Текст книги "Двоедушник"
Автор книги: Рута Шейл
Жанр: Ужасы и Мистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Скотобойня
Она не была Никой в той же мере, в какой сам он не был Антоном Князевым. То есть вообще ни разу.
Только казалась ею.
Довольно, кстати, успешно – он, может быть, так и не догадался бы, не заговори она о себе в третьем лице.
И Полупутем рассекает довольно лихо.
– Что ты делаешь? – поинтересовалась Арсеника, в то время как он сбрасывал на пол все, что попадалось под руку, и открывал все ящики подряд.
Многочисленные разговоры о Порядке становились пустыми словами, когда дело касалось личных вещей конвоиров. Каптерка, куда вывел их Полупуть, выглядела так, словно внутри что-то взорвалось. Одежда вперемешку с оружием. Какое-то пыльное тряпье, как попало набросанное на несколько письменных столов и кресло. Пара зеркал. Манекены. Под ногами в изобилии валялись те самые металлические шайбы, при помощи которых Гил ловко связывал «сны изнанки» по рукам и ногам. Ржавые и блестящие, овальные и круглые – видимо, Черскому пришлось поэкспериментировать, прежде чем найти оптимальные вес и форму. Не привыкший разбрасываться такими полезными вещами, Игни поднял несколько более-менее похожих на оригинал и рассовал их по карманам джинсов. Вдруг пригодятся.
Карабин лежал на верстаке, полуприкрытый черной тюлевой юбкой. Оставалось найти патроны, которые никак не желали обнаруживаться.
– Если объяснишь, что ищешь, я смогу тебе помочь, – не дождавшись ответа, сказала Арсеника.
Идея хорошая. Сам бы не догадался.
– Картонная коробка. Размером примерно… – Он показал на пальцах. – Внутри должны быть…
Договорить не успел – в каптерке появился истинный хозяин карабина. Возник у входа, руководствуясь негласным правилом – если хочешь попасть в помещение через Полупуть, то лучше ориентироваться на дверь. На случай, если желаемая точка пространства уже окажется занятой телом кого-то более расторопного.
Застигнутая врасплох, Арсеника застыла на расстоянии вытянутой руки от Игни. Сам он лишь немного приподнял ствол «Сайги», чтобы тот глядел прямо в грудь Гилу.
– Копать-хоронить… – На лице конвоира отразилась напряженная работа мысли. – Ландер, ты че творишь?
– Патроны давай.
Все еще соображая, Гил подошел к вешалке и принялся шарить в карманах всех курток подряд. Наконец отыскал картонную коробку и бросил ее Игни со словами:
– Не дури. Куда ты здесь денешься?
Видно, все еще считал его товарищем по службе. Предупреждал по-дружески. Потом сделал шаг вперед, развел руки в стороны, давая понять, что безоружен.
– Лучше не надо. Не убью, – сказал Игни, припомнив его же слова. – Но помучаешься.
– Что будем делать? – подала голос Арсеника.
Забавно. Он собирался задать ей тот же вопрос.
– Копать, – брякнул Игни, не спуская глаз с недавнего соратника. – И хоронить.
На лице Гила расцвела усмешка. Он все еще стоял с приподнятыми руками, когда у него за спиной плавно возникли другие. Тонкие, обтянутые черными кожаными рукавами. И в каждой по пистолету, направленному на Игни и на Арсенику.
Интуиция вторых душ подсказала ему, что будет дальше.
– Следуй за мной, – быстро проговорила Арсеника.
Еле успел. Шагнул вслепую. Предплечье обожгло, как если бы его стеганули кнутом.
Досадуя, что приходится отвлекаться на ерунду, Игни зажал рану ладонью. Пальцам стало липко.
Как только он вышел из Полупути, на него налетел маленький ураган: спутанные волосы, локти, колени и визг. Пришлось немного отступить, чтобы не упасть под таким натиском. Только уткнувшись носом ему в ключицу, Ника затихла. Буря стихла, оставив после себя звенящую тишину.
И их двоих.
А чуть поодаль, в нелепом полосатом переднике, со сковородкой в руках стояла ничего не понимающая Шанна. Беззвучно открывала и закрывала рот, хлопала ресницами и выглядела при этом глупее некуда.
* * *
– Да, я тоже по-прежнему нуждаюсь в еде. С превеликим, кстати, удовольствием лопаю. – Отвернувшись от керосинки, на которой исходила паром чугунная сковорода, Шанна поставила на стол квадратную белую тарелку. – Ты ешь, не бойся. Продукты бабушка с лицевой стороны приносит. Вполне… натуральные.
Выглядело содержимое тарелки как адское рагу, мешанина из всего хоть сколько-нибудь съедобного. Но Ника не отказалась. Наоборот – энергично заработала вилкой.
В отличие от нее, Шанна не спешила. Больше говорила, чем ела, и сопровождала свои слова движением руки с ножом, словно дирижировала.
Третьим в их компании за столом был Ариман. Этот просто сидел, откинувшись на спинку стула, со скрещенными на груди руками.
Остальные, включая Игни, разбрелись по комнате – это не было полноценной кухней. Скорее, первое попавшееся помещение, приспособленное под нее с помощью керосиновой плитки и трех сдвинутых вместе металлических столов. Вид их наводил на мысль о промышленной разделке мясных туш. Все три имеющихся стула были заняты, поэтому не участвующим в трапезе конвоирам приходилось подпирать стены. Всем, кроме Эша – тот оккупировал подоконник.
Как и остальные, Игни ловил каждое сказанное за столом слово и сожалел, что сам оказался не силен в дипломатии. Вот и приходилось теперь во всем полагаться на красноволосую пигалицу, которая вела себя по-хозяйски, ничуть не смущалась сумрачным видом главы Предела Порядка и вообще как-то слишком уж непринужденно держала в руках судьбу Ники. И его, Игни – тоже.
– Просто отпусти их, – убеждала Шанна. – Собираешься учить Нику? Серьезно? Лично я не знаю человека, который был бы более неспособен к насилию, чем она.
При этих словах поэтическую физиономию Аримана перекосила гримаса. Видимо, вспомнил историю обманутого им приятеля-пацифиста.
– Вытащи Ландера из-под Вуали, и пусть она проваливает, – грубо заявил глава Предела, разбивая образ печального интеллигента вдребезги.
– Не могу. До тех пор пока не займу бабушкино место, дорога на лицевую сторону мне заказана. А бабушка уже отказалась. И она не привыкла дважды обсуждать одно и то же…
– Я подожду, пока Коровьей Смертью станешь ты.
Шанна широко улыбнулась и кивнула.
– Жди. За это время он просто сгорит.
Словно в подтверждение ее слов, комната перед глазами Игни стала на пару тонов темнее. Вуаль. Не потому ли ее так называют, что на лицо словно вдовий платок накидывают? Чужой голос в голове снова попытался затянуть волынку о мостах, но Игни посмотрел на жующую Нику, и голос заткнулся. Не навсегда. Просто проиграл сейчас, но это значит лишь то, что в дальнейшем он станет еще настойчивей и злее…
Вдобавок ко всему, его руку в том месте, где ее стягивала белая бинтовая повязка, настойчиво поглаживали пальцы Идель. Пытался делать вид, что ничего не замечает, но она не прекращала. Дернул плечом. Дошло наконец-то.
– Обиделся? – прямо в ухо дунула.
– Ты в меня стреляла.
– Я знала, что не убью тебя. Ты пытался сбежать. Я делала то, что должна была. Все ведь в порядке, правда?
Игни не мог объяснить ей то, что просто недоступно ее пониманию. То, что для любого нормального человека лежит вне категорий «хорошего» или «плохого», «злого» или «доброго», «любви» или «ненависти». То, что недопустимо. Просто потому, что где-то внутри него прочерчена – процарапана, по живому вырезана – грань, которую он не переступит ни-ког-да.
Не мог. Да и не хотел.
– Ты. В меня. Стреляла, – повторил он, чеканя слова. И, кажется, слишком громко. – Из этих слов никак не складывается фраза «все в порядке».
Ника услышала. Посмотрела на обоих с тревогой и искоркой любопытства. Не хватало еще и ее во все это втягивать.
Только Шанна и Ариман по-прежнему не замечали ничего вокруг. Красноволосая девушка продолжала гнуть свою линию. С завидной легкостью. Словно в действительности не переживала за исход переговоров. Просто убивала время. А Игни вдруг понял, что чертовски плохо ее знал. Для него она всегда была «мелкой», «пигалицей», а в особенно неудачные дни еще и «козой». Досадный довесок к ненавистному Князеву. Так, путалась под ногами, строила из себя спасительницу князевской души. И всего остального тоже. Носилась с этим дурачьем, как с писаной торбой. С его болячками, дырявыми ботинками и вечными истинами… И чем только Антон заслужил подобную преданность?
В то время как он – преданности достойный – перебивался общепитовскими отходами и каждым своим появлением вызывал у нее на лице выражение вроде «я воспитанная, поэтому вслух ничего не скажу, но когда он уже, наконец-то, сдохнет?».
Чувак, ты, что, завидуешь?
Напрочь отвлекся от дискуссии, хотя она явно заслуживала внимания. Шанна продолжала упражняться в красноречии.
– Я понимаю, почему тебе так важен Игни. Но ты кое-чего не знаешь. Все это время у тебя под носом ошивается куда более сильная фигура… Тот, кто обнулил твоего обожаемого Ландера практически голыми руками.
Вон чего вспомнила. И глядит прямо на него. Смейся-смейся. Пользуйся безнаказанностью… Обожаемого Ландера все равно уже мало что задевает.
– Ты о том сумасшедшем? – Если она рассчитывала сыграть козырем, который приберегала, то Аримана он не впечатлил. – Виктор… как его там? Черт, забыл фамилию. Да ладно. И на кой он мне сдался? Совсем невменяемый.
– Кстати, он реально крут. «Снов» с одного удара валит, – неожиданно вставил Гил. И глянул на Эша, видимо, запоздало сообразив, что сболтнул лишнего. Но тот стоял с покерным фейсом, и Гил открыл карты: – Мы его на заречку кинули. Пусть зачищает, чего таланту пропадать…
– Эвона как.
Тут уж Ариман не усидел – вскочил и принялся вышагивать перед своими конвоирами, время от времени бросая на них испепеляющие взгляды.
– А я-то понять не могу, что за всплеск интереса к заречной части. То сторонились, мол, «сны» оттуда прут, как тараканы, – а то вдруг за руки не удержишь… Чего молчим, бойцы?
– Внемлем, – лениво откликнулся Эш.
– Мы с бабушкой сделаем все, чтобы вернуть ему рассудок, – снова перехватила инициативу Шанна. – Мы ведь не только калечить умеем, но и очень даже наоборот. Мое условие ты знаешь.
– Не мала условия ставить? – рыкнул Ариман, но тут же взял себя в руки и спокойно прибавил: – Хорошо. На минуту допустим, что ты меня убедила. Каким образом они вернутся в город?
– Мостом Будущих Мертвецов.
Галерка взволновалась. Эш, Идель и Гил столпились в углу и заговорили все разом. Ариман раскатисто захохотал, от избытка чувств хлопая себя по бедрам. Игни и Ника смотрели друг на друга молча. «Мне не нравятся будущие мертвецы», – прочитал он в ее взгляде. «А мне не нравится мост», – сказали ей его глаза.
– Я, кажется, понял. – Приступ веселья Аримана прекратился так же резко, как начался. Глава Предела снова сел и сложил руки на груди. – Они чем-то тебе насолили, и весь этот план – твоя изощренная месть.
– Соглашайся.
Ни подтвердила, ни опровергла.
– В конце концов… – Шанна неспешно выкладывала карту за картой, одновременно она собирала со стола грязную посуду и заваривала чай – настоящий, неслыханная роскошь по изнаночным меркам. – Что ты теряешь? Порядок будет восстановлен в любом случае. Останутся они живы или погибнут – для изнанки это не имеет никакого значения. Если хочешь, можем сделать ставки…
Судя по его заинтересованному виду, Ариман был готов сдаться. Несмотря на то, что все еще медлил с окончательным ответом.
– Есть одно «но», – заметил он. – Важное. Потому что это тоже касается Порядка.
Игни, которому от информации про мост заплохело окончательно, уже с трудом улавливал суть их беседы. Он устал подпирать стену, устал быть так далеко от Ники, устал заглушать чертову болтовню «сна» в голове. А самым поганым было почти забытое, но с ходу опознанное желание СПАТЬ. За всю свою вторую жизнь он ни разу его не испытывал. Здесь, на изнанке – тем более. И вдруг на тебе. Клонило так, что об остальном почти не думалось.
Встрепенулся только при звуке своего имени.
– Предположим… – Ариман снова углубился в область гипотетического. – Предположим, случится чудо, и Ландер пересечет Мост… Хм… Таким же, как прежде. Неживым. Примет ли его лицевая сторона? Или Хаос продолжится, только теперь вне зоны компетентности Предела? Возможно, таким образом мы поменяем гроб на домовину. В смысле, из плохого выберем худшее.
– Ты кое-чего не знаешь, – с лукавым видом сказала Шанна. – Никто не знает.
Она присела на край стола рядом с Ариманом и принялась по-детски болтать ногой, едва не задевая ботинком белоснежную полу его пиджака.
Гроб на домовину, подумал Игни. Это же про него и Нику… Черт, до чего спать хочется. Вспомнить бы еще, как с этим бороться… Живые литрами поглощают кофе. А неживые?
– Те, кто проходит через Мост, не остаются такими же, как прежде, – объявила Шанна.
Су-упер. Еще бы перестала все время повторять это слово.
«Он на мосту, где воды сонные бьют утомленно о быки, – обрадованно подхватил картавый голос «сна» внутри черепной коробки, – вздувает мысли потаенные мехами злобы и тоски…»
Да ты еще и поэт?
Это не я. Это Брюсов поэт. Пошли на мост. Здесь и так все ясно.
Отвали.
Ну, пойдем. Ну, пожалуйста.
Отвали, сказал.
– Моя бабушка только так и попадает на лицевую сторону, – пояснила красноволосая внучка. – И что? Порядок не возмущен, Хаос не ликует. Все потому, что, уходя в город, она становится живой, а возвращаясь на изнанку – умирает. И так каждый раз.
– Хитро! – присвистнул Ариман.
Игни тоже хотел, но его отвлекло внезапное покачивание пола под ногами. Странно – остальные даже не дрогнули. Керосинка и забытый всеми заварочный чайник тоже остались стоять, словно приклеенные.
«И на путь меж звезд морозных полечу я не с молитвой, – вдохновенно продекламировал голос, – полечу я мертвый, грозный…»
Это не про мост. Что, сдулся? Ты просто чертово трепло.
«С окровавленною бритвой…»
Фу, блин.
Амплитуда раскачивания пола нарастала плавно, как у качелей.
– Простите, я не очень поняла… Игни, что, оживет?
Ника. Сделай что-нибудь.
Чтобы не упасть, Игни обеими руками ухватился за стену. Только это оказался пол.
Скорбный, как у священника над усопшим, голос Аримана произнес совсем близко:
– Оживет. Если выживет.
* * *
Ему было ради чего возвращаться. В его возвращении был смысл.
Лежать в одежде под одеялом было противно до омерзения. Ощущение какой-то болезненности.
Еще и в ботинках. Полный, как говорит Шанна, ангст.
Игни сбросил с себя плед, сел и осмотрелся.
Похоже, это все-таки не Предел. По обстановке не разберешь, но там за окном была река, а здесь – пустырь и больше ничего.
Сама комнатушка – конура размером два на два метра. Матрас на полу – его спальное место. Рядом еще один такой же, пустая кружка и хлебные крошки.
Ника. Больше некому. Торчать тут и чаевничать – вполне в ее духе.
Воспоминание о Нике тонкой нитью потянуло за собой другие. Шанна. Ариман. То самое Будущих Мертвецов.
Черт, Игни… Весь разговор просохатил. Свалился, как школьница после первой в жизни рюмки коньяка.
И ни «Сайги», ни кистеней…
Последнее раздосадовало сильнее прочего.
Игни пнул мыском ботинка ни в чем не повинную дверь и вышел, заранее злющий от того, что кто-то осмелился прикоснуться к его вещам.
Ожидал увидеть нечто вроде коридора с рядами дверей по обеим сторонам, как в гостинице. Нет, по большому счету, ничего не ожидал, а уж тем более – оказаться в каком-то производственном помещении. Или морге. Промышленный морг – именно такое определение лучше всего подходило к тому, что он увидел вокруг.
Еще точнее, скотобойня.
Узкие длинные окна. Напротив – столы из оцинкованной стали. С потолка свисают крюки, каждый толщиной с руку. Кафель на полу и стенах. Утилитарная потребность. Проще мыть, гигиена опять же…
Хорош рассуждать. Сейчас здесь, в любом случае, уже не пачкают.
Игни скорым шагом пересек разделочный цех, вышел к лифтам. Дверь на улицу и еще одна, к лестничному пролету. Ступени, не истертые подошвами, а все равно словно старые…
Можно было бы дернуть Полупутем, но тело требовало движения. Хотя бы некоторое время.
Взбежал вверх по лестнице – да, вот оно! А то такое чувство, что как минимум месяц в постели провалялся.
Холодильники. Ванны для обмывки мяса. Бойлерные. Дверь с табличкой «Лабораторная» оказалась распахнута настежь.
Проходя мимо, Игни не удержался, заглянул.
И увидел ноги.
Прошел внутрь и с мрачным предчувствием уставился на неподвижно лежащую девушку.
Так вот как это выглядит со стороны. Вуаль.
Да как сон это выглядит. Незнакомка дышала. Ресницы подрагивали. Пальцы стискивали простыню. Кожа теплая…
Разница лишь в том, что в ее сознании нет сейчас ее самой.
Она далеко. На лицевой стороне города. Говорит чужими словами, в голове – чужие мысли. Ею движут чужие мотивы. Это, в общем-то, тоже жизнь.
Но чужая.
– Возвращайся, – сказал ей Игни, прекрасно понимая, что от воли девушки мало что зависит. Он знал это как никто другой. Но все равно повторил: – Возвращайся. Нечего там делать.
И вышел, аккуратно притворив за собою дверь.
Желание скакать по всему зданию как-то резко сошло на нет.
Игни нырнул в Полупуть. Отправился к Шанне. К Нике отчего-то побоялся.
Вдруг снова ничего не получится?
Буквально налетел на Шанну, стоящую возле окна с какими-то склянками в руках. Совсем забыл о негласном дверном правиле.
– Выспался? – Янтарные глаза красноволосой девушки, которую он уже не осмелился назвать бы мелкой, смотрели с неодобрением.
– Это от меня не зависит. – Надо же, ничего не поменялось! Тот же тон, то же напряжение в уголках губ. – Чем все закончилось?
– Вы с Никой свободны. Ариман не станет вас больше задерживать.
– Где он сам? Уже ушел? Я хотел бы сказать ему пару слов. Ну, поблагодарить…
– Ушел, ага. – Шанна повернулась к нему спиной и бубнила, склонясь над пробирками и колбами; позой и жестами она живо напомнила Игни свою зловещую бабушку. – Все ушли. Три дня назад.
– Три дня?
Три дня, которые он украл из жизни Ники.
– А как же…
– Пара часов, не больше. И те она торчала возле тебя, дурака, вместо того чтобы валить отсюда, пока еще осталось, кому валить.
К черту ее выговоры. Если Шанна захочет, он честно выслушает их когда-нибудь после.
Арсеника. Вторая душа. Такая же, как он. От нее тоже ничего не зависит.
Главное – не наговорить лишнего. Иначе потом сам же и пожалеет, убеждал себя Игни, снова уходя в Полупуть.
Первым, что он увидел, была его ременная амуниция, аккуратно висящая на спинке стула. Кистени лежали на том же стуле. Игни привычным жестом свернул цепи, не целясь, кинул оружие в чехлы за плечом. Карабин стоял у стены. Тяжесть того и другого несколько его отрезвила. Бессмысленная злость на весь мир преобразовалась в раздражение при виде той, что неподвижно сидела неподалеку.
Той, что украла чужое лицо и голос, а теперь делала вид, что все это принадлежит ей по праву.
Сама Арсеника явно услышала шум, но не повернула головы.
– Снова в строю, – констатировала она безразлично.
– Ты, вижу, тоже.
Нейтральное замечание, но оно ее задело.
– А что тебя так удивляет, вторая душа? – вспылила она. – Или не знаешь, как это бывает?
Игни не знал. Если бы вдобавок ко всему ему пришлось делить с Князевым одно тело, он бы избавился от этого самого тела в самом начале, в четырнадцать лет. Вздернул бы его на первом подходящем крюке.
– Я не хочу убивать эту девочку, – добавила Арсеника уже спокойней. – Да, я хотела жить. Но представляла себе эту жизнь… несколько по-другому.
– Не понимаю, как можно было добровольно желать такое. Себе и ей.
– Я не знала! – выкрикнула Арсеника. – Вообще не думала, что из этого что-то выйдет… Двоедушники – это же байки. Миф из книжек про сказочную нечисть. Чудесное спасение, ребенок, названный в честь спасителя… Глупости! Да и не собиралась я никого спасать… Меня саму спасать было впору. Я умирала. Знаешь, каково это – прощаться с жизнью в тридцать лет?
– Я, если что, в девятнадцать распрощался, – заметил Игни, но Арсеника словно его не услышала.
– Мне оставалось совсем немного, когда я встретила эту женщину. Она ждала ребенка – это мне соседка разболтала, что Бородина к ней в гости пришла, а сама только ложку в рот – и в туалет. Я запомнила. А Геля восхищалась моим именем и была так добра, что разрешила приходить к ней, когда захочу. И тогда я решила, что все подстрою. Вдруг сработает. Оставила у нее в квартире проклятый предмет. Куклу величиной с ладонь – специально ездила в город и купила у цыган. Спрятала в диване между подушками. Я честно не верила до последнего. А моя новая подруга начала угасать… я дождалась подходящего момента и пришла с предложением помощи. Забрала куклу, которую подложила. А взамен попросила о малости. Чтобы Геля назвала будущую дочь Арсеникой. Как меня… Но она не сдержала обещание. Как же я мучилась все эти годы в чертовой могиле…
– Знаю я эту историю глобального облома. Давай не будем тратить время.
– Дослушай. Первый раз об этом рассказываю. Камнем внутри лежит. Так вот, когда они с мужем поехали документы оформлять, я у Гельки за плечом стояла. Ну, думаю, сейчас все и произойдет. А она говорит: Ульяной запишем. Ульяной! И я ей на ухо напомнила о данном обещании. Она – за сердце. Глаза закатила и мужику своему, солдафону этому: Ника, Ника… А остальное неразборчиво. Пока за врачом бегали, папаша дочку Вероникой и записал.
– Очень. Трогательно. – Вот же нашла себе исповедника! – А ты, оказывается, та еще змея.
– Не задел. Если бы тебя звали ядом, какой была бы твоя жизнь? Притормози. Я не договорила.
Игни, который уже одной ногой стоял в Полупути, скрипнул зубами, но вернулся.
– Не бесись, пять минут все равно ничего не решат, – философски заметила Арсеника. Видимо, эмоции Игни слишком явно отразились на его лице. – Это касается нас обоих. Тебя и меня.
Теперь и эта считает, что они с ней образуют «мы», с легкой грустью подумал Игни. Однако Арсеника имела в виду другое.
– Если я пройду по Мосту вместо Ники, то меня ждет то же, что и тебя. Я смогу жить.
– Даже не надейся. – Почему-то раньше подобная мысль не приходила ему в голову. Но от самой вероятности кровь закипала.
– Жить в теле Ники…
– И не мечтай. – Рука непроизвольно потянулась к карабину. – Я вернусь вместе с ней. Или один.
– Ты слишком много на себя берешь, бывший Антон Ландер, бывшая вторая душа Ландер, бывший конвоир Ландер.
Вот же, ведьма!
– Ты меня услышала.
Надо было и вправду поторапливаться. Три дня. Три проклятых дня, которые он провел в беспамятстве на бесконечном пути к воображаемому мосту.
Теперь его ждал реальный.
– Игни, – прошептала вдруг Арсеника.
Нет, не Арсеника.
По-любому. Определенно.
– А когда ты видишь ее вместо меня, тебе тоже больно?
Кажется, Полупуть отменялся. На ближайшую пару часов так точно.
Он, может, и не решился бы, но Ника сама потянула к кровати. Напряженная, испуганная… Для нее это было впервые. И, возможно, в последний раз.
Оба помнили про время и не тратили его на то, чтобы снять одежду. Расстегнули молнии и несколько верхних пуговиц.
Ника смотрела. Даже когда он целовал ее и сам словно проваливался куда-то, где не было ничего, кроме вкуса ее губ, жара скользящих по спине ладоней и темноты под опущенными веками, она не закрывала глаза. Он знал это, потому что ловил ее взгляд всякий раз, когда ненадолго выныривал из их общего тепла, чтобы вдохнуть и нырнуть снова.
– Скажи, если будет слишком больно…
– Нет, – прижалась всем телом, словно испугалась, что он оттолкнет. – Нет.
Шире развела колени, подалась навстречу. Вздрогнула, когда впервые почувствовала его внутри. Он замер, позволяя ей переждать первую боль. Ника часто дышала и продолжала смотреть на него снизу вверх. Он, наоборот, почти перестал дышать. И тоже смотрел.
Ника. Маленькая дрожащая Ника. Гибнущая прямо сейчас.
Она дала понять, что готова продолжить. И нашла в себе силы улыбнуться припухшими от поцелуев губами.
Вместо того чтобы дать ей отдохнуть, он утомлял ее еще сильнее, но уже не смог бы остановиться, даже если бы она сказала «стоп».
Она так и не скажет. Будет терпеть до тех пор, пока резкая боль не превратится в сладкую, тянущую. Он поймет это, когда вместо поверхностных вдохов и выдохов она задышит глубоко и шумно, а привыкшая к изнаночной тишине комната наполнится стонами – робкими, потом все более крепнущими и нетерпеливыми.
Он спросит: «Как ты?» и она признается: «Почти…»
Это «почти» продлится еще несколько мучительно-приятных минут. Ника вытянется в струну, напряженная в ожидании неизбежного, повторит его имя и вдруг вскрикнет коротко и громче обычного, и он почувствует ее наслаждение. Каждый спазм ее тела отзовется в нем тоже.
И он позволит себе кричать вместе с ней.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.