Текст книги "Жнец у ворот"

27: Элиас

В течение двух недель я занят составлением плана. Мне нужно добиться от джиннов истины. В ближайшей деревне я могу купить почти все, что мне нужно. Остальное зависит от погоды которая наконец, мне в помощь. С востока приходят ранние летние бури, и штормовые ветры свищут над всеми Землями Ожидания.

Дождь может мне помочь. Я собираю дюжину ведер воды. К тому времени, как я переношу эти ведра к роще джиннов, ливень уже отмыл древесные листья до охристо-рыжего цвета.

Добравшись до рощи, я улыбаюсь, в ожидании, что джинны вот-вот явятся мучить меня. Давайте, дьяволы, приходите. Посмотрите на меня. Послушайте мои мысли. И содрогнитесь от того, что вас ждет.

Когда я миную первые деревья рощи, купол начинает дрожать. Все вокруг тихо, только в воздухе звенит напряжение, которое давит мне на плечи, будто я перехожу вброд полноводную реку в полном доспехе меченосца. Мешок соли, который я тащу на плечах, становится очень тяжелым. Но, когда я наконец сбрасываю мешок с плеч и начинаю сыпать вокруг деревьев соляные круги, джинны шевелятся и тихо ропщут из своих темниц.

Я достаю топор с остро заточенным лезвием и на пробу широко взмахиваю им в воздухе. А потом погружаю лезвие в ведро с дождевой водой – и с размаху всаживаю топор в ствол ближайшего дерева джиннов. От вопля, который наполняет рощу, у меня поднимаются волосы на шее, и одновременно я испытываю странное удовлетворение.

– Вы таите от меня свои секреты, – говорю я. – Я хочу их знать. Скажите мне правду, и я остановлюсь.

Глупец! Сруби наши деревья – и мы просто вырвемся наружу!

– Это ложь, – я говорю с ними голосом Маски, как если бы допрашивал узника. – Будь это так просто, вы бы давно подговорили своих дружков-ифритов вырубить вашу рощу.

Я снова окунаю лезвие топора в дождевую воду и по внезапному вдохновению присыпаю его солью. При моем следующем ударе джинны вопят так громко, что их криками сметает призраков, случайно оказавшихся поблизости. Когда я поднимаю топор для нового удара, джинны наконец начинают просить.

Остановись. Пожалуйста. Подойди ближе.

– Только попробуйте обмануть меня…

Если тебе нужны наши секреты, ты должен иметь силу их принять. Подойди.

Я захожу дальше в рощу, крепко сжимая топор. Мои башмаки скользят в грязи.

Еще ближе.

С каждым шагом идти все труднее, но я стараюсь продвигаться вперед, пока сопротивление воздуха не становится слишком сильным.

Тебе нравится быть в плену, Ловец Душ?

Неожиданно я понимаю, что не могу говорить, а еще – видеть и чувствовать. Единственным признаком того, что я еще жив, остается тяжелое биение моего сердца. Я пытаюсь бороться с оковами тьмы и безмолвия, бросаюсь всем своим существом на стены этой темницы, как мотылек, залетевший в кувшин. В панике я пытаюсь призывать Маута, но магия не отвечает мне.

А быть скованным тебе нравится?

– О преисподняя, что вы со мной сделали? – выдыхаю я.

Смотри сам, Элиас Витуриас. Ты хотел узнать наши секреты. Они перед тобой.

Оковы внезапно спадают с меня. Деревья передо мной истончаются, земля поднимается, как морская волна. Эта волна затягивает меня – и я вижу себя на высоком холме, смотрящим на узкую долину, в которой течет Сумеречная Река.

И в этой долине я вижу десятки – нет, сотни – странных каменных строений. Это город, которого я никогда не видел. О нем никогда не упоминала Шэва. Он никогда не открывал себя передо мной на странной внутренней карте Земель Ожидания, которая находится у меня в душе. Город выглядит и ощущается совершенно заброшенным.

– Что это за место? – спрашиваю я.

В долину летит большая хищная птица, которая планирует под дождем. В когтях она держит какое-то маленькое извивающееся существо. Верхушки деревьев раскачиваются на ветру, как беспокойное море.

Это наш дом. В кои-то веки голоса джиннов звучат без злорадства. Наш единственный дом.

Маут тянет меня вперед, и я продвигаюсь сквозь пелену жары и высокие мокрые травы в сторону города, держа кинжал наготове.

Это место не похоже ни на один из городов, которые мне случалось видеть. Улицы его расположены концентрическими полукругами, в самом центре на берегу реки высится одно-единственное здание. Дома, мостовые – все здесь сделано из одного и того же странного черного камня. Он настолько черен, что я невольно наклоняюсь, чтобы прикоснуться к нему, пораженный глубиной его цвета.

Вскоре я убираю кинжал в ножны. Я видел достаточно кладбищ, чтобы сразу узнать особую атмосферу этого места. Здесь нет ни одной живой души. Даже призраков нет.

Хотел бы я исследовать каждую улочку этого города. Особенно меня притягивает огромное здание на берегу. Оно даже больше, чем императорский дворец в Антиуме, и в сто раз красивее. Каменные блоки соединяются друг с другом в такой безупречной симметрии, что понятно – это работа не человеческих рук.

Здесь нет ни колонн, ни орнаментов, ни куполов. Архитектура Империи, Маринна и кочевников отражает душу своих создателей. Города людей смеются и плачут, кричат и скалятся. А этот город – одна сплошная нота, чистая, совершенная нота пения. И он поет так могуче, что его пение почти разрывает мне сердце.

К главному зданию ведет невысокая лестница. Под моей рукой массивные двери раскрываются так легко, будто их петли были только что смазаны. Внутри сразу же вспыхивает три дюжины факелов, горящих голубым огнем.

Тут я замечаю, что стены, которые, казалось бы, сделаны из черного камня, вовсе не темные. Они отражают свет факелов, как вода отражает свет солнца, и вся комната приобретает глубокий сапфировый цвет. Хотя огромные окна открыты, шум шторма за стенами здесь едва слышится, как далекий ропот.

Я никак не могу разобраться, для чего предназначалось это здание. Его размеры говорят о том, что здесь должны были проходить большие собрания. Но в зале только одна длинная лавка, пересекающая его поперек.

Маут толкает меня вверх по лестнице, через длинную анфиладу залов – в другую комнату с большим окном. В ней стоит запах реки и дождя. От света факелов комната становится белой.

Я поднимаю руку, чтобы прикоснуться к стене. Стена оживает, на ней проявляются смутные образы. Отдергиваю руку – и образы исчезают.

Я быстро прикасаюсь к стене снова и вглядываюсь в картины. Сначала я не могу понять, что на них изображено. Какие-то животные играют друг с другом. Листья кружатся на ветру. Дупла на деревьях обращаются в улыбающиеся лица. Эти образы напоминают мне Маму Рилу, я будто слышу ее голос, когда она рассказывает сказку. И тогда я понимаю: все эти картины – сказки для детей. Здесь жили дети, но не человеческие.

Наш дом, – сказали джинны. Значит, здесь была детская для маленьких джиннов.

Я прохожу из комнаты в комнату, поднимаюсь по лестницам на самый верх здания и останавливаюсь в круглой беседке на крыше, откуда открывается вид на город и реку.

Когда я касаюсь стен, в них снова всплывают образы. На этот раз это картины, изображающие разные виды города. В окнах колышутся занавески из оранжевого, желтого и зеленого шелка. На клумбах растут цветы, похожие на драгоценные камни. Гул радостных голосов напоминает о минувших счастливых временах.

По городу ходят его жители, одетые в дымно-черные одежды. Я различаю женщину с темной кожей и кудрявыми волосами, похожую на Декса. У другой – бледная кожа и светлые прямые волосы, как у Кровавого Сорокопута. Некоторые прохожие худощавы, другие – более полные, как Мама Рила до того, как попала в руки Империи. Но каждый прохожий движется с особой грацией, которую я до этого видел только в движениях Шэвы.

Никто из жителей города не идет в одиночку. Каждый окружен призраками.

Я замечаю мужчину с рыжими волосами и таким прекрасным лицом, что оно завораживает даже меня. Он окружен призраками детей и постоянно говорит с ними ласково, с любовью, которая пронизывает все его существо.

Я не различаю слов, но интонации ни с чем не спутать. В его речи звучит бесконечная любовь к призракам. Не осуждение, гнев или желание что-то выведать… И призраки, окружающие его, один за другим входят в реку – спокойные и умиротворенные, не задерживаясь долго на берегу.

Неужели это, в конце концов, и есть секрет работы Шэвы? Я просто должен давать призракам свою любовь, и она поможет им совершить переход? Не может быть. Это же противоречит всему, что она говорила мне о подавлении чувств!

Однако здешние призраки так спокойны! Даже более спокойны, чем они были при жизни Шэвы. Я не чувствую атмосферы страдания, которая всегда присутствует в Землях Ожидания. А еще призраков куда меньше. Небольшими группами они послушно следуют за созданиями в черном.

А одинокого Ловца Душ они постоянно осаждают десятками… нет, сотнями.

Из домов выходят новые жители, чьи тела похожи формой на человеческие, но состоят из черно-красного пламени, свободного и прекрасного. Я вижу детей, которые из подобия человеческих превращаются во всполохи пламени – и обратно, со скоростью трепетания птичьих крыльев.

Когда Ловцы Душ и их призрачные эскорты проходят мимо, остальные джинны расступаются перед ними и почтительно кланяются. Дети смотрят на Ловцов издалека, раскрывая рты. Они шепчутся между собой, и их поведение напоминает мне то, как ведут себя дети меченосцев, когда мимо них проходит Маска. Здесь и благоговейный страх, и уважение, и зависть.

Ловцы Душ не изолированы от прочих. Они разговаривают с другими, обмениваются репликами. Женщина-ловец улыбается пробегающему мимо ребенку, который на миг превращается в язычок пламени, а потом опять в человека, и в это время взрослый джинн ловит его за рукав. У них есть семьи, супруги, дети.

Перед моими глазами вспыхивает образ Лайи: мы с ней вместе, у нас общий дом, семья… Возможно ли такое чудо?

Образ города начинает колебаться. Одна картинка сменяется другой. Джинны обращаются в панораму своей долины, над которой поднимаются флаги наступающего войска. На зеленых флагах виден герб – пурпурное перо и раскрытая книга: символ Империи Книжников до ее падения.

Образы быстро сменяют друг друга. Молодой король человеческой расы въезжает в город со своим эскортом. Рыжеволосый джинн приветствует его, темнокожая женщина-джинн стоит с ним рядом, у ног замерли двое пламенеющих детей. Рыжеволосый увенчан короной, но явно тяготится ею, будто не считает себя предназначенным для нее.

Наконец я узнаю его. Цвет волос изменился, как и тело, но что-то в манере держаться выдает его. Это Безымянный Король. Он же – Князь Тьмы.

С обеих сторон от короля и королевы стоят двое одетых в пламя джинна-телохранителя с серпами из черного алмаза. Несмотря на то, что они сейчас не в человекоподобной форме, я узнаю телохранительницу, стоящую рядом с детьми. Это Шэва. Она с восторгом смотрит на Книжников, и он это замечает.

Образы меняются все быстрее. Король-книжник сперва лестью, потом обманом, а затем и угрозами пытается выведать секреты джиннов. Князь Тьмы отказывает ему, но книжник не сдается.

Шэва встречается с этим книжником в покоях, отведенных ему королем джиннов. Проходит всего несколько недель, и они становятся друзьями. Король смеется вместе с ней, внимательно слушает ее рассказы. Его план – сделать все, чтобы Шэва-телохранитель влюбилась в него.

Предчувствие беды все нарастает, становясь плотным, как грязь. Князь Тьмы бродит по улицам собственного города, когда остальные спят, ищет источник опасности. Когда его жена пытается поговорить с ним, он только улыбается. Дети приходят поиграть – он смеется. Их беспокойство утихает, но его страх только растет.

Шэва встречается с королем книжников на поляне за городом. Своими манерами он мне кого-то напоминает, но я никак не могу понять, кого именно… Образ колеблется на грани моего сознания. Шэва и книжник ссорятся, спорят друг с другом. Он пытается ее успокоить, что-то ей обещает. Даже с расстояния тысячи лет я вижу, что свое обещание он собирается нарушить.

Трижды сменяется луна, и книжники наносят удар, сталью и огнем уничтожая Сумеречный Лес.

Джинны легко отбивают их атаку, но они очень удивлены. Они не ожидали такого поворота событий и не в силах этого понять. Да, им известно, что людям нужна сила джиннов. Но зачем вам наша сила, если мы сохраняем равновесие мира? Зачем она вам, ведь мы заботимся о духах ваших умерших? Это джинны переправляют их дальше, поэтому призраки не тревожат и не преследуют человеческий род.

Тем временем в город прибывают новые призраки. Но джинны заняты, они должны вести войну. В городе недостаточно Ловцов Душ, чтобы позаботиться о вновь прибывших. Вынужденные ждать, призраки страдают, начинают плакать и жаловаться. Стоны их разносятся повсюду. Король джиннов встречается с повелителями ифритов, а в это время книжники наносят новый удар. Пламенные дети короля отосланы подальше из города вместе с остальными малышами, они горько плачут, расставаясь с родителями.

Новый образ показывает, как дети джиннов скрываются в Лесу.

Ох, нет! Только не это! Я хочу оторвать руку от стены, остановить калейдоскоп картин. Детям грозит опасность, она подступает все ближе. Я слышу треск ветки, вижу тень, крадущуюся среди деревьев. А дети – ростом по пояс взрослому, сверкающие язычки пламени – движутся в сторону леса. Они ничего не подозревают. Их свет озаряет стволы деревьев, листья и травы особым сиянием, глубокой магией духов, делающей прекрасным все, к чему они прикасаются. Их тихие голоса звучат, как небесные колокольчики. Они похожи на отважные и ясные блуждающие огоньки в холодной ночи.

Внезапно на мир опускается тишина. Нет! Стойте! Вы идете прямо в засаду! Защитите их! Кто-нибудь! – я хочу закричать, разбудить охрану. Из-за деревьев встают воины-люди, вооруженные мечами, сверкающими каплями летнего дождя.

Огненные дети сбиваются в стайку, перепуганные, жмутся друг к другу. Когда они собираются вместе, их пламя светит еще ярче.

А потом это пламя гаснет.

Я больше не могу этого видеть. Я уже знаю, что произошло. Шэва отдала Звезду королю-книжнику. С ее помощью он и его колдуны смогли поместить джиннов в заточение.

Теперь ты видел, Элиас Витуриус? – спрашивают меня джинны.

– Так это мы уничтожили вас, – выдыхаю я.

Нет, вы уничтожили самих себя. На протяжении тысячи лет у вас оставался всего один Ловец Душ. Но Шэва хотя бы была джинном. Магия была ее врожденной способностью. И все же призраки скапливались в Землях Ожидания – ты видел, как ей приходилось нелегко. Но в тебе совсем нет магии. Как может бездарный смертный справиться с тем, с чем едва справлялась джинн? Призраки давят на границу, как скопившаяся вода давит на плотину. И плотина непременно прорвется, потому что тебе не под силу переправлять призраков достаточно быстро. Ты обречен.

В кои-то веки джинны не лгут. Сейчас им это не нужно. И правдивость их слов особенно ужасает меня.

28: Кровавый Сорокопут

Я просыпаюсь в своей постели в Навиуме посреди ночи.

– Побережье! – я сама не заметила, что говорю это вслух, пока не услышала какой-то звук в комнате. Это Авитас, который несет стражу в дверях моей комнаты, внезапно пробуждается от звука моего голоса и сразу же обнажает меч.

– Ну и стражник из тебя, – хмыкаю я. – Ты же почти сразу заснул.

– Прости, Сорокопут, – отзывается он сдавленным голосом. – Виноват. Мне нет оправданий…

Я закатываю глаза.

– Полно тебе, я просто пошутила.

Я спускаю ноги с кровати и ищу штаны. Авитас, покраснев, отворачивается к стене и стучит пальцами по рукояти меча.

– Капитан, что с тобой? Ты что, до сих пор не видел никого из собратьев-солдат голым?

Долгая пауза, потом смешок, весьма смущенный. Он заставляет меня почувствовать себя… странно. Как будто Авитас собрался поделиться со мной своим секретом, и я должна подойти ближе, чтобы его расслышать.

– Нет, Кровавый Сорокопут, таких солдат, как ты, – еще никогда…

Щеки мои загораются, я приоткрываю рот, чтобы ответить ему… но молчу. Небеса, как хорошо, что он не может толком разглядеть меня – красную, как помидор, и разевающую рот, как рыба, выброшенная на берег! Не веди себя так глупо, Сорокопут. Я натягиваю штаны, набрасываю рубашку и берусь за доспех, стараясь преодолеть смущение. В Блэклифе я то и дело видела обнаженными всех своих товарищей – Декса, Фариса, Элиаса – и бровью не вела. И сейчас не собираюсь унижаться перед капитаном, краснея, как глупая девчонка.

– Я иду на побережье, – говорю я, надевая наручи и кривясь от боли в животе. – Мне нужно проверить…

Впрочем, я не хочу говорить, что именно собираюсь проверить. Не хватало еще опозориться в случае, если я ошибаюсь.

– Ты не хочешь сначала объяснить мне вот это? – Харпер указывает на мой раненый живот. А, вот оно что. Он видел, как я исцелила себя. Он слышал, что мне говорил Князь Тьмы.

– Не хочу.

– Сильвиус, доктор, пришел осмотреть тебя, когда за ним прибежал Декс. Я его не пустил. Сказал, что Декс преувеличил тяжесть твоей раны. Но перед уходом доктор упомянул, что состояние раненых детей в особняке Аквилла чудесным образом улучшилось за очень короткое время, – Харпер на миг умолкает, ожидая ответа, но я молчу, и он огорченно вздыхает. – Я твой заместитель и телохранитель, Сорокопут, но я не знаю твоих секретов. И я не смогу защитить тебя, если другие узнают их прежде меня.

– Мне не нужна защита.

– Ты – второе после Императора лицо в Империи, – говорит он. – Тебе может быть не нужна защита только в одном случае – если никто не воспринимает тебя как угрозу. Потребность в защите – это не слабость, Сорокопут. А вот недоверять своим союзникам – настоящая слабость. – Голос Харпера слишком взволнованный, лишенный обычной бесстрастности Маски. Сейчас его слова хлещут, как кнут, и я смотрю на него с изумлением.

Заткнись и выметайся. У меня нет на тебя времени. – Я с трудом успеваю остановить себя. С моих губ едва не сорвались подобные слова. Харпер прав.

– Это долгая история. Лучше сядь, – говорю я ему.

Когда я заканчиваю рассказывать о своей магии, об ифрите и исцелении Элиаса, а потом – Лайи, обо всем, что было потом, – он выглядит очень задумчивым. Я жду, что он начнет задавать вопросы, чтобы узнать все подробности.

Но он просто говорит:

– От меня об этом никто не узнает. Пока ты сама не будешь готова рассказать. А сейчас… сейчас, ты говорила, ты собиралась на побережье?

Я удивлена, что он так быстро сменил тему, но и благодарна ему за это.

– В юности я слышала одну историю, – говорю я. – О Князе Тьмы, джинне, чей народ пленили книжники. Он ждал тысячу лет, чтобы отомстить им за свой народ.

– И это имеет к нам отношение, потому что…

– Что, если надвигается война? Не очередная разборка с карконами, а настоящая, большая война? – Я не могу передать то чувство, которое испытала, когда со мной говорила об этом Кухарка. Тогда у меня пробежал мороз по коже. Ее слова несли в себе правду. Я снова вспоминаю слова Квина о Князе Тьмы: «Чего добивается он, что ему нужно? Может ли она дать ему то, что он хочет? Какими путями Комендант способна добиться согласия Отцов кланов на то, чтобы этот вонючий Гримарр разорял беднейшие районы города?»

– Ты сам слышал Князя Тьмы. Комендант ему не союзница, не товарищ. Она – его слуга. Если он хочет войны с книжниками, то просто использует ее как орудие для достижения цели. Она уже уничтожила книжников Империи, а теперь охотится за теми, кто успел убежать.

– Убежать в Маринн, – кивает Харпер. – Но чтобы справиться с мореходами, ей потребуется флот. Их военному флоту нет равных.

– Именно, – я мычу сквозь зубы от боли, пытаясь закрепить доспех, и Авитас мгновенно оказывается рядом и осторожно застегивает пряжки за меня. – Одно смущает – Керис никогда не стала бы помогать Князю Тьмы из соображений верности. Ты же слышал Квина – она верна только себе самой. Значит, он должен был что-то предложить ей взамен, в уплату за службу.

– Может быть, Империю, – предполагает Харпер. – Трон. Хотя, если бы он стремился занять трон, зачем он тогда оставил тебя в живых?

Я качаю головой. Я сама ничего не понимаю.

– Мне нужно на побережье, – говорю я. – Потом объясню, зачем. Пока принеси мне отчеты о финансах Отцов кланов. А еще передай плебеям информацию о госпиталях и убежищах. Нужно открыть еще несколько убежищ, воспользуйся помощью наших союзников. Если понадобится, займись реквизицией частных домов. И помни, над каждым убежищем для лишившихся дома плебеев должно виться два флага – Императора и Сорокопута. Если я не ошибаюсь, совсем скоро нам понадобится поддержка плебеев.

Я снимаю с крючка темный плащ, накидываю на голову шарф и выхожу из комнаты. Все мои чувства обострены. Меня зовет боль плебеев, сейчас размещенных в казармах, их раны ждут меня как целительницу. Но я игнорирую этот призыв. Сегодня ночью мне необходимо заняться совсем другой магией.

Хотя я обычно добираюсь до города подземными туннелями, сейчас выбираю улицы Навиума. Комендант повсюду расставила патрули на случай внезапного вторжения карконов. Хотя до побережья от казарм всего две мили, я иду вдвое дольше, чем обычно. Я постоянно сворачиваю, следя, чтобы за мной не было хвоста.

Когда наконец я добираюсь до прибрежной полосы, то тут же замечаю часовых. Большинство из них прячется в низких скалистых утесах вдоль линии берега, за которым тянется полоса песка. Патрули стоят и на самом пляже.

Ясно, что солдаты поставлены здесь, чтобы Гримарр не мог незаметно осуществить вылазку на берег. Но будь причина только в этом, Комендант не прислала бы сюда такое множество людей. Нет, тут кроется что-то еще. Комендант знает, что я выжила.

Я выскальзываю из тени прибрежной хижины и быстро перебегаю к низкому амбару чуть выше меня самой. Скрывшись за его стеной, я вынимаю платок и покрываю маску грязью из коробочки, которую принесла с собой. А потом быстро перебегаю к сарайчику, который еще ближе к берегу.

Теперь, когда я почти у цели, то вижу, что никакого способа добраться до берега незамеченной нет. Если, конечно, не отвлечь как-то часовых. О небеса, вот незадача!

Как мне сейчас не хватает Элиаса! Он может сделать невыполнимую миссию выполнимой. Каким-то образом ему удавалось всех обвести вокруг пальца, задача решалась легко и просто. Я помню, что меня это одновременно и раздражало, и вдохновляло.

Но Элиаса здесь нет. А быть схваченной патрулями Коменданта – слишком большой риск. Злая и разочарованная, я собираюсь возвращаться, и тут за моей спиной вырастает тень. Я успеваю наполовину выхватить из ножен меч, но сильная рука зажимает мне рот. Я кусаю ее и бью своего противника локтем под дых. Он кряхтит от боли, но старается не шуметь, чтобы не услышали люди Коменданта. Запах кедра и корицы.

– Харпер? – шепчу я.

– Проклятье, Сорокопут, – выдыхает он в ответ. – У тебя очень острые локти.

– Ты идиот, – какая досада, что я вынуждена шептать. С каким удовольствием я бы как следует на него наорала! – Какого черта ты здесь делаешь? Я приказывала тебе…

– Я передал твои приказы Дексу. – В голосе Харпера звучит что-то вроде извинения, но этого недостаточно, чтобы моя ярость улеглась. – Сорокопут, это работа для двух Масок, а не для одной. Может, сделаем ее раньше, чем нас обнаружат?

Проклятье! Он раздражает меня все сильнее. Особенно потому, что он, похоже, прав. В очередной раз. Я напоследок ударяю Харпера локтем в живот, понимая, что это выглядит детской местью. Но испытываю удовлетворение, когда он охает от боли.

– Ладно, иди, отвлеки этих дураков, – приказываю я, кивая на ближайший патруль из нескольких солдат. – И сделай это как следует. Раз уж ты здесь, помоги мне.

Он бесшумно исчезает. И уже через полчаса я выбираюсь на прибрежную песчаную полосу, чтобы увидеть то, что хотела увидеть. С Харпером мы встречаемся в условленном месте. Попытка обмануть солдат и заставив их думать, что началась карконская вылазка, немного утомила его.

– Ну что? – спрашивает он меня.

Я качаю головой. Сама не знаю, торжествовать мне или испытывать ужас.

– Добудь мне лошадь как можно скорее, – говорю я. – Мне нужно срочно кое с кем встретиться. И придумать способ связаться с Квином. – Я оглядываю побережье, все еще покрытое обломками утонувшей флотилии. – Если все так плохо, как я думаю, нам понадобится любая помощь.

* * *

Прошел уже месяц с момента моего появления в городе. Через неделю после того, как меня едва не убили на темной улице Навиума, Гримарр наконец решается на финальную вылазку. Нападает он в полдень. Карконские паруса видны неподалеку от берега, и барабаны восточной сторожевой башни начинают бить тревогу, оповещая о самом худшем. Маленькие штурмовые лодки Гримарра начинают переправлять его армию к Навиуму. Припасы карконской армии подошли к концу – Керис обрезала все поставки провизии. Он устал ждать, изголодался и разозлился и теперь желает взять город.

Катапульты Навиума непрерывно мечут огонь и камни, но это недостаточная защита от сотен боевых кораблей, которые в ответ обстреливают город. Комендант с Острова приказывает разместить две с половиной тысячи солдат в руинах юго-восточного предместья, где ожидается высадка карконов. По большей части это отряды ополченцев, как говорит мне Декс. Плебеи – верные защитники своих семей – обречены на гибель, если мой план не сработает.

Декс находит меня во дворе казарм Черной Гвардии. Плебеи, которым мы предоставили там убежище, очень взволнованы. У многих родственники в ополчении, и сегодня им предстоит встретиться с Гримарром и его ордой в бою. Все они лишились домов и имущества. С каждой секундой надежда на то, что они сумеют вернуть это, слабеет.

– Мы готовы, Сорокопут, – говорит Декс.

По моему приказу две дюжины людей, не умеющих ничего, кроме как подчиняться приказам, будут убиты. Вестовые, часовые на сторожевых башнях, барабанщики, передающие приказы… Если мы хотим победить Гримарра, надо сначала обезвредить Коменданта. А это означает – перерезать ее линии сообщения. Другого способа нет. После того, как барабанщики умолкнут навеки, у нас будет всего несколько минут на осуществление своего плана. И этот план должен сработать.

«Хочешь низложить ее? Для этого сначала надо стать такой, как она».

Я отдаю Дексу приказ, и он исчезает. За ним следует отряд в двадцать человек. Несколькими секундами позже прибывает Авитас со свитком. Я беру его и узнаю печать Керис Витурии. Литера К ясно видна и плебеям, окружающим меня. Новости распространяются быстро. Итак, Керис Витурия, комендант города, женщина, из-за которой сгорели плебейские предместья Навиума, послала Кровавому Сорокопуту и ее Черной Гвардии письмо.

В глубине души я благодарю Кухарку, где бы она сейчас ни была. Это она добыла для меня печать, рискуя жизнью. И передала печать мне вместе с посланием: «Что бы ты там ни задумала, пусть это сработает, потому что если она нанесет ответный удар, он будет жестоким. И придется туда, где ты менее всего ожидаешь и где будет больнее всего».

Я открываю письмо – на самом деле это пустой лист пергамента – и притворяюсь, что читаю его, а потом бросаю свиток в ближайший костер, будто бы придя в ярость.

Плебеи наблюдают за мной с растущей тревогой. Я почти преуспела. Почти готово. Эти люди – сухой хворост, который только и ждет искры огня. Я готовила их к этому моменту всю неделю, рассказывая истории про Коменданта, которая пирует вместе с Отцами патрициев, пока плебеи страдают от голода. Поползли слухи, что Керис Витурия хочет захватить корабли карконов и создать из них торговый флот. Поэтому Отцы позволят безжалостному Гримарру разгромить и юго-восточное предместье, лишь бы кварталы патрициев и торговцев остались целы. Все это ложь, но в ней есть доля правды, в которую легко поверить и которая легко возбуждает народный гнев.

– Я никогда не пойду на это, – заявляю я громко, чтобы все слышали. Я изображаю гнев, который быстро перерастает в настоящий. Для этого мне достаточно вспомнить преступления Керис – как она пожертвовала тысячами жизней только для того, чтобы получить корабли для войны, задуманной Князем Тьмы… Как она воспользовалась страхом и слабостью Отцов, которые всегда ставят свою жадность выше нужд народа… Она предательница, и то, что я сейчас делаю – первый шаг к ее низложению.

– Сорокопут, – Авитас отступает на шаг, играя свою роль с большим мастерством. – Но это же приказ. Приказ есть приказ.

– Не в этих обстоятельствах, – отвечаю я. – Она не может просто отсиживаться в башне – в башне, которую она украла у лучшего адмирала этого города – и думать, что мы не бросим ей вызов.

– У нас нет столько людей…

– Если вы собираетесь бросить вызов Керис Витурии, – вперед выступает наш провокатор из Черной Гвардии, как бы случайно оказавшийся в толпе и переодетый плебеем, – тогда позвольте мне пойти с вами. Мне есть, за что ей отомстить.

– И я пойду, – Из толпы выходят еще двое мужчин, один из клана Аквилла, другой из клана Атрия. Я смотрю на прочих плебеев. Ну же. Давайте.

– И я хочу пойти, – вперед выходит женщина – не из моих провокаторов, незнакомая, – в руках она держит дубинку. За ней выходят и другие. Молодая девушка, похожая на ее сестру. И еще один мужчина.

– И я пойду! И я! – из толпы слышится все больше голосов, люди заражаются возбуждением друг от друга, и, наконец, готовностью горит вся толпа. Это зеркальное отражение бунта, который замышляла Мама Рила, только на этот раз бунтующих возглавляю я.

Я разворачиваюсь, чтобы идти, и вижу, что Авитаса рядом нет. Он отправился за солдатами ополчения, которых уже заранее склонил на мою сторону, и за плебеями из других наших убежищ.

Возглавляемая мной толпа наполняет улицы, направляясь к Острову. Когда ко мне присоединяется Харпер со своими людьми, за нашими спинами – целое войско. Авитас идет рядом со мной, в одной руке он держит факел, в другой – обнаженный меч. Лицо его, вопреки обыкновению, горит гневом. Харпер родом из плебеев, но, как и все Маски, он умеет скрывать свои чувства. Я никогда не спрашивала его, что он испытывает при виде разгрома в предместьях плебеев.

– Не отвлекайся, Сорокопут, – слышу я его голос, и мне неприятно осознавать, что он читает мои мысли. – Твое чувство вины сейчас неважно. Ты разберешься с ним позже.

Когда мы наконец добираемся до моста на Остров, городская стража при нашем приближении смыкает ряды. Я иду прямо на них, и тут вперед из толпы бросается ополченец. Очень вовремя!

– Карконы уже атакуют сторожевые башни! – кричит он капитану стражи. – Позвольте мне пройти туда и умереть как герой! Или же продолжайте защищать ее и умрите как трусы.

– Нет нужды разыгрывать такой спектакль, Кровавый Сорокопут.

На той стороне моста распахиваются огромные деревянные ворота, ведущие в Башню Острова. В них появляется Комендант в сопровождении дюжины Отцов. Ее холодный голос дрожит от ярости. За спиной Керис Отцы в ужасе созерцают мечи, факелы и гневные лица толпы. Стража безмолвно расступается, и мы беспрепятственно проходим на мост.