Текст книги "Двоедушник"
Автор книги: Рута Шейл
Жанр: Ужасы и Мистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Из-под потолка в самом дальнем углу подмигивал зеленый огонек камеры видеонаблюдения.
Отлично.
Зверски хотелось пить. Как и удовлетворить естественные потребности. И если с жаждой еще удавалось смириться, то мочевой пузырь напоминал о себе все настойчивей.
Ника подошла к двери и пнула ее ногой.
Ни звука.
Потопталась на месте, раздумывая, как привлечь к себе внимание.
Но этого не потребовалось. Виктор появился сам. Встал в дверном проеме, скрестив руки на груди.
– Надумала?
Его внешнее сходство с молодым священником начало казаться каким-то зловещим. Запах дыма и ладана. Как на похоронах.
– Отведите меня в туалет.
– Звонить будешь?
– Нет.
Снова ушел. Никино «Это нечестно!» отскочило от гладкой поверхности металлического листа.
Виктор вернулся, когда она уже почти готова была смириться с обстоятельствами и наплевать на всех возможных наблюдателей.
С металлическим стуком поставил у входа эмалированное ведро. Но для Ники и оно показалось пределом мечтаний.
– И воды принесите, – добавила она, пока Виктор еще не скрылся из виду.
Непонятно, услышал ли.
Камера еще эта…
Ника, как смогла, закрыла себя одеждой ниже талии.
Казалось бы, мелочь, но теперь ожидание стало немного комфортнее.
К тому времени, когда она привела себя в порядок, в подвале снова появился Виктор. Принес с собой густой церковный дух и пластиковую бутылку. Запечатанную. Ника проверила.
Значит, жаждой ее морить не собираются. По-крайней мере, пока.
Он наблюдал за нею все то время, пока она жадно глотала воду.
– Я не буду звонить, – который раз сказала Ника, вытирая губы. – Хоть убейте.
– Да и не надо, – Виктор говорил ровным тоном проповедника. – Наверняка ведь уже сообщила, где ты. Сам придет.
От уверенности, которая прозвучала в его словах, Нику бросило в жар.
– Ну, обратится он в полицию, – продолжал этот явный безумец, который выглядел едва ли не нормальнее ее самой. – Там ответят, что заявления принимаются только от родственников. Тогда он пойдет к твоей маме. Не застанет ее дома. Прождет несколько часов. Психанет. И бросится тебя спасать. Так все и будет. Я ведь прав?
Ника с ужасом осознала, что положительный ответ написан сейчас на ее лице.
– Что вы с ним сделаете? С Антоном?
– Ничего. Он мне не нужен. Мне нужен его альтерант.
– Вторая душа? – Ника не знала. Просто догадалась. – Игни?
– Тебе виднее, как он себя называет. – Виктор наконец-то сдвинулся с места. Закрыл за собою дверь, оставшись внутри. С Никой. – Что касается «души», то это слишком большой аванс для таких, как я и он. Душа без души – парадокс, согласись? В первый раз, когда он сам сюда пришел, я сглупил. Не сообразил, как его использовать. И только чуть позже…
«Для таких, как я и он». Ладан и дым погасшей свечи.
Никакой это, к черту, не парфюм!
– Вы тоже двоедушник! – выдохнула Ника. – Но сейчас ведь не ночь… я не понимаю.
– Конечно, не понимаешь.
Виктор не злорадствовал. Не насмехался, не пытался унизить. И от вопросов не уходил. Можно было подумать, просто развлекал разговором. В ожидании Князева. Который скоро появится здесь.
– Нужно немного подумать. – Еще и глядит сочувственно, как на смертельно больную. – Раз я живу днем и ночью, значит…
– Тот, второй, постоянно спит…
Виктор прикрыл глаза и слегка кивнул.
– Только не тот. Та. Моя Виктория.
Виктор и Виктория… Две души. Парень и девушка.
– Разве такое возможно? – хотела подумать, но произнесла вслух.
– Не более, чем само существование альтерантов, – мягко усмехнулся Виктор. – Это очень грустная история. Я не хочу тебя расстраивать.
Он замолчал, но уходить не торопился. Ника стояла напротив. Подпирала плечом стену, куталась в куртку, но согреться не удавалось. Она дрожала, словно в лихорадке. Подвальная сырость, казалось, добралась до самых костей. Ника отчетливо понимала, что Виктор и есть тот самый «такой же, как я», который едва не убил Игни на заброшенном мукомольном заводе. Это он превращал людей в Пастырей, чтобы собирать Есми. А потом убивал их – кстати, как? Сбрасывал с самолета?
Единственная возможность это узнать – задать вопрос. Прямо сейчас.
– Расскажите, – попросила Ника. И повторила, как только почувствовала, что он колеблется: – Расскажите. У нас ведь много времени, верно?
Кажется, именно этого он и ждал.
– Я задолжал слишком много. Я спасал ее всю жизнь. Нет, не сознательно. Просто родился для того, чтобы она жила. А она родилась, чтобы умереть… – Он говорил и ходил из стороны в сторону вдоль стены. Помогал себе жестами, когда не хватало слов. Замирал, замолкал надолго, заговаривал снова. Будто выбрасывал слова в стылый воздух подвала. И они устремлялись к потолку, но очень быстро замерзали и падали. – Она должна была погибнуть еще в роддоме. Мы лежали рядом. От нас обоих отказались. Пустая палата. Только мы – я и она. Уже тогда никому не нужные. Была зима. Холод, темень. И мы, два с рождения ничьих человека. Шерстяные одеяла, пеленки, обогреватели. Все очень близко. Уже тогда она умела молчать, а я – вопить изо всех сил. И когда одно из одеял задымилось, я орал тоже. Никто не подходил. Пустая палата. И мы…
Остановился. Отдышался. Ника боялась шевельнуться и спугнуть этот приступ откровенности. Делился ли он этим раньше?
– У нее потом шрамы от ожогов навсегда остались. На плече, и вот здесь, и здесь, – показал на себе, коснулся пальцами руки и шеи. – Врачи сказали, что, если б не мой истошный крик, она бы точно умерла. Прямо там, в своей кроватке. Потому нас и назвали одинаково. Ее – в честь меня. Меня – в честь нее. Виктор и Виктория.
Мы попали в один детский дом. Так и не сдружились. Слишком разные. Мечтательная она и хулиганистый я. Но какая-то неведомая сила постоянно нас сталкивала. За ней ходила смерть. А натыкалась на меня. Она тянулась к оголенному проводу – моя рука оказывалась там раньше. Она тонула – я был единственным, кто слышал крик о помощи. Она болела – я мгновенно заражался и лежал на соседней койке, принимая на себя ее боль и жар…
Она влюбилась. Безответно. Сама искала смерти. Но и тут я подставил безносой подножку. Клянусь – не нарочно. Просто в ту ночь не спалось. Бродил по коридору, и вдруг дернуло выйти на улицу. А там она. Уже в петле. Еле успел…
С тех пор мы не расставались. У смерти не осталось шансов, так я думал. Мне казалось, она отступила, бросила свою недобитую добычу и скрылась в поисках новой. Но я ошибался…
Виктор в очередной раз замолчал, остановился у своей стены. Достал зажигалку, пощелкал, глядя на вспыхивающее и гаснущее пламя. Спрятал обратно в карман.
– Смерть стала хитрее. И на этот раз ударила в спину. Я только начал пробовать себя в бизнесе. Дела быстро пошли в гору. Мы зажили так, как никогда раньше. Казалось, все позади – детский дом, вонючая однушка на окраине, копеечные зарплаты официантки и грузчика. Мы хотели посмотреть мир. Мы только начинали жить. Мы любили друг друга. У нас наконец-то появились деньги…
Стреляли в меня. Она просто оказалась рядом. Я был уверен, что это самое безопасное в мире место – быть со мной рядом. Снова ошибка… я умер мгновенно. Она до сих пор не пришла в себя. Она в коме. Понимаешь? Все это время она в коме, и только поэтому я здесь. Вторая душа. Альтерант. Не знаю, как это вышло… Но я задолжал очень много. За всю ее жизнь. И теперь должен расплачиваться…
«Ты – не вторая душа, – подумала Ника, потихоньку переминаясь на затекших ногах. – И уж тем более не альтерант. Ты ангел-хранитель для своей Виктории. И чокнутый псих – для всех остальных».
– У Виктории не хватило бы сил ждать, пока я сам соберу столько Есми… и тогда я придумал. Меня слушаются птицы. Они могли бы охотиться за меня. Но птицы – это стая… Стае нужен вожак. Пастырь. Тот, за кем пойдут Есми. Тот, за кем полетят птицы. Я долго пробовал. Находил людей. В разных городах, чтобы не вызывать подозрения. Но все они не выдерживали боли и погибали…
«Ничего себе новости. – У Ники похолодело внутри, хотя казалось бы, холодней уже невозможно. – Так значит, девчонки не первые… и им, можно сказать, повезло…»
– Постепенно я научился дозировать боль. Но не это главное. Они выживали, когда я отдавал им часть себя.
– Часть… себя?
Кивнул. Потер ладонями глаза. Снова кивнул.
– Я понял случайно. Та д-девушка, она… – Виктор достал из кармана сигарету, и только когда прикурил, Ника заметила, как трясутся его руки. – Она меня сп-провоцировала. Решила, что я позвал ее для этого. И потом… Выдержала обряд. Несколько дней была без сознания, металась и бредила, думал, не выживет… а она открыла глаза. И птицы приняли ее, как меня.
– Вы ее… изнасиловали?
– Она пережила обряд. Это важнее. Точно так же, как остальные. Я выбирал места десятков смертей. Водокачка – наследие лихих девяностых. Знала бы ты, сколько тел навсегда упокоилось в ее штольнях… Гостиница стояла на костях, а когда их нашли, то даже не позаботились о том, чтобы перезахоронить останки. Третий дом сожгли вместе с жильцами. Освободили место под новостройку – как же я люблю наш город… Один дом – один Пастырь. Я пытался использовать дважды, но ничего не получалось. Это было мучительно и бесполезно.
– Почему они падали?
– Что?
– Почему они падали? – Ника сама себя не слышала, ей казалось, что она только шевелит губами. Но Виктор ответил.
– Потому что я их отпускал. И они уходили через Полупуть – но недалеко. Ровно настолько, чтобы никто не связал их смерть ни со мной, ни с вокзалом. Ты ведь поняла, насколько важен вокзал?
– Детские мечты… – непослушными губами прошептала Ника. – Всего лишь детские мечты!
– Моя симпатия к Ромодановскому здесь ни при чем, – произнеся это название, Виктор улыбнулся, как улыбаются при звуке имени любимого человека. – Любой вокзал – это путь на изнанку города. С любого вокзала можно уйти и никогда не вернуться… Просто этот вокзал – мой.
– Что такое изнанка? Кто должен туда уйти?
Ника застыла. Виктор перестал отвечать.
– К тебе гости. – В его карих глазах отразилось искреннее сожаление. И Нике подумалось, что прямо сейчас он свернет ей, любопытной, шею. Без всякого желания. Даже с отвращением. Но свернет. – Нам пора идти.
Сдержался.
Наверху их ждали. Но не люди.
Черные балахоны, птичьи маски, шляпы и посохи. Птицы, которые превращаются в людей. Люди, которые превращаются в птиц.
А еще – Антон и Шанна. В центре зала с темной стеклянной стеной.
Даже парой слов не перекинуться – к ним было не подойти. Виктор сразу направился к выходу. Перед тем как покинуть клуб, Ника успела оглянуться. Увидела непроницаемое лицо скрипачки – уж она-то могла бы не приходить! Но сделала свой выбор. Оба сделали – или им так только казалось. Антон еле держался на ногах. Все еще очень слабый. Но улыбался. Ей, Нике.
Черные спины заслонили обоих.
На улице Виктор жестом подозвал машину.
– Альтерант должен быть здесь ночью. Это важно. Не опоздай. Я буду ждать.
Антон
– Да какая, к черту, полиция? Если это тот же хрен, который с Игни схлестнулся – а больше некому, – то он неживой. Он через Полупуть ходит!
– Посмотри за окно. Что видишь? День. Полупуть закрыт на сервисное обслуживание!
Имеет в виду, что вторые души не шляются по городу в светлое время суток. В ее словах есть резон. Но на мое решение они не влияют.
И мне по-прежнему хочется убить эту идиотку Нику, которая поперлась туда одна. А лучше бросить ее там наедине с… дневной душой, ночной? Какая, на фиг, разница! Результат тот же, зато рук не замараю.
– Ника не знала про свою подругу. – Иногда мне кажется, что Шанна читает в моих мыслях, хотя всегда уверяла в обратном. – Игни ей не сказал.
– Игни – мудло.
Молчит неодобрительно. Ненавидит, когда я ругаюсь.
– Ладно, все… – Сажусь на диван, натягиваю драные носки и нащупываю ногами ботинки, но не обуваюсь. Так и сижу, тяну время сам не знаю зачем. – Надо ехать.
– Подожди, переоденусь.
– Не подожду. – Ей достается авансом. Не умею быстро переключаться. – Здесь остаешься.
– Тох…
– Нет, сказал!
– Между прочим, у вас с Игни одинаковая манера выражаться. – Голос подводит. Обиделась. – Один – мудло, второй – хамло. Как я вообще с вами двоими живу?
Ее «с вами двоими» мне не нравится. Но это правда. Фактически, так и есть.
– Тох, одного я тебя не отпущу. Он ведь не поболтать о том, о сем тебя приглашает.
Сам знаю. Не понимаю только, чем она-то мне поможет. Улечься рядышком в одной могиле – это не помощь.
– А вдруг ты вообще не вернешься?
Футболку наполовину стянула, обернулась, глядит янтарными глазищами.
– Куда мне тогда? К бабуле обратно? Да я лучше вместе с тобой… Там…
Бретельки черного бюстгальтера соприкасаются между ее лопаток, образуя большую букву «Х». Стоит на фоне разбухшей от сырости штукатурки. Дом бугрится чумными бубонами, загнивает некротической плесенью. Дышит смрадом, жадно впитывает тени, паутинно цепляется…
Моя девочка. Единственное светлое, что есть в этой комнате. Я боюсь за нее.
– Шаннка…
– А?
Сопит, возится с молнией толстовки.
– Иди ко мне.
– Подожди секунду. – Не расслышала, что ли? – Дурацкий замок, заедает…
– Нет, сейчас иди.
Хорошо, что заедает. Не придется снова застегивать.
Как только она оказывается рядом, я обхватываю ее руками за плечи и тяну за собой на диван. Сопротивляется, но не настолько, чтобы я не смог с ней справиться.
– Да, но Игни… – Выдыхает снизу, в шею. Сама неуверенно нащупывает пряжку моего ремня. Дрожит. Руки ледяные.
– К черту Игни.
Она горячая, как печка. Дыхание жаркое. И трясет ее от того, что температура поднимается.
Это все сырость.
Покашливает нехорошо. Слишком хрипло.
И горячо, горячо, до чего горячо-о…
Мочка ее уха проколота в трех местах, но сережки она не носит.
Вид этих трех дырочек сводит меня с ума окончательно.
Ей, наверное, очень больно. Из-за простуды она не может кричать, только шипит сквозь зубы. Ресницы слиплись. Плачет. Крови больше, чем я думал. Мы друг другу не подходим.
Потерпи, маленькая. Я постараюсь быстро.
Господи, какая же ты узкая…
Это совсем не похоже на то, что я испытывал через Игни. Не так остро.
Не так беспощадно.
Она даже не пытается притвориться, что ей со мной хорошо. Просто ждет. Позволяет мне делать то, чего я давно желал, но представлял совсем иначе.
Иначе – как у него. Когда оба забывают обо всем, кроме того, что происходит сейчас между ними. Неважно даже, что рядом есть кто-то третий…
Зря я о нем подумал. Следом потянулось совсем уж абсурдное – как поступила бы Шанна, если бы он захотел того же? Влепила бы пощечину или с тем же видом жертвенного агнца легла бы под него и терпела, кусая губы, просто потому, что живет с нами обоими?
– Да пошел он!
Я встаю. Мне уже ничего не хочется.
– Что? Что случилось? – Она выглядит больной и уставшей. Приподняв голову, безразлично наблюдает за тем, как я бью рукой в стену. В последний момент разжимаю кулак, и удар приходится на раскрытую ладонь. Даже сейчас испугался боли, слабак.
– Уже ничего.
Она остается лежать. Отворачивается к стене, стискивает коленями кисти рук. Давит рвущийся наружу кашель. Решит теперь, что причина в ней. Но на объяснения нет сил.
Сажусь рядом. Глажу ее по плечу. Такой большой и такой бестолковый.
Чувство вины. Собственная бесполезность. И паника. В ожидании того, чем ответит мне Игни.
Где все это было раньше? До того, как?..
– Дай мне пять минут, – просит она, хрипя больше прежнего. В голосе слезы, но я не осмеливаюсь лезть с расспросами. – Выйди, пожалуйста.
Вот и куда ей, такой, ехать?
Но я подчиняюсь. Я жду. Топчусь за дверью, дымя сигаретой, словно нервничающий отец под окнами роддома.
Я жду, потому что устал спорить и потому, что действительно хочу поехать туда вместе с ней.
Ромодановский вокзал
Время тянулось как никогда медленно. Загустело до степени осязаемости – казалось, его можно потрогать руками – и клубилось вокруг сероватой дымкой. Стягивалось, сжимало, облепляло лицо и плечи, пока не превратилось в кокон. Ника находилась внутри. По ночной набережной изредка проходили люди – не быстрее обычного. Мимо пронесся автомобиль – тоже с обычной для города скоростью. И только ее собственное время перестало совпадать с этим общим ритмом жизни. Оно мерялось теперь не минутами, а скорее ударами сердца. И пульсацией крови в висках.
А вдруг он вообще не придет?
Должен. Обязан. Он знает, что случилось. Раз знает все, что происходит с Антоном.
Он должен прийти…
Ника ждала возле старого особняка. Это место стало для Антона чем-то вроде дома. Игни должен догадаться, что она здесь.
Должен, должен… Ничего он ей не должен! И вообще никому. Игни сам по себе. Как там Шанна говорила? «Если посчитает нужным – явится».
Всего-то два часа прошло. А кажется – вот-вот рассветет.
Ника оборачивалась на каждый громкий звук. Ожидала, что приедет.
Но он открыл ей дверь. Все это время был в доме. Оказывается.
Просто раньше не открывал.
– Заходи, – сказал вместо приветствия. Тряхнул длинной челкой. Волосы отросли. Только сейчас заметила.
– Некогда, – отказалась Ника. – Нас ждут. Ты же знаешь.
– Знаю. Заходи, поговорим.
Нашел время… Ника даже притопнула от досады. Еще и уговаривать придется!
Поднялись в ту самую комнату, где жили Антон и Шанна. Крепко пахло кофе и табачным дымом. Смесь этих запахов вызывала дурные воспоминания. Едва ли она когда-нибудь забудет.
Игни по-турецки уселся на пол и продолжил оттирать свою куртку ветошью. Вокруг было разбросано уже испачканное тряпье. Скомканные лоскуты в крови.
– В общем, такое дело… – Он смотрел куда угодно, только не на нее. Сначала себе под ноги пялился, потом уставился в потолок. – Я никуда не поеду.
– В смысле? – изумилась Ника. Хотя уже начала догадываться, что сбываются самые худшие подозрения. Просто пока отказывалась в это верить.
– В самом прямом. Я не буду помогать Антону.
– Ты… Струсил, что ли?
– Нет. – Теперь он пристально смотрел в черноту за окном. – Я о таком всю жизнь мечтал. Свою вторую жизнь. Если Антона не станет, я… останусь один.
Что-то такое всплыло в памяти. Ах, да. Разговор Антона с мамой в тот день, когда он провожал Нику с кладбища. «У твоего Игни есть только одна возможность освободиться – твоя, мальчик, смерть», – сказала она тогда. Неужели невольно подсказала второй душе выход?
– Я надеялся, что Антон не выживет после того, как меня отделали, – продолжал он равнодушно. – Но Шаннка, ведьма, вытащила. Она сильнее, чем я думал. И сейчас ты мне очень помогла. Спасибо тебе.
Лучше бы он этого не говорил. Внутри Ники все узлом связалось. Помогла? Она – ему? Да не собиралась она помогать! Не для того чтобы заманить туда Антона, поперлась в клуб! Это просто чертово стечение обстоятельств…
Она вернется. С ним или без него. Может быть, еще не поздно все исправить. Живым он стать захотел… Не получится!
Живыми так не становятся.
Только бы ничего не заподозрил…
Пользуясь паузой – все это время Игни находил вокруг себя новые объекты для интереса, – Ника присела с ним рядом. Глядела в упор, а он старательно отворачивался. Игни принял решение, но не казался счастливым. Наоборот – подавленный какой-то.
Тонкий нос с горбинкой, тени под глазами. Запах полыни – его запах.
Засохшие темные капли на щеке.
Да что же это…
– У тебя кровь… здесь, – Ника показала на себе.
Дернулся, вытираясь. Все осталось, как было.
– Ты ранен? – зачем-то спросила, хотя сама понимала, что это не его кровь, – собственной так не испачкаешься.
Игни посмотрел на нее насмешливо и в то же время с жалостью.
– Правду сказать? Или отмазаться?
– Правду. – Короткий выдох.
– Князев дал мне карт-бланш. Я убил человека.
И после ответа пальцами хрустнул. Так отчетливо, нарочно. И глаз не отводит. Какой реакции ждет – непонятно.
Ника с трудом заставила себя остаться. У нее была цель.
– За что?
– За дело, – сказал и отвернулся.
Он был каким-то незнакомым. Немногословным более обычного. Близко, но в то же время далеко. Убийца. Теперь уже точно. Окончательно и бесповоротно: убийца.
Ей хотелось его ненавидеть, но не получалось.
Протянула руку, заставила повернуться к себе.
Смотрит. Взгляд из другого мира, которому он принадлежал больше, чем этому.
– Ну, что еще?
Не говори, не надо… и так тяжело.
«Это нужно для дела», – подумала Ника, заключив, таким образом, сделку с совестью.
И нашла его губы.
Думала, оттолкнет. Но он ответил. Требовательно, жадно. Схватил, чуть не повалил на пол. Она удержалась только потому, что он ее держал.
Дышала только потому, что он дышал вместе с ней.
Он брал и отдавал взамен. Он слушал ее. Понимал. Отзывался. Слишком охотно. Слишком… весь. Так быстро…
И хотел большего. Здесь. Сейчас. С нею.
Срочно вспомнить, зачем пришла…
Полынь. Горечь.
Игни. Игни…
Во внутреннем куртки. Заставил повозиться.
Ника вытащила ключ от мотоцикла, спрятала в кулаке. С усилием отстранилась, давая понять, что продолжения не будет. Он отпустил. Едва оказавшись на ногах, она отошла настолько, чтобы он не смог до нее дотянуться.
Игни так и остался сидеть с закрытыми глазами. Слишком далеко ушел и никак не вернется. Пришлось возвращать.
– Мне кажется, ты заблуждаешься насчет смерти Антона.
Ага, зашевелился. Глядит с растерянностью, ресницами хлопает. Никак не поймет причину такой резкой смены настроения. А Ника продолжала говорить. Чем дальше – тем яростней:
– Может, ты и правда перестанешь быть его второй душой. Я ничего в этом не понимаю. Но человеком не станешь. Точно тебе говорю. Потому что люди чувствуют. А ты? Ты знаешь, что такое боль?
– Конечно. – Все еще не понимает. И вроде бы оправдывается. – Просто научился ее терпеть.
– А любовь? А привязанность? Ты готов пожертвовать собой ради тех, кто тебе дорог? – напирала Ника.
– Н-не знаю…
– Это потому, что таких людей, как ты, – нет. Ты никого не любишь. И ничего не чувствуешь – кроме ненависти к Антону, которую сам же себе и придумал. Вот поэтому ты неживой, Антон Ландер. И останешься неживым. Что днем, что ночью.
– Постой, все не совсем так… – Он повел рукой, словно хотел схватить что-то невидимое. Но оно ускользнуло. – Я ведь только что чувствовал… Сейчас, с тобой.
– Что? Что именно? Ты можешь это назвать?
Молчит. Хватает ртом воздух. Конечно, не может. Куда ему.
Ника сама не понимала, откуда в ней столько злости. Будто кто-то изнутри диктовал слова, которые наверняка его заденут. Искреннее недоумение Игни, его попытки оправдаться только сильнее разжигали пламя негодования. Сейчас он выглядел мальчишкой, которому дали новую игрушку и тут же же отобрали, а вдобавок прочитали нотацию о плохом поведении. Он действительно не понимал, в чем провинился.
Слова закончились. А хотелось сделать еще больнее. Ему. Себе. Чтоб не тянуло обратно в его руки. Чтоб не казалось, что он теперь ее, Никин, раз так заводится в ответ.
– Убийца, альтерант бездушный! – выпалила она, сбежала вниз и шарахнула дверью.
Отыскала мотоцикл, резким пинком убрала подножку. Снова эти тумблеры бесконечные… Зажигание. Стояночный тормоз. Что там дальше?.. Ах, да. «Драйв», акселератор.
Сейчас поймет. Услышит рев мотора и выбежит.
Плевать на него сто раз.
В свете фары мокрая дорога блестела, как зеркало. Хорошо еще, что нет дождя. Только ветер в лицо. Мигом остудил, выдул из головы лишние мысли. Главное – доехать, а там… Договориться? Пригрозить?
Как она собирается сделать и то, и другое, Ника пока не знала.
Она – бессмертная. С ней ничего не может случиться.
С кем угодно, только не с ней.
Твердила эти слова, как заклинание. Добравшись до бывшего вокзала, оставила мотоцикл у входа. Рванула к дверям, но не дойдя вернулась. Открыла мотокофр.
Кистени. Цепи с шарами тяжеленные – чуть не выронила себе на ноги. Удержать бы, не то, что размахивать. Но выглядят внушительно.
На всякий случай…
Неумело держа оружие за рукоятки – шары на цепях волочились вслед за ней по земле – Ника вошла в вестибюль ночного клуба. В любой другой день ее с кистенями в руках развернули бы уже у входа. Но сейчас некому было разворачивать. Ни охраны, ни работников гардероба, ни уборщиц – ни одного человеческого лица. Даже люди-птицы свои клювы не высунули, чтобы встретить долгожданную гостью.
Зато если как следует раскрутить и врезать одной из этих штуковин с шипами по полу, можно оставить о себе долгую память. Любо-дорого представить, как красиво разлетятся вдребезги эти тщательно подогнанные одна к другой зеркальные плиточки.
Ника решила, что позже обязательно так и сделает.
А сейчас некогда. Надо двигаться дальше. Надо успеть.
Зал с танцполом тоже оказался пуст. Куда все подевались? Только несколько ворон под потолком встретили ее хлопаньем крыльев и хриплым карканьем.
Ника подошла к стеклянной стене. Попыталась рассмотреть хоть что-то за ее непроницаемой чернотой. Снова подавила желание пустить в ход кистени, хотя могла бы поспорить, что при встрече с оружием Игни умное электрохромное стекло поведет себя как самое обычное – превратится в россыпь осколков.
Вдруг – словно стена испугалась, уловив мысли Ники, – темная поверхность помутнела, и за ней стали угадываться расплывчатые силуэты. Поначалу смутные, они постепенно приобретали четкость и объем. И вот уже можно было различить две фигуры. Виктор и Шанна. Стоят рядом на дощатом перроне. Его длинный светлый помост выделяется в ночной темноте.
Еще днем никакого перрона здесь не было.
Холм – был. Клены и березы на склоне, вытоптанный пустырь – тоже. А сейчас… рельсы? Да, ржавые, местами просевшие и совсем засыпанные землей.
Те самые пути, которые были разобраны в семьдесят четвертом году после того, как на вокзал сошел оползень.
Начинаясь тупиком у перрона, железнодорожное полотно едва заметно поблескивало там, где на него падали разноцветные отблески иллюминации ночного клуба, а после тонуло во мраке. Фонари над рельсами казались тусклыми желтыми шарами, но давали достаточно света, чтобы разглядеть нескончаемую полосу тумана. Или не тумана?
Не тумана.
Это были Есми. Призрачные людские силуэты вереницей теснились на шпалах. Бесконечная очередь на тот свет. Виктор и Шанна возвышались над толпой призраков, как два военачальника над своей армией. Антон был там же. Лежал, свернувшись в клубок, на самом краю перрона, и не подавал признаков жизни.
Ника заметалась вдоль стены. Зал с танцполом и «умным стеклом» был когда-то залом ожидания. Значит, отсюда должен быть выход на платформу! Наконец нужная дверь обнаружилась – за шторой из плотной черной ткани. Над ней светилась зеленым табличка, сообщающая, что в случае пожара бежать нужно именно сюда.
Незаперто. Ника шагнула на улицу и задохнулась от ветра, который хлестко ударил в лицо.
Есми. Сколько же их здесь? Не меньше сотни. А может и больше.
Цена жизни Виктории. Долг за все ее счастливые спасения.
– Ты пришла одна, – печально констатировал Виктор. – Мне очень жаль.
И вытянул руку.
Пистолет. Ника только в кино такое видела.
С искаженным, как от сильной боли, лицом Вик направил оружие на лежащего Антона. Даже сквозь завывания ветра Ника расслышала вскрик Шанны.
– Подождите! – Ника не решалась подойти ближе. Застыла на месте, лихорадочно соображая, о чем еще с ним говорить. – Может быть, я могу чем-то помочь?
– Нет, – ответил Виктор и с горечью в глазах покачал головой. – Ты и так опоздала. Нам пора уходить…
Чьи-то руки мягко высвободили рукоятки кистеней из ее дрожащих от напряжения пальцев. А потом отодвинули в сторону саму Нику.
Очередной порыв ветра бросил в лицо запах полыни.
– Как ты здесь оказался?
– Полупутем до «мукомолки», а дальше пешком, – ответил Игни и улыбнулся – открыто и совсем не обиженно. – Я ведь неживой. Ты ничего о нас не знаешь.
Он прошел вперед и встал между Антоном и Виктором. Сложенные пополам кистени он держал в руках за спиной, как бесполезную игрушку.
– Чего ты хочешь?
– Чтобы ты отвел их на изнанку. Вместо меня.
Они общались, как старые знакомые. Почти что друзья. Словно случайно встретились посреди оживленной улицы и обсуждают последние новости. Один – бесконечно уставший от борьбы за любимую. Второй – от борьбы за то, чтобы называться живым.
Они не хотели больше бороться.
– Я сделал бы сам, но не могу ее оставить, – объяснял Вик. – Ее нельзя оставлять. Она пропадет здесь одна, без меня. А ты… Тебя ведь ничего не держит, верно?
Игни кивнул. Ветер трепал его волосы и распахнутый воротник куртки.
– Я их не трону, – прибавил Виктор. – Обещаю. Может быть, мое слово и то, что парень не проснется, станет небольшой компенсацией за твою услугу…
После этих слов Шанна метнулась к Антону, обхватила его обеими руками, попыталась закрыть собой. Только вряд ли она могла помешать тому, о чем говорил Виктор.
– Понимаешь, – продолжал тот, словно оправдываясь, – я всегда был уверен, что мне придется ее покинуть. Меня пугала не изнанка, а то, что, стоит мне уйти, она снова… не переживет. И все окажется напрасным. Но… Не знаю, слышал ли ты эту историю. О второй душе, которая смогла расплатиться и остаться здесь. Вместо нее на изнанку отправился другой. Доверенный. Принес себя в жертву, чтобы она могла жить.
– Бред, – заключил Игни. – Если бы можно было подарить кому-то свой долг, все вторые души бы так делали.
– Нет! Это шанс! Шанс для меня и Виктории быть вместе – не единым целым, а двумя людьми, как было раньше! Ты отведешь Есми на изнанку. Тебя ничего не держит. У тебя нет близких. Ты совсем один, тебе неважно, лицо или изнанка… я знаю. А может, там даже лучше! Там могут быть другие такие, как ты…
– У меня есть выбор? Время подумать?
Виктор качнул головой.
– Тогда сделай одолжение – подожди немного, – попросил Игни. Развернулся и направился к Нике.
Она ровным счетом ничего не понимала, но с трудом сдержалась, чтобы не вцепиться в него намертво. Сдержалась. Стояла, сжав кулаки так, что ногти больно впивались в ладони.
– Что происходит? Куда ты собрался? – Плохо скрываемая паника уже металась у нее в груди в поисках выхода.
– Послушай… я понял, что ты хотела услышать от меня там, в доме. – Игни, напротив, выглядел необычайно спокойным. Не хмурится, не кусает губы… Расправил плечи, голову поднял. И видно, как бьется на шее тонкая жилка. – Я понял, – повторил он. – Я скажу.
Наклонился и шепнул ответ ей на ухо.
– Угадал?
Убил. Одной-единственной фразой. Ника и сама не знала, чего именно тогда от него добивалась. Она злилась, и кричала, и думала, что права. Просто все пошло не так, как она рассчитывала. Вот и взбесилась. Но точно не ждала ничего подобного.
Правда, то, что он только что сказал, стоило того, чтобы ждать. Гораздо дольше.
И того, чтобы бежать за ним. Заставить вернуться. Отмотать время назад, отменить этот день, это место, этих людей с их трагедиями, историями и правдами… Все то, что вынуждает его уйти.
Но она не побежала. Не заставила. Не отмотала.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.