Текст книги "Клуб разбитых сердец"

Ферн встретилась с матерью взглядом. Какие у Шанель холодные и какие пронзительные глаза. Словно видит все, что у нее в голове происходит. Ферн проиграла, это ясно, к внезапно на нее накатило неудержимое желание сделать матери больно, так больно, как ей самой много раз делали в жизни.

Она вырвала руку и вскочила на ноги.

– Ты ненавидишь меня, – выкрикнула она. – И всегда ненавидела. Думаешь, так приятно знать, что собственная мать хотела сделать аборт и только дед не позволил ей? Не говорю уж о том, что все эти годы ты меня держала на расстоянии.

Шанель глубоко вздохнула и на какой-то момент сделалась на вид куда старше своих тридцати четырех лет.

– О Господи, Ферн, ну сама подумай: с чего мне тебя ненавидеть? Ладно, пусть твой отец оказался лжецом – никакой не шейх, а просто сын мусорщика, но ты-то все равно моя дочь. И внучка Тинкана О'Хары, чем можно только гордиться.

Я делала и делаю для тебя все, что могу, но дорогу себе перебегать не позволю. Так что отдохни. Иди к себе в комнату, сними этот маскарадный костюм, ложись да выспись как следует. Не знаю, что уж там у тебя случилось, да и не хочу знать.

Короче: отныне ты ведешь себя как полагается, иначе, прости меня Господи, окажешься на улице.

Никогда еще Ферн не ненавидела мать так сильно, как сейчас, но странным образом к этому чувству примешивалось и что-то еще. Подобно Лэйрду, Шанель видела ее, как на ладони, и такая проницательность невольно вызывала уважение.

– Ну ладно, – сказала она, собрав последние остатки достоинства, – твоя взяла. На сей раз.

Ферн замолчала, надеясь, что мать что-нибудь скажет, но та и рта не раскрыла. Тогда она повернулась и вышла из гостиной, бросив от двери прощальный взгляд на Шанель. Если бы это не было совершенно немыслимо, она бы поклясться была готова, что у матери в глазах стоят слезы.

Глава 31

Глори двигалась в такт музыке. Это был, как обычно на ее занятиях по аэробике, софт-рок. Стоявшие перед ней дамы разных возрастов и разной степени тучности старательно копировали ее движения.

Несмотря на включенный на полную катушку кондиционер, в зале было душно, и при виде этих тяжело дышащих, обливающихся потом и все равно сохраняющих хорошее настроение мучениц Глори с благодарностью улыбалась. Благодарность была адресована не кому-то в отдельности, но всей группе в целом. Они были ее «королевами», любимым ее детищем или, попросту говоря, классом, сформированным исключительно из женщин, чей вес превышает все разумные пределы. Это она сама придумала, это была ее собственная затея.

Мысль эта пришла Глори в голову пару недель назад, когда она только начинала работать в клубе. Кто-то позвонил. Девушка-оператор пошла обедать и попросила Глори подменить ее на коммутаторе. Звонила некая миссис Роберт Моррисон, ее интересовал размер членских взносов. Глори уловила в ее голосе какую-то подавленность и, задав пару тактичных вопросов, выяснила, что миссис Моррисон, сама себя назвавшая «настоящим дирижаблем», хотела бы позаниматься аэробикой, но ее страшит перспектива оказаться рядом с элегантными, изящными женщинами, которых она видела в клубе, когда зашла туда как-то с приятельницей.

Глори записала телефон миссис Моррисон и пообещала связаться с ней: как раз сейчас в клубе разрабатывается новая программа. Дело в том, что по ходу беседы ей вспомнилось, что в группе у Клер были очень крупные женщины, которые уходили после двух-трех занятий, хотя внесенные заранее деньги здесь не возвращались. Тогда она подумала, что им просто стало скучно или, вероятнее всего, «очаровательные» манеры инструктора не понравились, но теперь пришло в голову, что дело, может, не в этом: просто рыхлым дамам не по себе рядом с теми, кто уже находится в приличной форме.

В тот же день она зашла в кабинет к Стиву Голдену.

– По-моему, мы теряем потенциальных клиентов, – заявила она с порога. Глори с самого начала выработала вполне деловую манеру общения со Стивом. Объяснялось это тем, что, с ее точки зрения, всегда лучше придерживаться в отношениях с боссом сугубо формальных рамок. Впрочем, это только часть правды. Дело было еще и в том, что Глори опасалась, как бы у них и впрямь не завязалась интрижка, а спортсмен всегда спортсмен, даже если сейчас он не занимается спортом, а руководит клубом.

Словом, высказывалась она кратко и деловито:

– Вокруг полно женщин, которые в любую минуту запишутся к нам в клуб, если им не придется заниматься упражнениями в обществе худых.

– Стройных, – с ухмылкой поправил ее Стив. – Мы никогда не называем наших клиентов худыми, мисс Брауни.

– Как насчет того, чтобы набрать группу по-настоящему тучных женщин? – не обратив никакого внимания на реплику босса, продолжала Глори. – Только толстухи и больше никого. Можно даже установить стандарт, например, минимум пятьдесят процентов сверх нормального веса. Быстрого прогресса обещать не будем и упражнения предложим попроще.

Да, еще понадобится предварительное медицинское обследование. Занятия надо проводить, когда в клубе никого нет, чтобы глазеть было некому. Например, рано утром или, еще лучше, поздно вечером. Никаких посторонних в зале, даже из числа инструкторов. Только я и мои дамы. Я уже и название придумала – «Королевы». Что скажете?

– Скажу, что вы просто великолепны, – улыбнулся Стив.

Глори тут же ощетинилась:

– Серьезно вы умеете говорить?

– Да я и не шучу. – Стив подозрительно помрачнел. – С чего это вы взяли? По-моему, идея прекрасная.

Назавтра Глори позвонила миссис Моррисон и сказала, что клуб затевает новую программу специально для болезненно-крупных женщин. Занятия будут проходить три раза в неделю и начинаться через четверть часа после закрытия клуба, так что никого лишнего не будет: ни зевак, ни даже местных работников – только инструктор и участницы группы. Занятия будут щадящими, никто никого, терзать не собирается.

Кому это нужно?

Миссис Моррисон записалась с ходу, даже не спросив, сколько это будет стоить. Больше того, она порекомендовала обратиться к некоторым своим знакомым, и через три дня перед Глори предстали семеро дам. Теперь, по прошествии трех недель, в группе было семнадцать человек, и поступали все новые заявки. Как и всегда, подземный ручеек пробивался наружу, и это при том, что Стив выполнил свое обещание: ни рекламы, ни информации, за включением сугубо доверительной.

Глори любила эту группу, как любила бы собственного ребенка. Никаких насмешек, никакого кнута – только пряник. Поскольку имеешь дело с несчастьем, и музыка должна быть особой: небыстрый софт-рок с вкраплением поп-музыки во время разминки.

Единственный соревновательный момент – темп похудания, и, судя по тому, как некоторые уже после двух-трех занятий начали стремительно сбрасывать вес, Глори стало ясно, что в этой группе им скоро делать будет нечего. Может, стоит придумать какой-нибудь церемониал по поводу достижения нормальной нормы? И может, сформировать еще одну группу – «королевы-выпускницы»? Надо бы поговорить об этом со Стивом.

Увеличивая постепенно интенсивность занятий и всячески разнообразя их, чтобы никому не было скучно, Глори нередко задумывалась над тем, как сильно изменилось ее собственное отношение к этому делу. Разумеется, она с самого начала рассчитывала на успех – иначе зачем и затевать было. Попросту говоря, с ее стороны это был холодный расчет, Глори хотела самой себе доказать, что кое-что умеет в этой жизни. Но она и не думала, что со временем сделается чем-то вроде наседки для этих цыплят в возрасте и что эта роль ей будет только в радость. Их откровенная признательность, готовность следовать каждому ее слову задевали в душе Глори какие-то тайные струны, о существовании которых многие женщины даже не догадываются.

Недавние опасения, что ни в жизнь ей не справиться с такой работой, теперь казались смешными. И когда же это она – она, которая всегда относилась к женщинам по меньшей мере настороженно, – успела не только, пусть и не до конца, проникнуться к ним доверием, но и полюбить их общество? Может, все началось с того момента, когда в больнице перебирала принесенные ей подарки? Или еще раньше, с тех пор, как оказалась в группе поддержки и что-то в ней перевернулось незаметно для нее самой?

Отсюда следующий вопрос: может ли она позволить себе ослабить бдительность, даже немного?

После окончания занятий в холле ее поджидал Стив Голден.

– У меня было большое искушение заглянуть в зал, да побоялся внести расстройство в табунок лошадей.

– Не смейте так называть моих учениц, – взвилась Глори.

– Извините, – весело улыбнулся Стив. – Я ведь ничего такого не хотел сказать. Вижу, вы с ними живете душа в душу.

– Это очень милые люди.

– Хотя, возможно, не такие чувствительные, как вам кажется. Я только что слышал, как одна из них шутила, что, странно, мол, как пол не проваливается, когда все они начинают подпрыгивать. И все расхохотались.

– Над собой они могут смеяться сколько угодно. Но посторонних быть не должно. И уж меньше всего им нужен какой-нибудь умник с сильно развитым чувством юмора.

– Я же сказал: извините. И чего это вы горой за них стоите? Сами-то, пари готов держать, никогда больше ста десяти фунтов не весили, а то и меньше.

– Не хочу даже говорить на эту тему. Хотя могла бы, например, растолковать, что тучность – это почти то же самое, что пронзительно-рыжие волосы, которые и в воде полыхают… – Глори осеклась, досадуя на самое себя, что слишком разговорилась. – Я устала, иду домой. Там выпью чашку какао да спать залягу Увидимся.

– А как насчет того, чтобы выпить какао вместе? Надо поговорить. Сугубо по делу.

Глори могла бы возразить, что сугубо по делу удобнее разговаривать либо прямо здесь, в холле, либо в служебном кабинете, но слишком устала, чтобы спорить. К тому же напряженность в отношениях со Стивом, возникшая исключительно по ее вине, начала ее угнетать. Наверное, можно немного отпустить вожжи. Надо надеяться, он и без того понял: ничего между ними быть не может.

Удивительно, но, потягивая горячий шоколад в небольшом кафе напротив клуба, Стив на самом деле сразу взял быка за рога:

– Ну, так когда начинаем занятия спортивными единоборствами?

– Да когда угодно, – немедленно откликнулась Глори.

– То есть прямо сегодня вечером?

– Ну зачем же? А вот завтра – пожалуйста.

– Идет. Приходите в клуб на час раньше. Работать будем в зале для занятий дзюдо, там нам никто не помешает. Но для начала, как обычно, небольшое вступительное слово.

– Вступительное слово?

– Ну да, о сути самозащиты без оружия. Об уличной швали. Одно с другим связано.

– Это вы мне собираетесь рассказывать об уличной швали? – фыркнула Глори. – Мне, которая выросла в Тандерлойне? Да я книгу могу написать на эту тему. Кстати, а вы-то, интересно, где росли? Уж точно не в трущобах.

– Положим так. Но в студенческие годы я на каникулах подрабатывал в Бронксе. Поэтому что почем – знаю.

– Одно дело жить, другое – работать. Вечерами вы отправляетесь к себе домой, куда-нибудь в чистенький район. Вы и понятия не имеете, что это такое – жить в ночлежках, где сортир на улице, нет мусоропровода, нет замков на дверях. А я через все это прошла. Никогда не играй во дворе одна. Не смей отходить далеко от дома. Держись подальше от приветливых незнакомцев, которые спрашивают тебя, как пройти туда-то, либо предлагают жвачку. И всегда держи ухо востро. Ну так чему же вы меня собираетесь учить?

– Тому, как защищаться от сексуальных психопатов.

Как распознавать опасность. Как не верить насильнику, который уверяет, что он не сделает вам больно, если не будете сопротивляться. На самом деле насильниками движет не секс.

Ими движет ненависть – к женщине, к миру, к самим себе.

И беспомощная, покорная женщина только разжигает эту ненависть.

– А то мне все это неизвестно, – презрительно заметила Глори. – Не нужны мне ваши лекции. Научите меня приемам.

Как швырнуть негодяя на землю. Как вырубить его ударом в яйца…

– Как сделать так, чтобы тебя убили.

– Это что же, вы хотите сказать, что не нужно сопротивляться? – вскинулась Глори.

– Я хочу сказать, что главное – предвидеть угрозу и принять меры предосторожности. От жертв за версту разит беззащитностью…

– Да бросьте вы. Это я-то выгляжу беззащитной?

– Нет, – ухмыльнулся Стив. – Увидев вас прогуливающейся ночью в парке, любой насильник, у которого осталась хоть капля разума, побежит прочь сломя голову.

– Слушайте, говорю же вам: я устала. И если вы и дальше собираетесь отпускать всякие шуточки, я иду домой.

– Я стараюсь, чтобы вы поняли, что к чему. – Стив перестал улыбаться. – Однажды вы уже стали жертвой насилия. Подавать в суд на этого гориллу вы отказались, и, стало быть, он по-прежнему свободно разгуливает по улицам. И если этот тип снова где-нибудь отловит вас, сомневаюсь, чтобы вам удалось с ним справиться, будь у вас даже черный пояс по карате. Один на один мужчина, который вдвое вас больше, всегда одержит верх. А вот как не оказаться захваченной врасплох, как ускользнуть, даже если тебя загонят в угол, научиться можно. И когда-нибудь такого рода знание спасет вам жизнь.

– Ладно, убедили, – проворчала Глори. – Научите меня всему этому. Начинаем завтра.

После теплого кафе на улице показалось прохладно, и Глори поежилась, но тут же с наслаждением вдохнула соленый морской воздух. Они молча пошли к клубной автостоянке.

Глори согласилась, чтобы Стив отвез ее домой, но про себя решила, что приглашать в квартиру не будет.

– Почему же завтра? Первый урок уже начался. Вы ведь собираетесь купить машину, так?

– Когда смогу себе это позволить.

– А если бы у вас уже была машина, где бы вы ее припарковали?

– Как где? На клубной стоянке, разумеется.

– А где именно?

– Там, где есть свободное место. Вы что, принимаете меня за идиотку?

– Отнюдь. Просто вы плохо рассчитываете.

– Да? И где же, по-вашему, ее нужно ставить?

– Начинаете вы работать в дневное время, а уезжаете домой после своих «королев», когда уже темно. Так что машину лучше ставить как можно ближе к фонарному столбу. Насильники любят тьму и ненавидят свет. И старайтесь держаться поближе к другим, когда выходите из клуба да и вообще откуда угодно, например, из супермаркета. Держите ключ наготове и, подходя к машине, оглядитесь, да наклониться не забудьте. Случается, насильники замечают, что вы выходите из машины одна, забираются под днище и, когда вы выходите, нагруженная покупками, хватают вас за ноги. В таком случае бросайте сумки на землю и бегите, а о машине и думать забудьте. Убедившись, что под машиной и на заднем сиденье никого нет, быстро садитесь и запирайте дверь.

– Да что тут такого? Обыкновенный здравый смысл…

– А самозащита – это и есть здравый смысл. Расчет и здравый смысл. И минимум риска.

– Не хочу я постоянно дрожать от страха, – покачала головой Глори. – Что это за жизнь?

– Заучить правила так, чтобы следовать им автоматически, вовсе не значит дрожать от страха. Это значит быть умной.

– Ладно, положим, я заучила все эти правила. Какое из них, интересно, помогло бы мне, когда появился Бадди? А вот если бы я знала, как защищаться, все было бы иначе.

– Возможно. Но вся штука в том, чтобы постоянно быть начеку, быть готовым к неожиданностям. Тогда будет время занять наилучшую позицию. Насколько я понял, он схватил вас сзади за горло. Если б вы повернулись сразу до того, как он начал душить вас, успели бы крикнуть.

– А что еще?

– Надо было что есть силы наступить ему на ногу. Не на пальцы, а на подъем. Это проще. Дальше – зубы. Вцепляйтесь в руку или куда достанете.

– Так я и сделала. По-моему, целый кусок ладони отхватила, да только поздно было.

– Хорошо еще, что вам удалось крикнуть. Крик – прекрасное оружие, хотя только на него полагаться нельзя. На крик сейчас не всегда откликаются, и понять можно. Так что, если на вас нападут, скажем, на стоянке у супермаркета, постарайтесь сделать негодяю так больно, чтобы он хоть на секунду вас отпустил, и тогда поворачивайтесь к нему лицом и бейте ключами по глазам. Помните, ключи у вас уже должны быть в руке. И в глаза, в глаза – не жалейте его. Разве он пожалел бы вас? Дальше – коленом по мошонке, и тогда он вырубится, во всяком случае, у вас будет время убежать. Да не носком, а именно коленом, иначе вас могут схватить за ногу и бросить на землю. И помните: при первой же возможности надо убегать. Бегите, не пытайтесь сопротивляться. Бегите и кричите, только не «на помощь», а «пожар». В таком случае больше шансов привлечь внимание. Да и нападающий может испугаться и кинуться в противоположную сторону.

Глори на минуту задумалась, переваривая услышанное, потом спросила:

– И где же вы всему этому научились?

– В Нью-Йорке. В больнице для бедных, где я подрабатывал, лежали женщины, которых регулярно избивали мужья.

Ну а поскольку мне время от времени приходилось иметь дело и с этими подонками, я подумал, что неплохо бы освоить тактику защиты.

– А после вы куда поступили? В Гарвард?

– Йель.

– Вы ведь не из богатой семьи?

– Да нет, живу на зарплату, как всякая рабочая лошадь.

– Ну что ж, – сказала Глори, внимательно посмотрев на Стива. – Во всем, что вы говорите, есть смысл. Я готова учиться. Вовсе не хочется снова становиться жертвой.

Наконец они добрались до машины Стива – темно-голубого «порше». Глори обратила внимание, что стоит она прямо под уличным фонарем. Объяснив, как ехать, Глори с удовольствием откинулась на мягкую спинку из настоящей кожи. Машина, ничего не скажешь, производит впечатление. Неужели на зарплату, даже директорскую, можно купить такую роскошь? А ведь машина-то новенькая, с иголочки. Может, она теряет шанс, да нет, глупость какая! Да, Стив очень мил, дважды навещал ее в больнице, оба раза приносил цветы, наконец, работу дал. Пусть даже он ей нравится – и это еще слабо сказано, – все равно ничего личного быть не должно. Она уже ученая. Уж как хорош в постели был Бадди, во всяком случае, вначале, и вот чем все кончилось.

Так что, когда Стив предложил проводить ее до самой квартиры, она вежливо отказалась, – Нет, спасибо. До завтра. – И с этими словами, не успел он и дверь открыть, выскочила из машины.

Включив свет, Глори быстро осмотрелась. Спальня уже не выглядела такой голой, как прежде, – Глори купила книжный шкаф, где стояли целые ряды книг в бумажных переплетах, в основном фантастика и детективы. Было и несколько массивных томов, тоже купленных по дешевке.

Подыскала Глори и лампу на медной подставке, почистила ее как следует, и теперь она выглядела вполне симпатично.

Столика в комнате не было, и лампа стояла на чемоданах, которые Глори прихватила, уходя от Бадди.

Бросив взгляд на гардероб, Глори вдруг подумала, что Стиву ее жилье показалось бы убогим. Он-то, должно быть, живет в каком-нибудь отдельном коттедже, где есть джакузи с минеральной водой. Впрочем, не важно, что бы ему показалось. Мебели, конечно, Глори подкупит, но только когда будут деньги, не раньше. Следующий пункт ее программы – большое уютное кресло, в котором можно читать или слушать радио. А то сейчас приходится все время валяться на матрасе.

Когда Глори вернулась из больницы, чета Санторини окружила ее всяческими знаками внимания. Миссис Санторини готова была одолжить кое-какую мебель, пока Глори не обзавелась своей, хотя условиями аренды это не было предусмотрено. Глори с благодарностью отказалась – она и так безмерно обязана мистеру Санторини, ведь это он спас ее от Бадди.

Так что еще одна услуга – это уж слишком, хотя, как выяснилось, мистер Санторини не считал, что совершил подвиг, и вовсе не набивался на благодарность. «Да о чем это вы, это же так естественно», – заметил он, когда Глори заговорила на эту тему.

Зазвонил телефон.

– Глори? – послышался в трубке знакомый голос.

– Мне не о чем говорить с тобой, Бадди, – помолчав, сказала она.

– Погоди, не вешай трубку. Я звоню, чтобы сказать…

В общем, завтра я уезжаю в Детройт, к дяде, ну, помнишь, к тому – полицейскому. Он вроде может помочь мне устроиться в тамошнюю полицию. Хочу как бы начать жизнь сначала – понимаешь, что я имею в виду? Мне ужасно жаль, что все так получилось. Знаешь, в ту ночь я надрался до чертиков, а иначе разве… Ведь я по-прежнему люблю тебя, что бы там между нами ни произошло. Не думаю, что ты простишь меня, но знай: мне очень стыдно. Я занял у отца деньги, так что о больничных счетах не беспокойся, все будет, как договорились. Не подумай только, что я таким образом хочу расплатиться за то, что сделал…

Бадди замолчал, словно ожидая ответа, но Глори не произнесла ни слова, и он заговорил вновь, заговорил быстро, как будто боялся, что она в любой момент может повесить трубку:

– Здорово, что ты не подала на меня в суд. Анкетка у меня была бы подпорчена, так что о работе в полиции и говорить не пришлось бы. Хотя, видит Бог, срок я заслужил. Как вспомню, что я с тобой сделал…

Наконец Глори обрела дар речи:

– Это уж точно. Но всю жизнь помнить об этом я не собираюсь. Удачи тебе в Детройте.

Вот и все. Этот человек остался позади. Удивительно, но она его больше совсем не боится. Может, потому, что худшие опасения сбылись, и тем не менее вот она – жива и здорова.

А если бы мистер Санторини не оказался рядом? Неужели Бадди убил бы ее? Ну, на этот вопрос не ответишь. А может, она делает глупость, принимая его слова, будто он собирается начать новую жизнь, на веру? Вполне вероятно. Впрочем, всегда можно позвонить его старикам и все выяснить…

Однако, несмотря на все, что он с ней сделал, Глори была склонна поверить бывшему мужу. Была в его голосе какая-то искренность, врать, в общем, Бадди не умел. Ладно, к черту, надо как можно скорее забыть эту историю. Жизнь продолжается.

* * *

На следующее утро Глори начала обучаться тому, что Стив называл приемами самозащиты. Несмотря на неизбежный телесный контакт, который возникает при демонстрации тех или иных движений, держался он отстраненно, вполне в профессиональном духе. Умом Глори понимала, что так и нужно, и даже была довольна, но в душе ей не хватало былой теплоты и даже легкой насмешки в свой адрес. В какой-то момент она чуть не сказала ему: «Ну же, смелее», – но вовремя спохватилась. Ведь не следует его поощрять, не так ли?

После пятого занятия Стив пригласил ее поужинать Хотелось согласиться – вот, кстати, и повод обновить вечернее платье, которое она пока так и не надевала, – но в конце концов Глори все же сказала нет.

Больше Стив не возобновлял своих попыток.

* * *

Стив Голден решил перебраться в Сан-Франциско после очередной ссоры с отцом, которому наряду с иными предприятиями принадлежала и целая сеть оздоровительных клубов.

Стив, наделенный покладистым характером, всю жизнь уступал отцу, возлагавшему на него огромные надежды, и мирился с его властностью. Но на сей раз Голден-старший зашел слишком далеко.

Он не только обрушил на сына обычные свои упреки, но даже позволил себе обвинить его в нахлебничестве. Когда же, мол, ты своими руками что-нибудь сделаешь? Речь не о деньгах. Бабушка Стива по материнской линии, которая души во внуке не чаяла, оставила Стиву столько ценных бумаг и всего остального, что он всю жизнь мог жить припеваючи на одни лишь проценты, – именно это и бесило отца.

Ибо Эрл Голден, и это не было тайной для Стива, как раз хотел бы иметь у себя на руках все козыри, чтобы над головой сына всегда как дамоклов меч висела угроза лишения наследства. Когда, по окончании Йеля, Стив, вместо того чтобы сразу, как рассчитывал отец, приступить к работе на одном из его нью-йоркских предприятий, решил годик поболтаться по Европе, старик взорвался. Далеко не самым сильным обвинением из тех, которые он швырнул в лицо сыну, было то, что бабкино наследство его испортило, что вся его праздность от того и проистекает, что ему известно: можно и не работать, денег все равно хватит на всю оставшуюся жизнь.

Стив, утративший на сей раз свое обычное хладнокровие, возразил, что быть трудоголиком и делать деньги в ущерб нормальной семейной жизни куда хуже, чем немного побездельничать, прежде чем начать участвовать в тараканьих бегах – семейном деле.

Угрозы и доводы не помогли, Стив отправился-таки в Европу и, между прочим, прекрасно провел там время. Тогда отец лишил его доли в семейном деле и вообще заявил, что он ему больше не сын.

Стив воспринял это более болезненно, чем мог предположить. Всю жизнь он прожил в тени отца, возлагавшего на него такие надежды, которые – молодой человек прекрасно понимал это – никогда не могли сбыться. Чтобы достичь успеха в мире большого бизнеса, надо видеть на пять аршин в глубину и обладать такой жесткостью, которой Стив явно не обладал.

Может, в его бунте и последовавших за ним годичных странствиях по Европе воплотилось подсознательное стремление воздвигнуть между собой и отцом барьер? Может, он и хотел, чтобы его лишили наследства, чтобы уже не было выбора: работать или не работать в системе «Голден инкорпорейтед»? Как бы то ни было, после этой исторической схватки Стив решил держаться от отца как можно дальше.

В этом смысле Сан-Франциско оказался отличным выбором. Вначале Стив поселился на Русском холме, под самой крышей дома, в котором некогда располагалась пожарная команда.

Вокруг расстилались невысокие холмы, разбегались в разные стороны кривые улочки, открывался чудесный вид на безбрежные воды залива. Расположенный недалеко от центра города и деловых кварталов, этот район поистине поражал своими контрастами. Здесь можно было встретить кого угодно – рабочих и служащих, хиппи-переростков, бродячих артистов и писателей и даже людей вполне преуспевающих. Точно так же и вереницы полузаброшенных домов, которые вполне могли превратиться в обыкновенные трущобы, но каким-то удивительным образом сохраняли очарование, свойственное одному лишь Сан-Франциско, перемежались вполне современными зданиями и коттеджами на несколько семей, выглядевшими совершенно не к месту в окружении всей этой старины.

Жить здесь становилось все дороже, так что Стив, узнав, что и Глори обретается в этих же краях, терялся в догадках, как это официантка ночного бара может позволить себе здесь даже крохотную квартирку.

Вот это, а также яркая внешность, уличный жаргон, ну и, надо признать, строптивый характер поначалу совершенно сбили его с толку. Ну а когда Глори все расставила по своим местам, Стив уже безумно в нее влюбился да и просто хотел, как никого в жизни. И то и другое чем дальше, тем больше выбивало его из колеи, к тому же Глори постоянно держала дистанцию. Терпеть, видите ли, не может спортсменов Ну а он-то тут при чем?

Да, в клубе он начинал как инструктор по силовым единоборствам. Да, в университете он завоевал пару призов по карате и дзюдо, был в команде гребцов и другими видами спорта, например фехтованием, понемногу занимался, но соревновательного духа, той железной воли, без которой не бывает чемпионов, он был лишен начисто. И вообще сравнение с бывшим мужем Глори глубоко задевало его. Вот и решил он на все плюнуть и оставить любые попытки на этом фронте.

Так что же ему, черт возьми, здесь надо, чего он колесит вокруг Русского холма в поисках, где бы поставить машину?

Сегодня утром Глори позвонила и отменила занятия – заболела. Голос у нее был кошмарный, а как, собственно, еще может говорить сильно простудившийся человек? Короче, Стив оказался здесь, потому что она ему небезразлична, потому что дурно делается от одной мысли, что лежит она, беспомощная, пластом на кровати и некому вскипятить чай из трав с лимоном и подогреть суп. Глупо, конечно, так переживать из-за той, кто и в упор тебя не видит, но что поделаешь?

В конце концов он пристроился на Ларкин-стрит, в добрых четырех кварталах от дома, где жила Глори. Проходя мимо ресторанчика «Братья Феттучини», где готовили пиццу на вынос, Стив, повинуясь мгновенному импульсу, остановился и купил целую упаковку макарон под соусом. В бакалее поблизости он добавил к ней на всякий случай несколько банок с куриным супом, травяной чай в бумажных пакетиках, шесть лимонов и под конец ванильного мороженого.

– Кто тут? – откликнулся на звонок голос такой хриплый, что он в первый момент даже не узнал его.

– Твоя еврейская мамочка. Она принесла тебе куриного супа.

Увидев Глори, Стив с трудом удержался от смеха. На ней была свисавшая до колен мужская рубаха, из-под которой выглядывали хлопчатобумажные штаны. Волосы торчали во все стороны, нос распух, глаза лихорадочно блестели.

– Только слово скажи и получишь коленкой в пах, – хрипло предупредила Глори, явно заметившая его попытку сдержать смех Стив переложил покупки в одну руку, а другую торжественно воздел:

– Обещаю молчать.

После чего его впустили в дом.

Он обвел взглядом крошечную кухню и поставил покупки в раковину. Кроме нее, в кухне были только миниатюрный холодильник, плита о двух конфорках еще меньше, расшатанный столик да ржавый железный стул. Через дверь виднелась спальня или то, что должно ею быть. Обстановка ограничивалась старым комодом, книжным шкафом, матрасом, разложенным на полу, и лампой, водруженной на чемоданы.

– Ну и где же суп? – язвительно спросила Глори.

– В пакете. Сейчас подогрею. А ты возвращайся в кровать.

Как ни странно, Глори покорно вернулась в спальню. Стив отыскал консервный нож и кастрюлю и высыпал в нее содержимое жестянки. Удивительно, но посуды здесь хватало, были даже четыре хрустальных бокала. За исключением немытых чашки и блюдца в раковине, на кухне царил полный порядок.

Дождавшись, пока суп вскипит, он налил его в глубокую тарелку и отнес в спальню. Глори спала, лежа на спине, слегка приоткрыв рот. Какое-то время Стив молча смотрел на нее.

Больше всего ему сейчас хотелось залезть к ней под одеяло и заняться любовью.

И чем уж так привлекает его эта девушка? Наверное, не внешностью. Некая пикантность в ней, разумеется, есть, но он знал сотни таких, что заткнут ее в этом смысле за пояс. И уж, конечно, не легким нравом. Вот уж чего в ней нет, того нет. А также – мягкости, женской беззащитности, одни только колючки да бычиное упрямство. Так в чем же дело, отчего он так сильно, аж в паху заныло, хочет ее?

– А ну-ка перестань глазеть на меня, – сказала Глори, и только тут он сообразил, что глаза у нее открыты. Она попыталась сесть. – Конечно, вид у меня ужасный, но ведь я никого не ждала. А незваным гостям надо мириться с тем, что есть.

– Незваный гость как раз приготовил тебе суп. Съешь?

Глори взяла тарелку и, отправляя в рот ложку, как-то забавно икнула.

– А еще я принес немного макарон под соусом и мороженого. Ванильного.

У Глори разгорелись глаза.

– Макароны можно поставить в холодильник, а вот мороженое лучше съесть прямо сейчас, пока оно не растаяло.