тем не менее было. Но мальчик потерял надежду, хотел открыть дверь, чтобы выйти за ее пределы, спуститься вниз по лестнице, пройти коридор, оказаться на улице, где его уже давно поджидает один субъект из лаборатории, находящейся в подвале роддома. Однако не всем так казалось.

– Нужен передатчик большего радиуса, – воскликнула Эллис. – Я постараюсь помочь. Мы можем подсоединиться к центральному пульту. Для этого мне нужно, для этого мне нужно, – задумчиво произнесла она.

– Что тебе нужно? – взволнованно спросил Карл.

– Чтобы ты успокоился, и позволил мне подсоединить провода, создав электропроводник. Мы подключим ее к вот к коммуникатору, в данном случае, им будет служить старая, но очень верная сеть, и сигнал сможет подаваться не только во все радиоприемники, но и телевизоры, а также все, что имеет антенну, – Она накручивала провода один на другой, а Кард все удивлялся, что она так много знает. – На уроки надо ходить. На Карлгебру, на литералгебру… все готово, – сказала она, чтобы показать, что у нее получилось, – осталось только замкнуть цепь и город наш. – Извините, уважаемые телезрители, но наш канал прерывает свое вещание в связи с важным информационным сообщением.

Эллис соединила провод, выставила чрез трубу антенну, выставила режим, и дала отмашку, чтобы Карл говорил.

В этот самый момент во всем городе люди, сидящие по привычке перед телевизором, уплетающие ужин, не открывая глаз от экрана, где происходило очередная серия сериального помешательства, увидели, что сперва пошла полоса, а потом на фоне душещипательного разговора героев «мыльной пены», послышался голос.

– Я Карл и не хочу зваться ни Дуком, ни Дагом, – произнес мальчик. И пусть не получилось с первого раза, всегда есть второй. И третий. И главное, что он не один в такую ответственную для него минуту. – Вы меня простите… – продолжил он. Эллис затаив дыхание следила за работающим, немного искрящимся проводником, – …я говорил не всегда то, что думал, и поплатился за это сполна. Но, надеюсь, что мне не придется расплачиваться за это всю жизнь. Достаточно и тех дней… «Время!» – раздался голос Восьмого. Он прозвучал не менее громко, чем глосс Карла – казалось, что агент тоже знал устройство электрических цепей и подсоединился. И все в городе слышали это. И все что-то почувствовали.

Карл не мог говорить, он ничего не видел – в глазах возникло желтое пятно, потом другое и, наконец, скопление этих желтых пятен. Они облепили его, утаскивая за собой. В черную бесконечную дыру. Он падал, а на него смотрел осьминог с лицом Бонза и подмастерья, приготовившие блюда под второе, вытянув вилки, ждали его внизу.

– А! – закричал он. – Не надо.

– Тихо, – услышал он голос, такой знакомый и родной. Он открыл глаза и увидел сперва осьминога, но уже через мгновение пелена кошмара спала и… на него смотрела мама, папа…

– Где Восьмой? – воскликнул мальчик, стараясь приподняться, хотя и чувствовал слабость.

– Кто? – не поняла мама. – Ни восьмого, ни девятого здесь нет. Есть мы, твои мама и папа.

Весь класс (по возможности, кто смог втиснуться в это микропомещение) смотрел на него. Они были обескуражены. В их глазах читалось что-то невероятно странное – они не понимали, почему здесь и были растеряны. Только что они услышали голос незнакомого мальчика, потом что-то произошло, и они удивились, как могли не узнать Карла.

– Что здесь происходит? – раздался сердитый голос. – Почему все столпились здесь, а не в классе? – Я не понимаю.

Он прошел сквозь толпу, чтобы разглядеть пристального внимания большинства. Когда их глаза встретились, Карл спросил:

– Мистер Пок?

– Да, – ответил он.

– Как поживает ваша собака?

– Прекрасно, – удивился директор. – Но почему тебя интересует моя собака?

– Меня интересует все, – радостно ответил мальчик. – Я так долго отсутствовал.

Эпилог

Осень подарила еще один солнечный день. Воробьи на ветках, как оставшиеся листочки бесконечно чирикали, веря, что холодные ветра отступили, что холод решил повременить и дать последнюю возможность погреться. Так думали не только птицы, но и те, кто не поленился выйти на улицу, пройтись, поговорить с соседом, не кутаясь в теплый картуз от ветра, так как ветер был сегодня благосклонен – он как будто выскочил из печки, и обогревал не только макушки, но и все тело.

Конечно, не сегодня-завтра дождь. Исчезнет пыль, папа выкатит свой «Бьюик», чтобы косой помыл пусть не на ходу, но тоже машину. Мама приготовит ужин, и вместе, сидя за столом, начнут говорить. Пока не наговорятся. Про то, как дела у папы с его новыми клиентами, в том числе крупной рыбой, о совместном времяпровождении в следующие выходные. О том, что он скучал. Ни слова о лаборатории, о Бонзе, Осьминоге, Восьмом, производящем новые имена заводе, тюрьме и подмастерьях. О городах, в которых он побывал, о клоунах, о «Семи глотках смеха» и о своем удачном дебюте в их спектакле. О Волшебнике, ставшим для него на время старшим братом, учителем, показавший своим примером, что нужно верить в себя и тогда все получится. О похитителях, что пусть и оставили о себе неприятное впечатление, но тоже являлись частью большого приключения. Пусть все это останется с ним. Так он решил. А имя. А что имя? Это имя дали ему родители. И оно не такое уж и плохое. По крайней мере, он попытается дать ему шанс. А шанс – это всегда надежда на лучшее.