Текст книги "Вирус. Книга 2. Шаги апокалипсиса"

9

Осенний теплый день плавно переходил в прохладный сентябрьский вечер. Легкие сумерки нагнетали уныние и страх перед ночью.

Волин прошел по средней палубе и поднялся по винтовой лестнице. В коридоре шлюпочной палубы он услышал, как в одной из кают закричала женщина. Капитан остановился перед дверью и постучал. Дверь не открыли, и он решил пройти дальше, но как только сделал два шага, в каюте разразился женский плач.

Волин вернулся и, нажав на ручку, медленно открыл дверь.

У открытой балконной двери каюты на стуле сидела женщина и плакала.

– Что у вас случилось?

– Муж… – сквозь рыдания ответила она и показала головой в сторону балкона.

Капитан прошел на балкон и посмотрел вниз. На воде о борт теплохода билось тело мужчины.

– Упал, что ли? – посмотрел Волин на женщину.

– Сам бросился, – вытирая слезы, ответила она и указала глазами на кровать. – Он заболел. Температура, кашель и рвота. Последний приступ кашля был уже с кровью. Еще у него ужасно голова болела. Пока я пошла в туалет, он на балкон…

– А давно он заболел? – спросил Волин, невольно сравнивая рассказ со своими симптомами.

– Часа четыре назад… может, чуть больше. Что теперь делать? Звонить дочери надо, чтоб что-то решали, организовывали. – Женщина взяла трубку и вдруг закашлялась.

– Вы сами как себя чувствуете?

– Я-то нормально. Так, небольшая температура есть – тридцать семь и пять, но я ее легко переношу. Устала только, но это, наверное, из-за нервов, переживаний. А вы не знаете, скоро нас заберут отсюда?..

– Пока не знаю.

– Что-то долго они думают, никак решить не могут. А вы не можете связаться с капитаном теплохода? Надо же достать мужа из воды.

– Я капитан. Его пока не разрешат поднять на борт.

– А, вы капитан?! Так это вы устроили все это?..

– Вам надо отдохнуть. Выпейте горячего чаю и ложитесь.

– Это из-за вас все произошло! На вашем теплоходе даже лекарств нет! Я ходила, искала медика, тоже не нашла! Простых таблеток от температуры не найти! Это вы виноваты!

– Простите, куда вы ходили и когда?

– Так ходила, спрашивала по каютам у соседей. Потом сказали где медицинский кабинет, но врача я там не нашла. У вас на теплоходе сплошной бардак творится!

– Твою ж мать!.. – Волин провел ладонью по лицу и вновь посмотрел на женщину. – Вы что, команду не слышали, что необходимо сидеть в каютах? Вы зачем по судну ходили?! Соседи с вами общались?..

– А как, по-вашему, я могла мужу помочь?! У него температура была, а он ее плохо переносит. Если бы у вас на теплоходе все было организовано, мне бы не пришлось ходить и искать.

– Нашли лекарства?.. Таблетки помогли?

– Соседка дала две таблетки от температуры. А вы что, еще и издеваетесь? – Женщина опять закашлялась и, обхватив голову руками, присела на кровать.

– Возьмите, выпейте, – Волин налил в чашку воды и протянул ей. – Вам надо прилечь.

– Мне дочке нужно позвонить, – сделав три глотка, произнесла она.

– Потом позвоните. Пока ложитесь и отдохните. Мужу вы уже ничем не поможете. Я вам обещаю: как дадут разрешение, мы его сразу поднимем на борт. А пока ложитесь.

– Что-то голова разболелась и температура поднялась, все лицо горит. Наверное, из-за нервов всё. – Женщина легла на кровать, и капитан накрыл ее покрывалом.

– Поспите, вам надо отдохнуть. Только из каюты не выходите.

Волин закрыл балконную дверь, поставил чашку с водой на тумбочку рядом с больной и вышел из каюты.

По небольшой лестнице он поднялся в бар. Дверь была открыта, и капитан переступил порог.

– Коробков! Саша! – позвал он.

– Я тут, Фёдор Иваныч! – доставая из подсобного помещения железную стойку на треноге, отозвался бармен.

– Тебе зачем микрофон?

– А я чего подумал, Фёдор Иваныч… Я на площадке перед рубкой концерт дам. – Коробков подтягивал провода.

– Саша, какой концерт?! У тебя с головой как?..

– Ну а чего, Фёдор Иваныч? На гитаре сыграю, песни спою, стихи почитаю…

– Стихи?.. Саша, тебе чего, вирус мозг повредил? Какие стихи? Какие песни?

– Ну а что, Фёдор Иваныч, люди хоть немного отвлекутся от этого ужаса. А мне всегда хотелось концерт провести. Это, так сказать, мечта моя.

– Саша, ты ненормальный?! Какая мечта?.. У тебя, случаем, крыша не поехала? Про такие симптомы что-то нас никто не предупреждал.

– Да все нормально будет, Фёдор Иваныч.

– Нормально, Саша, уже вряд ли будет. На судне люди мрут один за другим, а ты о мечтах. Ладно, скажи мне: ты старпома нашел?

– Да, привел его в чувство, он у кулера лежал на главной палубе. Я его до ресторана довел и там оставил. Там, кстати, уже человек пятнадцать.

– Где? – не понял Волин.

– Так в ресторане.

– А чего они там собрались?

– Они все больные, им страшно по каютам умирать. В одиночку всегда страшно. Я потому и решил концерт дать.

– Бляха, Саша, какой концерт… Страшно, говоришь?.. Об этом я как-то не подумал. – Волин хлопнул себя ладонью по лбу, покачал головой и пошел к выходу.

Он быстро спустился на среднюю палубу, но почувствовал, как волна жара ударила в лицо. Волин успел схватиться рукой за перила и закрыл глаза. Усилием воли он старался не дать себе размякнуть и почувствовать слабость, но спазм головной боли заставил виски бешено стучать. Чем больше он старался противостоять навалившимся симптомам, тем сильнее бил его озноб и усиливалось головокружение.

Волин открыл глаза, но понял, что даже шагу сделать не может, ориентация в пространстве быстро его покидала. По инерции он успел второй рукой схватиться за перила, прижавшись к ним. Сил удержаться на ногах не было, и он стал медленно оседать у лестницы…

Холодный водопад обрушился сверху, обжег голову и прошелся по лицу. Только открыв глаза, капитан понял, что сидит у лестницы, а кто-то стоит рядом.

– Иван Сергеич, рад видеть вас на ногах. Помогите-ка мне подняться, – посмотрел он снизу вверх на старпома.

– Ну давайте, Фёдор Иваныч, поднимайтесь. – Шадров подхватил его под руку и помог встать.

– Это вы что, из бутылки меня полили?.. Капитана – как кактус?

– Другого выхода не было. Вышел, смотрю – капитан, точно гусеница, перила обнимает. Думаю: засыхает, надо освежить, – слегка улыбнулся старпом.

– Ну, чувство юмора у вас присутствует, значит, все будет хорошо.

– Это вряд ли. Плохо мне, Фёдор Иваныч, совсем плохо. – Шадров опустил голову. – Температура не сбивается, голову разрывает, и приступы кашля нестерпимые. Я, честно говоря, все для себя решил. Пока силы есть, вот… пошел, так сказать.

– Вы что, Иван Сергеич, решили оставить меня одного? Как вы до такого додумались? Ну-ка, давайте в ресторан зайдем, – Волин похлопал его по плечу.

– Фёдор Иваныч, туда лучше не заходить.

– Почему?

– Там уже не ресторан, а изолятор, если можно так сказать. Человек двадцать, и все больны. У каждого свои симптомы, а кто-то уже умер. Сил нет на это все смотреть.

Шадров закашлялся, закрыл рот ладонью и отошел в сторону. Волин не успел отреагировать, как старпом упал на колени, согнулся и застонал. Капитан быстро поднял бутылку с водой, открыл и плеснул на голову Шадрову. Тот выдохнул и растянулся на полу.

– Как вы, Иван Сергеич? – смотрел на него капитан.

– Я же вам говорю, что совсем плохо… – сплевывая воду, стал подниматься старпом.

– У вас кровь идет из носа.

– Вот черт! – Шадров достал носовой платок и прижал к лицу. – Фёдор Иваныч, почему нас не эвакуируют?

– Мы… и многие другие уже больны.

– Ну и что? Им что, не нужны люди, на которых можно лекарства пробовать?

– А вы готовы быть подопытным кроликом, Иван Сергеич? Лекарства от этого вируса нет, еще не придумали.

– Я готов. Готов, чтоб на мне испытывали любые лекарства: это даст хоть малый шанс. И если умереть, то хоть ради какой-то цели, а не так просто, из-за болезни.

– Да… – Волин задумался, посмотрел на Шадрова и добавил: – Цель. Пожалуй, вы правы, Иван Сергеич. Цель… нам нужна цель.

– Фёдор Иваныч, будете по судну проходить, загляните к Антонине. Посмотрите, как она там. Я ей оставил таблетки и воду.

– Хорошо, Иван Сергеич, проверю. Вы возвращайтесь в ресторан и сидите там. Воду вашу я с собой возьму, вдруг пригодится. – Волин отошел на три шага и обернулся: – Иван Сергеич… вы, как старпом, не просто болейте в ресторане. Вы контролируйте людей там, организуйте таблетки и воду. Не болейте без дела.

– Понял, Фёдор Иваныч, проконтролирую, – улыбнулся Шадров и, шатаясь, направился к дверям ресторана.

Шагая по коридору средней палубы, Волин улыбнулся сам себе и тихо произнес:

– Молодец старпом! Цель ему нужна. Нам всем она нужна…

Пройдя по палубам теплохода, он подошел к каюте Назарецкого и нажал на дверную ручку. Оказалось не заперто, и Волин осторожно переступил порог.

– Алексей, ты как себя чувствуешь? – спросил он.

Назарецкий лежал на кровати, скрючившись под двумя одеялами. Рядом на тумбочке лежал электронный термометр, стояли пустой кувшин и чашка, в которой был недопитый чай с лимоном. Несколько пустых пакетиков из-под быстрорастворимых порошков от простуды валялись на полу.

– Алексей! – окликнул капитан.

Ответа не последовало. Волин наклонился и проверил пульс на шее. После чего несколько раз встряхнул помощника и дал две легкие пощечины. Но Назарецкий в себя не приходил.

Капитан взял кувшин, наполнил его под краном холодной водой и, подойдя к кровати, полил больному на лицо. Не сразу, но тот пришел в себя, стал хватать ртом воздух и воду.

– Алексей! – громко позвал Волин.

Назарецкий медленно открыл глаза и, взглянув на капитана, попытался улыбнуться. Улыбка получилась кривой, и он закрыл глаза. Волин приподнял его голову и подсунул подушку. Прислонив ладонь ко лбу помощника, он понял, что у того высокая температура.

– Ты весь горишь! Алексей! – Волин перевернул его на спину и взял с тумбочки градусник.

Сигнал набежавшей температуры прозвучал быстро.

– Твою ж мать!.. Сорок и девять! Алексей, ты сгоришь! – Он снова набрал воды в кувшин и вернулся к кровати.

Капитан мельком бросил взгляд на стол и увидел пакетики с таблетками. Он стал быстро перебирать их. Высыпав в чашку сразу три порошка от простуды, добавил воды и размешал.

– Алексей, давай, надо выпить, – Волин присел на кровать, приподнял голову помощника и стал его поить.

Назарецкий стал глотать приготовленное питье.

– Давай, давай. Надо выпить всё… – тихо приговаривал капитан. – Вот и хорошо. Теперь поспи. – Он поставил чашку на тумбочку, поправил подушку, подтянул одеяло и плед.

Волин вернулся к столу и стал рассматривать медикаменты.

– Фёдо… Иван… вы как зде…? – почти шепотом спросил Назарецкий.

– О, хоть голосок прорезался. Гулял по судну, дай, думаю, зайду. Ты как?

– Плох. Совсем.

– Ну, еще не совсем, не притворяйся. А что это за таблетки?

– Фёдор Ива… вам не надо был… заходи… Я болен…

– Не переживай, я тоже заражен. Ты не ответил. Что это за таблетки?

– Не знаю. Какие-то в маска… и очки заход… двое. Не помню.

– Ладно, понял. Один повыше, другой пониже, скотчем перетянуты?

– Точ… В джинс… и свите… – через силу проговорил Назарецкий.

– Хорошо. Ты поспи, а я пойду.

В этот момент по громкой связи и за окном стала звучать музыка. Кто-то играл на гитаре и пел песню Розенбаума «Сто первый километр».

– Что это? – Назарецкий медленно открыл глаза и удивленно посмотрел на капитана.

– Это? – Волин прислушался. – Концерт у нас, Алексей. Что ты смотришь на меня? Концерт. А ты думал, что один больной? Не, больных много. Кого-то вон, видишь, как по голове бьет. Так что давай выздоравливай и потанцуем, – улыбнулся он.

– Спасиб… Фёдор Иван… – тихо произнес Назарецкий и закашлялся.

– Все, держись, Алексей. Ты поспи. Воды я тебе набрал, – показал на кувшин Волин.

Он взял бутылку с водой и вышел из каюты.

По всему теплоходу из динамиков звучала песня под гитару:

– Но пока не перевернуты страницы,

Пока не задохнулся от бессилья,

Взлети, как взлетают птицы,

Куда-то вверх, расправив крылья!

Волин остановился и прислушался к словам.

– Ну Коробков… ну дает! Крылья он расправит. Совсем с ума сошел. – Он покачал головой и зашагал по коридору.

Звонок сотового телефона застал капитана на лестнице. Он поднялся на шлюпочную палубу и принял вызов.

– Слушаю, вас, Олег Владимирович. Вот, обход судна сделал и поднялся на шлюпочную. Концерт?.. А, это Коробков, решил силу духа народу придать. Ну, видно, его на фоне заражения заклинило на музыке. Слушают?.. Так по всему теплоходу играет. Да пусть поет, я не против. Обстановка?.. Обстановка ужасная. На разных палубах в нескольких местах лежат трупы. В некоторых каютах умершие пассажиры. В ресторане, на средней палубе, около двадцати человек зараженных и несколько погибших членов команды. Я с ужасом смотрю, во что превратился мой теплоход. Вам достаточно для описания обстановки?.. Старпом Шадров болен, и состояние ухудшается быстро, но пока еще может стоять. Помощник Назарецкий совсем плох, наверное, не выкарабкается. Да скорей всего, мы все тут не выкарабкаемся. Мое самочувствие?.. Да как вам сказать… Я точно подхватил этот чертов вирус. Ну, было бы странным, если б я его не подхватил, согласитесь. Симптомы?.. Да простые. Температура скачет, приступы головной боли, тошнота, головокружение и, что больше всего убивает, так это слабость. Она, понимаете, такая убийственная, что ноги отнимаются, даже стоять не можешь. Но все это пока приступами, которые заметно учащаются. Кашель?.. Иногда пробивается, но не сильно пока. У других, наоборот, очень сильный, и некоторые просто задыхаются. Воду?.. Да, а вы откуда знаете? У меня складывается впечатление, что я разговариваю не с сотрудником ФСБ, а с врачом. А, ну тогда понятно. Что я решил?.. Мне проще услышать, что вы решили. От нас здесь, на теплоходе, ничего не зависит. Нашу судьбу решаете вы и товарищи в Москве, которые в принципе нам вообще не товарищи. Что касается меня, то я готов вам помочь. Да, я отчетливо вижу, что творит этот вирус, и не хочу, чтоб это коснулось моих близких. Затопить?.. Это будет сложно сделать, глубины не хватит. Чтобы это осуществить, необходимо пройти еще часа два вперед. А, менять место нельзя?.. Дело в том, Олег Владимирыч, что погода меняется, и если ветер будет усиливаться, да плюс течение… Короче, судну необходимо будет двигаться или швартоваться. Что я могу предложить?.. Даже не знаю. Олег Владимирович, сколько, по-вашему, нам осталось? Часа четыре? Да, маловато, если что-то решать, то сейчас. А знаете что?.. Я могу отойти назад и на этом месте, как раз где вы, на берегу, зайти на береговую линию, на мель. Таким образом теплоход встанет мертво. До берега будет метров семьдесят. Да, так и есть. И вам потом удобней будет, если что, уничтожить его. Просто жалко: такой красавец, четыре палубы. Понимаете, он для меня как дом. Может, получится у вас сохранить теплоход? Рано или поздно все это закончится, и он еще побегает по нашей матушке Волге… Хорошо, Олег Владимирыч, будем пробовать. До связи.

Волин спрятал трубку в карман кителя. Он снова почувствовал подступающую волну жара и нехватку воздуха. Несколько раз попытался глубоко вдохнуть, но всякий раз вдох получался не полный. По телу пробежал озноб, и резкая боль ударила в поясницу. Лицо горело, наваливалась слабость.

Капитан быстро открыл бутылку и полил себе на голову. Холодная вода сбила симптомы и заставила отступить головокружение. Волин набрал в ладонь воды и умылся. Стало заметно легче. Закрутив крышку на бутылке, он вышел на улицу, на борт палубы.

Осенний прохладный ветер обжег его мокрое лицо, и Волин смог глубоко вдохнуть.

– Фух-х, что-то все сильней и сильней накрывает. Надо будет воды набрать, – сказал он, взглянув на бутылку.

Сумерки наступающего вечера все больше сгущались и навевали тревогу. На всех палубах включили освещение. Волин поднялся по трапу на площадку перед капитанской рубкой и заметно удивился, увидев человек десять пассажиров, которые кутались в пледы, слушая песни Коробкова. В рубке стояли два матроса и, приоткрыв одно окно, тоже смотрели концерт.

Волин взглянул на Коробкова и подмигнул. Тот улыбнулся и объявил в микрофон:

– И последняя песня на сегодня, «Твоя звезда».

Струны гитары обозначились спокойной знакомой мелодией. И бармен запел:

– Мы про любовь говорить не умели.

Будто она далеко-далеко.

Целую ночь мы на небо смотрели,

Звезды на нем зажигая легко.

Помню, ты мне сказала,

В сердце печаль затая:

«Если звезда упала,

Значит, она твоя!»

Ты же тогда не знала,

Синяя птица моя, –

Если звезда упала,

Значит, она твоя!

Волин бросил взгляд на берег и задумался. Мысли возвращали его в начало круиза, к прощанию с женой и разговору с внучкой. Тогда, всего сутки назад, никто и предположить не мог всего этого… Слова песни и воспоминания наполнили глаза слезами. «Смотри, что творит, мерзавец. Сейчас и впрямь заплачу. Надо показать Коробкову, чтоб заканчивал уже песенки свои», – подумал он и посмотрел на пассажиров: некоторые тоже вытирали слезы.

Саша закончил песню и поклонился. Волин подошел к микрофону:

– Товарищи пассажиры и члены команды! Прошу всех разойтись по каютам и находиться на местах! Сейчас теплоход будет выполнять опасный маневр, поэтому всем следует сидеть на спальных местах. Ходить нельзя.

– Нам уже все равно, опасные маневры или неопасные! Какая разница, как загнуться? – громко произнес один из мужчин и, закашлявшись, пошел к трапу. Потом обернулся и добавил: – Александр, спасибо! Хорошо спел!

– Саша, давай убирай микрофон, провода… и к себе ступай. – Волин подошел к окнам рубки и громко скомандовал: – Связь с машинным отделением! Двоих матросов-добровольцев вызвать на вахту! Поднять якоря и доложить!

– Фёдор Иваныч, а куда это мы на ночь глядя? – Бармен скручивал провода.

– Товарищи, которые на берегу стоят, попросили ближе к берегу подойти. – Капитан взглянул на него: – Ты как себя чувствуешь, Саша?

– Знобит меня что-то. Наверное, температура поднялась.

– Ты иди к себе и выпей чайку горячего. Если таблетки от температуры есть, прими две.

– Думаете, поможет? – улыбаясь, бросил на него взгляд Коробков.

– Не знаю. Ладно, иди уже, артист… – И капитан зашагал мимо окон рубки на правый борт.

Сумерки быстро сгущались, и Волин отчетливо видел разводимые на берегу три костра. Через пятнадцать минут наступающую темноту разрезали четыре ярких луча небольших прожекторов. Еще через минуту они погасли и включились позже, уже с других мест. Все четыре прожектора били светом в сторону теплохода и освещали водную гладь реки на довольно обширной территории.

Он смотрел на берег, понимая, что там выстраивают световую дорогу так, чтоб было видно береговую линию и реку.

– Фёдор Иваныч, якоря собраны по-походному! Машинное отделение на связи! – крикнул один из матросов, приоткрыв окно капитанской рубки.

– Хорошо! – Он подошел чуть ближе и громко скомандовал: – Самый малый назад!

Вахтенный рулевой качнул головой, давая понять, что команда ему ясна. Теплоход, подсвеченный огнями внешнего освещения, стал медленно отходить назад.

Волин стоял на площадке перед окнами хорошо освещенной капитанской рубки и раскуривал трубку. Из темноты ему было хорошо видно, что происходит внутри, а матросы наблюдали за его темным силуэтом в свете окон. Капитан показал большой палец в знак того, что все идет хорошо. Но, сделав неглубокий вдох, втянув слабую порцию табачного дыма, он сильно закашлялся и ощутил волну слабости, которая ударила по ногам.

Волин схватился рукой за раму одного окна, но устоять все равно не смог. Матросы подбежали к окну и смотрели на него, жестами показывая, что готовы помочь. Стоя на коленях, он показал рукой, что помощь не нужна.

– Оставаться там! Не выходить ни в коем случае! – крикнул капитан, собравшись с силами.

Волин взглядом нашел бутылку с остатками воды, которую принес с собой, но до нее было шагов пять или шесть. Он попытался встать – ноги не держали. Очередной приступ кашля разрывал грудь, и резкая тупая боль сковала поясницу.

– Покурил, называется… идиот. Шестьдесят лет, а ума как у суслика! – выругался он на себя и, встав на четвереньки, потащился к бутылке.

За окнами в рубке матросы с удивлением наблюдали за ним, не понимая, куда он движется. Капитан добрался до бутылки с водой, открыл ее и плеснул себе на голову. Холодная вода сбила симптомы, но слабость охватила все тело, и он упал, растянувшись вдоль рубки. Матросы по другую сторону стекла переглядывались, не зная, чем помочь.

– Бляха, что теперь делать?! Он, похоже, того… в отключке! – смотрел в окно один из матросов.

– А он хоть сказал, что планировал? Куда идем-то? – сел на стул второй.

– Да не знаю я! Может, открыть окно, растолкать да спросить?

– Ты что, не слышал, что он говорил?

– Слышал. А делать-то что?

– Лично я из рубки выходить не собираюсь! Пока эвакуация не начнется, буду сидеть здесь.

– Боишься?

– Боюсь! А ты не боишься?! Иди! Выйди, потом тебя как тех, в лодке, пристрелят!

– Бляха, но что-то делать надо! Мы ж не можем просто сидеть и ждать!

– О, смотри! – матрос показал на окно.

По трапу на площадку поднялся бармен с бутылкой воды в руках. Он присел и стал поливать лицо капитана водой. Холодная лавина обожгла и привела того в чувство.

Волин повернул голову и открыл глаза. В свете, падающем из окна рубки, он увидел сидящего рядом с ним Коробкова.

– Саша, ты?.. А что случилось?

– Фёдор Иваныч, вам не могут дозвониться. Давайте я вам помогу. – Коробков подхватил его под руку и помог сесть.

Только тут Волин услышал мелодию сотового телефона и достал его из кармана кителя. Сил держать трубку у уха не было, и он сразу включил громкую связь.

– Слушаю.

– Фёдор Иваныч, у вас всё в порядке?

– Да, Олег Владимирыч, сейчас нормально.

– Вы уже далеко отошли назад. Не пора ли возвращаться?

– А, да. Сейчас, подождите. – Волин посмотрел на Коробкова. – Передай им: «стоп машина».

Бармен кивнул и показал матросам в рубке, чтоб прошли чуть в сторону, где было слегка приоткрыто окно. Он громко продублировал команду и вернулся к капитану.

– Все, Олег Владимирыч, возвращаемся, не переживайте, – сказал Волин.

– Хорошо. Александр, вам спасибо за помощь, – донесся из трубки голос Дроздова.

Волин посмотрел на бармена и протянул ему руку, показывая, чтоб помог подняться.

– Олег Владимирыч, а вы как до моего бармена дозвонились? – спросил Волин, стараясь унять дрожь в ослабших ногах.

– Так вы забыли, Фёдор Иваныч, в какой организации я работаю?

– Нет, не забыл. Просто из всей команды вы позвонили именно ему… – Он выпрямился, взял трубку, которую держал Коробков, и негромко скомандовал, глядя на бармена: – Самый полный вперед.

Тот мотнул головой и прошел ближе к приоткрытому окну рубки. Волин понял, что команда до матросов дошла, и оперся спиной на окно.

– Мы начали движение вперед! Олег Владимирович, вы не ответили. Почему именно Коробкову позвонили, чтоб он меня в чувство привел?

– Фёдор Иваныч, я подумал, раз человек в такой обстановке может петь и играть на гитаре, то у него хватит силы духа помочь нам исполнить задуманное.

– Интересно. А если б я того… совсем?

– Фёдор Иваныч, я объяснил ему, что мы задумали, и он бы постарался сделать это за вас.

– Да? – Волин с интересом посмотрел на Коробкова. – То есть, Олег Владимирыч, вам капитан в сущности и не нужен?

– Нет, вы неправильно поняли.

– Да ладно, все я нормально понял. Хорошо, что Саша не запаниковал и согласился подойти и привести меня в чувство. В нынешней обстановке немногие на такое способны.

Коробков, стоявший рядом, закашлялся и отошел в сторону. Волин видел, как он согнулся и приложил тряпку ко рту.

– Фёдор Иваныч, это вы кашляете?

– Нет, это Саша.

– Я понял. Жаль, смелый парень. Судя по его биографии, мог бы послужить.

– А что у него в биографии?

– Как, Фёдор Иваныч, вы не знали? Это ваше упущение как капитана.

– А что я должен был знать про простого бармена?

– Коробков Александр, двадцать девять лет, позывной Коробок, служил по контракту в Министерстве обороны восемь лет назад. Принимал участие в специальной военной операции, награжден медалью «За отвагу».

– Согласен, Олег Владимирыч, это мое упущение, что не знал такого.

– Ладно, Фёдор Иваныч, вижу, подхóдите. Мешать не буду. – И Дроздов прервал связь.

– Саша, ты как?! – спросил Волин, спрятав трубку в карман.

– Ничего, нормально. Кровь, сука… – вытирая рот, ругнулся Коробков.

– Иди сюда! Встань, а лучше сядь здесь. Сейчас удар будет, – предупредил Волин и прошел чуть ближе к приоткрытому окну.

– Температура, наверное, поднимается: трясет всего… – Бармен сел у окна.

– Потом с твоей температурой разбираться будем, – обернулся Волин и громко скомандовал: – Руль право двадцать!

Вахтенный рулевой посмотрел на второго матроса, но тот лишь пожал плечами. Тогда матрос переспросил:

– Фёдор Иваныч, точно?! На береговую отмель попадем!

– Руль право двадцать, я сказал! Выполнять! – крикнул капитан.

– Скорость двенадцать узлов! Есть руль право двадцать, выполняю! – отозвался вахтенный рулевой.

Теплоход шел по реке, правым бортом заметно сближаясь с берегом. Лучи прожекторов и фары машин на береговой линии выхватили из темноты судно, указывая наиболее освещенный отрезок суши. Скрежет по правому борту не предвещал ничего хорошего. Матросы из капитанской рубки напряженно всматривались в темноту за окном, надеясь получить команду от капитана. Но Волин показал им жестом, чтоб держались, а сам, опираясь на окна, прошел к правому борту.

Небольшой удар не смог сразу остановить судно, и теплоход, сгребая камни и песок со дна реки, прошел еще метров шестьдесят. Второй удар был намного сильней, Волин не удержался и упал. Большой четырехпалубный красавец теплоход застыл в сорока пяти метрах от берега. Прожектора ярко освещали не только его, но и береговую линию вокруг.

– Стоп машина! Запросить в машинном – пострадавшие есть?! – поднявшись, крикнул Волин.

Он поднял выпавший из кармана телефон и нажал на вызов.

– Ювелирная работа, Фёдор Иваныч! – раздался из трубки голос Дроздова.

– Вообще-то сажать судно на мель не моя работа, но рад, что вам понравилось. Что теперь? – Капитан чувствовал волну жара и подступающую слабость.

– Теперь ждать, Фёдор Иваныч! Сейчас свяжемся с Москвой и уточним! Главное, что место определено и теплоход без движения!

– Что ж, хорошо. Буду ждать от вас вестей…

Ноги сами подогнулись, и Волин свалился на палубу. Приступ кашля охватил грудь, и нехватка воздуха отключала сознание. Перевернувшись на живот, он старался вдохнуть, но кашель не давал этого сделать. Лицо горело, тело била лихорадка.

– Саш..! Во..! – стараясь крикнуть, закашлялся он.

Коробков поднялся, подобрал бутылку и, шатаясь, подошел к капитану. Холодный водопад, обрушившийся на голову, заставил того часто задышать и застонать. Медленно поднявшись, Волин сел и вытер рукой лицо.

– Спасибо, Саша.

– Что-то плохо мне совсем, Фёдор Иваныч. Трусит всего и голова раскалывается, стоять не могу. За каких-то полчаса меня совсем расклеило… – Коробков вылил себе на голову остатки воды.

– Не можешь стоять, так садись, – посоветовал Волин, закрыл глаза и прислонился спиной к окнам рубки.

Бармен опустился на палубу рядом. Изнутри постучали по стеклу, и Волин, обернувшись, посмотрел на матросов. Те жестами показывали – мол, не понимают, что делать дальше.

– Ждать! Не выходить! Сидите и ждите! – крикнул он и услышал мелодию сотового телефона. Он включил динамик.

– Здравствуй, Катюша.

– Фёдор, что происходит? – голос жены заметно дрожал. – По всем каналам передали, что ваш теплоход на карантине!

– Катюша, возникли небольшие сложности. Пока вот стоим, но обещают, что скоро разрешат идти.

– Фёдор! Фёдор, ты опять обманываешь?.. Сказали, что, возможно, у вас вирус.

– Катюша, ну, я же сказал тебе, не верь ты этим журналюгам. Им лишь бы сенсацию дать. У нас все нормально. У некоторых пассажиров простуда, а сейчас все перестраховываются.

– Точно?

– Слушай, ну неужели ты думаешь, что я тебя обманывал бы? Все нормально. Остановить остановили, но обещают, что сможем через час-два идти дальше.

– Надоел ты мне со своими рейсами. Места себе не нахожу.

– Успокойся. Волноваться нечего. Ты лучше скажи, как там мое золото.

– Сидит вон, с куклами играет и мультики смотрит. Только что поужинали с ней.

– Вот и молодцы. Люблю вас ужасно. Соскучился.

– Фёдор… Что-то происходит? Ты никогда раньше такого не говорил.

– Да?.. Странно. Старею, наверное. Теперь понимаю, постоянно надо было вам говорить, что скучаю и люблю. Как там Ленка?

– Хорошо. Сидят дома, на работу не ходят. Федя, что у тебя голос такой? Ты не простыл там?

– Не, нормально. Немного сорвал голос, команды отдавал.

– Тогда меньше разговаривай и теплое пей.

– Хорошо, мой адмирал, обязательно. Ладно, надо идти.

– Звони, как пойдете дальше. И возвращайся, мы тебя ждем.

– Целую. Не скучай. Люблю тебя. – Волин отключился и прижал пальцами глаза, вытирая собравшиеся слезы.

– Жена? – спросил Коробков.

– Да, – Волин кивнул и почувствовал сильный приступ тошноты. – Саша, надо бы воды принести.

– Хорошо, Фёдор Иваныч, попробую. – Бармен, держась за окно, поднялся.

– Возьми, – Волин подал ему пустую пластиковую бутылку.

Проводив взглядом Коробкова, капитан сам попытался встать. Сделав усилие, он смог подняться, но сделать шаг было невозможно: ноги ослабли и дрожали. На лбу выступили капли пота, дыхание стало сбиваться. Ему было стыдно, что это все происходит на глазах матросов, которые с жалостью смотрели на капитана из рубки. Не сдержав приступа тошноты, он сплюнул несколько раз и попытался вызвать рвоту.

Волин физически чувствовал, что слабеет с каждой минутой. Опираясь руками на окна, он медленно, приставными шагами, стал продвигаться к трапу. Осторожно спустился с площадки на шлюпочную палубу и прошел к проходу с лестницей. Закашлявшись, он схватился за голову, стараясь остановить боль. Привкус крови во рту подсказал капитану, что легким осталось недолго.

Пока силы не оставили его совсем, необходимо было принять решение, и он, собравшись с духом, стал подниматься на солнечную палубу с бассейном.

– Жаль, воды не набрали, – сказал он себе, посмотрев в сторону бассейна.

Зазвонил телефон, и он включил громкую связь.

– Слушаю вас, Олег Владимирыч.

– Фёдор Иваныч, там кто-то поднялся на верхнюю палубу и стоит на крыше капитанской рубки.

– Это я, Олег Владимирыч.

– А-аа, ясно. А что вы там делаете?

– Да так, решил прогуляться. Надо подумать тут кое о чем.

– Фёдор Иваныч, как обстановка?

– Обстановка? А что, по-вашему, она может как-то улучшиться? Я думаю, что она стала еще хуже. – Волин сильно закашлялся и сплюнул кровь.

– Фёдор Иваныч, как ваше самочувствие?

– Плохо. Плохое мое самочувствие. Совсем плохое, Олег Владимирыч. Состояние ухудшается с каждой минутой.