Текст книги "Жнец у ворот"

52: Лайя

Кольцо не спешит истаять.

Я не позволяю себе даже взглянуть на него, пока не выбираюсь из казарм Черной Гвардии. Я прячусь в какую-то нишу возле конюшен, удачно избежав встречи с Императором Маркусом. Ребенок силен и здоров, сестра Кровавого Сорокопута тоже в порядке. Я на прощание шепнула ей на ухо рекомендации держать себя в чистоте, чтобы избежать заражения. Но она видела мое лицо перед тем, как вошел Маркус. И все поняла.

– Беги, – прошептала Императрица, когда я наклонилась к ней. – Возьми стопку полотенец, как будто хочешь отнести их на место.

Я сделала, как она сказала. И заодно прихватила кольца с края ванной. Это было проще простого. Никто даже не взглянул в мою сторону.

Я взяла оба кольца, не зная, какое из них кольцо Кровавого Сорокопута, а какое – фамильная реликвия клана Аквилла. И вот я останавливаюсь посреди пылающего Антиума и с надеждой рассматриваю их.

«Только призрак сможет уцелеть после побоища. Наследница Львицы да завладеет гордостью Мясника, тогда гордость истает как дым, и кровь семи поколений исчезнет из мира до того, как Король снова станет искать отмщения».

Кольцо должно было истаять, исчезнуть. Почему этого не произошло? Я надеваю его на палец. Но оно кажется обычным кольцом, плотно сидит на руке. От него нет таких ощущений, какие были у меня от браслета. Обычная полоска металла.

Я напрягаю разум, пытаясь вспомнить, не упустила ли я чего-нибудь в пророчестве. Может, следовало сделать что-то, чтобы кольцо истаяло? Например, бросить его в огонь или разрубить серрийским клинком? Я оглядываюсь в поисках оружия. Может быть, что-то есть у мертвого солдата.

Волосы у меня на голове поднимаются, и я сразу понимаю, что кто-то рядом. Это чувство за последние несколько месяцев стало привычным для меня.

На этот раз наблюдатель появляется сразу, не таясь.

– Прости меня, Лайя из Серры, – спокойно говорит мне Князь Тьмы, но скрытое насилие пульсирует в его голосе, прорываясь сквозь свист снарядов и крики умирающих. – Я просто хотел взглянуть на твое лицо в тот момент, когда ты осознаешь, что все твои труды, страдания и надежды были напрасны.

– Они не напрасны, – отвечаю я. Не может такого быть.

– Напрасны, – качает он головой, приближаясь ко мне. – Потому что предмет, который ты держишь в руке – вовсе не осколок Звезды.

– Ты лжешь.

– Лгу ли я? – Он стремительно преодолевает расстояние между нами и выхватывает оба кольца у меня из рук. Я кричу, но он просто сжимает их в кулаке и у меня на глазах раздавливает в порошок.

Нет. Невозможно…

Выражение любопытства на его лице даже хуже, чем если бы он просто злобно торжествовал.

– Каково это, Лайя из Серры, – спрашивает он, – узнать, что ты ничем не можешь остановить грядущую войну и разрушение? Войну, которая уничтожит весь твой народ.

Он играет со мной, как кошка с мышью.

– Зачем ты спас меня? – спрашиваю я. – Зачем отбросил от снаряда?

Он медлит с ответом, а потом передергивает плечами, как большой кот.

– Беги к своему брату, Лайя, – говорит он. – Найди корабль, который увезет вас обоих далеко отсюда. Поверь, тебе не стоит видеть то, что совсем скоро должно произойти.

– Ты же знаешь, каково это – уничтожить целый народ. Как мог ты хотеть этого для других, если сам испытал подобное?

– Книжники заслужили быть стертыми с лица земли.

– Ты и так уже уничтожил нас! – кричу я в отчаянии. Я с трудом борюсь с желанием ударить его по лицу. Мне не страшно, просто я понимаю, что этим сделаю и себе, и другим хуже. – Посмотри, во что превратились мы, книжники! Посмотри, чем мы стали! Мы просто ничто, никто. Мы – пыль под ногами. Посмотри… – голос мой срывается, – посмотри, что ты сделал со мной! Ты предал меня! Тебе что, не достаточно?

– Никогда не бывает достаточно! – Теперь он тоже разгневан, мои слова задели что-то такое в его душе, к чему он предпочел бы не прикасаться. – Делай, что я сказал, Лайя из Серры. Беги. Ты слышала пророчество Шэвы. Библиотека уже сгорела, прошлое сгинуло с ней. Мертвые восстали и убивают живых. «В крови придет в мир дитя живое» – в этом, похоже, ты сама поучаствовала. «Жемчужина треснет, холод придет», – он взмахом руки показывает на хаос и разруху вокруг нас.

Конечно, Антиум же называют Жемчужиной Империи.

– Пророчества джиннов всегда сбываются, – говорит он. – Я освобожу моих сородичей. И мы отомстим.

Я отступаю от него на шаг.

– Я тебя остановлю, – выговариваю я. – Я найду способ…

– Ты уже проиграла. – Он хватает меня за лицо обжигающими руками и притягивает к себе. Все, что я сейчас вижу, – это его сверкающие глаза под капюшоном, похожие на маленькие солнца, но я знаю, что он улыбается. – А теперь беги, дитя, – он отталкивает меня прочь. – Спасайся!

53: Элиас

Я и Маут – мы выслеживаем призраков, движущихся небольшими группами – и переправляем дальше. Их десятки, сотни, тысячи…

Крики гибнущих меченосцев звучат теперь издалека. Треск огня, пожирающего город, почти не слышен. Вопли детей и мирных жителей, страдающих и умирающих, теперь куда менее важны для меня, чем любой призрак, нуждающийся в моей помощи.

Когда мне наконец удается собрать всех беглых призраков, приходит время позаботиться о тех, кого вызвали и пленили карконы. Они используют для вызывания призраков и управления ими очень древнюю магию, но она мне знакома. Этой магии научил карконов или Князь Тьмы, или кто-то из его сородичей. Духи становятся прикованными к немногочисленной группе колдунов. Если перебить колдунов, любимцев карконских вождей, призраки будут освобождены.

Я ни секунды не раздумываю, убивать колдунов или нет. Для убийства мне даже не понадобится оружие, хотя оно при мне, в ножнах за спиной. Мне достаточно магии Маута, и я призываю ее с такой легкостью, как будто привычным движением вынимаю из ножен собственный меч. Мы с Маутом окружаем колдунов магией и выдавливаем из них жизнь. Они умирают один за другим. Наконец, на исходе дня, под бой барабанов, оповещающих, какие части города уже пали, я оказываюсь перед огромным зданием, которое мне отлично знакомо. Это казармы Черной гвардии.

Я ощупываю казармы магией в поисках призраков и не нахожу там никого. Но когда уже собираюсь уходить, вдруг замечаю смуглое лицо с золотыми глазами, черную косу.

Лайя.

Я тут же делаю шаг в ее сторону. Та часть меня, которая еще остается прежним Элиасом, тянется к ней, как всегда. Приближаясь к Лайе, я все время жду, что Маут потянет меня прочь или просто завладеет моим телом. Так было, когда я встретил Сорокопута. Но, хотя я чувствую присутствие Маута в своем разуме, он пока бездействует.

Лайя видит меня, и глаза ее расширяются.

– Элиас! – кричит она и кидается навстречу. Обнимает, всхлипывает, прижавшись ко мне. Мои руки сами собой поднимаются обнять ее, будто совершают привычное движение. Я чувствую нечто странное. Нет, не совсем…

Я ничего не чувствую.

– Это было не кольцо, – говорит она. – Я теперь даже не знаю, какой он, последний осколок Звезды. Но, может быть, у нас еще есть время это узнать. Ты поможешь мне?

«Конечно», – хочу ответить я.

– Нет, – сами собой говорят мои губы.

Глаза Лайи округляются от шока. А потом, как тогда в деревне мореходов, тело ее совершенно каменеет.

– Элиас.

Голос, звучащий у меня в голове, принадлежит не мне. Но и не джиннам.

– Ты знаешь меня?

– Нет… не знаю.

– Я долго ждал этого дня. Дня, когда ты наконец освободишься от последних нитей, связывающих тебя с миром живых.

– Маут? Это ты?

– Все то же самое, Элиас. Смотри.

Мое тело остается рядом с Лайей, застывшее во времени. Но моя душа переносится в место, которое я узнаю. Мне знакомо это болезненно-желтое небо, эти черные волны, в которых у самой поверхности кишат странные твари. Я видел это место однажды, когда Шэва спасла меня во время набега и унесла с собой.

Ко мне приближается размытая фигура, низко паря над водой, как и я. Я узнаю это создание. Это Маут.

– Привет тебе в моем измерении, Элиас Витуриус.

– Что это за проклятые небесами твари? – спрашиваю я, указывая на воду.

– Не думай о них сейчас, – говорит Маут. – О них мы поговорим в другой раз. А сейчас смотри.

Он взмахивает рукой – и передо мной разворачивается целый гобелен образов.

Сначала идут картины времен войны книжников и джиннов, потом, продолжая повествование во времени, в них вплетаются нити темноты, похожие на пролитые чернила. Я вижу, как преступления короля книжников – куда более многочисленные, чем я думал, – приводили к ужасным последствиям.

Я вижу истину – мир без джиннов лишен равновесия. Призвание джиннов было в том, чтобы сторожить врата между миром живых и миром мертвых. И никто другой, даже самый умелый Ловец Душ, не сможет заменить их. Заменить целую цивилизацию…

Они должны вернуться в мир, пусть даже это означает войну и разрушение. Потому что без джиннов призраки так и будут скапливаться, и рано или поздно – через пять лет или через пятьдесят – они снова совершат побег. И когда это случится, они разрушат мир живых.

– Почему бы тебе тогда не освободить джиннов, заставив их… забыть то, что с ними случилось?

– Мне для этого нужен проводник – существо из твоего мира, способное управлять моей силой. Но такая огромная сила, которая потребуется, чтобы восстановить целую цивилизацию, неминуемо уничтожит проводника, кого бы я ни выбрал – человека, рэйфа, джинна или ифрита.

Теперь я понимаю, что есть только один путь. Необходимо освободить джиннов. Но у их свободы есть своя цена.

– Лайя, – шепчу я. – Кровавый Сорокопут. Они… они пострадают от этого. Но…

– Ты смеешь ставить свою любовь превыше спасения человечества, дитя? – тихо спрашивает Маут. – Как ты можешь быть таким эгоистом?

– Почему Лайя и Сорокопут должны платить за то, что тысячу лет назад совершил один негодяй-книжник?

– Потому что за жадность и насилие всегда платят. Не всегда мы знаем, кому именно придется платить. Но к добру или нет – плата будет взята.

Я не могу предотвратить неминуемое. Не могу ничего изменить. Проклятье!

– Ты можешь дать тем, кого некогда любил, мир без призраков. Можешь выполнить свой долг. Ты дашь им шанс на выживание в той ужасной резне, которая неминуемо последует. И у них будет шанс победить.

– Но победа придет не сегодня.

– Не сегодня. Ты перерезал узы, связывавшие тебя с чужими людьми, друзьями, семьей, даже с возлюбленной. Теперь отдай себя мне, потому что таково твое предназначение. Это значение твоего имени, цель твоего существования. Время пришло.

Время пришло.

Я знаю, в какой миг все меняется. В миг, когда Маут соединяется со мной в совершенной полноте, так что теперь я не могу сказать, где кончается моя личность и начинается магия. Я снова возвращаюсь в свое тело, на улицу Антиума, к Лайе. Я возвращаюсь в тот самый момент времени, в который уходил, когда она попросила моей помощи, а я отказал ей.

Я смотрю на ее прекрасное лицо – и больше не вижу любимой женщины. Я вижу некое низшее существо. Существо, которое подвержено старению и медленно движется к своей смерти, как все люди. Я вижу смертную.

– Э… Элиас?

Эта женщина – Лайя – заговаривает со мной, и я отвечаю ей.

– Джинны играют в жизни мира важную роль, и их надлежит освободить. – Я стараюсь говорить мягче, потому что для смертной известие может оказаться страшным. – Мир нужно разбить, чтобы сотворить его вновь, – объясняю я, – иначе равновесие никогда не восстановится.

– Нет, – шепчет она. – Нет, Элиас! Мы же с тобой говорим о джиннах! Если они вырвутся на свободу…

– В одиночку я не могу удерживать равновесие мира, – поясняю я. Я и не ждал, что Лайя меня поймет, в конце концов, она всего лишь смертная. – Мир должен сгореть. А потом – восстать из пепла.

– Элиас, – она в ужасе. – Как ты можешь такое говорить?

– Уходи, – говорю я ей. – Я не желаю принимать тебя в Земли Ожидания. По крайней мере, не сейчас. Спеши, и пусть небеса будут к тебе благосклонны.

– Что за ужас сотворило с тобой это место? – кричит она. – Элиас, мне нужна твоя помощь! Ты нужен людям! Здесь тысячи книжников! Если мне не под силу найти Звезду, мне под силу хотя бы вывести их отсюда! Ты мог бы…

– Я должен вернуться в Земли Ожидания, – говорю я. – До встречи, Лайя из Серры.

Лайя хватает ладонями мое лицо, поворачивает к себе, вглядывается мне в глаза. В ней восстает какая-то тьма, похожая на безумие, но это не безумие. Это древняя сила, источник самой магии. И эта сила сейчас в гневе.

– Что ты с ним сделал? – обращается она к Мауту, будто знает, что он соединился со мной, и хочет заглянуть именно ему в глаза. – Отдай его обратно!

Из моего горла исходит голос, похожий на глубокий неземной гул. Меня словно бы отодвинули на окраину собственного разума, и я могу только наблюдать, как голова моя сама собой склоняется к плечу.

– Прости, дорогая, – говорит Маут моими устами. – Другого пути нет.

Я отстраняюсь от нее и разворачиваюсь к востоку, в сторону Сумеречного Леса. Через несколько мгновений я уже среди карконских войск, разоряющих город. Еще шаг – я миную их и спешу прочь от города, наконец-то слившись воедино с Маутом.

Хотя я знаю, что выполняю свой долг, какая-то частица меня прежнего еще жива и оглядывается на то, что я потерял навеки. Это очень странное ощущение.

– Это боль от утраты прежнего себя. Но она скоро угаснет, Бану аль-Маут. Тебе слишком много пришлось испытать за короткий срок, слишком многому научиться. Я и не ждал, что ты сразу придешь в порядок.

– Я… – Я с трудом подыскиваю нужное слово. – Мне больно.

– Отдавать себя всегда больно. Но эта боль не вечна.

– Почему я? – спрашиваю я наконец. – Почему мы должны меняться, а ты неизменен? Почему мы должны отдавать свою человечность, а не ты – приобретать нашу?

– Волны океана колеблются, а удел человека – плыть по волнам. Ветер дует, сильный и холодный, а удел человека – защищаться от ветра. Земля содрогается и трескается, поглощает и разрушает, а удел человека – ходить по земле. Так же и со смертью. Я просто не могу меняться, Элиас. Меняться – дело твое.

– Я больше не чувствую себя собой.

– Так и есть. Ты больше не ты. Ты – это я. А я – это ты. Поэтому мы сможем переправлять призраков и избавлять твой мир от их нападений.

Он умолкает, и Антиум скоро остается позади. Вскоре я забываю о войне. Забываю лицо девушки, которую любил. Я думаю только об одном – о своем предназначении.

Все идет так, как должно.

54: Лайя

Кухарка находит меня возле конюшен через несколько минут после того, как Элиас уходит. Я все еще гляжу ему вслед, не в силах поверить. Это совершенно другой Элиас, не тот, которого я видела всего две недели назад. Не Элиас, который вытащил меня из ада, куда поверг меня Князь Тьмы, и который говорил, что мы найдем какой-нибудь способ быть вместе.

А потом я вспоминаю его слова. «Если я покажусь тебе другим, ты только помни, что я тебя люблю. Что бы со мной ни случилось».

Небеса, что же случилось с ним? И что за сила пробудилась во мне и набросилась на него? Я думаю о том, что Князь Тьмы сказал мне в Адисе: «Ты не знаешь собственной темноты, той, что у тебя в сердце».

Не думай сейчас об Элиасе, Лайя. Разум мой работает лихорадочно. Город пал. Я проиграла. А рабы-книжники заперты здесь. Антиум окружен с трех сторон. Только северная часть города, растущая из горы Виденнс, не окружена карконами.

Именно там мы с Кухаркой вошли в город, и тем же путем отсюда выйдем. И выведем за собой книжников.

Я слишком хорошо знаю чувство, которое сейчас охватывает меня. Это ощущение полной беспомощности. Осознание, что все мои труды, все страдания ничего не значат. Все ложь. Мир жесток и беспощаден, и в нем нет ни любви, ни справедливости.

Я уже переживала это чувство, и вот теперь оно снова со мной. В этом мире – этом огненном аду, полном крови и безумия – справедливость существует только для тех, кто берет ее силой. Тот же, кто не из таких, от рождения проклят.

– Девочка, – окликает меня Кухарка с улицы. – Что с тобой случилось?

– В посольстве Маринна все еще пусто? – спрашиваю я, спеша за ней подальше от звуков битвы. – Карконы захватили тот квартал, или мы можем уйти прежним путем?

– Мы можем уйти.

– Хорошо, – отвечаю я. – Тогда мы соберем столько книжников, сколько сможем. Ты меня понимаешь? Я собираюсь отправлять их к тебе, а ты встречай их у посольства. И говори им, куда они должны идти.

– Карконы уже прорвались на второй уровень. Они дойдут до квартала посольства через несколько часов. И что ты тогда будешь делать? Нет, бежим со мной, и прямо сейчас. Пусть книжники сами думают, как им выбраться.

– Они не выберутся, – отвечаю я. – Потому что никакого другого пути нет. Мы окружены с трех сторон, а горного прохода они не знают.

– Тогда пусть им помогает кто-то другой.

– Нет никого другого! Есть только мы.

– Это дурацкая и опасная идея, – говорит Кухарка. – Мы обе из-за нее погибнем.

– Я у тебя никогда ничего не просила, – говорю я и хватаю ее за обе руки. Она морщится и пытается отдернуть руки, но я держу ее крепко. – У меня просто не было такой возможности. А теперь я прошу тебя – сделай это для меня. Пожалуйста. Я буду собирать их и отправлять к посольству. А ты выведи их из города.

Не дожидаясь ответа, я разворачиваюсь и бегу по улице, зная, что она не откажет мне после того, что я ей сказала.

Квартал книжников охвачен паникой. Люди лихорадочно собирают вещи, ищут своих родных, обсуждают, как бы выбраться из города. Я останавливаю девушку-подростка, которая бежит к главной площади. Она совсем молоденькая, на несколько лет младше меня.

– Куда все собрались? – спрашиваю я.

– Никто сам не знает! – кричит она. – Я не могу найти маму, а меченосцы все ушли. Наверное, идет эвакуация горожан, но нам ничего об этом не сказали!

– Меня зовут Лайя из Серры, – говорю я. – Карконы прорвали оборону. Они скоро будут здесь, но я могу помочь вам покинуть город. Ты знаешь, где находится посольство Маринна?

Она кивает, и я испускаю вздох облегчения.

– Тогда скажи всем, кого встретишь, всем книжникам, что они должны отправляться туда. У посольства Маринна вас будет ждать женщина со шрамами на лице. Она выведет вас из города. Скажи всем, чтобы не брали с собой вещи, не тратили время! Бегите сейчас же, бросайте все.

Девочка лихорадочно кивает и бросается прочь. Я ловлю еще одного книжника, парня примерно того же возраста, что и Дарин, и передаю ему то же самое послание. Каждому, кого я могу остановить и кто готов меня слушать, я говорю одно и то же – идите к посольству. Найдите женщину со шрамами. Некоторые узнают меня, когда я называю им свое имя, но звуки боя все приближаются, и никто не тратит время на расспросы. Мое послание распространяется по кварталу, и скоро я вижу поток книжников, которые покидают площадь.

Я молюсь небесам, чтобы весть достигла всех и каждого, а потом бегу в город. Девочка сказала правду. Единственные меченосцы, которых я встречаю по пути, это солдаты, и все они бегут туда, откуда слышатся звуки боя. Я думаю о караванах и повозках, которые мы с Кухаркой видели по пути в Антиум. Все богатые меченосцы, вся верхушка – они эвакуировались еще несколько недель назад. Бросили свою столицу и оставили умирать солдат, плебеев и книжников.

Я замечаю группу книжников, которые пытаются разбирать завалы под присмотром двух меченосцев. Солдаты особенно не следят за ними, слушая барабанные приказы. Они обсуждают эти приказы приглушенными тревожными голосами, понимая, что карконы движутся сюда. Я пользуюсь моментом, чтобы подобраться поближе к книжникам.

– Мы не можем просто взять и убежать, – пожилая книжница опасливо косится на меченосцев. – Они нас живо вернут обратно.

– Вы должны, – настаиваю я. – Если не убежите сейчас от них, скоро придется бежать от карконов, но тогда вам уже будет некуда идти.

Другая женщина из этой группы бросает свой заступ и бежит со всех ног. Ее пример – все, что нужно книжникам. Взрослые подхватывают на руки детей, остальные бросаются в разные стороны, и все они рассеиваются в разных направлениях раньше, чем меченосцы-охранники успевают понять, что происходит.

Я попросила книжников останавливать по пути всех соплеменников и передавать им мое послание. К тому времени, когда я добираюсь до Квартала иноземцев, мне встречаются сотни книжников, спешащих в сторону посольства.

На улицах, по которым я пробегаю, кипят бои. Небольшой отряд меченосцев-ополченцев сражается с группой карконов, превосходящей их по силе и численности. Хотя мечи варваров из скверной стали и ломаются под ударами клинков меченосцев, все равно ополченцев жестоко теснят. Если такое сейчас происходит по всему городу, то столица полностью перейдет в руки варваров как раз после заката.

Я уклоняюсь от боя, прячусь, бегу переулками. Когда я наконец добираюсь до посольства, то вижу, как к его дверям льется поток книжников. Я слышу легко узнаваемый хриплый голос Кухарки, которая коротко отдает приказы – спускайтесь по лестнице, дальше следуйте по туннелю.

– Ты как раз вовремя! – рявкает она при виде меня. – Давай, спускайся скорее. Несколько рабов знают дорогу. Быстро следуй за ними…

Но, взглянув мне в лицо, она понимает, что я не собираюсь уходить. По крайней мере, пока не закончу здесь все свои дела. Она издает стон отчаяния.

Тем временем прибывает все больше книжников. Среди них я вижу и меченосцев – большей частью плебеев, судя по одежде. Они последовали за толпой бегущих, совершенно верно рассудив, что, если так много книжников куда-то спешит, у них есть на то причина.

– Проклятье, девочка! – восклицает Кухарка. – Видишь, что ты наделала?

Я жестом приглашаю меченосцев присоединяться к нам.

– Я не собираюсь сообщать матери с ребенком на руках, что ей здесь не место и ее не возьмут с собой, – огрызаюсь я. – И мне плевать, из книжников она или из меченосцев. А тебе не плевать?

– Ад тебя побери, девочка, – рычит Кухарка. – Ты такая же, как твой от… – она запинается на этом слове и в отчаянии отворачивается. – Шевелитесь, слизняки! – кричит она, срывая свой гнев на толпе беженцев. – За вами там еще сотни человек, и они хотят жить не меньше вашего!

Подгоняемые криками Кухарки, книжники один за другим спускаются в туннели. Посольство постепенно пустеет, но недостаточно быстро. Карконы тем временем приближаются, заполняют ближайшие улицы. Меченосцы не могут сдержать их напор.

Оглядываясь на улицу, я вижу отступающий отряд ополченцев. Они забрызганы кровью, изранены. Брызги крови красят воздух вокруг них в алый цвет. И несмотря на то, что я считаю Империю злом, глаза мои наполняются слезами. Я никогда, никогда не увижу смысла в ужасах войны, даже когда на ней гибнут мои враги.

– Время идти, девочка, – за моим плечом возникает Кухарка и толкает меня к ступеням подвала. Я не протестую. Без сомнения, в городе еще могли остаться книжники, но я сделала, что могла.

– Помоги мне кое с чем, – она закрывает за нашими спинами решетку подвала, напрягая мускулы. Наверху слышится звон стекла, грубые крики карконов.

Кухарка возится с чем-то в дверях – и наконец вытаскивает предмет, напоминающий огромный свечной фитиль. Через мгновение его конец вспыхивает.

– А теперь прячься! – кричит она, и мы несемся ко входу в туннель и захлопываем за собой ворота за мгновение до того, как земля содрогается. В туннеле отдается гулкое эхо взрыва, с потолка сыплется пыль, и несколько минут я дрожу от страха, что сейчас он обрушится нам на головы. Но потом пыль оседает, гром утихает. Своды выдержали удар, и я оборачиваюсь к Кухарке.

– Это взрывчатка? Но где ты ее взяла?

– У меченосцев на складе, – отзывается та. – Маленькие друзья Мусы показали мне, где ее найти. Все, девочка, дело сделано, вход в туннель обрушен. И что теперь?

– Теперь, – говорю я, – мы убираемся наконец из этого проклятого города.