Текст книги "Вирус. Книга 2. Шаги апокалипсиса"

19

Осеннее утро заметно растворило темноту ночи. Дроздов и Сукровин стояли у микроавтобуса с пластмассовыми чашками и наслаждались крепким, горьким кофе.

– Дроздов, знаешь, о чем я давно мечтаю?

– Знаю, – не поворачивая головы, ответил тот и пригубил напиток.

Сукровин с удивлением посмотрел на него и сделал два маленьких глотка.

– Ну что ты, Дмитрий Палыч, на меня смотришь? Я тоже давно мечтаю о теплом душе, свежей постели, вкусном омлете и бутербродах. Или ты не об этом?

– Да ну тебя, Дроздов. Я думал, это мои мечты.

Подполковник улыбнулся и, сделав глоток кофе, посмотрел на бегающих бойцов войск химической защиты.

– Целый город здесь построили… – Сукровин достал шоколадку и отломил кусочек.

– Да, только город надувной, – согласился Дроздов. – Такой… мобильный город, так сказать.

– Первый, ответь Карабасу! – обозначилась рация.

Дроздов допил кофе и, взяв рацию с сиденья, ответил:

– На приеме.

– Эвакуация началась. Первые пошли по коридору.

– Понял тебя.

– Вон, выводят, – кивнул в сторону двора Сукровин.

Бойцы в специальных костюмах химзащиты выводили людей и сопровождали к одной из больших палаток.

– Извините, а про Витю что-то известно? – подошла к ним Астахова.

Дроздов обернулся и ничего не ответил, взглянув на Сукровина. Полковник посмотрел на женщину и негромко сказал:

– Пока ничего.

Прозвучала мелодия сотового телефона, и Дроздов достал из кармана пиджака трубку.

– Здравия желаю, товарищ генерал! – Он принял вызов и отошел на три шага. – Так точно, начали… Пока точных данных нет. Да, конечно. Когда закончим?.. Так только начали, Александр Иваныч. По моим подсчетам, часа три на эвакуацию. Да. Химики потом двенадцать часов берут на карантин. Да, конечно, Александр Иваныч, кровь, само собой, возьмут… Будут ли инфицированные, пока не знаю, но Снегирёв сказал, что шесть индивидуальных боксов у него есть. Вопрос только в транспортировке. А, уже летят? Понял. Ну и наш Ми‐8 дадим, лишь бы были они, эти болеющие… Почему сомневаюсь?.. А я, товарищ генерал, всегда сомневаюсь… Я понял. Да, про Багрянцева знаю. Я же вам сообщение развернутое отправил. Он мне звонил. Я еще профессору Рамшагову отправил симптоматику, там, видно, у них новый штамм вируса был. А, уже известен?.. Понял. Мне готовиться?.. Товарищ генерал, у меня задействована практически вся группа за исключением четырех человек. Да, но после мероприятий они на карантине будут двенадцать часов, это точно. Да, я понял… – Дроздов посмотрел на Сукровина, покачал головой и хлопнул себя ладонью по лбу, после чего продолжил: – Да, понятно, товарищ генерал. У меня просьба… Полковника Сукровина со мной направить. Его люди уже опытны и с моими сработались. Да, рядом стоит. Включаю. – Дроздов нажал на громкую связь и спокойный, твердый голос генерала произнес:

– Полковник Сукровин, Дмитрий Палыч…

– Слушаю, Александр Иваныч… – Тот сделал шаг ближе к Дроздову.

– Дмитрий Палыч, вместе с подполковником Дроздовым выдвигаетесь в Калининградскую область. Самолет будет ждать ваше подразделение в Жуковском. С вашим руководством я все согласую.

– Понял, товарищ генерал! – Сукровин скривился и показал кулак Дроздову.

– Дроздов!

– Я здесь, Александр Иваныч.

– Жду от тебя доклада по людям и инфицированным. Приблизительно через пятнадцать-шестнадцать часов вы должны вылететь туда. Если не вся группа будет готова, то вылетайте не полным составом.

– Я понял. Александр Иваныч, разрешите капитана Грача взять помощником. Это опер из моего отдела.

– А, это вместо Мухина?.. Бери. Я ему скажу, он будет ждать тебя в Жуковском.

– Спасибо. Александр Иваныч, что с трупами и домами?

– Дроздов, ты что меня спрашиваешь?.. Ты сам все знаешь. Чтобы избежать возможности дальнейшего заражения, в силу вступает пункт второй дополнения к инструкции, не так ли?..

– Понял.

– И, Дроздов, передашь Снегирёву, что они остаются там на три дня – для охраны периметра. Всё. Жду доклада.

– Есть, товарищ генерал! – ответил Дроздов и отключился.

– Первый, ответь Карабасу, – заговорила рация.

– Слушаю тебя!

– Первый, из квартир эвакуированы двадцать семь человек, восемь из которых дети разного возраста. Все без симптомов. Переходим к шестому дому.

– Принял. Будьте очень аккуратны. – Дроздов посмотрел на полковника и улыбнулся: – Двадцать семь человек, и это только из седьмого дома.

– Это хорошо. Но ты, Дроздов, сволочь, – недовольно произнес Сукровин.

– Это почему же? – усмехнулся Дроздов, прекрасно понимая, какой ответ услышит.

– Еще спрашиваешь? Я вообще-то не собирался на экскурсию в Калининградскую область.

– Дмитрий Палыч, ну прости. Я подумал, тебе скучно будет без меня.

– Вот запомни, Дроздов: если меня выгонят из дома, я поселюсь у тебя на кухне.

– Не, Дмитрий Палыч, на кухне нельзя, ты же весь холодильник у меня опустошишь.

– А, вот чего ты боишься, прохиндей?! Обязательно все сожру в твоем холодильнике!

– А можно я откуплюсь бутылочкой хорошего коньяка?

Полковник сжал губы, сделал вид, что задумался на мгновение, и ответил:

– Я думаю, две бутылки хорошего коньяка спасут гиганта мысли.

– Договорились, шантажист! – согласился Дроздов, и они оба рассмеялись.

Далеко в небе показались два вертолета Ми‐8, которые приближались к поселку. Сукровин быстро отошел к своим бойцам, что-то живо им объясняя.

Винтокрылые машины сделали два круга над домами и ушли в сторону дороги.

– Я сказал своим, чтоб посадили их недалеко, прямо на дорожное полотно, – вернулся к микроавтобусу Сукровин.

– Отлично! – кивнул Дроздов.

Осеннее утро уже полностью прогнало сумрак и подняло всем настроение. Три группы бойцов химической защиты работали во дворе трех многоквартирных домов. Специальная группа Дроздова осуществляла силовое прикрытие и помогала в эвакуации.

Он сидел в микроавтобусе, откинувшись на спинку сиденья, и боролся со сном. Сил противостоять чарам Морфея оставалось все меньше. Едва Дроздов прикрывал глаза, как проваливался в темноту небытия, и только норовившая свалиться набок голова или легкий спазм какой-либо мышцы возвращали его в реальность. Полковник Сукровин ходил по улице и командовал своими бойцами.

– Олег Владимирович, здравствуйте! – появился в дверях бусика мужчина лет тридцати пяти в противочумном костюме ярко-красного цвета, с маской в руках.

– Здравствуйте, – открыл глаза Дроздов и ладонями потер лицо.

– Маркевич Илья Арнольдович, доцент, помощник профессора Рамшагова, – представился мужчина.

– Да, генерал сказал мне, что вы прилетите. Но пока ничем обрадовать не могу. Сейчас работают по эвакуации тех, кто отсиделся в квартирах. – Подполковник вылез из микроавтобуса и кивнул еще трем мужчинам в таких же костюмах. – Сколько вас прилетело?

– Четверо со мной, – ответил Маркевич и, сделав шаг ближе, тихо сказал: – Мне необходимо с вами переговорить – так, чтоб нас никто не слышал.

– Говорите, – с удивлением взглянул на него Дроздов.

Маркевич обернулся и сделал жест рукой. Один из его помощников подошел к нему и отдал небольшой пластиковый контейнер. Дроздов опять запрыгнул в микроавтобус и жестом пригласил его. Когда Маркевич устроился на сиденье, Дроздов закрыл дверь.

– Профессор Рамшагов просил передать вам, что если будут инфицированные в тяжелом состоянии, которые болеют десять часов… Можно попробовать вколоть вот это лекарство. Но эти испытания я должен согласовать с вами.

Маркевич открыл контейнер. В нем на маленьких пакетах льда лежали четыре шприца, заполненных бесцветной жидкостью.

Дроздов поднял на доцента взгляд.

– Удалось?.. – оживился он. – Вы не представляете, дорогой мой, что вы сделали. Это же самая радостная новость за последние четыре месяца!

– Ну, это не совсем лекарство. Это самые перспективные наработки. Четыре разных версии.

– Все равно, дорогой мой!.. Вы просто не представляете… Ведь вы даете надежду, что скоро все это закончится. Так как будем действовать?

– Когда сообщат, что есть выжившие инфицированные, я с моими людьми иду туда, и прежде чем зараженного поместят в индивидуальный бокс для транспортировки, вкалываем ему укол. После чего ставим отметку и грузим в вертолет.

– А если их будет больше? Ну, этих болеющих… Если будет не четыре, а десять?

– Я, конечно, не думаю, что у вас окажется столько болеющих. Но если вдруг будут, то их эвакуировать и транспортировать без укола.

– Понятно, – ответил Дроздов, открыл дверь и, выйдя на улицу, добавил: – Ну что ж, будем ждать.

– Да, – вылез следом за ним Маркевич. – Я буду со своими людьми вон там.

– Хорошо, – кивнул подполковник.

Через двадцать минут подошел Сукровин и протянул ему конфету. Дроздов покачал головой, глядя в сторону домов.

– Первый, ответь Карабасу, – заговорила рация.

– На приеме.

– Шестой дом закончили. Всего одиннадцать квартир, тридцать три человека. Во многих квартирах двухсотые.

– Карабас, участкового не видел?

– Видел. У одного из подъездов седьмого дома, вместе с еще одним парнем лежит. Вот, сейчас подхожу к ним.

Дроздов хотел что-то сказать, но его отвлек сигнал пришедшего сообщения. Он достал трубку и открыл присланную фотографию. Сжал зубы и показал снимок Сукровину.

На экране сотового телефона хорошо был виден Сергей Комаров, сидевший на асфальте, вытянув ноги, слегка завалившись на заборчик. Головой у него на коленях лежал участковый Шудров.

– Первый, получил фото? Оба двести, – услышал он голос Карабаса по рации.

– Да, я понял… – задумчиво ответил Дроздов и вздохнул. – Карабас, Зубова найди.

– А чего его искать? Мы мимо них проходили. Он с детьми у потухшего костра лежит.

– Так чего не проверили?! – закричал Дроздов.

– Команда была – в первую очередь квартиры, – спокойно ответил Карабас.

– Да, все правильно. Это я забыл. Проверьте его, – Дроздов опустил рацию и посмотрел на Сукровина.

– Думаешь, живой? – взглянул на него полковник.

– Не знаю.

На телефон пришло сообщение, и Дроздов взял трубку у Сукровина.

Открыв пришедший снимок, он едва сдержался, чтоб не закричать, а точнее, зарычать от злости и безысходности. Сукровин видел по выражению его лица, что ничего хорошего в сообщении нет. Дроздов поднял лицо вверх и замычал от боли, чувствуя подступающие слезы. Сдержаться сил не хватало, и он отдал трубку полковнику.

Сукровин посмотрел на экран телефона и понял реакцию друга. На снимке Зубов, завалившись набок, лежал у костра. Рядом прижимался к его груди мальчик лет восьми, а сзади, прислонившись спиной к нему, полусидела девочка-подросток, у ног которой с обеих сторон лежали мальчик лет семи и девочка такого же возраста. Глядя на эту картину, полную ужаса, полковник опустил телефон и заиграл желваками, до скрипа сжимая зубы. Дроздов пальцами прижал глаза, не дав выкатиться слезам.

– Ты понимаешь, что он сделал? Он до последнего дарил детям надежду. Даже после того как он умер, ребята искали у него защиты. – Дроздов поднял лицо вверх, делая глубокий вдох.

– Это п…ц. Я такого еще не видел. Гвозди бы делать из этих людей, – качал головой Сукровин.

– Почему, сука, мы теряем таких мужиков?.. Это же настоящие герои, о которых никто не знает. Этот участковый Шудров… Даже этот Комаров, таксист. Я не говорю уже о Зубове… – Дроздов зажмурился и с силой провел ладонью по лицу. – Сколько их было за последние месяцы…

– Да, Дроздов, так и до инфаркта недалеко. Мозги кипят, и вот здесь, внутри, болит. – Сукровин кулаком постучал себя в грудь.

– Карабас, все двухсотые? – спросил Дроздов.

– Владимирыч, к хренам собачьим такую работу! – отозвалась рация. – Сил нет на это смотреть! Сейчас проверим…

Сукровин подошел и протянул другу полбутылки коньяка:

– Пригуби, а то крышу сорвет или сердце выпрыгнет.

Дроздов сделал два глотка прямо из горлышка и вернул бутылку. Полковник набрал в рот коньяку и, немного помедлив, сделал глоток, после чего прижал предплечье ко рту и вдохнул.

– Первый! Владимирыч! Нужны боксы для транспортировки! – громко сказала рация голосом Карабаса.

– Есть больные?! Кто?! – схватил рацию Дроздов.

– Да, дети, что рядом с Зубовым, тяжелые, но живые! Можем успеть!

– Карабас, сейчас к вам подойдут четыре человека в таких же костюмах как у вас, только красного цвета! У них два бокса, и химики еще два подкатят! – Дроздов опустил рацию и крикнул: – Маркевич! Туда, быстрей!

Маркевич кивнул, что-то сказал своим людям, те надели маски и покатили боксы на каталках во двор.

– Первый! Владимирыч! Еще есть инфицированные! – доложил Карабас. – Четыре ребенка в машине Зубова! Два мальчика и две девочки! Один из мальчишек тяжелый, второй средней тяжести. Девчушки совсем маленькие, годик или два. Нужны боксы.

– Понял тебя! Ждите, сейчас химики подойдут! – ответил Дроздов и добавил: – Снегирь, слышал?

– Первый, все слышал, уже отправляю четыре бокса! – ответил по рации Снегирёв.

– Может, все не напрасно? Как думаешь, Дроздов? – посмотрел на него Сукровин.

– Дай-то бог, дай-то бог, Дмитрий Палыч, – негромко ответил подполковник.

– Олег Владимирович, это Маркевич! – обозначилась рация.

– Слушаю, Илья Арнольдович.

– Дайте команду пилотам! Одна из девочек без симптомов! Вы понимаете?!

Дроздов взглянул на стоящего рядом Сукровина, но тот лишь пожал плечами.

– Олег Владимирович, девочка… вот тут сказали, ее зовут Надя, ей всего год. Она без симптомов! Думайте! – кричал в рацию Маркевич. – Она целую ночь провела в машине с инфицированными, и без симптомов!

– Я понял! – оживился Дроздов и повернулся к Сукровину. – Дмитрий Палыч, людей к вертолетам, пусть готовятся взлетать!

– Стоять, Дроздов! Без дезинфекции нельзя! – отреагировал полковник.

– А, точно! – хлопнул себя по лбу подполковник. – Илья, а дезинфекция?!

– В вертолете есть человек, мы не полетим. А боксы пусть обрабатывают по ходу движения со двора. У пилотов есть все инструкции на этот счет.

– Понял! – крикнул Дроздов и взглянул на Сукровина.

Полковник кивнул и побежал к своим бойцам.

Дроздов чувствовал, как бешено стучит сердце. На дороге, ведущей из двора, показались несколько человек в серых специальных костюмах и масках-респираторах. Следом за ними быстро шли люди в красных противочумных костюмах и катили две каталки с индивидуальными боксами.

Он жестом показал бойцам спецназа и полицейским, чтобы отошли подальше и пропустили их к дороге. В этот момент несколько бойцов в костюмах химзащиты со специальными ранцами за спиной подбежали и прямо на ходу стали опрыскивать людей и боксы.

– Молодец Снегирёв, знает свое дело, – произнес подполковник вслух.

Уходя по дороге в сторону вертолетов один из сопровождающих в красном костюме обернулся и поднял руку. Дроздов сделал такой же жест в ответ и тяжело вздохнул.

Он обратил внимание, что в стороне, у одной из машин, стоит Сукровин и что-то объясняет Астаховой. Через несколько мгновений та закрыла лицо руками и уткнулась полковнику в грудь. Было понятно, какую новость ей сообщили…

Дроздов отвернулся, чтоб не видеть этого. В памяти всплыл момент, когда Зубов говорил по телефону перед тем как отправиться во двор, и в груди опять стало неприятно тянуть. Он сел в микроавтобус и, уперев локти в колени, стал массировать себе лицо.

В какой-то момент Дроздов поймал себя на мысли, что ему стало тяжело жить. В голове всплыли слова Шудрова про дозу смерти. Обдумывая все это, он не мог ответить себе на вопрос – какова она, его доза?

«Тебе, Дроздов, уже давно пора было насытиться. Скоро не то что спать не сможешь, жить не захочешь. Почему “скоро”? Кажется, я давно уже перебрал всего этого. У меня уже заметный передоз этой старухи в черном. Слишком много ее стало в моей жизни… Интересно, что ты будешь делать, когда это все закончится?.. Что значит – “что делать”? Жить. А сможешь ли ты, Дроздов, жить?.. Взять и просто жить. Ты психолог, Дроздов, ты офицер. Ты двадцать пять лет в госбезопасности. И ты задаешь себе такой вопрос?..

…Я, кажется, схожу с ума. Я уже не знаю, чего во мне больше – жизни или смерти. От этих вопросов и правда крыша может поехать. Забыть бы это все… А получится ли забыть? Не получится. У всех у нас не получится это всё забыть. И всё, что ты увидел, всё – будет с тобой до конца. Ты уже никуда не выкинешь из памяти врача Рубина, пилота Контурова, водителя Иванова, капитана Волина, бармена Коробкова, Шудрова, Зубова и многих других. Это они, помогая тебе, Дроздов, умирали. В адских муках умирали, но давали тебе информацию, чтобы ты мог спасти других. Что бы я делал без них?.. Да, признайся сам себе, что без них тебе бы не хватило твоей группы. И многих из твоих бойцов, а может и самого тебя, уже бы не было. Вот она, правда. Пример Багрянцева в Калининграде тому подтверждение.

…А сколько их, таких Саш, Юр, Вить, Гриш, о которых не знаю я и миллионы граждан?.. Но именно они становятся на пути этого ужасного вируса. Да, такие как ты, Дроздов, строите стену, защищая от него. Но они, находясь в эпицентре, являются нулевым рубежом в этой бескомпромиссной войне. Скольких людей удалось вытащить из глубины ада благодаря их информации… Все, Дроздов, ты точно поехал. Все эти рассуждения загонят тебя в клинику. И тобой, психологом ФСБ, займутся психиатры того же ведомства. А от них хорошего не жди.

…Так, ладно, выбрасываем из головы все лишнее. Понять бы только, что тут лишнее… Вся философия лишняя, Дроздов. Философия. Всё, эмоции убрать, жалость спрятать в самые дальние уголки. Абстрагируйся, Дроздов. Как учили, абстрагируйся. Ты же это умеешь. Так, всё, собрался и вернулся в реальность. Для тех, кто тебе помогал, ты все сделаешь потом. Бляха, я точно скоро крышей тронусь… Сам с собой мысленно разговариваю. Ладно бы вслух, это не страшно. Но в уме – это уже симптомы для врача. Так, всё. Тебе нужен отдых, Дроздов. Точно, мне нужен отдых. Всё, выполняем задачу до конца. Обо всем остальном будем думать потом. Иначе я точно сойду с ума… но это-то и немудрено…»

Подполковник взял ежедневник и записал: «Шудров Виктор, Зубов Игорь Андреевич».

– Дроздов, тут Александра Аркадьевна спросить хотела… – подвел к машине Астахову Сукровин.

– Слушаю, – потерев ладонями лицо, откликнулся он.

– Олег Владимирович, я хотела узнать: как и когда можно будет забрать тело брата? – промокая глаза платком, спросила Астахова.

Дроздов взглянул на Сукровина и недовольно скривился, понимая, что полковник не стал объяснять женщине некоторые нюансы. Он задумался, подбирая слова, и спокойно ответил:

– В связи с особой опасностью вируса РК и во избежание его повторного распространения в локализованных зонах… Согласно пункту «б» статьи шестой инструкции, тела умерших в зоне изоляции подлежат кремации на месте.

– Как это?.. А как же? – смотрела на него и полковника Астахова.

– Александра Аркадьевна, вы медик и должны понимать, – сдержанно произнес Дроздов, выходя из микроавтобуса. – Я скажу вам честно. Тела умерших жителей, которые лежат во дворе, будут сожжены в административном здании и помещении магазина. Все квартиры с телами умерших этих трех домов обработают огнеметами, а впоследствии их снесут. До сноса здесь будет запретная зона Министерства обороны..

– Но… А что же мне сказать матери?.. О боже, даже не попрощаться… – Астахова прижала платок к глазам.

Он показал Сукровину взглядом, чтобы тот увел ее. Полковник кивнул и, слегка приобняв женщину, повел к стоящим в ста метрах машинам.

– Первый, ответь Карабасу, – заговорила рация.

– На приеме, – ответил Дроздов.

– Двухсотых с улицы собрали. Можно запускать огнеметные группы.

– Хорошо.

– Владимирыч, трубки Зубова и участкового я забрал. Пройдут дезинфекцию со мной.

– Понял тебя. Карабас, сколько инфицированных отправили?

– Семь человек. Все дети разного возраста.

– Хорошо. Карабас, как огнеметные группы начнут работать, уходите на дезинфекцию.

– Понял, командир.

Дроздов повернулся в сторону командно-штабной машины военных, кивнул и сделал жест рукой. Снегирёв тоже поднял руку в знак того, что понял, и стал отдавать команды.

Уже через минуту три группы огнеметчиков в костюмах химической защиты направились в сторону домов. Подполковник в очередной раз отметил для себя отличную работу военных и с рацией в руке пошел по дороге.

Утро только захватывало округу, оставляя в истории очередную победу над вирусом. Не хотелось ни с кем разговаривать, Дроздов дышал полной грудью, наслаждаясь холодным осенним воздухом.

Он поднял воротник плаща и посмотрел вверх. Чистое серо-голубое небо с редкими пушистыми облаками радовало глаз. Именно это красивое, нежное небо благодаря ему, его бойцам, товарищам и коллегам смогут увидеть десятки тысяч граждан ближайшего российского городка, которые толком и не знали, какими ужасными были минувшие день и ночь.