Текст книги "Полигон"

Эпилог

…Славный у них был дом.

Посреди сгоревшего Старого кладбища.

На базе «Мертвого рая».

Прямое попадание комбинированной боеголовки ракеты «земля-воздух» выжгло Кожинский бункер изнутри. Поплавились и смешались стекло и бетон. Металлические перегородки коридоров полопались и спеклись заново. Намертво сварились с косяками бронированная дверь и гаражные ворота. Лопнул пол из прозрачного пластика, а огненный поток, схлынувший вниз, опалил и прожег арену, где мертвый «рабочий материал» когда-то послушно выполнял команды живых операторов. И где мертвые убивали живых.

Сгорели гробы-контейнеры. Сгорел компьютер в стеклянном аквариуме. Сгорел сам аквариум. Сгорел мертвец, носивший когда-то фамилию Воронов, и очнувшийся от беспамятства смерти после просмотра записи о себе живом. Сгорела впечатанная гранатными разрывами в стену и пол Славкина могила под матовой противопожарной пленкой.

Сгорело все. Ну, почти все.

Славный, в общем, домик…

Теперь бункер был другим. Стерильным, отмытым, отдраенным беспощадным всеочищающим пламенем.

И все же по иронии судьбы-зубоскалки, кладбищенская база «Мертвого рая» оказалась наиболее пригодной для жизни. Под спаленным гаражным ангаром обнаружился даже уцелевший медблок с медикаментами. А в складах на нижнем уровне – целые залежи продовольствия. Судя по всему, за время военного положения Кожин перевез стратегические запасы Периметра на Старое кладбище, но перегруженный Караван не смог или не успел взять все. Так что новые обитателя бункера без труда находили вполне съедобные концентраты под обугленной коркой верхнего слоя пищевых блоков.

Однако сегодня думалось не о хлебе насущном. О другом были все мысли.

Николай ожесточенно грыз щепку. Эта привычка, выдававшая чрезвычайное внутреннее напряжение, появилась у него вскоре после бомбардировки Ростовска. А для Дениса всегда оставалось загадкой, где в выгоревшем почти дотла городе бывший группировщик умудряется находить древесину. Конечно, лет через несколько, когда в развалинах появятся первые молодые побеги (они рано или поздно появляются на любом пепелище), проблем с зубочистками не будет. Но сейчас…

Николай что-то невнятно промычал. Когда орг находится в таком состоянии, да еще и с щепкой в зубах, лучше разговорами ему не докучать. Денис молча присел рядом, на краю округлой ямы – воронки с осыпавшимися краями.

Дожди… Вот и пообваливалось все. Скоро опять придется расчищать вход. Денис не любил эту работу. Словно каждый раз заново вскрываешь могилу. А в остальном… в остальном кладбищенский бункер – славный домик.

Воронка, сквозь которую девять месяцев назад в «Мертвый рай» ворвалось чересчур живое адское пламя, ничем не выделялась на перерытом и опаленном бомбардировкой погосте. Так что вход в бункер не вдруг и заметишь. Даже если подойти вплотную.

* * *

Сейчас вплотную подошли только Николай и Денис. Остальные стояли поодаль. Остальные – это около сотни счастливчиков, чудом уцелевших в огненном потопе и выживших после. Почти все – со следами чудовищных ожогов.

Люди пришли отовсюду, даже с самых дальних районов. А ведь ломать ноги по обугленным и оплавленным развалинам – это не то что бегать по ровненькому асфальту. Чтобы пересечь на своих двоих из конца в конец уничтоженный полигон «Р-1» требуется день пути, а то и больше.

Тем не менее, собрались все. Еще бы, такое событие! Впервые после бомбардировки в Ростовске должен был родиться ребенок. И плевать, что новая жизнь на полигоне «Мертвого рая» начинается со Старого кладбища.

Денис вспоминал, как все начиналось, когда о подобном никто даже помыслить не мог.

Горстка уцелевших людей готовилась к нападению дикарей-людоедов. Вооружались, кто чем мог. Кто что отыскал. Потом Николай, вставший во главе разношерстого ополчения, долго и усердно обучал бывших бургеров и законопослушных налогоплательщиков, оргов и милков, чинуш и работяг, мужчин, женщин и детей искусству воевать и выживать.

Это были ускоренные жесткие курсы гвардейского спецназа. С покалеченными, с парой убитых, с одним умершем от изнурительных тренировок, с одним воспротивившимся и публично казненным. В небольшой человеческой группке зарождалась новая власть. А власть всегда отдает мертвечиной…

Денис вместе со всеми постигал науку убивать. Только на этот раз – не чужими, а своими руками. Он даже делал определенные успехи на новом поприще. Впрочем, все они делали успехи: иначе было нельзя.

Они каждый день ждали, что из-за разрушенной границы попрут варвары. А варвары все не шли. Маячили время от времени на холмах одинокие пугливые фигурки наблюдателей, но штурмовать беззащитный город никто не спешил. В подземные коммуникации каннибалы тоже не совались.

Поначалу даже возникла мысль, что сгоревший полигон не интересует дикарей. Появилась надежда, что людоеды не заметили признаков жизни и не рассчитывают чем-либо поживиться на пепелище. Но однажды во время обхода очередного участка внешней стены, разведчики нашли возле перевернутого бронетранспортера-Катафалка несколько освежеванных туш.

Стало понятно: тут что-то другое.

Туши были разные: коза, одичавшая лошадь, свинья. Был и разделанный труп человека..

Человечину, конечно, оставили, а вот остальное разведчики все же решили забрать. Глупо было бы бросать свежее мясо.

Ушли быстро…

А через неделю на том же самом месте снова нашли мясо. Только на этот раз без человечины.

Все это было странно. Совсем не так, как ожидалось.

Николай оставил возле БТРа засаду.

Ночью к разрушенной стене подошла подвывающая и пританцовывающая процессия из пары десятков дикарей. Все – безоружные, грязные, в лохмотьях, страшные – жуть. Дикари опять несли мясо.

Полусотню бойцов – половину выживших из города-миллионника… двухмиллионника… трех… – вел в бой лично Николай. Обгоревшие, изуродованные грубо зарубцевавшимися шрамами горожане напали внезапно. Атака удалась. Все прошло на удивление гладко. Дикари даже не сопротивлялись. Сразу, без боя, разбежались, оглашая окрестности воплями. Не все, правда: пятерых убили. Одного убил Денис.

Длинная заточка, изготовленная на оргский манер, легко вошла в живот человека. Денис провернул оружие, как учил пахан-Колян, раздирая кишки и внутренние органы. Кричащий человек упал.

Так убивать оказалось не очень трудно: враг не бил в ответ.

Еще одного дикаря – раненого и перепуганного до полусмерти – взяли живым. Его утащили вместе с брошенным мясным подношением. От пленника-то все и узнали…

Как выяснилось, колдуны-шаманы каннибалов объявили «залитый небесным огнем» город проклятым местом, а его уцелевших жителей – призраками погибших. Что ж, это было не так уж и далеко от истины. А главное – это было удобно, если не разубеждать варваров и жить своей призрачной жизнью в мертвом городе, не выходя за его разрушенные стены.

Дикари даже приносили «призракам» жертвы на алтарь-БТР.

Пленного каннибала Николай все же убил. Оставлять дикаря в городе было небезопасно. Отпускать к своим – тоже чревато. Пообщавшись с «духами» накоротке, пленник быстро смекнул, что призраки мертвого города больше смахивают на обычных людей, чудом выкарабкавшихся из огненного ада. Ну а тот, кто выбрался из ада, легко отправит туда другого.

Голову варвара они оставили на броне БТРа. Собрав очередное подношение.

* * *

Потревоженные комочки земли сухим ручьем заструились на дно воронки. Это неловко встал Николай. Затем – спустился ко входу в бункер, потоптался, поднялся обратно, сел на прежнее место. Сплюнул изглоданную в труху щепку. Волнуется человек. Действительно, что-то долго они там внизу.

Денис тоже начинал нервничать. Он уставился на край грязной, оплавленной плиты, выступающей из-под земли. Хороший бетон, специально крепленный по всем правилам военно-инженерного искусства, но – поди ж ты – не выдержал ракетного удара.

Денис подавил усмешку, охладил мысли, стряхнул эмоции. Сейчас нужно было просто смотреть. Безучастно наблюдать. Эта такая нехитрая игра, своеобразная альтернатива антистрессовой щепки Николая. Когда становилось совсем уж не по себе, Денис мысленно перевоплощался в мобильную камеру службы наружного наблюдения и просто фиксировал бесстрастным объективом глаз все мельчайшие детали вокруг. Всматривался в какую-нибудь ничего не значащую мелочь, не думая ни о чем.

Иногда это помогало.

Сейчас, например, Денис сосредоточился на трещинке в бетоне, потом поймал «в кадр» жирного жука. Упорно загребая лапами, насекомое пыталось выбраться из воронки. Денис прислушался к своим ощущениям. Кивнул удовлетворенно: у него не возникло желания ни помочь жуку, ни раздавить его. Хорошо быть такой вот камерой. Просто камерой. «Летящим глазом». Лучше, чем оператором наружки или «рабочего материала». И гораздо лучше, чем призраком погибшего города. Призраком, который сидит на краю осыпающейся воронки и ждет хоть какого-то сигнала снизу.

Что это? Крик?! Николай сорвался с места и шумно, вызвав небольшой обвальчик, скатился на дно. Прильнул к бетону. Секунду лицо его оставалось напряженным, потом подобрело, поплыло. В улыбке. Сдержанной, но… Надо же! Денис и не подозревал, что угрюмый орг умеет так улыбаться. Хотя бы так. А тут прорвало, значит…

Денис тоже спустился, прислушался. Кажется, в ближайшее время щепки-зубочистки больше не потребуется. Там, внизу, плакал ребенок.

– …ы-ын! – донеслось из-под земли.

А это – уже голос Ирины.

Народец, кучковавшийся в стороне, услышал. Оживился, радостно загалдел.

Денис повернулся к Николаю:

– Поздравляю с наследником…

Наследство вот, правда, малышу достанется не ахти… Обжитое кладбище, да развалины города-полигона. Ладно, какое есть…

Николаю, было не до поздравлений: он уже скрылся в бункере. Понятное дело – торопится.

– Как там? – спросил Денис, разглядев в полутьме Ночку, поднимавшуюся к свету.

– Порядок, – тихий усталый голос, – Там – все в порядке.

– А ты?

Кривая усмешка вместо ответа. Можно было не спрашивать – и так все понятно. После вынужденных постельно-служебных утех с осточертевшими боссами и виртуально-познавательного секса с озабоченными компьютерщиками стать чужой повивальной бабкой, а самой забыть о физической близости с любимым человеком и лишиться радости материнства.

И это в таком возрасте!

М-да, жизнь: кому радость, а кому…

Нет, Денис не злился на орга. Не время сейчас для злости. У человека сын родился, человек отцом стал. И все тут! Для другого сейчас не время и не место.

Неловкое молчание затягивалось. Они с Ириной топтались на одном месте минуты две, может быть, три. Этого времени было достаточно, чтобы счастливым родителям справиться с первыми самыми сильными чувствами. Остальное – от лукавого. Остальное – подождет. Больше отдавать дань вежливости Денис и Ирина не собирались. Слишком невыносимо было стоять, вот так, наедине, в воронке с обгоревшими краями, пряча друг от друга глаза и обезображивая лица натуженными улыбчивыми гримасами.

Они вошли в бункер. И сразу же услышали.

Вскрик Юлы…

Глухой стук внизу…

Где-то на нижнем этаже опять отвалился пласт штукатурки? Или глиняная обмазка? Дожди, сырость… вся летняя работа насмарку.

И снова Юлькин крик. Только незнакомый какой-то. Вой, а не крик. Причитание убитой горем бабы.

Потом – тишина.

* * *

Родильная палата располагалась на верхнем уровне. Там, где раньше был рабочий зал, а теперь вместо прозрачного пола зияет огромная проплавленная дыра.

Застывшая лава из металла, пластика и стекла причудливыми сюрреалистическими соплями свисает вниз, тянется от краев дыры до дна. До арены, по которой когда-то операторы водили послушных мертвых солдатиков и на которой убивали их руками. И еще дальше, еще ниже: арена тоже была проплавлена.

Застывшая лава образует стены… Или нет, не стены даже, а переплетение невиданных сталактитов – неровных, бугристых, усеянных выступающими шишками и сквозными отверстиями, ячеистых, как толстая путанная сеть, предназначенная для отлова гигантских кракенов из морских глубин.

Провал огорожен. Если сверзнуться отсюда вниз – костей не соберешь. На нижние ярусы, в темноту ведет длинная лестница.

– Юль, что?! – дико кричит Ирина. – Что случилось?!

А что? Денис не понимает. Ни хрена. Что могло случиться-то? Юла, как и положено роженице, лежит в постели, рядом тихонько копошится детеныш. Умилительная картина всех времен и народов.

Вот только мамаша почему-то не смотрит на дитя. И вообще не замечает ничего и никого вокруг. Отрешенный Юлькин взгляд уперся в закопченный потолок, на щеках сохнут слезы. Сбившееся одеяло обнажило налитую грудь.

Денис тупо смотрит на эти два холмика с розовыми сосками-вершинками. Хоть бы Николай прикрыл что ли.

Николай…

– Где он? – тупо спрашивает Денис. – Где Николай?

Юла, не глядя на него и не обращая внимания на свою наготу, молча протягивает руку. Рука указывает на ограду. За ограду. В темный провал.

– Господи, но зачем?! Почему?! – Ирины растерянно хлопает ресницами. Беспомощно смотрит на роженицу, на зияющий провал, на Дениса.

Крик малыша в могильной тишине бункера-склепа прозвучал громко, пронзительно и требовательно. Казалось, только ребенок сейчас и оплакивает смерть Николая.

Смерть?!

Денис ничего не слушает и не слышит. Бежит к лестнице. Спускается, съезжает, соскальзывает вниз.

Внизу на неровной покореженной и спекшейся корке из бетона, металла, стекла и пластика неподвижно лежит человеческая фигура.

Николай – без сознания. Он разбит и поломан, но еще дышит. Жив! Видимо, в последний момент сгруппировался, правильно упал.

На шершавых выступах оплывшей стены, вдоль которой летел орг видны кровавые следы. Цеплялся, значит. Вольно или невольно, сдирая кожу, гася скорость падения.

Денис поднял голову.

Над провалом склонилась Ночка. Смотрит сверху, через ограду.

– Ира! Зови всех! Нужно помощь! И – в медблок! Бы-ы-ыстро!

* * *

Все, что могли, они сделали. Николай обколот, обмотан, обвязан, замурован в спешно изготовленные шины, со всеми предосторожностями поднят наверх и уложен у стены. Неподалеку от жены и сына.

Взволнованные и шокированные помощники, чья помощь больше не требовалась – выставлены из бункера.

Пришло время объяснений.

Сам орг говорить не мог. И еще не факт, что вообще когда-нибудь сможет. После такого-то. Говорила Юлька. Не сразу, правда.

Сначала ей дали выплакаться и немного успокоиться. Потом Денис сел у кровати. Ирина тоже расположилась рядом.

– Что ты думаешь об этом, Юль? – спросил Денис.

– Ничего я не думаю.

Она отвернулась и закрыла заплаканные глаза.

– Юла, не юли. Что это было? Ты видела его последней. Что он говорил, что делал, когда…

– Ничего не говорил.

Юлька шевелила сухими губами тихо-тихо, почти беззвучно. Чтобы услышать девушку, нет – уже женщину, мать, – Денису пришлось склониться над постелью роженицы. И над маленьким попискивающим человечком.

– Коля вошел. Посмотрел на сына. Улыбнулся… Знаешь, День, по-настоящему так… счастливо улыбнулся, по-доброму. Как раньше не улыбался. И…

– И?

– Не знаю. Задрожал весь вдруг… – сбивчивое бормотание. – Так страшно. И глаза – безумные такие. И – пена изо рта. Она, – взгляд, брошенный на Ирину. Недобрый взгляд – будто именно Ночка виновата в происшедшем, – смотрела и дрожала так же. Тогда, после бомбардировки…

Недолгое молчание.

– Потом Коля перелез через ограду… Прыгнул. Он даже не кричал – молча падал… Я слышала удар… Оттуда. Снизу… Мокрый, влажный такой звук…

У Юльки затряслись губы. Ее самообладание брало тайм-аут.

– Ничего не понимаю. – Денис поднялся и повернулся к Ирине.

– Я понимаю, – тихо сказала она. Губы тряслись и у нее тоже.

– Что ты понимаешь? Почему он прыгнул?

– Потому что хотел умереть.

– Что, значит, «хотел умереть»? Человек не может хотеть умереть в такой момент.

– Ну, не он, не совсем он хотел. Умереть хотело что-то другое. Что-то в нем. Кажется, Николай – тоже…

Пауза.

– Тоже – что?

– Как я – тоже. «Рабочий материал» – тоже. Третьего уровня – тоже.

Денис застыл.

Оглянулся на Юльку. Слышала? Поняла?

Юла всхлипывала в подушку, не глядя на них. Рядом возился розовый покряхтывающий комочек.

– Это единственное объяснение, День, – продолжала Ирина. Помнишь директорию «Прикладные экспериментальные программы», которую мы откопали в терминале федералов? Там была фотография Николая, еще какие-то данные и файл вложения. Мы ведь его так и не открыли. Николай не дал.

– Помню. Он говорил, что это анкета.

– Чушь, слишком большой объем информации для простой анкеты. Не бывает таких анкет.

Денис и сам это прекрасно знал.

– Но ведь… – он задумался – Ведь Николай сбежал из лаборатории Кожина. Он сам рассказывал…

– Может, и сбежал. Но сдается мне, случилось это уже после перезаписи. Николай уходил из бункер-базы с внедренной рефлекс-программой.

– Какой программой? Программой на что?

– Я не знаю. Точно не знаю. Но то, что произошло…

Она посмотрела на Николая. Кажется, орг шевелился. Приходит в себя?

– А чип-маяк? – спохватился Денис. – Что с ним? Если есть рефлекс-программа, должен быть и чип. Или не должен?

– Насчет чипа мне тоже ничего не известно. Я знаю только одно: обычный человек не станет кончать жизнь самоубийством без видимой на то причины. «Рабочий материал» – станет.

«Рабочий материал» и Николай?! В голове такое не укладывается!

– Не может такого быть! – упрямо произнес Денис. – Ир, ты ошибаешься.

– Нет, – слабо-слабо донеслось от стены, где лежал Николай. – Она права.

Бред? Или сознание уже вернулось в изломанное тело. Судя по смыслу сказанных слов (Она права? Как она может быть права?!), – первое. Но теоретически возможно, и второе. Обезболивающее, которым обкололи орга уже должно подействовать. И он вполне мог находиться сейчас в здравой памяти и трезвом рассудке.

– Коля! – встрепенулась Юла.

– Ты в порядке? – спросил Денис.

– В относительном, – чуть заметное движение губ в ответ.

– Говорить можешь?

– Легко, – с явным трудом прохрипел орг.

Да уж, легко…

– Не нужно бы ему сейчас говорить-то, – заметила Ирина. – В таком состоянии…

– Нужно, – тихо, но твердо возразил Николай. – Именно сейчас – нужно. Хуже уже не будет. Вы ведь накачали меня по полной программе. Боли нет. Слабость уходит. Только вот дурняк в башке. Но это ничего, это пройдет. Я могу говорить.

– Ты солгал насчет побега из бункер-базы? – не удержался Денис от вопроса-упрека.

– Солгал, – признал орг. – Оттуда невозможно было сбежать.

– И мы столько времени жили с гвардейцем, запрограммированным хрен знает на что?!

– Вам не о чем было волноваться, – тихо ответил Николай. – Алгоритм моей рефлекс-программы направлен не на убийство, как у Ирины.

– Да? А на что же он направлен?

– На суицид. – вздохнул Николай. – Я сопротивлялся, как мог. Долго сопротивлялся. Но сегодня… Когда ребенок… У меня…

Помолчали.

– Опять окситоцин? – спросил Денис.

– Нет, что-то связанное с «гормонами счастья». Эндоморфины… эндорфины… Не знаю, я в этом не разбираюсь. Спроси что-нибудь полегче.

Вопросов у Дениса было много. Он спрашивал.

Николай отвечал. Негромко. Неторопливо. Экономя слова и силы. Отвечал и вспоминал.

* * *

Сначала было так…

Разделившаяся на две части капсула Саркофага исчезла. Дно утонуло в полу. Крышка ушла в потолок. Николая трясло. Перезапись по живому – дело такое… Не сразу отпускает.

Он был пристегнут ножными и наручными браслетами к прозрачной плоскости лабораторного стола. Федеральный Полномочный посол, президент Федерации и единоличный руководитель проекта «Мертвый рай» Кожин Павел Алексеевич сидел рядом за компьютером.

Кожин давал указания, приказы и объяснения.

Мнения, чувства, мысли и желания рабочего материала третьего уровня Николая Терновского посла не интересовало. Послу важно было ондно: чтобы рабочий материал нового поколения усвоил и выполнил поручаемую ему миссию.

– Твоя задача – расшевелить оргов из клана Волков, – говорил Кожин подрагивающему телу, распнутому на прозрачном, практически невидимом столе. – Сделай территорию, которую они контролирует, зоной кошмара и непрекращающегося ночного беспредела. Заставь группировщиков превзойти самих себя, заставь их по-настоящему терроризировать район. Пусть то, что они делали до сих пор, покажется детскими забавами по сравнению с тем, что они будут делать под твоим руководством.

Тело все еще непроизвольно дергалось, но Николай Терновский слушал. Мозг уже был способен воспринимать информацию.

– Тебя отпустят, – продолжал Кожин. – Высадят у Трассы, на межрайонной границе. Пойдешь к Волкам. И чтоб никаких глупостей, ясно? Помни: я слежу за тобой. Я и мои люди. Всегда и везде.

– Как? – с трудом разодрал губы Николай.

Он хотел знать все. А от него ничего и не скрывали.

– Чип-маяк на гелевой основе. Тебе о нем известно.

– Экспериментальные модели? – простонал Николай.

Ему стало по-настоящему страшно.

– Они самые. Я не пожалел одну для тебя. Ценишь? Теперь в тебе есть передатчик, подключенный к глазным и слуховым нервам. И маяк. И блокиратор. И активатор поведенческой рефлекс-программы. Я буду знать, где ты находишься, что ты видишь, и что слышишь. И что говоришь, я тоже буду знать. Так что учти: если ты вдруг сдуру попытаешься обмолвиться о том, о чем рассказывать не следует – сдохнешь сразу. Одно нажатие клавиши, один импульс с операторского компьютера – и все.

– Рефлекс-программа?

– Да.

– А подробностей… – Николай облизнул сухие губы, – подробностей «рабочему материалу» знать не положено, так?

– Тебе – положено, – улыбнулся Кожин. – Послушнее будешь. Твоя поведенческая программа основана на деструктивном алгоритме.

– Это как? – страх перерастал в ужас.

– Активизирующий импульс с удаленного компьютера оператора спровоцирует мощный выброс «гормонов счастья» – эндоморфинов, – объяснил Кожин. – А состояние эйфории запустит программу на самоуничтожение. Ты запрогромирован на самоубийство, Николай. Перед смертью ты ощутишь себя безумно счастливым. И тем самым убьешь себя. Покончишь с собой от великого счастья, понимаешь? Умрешь от кайфа. По-моему это более, чем гуманно. И забавно к тому же.

Улыбка федерала стала шире. Нездоровая такая улыбка маньяка…

Николай понял, что ему самому улыбаться теперь будет трудно. Слишком опасно потому что…

– Не волнуйся, – Кожин словно читал его мысли. – Чип блокирует действие сильных положительных эмоций, которые способны активировать твою рефлекс-программу. Только держись подальше от оголенных проводов и источников тока. Гелевый чип чувствителен к высокому напряжению и может временно выйти из строя. А в период его восстановления я ничего гарантировать не могу. Так что если тебе в это время вдруг станет весело…

Посол повесил в воздухе долгую и многозначительную паузу.

Николай думал. Нет, весело ему не станет. «От веселья теперь придется отвыкать, – твердо решил он. – С сегодняшнего дня нужно контролировать эмоции. Особенно – положительные».

Не то чтобы Николай сомневался в блокирующих возможностях чип-маяка. Он просто страстно желал любым способом избавиться от этого гелевого поводка. Как-нибудь, где-нибудь, при первой же возможности. Причем, сделать это тоже нужно будет спокойно и бесстрастно, без радости, без долбанных гормонов долбанного счастья!

– Да не смотри ты волком. Просто никого более подходящего для этой работы у меня сейчас нет… Более подходящего материала, – все лыбился и лыбился – спокойно, безбоязно, как никогда уже не сможет сам Николай – Федеральный Полномочный посол. – Выполнишь задание достойно – вернешься. Мы снимем программу и ликвидируем чип. Все будет нормально.

Нормально?! Конечно, Николай не верил. «Рабочий материал» к нормальной жизни не возвращали никогда. Даже если он благополучно выполнял секретные задания. Особенно – если выполнял.

* * *

Потом было так…

Орги не прятались. Ночью-то?! От одиночки?!

Подошли в открытую, человек десять. Правда Волков, ввели в заблуждение его маска, камуфляж и заточка за поясом.

Николая окликнули. Заговорили. Спросили, из какой бригады…

Николай послал группировщиков подальше.

Сказал, что пришел из другого района и будет разговаривать только со здешним паханом. Будущему лидеру клана следовало вести себя вызывающе и агрессивно с самого начала. Ему нужно было сразу правильно поставить себя. И их.

– Разбэжался, сука-блать! – с кавказским акцентом хмыкнул бригадир десятка – обладатель массивной борцовской фигуры. – Ышь ты, пахана захотэл.

– Да это имитатор, жуб даю! – подтявкнул вожаку маленький, юркий группировщик – судя по всему, местная шестерка.

По кивку бригадира против Николая вышли трое. Четвертый остался в резерве: подстраховать, чтобы жертва не сбежала.

Николай никуда бежать не собирался. Он ждал этого момента, и он начал первым. Стремительно, молниеносно, как учили на тренировках.

Вообще-то в этот раз бывший президентский гвардеец старался, по возможности, щадить противника. Потому и не схватился сразу за оружие. Но получилось – как получилось.

Первого – рказавшегося ближе других, уверенного в своих силах и даже не потрудившегося вытащить из-за пояса плоскую обоюдоострую арматурину – он перехватил за руку. Рванул, разворачивая, впечатал с маху мордой в стенку.

Пока орг оседал, пятная через маску бетон кровью, Николай согнулся и поднырнул под заточку второго. Разгибаясь саданул кулаком снизу, в подбородок. Апперкот получился славный: клацнули зубы, пятки оторвались от земли. Орг грохнулся спиной об асфальт. Замер.

Третий – слева… Орет, атакует…

Уход с линии атаки. Еще один перехват. Руку на излом…

Крик. Хруст. Группировщик упал животом на собственную заточку. Острый конец ее вышел из спины справа, где-то в области печени.

Запоздало сунулся было четвертый. Николай нанес точный и сильный удар с ноги в правое запястье. Плоская заточенная арматурина, кувыркаясь, отлетела в сторону, а сам группировщик шустро и благоразумно отскочил назад – к корешам.

Бригада ощетинилась штырями, подобралась, приготовилась к серьезной схватке и надвигается боевым полукругом. Чтобы никто никому не мешал и чтоб врагу некуда было деться.

– Да мы тебе шейчаш! – ярился, не высовываясь, впрочем, вперед шепелявая оргская шестерка. – Да дырок, шука, понаделаем!

Ну… Если бы на него напал весь десяток сразу, да со штырями, то – может быть. А теперь – вряд ли. Николай тоже взялся за заточку. Поднял с земли еще одну – трофейную. Чтоб в каждой руке по «пике»…

– Кто из нас будет считать дырки – еще большой вопрос, – спокойно сказал Николай.

Такое спокойствие и такая уверенность в голосе иногда способны остужать любую горячую голову.

– Кто ты? – угрюмо спросил бригадир-кавказец.

– Изгой в своем клане. Чужак – в вашем.

– Зачэм ты здэс?

– Взять власть. Хочу стать вашим бригадиром. Для начала.

– А потом?

– Видно будет. Но если вы дадите мне шанс, если поможете или хотя бы не будете мешать… В общем я не забываю тех, кто мне помогает и кто не мешает. Возможно, мне со временем понадобится верная гвардия.

Группировщики переглянулись.

– Типа как у прежидента, что ли? – пугливо и неуверенно хихикнул шестерка.

– Типа как, – процедил Николай.

Шестерка засмеялся чуть громче, каким-то паскудным блеющим и угодливым смехом.

– Молчат! – приказал кавказец. – Всэм молчат.

Шестерка поперхнулся. Остальные оргии и так не произносили ни слова.

Бригадир сунул заточку за пояс. Изучающе посмотрел на чужака.

– Лады. Ты получыш шанс.

Он перевел взгляд на поверженных соратников и добавил:

– Клану нужны хорошиэ бойцы. Самыэ лучшиэ.

Двое еще лежали без сознания. Третий искал выбитую заточку. Волк со сломанной рукой и штырем в брюхе стонал, издыхая. Этого бригадир добил сам, чтобы не мучился бедолага. Сильными руками борца-ломщика он крутанул голову так, что хрустнули шейные позвонки. А после – похлопывал неудачливого товарища по плечу, пока не кончилась агония.

– Сэчас будэш вмэсто нэво, – распорядился вожак, поднимаясь. – Завтра встэтышся с паханом.

Это был первый труп на пути к власти в оргской группировке.

* * *

А еще было так…

С первым оператором наружки, выслеженным Чмо возле Пяточка, ничего не вышло. Следила оказался шустрым пареньком. Он умудрился выскользнуть из собственной куртки, сбежать через Трассу к укрепостановке и удрать на автобусе.

Второго следака, служебная квартира которого располагалась в доме напротив консперативно-явочной хаты оргов, убили. Причем, неизвестно кто и неизвестно зачем. И вообще, похоже было, что на территории группировки объявились неуловимые конкуренты. Волки называли их имитаторами и требовали сходки клана. Нужно было разобраться. Николай против сходки не возражал. Наоборот, сходка была ему сейчас на руку.

Клан собрался возле дома убитого следака. Однако в дверь со взломанными замками и сорванными печатями милвзвода Николай вошел один. Остальным он приказал ждать у подъезда.

За дверью обнаружилась небольшая уютненькая квартирка. Следственные действия еще не были закончены, и вещдоки не были изъяты. Только труп увезли.

А так – все на месте.

И комп. Вроде бы исправный, не разбитый.

И даже новенькой «МУД (шдх)» на рабочем столе. А в боковой панели стола – зарядное устройство, подключенное, между прочим, к розетке. Глубокий такой пенал-стаканчик. Безопасный – пальцем контакт на дне не достать. Но пальцем и не нужно…

Индикатор горит – ток идет. Вставляй «мудака» в стаканчик и жди, пока зарядится. А заряжаются такие штучки быстро. Новая, очень хорошая модель. Минута – и обеспечен ощутимый, весьма болезненный разряд. Две – кратковременная отключка. Пять – вырубит уже надолго. Пятнадцать – летальный исход.

От шокера и зарядника Николай отвернулся сразу, едва скользнув по ним взглядом. От компа тоже отвернулся. Чтобы тому, кто сейчас следит за ним, было ясно: ни то, ни другое его не интересует. А в голове уже билось: «Вот – вот – вот! Вот оно!». План дальнейших действий вызрел и оформился сразу. Николай готов был действовать без промедления.

В комнате было жарко. Или его просто бросило в жар.

Николай снял маску. Вытер пот с лица. Теперь нужно быть предельно осторожным. Ничем себя не выдать! Не дать повода для подозрений!

И тот, кто посредством гелевого чип-маяка был подключен к его слуховым и зрительным нервам ничего не заподозрил, когда Николай устало опустился в кресло мертвого оператора.

Кресло скрипнуло.

Тот, кто наблюдал за ним, посредством его же глаз и ушей, не мог видеть сейчас правой руки рабочего материала третьего уровня. Потому что сам Николай не смотрел на свою руку. Откинувшись на спинку кресла, он смотрел на зашторенное окно. Словно отдыхая и о чем-то размышляя…

Рука тем временем шарила по столу.

Тот, другой, смотрел и слушал, подглядывал и подслушивал. Тот, другой, следил извне и в то же время изнутри объекта. От того, другого, никак не спрятаться, не скрыться. Но даже он не мог проникнуть в мысли рабочего материала третьего уровня. А значит…