Текст книги "Спящая красавица"

Глава 29

Я шел в гору к машине. Вокруг не было ни души. Опустившееся в океан солнце у тянуло за собой всех жителей.

В приемной доктора Брокау на втором этаже горел свет.

Я поднялся в старичке-лифте и подергал за ручку двери приемной. Заперто.

Мужской голос за дверью спросил:

– Кто там?

– Лу Арчер. Я говорил с вами по телефону о Гарольде Шерри.

– Ясно.

Некоторое время была полная тишина, затем зазвенели ключи на связке и один стал поворачиваться в замке. Дверь медленно открылась – внутрь, словно под давлением моего желания общаться с хозяином. В проеме показался силуэт доктора Брокау – человека среднего роста, с огромной головой.

Когда он отступил в сторону, давая мне пройти, я заметил, что его гигантская голова в основном состояла из шевелюры и бороды. Из этих зарослей на меня смотрели глаза лесного обитателя – темные, чуткие и слегка встревоженные.

– Извините, что не дождался вас тогда. Но я действительно не мог. А теперь, раз уж приехали, входите.

Я проследовал за ним через комнату для пациентов в кабинет. Он закрыл дверь и, опершись на нее, поглядел на меня с каким-то подозрением. В его бороде была седина, но глаза смотрели по-молодому. Вскоре взгляд его заметно смягчился.

– Вы, по-моему, сильно устали.

Это прозвучало скорее как выражение сочувствия, нежели вердикт врача. Но так или иначе, я вдруг понял, как он прав. Усталость накатывала волнами, омывая тело, ударяя в голову.

– За последние двадцать четыре часа я много где побывал. Но в результате оказался нигде.

– Это место, по-вашему, называется нигде? – сверкнул он белозубой улыбкой. – Присаживайтесь, мистер Арчер, дайте отдых ногам.

Я подождал, пока он не запер дверь и не перешел к другому концу стола. На столе стоял его черный медицинский чемоданчик, а также фотография женщины с глазами, напоминавшими его собственные. Он протянул руку и положил фотографию лицом вниз, словно не желая, чтоб эта женщина нас слушала. Я спросил:

– Неотложный случай – это Гарольд Шерри?

– Я бы не хотел это обсуждать.

– Значит, это Гарольд.

– Вы делаете необоснованные и поспешные выводы.

– Тогда скажите, у кого вы были?

Он наклонился через стол и заговорил с необычным жаром:

– Я лично несу ответственность за моих пациентов. Вы не имеете права допрашивать меня.

– Если вы считаете это допросом, то...

– Не надо угрожать мне, мистер Арчер, – повысил он голос. – Мне и раньше пытались угрожать, и, смею вас уверить, ничего хорошего из этого не вышло.

– Я и в мыслях не держал угрожать вам. Но мне кажется, вас вовлекли в ситуацию, смысл которой вам не очень понятен.

Его настроение мгновенно изменилось.

– В этом я не вижу ничего необычного. Такова моя жизнь.

– Я и сам, признаться, многого тут не понимаю. Я подозреваю, что произошло тяжкое преступление, может быть, не одно. Вчера вечером исчезла молодая замужняя женщина, Лорел Рассо. Сегодня днем Гарольд Шерри получил за нее выкуп в сто тысяч долларов. В то же время он выстрелил в отца Лорел, который, в свою очередь, выстрелил в него. Они оба ранены, а Лорел так и не обнаружена.

Он слушал мой рассказ, и лицо его менялось, словно он сам участвовал в событиях. Брокау оказался очень впечатлительным человеком, пожалуй, даже слишком чувствительным для своей профессии. Возможно, он и бороду отпустил, чтобы прятать свои чувства.

– Вы видели Гарольда сегодня вечером? Вы отдаете себе отчет в важности моего вопроса?

– Вполне. Вы называете себя частным детективом, но все равно вы из тех, кого мои пациенты именуют легавыми. Вы добровольный представитель репрессивного общества, и ваша задача хватать людей и бросать их за решетку.

– Это, по-вашему, моя единственная задача в жизни?

– Похоже на то.

Стрела попала в цель. Я пытаюсь вести себя как нейтрал на ничейной земле между законом и беззаконием. Но когда начинается стрельба, я четко понимаю, на чьей я стороне. Слова Брокау, превратившие нас в антагонистов, заставили меня снова почувствовать себя тем человеком, что двадцать лет тянул лямку в полиции Лонг-Бича.

– Как вы предлагаете поступать с преступниками, доктор?

– Лечить их. Но ваше словечко «преступники» очень спорно. Я хочу лечить их, чтобы они не превратились в настоящих преступников. Потому-то я и открыл здесь приемную.

– Вы сами из Лонг-Бича:

– Увы.

– Я тоже. – Я был рад, что у нас нашлось с ним что-то общее. – В мое время это было неплохое местечко, – сказал я, чувствуя, до чего фальшиво прозвучали мои слова.

– Сейчас тут хорошего мало. Половина заболеваний, с которыми мне приходится иметь дело, связаны с наркотиками. Очень много венерических. И психических.

– У Гарольда не в порядке с психикой?

Он метнул на меня взгляд:

– Почему вы так подумали?

– Я немного знаю его биографию. Сегодня я говорил с его матерью.

– Я не имел такой чести. Собственно, я и Гарольда видел не так уж много. Четыре – пять раз. Пять.

– Включая сегодняшний?

– Вы очень настойчивы. Но я воспользуюсь правом молчать.

– Не знаю, откуда у вас это право?

– Гарольд Шерри – мой пациент.

– Я вполне понимаю вашу заботу о нем, – сказал я. – Но мне трудно понять ваше безразличие к похищенной им женщине.

– Она не похищена. Я ее видел.

– Сегодня?

Он безнадежно махнул левой рукой.

– Да, сегодня.

– Где?

– В мотеле.

– С Гарольдом?

Он кивнул своей косматой головой:

– Она была там по доброй воле.

– Опишите ее, доктор.

– Брюнетка, вполне приятной наружности, довольно высокая: пять футов шесть дюймов. Около тридцати лет.

– Вы с ней говорили?

– Толком нет. Она держалась в тени.

– Тогда с чего вы решили, что она находится там по своей доброй воле?

– По тому, как она себя вела, по отношению к Гарольду. С большой теплотой. Она думала не о себе, а о нем.

– Гарольд ранен серьезно?

Брокау втянул голову в плечи.

– Вы ставите меня в невозможное положение, мистер Арчер. Вы не успокоитесь, пока я не отведу вас к Гарольду. Но я решительно отказываюсь это сделать. Пациенты – моя главная ответственность.

– Если Гарольд ранен серьезно, вы оказываете ему медвежью услугу.

Его глаза сузились и потемнели.

– Я профессионал. Вы не имеете права так со мной разговаривать.

– Тогда говорите вы, доктор.

– Мне вам нечего сказать.

Мы сидели в молчании. Я смотрел на дипломы в рамках, развешанные по стенам. Он учился в хороших институтах, стажировался в классных больницах, причем сравнительно недавно. Судя по датам на дипломах, Брокау не было и сорока. Он встал, оттолкнув стул.

– Если вы меня извините... Я сегодня еще не ел.

– Поешьте, – сказал я, продолжая сидеть. – Надеюсь, покойник не испортит вам аппетита.

– Какой покойник? При чем тут покойник? У Гарольда не такая уж серьезная рана.

Но Брокау заволновался. Лицо его побледнело и даже как-то пожелтело. Я сказал:

– Вы должны докладывать полиции, если к вам обращаются с огнестрельным ранением.

– Полиции, но не вам.

– Думаете, полицейские отнесутся к Гарольду с большим пониманием, чем я? Его просто пристрелят на месте, вот и все. И вы это прекрасно знаете.

Брокау покачал головой.

– Это будет трагедия, самая настоящая трагедия. Он не виноват в случившемся.

– Психологически не виноват или морально?

– Одно из двух. А может, и то и другое. Готов побиться об заклад, что Гарольд не совершал тяжкого преступления...

– Не проспорили бы, доктор... Дело далеко не в том, добровольно или нет пошла с ним Лорел. Он стрелял в ее отца и взял деньги.

– Откуда вы знаете?

– Я был там. Все это, по сути дела, произошло на моих глазах. Вы не совсем удачно выбрали пациента, чтобы ставить на карту вашу профессиональную репутацию.

– Не я выбираю пациентов, а они меня.

Брокау явно защищался. Он утратил былую самоуверенность. Мне было немного стыдно, как я с ним обошелся, но нужно было во что бы то ни стало выйти на Гарольда.

– Вы сказали о покойнике, – услышал я голос Брокау. – Но отец девушки ведь не умер?

– Нет, и, надеюсь, не умрет. Но сегодня утром я вытащил из воды труп. – И я рассказал ему о человеке в твидовом костюме.

Лицо Брокау снова изменилось. Он был явно ошеломлен.

– Значит, этот старик умер?

– Вы знаете его, доктор?

– Гарольд приводил его ко мне вчера. Он хотел, чтобы я полечил его.

– От чего?

– Старик был плох физически и душевно. – У него были следы от ожогов на лице и голове. Похоже, он побывал в катастрофе. У него были все признаки душевной травмы. Он был совершенно лыс и так перепуган, что не мог связать двух слов. Он выглядел целиком зависимым от Гарольда. В нем сочетались полная независимость и отсутствие каких-то теплых чувств – как у человека, долгое время проведшего в клиниках или подобных заведениях.

– Каких именно?

Брокау помолчал и сказал:

– Психиатрических. Я спросил об этом Гарольда, но он сказал, что не знает. По его словам, он встретил старика у моря и привел его ко мне, потому что бедняга был совсем плох. Но если вдуматься, их отношения не носили случайный характер. Мне показалось, что этот старик зачем-то нужен Гарольду и он обратился ко мне, чтобы я как-то привел его в форму. Я дал ему кое-какие транквилизаторы. Но когда я сказал, что его надо госпитализировать, они встали и ушли. – Он посмотрел на свои ладони, лежавшие на столе. – Похоже, я поступил не самым лучшим образом.

– Старик утонул. Вы тут ни при чем.

– Ему нужно было лечь в больницу. Я не имел права так отпускать его.

Брокау качал головой из стороны в сторону, в глаза ему лезли пряди волос. Казалось, он вот-вот расплачется. Он явно не справлялся со своими эмоциями и они мешали ему как врачу. Он, запинаясь, проговорил:

– Гарольд солгал мне. Он сказал, что поместил старика в больницу.

– Когда он сказал вам это?

– Сегодня. – Брокау посмотрел на меня с испугом превратившимся в грусть. – Он сказал, что отвез его обратно в государственную больницу.

– В какую же?

– Он не назвал. Если то, что вы говорите, правда, значит, мне он лгал.

– Я говорю правду. Я видел их вместе вчера вечером. Они обедали на пирсе в Пасифик-Пойнте. Примерно там он и утонул. Рано утром я вытащил тело из воды. Вам не кажется, что Гарольд должен ответить на вопросы в связи с этим?

Новая перемена в лице доктора. Гримаса боли, затем непреклонная решительность.

– Вы правы. Должен.

– Где вы с ним сегодня виделись?

Он ответил через силу. Он много поставил на Гарольда в эмоциональном плане. Так люди вкладывают средства куда-то перед самым финансовым крахом, когда вложенное вернуть почти невозможно.

– Он в мотеле с той женщиной.

– Это я понял. Где мотель?

– В Рендондо-Биче.

– А называется?

– Мотель «Миртл».

– Вы не поедете со мной?

– А зачем я там вам?

– Последний, кто имел дело с Гарольдом, получил рану в голову. Мне это ни к чему. Но в вас он стрелять не будет.

– Что я ему скажу? Что предал его?.. – Голос его прервался.

– Вам нравится Гарольд?

Брокау опустил голову.

– Да, несмотря ни на что, я в него верил. Я думал, что могу помочь ему, показать дорогу... Но у меня не хватило то ли мастерства, то ли времени.

– Вы можете оказать ему услугу. Помогите мне взять его по-хорошему.

Некоторое время он молчал, сражаясь с чувствами, затем сердито вскинул голову:

– Нет. Я доктор, а не сыщик.

Я встал и пошел. Он проводил меня до дверей.

– Извините, мистер Арчер. Просто в данных обстоятельствах я не могу заставить себя видеть Гарольда. Если я как-то еще смогу вам помочь... – он замолчал.

– Пожалуй. Могли бы вы узнать, не находился ли тот второй в госпитале ветеранов войны? Его звали Нельсон.

Он подумал и сказал:

– Хорошо. Я это сделаю. С удовольствием.

Глава 30

Мотель «Миртл» находился на старом шоссе 101. На окружающих его холмах высились многоквартирные дома. Внизу местность была ярко освещена огнями ресторанов, бензозаправочных станций и винных магазинов.

Домики мотеля были из сверхпрочного бетона, словно строились для ведения загадочных боевых действий. Ни на одной из стоянок я не заметил зеленого «фалькона». Я поставил свою машину под неоновой вывеской «свободно» и вошел в мотель. Откуда-то появился человек, явно потерпевший поражение в своей личной войне, и вопросительно поглядел на меня через конторку. У него были редкие волосы, зато бакенбарды отличались пушистостью и висели по щекам, словно стремена.

– Чем могу помочь?

– Мы, наверное, оба сможем помочь друг другу, – предположил я. – Вы и не подозреваете, наверное, что у вас остановился человек, которого ищет полиция.

Он следил за мной, стараясь не смотреть мне в глаза.

– Вы из полиции?

– Я частный детектив. – Я назвался и показал фотокопию своей лицензии. – Мне нужен Гарольд Шерри.

После секундного колебания он ответил:

– Таких у нас нет.

– Наверное, он зарегистрировался под другим именем. Ему тридцать с небольшим, глаза и волосы темные, рост выше шести футов, крепкого сложения, широкоплеч, возможно, хромает.

Портье покачал головой.

– Я его не видел, а дежурю с полудня. За это время к нам поселилось трое – четверо. Возможно, позже дела пойдут поживее, – с надеждой добавил он.

Догадка, что Брокау мог наврать, подступила тошнотворным комом. Я проглотил его и продолжил:

– Возможно, регистрировалась женщина. Миловидная, лет тридцати, волосы и глаза темные. Рост пять футов шесть дюймов, отличная фигура.

Его взор просветлел.

– Это, наверное, миссис Себастиан, из восьмого номера. Она сказала, что ее мужу нездоровится.

– Какая у них машина?

– Маленький старый зеленый «фалькон» – ему лет пять или шесть. Я обратил на него внимание, потому что она забыла дать номер машины. Поэтому я вышел и сам потом вписал его в карточку.

– Можно взглянуть на карточку?

Он порылся в ящике и извлек ее.

Мистер и миссис Франк Себастиан.

Вистоза-стрит, 408. Лос-Анджелес, Калифорния.

Это был адрес Тома Рассо, но почерк был явно не Лорел. Слишком уж по-детски выглядели большие крупные буквы.

– Заполняла женщина? – спросил я, возвращая карточку.

– Да, только вот номер не вписала.

Я переписал себе номер и попросил:

– Опишите, пожалуйста, женщину.

– Вы сами ее точно описали, только я не назвал бы ее особо миловидной. И, на мой вкус, она полновата. – Его руки изобразили в воздухе подобие песочных часов.

– Проводите меня к номеру.

Мы двинулись вместе к коттеджу восемь. Возле него не было машины. Но из комнаты через опущенные шторы сочился свет. Я вернулся в контору так, чтобы меня не было видно из окна. Портье следовал за мной.

– Похоже, они уехали, – сказал он.

– Не хотите проверить?

– А вдруг начнут стрелять?

– Скажите, что вам надо проверить отопление.

Он покачал головой.

– Мне за это не платят.

Но все же он двинулся к восьмому номеру и через минуту вернулся.

– По-моему, там пусто.

– Вы заходили?

– Нет, но ключ в дверях снаружи.

Мы вошли в комнату. Она была пуста. Двойная кровать не убрана. Простыни в крови – не очень свежей, но и не очень старой. Дым от сигарет еще не выветрился.

В целом комната казалась воплощением той жизни, от которой Гарольд и его спутница с трудом убежали.

Я обыскал комнату, и ванную, и платяной шкаф, но не обнаружил ничего существенного, кроме новых кровавых пятен на кафеле в ванной. Я вернулся к портье и с его разрешения сделал ряд звонков.

Первый звонок капитану Долану. Я рассказал, как нашел и потерял Гарольда, и сообщил ему номер зеленого «фалькона» и описание спутницы Шерри.

– Кто она, Арчер? Лорел Леннокс – Лорел Рассо?

– Нет, это другая женщина.

– А где Лорел?

– Не знаю.

– Кто же с ним тогда?

– Не знаю, капитан, – сказал я, хотя и догадывался, кто она такая.

Я позвонил Тому Рассо домой, надеясь, что трубку снимет кузина Глория. Но ответил мужчина. Он сказал, что Тома нет дома, и повесил трубку.

Я позвонил в аптеку. Незнакомый мужской голос сообщил, что Том на сей раз выходной. Нет, где Том, он не знает, но сегодня он заходил в аптеку за бинтами.

– За бинтами? – переспросил я.

– Да. Том сказал, они понадобились его другу.

– Он случайно не сказал, как зовут друга?

– Нет.

Я позвонил доктору Брокау, надеясь как-то пробиться к нему через его телефонную службу. Но он сам взял трубку с первого же звонка. Рассказал ему, что произошло.

– Значит, они уехали, – в его голосе было явное облегчение.

– Да, но далеко им не уйти. У нас есть номер их машины. Их быстро задержат.

– Женщина уехала с ним?

– Похоже.

– Тогда она действительно находится с ним по доброй вате.

– Это другая женщина, – сказал я. – Непонятно, что он сделал с Лорел Рассо.

– Кто же тогда с ним?

– По-моему, ее зовут Глория. Вы вряд ли знаете ее, доктор. Как дела с больницами?

– Кое-что посчастливилось узнать. Впрочем, посчастливилось тут неудачное слово. Из одной больницы Западного Лос-Анджелеса пропал пациент – ветеран войны Нельсон Бэгли. Позавчера его взяли – якобы на обед, и он так и не вернулся.

– Кто же забрал его?

– Пока неизвестно. Хотите, чтобы я это выяснил?

– Мне бы очень помог доктор. Особенно в такое вечернее время. Государственные больницы крайне неохотно дают информацию.

Брокау помедлил и наконец сказал:

– Хорошо. Встретимся там.

Глава 31

Я припарковался у больницы, но чтобы войти, сделал над собой усилие. Я уже бывал там и помнил, каким унылым, наводящим тоску был вестибюль – словно предупреждение о том, что рано или поздно ожидает каждого из нас. Некоторые их тех, с кем это уже случилось, сидели по стенам этого большого зала. С многими были друзья или родственники.

Доктор Брокау вступил в диалог с женщиной у конторки, которая сама вполне годилась в ветераны. Она весьма походила на отставного военного, но не рядового, а сержанта. В ее глазах светилось выражение, хотя и ограниченной, но власти.

– Это мисс Шелл, – сообщил мне Брокау. – Она помнит, как позавчера выписывался Нельсон Бэгли.

– Да уж, – ее острый профиль резал воздух, как нож. – Он должен был вернуться к десяти часам того же вечера. Я вообще не хотела его отпускать. Но доктор Лампсон сказал, что не видит в этом никакой беды.

– Доктор Лампсон – его лечащий врач?

– Да. Я уже позвонила ему. Вам надо поговорить с ним. Я только оформила Бэгли, а разрешение давал доктор. – Женщина явно нервничала.

– Никто вас ни в чем не винит, – утешающим голосом проговорил Брокау. – Откуда вам было знать, что с ним случится.

– А что с ним случилось? – спросила она.

– Мы и сами толком не знаем. Но сегодня утром его нашли в воде недалеко от Пасифик-Пойнта. Мистер Арчер собственноручно вытащил его.

– Он покончил с собой? – спросила меня женщина.

– Сильно сомневаюсь. Скорее, похоже на убийство.

Ее губы тесно сжались, а зрачки расширились.

– Мне не понравился этот молодой человек. Если бы решала я, то ни за что не доверила бы ему ни Бэгли, ни кого-то еще из больных.

– Что показалось вам в нем подозрительным?

– То, как он держался. Он никому не смотрел в глаза.

– Зачем ему понадобилось забирать Бэгли?

– Хотел угостить его домашним обедом. По крайней мере, так он нам объявил.

По вестибюлю в нашу сторону шел человек в белом халате. Метнув на него короткий обвиняющий взгляд, мисс Шелл словно надела ту официальную маску, что носят медсестры в присутствии начальства.

– Вот и доктор Лампсон.

Это был высокий смуглый сухощавый человек с лицом, которое знало, что такое боль. Его черные волосы были подстрижены коротко, почти по-военному. Он сдержанно кивнул сначала Брокау, который назвал себя, затем и мне. Он провел нас в угол, где мы сели на пластиковые стулья.

– Что случилось с Нельсоном? – спросил он.

Я рассказал ему все в деталях. Он внимательно слушал. Как и здание, в котором мы находились, глаза Лампсона были полны теней.

– Не понимаю, – наконец сказал он. – Вы видели Нельсона вчера вечером в среду – в морском ресторане в Пасифик-Пойнте. Но от нас он ушел во вторник в половине шестого, якобы на обед с друзьями. Что же было в промежутке?

– Я знаю только одно, – сказал Брокау. – Гарольд Шерри показывал его мне вчера в Лонг-Биче.

– Вы знаете Шерри?

– Он мой пациент.

– Что он за человек?

Брокау вопросительно посмотрел на меня, а я столь же вопросительно посмотрел на него. Он задумчиво опустил голову, подперев ладонью бородатый подбородок.

– Я затрудняюсь ответить.

– Давно он ваш пациент? – осведомился Лампсон.

– Пару месяцев. Не могу сказать, что я хорошо узнал его за это время. Но я понял, что у него есть проблемы.

– Какие?

Тут подал голос я.

– Сегодня утром Гарольд ранил человека и сам получил ранение в ногу. Его ищет полиция, и я тоже. Его подозревают в киднэппинге.

Лампсон чуть прищурил уголки глаз, но в остальном не выказал никаких эмоций.

– Да, у него и впрямь есть проблемы. От чего он у вас лечился, доктор?

– Он пришел ко мне, думая, что у него венерическое заболевание. Оказалось, что это всего лишь легкое воспаление, которое быстро прошло. Но я продолжал с ним видеться, потому что он явно хотел общения. Он был очень сердит на своего отца и на кое-кого еще. Я чувствовал, что с ним может стрястись беда. Но мне не удалось ее предотвратить. – Брокау понурил свою косматую голову и высморкался.

Лампсон обернулся ко мне и слегка нетерпеливо спросил:

– Вы знали Гарольда Шерри?

– Наше знакомство крепнет, но на расстоянии. Я никогда не говорил с ним. Мне бы очень хотелось понять, чем интересовал его ваш пациент Нельсон Бэгли.

– Мне тоже. Пока я ничего не понимаю.

– Как он познакомился с Бэгли?

– Через молодую женщину. Она привела Шерри сюда неделю назад. Она бывала здесь до него. Я так понял, что она его родственница.

– Чья? Бэгли или Шерри?

– Бэгли. Насчет нее и Шерри все было понятно сразу. Она от него без ума.

– Не могли бы вы ее описать, доктор?

Лампсон поднял глаза к потолку.

– Довольно крупная, достаточно миловидная брюнетка. Возраст – около тридцати.

– Глория?

– Да, но фамилии я не запомнил.

Мрачные стены больницы давили на меня. Мне казалось, что я нахожусь в катакомбах под городом, где ни одному из жителей верить нельзя.

– Ее фамилия Флаэрти, – сказал я. – Я ее знаю. Она сейчас скрывается вместе с Гарольдом.

Брокау поднял голову.

– Так оно и есть. Я ее видел.

Он замолчал с открытым ртом, напоминавшим красную рану в бороде. Он смотрел то на меня, то на Лампсона. Затем он снова опустил голову, и его лицо скрылось за упавшими прядями волос.

Лампсон поглядел на меня, вопросительно вскинув брови. В ответ я отрицательно покачал головой. Словно услышав наш безмолвный диалог, Брокау встал и пошел прочь. У дверей он оглянулся, но ничего не сказал и даже не махнул на прощание рукой.

– Что с ним? – спросил Лампсон.

– Не знаю. Похоже, он приобрел большой пакет акций фирмы по имени Гарольд Шерри, и теперь это его смущает.

– У него такой вид, словно он соучастник преступления.

– Нет, на этот счет я как раз спокоен.

– Что он хотел сказать насчет девушки? Вы поняли?

– Нет.

Я с удивлением обнаружил, что готов выгораживать Брокау. Возможно, я чувствовал себя ему обязанным. Со мной он был исключительно честен. Но он ушел, а многие вопросы остались без ответа.

– Вы сказали, что знаете Глорию, мистер Арчер?

– Я говорил с ней пару раз. У меня создалось такое же впечатление, как и у вас: достаточно честная, хочет как лучше. Возможно, так оно и есть. Она не первая симпатичная девушка, оказавшаяся заодно с социопатом.

– Вы считаете, Шерри социопат?

– Во всяком случае, очень похож.

– А что это за киднэппинг?

Я рассказал ему, что знал, опустив, однако, имя Лорел. Во время моего рассказа Лампсон все больше и больше морщил лицо, а потом разгладил морщины ладонью. Затем он несколько раз повторил этот жест.

– Мне больно сознавать, что я позволил моему пациенту покинуть больницу в обществе Шерри.

– Почему?

– Я был уверен, что раз тут замешана Глория, с ним ничего плохого случиться не может. Да и Шерри вроде бы проявлял к нему искренний интерес. Это было первое приглашение, полученное Нельсоном за все то время, что я с ним работал. Когда он стал моим пациентом, это был человек, находившийся в состоянии почти полной кататонии, вне связей с миром. Я пытался вывести его из этого транса, и мне в общем-то кое-что удалось. За это время улучшилось и его физическое состояние. Я решил, что он готов понемногу начать общаться с миром и людьми. По крайней мере, я не видел в этом вреда. – Он обнажил зубы в безулыбчивом оскале. – До чего же может человек ошибаться! Выписывая его на один вечер, я подписал ему смертный приговор.

В его голосе была печаль. Хотя Лампсон и держал себя в руках, я вдруг вспомнил сцену, устроенную Эллисом в морге. Ни доктор, ни офицер-авгор не убивали Нельсона, но оба чувствовали себя виновными в его смерти. Я сказал:

– Вы не единственный человек, считающий себя ответственным за гибель Нельсона Бэгли. Сегодня утром в морге Пасифик-Пойнта я разговаривал с человеком, убежденным, что это он погубил его. Он служил на авианосце «Ханаан» во время войны и уверен, что совершил ошибку, приведшую к пожару на корабле. Эллис был в плохом состоянии, практически бредил. Он думал или делал вид, что думал, что тело Нельсона проплавало в океане двадцать пять лет и приплыло к нам с Окинавы.

– В каком-то смысле так оно и было, – сказал Лампсон. – Последние двадцать пять лет Бэгли в общем-то и не жил. Как звали офицера – Эллис?

– Да.

– Эллис не объяснил, почему возник пожар?

– Он сказал, что допустил ошибку, в цистернах повысилось давление и образовалась утечка горючего.

– Правда?

– Я не лгу. И Эллис тоже, по-моему, не выдумывал.

– Да, он говорил правду.

– Вы говорили с Эллисом, доктор?

– Я говорил с Нельсоном. – Рот Лампсона исказила загадочная улыбка. – Теперь это уже неважно – дело прошлое, но к нему постепенно стала возвращаться память. Как раз на прошлой неделе он рассказал мне про пожар на корабле. Это последнее, что запомнилось ему на «Ханаане» – и вообще в его жизни.

– Что вернуло ему память?

– Я бы хотел приписать это своему профессиональному искусству, – сказал он, ущипнул себя за нос, словно в наказание за гордыню, и посмотрел на меня внимательными черными глазами. – Но на самом деле это не так. Я даже не профессиональный психиатр. Надо признать, что Нельсон получал от визитов Глории куда больше, чем от моего лечения. Теперь вы можете понять, почему я поощрял эти визиты. Мне казалось, что совместными усилиями мы возвращаем его к жизни. Я чувствовал, как забытое прошлое всплывает на поверхность его сознания. Даже его бедное тело стало понемногу крепнуть. Но я и не подозревал, что всего-навсего готовлю его к смерти.

Его голос был резок, в нем звучала та злость, которую люди помоложе обычно направляют на самих себя. Он прикрыл глаза, и лицо его вдруг сделалось совершенно беззащитным.

– Нельсон Бэгли много значил для вас, доктор?

– Он был моим Лазарем, – сказал он с грустной иронией. – Мне казалось, я могу воскресить его из мертвых. Лучше бы я оставил его как есть.

– Почему?

Он наклонился ко мне, и под тяжестью его тела пластмассовый стул жалобно пискнул.

– Я думаю – по крайней мере это не так уж невероятно, – что Нельсон умер именно потому, что к нему стала возвращаться память. В наш последний разговор я обнаружил весьма взрывоопасный материал...

– То есть?

– Часть его была связана с гибелью женщины. Он говорил так, словно это была его жена. Но я проверил анкету, и нигде не было сведений, что Нельсон был женат.

– Что случилось с женщиной?

– Она, судя по всему, была убита – довольно давно. Может быть, в тот год, когда случился пожар на «Ханаане» и Бэгли оказался за бортом. Гибель женщины и поврежденная цистерна всплыли в тот наш разговор.

– На прошлой неделе?

– Да.

– Как погибла женщина?

– Ее застрелили. Это вполне мог сделать и Нельсон, хотя он этого не говорил.

– Думаете, Нельсона убили именно потому, что он вспомнил о гибели женщины?

Словно почувствовав себя уязвимым, Лампсон поднес ко рту кулак и стал говорить сквозь него:

– Я не утверждаю этого. Хотя это не исключено. Не так уж много существует мотивов убивать маленького беспомощного старичка. Насколько мне известно, у него не было ни денег, ни вещей. – Лампсон опустил кулак.

– Вы сказали, он мог сам застрелить ее. И это могло привести к его собственной гибели. Вы не пытались выяснить, кто эта женщина?

– Нет, я хотел, но, признаться, руки не дошли.

– Как ее звали?

– Нельсон называл ее, кажется, Элли...

– Почему вы решили, что он застрелил ее?

– Он винил себя...

– Что именно он говорил?

Лампсон долго думал, прежде чем ответить:

– Я не помню его точных слов, а они как раз важны. Я, признаться, вообще не мог понять, говорил ли он о том, что застрелил женщину, или занимался с ней любовью, или о том и другом сразу. – Он взглянул на меня с какой-то злостью. – Я вообще не должен был вам этого рассказывать.

– Я рад, что вы все же это сделали.

– А что толку? Женщины нет в живых – и Нельсона тоже.

– Надо узнать, кто его убил, – сказал я, – и почему. Иначе и смерть, и жизнь его лишены смысла.

Лампсон быстро кивнул:

– Вы правы. Это важно – отыскать смысл. Это и попытался сделать Нельсон. Он жил как растение двадцать пять лет. Но в конце он стал отчаянно искать путь в жизнь, находить в ней смысл. А я старался ему помочь.

Раковина, в которой был спрятан Лампсон-человек, приоткрылась, и мне понравилось, что я там увидел. Я спросил:

– Что вас так заинтересовало в Нельсоне?

– Он был безнадежен – и телом, и душой. Я потратил на него времени куда больше, чем полагалось. Боюсь, тем самым я обкрадывал других своих больных.

– Почему он вас так привлекал?

– Сам не знаю. Хотя нет. Нельсон немного напоминал мне отца. – Зрачки Лампсона сузились так, словно он заглянул в темную шахту. – Мой отец погиб на Гвадалканале, когда я был еще совсем маленьким.

– Потому-то вы и здесь?

– В больнице? Может быть, это одна из причин. Но вы пришли сюда не для того, чтобы разбираться со мной? Или я ошибаюсь? – Он снова занервничал, и створки раковины захлопнулись.

– Мне необходима ваша помощь, доктор. Я пытаюсь найти женщину, которую похитили вчера вечером. Сегодня Гарольд Шерри получил за нее выкуп в сто тысяч долларов и ранил ее отца. Путь к нему и к пропавшей женщине лежит через вашу больницу.

Лампсон окинул взглядом вестибюль, словно пытаясь обнаружить похищенную женщину или по крайней мере какие-то ее следы. Вестибюль уже почти опустел. Посетители разошлись, а больные исчезали в дверях, словно призраки после крика петуха.

– Как имя женщины?

– Лорел Рассо.

Лампсон вдруг схватил меня за руку:

– Рассо?

– Да.

Он сжал мне запястье еще сильнее.

– Это была фамилия погибшей женщины.

– Той, о которой говорил Нельсон?

– Да. Ее звали Элли Рассо.

Мы сидели друг напротив друга, словно зеркальные отражения. Я покрутил рукой, словно напоминая, что она в его тисках. Он отпустил меня, словно вдруг обжегся.

– Вы не записывали ваши разговоры с Нельсоном, доктор?

– Делал кое-какие заметки.

– Можно на них взглянуть?

– Они носят частный характер.

– Я понимаю. Я не собираюсь их уносить. Мне бы только взглянуть.