Текст книги "Двоедушник"

Игни

Я нашел ее на склоне. Упала, наверное, выше. Потом скатилась сюда и застряла в кустарнике. Одежда в клочья. На земле вокруг тела – джинсовые лоскуты, обрывки синтепона. Кажется, даже пучки волос… Губы искусаны, десны разбиты в кровь… Ладно тебе, хорош пялиться.

Ник, я все сделал. Как смог. Я больше ничего тебе не должен.

Завтра сама узнаешь.

Есми-Ксюша сидит рядом. Такая же… поюзанная. Подбородком в колени уткнулась. Волосищи до пояса. Красивая. Была.

– Может, – говорю, – хочешь кого-нибудь увидеть? Попрощаться?

– Нет, – мотает своей копной кудрявой. – Стыдно…

У нее нос шелушится. Лицо такое нежное, детское. С короткой стрижкой за мальчишку бы принимали. Хотя фигурка вполне… Хм. Все по возрасту развито.

Глядит на меня. Задумала что-то. Мнется.

– Валяй, излагай. – Разбрасываю пинками сырую листву возле нее, приземляюсь на расчищенное место. Достаю сигареты.

– Дай.

Протягиваю ей одну. Самому расхотелось. Огонек зажигалки отражается в белесых глазах.

Дымит невзатяг. Не умеет. Щурится. Я терпеливо жду, пока она созреет до диалога.

– Я так и не успела, – признается она, вдоволь намолчавшись. – Ну, пока жила… Никого к себе не подпускала, понимаешь?

Понимаю. И заранее тоскую. В последней просьбе не принято отказывать. Но если б я со всеми вами соглашался…

– Не, ты только не подумай, что мне прямо сейчас надо.

Поздно. Уже подумал.

– Я даже не целовалась ни разу.

И придвигается. Глаза закрыты. Очень похожа на настоящую. Забытая сигарета тлеет в дрожащих пальцах.

– Тебе ведь несложно. Это ничего не значит.

Да, мне несложно. Да, это ничего не значит.

Едва коснувшись ее губ, я отворачиваюсь. Что-то как-то…

– Еще… – не просит, а умоляет.

Ладно, фиг с тобой.

Опрокидываю ее спиной на траву, сам нависаю над ней, и ладони погружаются в покрытую гнилой листвой влажную вязкую почву. Становлюсь единым целым с грязью. Мы оба становимся единым целым с грязью. Земля похрустывает у меня на зубах, когда я слизываю запекшуюся кровь с ее губ. Ее дыхание пахнет могилой. Я вбираю в себя ее выдох и отдаю обратно. Она постанывает каждый раз, когда я к ней прикасаюсь. Сначала робко, потом все настойчивей. Извивается, льнет бедрами. Глина забивается под ногти, когда я подсовываю руку ей под голову. Второй придерживаю подбородок. Ее язык холодный, острый. Внутри, наверное, такая же ледяная. Не хочу этого знать. Она шарит руками по моим джинсам, на удивление быстро справляется с молнией. Черт. Это уже за рамками договора.

Лихорадочно вспоминаю анатомию. Держу вроде правильно.

Надо резко. Никогда не делал. Просто знаю в теории. Резко, одним движением. Резко.

И у меня получается.

Позвоночник – очень хрупкая вещь.

Мне удается. С первого раза.

Не хруст. Скорее щелчок. И тяжесть, когда шейные мыщцы уже не держат голову.

Ее губы остаются приоткрытыми. Влажные и все еще теплые. Ненадолго.

Ник, я реально все сделал.

Подбираю выпавшую из пальцев Есми сигарету. Снова зажигаю, докуриваю – по следам ее губ. Застегиваю джинсы. Стою над ее телом. И думаю о том, что когда-нибудь мне повезет. Я встречу ветхую старуху. А лучше деда. Дедушку-Есми. Увидит он меня и скажет: «Наконец-то! Заждался я тебя, внучок. Вот он я, забирай с потрохами, взамен ничего не прошу. Никаких последних желаний. Только вечный покой и шашки с соседями по кладбищу». И шаркающей походкой потащится на изнанку сам, прямо на ходу рассыпаясь в прах.

И вот тогда я буду, блин, счастлив.

Никину подругу найдут нескоро. Место глухое. Парк… Одно название. В лесу и то чище.

Сам я никуда сообщать не собираюсь. Пусть Шанна разбирается. Утром.

В Полупуть не лезу. Достали эти мертвячьи приколы. Пешочком тащусь вверх по склону. Ноги вспоминают, что они есть. Хорошо. Живенько. Дальше асфальт. Ни одного фонаря. Звезды над головой. Бензином пахнет. Живу-у…

Иду наугад. Сам не знаю куда. Дорога рядом. Я ее слышу. А значит, рано или поздно встретимся.

Спустя несколько поворотов выхожу к цивилизации в виде темного колеса обозрения, нескольких каруселей и батута. Тут же рядом – невысокий помост уличной сцены. Чуть дальше, на другом конце едва освещенной фонарями дорожки – шашлычная. Вроде даже обитаемая. Вспоминаю, что надо бы пожрать. Так почему бы не здесь.

Эти тошниловки все на одно лицо. Вернее, на одну вонь.

Соображаю, что, когда обнаружат тело, здесь обо мне наверняка вспомнят.

Но мне плевать.

Проходя мимо сцены, замечаю прислоненный к ней венок из искусственных цветов. Еще какие-то листовки – неновые, выцветшие, но под скотчем еще можно прочитать то, что поярче.

Стихи, что ли? Подхожу, ломаю глаза, разбирая написанное. «Ты ушла совсем молодой, ой-ой-ой, злая судьба тебя забрала, ла-ла-ла». Гениально. Рядом – принтерная распечатка, заботливо упакованная в канцелярский «файл»: «Даша, прости нас за равнодушие».

И фото – размытое, мутное. Словно сделанное с телеэкрана.

Здесь она младше, чем я ее помню. Совсем еще девчонка.

Дашка.

Моя Дашка.

Доигрались…

Отдираю бумагу, складываю, прячу во внутренний карман куртки. Бегом добираюсь до шашлычной. Открыто, но безлюдно. Жду у барной стойки. Телевизор работает. Пахнет замкнутым пространством. Спустя минуту из подсобки появляется чернявая работница общепита. Вытирает руки полотенцем, глядит нелюбезно. Понимает, видимо, что трезвый, и смягчается.

– Чиго тэбе? – говорит она, едва заметно коверкая слова. – Из еды только сосиски в тесте. Больше готового нэт.

– Годится. – Знала бы она, чем я питаюсь, когда нет времени посетить такую знатную забегаловку, как эта. – И пиво.

Последнее – просто дань месту и времени. Набраться не получится. Чертов ускоренный обмен веществ.

– Что там случилось? Венки, фотографии… – спрашиваю я, наблюдая за ее возней с микроволновкой. Хочу, чтобы будто невзначай, но голос внезапно подводит. Это все равно остается незамеченным.

– Нэздэшний, что ли? – вопросом на вопрос отвечает эта насквозь здешняя жительница. – Бродяжку до смэрти забили. Летом было.

Она ставит передо мной бутылку, и я опустошаю ее залпом, отчаянно желая отключиться прямо здесь и сейчас.

– Повторить?

Киваю. Вытираю губы. Вслед за пивом на стойке появляются сосиски, но от вида еды хочется блевать.

– Вы ее видели?

– Гоняла отсюда. Она клиентов высматривала. А ночевала в парке. Мнэ проблэмы нэ нужны…

Летом. Значит, приехала в город раньше меня. Может быть, сразу после того как расстались.

– Что она здесь забыла, не знаете?

– Говорит, парня своего искала. Хотела помириться. Я ее кормила иногда. Бесплатно. Тоже ведь чья-то дочка. У самой трое.

Она глядит на меня не моргая. Глаза черные и выпуклые, как маслины.

– Знал ее, что ли?

– Да.

– Тебя ждала?

Киваю, а сам вокруг ничего уже не вижу. И слышу через раз. Белый шум.

– Погоди.

Скрывается в своей подсобке. Возвращается с листком бумаги. Сует мне в руки.

– В розыске он. Фоторобот дали, просили здесь повесить. Не стала. Только клиентов отпугивать.

Все.

Я кидаю деньги рядом с несъеденными сосисками. Выскакиваю на улицу. Фонари двоятся. Чертово колесо в двойном экземпляре. Перед глазами туман. Дашка, дурища, ты хоть понимаешь, что натворила? Спотыкаюсь об венок. Срываю его и отшвыриваю в сторону. К черту. В преисподнюю. Асфальт с размаху бьет в колени. Через секунду я выворачиваю содержимое желудка в ближайшие кусты. Дашка, твою ж мать…

Снова начинается эта внутренняя дерготня. Типа, ты не прифигел ли, убогий? Пора возвращаться. Пора-а возвраща-аться!

И тащит за поводок.

Упираюсь ладонями и коленями в землю, не двигаюсь с места.

Это все равно что дергаться в петле в надежде порвать веревку собственной шеей.

У нас, неживых, нет свободы выбора.

Живые сами отказываются выбирать.

Я выбираю быть здесь. Хоть и опоздал почти на полгода.

Сейчас я здесь, Дашка. И никуда не ухожу.

Я найду его, Дашут. Теперь я его знаю.

Ромодановский вокзал

Возле дома начала собираться толпа. Все, как один, глядели вверх – туда, где виднелась одинокая темная фигурка с раскинутыми в стороны руками. Кто-то предложил вызвать полицию. Кто-то заметил, что уже вызвали.

Незнакомая девятиэтажка в чужом дворе. Рядом – несколько таких же. Бетонные коробки, квадратом окружившие облезлую детскую площадку. Ветер гоняет по асфальту палую листву, мятый пакет и обрывки газеты.

Девушка стояла на самом краю крыши, запрокинув лицо к свинцово-серому небу. Снизу кричали, чтобы она не порола горячку. Предлагали спуститься самой. Вряд ли она слышала. Слишком высоко.

– Доченька, доченька… – запричитал голос прямо за спиной у Ники. Обернувшись, она увидела Ксюшину маму.

Так значит там, на крыше – это…

Ника бросилась к подъезду. Заперто. Кодовый замок. Подергала дверь – не поддается. Вернулась назад, хотела крикнуть, что сейчас поднимется, но не хватило дыхания. И все никак не удавалось вдохнуть полной грудью. Воздух вырывался изо рта белым облачком пара, только звук не получался.

Девушка на крыше повернулась спиной к улице. Как тогда, на подоконнике Никиной комнаты. Распахнула крылья. Огромные, с заостренными маховыми перьями.

И шагнула назад.

А упала Ника.

С кровати – на пол.

Вскрикнула, потирая ушибленный локоть, встала на ноги и тут же уткнулась лицом в плечо подбежавшей мамы. Звуки вернулись. Цвета, знакомые запахи.

– Доча, что же это такое, как же так… – шепотом приговаривала мама и гладила ее по волосам. А Ника смотрела в одну точку, все еще не веря в то, что на этот раз действительно видела сон. Страшный сон, не более.

Нервы ни к черту…

– Ксюха приснилась, – скупо пояснила она, как только пришла в себя. Высвободилась из маминых рук, пошарила рядом с подушкой в поисках телефона. Забыла, зачем искала. Собираться надо. Сегодня важный день. – Кстати, где твои камни? – поинтересовалась словно бы невзначай, когда рылась в шкафу в поисках подходящей одежды. – Я давно их не видела.

– Камней больше нет.

– А?

– Камней больше нет, – тяжело повторила мама. Села на край кровати, безнадежно вздохнула. – Не хотела тебе говорить, но так будет лучше… Их нет. Они разрушаются. Даже у меня.

Ника оставила в покое стопки с вещами. Что-то в мамином голосе заставило ее опуститься на колени рядом и взять маму за руку.

– Что это значит?

– Она нашла тебя. Чертова мертвая ведьма знает, что ты здесь… и тянет свои руки… Ну, ничего. Не дотянется. Я тебя не отдам.

– Так как ее все-таки звали? – тихо спросила Ника.

– Не нужно тебе этого знать, – покачала головой Ангелина Власовна. – И имени ее здесь звучать незачем. Только беду накликаем… Нет тебя, нет! Померла! – добавила она совсем другим, жестким тоном.

В темный угол исподлобья глянула, обмахнулась крестным знамением и вышла из комнаты.

Ника посмотрела туда же. Ничего особенного не увидела. Продавленное кресло и выцветшие обои. Быстренько оделась и на всякий случай поспешила за мамой. Мало ли.

– И куда это ты так вырядилась? – подозрительно спросила Ангелина Власовна, едва завидев дочь на пороге кухни. Ника быстро глотнула кофе. Обожгла язык, сморщилась, осторожно сделала еще один глоток.

Она торопилась в клуб.

– Репетиция, – наспех соврала Ника. – Готовим концерт для детей из приюта. Вот и… Для полного погружения.

– Ну, иди. – Мама подозрительно прищурилась. – Погружайся. Раз надо.

Надо, мама. Знала бы ты, как…

Уже на пороге Ника вспомнила про рыжий парик. Лучше бы не шокировать Нелидова резкой сменой имиджа. Пришлось повозиться с заколками, но в итоге получилось не хуже, чем у Шанны. Хорошо еще, что мама не успела увидеть дочь такой. Хотя снова можно было списать все на роль.

Пока ехала в маршрутке, страха не было. Вернее, Ника старалась о нем не думать. Смотрела на улицы города. На сонных утренних попутчиков. Листала ленту новостей в соцсети – фотографии котят, одни и те же книжные цитаты и повторяющиеся шутки.

Никаких пропавших девушек.

От остановки до клуба нужно было пройти приличное расстояние пешком. Общественный транспорт туда не ходил. Улица тупиковая – бывшим вокзалом и заканчивается. Старый город. Дома, наполовину вросшие в склон. Темно-красный кирпич, мутные окна, двери с растрескавшейся краской. Дальше – элеватор. Тот самый, откуда она вытаскивала Игни. При свете дня – обычные развалины. Ничего примечательного. А вот и офисы, где работает ночным сторожем ее неожиданный помощник. Сейчас там, наверное, полно народу. Работа кипит. И никому нет дела до того, что творится неподалеку. Птицы. Пастыри. Чья-то вторая душа…

А что, если именно Нелидова? Возможно ли распознать в человеке двоедушника… днем? Тот же Антон с виду парень как парень. Не зная – не заподозришь. Вот Игни – да. Если бы она встретила кого-то вроде него, то, скорее всего, не ошиблась бы.

Ночью. Днем – нереально.

Парковка возле клуба снова оказалась пустой. Не считая пары автомобилей, ни один их которых не был «Кайеном» Павла. Значит, его самого тоже могло не быть.

Ника дошла до дверей клуба и чуть не развернулась обратно. Правда, глупо было бы так сразу сдаваться. Нелидов предложил приехать сегодня. Надо хотя бы попытаться.

Если не пустят – это будет уважительная причина. Оправдание для совести. По крайней мере.

Только теперь она начала бояться по-настоящему. Никто не знал, что она здесь. Нужно было хотя бы Шанну предупредить. Ника решила, что напишет ей сообщение, когда окажется внутри.

Ладно, не армия же маньяков там засела. Люди работают.

Ее пропустили сразу. Ни одного вопроса не задали. Прошла сквозь рамку металлоискателя, вывернула сумку перед глазами непроницаемого с лица охранника. И почти нос к носу столкнулась с Валерией Карпович.

– Это ты, что ли, на собеседование?

Блондинка увлеченно водила пальцем по экрану смартфона, поэтому сходу не признала в ней свою ночную пассажирку. Ника кивнула и попыталась замаскировать лицо ярко-рыжими прядями. Валерия жестом пригласила следовать за ней и первой направилась к длинному коридору, звонко цокая каблуками по зеркальным плитам пола.

Ника шагала позади и, пользуясь случаем, во все глаза разглядывала обстановку.

В ту ночь, когда они с Ксюшей были здесь на стимпанк-вечеринке, все казалось совсем другим. Люди в невообразимых костюмах. Рваные ритмы. Ломаные движения. Всеобщее веселое сумасшествие, которому хочется поддаться. Довести до абсурда, прожить до конца, истратить без остатка, без оглядки на утро, здесь и сейчас. Для этого и существуют ночные клубы. Легитимное безумие. К тому же еще и групповое.

А тут, оказывается, есть на что посмотреть. Вокзальное прошлое, конечно, почти не угадывается. Но вдруг из-за поворота выныривает чугунная печка. Круглая, с двумя заслонками. Из той поры, оттуда, и форма окон осталась прежней – арочной. Вряд ли меняли. Полукруглый потолок над танцполом. Вытяжки даже сейчас зачем-то гоняют на полную мощность. Сквозняк гуляет по лицу, и со всех сторон слышится монотонный гул. Сам зал напоминает гигантский вагон-теплушку. Одна сторона совсем не тронута ремонтом. Драные обои, под которыми виднеются другие обои, половина стены отсутствует вообще – она просто обрушилась, и ее оставили как есть. Только запечатали в толстое стекло. Даже бликов не дает. Можно по незнанию не заметить и попытаться пройти насквозь…

Словно в ответ на предположение стекло подернулось темной дымкой и постепенно стало совершенно черным.

– Электрохромное. Нравится?

Засмотревшись на необычное дизайнерское решение, Ника не заметила, что Валерия Карпович ушла, не прощаясь, а ее заместил неприметного вида молодой человек с тихим голосом. Настолько тихим, что даже не ошарашил своим неожиданным появлением.

– Необычно, – признала Ника. Незнакомец показался ей одним из местных подсобных рабочих. Черная рубашка и джинсы – как униформа. Длинные темные волосы, собранные в хвост. Правильные, но какие-то блеклые черты лица. Напоминает молодого священника из небольшого сельского прихода. И грустный. Здесь, наверное, сотрудникам продыху не дают, а вот платят не очень щедро.

– Моя идея, – сообщил он вдруг, и тут Ника поняла, что ошиблась. Перед ней вовсе не рабочий, а… – Виктор. Можно просто Вик, – представился парень. Протянул руку и слегка сжал Никину ладонь.

Тот самый партнер Нелидова по бизнесу. Который все обо всех знает.

Просто удивительно, как даже такая капля информации меняет взгляд на человека. И вот уже униформа переходит в категорию «скромно, наверняка дорого и со вкусом». И неприметность становится сдержанностью. А вообще – у богатых свои причуды. Некоторые вон принципиально из спортивных костюмов не вылезают. Машина размером с дом, а внутри такой экземпляр в рваных кедах. Что до Вика, то он словно задержался в собственном неформальском прошлом. Вот и прическа оттуда же. Впрочем, как и все, имеет право на самовыражение.

К ее удивлению, молодой человек предложил ей руку с явным намерением устроить экскурсию по клубу. Ника с готовностью взяла его под локоть. Тем лучше. Надо только постараться запомнить, что тут и как. И понять, здесь ли Лисницкая.

– Паша сказал, вы нуждаетесь в работе, – заговорил Виктор. Ника машинально кивала, не забывая смотреть по сторонам. – Мы открылись недавно, штат укомплектован. Но Паша очень за вас просил. Рекомендовал как отличного профессионала…

«Интересно, в какой сфере», – мысленно хмыкнула она.

– …по эйч-ару.

О-оу!

– И это именно то, что для нас актуально. У меня, к сожалению, недостаточно времени, чтобы самому следить еще и за коллективом. Все, что вы видите вокруг, – моя непосредственная работа. Концепция каждого мероприятия тоже моя забота. И если вы готовы не просто работать здесь, со мной…

«Ох, неслучайный акцент!»

– …но и жить, и дышать нашим общим…

«Снова подчеркнул».

– …делом, то добро пожаловать в «Волюкрис»!

– Могу приступить прямо… сейчас.

Последнее слово прозвучало не совсем убедительно.

Они стояли в ярко освещенном коридоре второго этажа. Наверное, административная часть. Даже не поняла, как попала сюда, сыщица. Зато сразу заметила, что стены расписаны черными кляксами, которые при внимательном рассмотрении оказались летящими птицами.

Вряд ли просто совпадение.

Воздух здесь вентилировался не столь тщательно, как внизу, и Ника сразу почувствовала сильный аромат. Он был бы приятным, если б не резкая «церковная» нота – смесь запахов ладана и дымка, который остается после того, как задувают свечу.

Уж не твоя ли вторая душа по ночам хулиганит, Виктор-можно-просто-Вик?

Круг подозреваемых расширялся. Как назло, поблизости появилась вездесущая Валерия Карпович со своим смартфоном. На этот раз она смотрела прямо на Нику. Причем весьма красноречиво. Еще немного, и…

– Как тебе наша новая сотрудница, а, Вик? – неожиданно улыбнулась Валерия. И подмигнула Нике.

Узнала. Но не выдала.

– Поступает в твое полное распоряжение. Расскажи, что да как. – С этими словами он едва заметно поклонился им обеим. – Прошу меня извинить. Дела.

– О’кей. – Проводив его взглядом, Валерия снова обратила свое внимание на Нику. – Ну, и как там твой приятель, разговорчивая? Жив?

– Все в порядке. Спасибо.

На самом деле, Ника этого не знала. С той ночи она не видела ни Антона, ни Игни. Только Шанну, которая уверяла в феноменальной способности вторых душ приходить в себя за сутки. Оставалось верить ей на слово, потому что те двое прочно находились вне зоны доступа.

– И прическу, смотрю, сменила. Ничего так. Бодренько. Работать-то сможешь? Или просто по приколу?

Говоря это, энергичная блондинка распахивала перед Никой каждую дверь по очереди. Кабинеты. Компьютеры, столы. Улыбчивые сотрудники. Валерия называла имена. Ника представлялась тоже. Запомнить даже не пыталась – слишком много. Бухгалтерия, креативщики, маркетинг, дизайнеры… Ровным счетом ничего подозрительного. Ничего, мало-мальски похожего на тюремные застенки. Ни-че-го.

Вернулись в зал, где Валерия заново продемонстрировала фокус с «умным стеклом», издалека махнула кому-то рукой и уселась на барный стул возле стойки. Кивком пригласила Нику последовать примеру.

Баром рулил колоритный парень с густо татуированными руками. Причем так, что залюбуешься. Пшикнул, подбросил, добавил, снова подбросил, потряс и эффектно отправил два высоких бокала в дрифт по идеально гладкой столешнице.

Кофе. Со льдом и сиропом. Спиртным, вроде бы, не пахнет.

– Так значит, Павел и… э-э… Виктор владеют клубом вместе? – спросила Ника, когда поняла, что дальнейших объяснений по поводу работы не последует.

Валерия уставилась на нее, словно хотела высмотреть что-то определенное. Но не смогла. Ника старательно хлопала ресницами с самым простодушным видом.

– Вик – мой, ясно? – категорично заявила Карпович после затянувшейся паузы. – Я слишком долго окучиваю эту поляну, чтобы позволить кому-то еще на ней пастись. – Поняв, что собеседница ошарашена, смягчила тон: – Отвечаю на твой вопрос. Это место нашел Вик. Павел – просто банковский счет. Его отец поверил в задумку Вика. К тому же он страстно желал видеть сына бизнесменом. Убил двух зайцев сразу. Но все, что здесь есть, – это Вик. Его идеи, его страсть, смысл всей его жизни. Реконструкцию провели всего за год, Вик работал, как ненормальный, и всех остальных подгонял. Я тоже спрашивала, почему именно старый вокзал… – Валерия прикусила губу, задумчиво помешивая соломинкой свой напиток. Она говорила о Викторе с теплотой в голосе, искорками в глазах и легким румянцем. Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять – он для нее больше, чем шеф. Даже если вынести за скобки метафору с поляной. – Неподалеку отсюда есть детский дом-интернат. Вик там вырос. А нянечкой у них была женщина, которая помнила этот самый вокзал таким, каким он был до закрытия. Вик столько раз говорил, а я все равно постоянно забываю… – Валерия наморщила лоб и быстро пересчитала что-то по пальцам одной руки, беззвучно шевеля губами. – В семьдесят четвертом году, если не ошибаюсь, случился оползень. Пути завалило. Решили не восстанавливать, видимо, не очень-то было нужно. Рельсы разобрали, здание бросили. Постепенно оно пришло в полную негодность. Фактически Вик купил кусок земли и старые камни. А все из-за рассказов той женщины. Он буквально заболел этим вокзалом. Мальчишкой часто приходил сюда и сочинял истории про поезда. Однажды провалился в какую-то дыру, сломал ногу – до сих пор помнит, как ему тогда влетело. Короче, еще тогда придумал, что купит это здание, отреставрирует и будет в нем жить. Почти так и вышло. Вот и стену эту наполовину сломанную оставил, потому что где-то там гвоздем нацарапано имя его первой любви. Причуда, конечно, но в этом весь Вик. Может, потому и сентиментальный, что детдомовский. Не все люди предают свои детские мечты. Кого-то они жить заставляют. Двигаться вперед. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Ника, а Валерия вдруг резко отставила в сторону бокал. Наверняка успела пожалеть, что разоткровенничалась.

– Можешь пока пошляться здесь, если хочешь. Испытательный срок – две недели. Этого достаточно. Посмотрим, что ты за птица.

Ника не собиралась задерживаться здесь на такой долгий срок. Упоминание птицы ей тоже не понравилось. А вот предложение «пошляться» вполне устроило.

Едва оставшись в одиночестве, она вышла в гардероб и настрочила эсэмэску Шанне: «Я в клубе».

Понаблюдала, как на парковке появился Виктор. Сел в машину – гораздо скромнее нелидовского «Кайена». Но не уезжал. Словно ждал чего-то. Вскоре клуб начали покидать сотрудники, которых она видела на втором этаже. Кто на личном транспорте, кто пешком. А ведь рабочий день в разгаре. Еще даже не обеденное время. Странно…

Но, пожалуй, даже удачно для того, чтобы осмотреться.

Ника немного побродила по пустым зеркальным коридорам. Обнаружила несколько маленьких комнат без окон. Мягкая мебель, низкие столики… Сплошной приват. Вышла на лестницу. Так, наверху уже побывала. А что, если вниз? Такая возможность тоже имелась.

Неприметная серая дверь. Толкнула – незаперто.

Зеркал здесь не было. Как и следов ремонта, пусть даже косметического. Кирпичная кладка стен, покрытых граффити. Очередная печка, точнее, ее остатки с почерневшим от гари очагом топки. Ржавый железнодорожный фонарь с мятым корпусом на стене – неужели висит здесь с начала прошлого века? Удивительно, что не стащили.

В воздухе стоял застарелый запах гари и сырой бумаги.

Ника услышала шорох. Даже не шорох, а как если бы кто-то с хрустом наступил на битое стекло. Оглянулась – следом никто не спускался.

Уж не здесь ли прячут Ксюшу?

Около полудня. Значит, «ночных душ» можно не опасаться. И вообще – все ушли, сама видела. Надо идти. Другой такой возможности могло не представиться.

И без того низкий потолок постепенно опускался. Лица то и дело касались невидимые нити паутины.

Комнаты без дверей. Заглянула в первую – пусто. Жесткие прутья кустарника вместо пола. Во второй – то же самое плюс ржавый остов пружинной кровати. В третьей…

– Бородина, кого-то потеряла?

От неожиданности Ника вздрогнула и все-таки стукнулась макушкой о низкое перекрытие. Оказалось – Нелидов. Всего-навсего. Не о чем переживать.

– Не-а, – даже рассмеялась от облегчения. – Валерия сказала, что я могу все здесь осмотреть. Меня взяли на работу.

– Ответственно подходишь к заданию, – сказал Павел неестественно строгим голосом. Да что с ним такое? – А хочешь, покажу кое-что действительно интересное?

– Вообще-то мне уже пора, – поспешно отговорилась Ника и развернулась, желая сбежать. Но странный Нелидов резко схватил ее за запястье. Как клещами сдавил.

– Поверь мне, это очень интересно. Тебе понравится.

Втащил в пустую комнату, а оттуда – в следующую, смежную. Туда, где была дверь, незаметная из коридора. Здоровенная железная дверь с целой кучей замков.

Как в бункере.

Нелидов оставил Нику внутри и вышел.

– Ничего личного, Бородина, ты уж извини, – бросил он через плечо. – А узнал я тебя сразу. Могла бы не тратить время на маскарад. Ты чем-то интересна Вику, и я устроил ему встречу. Теперь он исчезнет из города и оставит клуб мне. Я так понимаю, ты тоже горела желанием с ним познакомиться? Значит, моя совесть чиста. Бывай!

Дверь захлопнулась. Металлические штыри бесшумно ушли в невидимые пазы. Ника оказалась в ловушке.

Здесь можно было стоять в полный рост. Единственное полуподвальное окно – под самым потолком, маленькое и зарешеченное – пропускало немного дневного света. Достаточно, чтобы понять – комната пуста. Пол, наверное, когда-то был деревянным, но доски превратились в труху, не выдержав времени и сырости.

Трясущимися руками Ника выцарапала из кармана телефон. Батарейка почти разряжена… Надо беречь. Сигнала сети нет. Ника побродила по периметру с поднятой вверх рукой. Поймала в районе окна. Телефон в ладони ожил. Шанна.

«Игни нашел третью девушку, уже знаешь? Мертва».

Нашел. Он нашел Ксюшу. И ничего ей не сказал!

Еще одно сообщение. Тоже от Шанны.

«Только сейчас приперся».

Теперь она сама здесь. А Ксюша…

Умерла. Умерла. Умерла.

От внезапного приступа слабости Ника покачнулась. Чтобы не упасть, оперлась ладонями о стену, прислонилась к ней лбом и закрыла глаза.

Что с тобой сделали? Ты тоже падала? Падала. Ночью. Одна.

Снова шорохи за спиной. Кто-то вошел в комнату.

– Можешь позвонить с моего, – все тем же тихим голосом произнес Виктор. Ника обернулась. Неуловимым движением он бросил ей телефон, который она поймала только чудом.

– К-кому?

– Своему двоедушному приятелю. Скажи, чтоб приезжал. Прямо сейчас.

– Я не буду, – не слишком уверенно сказала она. Виктор сделал вид, что уходит. – Нет, подождите! Мне надо подумать.

Подумать, не выменять ли свою жизнь на Антона Князева. И, может быть, Шанну. Себя, Веронику Бородину, которую ждут дома, – на двоих, которых никто не ждет. Никто не заметит их пропажи.

Так, стоп. Это здесь совсем ни при чем!

Да нет же, при чем…

Ника хотела домой. Больше всего на свете.

Не позвонит – останется здесь навсегда.

Смерть от жажды – мучительная и долгая. Ты понимаешь, что умираешь. Ты чувствуешь, каково это. Все мысли только о воде. Которой нет. Тебе снится, что ты пьешь. Просыпаешься, и понимаешь, что воды по-прежнему нет.

Как человек, который в жизни ни в чем не испытывал нужды, Ника впадала в панику перед этим нет. Она боялась не смерти, а пытки.

При мысли о жажде во рту мгновенно пересохло.

– Нет, – сказала она упрямо.

Виктор пожал плечами. Забрал телефон. И вышел.

Ника опустилась на корточки возле стены. Спине стало зябко даже несмотря на куртку.

Надо же было так сглупить. Сначала с Нелидовым, теперь с Виктором этим. Оказывается, не она ему нужна – он искал Антона. Да что можно взять с Князева, кроме бессмертной души?

Кроме двух бессмертных душ…

Не станет она никуда звонить.

Маму жалко… Скоро та девушка-волонтер будет сидеть у них в кухне, а по всему городу появятся новые листовки. «Вероника Бородина, 1997 г. р. Ушла из дому и не вернулась».

Шанна знает, где ее искать. Она догадается и что-нибудь придумает.

Нужно подождать.

Ксюша умерла. А хотели на Хэллоуин всей группой собраться. Она была бы Белой Пешкой, а Ксюша – Черной.

Теперь черная пешка Ксюша мертва.

Ника достала телефон. Подсветка совсем тусклая. Подумав, написала Шанне: «Только не приезжайте сюда! Ему нужен Антон! Позвоните в полицию».

Подошла к окну, возле которого появлялась связь, подняла руку вверх и постояла так, шепча «пожалуйста» сама не зная кому. Только бы не разрядился прямо сейчас!

Досчитала до десяти и проверила. Отправлено.

В полиции должны поверить. Ника пропала не первая. И предыдущие не выжили. Ни одна из них.

Она надеялась, что у Шанны с Антоном хватит ума послушаться.

Игни тоже лучше сюда не соваться. Однажды он уже не справился. Незачем его впутывать.

Ника отыскала в телефоне последнее снятое видео. Ее тюремная камера наполнилась Ксюшиным смехом. «Ник, ты что, все это снимаешь?» Гремит посудой за кадром. «Да, посмотрю, как ты делаешь, и повторю». Появляется у плиты, оборачивается, машет рукой. «Начинаем наше утреннее кулинарное шоу…» Пытается жонглировать яблоками. Задевает сковородку. Та с грохотом падает. Ксюша хохочет и лезет под стол. «Чего ты сидишь, помогай уже, вот, на…»

Дальше тишина. Батарейка села окончательно.

– Слушай, засада, – медленно договорила за Ксюшу Ника. – Сахар закончился. Кто побежит? – и добавила уже за себя: – Давай вместе.

Вместе. Давай вместе.

Она села на землю, вытягивая ноги, и снова замерла. Все еще сжимала в руке бесполезный телефон. Уперлась затылком в стену, закрыла глаза. Поспать бы…

Но сон не шел.

Игни не сказал ей про Ксюшу. Не позвал туда, к ней. Не приехал сам. Словно ее все это не касалось.

Игни. Нужен.

Несмотря ни на что…

В ее беспокойном, не приносящем отдыха забытьи Ксюша снова и снова падала.

Ника встала, потерла глаза, обняла себя руками. Попыталась пройтись, но ноги подкашивались. Слабость не отпускала. Шатаясь, она кое-как добралась до противоположной стены, так же медленно вернулась обратно. Висок начинала буравить робкая пока что боль. Только бы не разыгралась…